Вместе - читать онлайн

Лесные просеки! И не топор ходил,

А солнце здесь лучами – для себя дороги:

И зной, и хвоя – запах храмовых стропил,

Дух земляники, и цветов, и трав премногих.

Я вспоминаю море – сосны и песок,

Бескрайнее пространство – вижу царство солнца,

И льются волны света, после их отток…

На юге – свет меж скал. И конь – ввысь мчащий горца!

Коль солнце чуть к воде – слепит, как сталь клинка.

А утренней заре дано свободно литься…

Но луч стрелой – пронзает воздух вмиг, наверняка!

И света вволю – к небу весь простор стремится.

Расщелины иль просеки – так свет сквозь тьму.

В неистовой борьбе несутся дни и ночи,

Порядок Времени отбросил кутерьму:

Свет вместе с тьмой! Союз противоборства прочен.

Сегодня дождь, и носит лёгкий ветер

Любимый запах свежести земли,

Весенним кажется он мне приветом

Тех дней далёких, что давно ушли.

Рассветный сумрак… И проснулось утро,

И серость пробудило суеты,

И мне, как призрак, видится лишь утлый

Плывущий чёлн, без цели и мечты.

Но дождь – живительный, и запах – терпкий

Весенней почвы… Словно детский сон!

И воскресаю, возрождённый смертный,

В заботы жизни властно погружён.

А ветер свежестью морской насыщен,

Садовых роз уж завязался цвет,

Нет зимней слабости, мы снова ищем

Не проблеска, а только полный свет.

Ещё февраль, и яркой нет лазури,

Снег – хлопьями, и пелена кругом.

И звуки в скучной белизне уснули,

Луч робкий солнца – чуть, едва, ничком…

А мы на лыжах в лес. Там сосны, ели,

Их лапы держат грузный, рыхлый снег.

Вдруг свет пучком! Он рвётся к цели —

Вверх, вниз? Извечна тайна – света бег:

Готова я схватить в объятья землю,

Снег растопить и волю дать весне?

А как хорош февраль! Я не приемлю

Размах весны, зимой уютно мне:

Мой дом в тепле, и мир вокруг – понятен,

А пыл весны нелеп, хоть и понятен!

Понятен? В феврале шумят метели,

И всё вверх дном и ходит ходуном!

С штормами в спорах! Не достигнув цели,

Забытые, бесславно мы уйдём!

С зимой расставаться не хочет февраль,

Но жаждет и алчет весны приближенья!

Он в вихрях конца, раскалённый, как сталь!

В противостоянье – его откровенье!

Кавказ. Альпийские луга. Предгорье.

От белых лилий чудный свет струит.

Цепь елей стережёт там гор подворье.

И виден дальше одинокий скит;

Он спрятался вдали средь сосен старых.

Но рядом – красота: цветов ковёр,

Не лилий тех, изнеженных и вялых,

В садах, а здесь, где вечность и орёл.

Парит он в небе. Мир обнять он жаждет?

Взгляд вниз вперил, над белизной застыл,

Быть может, видит красоту и страждет?

Нет, к цели хищник – всею мощью крыл!

Нынче майская ночь холодна и темна,

Нет ни звёзд, ни луны, тишина лишь царит,

И мне чудится: тёмная катит волна…

Май в дали неразгаданной тайну хранит?

Да! Изменчив наш май! Вновь он верен себе —

Рощи снова поют, вольно дышит листва,

Майский праздник прорвался, и ночь – в серебре!

Песнь о счастье сама подбирает слова.

А без майских ночей не поёт соловей,

Он смолкает, лишь день разгорится едва…

Но спешит к обновленью наш май всё смелей,

Время с нами, у нас – есть на радость права!

Казалась бесконечной ночь, бездонной:

Огонь с небес, и гром, как метроном,

Отсчитывал нам время жизни, сонный

Тревожа мрак в теченье вековом.

Ночной кошмар! И ожиданье утра

Так тягостно… Забыться бы, уснуть!

Настиг короткий сон, и помню смутно

Прощанье наше… Если бы взглянуть

На те мгновенья! Только пробужденье

Даст ясность образам – при свете дня!

И вспыхнет, может, вновь преображенье

Под властью очистительной огня!

А за грозой – рассвет такой невинный:

Льёт с неба бирюза воды морской,

Звон луговой и непрерывно – длинный

Шмелиный гул – над утренней землёй.

Безмерен, страшен океан, могуч!

Чернеют груды скал над ним стеной.

Неукротимый великан кипуч.

Исходит пеной, словно конь степной,

Когда он мчится, бурею гоним,

И слышит грохот, рокот – смерть кругом.

А после сон. И тишина над ним —

Спит океан, велик во сне своём.

Да, так изменчив он: бурлит иль тих,

Меняет цвет: то блещет бирюзой,

То мрачен, туч чернее грозовых,

Заря – одет кровавой пеленой.

В пучину он бросает моряков,

Мотает в гневе, губит корабли,

Ввергает в горе матерей, отцов!

Для нас красив, коль дома мы – вдали…

Он мировым размахом обуян:

Опасностью смертельной нам грозит…

Но, Космосу подвластный, океан

Строптив, всё ж нам пока благоволит.

Семя, упавшее в землю, —

Двинет все стебли весной,

Свет они солнца приемлют

Летней обильной порой.

Ветви плетутся. И с каждым

Днём всё прочней и прочней.

Листья на них уже – страждут

Быть всё сочней и сочней.

Ширится крона, и крепок

Дерева ствол. Корневой

Силой могуч. Это слепок —

Путь естества вековой.

Дерево дышит ветрами,

Ветры несутся с морей

Ночи и дни. А утрами —

К лесу всей ратью своей.

Дерево в силе – отцовства

Время: исход семенной.

Принято единоборство

С шквалом, с порой штормовой.

Мощным его называют,

Но ощетинился: долг —

Семя хранить, защищает,

Будто семью свою волк.

Семя – священно: деревьям

Жизнью дано исходить.

Им не гордиться смиреньем —

Вечно дыханье струить.

У моря Мёртвого, в земле далёкой,

Давно согласно названной святой,

Вода, что сгусток синевы востока,

Миражной мне казалась, неземной.

Сравнить с рекою чистой, синеокой,

С природой, и привольной, и родной,

Не можешь этот край. С горы высокой —

Пески застыли грузною волной.

В пустыне дикой красоты, у моря,

Густой колышет воздух жгучий зной.

В стране тысячелетий скрыто горе

Огромной, белой, каменной стеной.

Веков скопились слёзы здесь, солёность —

Знак скорби, не от мира отрешённость!

Вечер, но солнца пылающий шар —

Над горизонтом, и хмурится небо:

Днём только ветер ветвями шуршал,

Луч ни один в этой серости не был.

Залил всю комнату розовый свет —

Это в просторе лучи рассиялись!

Тучи закрыли! Исполнен обет:

Солнце заходит, в волну погружаясь.

Чудо природы: безмерно красив

Шар запылавший, и будто над морем!

Алая даль, горизонт охватив,

Бросила вызов и с бедами спорит.

Солнце горит над домами средь туч!

Свет хочет вспыхнуть над мраком, нависшим

Вновь над землёю невинной. Текуч

Сумрак – он в воздухе, снова притихшем…

День солнечный уже в росе живёт,

И время набирает скорость света,

А тьма, ленясь, сворачивает гнёт,

И к утру в розовое всё одето.

Заря – самодовольно мне в окно!

Любуясь, красится, в лицо хохочет!

Утрами смех – то детям суждено,

Чуть старше – слёзы могут полнить очи.

Ты утреннее чувство пустоты,

Нелепые сквозные неудачи

Не побеждай бряцаньем суеты,

Возьмись за дело, от себя не прячась,

И, может быть, увидишь блеск росы,

И утренней зари благую свежесть,

В охапку, мигом ранние часы!

И к Утру обратишься: «Ваша Светлость!»

О, сколько мартов на моём веку!

Но Март не хочет перестать ломаться,

И вздор – лежать, смирившись, на боку!

Он первенец весны! Преображаться —

Ударить вьюгой иль залить теплом —

Его закон. Схлестнуться б с ветром! Рядом

Апрель? И пусть! Обрушу окоём

И посмотрю на всё холодным взглядом…

Так завершал сегодня дерзкий март

Свой срок – в противоречьях и зазнайстве.

Но всё ж гордец отверг зимы возврат,

Кричал в финале: «Радостно прощайся!»

Сентябрь. И осень собирает

Свои плоды – детей земли,

Ковёр особый расстилает —

Тяжёл (всё тонны!), но смогли

Труды людей усыпать землю

Картошкой, луком… А морковь?

Цвет золотой её! Приемлю —

Подымет дух, очистит кровь!

Обычай: высыпать на землю,

Не только складывать в мешки,

Что выросло. Я звукам внемлю

Людской осенней суетни.

И радость, невзначай как будто,

В осенний радужный денёк,

И стало так душе уютно,

Что я в тепло земли прилёг.

Есть силы, что дерево в соль посадили

Средь Мёртвого моря?

То мысли смятенье?

В безмолвном просторе

На острове соли, —

Росток одинокий

В солёной могиле.

Да, дивное в мире возникло явленье:

Средь моря стоячего ожил росток,

И ветры овеять его собрались…

Ветвями он – ввысь,

А ветвями – то голыми…

Но льётся, уж льётся

Чуть слышный поток —

Рождается жизнь,

Её мощный исток

Дал дереву встать,

Одеться защитными смолами…

Но Мёртвое море! Иль то сновиденье?

Иль слабость во мне от дыханья росы,

Что враз опьянила? Иль грёза, иль бденье?

Иль тяжесть на сердце в преддверье грозы?

Нет! Жизнь – всюду Жизнь!

Её не осилить, не сбить, не убить,

Хоть Смерть своё жало готовит вонзить!

От жизни попробуй сама откажись!

Увидишь: сквозь камни пробьётся слезой,

Ростками, лучами, пылинкой, росой,

Родник разольётся струёй золотой —

Бессмертная жизнь, но в борьбе роковой.

Мне вечер вспомнился, такой далёкий,

Травою пахло в воздухе речном,

В кустах прибрежных, юных, невысоких,

О чём-то, может, важном и родном,

Пел соловей. Он лихо заливался

В ветвях кустов, как в дебрях вековых,

И с трелью вверх взлетал! Потом снижался

С ветвей и с нот, как с высей неземных.

Тонули, помню, травы в ранних росах…

И от прохлады никнет соловей

И смолк…

Но не умолк поэт! Взяв посох,

Невзгодам вопреки, – на зов скорбей!

Поэт в стихах и жизни – вечный странник:

То к небу взлёт, то к спящим городам —

И с теми, кто в трудах уж утром ранним,

И цену знает боли и слезам.

Был молод – пел, как птица, – заливался,

Не ведал бед, жестоких, вековых,

Но, жизнь узнав, он с грёзами расстался,

И песнь его – о горестях земных.

С чем сравнить ощущение

прикосновения —

моря волны?

С лёгким шёлка движением,

его течением —

вдоль всей спины;

И с привольным парением,

вне тяготения —

в птиц вышине;

Щёк морозным горением,

плавным скольжением —

всё по лыжне;

Иль с руками любимыми,

неукротимыми —

и при луне…?

Море великое, непостижимое,

вместе сложило всё

в каждой волне.

Раннее утро и тихое море,

Странно покорное в тусклом уборе.

Белая птица у кромки воды —

Здесь отдохнула, оставив следы.

Вяло, устало старик семенит,

Мнится ему – от инфаркта бежит.

Йоги застыли, так негой объяты —

Позы скульптурные замысловаты.

Тихо, тягуче и сонно – пассивно

Всё замирает в преддверье хамсина.

Ветра чуть слышного прикосновенье —

Море качнулось в свободном движенье.

Птица вспорхнула, почуяв угрозу,

Йоги другую вновь приняли позу.

Все оживилось. На зов глубины

Море откликнулось ростом волны.

Воздух пустыни! Он, разгорячённый,

Ветром ворвался к нам, освобождённый.

Природа звуками полна,

А город вторит ей,

Палитра звуков так вольна,

Как свет и мир теней.

Вот нежно плещется волна,

А вот мотор хрипит,

И песня льётся из окна,

И пароход гудит.

То детский смех, то звон гитар,

То “скорой” мрачный вой.

И полон птиц репертуар!

Щебечут вразнобой.

А ночью тишина, печаль,

Порой сова вздохнёт,

И каждому чего – то жаль,

Чего – то каждый ждёт.

Ах, какое ты разное, море!

Чуть белесое зимней порою,

В знойный полдень, в ленивом миноре,

Манишь взгляд наш густой синевою.

Ты в чёрном прекрасно, не спорю!

Если волнами ветры играют,

Под могучего шторма напором

Гребни волн белизною вскипают.

Вечно в новом, роскошном уборе,

Ты гордишься им, нет в том сомненья.

Где ж твоя независимость, море?

«Мой наряд лишь небес отраженье!»

Исчезла из вида Кармеля гряда —

Ты словно бы стал близорук,

Бессильное солнце и лишь иногда

Проявит унылый свой круг.

Снежные хлопья Россию убрали —

Белой красой и всё той же бедой,

В жёлтый песок погрузился Израиль,

Скорбное море – под серой чадрой.

Слепая природа – так нами играет!

И хватка её и нагла, и крута,

Жизнь – бесконечные поиски рая,

А рай – только грёза, легенда, мечта.

Не забуду, как строгие ели

Днём и ночью в окно мне глядели.

Не увижу уж тёмно – зелёных,

Вековых, в небо рвущихся клёнов.

Как не помнить каштанов могучих,

Нежность ивы и, вправду, плакучей,

Как тиха в увяданье природа

И неспешны Днестровские воды.

И, наверное, только во сне

Окажусь я в такой тишине,

Что теплом разливалась во мне

В этой маленькой милой стране.

«Деревянная свадьба» – то странных два слова,

Но если в них вдуматься снова и снова,

Чудные образы вдруг появляются,

Чувства любовного явно касаются.

Берёзы и ели, самшит, кипарис,

Олива, миндаль, авокадо и тисс.

В бескрайней тайге и в берёзовой роще

Много деревьев прекрасных и мощных.

Их много, их сотни деревьев земных,

Хотят вам помочь разделить на двоих

И то, что природа способна вам дать,

Должны с благодарностью всё это взять:

И прочность и силу зелёных дубов;

И воздух целебный сосновых лесов;

И лёгкость, и трепетность робкой осины;

И тонкость и гибкость уральской рябины;

И нежность берёзы, и щедрость каштана;

И даже бесстыдную голость платана;

Магнолии цвет, красоту кроны граба

И долгую, долгую жизнь баобаба.

С богатством таким и открытой душой

Желаем до свадьбы дожить золотой.

Пусть места не будет печальной картине,

Как в песне о дубе и тонкой рябине.

Чтобы жить долго бодрым, здоровым,

Предпочитаем мы отдых в движенье,

Лыжи, коньки, танцы – вальс, басанова,

Бег со скакалкой, со склонов скольженье.

Но как манит нас и отдых пассивный,

Где – нибудь около Мёртвого моря,

В час, когда солнце не шпарит активно,

В тёплом песке исцелим наши хвори.

Мёртвое море – то царствие Соли,

В нём для живого сокрыта опасность,

Каждый плывущий там в странной неволе,

Тело его уж ему неподвластно.

Не порезвиться на водной нам глади,

И не обрызнешь там в шутку соседа,

Силы лишённый и с телом в разладе,

Ты – подтверждение для Архимеда.

Море неспешно колышется в зное,

Пенится гневно, коль схватка с Хамсином,

Но ветер сломлен – и вновь всё спокойно,

Там, где недавно лишь волны бесились.

Религиозный и рядом с ним светский,

Разноязычье привычно звучит,

Русский, английский, румынский, немецкий,

Больше арабский, немного – иврит.