Трилогия
Принц Волшебной страны Вильмонтейльн чувствовал себя просто прекрасно.
Каждый день в течение семи сотен лет он просыпался ближе к вечеру и нежился на пуховых перинах, играя с белыми перышками, вылезающими из шелковых подушек.
Затем он с ленцой потягивался и ополаскивал лицо надушенной розовой водой, и служанки расчесывали его длинные золотистые волосы, которые он, как истинный благородный эльфийский дворянин, никогда не стриг, чтобы, согласно дворцовому этикету, кончик его переплетенной серебряным шнуром косы едва касался пола.
После этого он наносил на лицо утренний макияж, созданный наполовину из колдовства и наполовину из перемолотых в порошок лепестков роз, чернил брови угольной палочкой и пудрился золотым порошком, чтобы придать коже сияние.
В конце покрывал тонкие и изогнутые в загадочной полуулыбке губы блеском, изготовленным из спелых плодов вишни, клубники и чуточку – из растертых лепестков мака.
Завершив утренний туалет, принц неспешно прохаживался по гардеробной комнате, конец которой терялся во мраке подсвеченного волшебным огнем коридора.
Одна стена гардеробной состояла сплошь из зеркал, а другая – из бесконечных рядов платьев, рубашек, кафтанов и плащей, аккуратно развешанных на деревянных ростовых куклах, имитирующих все возможные жизненные ситуации, в которые только мог попасть Вильмонтейльн.
Принц всегда одевался не только с большим вкусом и достоинством, но и с большой фантазией, чтобы сотни лет после выхода Его Наипрекраснейшего Высочества в свет эльфы обсуждали новинки его фасонов, а также зубоскалили о его богатстве, красоте, молодости и шарме.
О да, Вильмонтейльн был самым прекрасным и изысканным принцем во всех трех королевствах волшебного мира, ведь даже духи и мертвецы спорили о достоинствах и недостатках его нарядов.
Аксессуары принц всегда выбирал самолично – никому из слуг он не мог доверить столь важный ритуал, ведь умело подобранное украшение может, как вознести образ, созданный из одежды, прически, макияжа и колдовства, на вершину небес, так и низвергнуть в пропасть безвкусицы.
Сам же Вильмонтейльн искренне считал, что худшее, что с ним может случиться – это капля соуса на его расшитом брильянтами, стразами и золотыми нитями камзоле бирюзового цвета, украшенного нежно-сиреневыми лентами, но он ошибался.
Худшее, что с ним может произойти – это дырка на камзоле в самом непотребном месте, когда Его Наипрекраснейшее Высочество весьма галантно склонится в поклоне, чтобы поцеловать тонкие надушенные белые пальчики одной светской дамы – известной в трех королевствах модистки – во время официального утреннего приема в Радужном дворце.
И этот образовавшийся в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время срам невозможно будет ничем прикрыть, даже плащом, который принц отменил своей самоличнейшей волей, ведь тот так невыгодно скрывал достоинства его стройной и изящной сверх всякой меры фигуры.
Расстройство Вильмонтейльна нельзя было не заметить.
Дворяне решили, что Его Наипрекраснейшее Высочество снова оскорбилось чьей-то безвкусицей, а может даже и постыдным колдовством, скрывающим обрюзгшее тело какого-нибудь вельможи или щербатое личико какой-нибудь светской дамы, и стали искать нарушителя высокого эстетического вкуса принца, буравя взглядом всех присутствующих, словно стая голодных псов – Ржавый лес в поисках добычи.
Но Вильмонтейльн, признанный во всех трех королевствах идолом красоты и изящного вкуса, не был разоблачен, ведь ни один дворянин не знал, что слишком узкий камзол Его Наипрекраснейшего Высочества этим самым утром был нещадно заужен.
Да так сильно заужен, что сию королевскую особу оставалось только вносить и выносить из тронного зала, словно статую, ведь двигаться в камзоле было совершенно невозможно.
Конечно, данное обстоятельство не смутило принца.
Он и не собирался ходить туда-сюда вдоль подобострастно пожирающих его взглядом дворян, но модистка вскружила ему голову своим великолепным и дерзким нарядом ярко-фиолетового цвета, украшенным желтыми бантами и изумрудными кристаллами.
Такое дерзкое и кажущееся даже чуточку вульгарным сочетание цветов и материалов лишило Вильмонтейльна остатка здравого смысла, и он все же пошевелился со всей элегантностью, на какую только был способен в своих крайне облегающих одеждах.
И зло свершилось.
Ни одна из кровопролитных и разрушительных войн, сотрясших волшебный мир до основания, не могла сравниться с глубиной отчаяния принца Волшебной страны, который вдруг осознал, что тыл Его Наипрекраснейшего Высочества прикрыт только хрустальной стеной, покрытой искусно вышитыми гобеленами.
Вильмонтейльн раздумывал: упасть ли ему в обморок или театрально пронзить себе грудь клинком и деликатно упасть на спину, чтобы скрыть глубину и широту срама, постигшего его одежду в нижней части спины, но вдруг все само благоприятно разрешилось.
Он куда-то исчез прямо из тронного зала, провалившись в какую-то черную дыру в пространстве, из которой нестерпимо разило тухлыми яйцами, гарью и пылью, и это помимо того, что все вокруг было настолько отвратительным, безвкусным и вульгарным, что Его Наипрекраснейшее Высочество чуть от ужаса не отдало предкам душу.
Был полдень.
Эллин стояла возле магазина «У Молли» в тени большого старого дуба, расколотого молнией, когда к ней подошли двое – Стив и Джексон.
Стив был худой и рябой, а Джексон – толстый и лысый, и от обоих за версту разило перегаром, которые не перебивал даже едкий парфюм дедушки Стива – Коула по прозвищу Большая Кровать, который по молодости был охоч до баб, да и сейчас нередко щупал молоденьких официанток в закусочной «Три цыпленка».
– Эй, белобрысая, где твоя подруга-ведьма? – шмыгнул носом Стив, поправляя прядь редких волос мышиного цвета.
– Да-да, где эта потаскуха, мне ей сказать кое-что надо, – вставил Джексон и маслянисто улыбнулся.
Все в городке знали, что на Стива и Джексона нет управы, ведь отец рябого был полицейским, а толстого – помощником судьи.
– Не знаю, – промямлила в ответ Эллин белыми, как молоко, губами, – я ее не знаю.
– Как не знаешь? – недобро ухмыльнулся Стив и ощерил желтые зубы. – Вы вчера в кино ходили. Вместе. Я поджидал за углом, но подруга-ведьма утащила тебя в другую сторону. Даже Джексон не знал, что там есть проход, а он здесь каждый куст знает.
Толстый задумчиво потер лысину, проверяя, не выросли ли на ней волосы.
Старая Джил – сумасшедшая бабка, что жила с ним по соседству, продала ему чудесный бальзам, пообещав, что волосы непременно вырастут на том месте, куда он нанесет мазь, и они и выросли, правда, совсем не на том месте.
Джексон не верил в колдовство, поэтому использовал мазь не по назначению и теперь об этом жалел.
Старая Джил была прабабкой подруги-ведьмы, которую теперь разыскивал толстый, чтобы исправить ситуацию с волосами, которые росли с дьявольской силой, но совсем не там, где нужно. Совсем не там.
– Шильда! – вдруг истерично завопила Эллин. – Беги!
Стив и Джексон, как один, обернулись, и тонконогая Эллин сорвалась с места, словно лань, и исчезла на горизонте задолго до того, как рябой и толстый пришли в себя.
Из облака пыли, поднятого резким порывом ветра, чихая, вышла худенькая девушка с растрепанной копной черных волос.
Она смачно сплюнула на пол и энергично выругалась, как учила ее прабабушка, которая постоянно твердила, что, имея дело с нечистой силой, нужно соблюдать определенный этикет, а Стив и Джексон были определенно местной нечистью.
Парни опешили, но быстро пришли в себя.
– Гони мои бабки, стерва! – сжал кулаки Джексон, чтобы спрятать мохнатые ладони.
– Захлопни пасть, хряк! Иначе хвост из жопы вырастет! Зелье для мозгов купи, чтобы думать, а потом тереть свой хрен!
Стив незаметно обошел Шильду и напал со спины, заломив ей за спину руки.
Девушка прикусила до крови губу, но не вскрикнула.
Прабабушка учила ее, что враг не должен видеть ее больно или страх, поэтому она терпела изо всех сил, но проклятий, рвущихся из глубины души, сдержать не смогла.
– Только тронь, и я тебе яйца оторву, – прошипела Шильда, вырываясь из хватки рябого, словно обезумевшая змея.
Джексон с искаженным от ярости лицом разорвал на груди девушки кофточку.
– Не хочешь платить – показывай сиськи!
Стив гаденько засмеялся, и вдруг из лифчика Шильды выпали два яйца, разбившись вдребезги. Нестерпимо завоняло тухлятиной. Парни, опешив, вылупились на два черных склизких комка, а потом дико заржали.
– Ты такая же чокнутая, как твоя прабабка!
– И мать!
Шильде только это и было надо.
Хватка Стива ослабла, и она, ловко вывернувшись, наподдала ему пяткой по костлявому заду и бросилась бежать, но Джексон схватил ее за растрепанные космы мохнатой лапой и с силой дернул на себя. Со стоном беглянка рухнула на землю, больно стукнувшись затылком.
– Давай проверим, что у нее под одеждой, – похотливо улыбнулся рябой.
– Да ну ее, Стив. Ведьма она. Вдруг прабабке скажет, – сказал Джексон и прищурил поросячьи глазки.
Пыльная буря усилилась настолько, что песок забивал глаза и рот.
– Никто ничего не увидит. И она ничего никому не скажет. Правда, Шильда-малышка? – Стив нетерпеливо дернул ширинку на своих брюках и вдруг тихо застонал.
– Ты что уже все? – удивился Джексон.
Слава о любовных похождениях Стива была явно им же и преувеличена, хоть он и был внуком Коула Большая кровать.
– Они исчезли!
– Кто исчез? – не понял толстый.
– Мои яйца! У меня их больше нет!
Джексон истерично заржал, выпучив налитые кровью глаза.
Стив растерянно и беспомощно стоял посередине улицы, спустив штаны, сокрушенно созерцая свою промежность.
Шильда тихонько отползла в сторону, и, скрытая пылевым облаком, готовилась к отчаянному побегу, как вдруг Стив пришел в себя и подскочил к ней, словно ошпаренный бык.
– Верни их на место! Ведьма! Иначе, иначе…
В руке рябого сверкнула маленькая холодная молния. Он приставил лезвие ножа к горлу девушки и дрожащим голосом закончил:
– Иначе убью.
К такому повороту событий прабабушка Шильду не готовила. Не зная, что делать, она просто закрыла глаза и мысленно попрощалась с жизнью.
Вдруг в дуб возле магазина ударила молния, и загрохотало так, словно рухнуло здание торгового комплекса.
Стива отбросило в сторону порывом дикого ветра. Джексон упал на колени, вслепую шаря по земле рукой.
Ствол дерева загорелся синим пламенем, и огонь, подхваченный ветром, перекинулись на магазин.
Из голубого полымя вдруг вышла прекрасная девушка в бирюзовом платье с длинной золотой косой и воздела руки в жесте отчаяния.
Шильда была слишком удивлена, чтобы задаться вполне уместными и логичными вопросами: «Откуда она взялся?» и «Какого черта?», ведь прабабушка учила ее спасать любую жизнь, чтобы обнулить очки негативной кармы.
Без лишних размышлений девушка бросилась в синий огонь, который не на шутку разыгрался, вмиг сожрав половину магазина, и с удивлением обнаружила, что спасла одетого в нелепую одежду миловидного парня с острыми ушами.
– Шильда, деточка, что случилось? Почему ты такая грязная? Снова на кладбище ходила, проказница, в поисках волшебных травок для любимой бабули?
Шильда вытерла сажу с лица и с трудом перевела дух, стоя на пороге прабабушкиного дома, такого старого и ветхого, что с трудом верилось, что ему всего-навсего пара десятков лет.
Прабабушкины эксперименты с колдовством не проходили даром не только для обитателей Локса, но и для жителей Тенистой улицы, на которой все дома в радиусе километра внезапно прохудились и почернели, словно их сожрала какая-то древесная чума.
– Бабуль, я так устала! Еле дотащила этого парня. И почему ты живешь так далеко от центра? Да еще и на пригорке.
Джилиана Ван Де Блейк, которую местные жители называли Старой Джил, удивленно распахнула выцветшие зеленые глаза и с интересом уставилась на правнучку, похожую на чертенка, засыпав ее градом вопросов.
– Парня? Мне не послышалось, деточка? Наконец-то ты начала встречаться с парнями, а то видеть не могу, как наш благородный род Ван Де Блейков угасает из-за твоей дурной манеры общаться с молодыми людьми. Но проходи же, не стой на пороге, как Свидетель Иеговы – да сгорят в аду эти пройдохи! Кстати, почему твой парень без чувств? Влюбился и упал? Практика приворота? Гормоны подсыпала? Или наркотики?
– Пожар, бабуль. Род Ван Де Блейков может и дальше спокойно угасать в этой глуши. И это не мой парень. Он вышел из дерева прямо во время грозы. Клоун какой-то.
Шильда втащила незнакомца в заставленную магическим барахлом прихожую прабабушки, больно ударившись лбом о кочергу, которая по поверьям защищала дом от нечистой силы.
– Ба! Да убери уже это! Сколько можно биться об нее.
– Будешь биться, пока замуж не выйдешь и не съедешь из моего дома! Род Ван Де Блейков проклят! И снимет проклятие только истинная любовь или троекратное вдовство, а потом все пойдет, как нож по маслу, вот увидишь. Твой прапрадед жил со мной счастливо, хоть и недолго. Перед алтарем я ему так и сказала: «Эбинг, мы будем вместе, пока смерть не разлучит тебя со мной». И я свое слово сдержала, да и он свое тоже.
Джилиана Ван Де Блейк с тоской посмотрела на четвертый по счету портрет в черной раме, висящий на стене в коридоре, и вздохнула, а затем помогла правнучке дотащить парня до дивана в гостиной.
Прабабушка внимательно изучила оценивающим взглядом бирюзовый костюм молодого человека Шильды, гадая про себя, на какой модной распродаже он добыл такой раритет.
– Этот юноша явно разбирается в моде, – резюмировала она, цокая языком, XV век, никак не меньше.
– Вот и забирай его себе. Мне он на черта не нужен. Ты сказала, что от моего действия или бездействия не должен умереть ни один человек, поэтому я спасла его. Черт! В центре нет больше магазина…
– Как это нет?
– Он сгорел, бабуль.
– Что ты такое говоришь? Сгорел? Как сгорел? И что дуб сгорел?! – вдруг опомнилась прабабушка и в немом отчаянии вцепилась костлявыми пальцами в свои длинные волосы, снова неумело выкрашенные в фиолетовый цвет.
– Да, и дуб тоже. Да что с тобой? Лучше помоги привести в чувство этого метросексуала. Или кто он там? Гей-парад вроде отменили в этом году. Ба, откуда он вообще взялся в нашей глуши? Ты вообще меня слышишь? Ба-а!
Джилиана Ван Де Блейк с остекленевшим взглядом рухнула в ветхое кресло-качалку и потянулась дрожащей рукой к бокалу с вином, который всегда стоял на ее столике рядом с таблетками для памяти.
– Все кренделя сгорели. Какая трата. Какие потери. Невосполнимые так сказать.
Шильда уперла руки в бока. В ее зеленых глазах вспыхнули молнии нескрываемого раздражения.
– Ты снова забыла выпить лекарство? Или что опять случилось? Салем нагадил на ковер? Или Молот Ведьм снова предсказал мою смерть до двадцати лет?
Прабабушка Джил степенно покачала головой и вздохнула.
– Все намного хуже, деточка. Сгорели все заколдованные чресла почтенных господ кардиналов, благодаря которым род Ван Де Блейков держал в страхе святую инквизицию в течение почти трехсот лет.
– Каких еще «чресел»? Что это вообще такое? Ты можешь нормально объяснить, а не как в позапрошлом веке? – вскипела Шильда, которой трудно было понять свою прабабушку почти из-за стодвадцатилетней разницы в возрасте.
– Органы. Мужские.
Шильда замолчала, опешив, и через минуту переспросила:
– Половые?
– Да, – ответила Джилиана Ван Де Блейк и снова вздохнула, – я их в дупле старого дуба хранила. В птичьем гнезде. Кто же знал, что эта собака сгорит. Я ж его заколдовала, чтобы он тысячу лет стоял. Нужно срочно убраться из этого города, а то снова на костре сожгут, а я уже не так молода, чтобы фокусы показывать. И на метлу садиться нельзя, внимание лишнее привлекать. Придется катафалк вызвать – это не подозрительно, учитывая мой… кхе-кхе… преклонный возраст.
Джилиана вдруг резво вскочила на ноги и засуетилась по дому. Шильда переводила недоуменный взгляд с прабабушки на растущую гору вещей в центре гостиной, а затем упрямо топнула ногой.
– Я ничего не поняла! И пока не пойму, никуда не поеду! И я еще не отомстила за себя и Эллин! Нельзя сбегать с поля боя – ты сама меня этому учила! Надо остаться и выиграть войну!
– Мудрая женщина знает, когда нападать, а когда отступать, и сейчас мы отступаем. Парня ряженого с собой возьмем, как трофей, все равно тебе муж нужен, чтобы проклятие снять. Эх, где бы еще двоих-то найти? Надо мигрировать в страну, где разрешено многомужество, а то времени у тебя осталось мало, Шильда, деточка. А о мести забудь – это портит карму. К тому же твоя любимая прабабулечка давно позаботилась о том, чтобы никто тебя и пальцем не тронул, а иначе…кхе-кхе… лишится своих бубенчиков.
– Ба, так это ты?! – ахнула Шильда, вспомнив Стива. – Все равно ничего не понимаю. Подумаешь, дуб сгорел и эти, как его там, чресла. Зачем ты вообще их отрезала и хранила? Ты что, серийный маньяк?
Джилиана Ван Де Блейк, оторвавшись от рытья в старинном деревянном сундуке с платьями, вдруг гордо выпрямила спину и смерила правнучку снисходительным взглядом.
– Я защищала честь и достоинство нашей семьи. Традиция у нас такая – наказывать неверных мужей и любовников. Вот выйдешь замуж минимум три раза – поймешь меня. Нам, Ван Де Блейкам, нельзя изменять! И убивать нас тоже нельзя, поэтому, мы заколдовываем своих врагов и лишаем их самого ценного. Как показывает практика, самым ценным у женщин являются мужчины, а у мужчин – не власть, деньги или женщины, а теперь сама знаешь что. И как только сгорели заколдованные чресла наших врагов, наша семья лишилась защиты. Мы теперь уязвимы. И нас скоро придут убивать, но я это не допущу. Кстати, где твои обережные яйца? Сейчас они ох как пригодятся.
Шильда хлопнула себя по лбу, ведь о самом главном прабабушке она так и не рассказала, и поведала о случившемся возле магазина.
– Как разбила? Я же просила их беречь, как зеница око! Теперь нас точно найдут! И зачем их в лифчике было носить? Для этого вообще-то существует… ридикюль!
Джилиана резко прекратила заталкивать в сундук склянки с зельями и бутылки с вином и пронзила правнучку загадочным взглядом.
– Шильда, деточка, дуб случайно не синим пламенем горел?
Девушка растерянно кивнула, и лицо прабабушки прояснилось, а затем его изукрасила самая счастливая и беззаботная улыбка, которая когда-либо посещала лицо трехсотлетней ведьмы, давным-давно мигрировавшей из Шотландии на дикий и необузданный континент Северной Америки.
– Значит, не все потеряно. Это был портал в Волшебную страну, и гнездо с чреслами находится теперь там. Его надо вернуть, деточка, иначе смертные уничтожат нас. Видимо, пришло время тебе все рассказать: мы родом из Волшебной страны. Я чистокровная эльфийка, а ты – всего лишь на четверть. Давным-давно я была принцессой, почти королевой, – поправила саму себя Джилиана и мечтательно улыбнулась, – а потом меня изгнали из-за одного подонка, который любил меня только на словах, а на деле тайком щупал смертных девиц.
Шильда распахнула глаза и села на краешек дивана, не зная, поверить ли словам прабабушки или позвонить ее лечащему врачу.
Джилиана Ван Де Блейк, поймав недоверчивый взгляд правнучки, покачала головой и подошла к накрытому черной тканью напольному зеркалу, в которое никто никогда не смотрел, чтобы не вызвать неупокоенных мужей прабабушки, которые по слухам умерли не такой уж и естественной смертью, как любила рассказывать бабуля.
Черный бархат упал на пол, и в зеркале отразилась все та же Шильда, а вот прабабушка выглядела совсем иначе – ее ровесницей.
– Бабуль, – начала девушка, но Джилиана остановила ее жестом.
– Не называй меня так. Как только я посмотрела в это зеркало, чары рассеялись. Отныне я твоя кузина Джульетта Ван Де Блейк, приехавшая из Шотландии, чтобы взять опеку над сироткой, ведь вредная старуха Джилиана Ван Де Блейк только что умерла от инфаркта. И да, вызови прямо сейчас полицию, скорую помощь, нотариуса и катафалк. Все это нам сегодня пригодится.
Прабабушка задернула черное полотно, подмигнула Шильде изумрудно-зеленым глазом и, тряхнув огненно-рыжей шевелюрой, наполнила бокал красным вином.
Вильмонтейльн в ужасе вскочил с кровати и беспомощно рухнул на изукрашенный золотом пол, запутавшись в длинной белой шелковой сорочке, словно мотылек, пойманный в сети.
Ему приснился кошмар, что он порвал камзол на самом непристойном из всех возможных мест, а потом провалился в какой-то отвратительный и уродливый мир, населенный существами, воняющими тухлыми яйцами и гарью.
Наваждение было настолько сильным, что он сразу же лишился чувств, и теперь его изнеженное тело болело и ныло, ведь его волочили, словно мешок, пинали и ворчали, что он тяжелый, хоть и выглядит, как девка.
Святые Небо и Земля!
Принц был готов поклясться, что до сих пор слышит противный голос лохматого чудовища, которое напало на него, когда он пытался погрузить свой разум в спасительное забытье.
– Ваше Наипрекраснейшее Высочество!
В спальню принца ворвался одетый в розовый камзол, украшенный фиолетовыми бантами, камердинер и изобразил величайшую скорбь, на которую только было способно его скованное магией неподвижности для поддержания вечной красоты и молодости лицо.
– Мы все так переживали! Мы все так волновались! Вы вдруг исчезли прямо из тронного зала в самый разгар завтрака! Мы вас искали везде и всюду, но вы словно в воду канули! И какое разочарование – вы вдруг внезапно нашлись, словно никуда и не пропадали! Какой скандал, ведь вас теперь ищет Его Наижесточайшее Величество – король Аберон! Ваш прадедушка пришел в такую ярость, что поднял на ваши поиски всю армию! И оказалось – совершенно напрасно! Вы здесь! Какая жалость!
Вильмонтейльн в жесте глубокого отчаяния воздел руки к потолку, так как его лицо тоже было сковано магией неподвижности для поддержания безупречного внешнего вида. Он снова умело лишился чувств, чтобы выразить всю меру потрясения и ужаса, которую пережил не только прадедушка-король и придворные, но и он сам лично.
Камердинер упал на колени перед принцем и опрыскал его лицо душистой розовой водой, умоляя Его Наипрекраснейшее Высочество немедленно сообщить воинственному прадедушке, что отправился на прогулку, и никто его не похищал, иначе король Аберон развяжет войну и сотрет с лица земли все волшебные королевства.
– И самое главное – отменит карнавал в честь Летнего Солнцестояния! – добавил камердинер, видя, что принц до сих пор не пришел в сознание, хотя он вылил на него уже целый флакон душистой розовой воды.
– О нет! Только не карнавал! Мои бедные платьица! Кто позаботится о них тогда, ведь я уже сшил сто тысяч нарядов! Недопустимо! – Вильмонтейльн резво вскочил на ноги и, сбросив на пол длинную белую шелковую сорочку, нагим бросился к магическому зеркалу, приколдовывая по пути макияж и прическу.
Прадедушке нужно немедленно сообщить, что он жив и здоров, и отменять карнавал не нужно.
Если ему охота повоевать, пусть начнет разворачивать военные действия после того, как он изготовит соответствующие платья и аксессуары, а пока у него, принца Вильмонтейльна, нет соответствующих платьев и аксессуаров, войны никакой не будет. Это решено и никакому обсуждению не подлежит.
Король Аберон появился в магическом зеркале почти сразу же.
Он с нетерпением ждал новостей о внезапно исчезнувшем правнуке – единственном наследнике, которого не коснулось проклятие рода Белроуз, из-за которого потомки Его Наижесточайшего Величества должны погибнуть от железа, что в целом и произошло, не коснувшись принца Вильмонтейльна только потому, что тот с рождения не интересовался ни оружием, ни охотой, ни войной, а только нарядами, и благодаря этому своему нелепому женскому и бестолковому увлечению остался до сей поры живым и здоровым.
Царственный профиль короля Аберона, обезображенный уродливым шрамом, еще более исказила жуткая улыбка, совершенно несвойственная для его лица, которое разучилось улыбаться и вообще изображать какие-либо эмоции не из-за магии неподвижности для поддержания вечной красоты и молодости, а из-за презрения, гордости и скуки бессмертного существа.
Он поприветствовал непутевого правнука и поинтересовался его здоровьем, изучая его взглядом серых прищуренных глаз, затем глянул на его длинные распущенные золотистые волосы, отмечая по пути, что Вильмонтейльн наг, но хотя бы не одет в кружевные тряпки, в которых он строго-настрого запретил перед ним появляться.
Принц всегда с ним разговаривал голым, ведь у него не было одежды, которая удовлетворила бы скудные и весьма вульгарные вкусы Его Наижесточайшего Величества.
Король вежливо поинтересовался о планах Вильмонтейльна на женитьбу – так, на всякий случай, ведь слышал, что его единственный отпрыск интересуется только модистками, которые довольно часто меняют пол на противоположный с помощью запретного колдовства.
– Что ты, прадедулечка! Как можно! Фи! Я создан для высокого искусства, а не для этой серой и нудной обязанности растить непутевых и безвкусно одевающихся существ, которые не смогут отличить друг друга триста семьдесят шесть оттенков зеленого. В этом мире для меня нет подходящей пары, ведь я слишком прекрасен для него.
– Да уж, и правда, – кивнул по ту сторону зеркала король Аберон, думая о том, что проклятием рода Белроуз все же является не смерть от железа, а рождение Вильмонтейльна.
«Во всем виновато кровосмешение. Надо найти ему жену из другого королевства с древней и могущественной родословной воинов-королей», – решил про себя король и кивнул своим мыслям, исчезая в магическом зеркале под громкое чмоканье губ принца Вильмонтейльна, который всегда целовал в щечки своего прадедушку, даже если общался с ним по магической связи.
Ради благополучия своего рода король Аберон терпел даже и это, мысленно ободряя себя мечтой, когда-нибудь собственными руками зарубит правнука, как только тот зачнет сына – на худой случай сгодится и дочь, если она будет склонна к военному делу.
После сеанса магического общения с прадедушкой, Вильмонтейльн почувствовал себя намного лучше.
Он приказал подготовить для себя ванну с ароматическими маслами, так как нашел на своем теле множество синяков и ссадин, загадочным образом, появившимся на его прекрасном и нежном, как лепесток, теле.
Волосы его тоже пахли скверно – какой-то гарью, и уже после водных процедур он нашел в мусорном ведре скомканный грязный и подранный бирюзовый кафтан, в котором его нашли без чувств слуги возле фонтана во внутреннем дворике Радужного дворца.
Его Наипрекраснейшее Высочество приказало выпороть всех слуг, причастных к осквернению его лучшего наряда, и подвесить их на дереве вверх ногами – для острастки, ведь они чуть не лишили жизни его лучшее творение – Морской камзол, который он сшил собственноручно.
– Может лучше их убить, Ваше Наипрекраснейшее Высочество? – шепотом спросил у принца камердинер. – Они видели вас не в самом восхитительном виде. Могут пойти слухи, что вы не так уж прекрасны, изумительны и безупречны, каким хотите казаться, что, конечно же, наглая и отвратительная ложь! – тут же быстро поправил он самого себя. – И это может повредить вашей репутации самого прекрасного принца всех времен и магических народов, что скажется на карнавале в честь Летнего Солнцестояния, – льстивым тоном добавил камердинер.
– Какой вздор, Фламиль! Я не буду убивать слуг только из-за того, что я, наипрекраснейший во всех смыслах принц Волшебной страны, случайным и загадочным образом оказался в траве и грязи. Пусть трава и грязь будут мне благодарны, что мое безупречное тело коснулось их своим совершенством! Вот если бы сожгли мой гардероб, то я начал бы такую войну, что сам прадедушка ужаснулся бы моей ярости, ведь мир, лишенный моих чудесных платьев, не имеет право существовать!
Камердинер быстро поклонился, чтобы скрыть непристойно вспыхнувший в его глазах испуг.
Нет, раньше сама мысль, что принц Волшебной страны уничтожит мир только из-за порчи своего гардероба, сильно его бы рассмешила, но не сейчас, ведь Вильмонтейльн был правнуком короля Аберона, который стер с лица земли девять волшебных королевств только за то, что их короли не явились на пир в честь его коронации.
С тех самых пор в волшебном мире влекут жалкое существование всего три королевства, два из которых погрязли в нищете и разбое, а одно – в пирушках и маскарадах.
«От елки не родятся пчелки», – подумал камердинер и решил доложить куда следует согласно магическому протоколу тайной разведывательной службы Волшебной страны и договору с орденом Желтой Галки, ведь за принцем Вильмонтейльном нужен глаз да глаз.
«Держите с ним ухо востро» – коротко предупредил разведчик Фламиль короля Аберона и кардинала Якоба Маккинли.
– Будь прокляты эти эльфы, феи и прочие магические выродки! – воскликнул седовласый Якоб Маккинли, кардинал католической церкви, когда получил очередное тайное донесение из волшебного мира о внезапном разворачивании и сворачивании военной операции короля Аберона из-за внезапной пропажи и обнаружения принца Вильмонтейльна.
– Будь проклята эта ведьма Джилиана Ван Де Блейк! – взревел его помощник и правая рука, бородатый кардинал Езеф Макгрегор, так и не обнаружив в своих штанах под красной мантией ничего, что отличало бы мужской пол от женского.
Тайное заседание кардиналов, признающих существование магических миров, собралось на очередном собрании в здании разрушенной пивоварни на холме Вантерли в округе Кнехт.
Все они состояли в ордене Желтой Галки, исстари борющемся с обитателями волшебных миров, которые в далекие времена были изгнаны людьми в параллельный мир, откуда они продолжили допекать смертных местью за старые обида, ведь волшебные существа на редкость злопамятны, ведь живут, строго говоря, почти вечно.
Не то, что люди.
Взять, например, род Якоба Маккинли, семейная портретная галерея которого пестрит громкими именами кардиналов и инквизиторов, сжегших и утопивших больше пособлявших эльфам колдунов и ведьм, чья вся святая инквизиция вместе взятая.
Правда, нигде в официальных хрониках эти громкие имена не фигурируют, ведь невозможно признать борьбу с магическими существами без самого факта признания существования этих существ.
Род Маккинли убедился в их наличии на собственном опыте, ведь предок Якоба был заколдован ведьмой Джилианой Ван Де Блейк, после чего потерял свое мужское достоинство в прямом смысле слова.
Якобу повезло, что его похотливый прапрадед уже успел к тому времени наплодить свору потомков, иначе его благородный род на этом магическом инциденте и прервался бы. С тех пор никто не связывался с ведьмами из рода Ван Де Блейк, ведь все они обладали способностью красть мужские чресла, отсутствием которых жестоко шантажировали благородных господ кардиналов и инквизиторов.
Строго говоря, по церковному канону эти чресла и не особо были им нужны, но религия – религией, а зовы плоти – зовами плоти.
Исключительное правило не трогать никого из рода Ван Де Блейк всегда пытались нарушить, что неизменно заканчивались магическим оскоплением ослушников запрета, так что в каждой почтенной семье участников ордена Желтой Галки есть парочка портретов в семейной галерее, род которых внезапно и трагически прервался.
Дурень Езеф Макгрегор тоже пытался восстановить справедливость и отомстить за лишенного мужского достоинства предка, и заодно испытать на себе чары ведьмы Джилианы, в могущество которой, по правде говоря, не верил, и теперь стал самым ярым сторонником неприкосновенности рода Ван Де Блейк в надежде вернуть себя магически утраченную принадлежность к мужскому полу.
Теперь же тайный орден получил донесение, что ведьма Джилиана Ван Де Блейк внезапно скончалась на официальном сто тридцать девятом году жизни, а на неофициальном – на трехсотом, из-за сердечного приступа, вызванного известием, что сгорело ее любимое дерево в центре города возле магазина хозяйственных товаров «У Молли», что чуть не спровоцировало преждевременную кончину Езефа и еще парочки жертв чресельного колдовства, которые были полны надежд снять с себя крадную порчу примерным поведением и регулярными пожертвованиями в Фонд защиты магических существ от агрессии смертных, основанный Джилианой Ван Де Блейк еще в конце XVIII века. Собственно говоря, на эти щедрые пожертвования и безбедно существовал род ведьмы Джилианы.
– Что же нам теперь делать?! – вскочил на ноги Езеф, так и не дослушав сообщение о случае кражи молока у коровы ведьмой, призвавшей на помощь из волшебного мира банду вредоносных фей, которая промышляли магическими сделками на деревенском перекрестке дорог возле деревни Бри.
– Я полагаю, достопочтенный Езеф, нужно вызвать экзорциста и провести обряд изгнания нечистой силы из коровника, – деловито продолжил тощий, как жердь, кардинал Карл Линдершперт, доклад которого только что так бесцеремонно прервали.
– Нет, я говорю о другом: что делать теперь нам, когда ведьмы Джилианы больше нет? – попеременно то краснея, то бледнея продолжил Езеф Макгрегор, обводя собравшихся кардиналов смущенным взглядом. – Необходимо любым способом вернуть утраченное. Вы же понимаете, о чем я толкую, правда, господа?
Группа мужчин разного возраста в пыльных красных мантиях насмешливо переглянулась.
Все они, конечно, понимали, о чем толкует Езеф, но помочь ему ничем не могли. Черное колдовство рода Ван Де Блейк никто так и не смог ни снять, ни отмолить, ни обратить вспять, ведь магия, которой владела ведьма Джилиана, была древней, как сам мир.
– Боюсь, дорогой Езеф, что вам придется смириться со своей утратой, – прервал неловкое молчание кардинал Якоб Маккинли, нервно ерзая на бочке из-под вина, на которой он восседал, как глава тайного ордена Желтой Галки. – Смерть ведьмы Джилианы – это страшное бремя, которое мы смиренно будем нести, и в память о котором сохраним в своем сердце и бестиарии, посвященном особо опасным и вредоносным ведьмам, мигрировавшим из волшебного мира.
– Нет! Я не готов смириться со своей утратой, – бородатый кардинал с присущей его шотландской крови горячностью расшвырял ветхие пустые бочки, превратив их в груду щепок, – и вот что я сделаю с ведьмами из рода Ван Де Блейк, если не верну утраченное! Полюбуйтесь!
Кардиналы с недоумением переводили взгляд с Езефа на образовавшуюся вокруг него кучу трухлявого мусора.
– Сделаете что, дорогой Езеф? Напьетесь вина и устроите погром? – холодно осведомился Якоб Маккинли, чья весьма разбавленная шотландская кровь была не теплее куска замороженной свинины.
– Если эти чертовые ведьмы не снимут с меня порчу, то я сожгу, убью, утоплю и расчленю каждую из них! Медленно и мучительно! Так, что они обратно сбегут в свою проклятую Волшебную страну, несмотря на страх перед их вонючим старым королем! Чтоб ему пусто было, бессмертной гадине! Дьявол ему в зад!
Присутствующие снова сдержанно улыбнулись, совсем не разделяя пылкую решимость Езефа Макгрегора возобновить средневековые пыточные забавы, которые в XXI веке стали преследоваться по закону, ведь официально ни волшебных миров, ни магических существ, ни ведьм не существовало.
– Согласно нашим сведениям, в роду Ван Де Блейк больше никто не обладает магической силой. Джилиана была единственной носительницей эльфийской крови, которая изрядно разбавлена человеческой у ее потомков. К тому же ее дочь Люция Ван Де Блейк и внучка Хельма Ван Де Блейк бесследно исчезли, а правнучка Шильда Ван Де Блейк родилась без магического гена. Так что ваша угроза расправы кажется весьма неуместной, а поведение – весьма непристойным для кардинала католической церкви, – менторским тоном изрек Карл Линдершперт.
– Тогда я просто обязан убедиться, что никакой угрозы для людей и особенно мужчин всего мира род Ван Де Блейк больше не несет, – более сдержанно продолжил Езеф, успокаивающе поглаживая себя по окладистой бороде, – если Шильда Ван Де Блейк действительно не обладает магической силой, то я оставлю этот вопрос в покое и буду считать свою утрату невосполнимой, но если обладает, – кардинал живописно перечеркнул ребром ладони свою шею.
– Предам суду святой инквизиции. Тайно и без шума.
– И без расчленения, сжигания, утоления и прочего средневекового нуара, – деловито добавил Карл Линдершперт, перекатываясь с пятки на носок, – все-таки мы цивилизованные и просвещенные представители Господа Нашего на Земле, поэтому запрем ее в дурдоме, а затем предадим покаянию через эвтаназию.
– Весьма гуманно, мой любезный друг Карл, – бесстрастно подтвердил кардинал Якоб Маккинли, – в таком случае отправим комиссию для расследования причастности указанной выше Шильды Ван Де Блейк к колдовству и прочим нечистым магическим и вредоносным действиям. Лестер Маккинли.
– Да, Ваше Высокопреосвященство? – из тени выступил молодой человек, словно сошел с иконы древнего живописца раннего средневековья.
– Отправляйся.
Юноша, облаченный в красную мантию, коротко поклонился и вышел, оставив почтенных мужей и дальше устранять угрозы магического терроризма, одной из которых на повестке дня оказалась кузина Шильды – Джульетта Ван Де Блейк, которая согласно историческим хроникам, умерла в XIX веке от оспы в возрасте шести лет.
– Очень подозрительно. Надо проследить. Возможно, очередная беженка из волшебного мира, – подытожил кардинал Якоб и посмотрел на Карла Линдершперта, – свяжитесь с Розовым Фламинго, пусть узнает – не изгонял ли кого-нибудь из Волшебной страны король Аберон или его полоумный правнук.
Самый просвещенный из всех кардиналов ордена Желтой Галки понимающе улыбнулся, обнажив желтые острые зубы.
Шильда и Джилиана Ван Де Блейк карабкались по зеленому травянистому холму, цепляясь руками за тоненькие стволы торчащих то тут, то там карликовых деревьев.
За кладбищем, на которое так часто ходила за волшебными травками Старая Джил, были руины усадьбы, заросшие бурьяном и лопухами, и там, среди обгоревших фундаментов и торчащих из-под земли обломков бурых колонн была каменная дверь.
В детстве Шильда с другими ребятишками прибегала к руинам за кладбищем, чтобы поиграть, и неизменно удивлялась, как может такое случиться, что спустя века целой и невредимой осталась только одна стена, похожая на арочный проход, замурованный куском закопченных коричневых обоев.
Да уж, Шильда и представить себе не могла, что в тот роковой день, когда сгорит старый дуб с украденными чреслами, ее странная и запутанная жизнь станет еще более странной и запутанной.
Ветхая прабабушка, которую все в городке считали сумасшедшей старушкой с фиолетовыми волосами, в один миг превратится в ровесницу, только лишь взглянув в старинное зеркало в гостиной, да к тому же окажется изгнанной за какие-то преступления принцессой Волшебной страны.
Да и парень, которого она спасла и приволокла домой в тот роковой день, куда-то загадочно исчез, словно и не было его.
Девушка опасалась, что он заявит на нее в полицию, ведь она похитила его, и ждала каждую минуту появления на пороге дома отряда вооруженных полицейских, но после приезда погребальной службы и росчерка на поддельном свидетельстве о смерти прабабушки Джилианы Ван Де Блейк, никто не тревожил их ветхое жилище, даже местные жители не приходили, чтобы засвидетельствовать свою скорбь домашней выпечкой по случаю смерти соседки.
И не удивительно – семейство Ван Де Блейк ненавидел весь городок, поэтому в закусочной «Три цыпленка» в день ложной смерти Джилианы собралась толпа злопыхателей, чтобы отпраздновать смерть вредной бабки-ведьмы. По слухам только Коул Большая Кровать не пришел на праздник и был грустен, и Шильда смутно догадывалась, что причина этой тоски заключалась в чем-то другом.
– Шильда, деточка, мы уже почти пришли. Мне нужно рассказать тебе удивительную историю нашего рода, который, как ты теперь знаешь, восходит к королевской семье Волшебной страны. Ван Де Блейк – это фамилия моего четвертого мужа, от которого я родила Люцию. В девичестве я была Джилианой Алроуз.
Шильда молча кивнула, оглядывая окрестности.
Холмы всегда были погружены в дымку, поэтому казалось, что руины играют в прятки с наблюдателем, прячась в молочном тумане. Местные жители говорили, что это проклятое место, а ученые – что из-за подводных вод, залегающих под холмами, здесь избыток конденсата. Прабабушка же говорила, что руины скрывает морок, ведь здесь находится один из входов в Волшебную страну.
– Итак, Шильда, деточка, – деловито начала прабабушка, отбросив с лица прядь огненные волос, – я точно не знаю как, но ты открыла портал в Волшебную страну, и я удивлена, что твоя разбавленная смертными кровь все еще способна колдовать. Синее пламя, по-видимому, как-то связано с тобой, потому что ни Стив, ни Джексон, опрошенные мной в трансе, ничего подобного не видели, только удар молнии. Дуб тоже стоит целый, правда, еще более обугленный, чем обычно, и без моего волшебного гнезда с чреслами, который, по-видимому, канул в волшебный мир и без которого не будет спокойного житья, поэтому поднапрягись и сделай это снова – открой дверь и войди в мир бессмертных, чтобы найти мое потерянное имущество. И не медли. Погода скоро испортится, и хлынет дождь.
Шильда смерила прабабушку насмешливым взглядом и уперлась лбом в каменную стену, не зная, что ей нужно сделать.
Она погладила шероховатую обугленную каменную поверхность и даже трижды постучала, как если бы пыталась войти в приемную директора школы, но все тщетно.
Джилиана Ван Де Блейк смачно сплюнула на землю и покачала головой.
– Нет, так не пойдет, войди в дверь смело и уверенно. Сконцентрируйся, представь, что каменной плиты нет, и входи.
Шильда послушно все так и сделала, представляя все, что посоветовала прабабушка, но тщетно – она со стуком грохнулась на пол, ударившись лбом о каменную дверь, что и следовало ожидать согласно всем законам физики. На лбу у нее тут же вскочила пунцовая шишка. Девушка, проклиная Волшебную страну и все волшебные двери вместе взятые, поднялась на ноги.
Джилиана закатила глаза и снова покачала головой.
– Нет, не так. Сделай это более властно и уверенно. Ты потомок почти королевы этого проклятого волшебного мира! Сделай все так, как будто спешишь на парад в свою честь, ну или на распродажу в «черную пятницу».
Шильда зажмурилась и с трудом подавила голос рассудка, требующий, чтобы она немедленно прекратила эту глупую попытка вышибить себе мозги, а затем сильно и уверенно грохнулась на траву, вырастив на лбу вторую шишку, не уступающую по размеру первой.
Джилиана Ван Де Блейк задумчиво почесала подбородок.
– Странно, очень странно. Интересно, как это работает? Никто из Ван Де Блейков не умел открывать двери. Может я ошиблась? Шильда, надо попробовать еще раз. Вставай, нечего там разлеживаться. Надо вернуть эти чертовые чресла с того света любой ценой.
– Нет! Хватит с меня этого цирка, бабуль! Если тебе так охота – сама расшибайся в лепешку! Тебе не приходило в голову, что это глупо? – взбеленилась Шильда, вскочив на ноги и грозно уперев руки в боки. – Если я еще раз стукнусь башкой, то до конца моих дней ты будешь кормить меня с ложки!
Прабабушка недобро ухмыльнулась и тоже грозно уперла руки в боки.
– Это не продлится долго, ведь я бессмертная, а ты не протянешь и до двадцати, если не станешь вдовой минимум три раза, чтобы снять с себя наше родовое проклятие. Твоя мать не послушались меня, а вот, кстати, и она вместе с бабушкой.
Шильда резко обернулась, чуть не упав в обморок от головокружения, но за ее спиной никого не было – шелестела высокая трава, каменная дверь была все такой же бурой и непроницаемой, а Джилиана все такой же молодой и рыжей.
– Это вообще не смешно, бабуль. Да ты просто издеваешься надо мной, – девушка подавила внезапно выступившие слезы и сжала кулаки, – все знают, что они утонули в озере.
– Чушь собачья! – взмахнула руками прабабушка и ткнула пальцем куда-то в траву. – Надо же было мне что-то сказать следователю? Утопление – это очень логично и человечно. Не могла же я сказать, что твоя мать и бабушка превратились в змей?
– Змей?!
Вдруг из травы высунулись две черные змеи, которые, встав на хвосты, оказались почти на одном уровне с лицом Шильды. Покачиваясь, словно молодые деревца на ветру, змеи беспрестанно шевелили высунутыми раздвоенными язычками.
– Познакомься, Шильда, деточка, это твоя мама и бабушка. Справа – Люция, а слева – Хельма.
Шильда вдруг вспомнила, что раньше у прабабушки жили две черные змеи, которых она назвала в честь мамы и бабушки, и которые каждую ночь сбегали из аквариума. Каждую ночь она просыпалась от того, что прохладные змеиные тельца опутывали ее руки и ноги. В ужасе она кричала и звала на помощь прабабушку, которой в итоге пришлось избавиться от питомцев, так как правнучка перестала разговаривать и есть – так пугали ее змеи. С тех пор при виде этих созданий Шильда падала в обморок без всяких исключений.
Джилиана и две змейки склонились над правнучкой, чтобы привести ее в чувство и вздрогнули от удара молнии, расколовшего пополам каменную стену.
Ослепнув на миг от яркой синей вспышки, три ведьмы увидели прекрасного юношу в бледно-лиловой накидке, подбитой серым мехом, в остроносых фиолетовых сапожках с причудливой прической из множества тоненьких кос, сколотых на затылке шпильками с разноцветными жемчужинами.
– Я же сказал, что никаких оборок не будет. Маскарад должен пройти безупречно, поэтому только атлас и шелк, – юноша прервал сам себя и испуганно обернулся, уперев в Джилиану взгляд огромных золотисто-зеленых глаз, обрамленных длинными черным ресницами.
Тоненько вскрикнув, юноша картинно взмахнул руками, словно собираясь упасть в обморок, но затем, передумав, выдернул из прически шпильку и нацелил ее острие на рыжеволосую ведьму, которая упорно и медленно приближалась к нему, пожирая его удивленным взглядом.
– Это же ты! – ахнула вдруг она. – Парень Шильды! Эльф! Просто невероятно!
– Отстань от меня, чудовище! Я принц! Мой прадедушка убьет тебя, если ты коснешься меня хоть кончиком своего грязного когтя! А-а-а!..
Джилиана и правда хотела ткнуть кончиком своего длинного красного ногтя эльфа, но тот оперся спиной о каменную дверь и исчез, словно его никогда и не было.
Две черные змейки встали на хвосты и заглянули в лицо ведьмы, которая что-то мысленно им говорила, кивая головой.
– Да, Хельма. Это был его правнук. Я тоже видела кольцо с печатью, – подытожила беседу прабабушка и вздохнула, – все очень запутанно и странно. Мне нужно срочно во всем разобраться. Сегодня же улетаю в Дармшир на шабаш, надо посовещаться с дамами.
Черные змейки послушно оплели, наподобие браслетов, обнаженные запястья Джилианы.
– Идемте домой. Хватит здесь прозябать. Девочка выросла и примет вас. И заодно проследите за ней, пока меня не будет дома.
Сказав это, Джилиана переместила себя, змеек и Шильду в пыльную гостиную старого дома на Тенистой улице, покачнувшись от забытого чувства головокружения, которое неизменно сопровождает магическую телепортацию.
Кряхтя, она опрокинула в себя бокал заговоренного вина и приняла образ старой и неопрятной женщины, завернутой в порванную серую шаль, затем достала из кладовки метлу и вышла на улицу, словно намереваясь подмести двор.
В полночь.
Принц Вильмонтейльн метался по раззолоченной спальне, подбрасывая в воздух горсть заговоренных лепестков белых роз, чтобы отогнать злых духов, мертвецов и смертных.
Камердинер Его Наипрекраснейшего Высочества Фламиль безучастно наблюдал за попытками своего господина привязать себя шелковой лентой к деревянной ножке кровати. Он и не такое повидал, работая по заданию короля Аберона в Радужном дворце. В конце концов, чем бы принц ни тешился, лишь бы в траве и грязи не валялся – и на том спасибо.
– Вот! – радостно выкрикнул Вильмонтейльн. – Теперь никто меня не похитит! Фламиль, передай прадедушке, что я жив и здоров и жду его на летнем маскараде!
Небрежным мановением руки принц отпустил камердинера и попытался восстановить в памяти тот ужасный день, когда его впервые похитили – никакой связи между первым и вторым похищением не было.
Он всегда занимался одним и тем же на протяжении семи сотен лет: придумывал одежду, затем шил ее, примерял и снова перешивал, потом украшал и накладывал чары для износостойкости ткани и фурнитуры и никто и никогда не похищал его.
Это было просто неслыханно!
Его, самого прекрасного принца всех времен и магических народов, хотело коснуться какое-то рыжее и лохматое чудовище!
Правда, выглядело оно очень знакомым, но где в этом прекрасном мире он мог увидеть столь отвратительное создание?
Поразмыслив в тишине и покое, Вильмонтейльн вспомнил, что в замке прадедушки висел потускневший и изрядно съеденный молью фрагмент гобелена, на котором была изображена его невеста Джилиана Алроуз, с которой давным-давно произошел магический конфликт, закончившийся отменой свадьбы и смертью прадедушкиной любовницы, которая, по слухам, была смертной.
Прадедушка очень расстроился и начал воевать, чтобы заглушить любовную тоску, и время от времени, выпив зачарованного вина, стрелял из охотничьего лука в гобелен с изображением невесты Джилиана, неизменно попадая ей в голову. Вот эта изодранная ржавая голова с торчащими из нее черными стрелами напомнила принцу увиденную женщину, хотя это мог быть и ее призрак, ведь в том отвратительно мире, куда она его притащила, крайне мерзко и сильно воняло смертью.
В конце концов, Вильмонтейльну надоело сидеть привязанным к кровати, и он стал кричать, чтобы слуги развязали его, ведь он был совершенно беспомощен в своих нелепых объемных нежно-лиловых одеждах с тысячей застежек и дюжиной вложенных друг в друга рукавов, но на его зов так и никто и не пришел.
Вдруг тишину дворцового дворика разорвал скрежет мечей, дикие стоны, полные боли, а затем ржание коней и грозный утробный звук рога.
– Вильмонтейльн! Выходи на рыцарский поединок, подлый злодей и гнилая ветвь рода Белроуз! – выкрикнул знакомый до боли голос, заставивший принца содрогнуться.
– Гавелерон! Святые Небо и Земля! Он снова воскрес! Какая жалость, что его в прошлый раз задрал кабан на охоте! О, нет! Меня пришел убить собственный брат, а я одет совсем неподобающим образом для этой драматической сцены!
Принц Вильмонтейльн стал усиленно дергать шелковую ленту, затягивая еще сильнее узел, пока не выбился из сил.
Он надеялся, что Гавелерон не найдет его покои в лабиринте комнат Радужного дворца, но это были совершенно напрасные ожидания. Старший принц построил этот дворец для себя, который занял после его очередной кончины принц Вильмонтейльн, и все из-за нелепой случайности.
На охоте принц Гавелерон запутался в плаще, который подарил ему Вильмонтейльн, и кубарем скатился с пригорка прямо под рога дикого кабана. Тут и пришел старшему брату конец, но он, вероятно, затаил злобу на Вильмонтейльна, считая, что тот специально подстроил его убийство, покушаясь на трон Волшебной страны.
Все эти мысли вихрем пронеслись в аккуратно украшенной косами голове принца Вильмонтейльна, побледневшего под толстым слоем пудры. Он представил, как старший брат вывернет его наизнанку и подвесит вверх ногами на дереве, а после надругается над его платьями, пытаясь влезть в них своей далеко неизящной фигурой.
От всего этого принца скрутила судорога, а потом парализовал дичайший страх, ведь дверь его спальни разлетелась в щепки, и на пороге возник Гавелерон, облаченный в синий доспех, заляпанный кровью. Глаза его злобно сверкали, а волшебный меч угрожающе шипел, испаряя алые полосы кровоподтеков.
Вильмонтейльн затрясся всем телом, ведь боялся пыток, боли и расчленения, но особенно – белой льняной хламиды грубого пошива, которую носили пленники Радужного дворца и до эстетического улучшения которой он так и не добрался в своей погоне за совершенным дворцовым одеянием.
Закрыв глаза, принц ощутил дуновение ветра от заносимого над его головой клинка, как вдруг его завертело и выбросило, словно тряпичную куклу, в темноту, а затем больно ударило по голове.
Нос резанул запах тлена и разложения. Забрезжили очертания уродливых и корявых предметов такой смутно знакомой обстановки – он точно был здесь в одном из своих кошмаров, когда лохматое чудовище хотело его обесчестить, и встреча с которым пугала принца Вильмонтейльна теперь не так уж и сильно, как внезапно воскресший и жаждущий мести старший брат.
– Кто такой? – услышал он женский голос, доносившийся из тела черной змеи с желтыми глазами, которая, грозно шипя, застучала кончиком хвоста по полу, готовясь напасть на чужака.
– Сиятельная госпожа, – вдруг с галантной улыбкой произнес Вильмонтейльн и привстал на локте, обращаясь к черной змейке, – смею вам представиться: я принц Волшебной страны Вильмонтейльн Наипрекраснейший из королевского рода Белроуз, носящий титул самого прекрасного принца всех времен и магических народов.
– Люция, он видит нас, – произнесла женским голосом другая черная змейка с голубыми глазами. – Он потомок Аберона!
Она с шипением ткнула свою змеиную мордочку в лицо Вильмонтейльна, что было воспринято принцем, как церемониальное лобзание дворян и близких родственников, от чего он пришел в восторг, ведь любил подобные прелести этикета волшебного двора.
Шильда, которая не видела ничего, кроме юноши в безразмерной наволочке, вышитой лиловыми цветами, грозно нахмурилась, стараясь не подавать вида, что ее пугают больше две свернувшиеся восьмерками змеи, опутавшие руки незнакомца, чем сам факт его наличия в своей гостиной.
Мгновение назад она очнулась на диване от холодного прикосновения и щекота, и, открыв глаза, увидела двух черных змей у себя на животе. Закричав так, будто ее живьем режут на части, Шильда бросилась вон из комнаты, но споткнулась о разбросанный по полу эзотерический хлам и упала, плашмя растянувшись на липком и грязном полу. Затем лампочка в потолке с треском взорвалась. От раската откуда невесть взявшегося грома треснули все стекла в доме, а потом появился ее спаситель, на которого сразу же набросились две черные змеи по имени Люция и Хельма, оставив Шильду, наконец, в покое.
– Милостивые и сиятельные госпожи, – обратился Вильмонтейльн к двум черным змейкам, неподвижно застывшим перед ним, словно две чугунные кочерги, – не подскажите ли вы мне, как вернуться домой? Не хочу показаться грубым и бестактным, благородные леди, но я очень спешу, ведь в мое отсутствие в Волшебной стране могут произойти крайне ужасные и прискорбные события.
– Это кого ты «ледями» тут обозвал! – закатила рукава Шильда, намереваясь влепить оплеуху свалившемуся ему на голову франту и расчехлить из надушенных наволочек.
– Не трогай меня, чудовище! Я представитель белой крови! Живым не дамся! Лучше смерть, чем позор! Благородные леди, спасите меня!
– Так это ты, погорелец? Сейчас получишь у меня, чертов маньяк!
Вильмонтейльн с трудом уклонился от размашистого удара Шильды, которая умудрилась схватить его за один из множества рукавов, и, ахнув, провалился куда-то в подпол, снова исчезнув, будто его никогда и не было.
В руках у девушки остался белый кусок ткани, похожий на оторванное крыло огромного мотылька.
Внезапно тишину гостиной разорвал заунывный клекот кукушки – кто-то позвонил во входную дверь, а затем громко забарабанил в нее кулаками.
– Джилиана, с днем рождения! Выглядишь на все сто! Даже не дашь тебе триста лет, дорогуша!
– Старость тебе к лицу, моя красавица!
– Поздравляю, ты на год ближе к смерти, хотя о чем я говорю? Ты же бессмертная. Вот же ведьма!
Ковен Зеленого Плюща добродушно скалился Джилиане Ван Де Блейк, которой сегодня как раз исполнилось ровно триста лет и которая в последний раз посещала собрание ведьм ровно двадцать девять лет назад.
Тогда она выглядела, как очень старая женщина в черном капоте и грязном кружевном чепчике, не то, что сейчас.
Как только она пересекла порог заколдованной аулы, маскировочные чары спали с нее, обнажив ее во всей красе, свойственной только обитателям волшебного мира.
Джилиана вздохнула и поправила копну рыжих волос, не тронутых ни сединой, ни краской, ни временем, которое так нещадно потрепало ее коллег по магическому цеху – обученных колдовству женщин из числа смертных.
За круглым белом столом, застеленным черной кружевной скатертью, сидело пять старых, стареющих и откровенно дряхлых женщин, с которых также спал морок, как только они переступили зачарованный порог аулы.
Для людей они были роковыми красавицами, а на деле от них разило нафталином, и выглядели они, как прокисший квас, ведь последствия неизбежного хода времени не могло остановить ни черное запретное колдовство, ни купание в крови юных девственниц.
– Истинные ведьмы не стареют, многоуважаемые дамы, – парировала Джилиана и ехидно улыбнулась, затем поставила метлу в угол и повесила серую шаль на чугунный крючок, торчащий из каменной стены.
Она обошла стол против часовой стрелки согласно ведьмовском этикету и остановилась перед самой дряхлой и безобразной на вид старухой в коричневом засаленном платье.
– Здравствуй, Марта. Двадцать девять лет не виделись и столько же мои глаза тебя бы не видели, но так как я ненавижу тебя меньше всех, то сразу же перейду к делу: мне нужна помощь в одном пикантном семейном деле. Плачу годами жизни, которых, как ты знаешь, у меня вагон и маленькая тележка. Так ты протянешь еще десяток-другой, прежде чем тебя понесут на погост под радостное улюлюканье местных жителей.
Марта Лемурье заинтересованно приподняла бровь.
Ее специализацией было яснознание и магические сделки, которые она всегда проворачивала в свою пользу.
Связываться с Джилианой Ван Де Блейк у нее не было никакого желания, ведь по молодости они разругались из-за одного мужчины, которого эльфийская ведьма отказалась приворожить, поэтому Марта осталась без потомства, но разбитое сердце не идет в счет, когда дело касается вечной жизни или хотя бы пары десятков лет за исчерпывающую информацию.
Тонкие, словно ниточки, губы престарелой ведьмы раздвинулись в неком подобии улыбки, обнажив абсолютно беззубый рот.
– Батис, подними свой трухлявый зад и уступи место гостье. И завари молодильный чай. И ничего на этот раз не перепутай: тот, что мне нужен, лежит в банке с биркой «Старая рухлядь». Запомни: несмотря на свое здоровье, молодость и раздражающую красоту, наша гостья все-таки фактически не бессмертная. Если мне не изменяет память ее можно отравить смешанной в равной пропорции полынью и вербеной. Не так ли, моя дорогая? – прошепелявила Марта и жестом указала Джилиане на стул на трех ножках справа от себя, который нехотя покинула старая женщина с подведенными черным карандашом бровями, словно она была всему и всегда бесконечно удивлена.
– Ты как всегда прекрасно информирована, Марта, – ухмыльнулась Джилиана и брезгливо отодвинула от себя треснувшую чашку с каким-то вонючим пойлом, – твой дар яснознания все такой же мощный и сильный, не то, что твои старые кости.
Женщины за столом натужно улыбнулись, из-за чего их лица исказили жуткие гримасы, словно их медленно и изощренно пытали в подвале ордена Желтой Галки.
Батис загремела посудой на примыкавшей к ауле кухоньке, а прочие ведьмы нехотя удалились в соседний зал, чтобы с удовольствием посплетничать о бессмертной Ван Де Блейк, которая предусмотрительно поставила защищающий от прослушки магический барьер.
– Итак, моя дорогая, что ты хочешь узнать? – неспешно начала разговор Марта Лемурье, когда Батис наполнила молодильным чаем ее кружку и с удивленным лицом покинула аулу, присоединившись к своим подругам по ковену.
– А что тебе уже известно о моей проблеме? – вопросом на вопрос ответила Джилиана, от которой не скрылась легкая дрема транса, которая время от времени укутывала дряхлую старуху.
– Так-так. Все твои мужья по-прежнему тихо гниют в гробах, а дочь и внучка – прозябают в змеиных телах, – монотонно начала перечислять Марта, закатив белесые глаза к потолку, – дерево твое сгорело, старая личина твоя умерла, правнучка твоя встретила принца. Я ничего не упустила? – прокряхтела старуха, которой сеансы яснознания давались все трудней и трудней.
Джилиана кивнула головой и скрестила руки.
Все это она знала, как и все в ковене Зеленого Плюща – новости среди ведьм разносятся быстрее, чем порча на ветер, а сплетни разбухают сильнее, чем дрожжи, брошенные в туалет.
– Но это тебе неинтересно, – краем беззубого рта улыбнулась Марта, – это я для настройки говорю. Семья твоя скоро сгинет, знаешь сама. Часто гадаешь на Молоте Ведьм, а там все одно да потому – надо снимать венец безбрачия и в жертву троих смертных приносить. Сама-то ты справилась, потому что тварь бездушная из волшебного мира, а наследницы твои – нет, потому что в них живая человеческая кровь течет, не повезло им, вот и стали змеюками погаными, как и проклял тебя твой муженек-королек… Да и он скоро помрет от головной боли какой-то. Там в его волшебной стране дворцовый переворот зреет, вижу одного принца с луком и стрелами, а другого – с иглой. Он все шьет, да шьет, а вышить ничего не может, да и пришить некого не сумеет. Проклят умереть от железа – тобой, между прочим, поэтому выращен бабами и ходит в платье, как баба… Тьфу, тьфу, тьфу, нечистая сила, от такого и ослепнуть можно. Яйца ты зачем оторвала? Вот же ненасытная озабоченная и похотливая ведьма, зла на тебя не хватает… В гнездо засунула…
– Вот об этом я и хочу поговорить, – прервала поток яснознания старой ведьмы Джилиана Ван Де Блейк и выпрямила спину, – как найти мою пропажу? Как вернуть?
Марта Лемурье всегда поражалась тяге волшебного народа к изощренным магическим пыткам над смертными, ведь именно из-за этой нечеловеческой жестокости ведьм испокон и преследуют разные ордены святой инквизиции, но промолчала – все-таки разговор был деловой, а посплетничать о роде Ван Де Блейк она сможет и потом, а заодно и в сотый раз порчу попробует поставить на эту рыжеволосую ведьму, авось все-таки сдохнет.
– Вещь найди принца волшебного, да вызови на разговор, сделку заключи – пусть найдет твое порочное гнездо. Ох, нечистая сила, да не гнездо это, а сумка красная лаковая. От Dior. Совсем из ума выжила – прятать яйца в такую приметную вещь. Ее ж любой смертный украсть может, стоит она-то дорого, да еще из ограниченной коллекции…
– Не отвлекайся, Марта. На дворе все-таки XXI век. Никого не удивишь красной лаковой сумкой, даже от Dior, а вот птичьим гнездом с копошащимися в них чреслами – да, поэтому я и поставила морок, – нетерпеливо перебила яснознающую Джилиана и откинулась на спинку стула, который жалобно скрипнул под ведьмой, – скажи лучше, обладает ли Шильда магическим даром? И если да, то каким?
– Никаким, – холодно констатировала старая ведьма, вернувшись обратно в тело из мира духов, в котором видела незримое и была свидетелем небывалого, – обычная она. Кровь твоя в ней разбивалась, даже банки с кремом заговаривать не может.
Марта потянулась дрожащей рукой за чашечкой молодильного чая, в который Джилиана добавила двадцать лет жизни, три раза дунув на кружку, но омоложение яснознающей внезапно отложилось.
– Расскажи о порталах в Волшебную страну. Как и почему Шильда их открывает?
Старая ведьма хрипло рассмеялась, обнажив пустой рот, из которого пахнуло гнилью. Она потерла сухими и тонкими пальцами, словно камышовые тростинки, глаза и потребовала еще годы жизни за такую секретную и важную информацию.
– Волшебный народ не любит, когда смертные суют нос в их тайны и магические дела или шпионят за ними. Богиня Фата Моргана может и глаз выколоть спицей за вторжение в святая святых – судьбу, – сказала Марта, которая сильно рисковала, и Джилиана понимала это, поэтому без лишних разговоров добавила в чашечку молодильного чая еще пятьдесят лет жизни.
Марта снова впала в транс, в котором пребывала довольно долго. Тело ее время от времени дергалось в судорогах, а из уголков глаз текла кровь. Когда она пришла в себя, то выглядела очень уставшей – смертельно.
– Проклятие сковало двоих в одну цепь. Их примирит смерть, магия, склеп. Как только один в беду попадет, другой его сразу в пространстве найдет, – вдруг не своим голосом изрекла пророчество ведьма и, испустив судорожный вздох, умерла.
Джилиана попыталась на всякий случай привести в чувство Марту: отхлестала ее по щекам, больно ущипнула, а также покрыла трехэтажным матом, которым владеют только представители волшебного народа, но старуха так и не ожила.
Чары над аулой рассеялись, и в зал вползли ведьмы, равнодушно уставившись на застывшую в неестественной позе главу ковена.
– Может сделать еще молодильного чаю? С сахаром? – вежливо поинтересовалась у Джилианы Батис, которая согласно магическому протоколу подчинялась теперь новой главе ковена – рыжеволосой бессмертной ведьме, которая получила власть в момент смерти Марты.
– Сахар уже не поможет. Она мертва, – встряла другая ведьма, которая была самой молодой благодаря практике исключительно белого колдовства.
– У меня в тайнике есть шоколад, который изгоняет бабку из организма, – вдруг оживилась другая ведьма, которой на вид было не больше пятидесяти, а по факту – не более ста шестидесяти лет.
– Мне нельзя сладкое, – поморщилась Джилиана Ван Де Блейк.
– Нельзя сладкое, значит, открываем полусладкое! – энергично распорядилась Батис и достала откуда-то из-под полы бутылочку красного вина. – С днем рождения, Глава! Ура! Ура! Ура!
Стук в дверь усилился.
– Откройте! Это полиция! Если вы не откроете дверь, то мы вышибем ее!
Шильда прикусила губу и с отчаянием посмотрела на двух черных змеек, заползших на подоконник.
Страх перед заколдованной мамой и бабушкой в холодных кожистых тельцах уступил место ужасу перед заключением в полицейском участке.
Какое уж здесь спокойствие!
Джилиана лишила Стива мужского достоинства, и теперь к ним приехал его отец – шериф Билл Биллан, который, как она была уверена, уже в курсе, что прабабушка – ведьма и до сих пор жива.
На улице завыли сирены, послышался скрип колес и гулкий топот. Кто-то отдал команду, и входная дверь дома № 13 на Тенистой улице разлетелась в щепки. В гостиную ворвался отряд вооруженных до зубов мужчин в черной форме.
– Все чисто. Отбой, – скомандовал молодой голос, явно не принадлежавший шерифу Биллу. – Ложный вызов. Уходим.
Не менее стремительной черной лавиной вооруженный отряд покинул ветхое жилище Ван Де Блейков, оставив Шильду наедине с симпатичным высоким шерифом, при виде которого девушка залилась краской.
– Извините за вторжение. Поступил анонимный звонок, что ваш дом захватили террористы. Вы в порядке, мисс? – участливо спросил Шильду молодой человек, пронзив ее взглядом безмятежных лазурно-голубых глаз.
Девушка хотела ответить, что с ней все в порядке, но голос предательски дрогнул, и она невнятно пробормотала слова благодарности, чуть не потеряв сознание от ослепительной улыбки, которой наградил ее полицейский.
– Извините, не представился. Меня зовут Лестер Маккинли. Я новый шериф Локса. Только сегодня прибыл по назначению из Дармута. А вы видимо… – Лестер быстро глянул в блокнот и удивленно приподнял брови, – мисс Джилиана Ван Де Блейк, верно?
– Нет! Да! – в один голос ответили Шильда и прабабушка, которая, кряхтя, вошла в дом с заднего двора в образе старушки в серой шали, держа наперевес метлу.
– Она умерла, – начала Шильда, но Джилиана ее нагло перебила.
– Я жива и чувствую себя просто прекрасно, – икнув, ответила прабабушка.
– А вы, простите, кто? – любезно поинтересовался шериф.
– Я, мать его, – начала прабабушка, покачиваясь из стороны в сторону, словно парусник на океанских волнах.
– Наша уборщица! – поспешно выкрикнула Шильда, но прабабушка угрожающе топнула ногой, призывая всех к молчанию.
– Чушь собачья! Я хозяйка этого чертового дома и меня зовут Джилиана Ван Де Блейк. Я бессмертная красавица! И королева волшебной страны! И совершенно свободна сегодня вечером, – прабабушка игриво подмигнула шерифу и вдруг хрипло расхохоталась.
Шильду и Лестера окутало облако крепчайшего перегара.
– Ах, вот оно что, – понимающе кивнул шериф Лестер Маккинли и что-то пометил ручкой в своем блокноте, жирно подчеркнув, – назовите свое настоящее имя для регистрации происшествия, а затем проследуйте за мной в вытрезвитель.
– Меня так и зовут, дурень. Я Джилиана Ван Де Блейк. Я троюродная кузина брата моей покойной матери по линии его сестры, – без запинки выпалила прабабушка, заносчиво задрав голову, – нас всех в роду так называют. Традиция такая, понимаешь. И я живу я здесь в этом самом чертовом доме…
– В кладовке, – помогла Шильда.
– Да так и есть, в этой самой чертовой кладовке, – деловито подтвердила прабабушка, грозно зыркнув на правнучку, – приехала из Шотландии к любимым дальним родственничкам, чтобы подметать двор. Туда и сюда этой метлой. Туда и сюда. Вот так!
Джилиана наглядно показала Лестеру Миккинли, как она метет двор, чтобы не возникло сомнений в ее компетенции, но молодой шериф, казалось, потерял к ней всякий интерес и вдруг снова обратился к Шильде.
– Надеюсь, мисс, у вас есть опекун?
Девушка энергично кивнула, умоляя взглядом прабабушку исчезнуть.
– Тогда я жду его завтра в участке. Кто-то должен мне объяснить, каким образом несовершеннолетняя девушка и пожилая нетрезвая леди с метлой причастны к анонимному звонку о вооруженном нападении на их дом террористов.
Юная ведьма не успела и глазом моргнуть, как шериф Лестер Маккинли что-то быстро настрочил в протоколе, который тут же протянул ей для подписи.
– Шильда Ван Де Блейк! – затем последовал поток отборной ругани, – сколько раз я тебе говорила: подписывай покаянные в колдовстве только в присутствии личного экзорциста!
Шериф Лестер пронзил старушку в серой шали, грозно трясущей метлой, удивленным взглядом, затем оставил свой номер телефона Шильде, вышел в разломанный дверной прием, осторожно минуя острые щепки, торчащие из дверного косяка.
– Еще раз извините за вторжение. Я пришлю к вам мастера, который починит дверь. До свидания мисс Шильда и миссис Джилиана, – уже на пороге произнес симпатичный молодой шериф.
– Я мисс, дурень! Позвони мне! – крикнула в след удаляющемуся шерифу Джилиана Ван Де Блейк, чтобы затем, с трудом приняв свой истинный облик, рухнуть в изнеможении в кресло.
– Бабуля! Ты в стельку пьяна! И чуть нас не выдала! – набросилась на нее правнучка, но ведьма лишь сонно отмахнулась от нее.
– Поговорим завтра, деточка. И закрой дверь, а то дует что-то…
С этими словами новоиспеченная глава ковена провалилась в глубокий сон, а Шильда, трепетно прижав к груди смартфон с номером телефона шерифа Лестера Маккинли, поднялась на второй этаж в свою комнату, чтобы провести всю ночь в изучении его страничек в социальных сетях.
– Это совсем никуда не годится! Эти варвары разрушили мой дворец!
Принц Вильмонтейльн выкатился кубарем из дыры в пространстве, пылающей синим пламенем, и попал в настоящее полымя его персонального кошмара.
Радужный дворец лежал в руинах, все слуги исчезли, а его потайная гардеробная, закрытая на семьдесят семь магических замков, оказалась взломанной, и все сто тысяч платьев – похищенными.
– О! Гавелерон жесток! Святые Небо и Земля! Он вынуждает меня объявить ему войну! – возмущенно пискнул принц Вильмонтейльн и помчался в подземную сокровищницу, чтобы удостовериться, что и она разграблена.
Все созданные по его эскизам диадемы, тиары, кольца, браслеты и оплечья исчезли, как и все пергаментные свитки в библиотеке, изображающие Его Наипрекраснейшее Высочество во всех возможных нарядах, аксессуарах и ракурсах.
Вильмонтейльн в изнеможении рухнул на мозаичный пол, нещадно затоптанный грязными подошвами десятками сотен сапог, по следам которых понял, что все его бесценные сокровища похищены армией старшего брата, которому предстояло стать следующим королем Волшебной страны, а ему, прекрасному, нежному и утонченному принцу, уготована участь вечность томиться в королевской усыпальнице.
Вильмонтейльн горько расплакался и уткнулся пыльным лицом, по которому размазалась косметика, в колени, всхлипывая всем своим изящным телом, опутанным грязными подранными ошметками некогда великолепного одеяния, которое он назвал «Полет бабочки».
Его жизнь стала просто невыносимой, особенно теперь, когда в его маленьком волшебном мирке не осталось ничего прекрасного, кроме его самого.
Он так жалел себя, так жалел, что разрыдался пуще прежнего, а когда никто так и не пришел его утешить, успокоился и вытер слезы.
Подумав, что такая жизнь просто невыносима, Вильмонтейльн, решил умереть.
Принц не знал, как это правильно делается, ведь ни один бессмертный никогда по-настоящему не умирал.
Вильмонтейльн не был уверен, что ему это вообще удастся, ведь был заколдован ото всех возможных смертей и опасностей. Тем не менее, он расплел свои длинные золотистые волосы, взял в руки серебряный шнур, чтобы повеситься на люстре в тронном зале, но не нашел ни одного стула, стола или даже табурета.
Опечаленный неудачей, но полный решимости, принц почти бегом отправился на кухню, чтобы пронзить свое разбитое сердце ножом, но и кухня оказалась пуста: ни стола, ни стула, ни котла, ни даже ложки он там не обнаружил. Все было украдено.
Решив, что спешить некуда, Вильмонтейльн задумчиво перебирал в памяти все возможные способы расстаться со своей бессмертной жизнью.
Он вспомнил, что волшебные существа довольно часто погибают на охоте, поэтому, обрадованный, вскочил на ноги и помчался что есть мочи в конюшню, чтобы обнаружить полную и абсолютную пропажу всех своих лошадей и гончих псов.
– Да они просто издеваются надо мной! – воскликнул Вильмонтейльн и потряс кулаком. – Меня, самого прекрасного принца всех времен и магических народов, так еще никто не оскорблял! Я даже не могу уйти красиво из этой уродливой, вульгарной и откровенно безвкусной бессмертной жизни! Но ничего! Дикие звери разорвут меня на части в лесу!
Гордо подобрав полы своего порванного платья, превратившегося в тряпицу всех оттенков серого, принц Вильмонтейльн решительно направился в самую гущу Ржавого леса, где до этого момента никогда не был, хоть ему и было семьсот лет от роду.
Мощеная разноцветными плитами дорога вела от Радужного дворца до Стеклянного моста, переброшенного через синий бурлящий поток реки Синдебрас, за которым вздымалась грозная стена корявых узловатых деревьев, покрытых никогда не увядающей и никогда не опадающей бурой листвой.
Вдруг Вильмонтейльн увидел на стволе белого тополя справа от Стеклянного моста пергаментный свиток, прибитый стрелой Гавелерона, в котором было написано:
– В звездный час, в темный час я убью, братец, Вас не мечом, не стрелой, а железной иглой, ведь забрали Вы трон, нанеся мне урон. Жду я Вас на пиру, виру кровью возьму. Платья Ваши со мной, я в них влез…
– Боже мой!!!
Дальше Вильмонтейльн не смог читать это скабрезное и вульгарное послание, к тому же так грубо и нелепо срифмованное.
Урон, нанесенный ему, как принцу Волшебной страны, был невосполним.
Его платья обесчещены! Репутация самого прекрасного принца всех времен и магических народов разрушена! Такого унижения он не простит даже родному брату! Только кровь смоет этот позор!
Он должен отмстить и вернуть свой гардероб, а также всю обстановку в Радужный дворец до начала карнавала в честь Летнего Солнцестояния, а иначе…
Принц не мог представить, что будет тогда, ведь ничего хуже, чем все с ним произошедшее, он и представить себе не мог, и зря.
Наделенный недюжинным творческим воображением, Вильмонтейльн и знать не знал, и ведать не ведал, что никогда не бывает так плохо, чтобы не стало еще хуже, поэтому, внезапно услышав в своей голове властный хриплый женский голос, упал в реку вверх тормашками.
В темной и заваленной хламом гостиной дома № 13 на Тенистой улице было тихо.
Окна были задернуты черными плотными шторами, а зияющий дверной проем был задвинут дверцей старинного шкафа, украшенного смеющимися деревянными ангелами.
Шильда и Джилиана Ван Де Блейк в свете одинокой свечи настороженно всматривались в отражение большого овального напольного зеркала, в котором плясал алый язычок пламени.
– Нюхай рукав, деточка. Настройся на мысленный сеанс общения, представь себе того юношу, думай о нем, как о банке шоколадного мороженого в морозилке, которое хочешь съесть, но не можешь, потому что на диете.
Шильда громко чихнула, чуть не погасив пламя свечи, и вытерла нос.
– Бабуля, я не экстрасенс и не собака. Сама нюхай эту гадость. Она так воняет сиренью, что у меня голова кружится. Лучше сама попробуй – это ты у нас великая ведьма, а не я.
Джилиана Ван Де Блейк с трудом оторвала ото лба пакет со льдом и с укором посмотрела на правнучку.
Ведьма полулежала в кресле, которое расположила напротив обычно зашторенного черной бархатной тканью зеркала, и потягивала из трубочки противопохмельное зелье.
У нее не было никакого желания напиваться на собрании ковена, наоборот, она была в крайне дурном расположении духа, когда старая Марта так внезапно умерла, так внятно и не ответив на ее вопросы, но заколдованное ведьмовское вино творит чудеса.
Джилиана смутно припоминала, что вместе с сестрами из ковена оседлала метлу и полетела на шабаш, чтобы отпраздновать смерть старухи, ограбив по пути винный магазин. Дальше все было, как в тумане. Она даже не могла вспомнить, как и на чем вернулась домой.
Ох уж эти смертные ведьмы! В колдовстве никакие, в красоте уступают, но зато пьют, как верблюды.
– Бабуля немного приболела, – хрипло ответила ведьма, издав глухой стон от пульсирующей в висках боли, – поэтому помоги своей любимой прабабулечке и плескани мне в бокал еще лекарства, – и указала взглядом на откупоренную по такому случаю бутылочку красного вина 1613 года.
Шильда хмыкнула, но послушно наполнила бокал прабабушки волшебным зельем.
Джилиана посмаковала глоточек и, вздохнув, наклонилась к зеркалу, в котором отобразилось ее слегка опухшее лицо и копна спутанных рыжих волос. Ведьма закрыла глаза и представила правнука короля Аберона, мысленно пронзая пространство и время.
Она не была уверена, что с такой адской головной болью ей удастся выйти на мысленный контакт с обитателем волшебного мира, но Небо и Земля благоволили ей, поэтому, почувствовав тонкую серебряную нить, дрожащую, как струна, она хищно вцепилась в нее своей волей и вслух хрипло и властно произнесла:
– Эй, красавчик. Есть дело. Хочешь заключить магическую сделку? Все будет честно, клянусь Небом и Землей.
В отражении зеркала появилось мокрое и грязное лицо принца, отплевывающего воду, затем послышался жалобный стон и звук отжимаемой воды, а после сердитый голос ответил:
– Какая жалость! Я так расстроен, а теперь еще и это!
– Что случилось? – томно поинтересовалась Джилиана, жестом показывая Шильде, чтобы она подлила ей в бокал еще волшебного лекарства.
– Я промок! И не умею плавать! И самое ужасное – эта речка слишком мелкая, чтобы в ней утопиться! Боюсь, я просто в безвыходном положении! И разговор с рыжим чудовищем в моей голове – не самое худшее, что произошло со мной за последние сутки!
Шильда не смогла сдержать улыбки, наблюдая за грустной физиономией Вильмонтейльна, который больше не казался надменным франтом.
– Что вам надо от принца Волшебной страны? – заносчиво пискнул он, украдкой смахнув слезинку. – Сразу предупреждаю, что Мое Наипрекраснейшее Высочество не заключает магических сделок с чудовищами, мертвецами, духами и нечистью, даже если разорено, обесчещено, лишено дома и всех платьев. Это просто исключено! Я представитель белой крови! Это ниже моего достоинства!
– Мы не относимся к указанным выше монстрам, Ваше Наипрекраснейшее Высочество, – вкрадчиво сказала Джилиана, – слышали ли вы что-нибудь о смертных? Людях?
Принц волшебной страны закатил глаза и покачал головой, изображая крайнюю степень недоверия.
– За кого вы меня принимаете? Даже дети знают, что смертных не бывает. Это сказки. Они давно все вымерли.
– А вот и нет, Ваше Наипрекраснейшее… Высочество, – запнувшись, ответила Шильда, которая хотела поговорить через магическое зеркало с представителем волшебного народа, в котором сразу же признала юношу, которого спасла от огня и чуть не прибила в гостиной, – в нашем мире о вас говорят точно также, мол, магических существ не бывает, это все сказки.
– Какой вздор! – возмущенно всплеснул мокрыми рукавами Вильмонтейльн и важно подбоченился. – Но допустим, что это так. Что вам нужно, смертные люди, от принца Волшебной страны?
– Найти утраченное, – хрипло ответила ведьма, пригубив вино, – в ваш мир случайно попал один очень ценный предмет – гнездо с… неважно чем. Этот предмет нужно найти и вернуть обратно в мир людей. Моя благодарность не будет знать границ, Ваше Наипрекраснейшее Высочество.
Вильмонтейльн задумчиво погладил подбородок, затем повертел на пальцах свои многочисленные кольца и перстни и кивнул головой.
– Думаю, это возможно сделать, если ты, рыжее чудовище, окажешь мне взаимную услугу и поможете найти мое утраченное сокровище. Мой старший брат украл гардероб, состоящий из ста тысяч заколдованных платьев. Если ты вернешь мое сокровища до Летнего Солнцестояния, то я обязуюсь найти ваше птичье гнездо.
Шильда прикусила язык, чтобы не выругаться – сделка была абсолютно невыполнимой. Даже если Джилиана опрокинет земную ось, она не добудет сто тысяч заколдованных платьев, потому что согласно рассказам прабабушки ее давным-давно изгнали из Волшебной страны, посыпав ее следы солью, чтобы она никогда не переступила порог волшебного мира, и этот запрет распространяется на всех ее потомков до девятого колена.
– Сделка, Ваше Наипрекраснейшее Высочество! – торжественно произнесла Джилиана и приложила свою ладонь к холодной зеркальной поверхности.
Принц Вильмонтейльн с неестественно вспыхнувшими ядовито-зеленым цветом глазами, повторил движение ведьмы по ту сторону зеркального портала. Запястья их рук соединила кровавая нить, когда они одновременно произнесли заговор:
– Времени ход, иди наоборот задом наперед с заката на восход. Искомое мне верни, а не найдешь, умри. Как сказано, так и будет, чары ничто не разрушит.
Внезапно подул неизвестно откуда взявшийся в затхлой гостиной ветер. Пламя свечи погасло, и комната погрузилась во мрак.
Чиркнула спичка, и заалел кончик сигары, осветивший бледное лицо Джилианы, которая вымученно улыбнулась правнучке и выпустила в воздух клуб серого дыма.
– Итак, деточка, что ты знаешь о волшебных платьях волшебных принцев, живущих в волшебных мирах?
– Ничего, – растерянно призналась Шильда, беспомощно разведя руками.
– Как и я, – мрачно подтвердила Джилиана Ван Де Блейк, – и у нас есть ровно трое суток, чтобы во всем разобраться.
Кардинал Лестер Маккинли, известный в городке Локс в качестве нового шерифа, с нетерпением ждал в полицейском участке опекуна Шильды Ван Де Блейк.
Он подтвердил сведения ордена Желтой Галки, что Старуха Джил действительно умерла, ведь настоял на эксгумации тела и повторном вскрытии.
Не обнаружив никакого подвоха, а только вполне естественно разложившийся труп очень старой женщины с фиолетовыми волосами, кардинал Лестер решил удостовериться, что ее правнучка обычный человек, а не злодейское магическое существо, но не знал под каким предлогом навестить дом № 13 на Тенистой улице, как вдруг Господь Бог ниспослал ему анонимный звонок с сообщением, что чокнутое семейство Ван Де Блейков заминировало все соседские лужайки перед домом.
Признаться, в полицейском участке уже никто не воспринимал эти доносы всерьез, ведь если верить очевидцам, семейство Ван Де Блейк летает на метлах, готовит в котлах и вызывает демонов.
Кардинал Лестер Маккинли, несмотря на шутки коллег-полицейских, внимательно изучил все эти дела, ведь знал, что это правда, которую надобно до поры до времени скрывать, как свой духовный сан и принадлежность к ордену Желтой Галки.
– Старуха Джил мертва, – задумчиво вслух произнес Лестер, запрокинув ноги в черных лаковых ботинках на стол, заставленный кипами пожелтевших папок с делами, – и это очень странно, – он потер пульсирующие виски и тихо добавил, чтобы его никто не слышал, – ведь эта женщина жила веками и не сгорала даже на кострах инквизиции.
– Полагаешь, ее грохнула правнучка? – вмешался его коллега, толстяк Фил, аппетитно поедающий пончик с сахарной пудрой.
– Нет. Исключено, – отмахнулся Лестер, – странно, что эта почтенная дама так внезапно умерла, хотя, может быть, она до сих пор жива… – поспешно добавил он, вспомнив о подозрительной уборщице Ван Де Блейков, которая явно не могла быть Старой Джил хотя бы потому, что он собственноручно закопал ее тело после повторной экспертизы на кладбище, вбив в крышку гроба четыре освященных Папой Римским серебряных гвоздя.
– Лестер, не заморачивайся. Ты здесь новенький и не в курсе – старой ведьме лет сто было, не меньше. Все в Локсе каждое воскресенье молились в церкви о ее наискорейшей смерти. Она всех здесь достала, – произнес Джек Дункан, коротышка с очень длинными ресницами на выпученных голубых глазах.
– Боевая готовность! Всем занять свои места. Три минуты! – встрял в разговор Уолт Пирсон, не отрывая взгляда от окна и пожирая взглядом огненно-рыжее пятно, стремительным шагом приближающееся к зданию полицейского участка.
Внезапно Фил с глухим стоном втянул в себя живот. Пончик и стаканчик с кофе полетели в мусорку, а новая ослепительно белая рубашка вспорхнула, словно мотылек, и облекла плечи толстяка, а теперь – стройного парня, затянутого в выглаженную новенькую полицейскую форму.
Уолт Пирсон одним мощный сильным и непрерывным движением руки сгреб со стола все пыльные папки в выдвижной ящик шкафа, попутно крутясь в стуле и расчесывая свои длинные и спутанные волосы, которые из макаронного взрыва на фабрике превратились в стильную укладку прожженного мачо.
Уолт хищно прищурил глаза и расстегнул пуговки рубашки так, чтобы было видно, что он ходит в спортзал минимум три раза в неделю по понедельникам, средам и пятницам.
Джек Дункан, который никак не мог стать выше толстого Фила или бугристей Уолта, даже если залезет с ногами на стол и встанет в стойку Арнольда Шварценеггера, вкатил в свои глазницы огромные глаза, томно прикрыв их черными длинными ресницами, и принял расслабленную позу, поигрывая ключами от BMW M5 G-Power Hurricane, припаркованного на стоянке перед зданием полицейского участка.
Изумленный Лестер Маккинли стал свидетелем превращения без какого-либо колдовства трех провинциальных неудачников в искушенных донжуанов, с жадным нетерпением ожидающих появления дичи – Джульетты Ван Де Блейк, о которой ходили самые невероятные слухи: что она незаконнорожденная дочь шотландского миллиардера, тайный агент МИ-6 или русская балерина, скрывающаяся от правительства России за нетрадиционную сексуальную ориентацию.
Слухи эти, конечно же, породила женская молва, ведь Джульетта всегда выглядела безупречно, ругалась на иностранном языке и совсем не обращала внимания на мужчин.
Та, кого жители Локса знали под именем и образом Джульетты Ван Де Блейк, обвела хмурым взглядом присутствующих мужчин и скрестила руки на груди – великолепной упругой груди третьего размера, кокетливо выглядывающей из выреза строго черного офисного платья.
– Gwaehel van lesaro! Я пришла к вам, чтобы обратить в пепел ваши дома! – без обиняков начала она, а затем покачала головой. – Я имела в виду, что рада вас видеть, милостивые судари. Меня пригласили посетить следственную управу, чтобы засвидетельствовать свое почтение господину Лестеру. Нет! Что я несу?! – рыжеволосая красавица тряхнула львиной гривой и исправилась:
– Я Джульетта Ван Де Блейк, кузина и опекун Шильды Ван Де Блейк, – и решительно пожала руку оторопевшему Лестеру Маккинли, вытащив ручку из нагрудного кармана его рубашки и что-то написав прямо на его груди.
– Это номер моего телефона. Я свободна каждый день с 22:00 до 04:00 кроме летнего и зимнего солнцестояния и весеннего и осеннего равноденствия. До свидания, шериф. Мальчики, было приятно вас увидеть, но мне пора – я очень спешу, – протараторила красавица и пулей вылетела из участка, оставив мужчин в восторженном недоумении.
– Что это было? – с мутным взглядом спросил Лестер, который всегда носил освященное папой римским распятие, которое защищало его от чар волшебного народа.
– Явление Богини! – потрясенно ответил Джек Дункан, перестав, наконец, крутить брелок с ключами на пальце. – Я люблю ее!
– Я тоже, – вторил ему расплывшийся в глупой улыбке Уолт Пирсон.
– А я хочу жениться на ней, чтобы у нас родилось пять сыновей, – томно вздохнул толстый Фил, отправляя в рот очередной пончик с сахарной пудрой.
– Эй, парни, вы слышали, что она сказала? – приподнял брови Лестер, догадываясь, что без колдовства здесь, скорее всего, не обошлось.
– Нет, – в один голос ответили полицейские и снова вернулись к своим рутинным обязанностям.
Кардинал Лестер Маккинли уже дома снял рубашку и занес номер телефона Джульетты в свой смартфон.
Вдруг сердце его сильно и часто забилось от предвкушения захватывающего и опасного приключения – охоты на ведьму.
Вильмонтейльн в одиночестве стоял по пояс в холодной воде реки Синдебрас.
После скрепления магической сделки кровью, принц изрядно нервничал.
Во-первых, он никогда и ни с кем не заключал подобные соглашения, ведь это было ниже достоинства принца Волшебной страны.
Во-вторых, он был в таком отчаянии, что был готов даже отправиться к единорогу под копыта, лишь бы вернуть свои утраченные сокровища, даже пойти в Ржавый лес, чтобы найти какое-то птичье гнездо с неизвестно чем.
Принц вздохнул и почесал кончик носа, на который села мушка.
В Ржавом лесу были тысячи кустов, деревьев, трав, оврагов и мелких речушек. Птичье гнездо могло находиться где угодно, и чтобы найти его, пришлось бы сотни лет колесить по древней пуще туда и обратно.
Это был не выход, а вход в новую беду, ведь если он не найдет эту проклятую Небом и Землей вещь, то умрет – по-настоящему, а не так, как это делают волшебные существа – засыпают вечным сном или принимают другую форму.
От этой мысли Вильмонтейльну стало тепло и сладко, ведь он так упорно искал способ покинуть этот жестокий мир, и вот силы небесные и земные смилостивились над ним, послав ему невыполнимую магическую сделку, поэтому принц решил найти укромный уголок в Ржавом лесу и спокойно дождаться своего конца.
Его Наипрекраснейшее Высочество нашел в вечно клубящихся в Ржавом лесу сумерках лог, в котором оборудовало некое подобие временного жилища.
Вильмонтейльн наколдовал себе бархатный золотисто-рыжий шатер, чтобы как можно дольше оставаться незамеченным в Ржавом лесу, удобное кресло, пару рубашек, охотничий камзол, подбитый лисьим мехом, чашу с фруктами и кубок с родниковой водой, а также магическое пламя негаснущего костра, на котором зажаривался такой же иллюзорный кусок мяса, распространявший не менее обманчивый аппетитный запах.
Переодевшись, принц сел в кресло и наколдовал свиток с эскизом платья и перо, предварительно смоченное чернилами зеленого цвета, чтобы сделать набросок своего погребального облачения, но не успел он создать из коры, веток и магии основу для своего савана, как в ствол дерева рядом с его головой вонзилась стрела.
По синему оперению Вильмонтейльн узнал стрелу старшего брата – принца Гавелерона, который был в свое время лучшим охотником Волшебной страны и никогда не промахивался.
Его Наипрекраснейшее Высочество был неуязвимым для любого оружия, в то время как Гавелерон обладал способностью воскресать, если умрет от железа, правда, всего девять раз.
У них были разные матери и такие же разные права на престол Волшебной страны, на который Вильмонтейльн никогда не претендовал, ведь стоял в самом конце теряющейся на горизонте очереди из братьев, сестер, кузенов и дядей, которые один за другим погибли из-за родового проклятия в надежде занять трон Наижесточайшего короля.
Чтобы избежать подобной участи Вильмонтейльн по настоянию матери никогда не брал в руки ни меч, ни ложку, ни даже иголку, если они были изготовлены из железа, и поэтому пережил всех своих родственников, кроме прадедушки Аберона, на которого родовое проклятие не распространялось.
И даже повторный выстрел стрелой в голову не отвлек волшебного принца от меланхолических рассуждений о судьбах своего проклятого рода, ведь смерть была уже так близка: если его сейчас собственными руками не убьет родной брат, то это сделает колдовство нарушенной магической сделки.
– Выходи из круга и встреть свою смерть, как мужчина! – кричал по ту сторону заколдованного шатра Гавелерон, окружив своими воинами волшебное пристанище Вильмонтейльна.
– О нет, милый брат. Я согласен умереть только от руки самой богини Смерти, но, увы, она убивает серпом, от которого я тоже заговорен, поэтому я, скорее всего, переживу тебя и снова займу Радужный дворец, а затем и трон Волшебной страны, – игриво подразнил пунцового от гнева старшего принца Вильмонтейльн, продолжая, как ни в чем не бывало, магические манипуляции с похоронным нарядом.
– Подлый трус! – прорычал Гавелерон и снова в упор выстрелил в младшего брата, но стрела отскочила от невидимого щита и вонзилась в соседнее дерево.
– Может, поиграем в игру? – решил напоследок развлечься Вильмонтейльн и заодно отвлечь чем-нибудь Гавелерона, который своими выстрелами из лука раздражающе отвлекал его от нанизывания длинными пальцами, усеянными самыми что ни на есть настоящими перстнями с драгоценными камнями, белый жемчуг и серебряный бисер на рукава создаваемого им платья. – Я загадаю одну загадку-желание, и ты загадаешь одну загадку-желание. Чья магия сильней, а ум проворней, тот и победит.
Принц Вильмонтейльн был известен на всю Волшебную страну любовью к магическим играм и загадкам, от которых игроки или сходили с ума, или умирали, или превращались в невиданных зверей и говорящие предметы.
Магические загадки-желания содержали в себе тайное стремление загадавшего, и если смысл ее доходил до разгадывающего, то желание тут же исполнялось, а если разгадывающий не находил ответ, то тут же умирал в страшных муках или принимал другую форму.
– Хорошо, но тогда играем на смерть, – ответил Гавелерон.
– Само собой! – радостно воскликнул Вильмонтейльн, чье неукротимое и жестокое чувство юмора прославило его не меньше, чем одержимость платьями и собственной красотой.
– Тогда я начинаю, – чуть помолчав, отозвался старший принц, и, увидев молчаливый кивок Вильмонтельна, поглощенного магической вышивкой, начал, оперевшись плечом о ствол дерева, – может ли курица себя птицей назвать, ведь она не умеет, как остальные летать?
Вильмонтейльн резко прервал свое магическое шитье и сосредоточенно пронзил пространство и время ядовито-зеленым взглядом, который появлялся у него только в момент наивысшего магического напряжения.
Его тонкие губы раздвинулись в торжествующей улыбке и вдруг исчезли с лица, словно кто-то невидимый стер их мазком белой кисти.
Разгадавший магическое желание-загадку принц хитро прищурился и, не растерявшись, написал зелеными чернилами в воздухе ответ Гавелерону:
– Курица птицей не может назваться, ведь даром речи не может похвастаться.
Принц Гавелерон искривил губы в ухмылке и заправил коричневую прядь волос за ухо, готовясь принять на себя магический удар Вильмонтейльна, который, как он был уверен, загадает его смерть или что-нибудь похожее, чтобы спасти свою жалкую жизнь, но тот с ядовито-зеленым взглядом, устремленным куда-то в небывалое, написал тонким изящным почерком прямо в воздухе:
– Сухие листочки на сучках-сучочках, ни дверей, ни окон нет, прячет из другого мира предмет, – по слогам прочитал принц Гавелерон и крепко задумался.
Как и любой представитель волшебного народа, он любил играть в игры, и процесс разгадывания магических загадок не на шутку увлек его, но и умирать из-за глупого развлечения он не собирался.
Правда, и разгадать загадку-желание не мог, поэтому его тело вспыхнуло, словно его охватил пожар, коричневые волосы растрепал неизвестно откуда взявшийся ветер, и через мгновение он уже стоял на коленях, колотя мощными кулаками по дереву, испытывая страшные муки из-за жестокого колдовства.
Лишенный рта Вильмонтейльн отвлекся от вышивки подола платья и с любопытством посмотрел на очередную смерть Гавелерона, мысленно вспоминая, какая уже это по счету, как вдруг откуда-то с неба ему прямо в руки рухнуло загаданное.
– Это большое птичье гнездо, спрятано в нем людей естество, – прохрипел Гавелерон и, почти захлебнувшись кровью, чудесным образом выжил.
«Небо и Земля, а это еще что?!» – вдруг мысленно воскликнул принц Вильмонтейльн, когда в итоге нашел загаданное, потеряв в волшебном поединке рот, и это было к лучшему, иначе он бы дико заорал самым непристойным образом, ведь искомое им было ужасно и невыразимо отвратительно.
С гримасой великого безмолвного отвращения, волшебный принц набросил на найденное птичье гнездо только что вышитую им похоронную косынку, и, взяв в руки перо зелеными чернилами, написал в воздухе:
– Времени ход, иди наоборот задом наперед с заката на восход, искомое я нашел, час обмена пришел, как сказано… – Вильмонтейльн зачеркнул последнее слово и продолжил колдовство, – …как написано, так и будет, чары ничто…
Вдруг пришедший в себя принц Гавелерон снова в упор выстрелил в Вильмонтейльна, который от неожиданности вздрогнул, поставив в воздухе зеленую магическую кляксу.
– Ничто и никто не разрушит, – дрожащей рукой дописал он и вспыхнул синим пламенем, исчезнув в огне ревущего портала с птичьим гнездом в руках.
Джилиана Ван Де Блейк рвала на себе волосы и метала заговоры направо и налево, но так и не открыла портал в волшебный мир, чтобы отыскать там сто тысяч платьев принца Вильмонтейльна.
Ее затея изначально была обречена на провал.
О чем она только думала?!
Во всем было виновато ведьмовское похмелье, которое затуманило ее обычно ясный разум.
Она никогда не заключала магические сделки с волшебными существами и строго-настрого запретила Шильде это делать, а сама вляпалась по кончики эльфийских ушей. Если она не выполнит условие сделки, то умрет, а это совсем не входило в ее планы.
Джилиана с раннего утра подняла на ноги правнучку и заперла ее дома в пыльной библиотеке, под которую был переоборудован старый и пыльный чердак, где хранила магическое имущество, которое смогла вынести из Волшебной страны, гонимая королем Абероном, разгневанная невеста.
– Шильда, деточка, если ты не хочешь остаться сиротой, живущей в обществе двух бессмертных черных змей, то изучи все фолианты о колдовстве волшебного народа, пока я смотаюсь в магазин за бутылочкой вина. Нет, лучше ящика вина, – подумав, добавила Джилиана.
Сонная Шильда, разлохмаченная больше обычного из-за нежелания привести в порядок свои волосы, с укоризной посмотрела на прабабушку.
– Это просто нереально, бабуль. Я даже не смогу оторвать от пола те книжищи, не говоря уже о том, чтобы их прочесть.
Рыжеволосая ведьма, одетая в черное платье-пиджак, обернулась на пороге дома и нетерпеливо щелкнула пальцами.
– Тогда посмотри в интернете картинки с изображением эльфийской одеждой, авось что-нибудь пригодится.
Джилиана бросилась сломя голову к каменной двери, чтобы попытать еще раз счастья, но тщетно. Она вспомнила все формулы открытия врат на всех магических языках и диалектах, но по обугленной стене не прошла даже и рябь.
Нервно глянув на солнце, которое перевалило свой жирный лощеный бок за полдень, ведьма сломя голову понеслась в магазин за магическими ингредиентами, которые ей были нужны для плана «Б», если план «А» – открытие врат в волшебный мир – катастрофически провалится.
Теперь же она с помощью черного запретного колдовства она переместит сто тысяч платьев из волшебного мира, где бы они не находились, в мир людей.
В магазине на краю города, в который на шпильках прогарцевала воодушевленная предстоящим колдовством Джилиана Ван Де Блейк, было пусто, хоть шаром покати.
Ни двенадцати черных куриц, которых предстояло принести в жертву хранителям порталов между мирами, ни ста куриных яиц, необходимых для магического поиска, ни три пятьдесят шесть черных свечей, обязательных для вызова темной силы, в магазине не оказалось.
План «В» Джилианы был трагически прост – если план «А» и «Б» провалится, то она купит ящик вина и напьется до смерти, чтобы не умирать от иссушающего кровь заклятия, которое превратит ее в мумию, а может даже и в прах.
Все годы жизни, которые обходили ее стороной в мире людей, моментально настигнут ее, как только она лишится всей магической силы, заключенной в ее крови.
Это было очень скверно, именно поэтому Джилиана решила напиться красным полусухим вином, которое улучшает кровообращение, что даст ей пару секунд, чтобы проститься с членами семьи.
Обратно домой ведьма уже не бежала, а шла, еле волоча ноги.
Конечно, она знала, что в интернете нет никакой информации о создании, перемещении или вызволении из плен магических эльфийских платьев, но эта работа должна была отвлечь Шильду от грустных мыслей, что основательница их колдовского рода вот-вот отбросит копыта.
«Не зря есть примета: сломалась дверь – жди беды», – подумала ведьма, переступая порог дома, возле которого ровными рядами выстроились четыре пары черных лаковых лодочек на каблуках.
«Число четыре – к смерти», – мрачно подметила про себя Джилиана.
– Джи-Джи! Родная!
– Наша Глава вернулась!
– Ура, девочки, и винишко есть! Сейчас снова как загуляем!
– Батис! Тащи штопор!!!
В прихожую встречать Джилиану вывалились четыре ведьмы, одетые в короткие облегающие черные платья-пиджаки и колготки в сеточку.
– Дамочки? – удивилась Джилиана, узнав ковен Зеленого Плюща в полном составе, который так внезапно и в такой крайне неподходящий момент ее навестил. – Что вы здесь делаете? Что-то случилось?
– Ничего особенного, Джи-Джи. Мы переехали к тебе жить, как ты и просила на шабаше, – обворожительно улыбаясь, отрапортовала Батис, – правда у тебя тут тесновато, поэтому мы магически расширили твой дом и заняли весь второй этаж.
Ведьма была слишком подавлена, чтобы чему-то удивляться, ведь смутно припоминала, что на шабаше под льющееся бесконечным потоком ведьмовское вино, подружилась с ведьмами, и даже дала клятву вечной ведьмовской дружбы.
Джилиана покачала головой.
«Черт! Что только не сделаешь по пьянке».
В новую дверь дома № 13 на Тенистой улице бесконечным караваном потекло красное полусухое вино, которое Джилиана распорядилась отнести в подвал. Служба доставки озадаченно чесала затылок, гадая, зачем четырем старушкам и одной леди пятьдесят ящиков вина.
Рыжеволосая ведьма меланхолично откупорила первую бутылку и коротко рассказала дамочкам о своей проблеме – магической сделке и поиске ста тысяч платьев волшебного принца.
Выслушав ее, ведьмы на минуту задумались, а потом прозвучало гениальное предложение:
– Джи-Джи, а ты не можешь просто убить этого принца? Нет тела – нет дела, как и магической сделки, – предложила Батис, которая всегда отличалась склонностью к кардинальному решению проблемы.
– Увы, я думала об этом и даже навела справки. Вильмонтейльн – неуязвим для любого оружия, – с сожалением покачала головой Джилиана.
– Тогда, может, изменишь имя и скроешься от магической сделки? – не сдавалась Батис, но Джилиана махнула рукой.
– Жить вечность в бегах – это не для меня, – упрямо выпятила подбородок рыжеволосая ведьма.
– А если заменить магическую сделку чем-то другим? Например, подсунуть вместо ста тысяч волшебных платьев – сто тысяч платьев от известных модельеров? – вдруг предложила Шильда, которая весь день ломала голову над решением невыполнимой задачи.
– А это идея! – воскликнула Джилиана. – Подсунуть кота в мешке, но кота не простого, а ведьмовского. Глядишь, тогда не протяну ноги. Откат все равно будет, ведь магическая сделка закроется нечестно. Это так в духе волшебного народа: обман, ложь, подлог, – возбужденно пробормотала ведьма, шевеля длинными пальцами, похожими на лапки паука, а затем вскочила на ноги, вскинула руки и начала плести колдовскую песнь:
– Дамочки! Мне ваша помощь нужна! Нужен дуб, мох, лен и голубая сосна! Встанем в круг и сотворим колдовство! Шильда, давай наливай нам вино! Будем петь, пить и танцевать! Будем платья модные похищать! Сто тысяч платьев из французского дома мод! Кстати, дамочки, обновите и свой гардероб.
Вильмонтейльн появился в зеркале гостиной дома № 13 на Тенистой улице вовремя.
Принц спешил, ведь маскарад в честь Летнего Солнцестояния должен был состояться через два дня.
Гости уже сшили изысканные костюмы и изготовили замысловатые украшения, чтобы поздравить принца с совершеннолетием.
В честь этого события король Аберон снимет корону и передаст ее правнуку из рода Белроуз, и тогда войны и распри в волшебном мире закончатся, ведь новое Величество будет не Наижесточайшим.
Снова расцветут волшебные рощи, из которых выйдут почти исчезнувшие единороги, от удара копыт которых в земле появится настоящее золото. Реки крови, отделяющие волшебный мир от мира людей, превратятся в чистые и холодные ручьи, в которых будут плавать крылатые рыбы, а не кости и черепа заблудших смертных.
Новый король будет не кровожадным, а добрым и очень веселым, что весьма устраивало волшебный народ, порядком уставший от бесконечных военных походов.
Правда, всем этим радужным планам не суждено будет сбыться, если принц не вернет себе свое магическое имущество и по совместительству колдовское могущество, ведь в волшебные платья Вильмонтейльн вложил почти всю свою личную силу.
Теперь он даже не может навестить соседей с помощью магического портала на перекрестке дорог, и вынужден ходить ногами, как какой-то простолюдин.
И вот теперь в этот долгожданный день гордый в своей немоте Вильмонтейльн величаво отразился в овальном старинном магическом зеркале Джилианы Ван Де Блейк, держа на вытянутых руках птичье гнездо, прикрытое белой косынкой.
Мысленная связь с рыжеволосым чудовищем установилась, и волшебный принц сконцентрировался на предмете заключенной магической сделки, требуя вернуть его утраченное имущество.
Темноволосая девушка по ту сторону зеркального портала испуганно вздрогнула и дернула женщину с бокалом в руке за рукав черного платья.
– Все нормально, деточка. Ты что никогда не видела немого парня? Я наложу на тебя такое же заклятие, если будешь есть после шести вечера, – подмигнула ей прабабушка и пригласила принца войти в дом, что Вильмонтейльн с большим трудом и сделал, потратив на этот простой магический маневр глоток своей личной магической силы.
И, о чудо!
Как только он оказался в мире смертных, его тонкие и изогнутые в загадочной полуулыбке губы снова вернулись на свое место.
Принц радостно почмокал ртом, растягивая его в разных видах улыбок и поцелуев под пристальным взглядом ведьмы и испуганным – темноволосой девушки, которая, казалось, сейчас упадет в обморок из-за его красоты, изящества и шарма, разумеется.
Вильмонтейльн галантно приподнял подол своего платья, чтобы убедиться, что не наступил сапогом в какие-нибудь неприятности, переместившись в грязную и заваленную хламом тесную комнату чудовища, и вдруг увидел нечто настолько прекрасное, что чуть по привычке не упал от восторга в обморок.
Множество диковинной одежды, изготовленной не из морока и колдовства, а из настоящих материалов – ткани, кожи, меха, минералов и дерева, было разложено в коробках, упирающихся в потолок комнаты, наподобие колонн.
– Какой кошмар! Ужас! – вдруг радостно воскликнул Вильмонтейльн. – Это просто отвратительно! Безвкусно! Вульгарно! Это хуже, чем все пытки и смерти, придуманной моим старшим братом для меня, прекрасного принца Волшебной страны!
Вильмонтейльн патетически закатил глаза к потолку, выражая спектр каких-то сложных чувств и переживаний, не доступных ограниченному восприятию смертных.
– Я хочу умереть и снова родиться! Я хочу быть растерзанным дикими зверями! Я хочу, чтобы моя кровь по капле покинула мое тело! Я слишком несчастлив, чтобы продолжать этот полезный монолог с умными созданиями, которые добыли для меня сто тысяч волшебных платьев! Я разгневан! Я потерял покой! О, буйные ветры, разорвите на части мой похоронный саван! Я лечу! Я лежу! Я упал! Я в бездне!
– Бабуль, что с ним? – тихо спросила Шильда у Джилианы, которая предупредила ее пред сеансом встречи с принцем, что волшебные существа на все реагируют иначе и несколько более эмоционально, чем люди.
– Если коротко, то наш гость в полном восторге, – с улыбкой прошептала прабабушка.
– Не похоже, – буркнула ей в ответ девушка, наблюдая за тем, как Вильмонтейльн мечется по гостиной, заламывая руки в жестах отчаяния и скорби со счастливой улыбкой на лице, – он чертовски меня пугает, бабуль.
– Меня тоже, – уже без улыбки ответила Джилиана, – в мире людей волшебные существа первой время выражают свои чувства наоборот, а потом привыкают. Акклиматизация у него. Скоро пройдет.
– Я был во тьме! И теперь прозрел! О, земная твердь, забери мое бессмертное тело! Я достиг предела падения!!! – Вильмонтейльн с довольной улыбкой посмотрел на Джилиану, которая выдержала его ядовито-зеленый взгляд, творящий колдовство в пространстве и времени.
– Я принимаю эти дары взамен утраченного, – с пафосом произнес принц Волшебной страны и поднял руку, на запястье которой болталась разорванная алая нить, – магическая сделка закрыта. Покиньте все зал и оставьте меня одного, чтобы я мог излить слезы скорби на убожество этого мира.
Джилиана и Шильда переглянулись, но не сдвинулись с места, потому как их утраченное имущество так и не было возвращено.
– И где мое гнездо, Ваше Наипрекраснейшее Высочество? – приподняла бровь ведьма, наблюдая за Вильмонтейльном, нетерпеливо облачающимся в пиджак из последней коллекции Versace.
– Я полагаю, оно снова находится там, куда вы его случайно переместили. Где-то в чаще Ржавого леса, – коварно улыбнулся Вильмонтейльн, – вы не вернули мое утраченное имущество, зато откупилась дарами, поэтому согласно магическому закону «О дарах», я тоже одарю тебя – сохраню твою жизнь, хотя согласно магическому закону «О магических сделках» нарушитель оной должен в обязательном порядке умереть.
– Да ты магический прощелыга, а не принц! Ты провел меня, Вильмонтейльн! Наглый и подлый обманщик, как и все в этом проклятом роду! – гневно крикнула Джилиана и вспыхнула, словно спичка.
– Какая наглость! Это я жертва коварного обмана! – глаза принца волшебной страны налились опасной ядовитой зеленью. – Я просил вернуть сто тысяч моих волшебных платьев, а вместо этого получил сто тысяч обычных, пусть восхитительного покроя и цвета! Из-за этого я не могу вернуться домой и провести карнавал в честь Летнего Солнцестояния, ведь у меня совсем не осталось личной силы!
– Святоши убьют нас. И тебя тоже, – бесцеремонно перебила принца ведьма и, нарушив одновременно все правила дворцового этикета, без сил упала в кресло, хотя Его Наипрекраснейшее Высочество не давал на это свое позволение.
Шильда молча подала прабабушке бокал с красным полусухим вином, которое теперь в избытке водилось в подвале старого дома.
– Никто и пальцем не посмеет тронуть правнука Наижесточайшего короля Аберона, потому что я, принц Вильмонтейльн, остаюсь здесь! – запальчиво произнес эльф и важно подбоченился.
– Нет, – отрезала Джилиана.
– Да, – парировал принц.
– Нет!
– Да! И это мое последнее магическое слово! – сверкнул ядовито-зеленым взглядом Вильмонтейльн и вдруг выцвел, словно акварельный этюд, долго лежавший на солнце, из-за чего стал больше напоминать человека, по крайней мере, перестал светиться, как елочная гирлянда.
Джилиана тихо застонала и прикрыла рукой лицо. Шильда, молча наблюдавшая за поединком прабабушки и принца, недоуменно пожала плечами.
– Что здесь, черт возьми, происходит, бабуль?
– Я пригласили принца войти в дом, и он понял это предложение буквально, поэтому теперь может остаться в нем хоть навеки, если пожелает, – упавшим голосом пояснила Джилиана, – таковы правила Волшебной страны, из которой мы оба родом и законам которой вынужденно повинуемся.
За окном ослепительно вспыхнула молния, и прогрохотал гром, словно скрепляя слова ведьмы в узел силы, и так оно и было, ведь обитатели Волшебной страны своими словами никогда не бросаются.
Тем временем в Волшебной стране полным ходом шла подготовка к маскараду в честь Летнего Солнцестояния, который перенесли из Радужного дворца в мрачную твердыню Акулий Пик, где на величественном каменном троне восседал грозный король Аберон, прадедушка непутевого принца Вильмонтейльна и сызнова воскресшего принца Гавелерона, чудесному воскрешению которого волшебный двор ни капельки не удивился.
Сколько раз они его торжественно хоронили и замуровывали в родовом склепе? Пожалуй, раз пять точно было подобное, а может даже и шесть.
В целом, все шло своим чередом: волшебные платья шились, кольца и диадемы ковались, сплетники подняли архивы королевского рода, чтобы в прямом и переносном смысле слова перемыть ему косточки.
Сам же Аберон тем временем строго отчитывал своего сильного, но глупого, как пробка из-под бутылки, правнука, который в своей слепой ярости чуть не убил единственного принца, который смог бы, по его мнению, занять трон Волшебной страны.
– Идиот! Кабаний выродок! Осел с козлиными рогами, ужаленный в зад оводом! Что ты наделал, болван? Взял и испортил план, который я готовил веками! – отчитывал правнука король, тут же превращая силой своего властного и могущественного слова Гавелерона во все перечисляемые виды животных.
Бедному принцу оставалось только молча сносить гнев прадедушки и надеяться, что тот не забудет вернуть ему прежнюю форму прежде, чем остынет его злость.
– Из-за тебя мое низложение может сорваться. Я устал. Смертельно устал от груза власти над волшебным народом. Мой череп уже разъела ржавчина – так долго я ношу корону на голове. Мне порой кажется, что я прирос к трону – так долго я был королем этой никчемной страны, где не осталось ни одного мужчины, способного держать меч в руках, кроме меня.
Принц Гавелерон жалобно заблеял в ответ, поддерживая праведный гнев прадедушки.
– Ну, и тебя может быть, – бросил сердитый взгляд на правнука Аберон. –Если ты не вернешь до маскарада этого разодетого цветастого оболтуса Вильмонтейльна, живого или мертвого, голого или одетого, богатого или бедного, одного или с сотней таких же прихвостней впридачу, то я посажу тебя на кол. Железный.
Прадедушка взмахом руки, закованной в железную перчатку, вернул принцу Гавелерону привычный образ, с умыслом оставив на его голове маленькие козлиные рожки, которые тот прикрыл синей охотничьей бархатной шапочкой с торчащим соколиным пером.
– Ваше Наижесточайшее Величество, – торжественно склонился в поклоне принц Гавелерон, надеясь искупить свою поспешность и горячность строгим соблюдением придворного этикета, который так высоко ценил прадедушка, – этот Вильмонтейльн, подлый трус, сбежал в мир смертных и замел все следы. Никто из волшебного народа не сможет его найти, ведь у нас нет власти в мире людей.
– Так найди в мире людей того, кто этой властью обладает! – взорвался с виду казавшийся невозмутимым, король Аберон и в ярости отвернулся от бестолкового правнука, закончив аудиенцию взмахом руки.
Эх, Вильмонтейльн, Вильмонтейльн, Вильмонтейльн.
Если бы он был чуточку более решительным, то давно освободил бы своего любимого прадедулечку от бремени магической власти, ведь по иронии судьбы только потомок короля Аберона может оторвать от земли волшебный железный топор Рубайлорд, который перерубает все, даже шеи старых, как мир, и порядком уставших от государственных хлопот королей.
Сам Аберон получил трон именно так, убив своего короля-отца в день Летнего Солнцестояния тысячи лет назад в этом самом замке в этот самом тронном зале.
Такова была древняя традиция передачи власти в Волшебной стране, колдовство которой питали не только розы и мимозы, но и реки крови и ужасные родовые убийства.
По жестокому и роковому стечению обстоятельств все потомки короля Аберона прокляты умереть от железа, поэтому не могут даже коснуться Рубайлорда, не говоря уже о том, чтобы взять его в руки и садануть им со всей дури по шее вредного и злопамятного прадеда-короля.
Так, его старший сын Элохар умер от укола железной булавкой, а его правнук Нарцифел ослеп от того, что слишком долго смотрел в начищенное до блеска железное блюдо для мяса, не говоря уже о тех неудачниках и болванах, которые сами падали на торчащие и земли ножи, погибали на дуэлях, умирали в войнах, а также задыхались от удушья из-за железной бляшки на плаще, которая вдруг заедала в самый неподходящий момент.
В это Летнее Солнцестояние король втайне приготовил подарок для правнука – корону и трон, и даже придумал, как обойти соответствующие магические ограничения, но все его планы разрушил снова воскресший Гавелерон.
– Когда он уже окончательно умрет. От него живого проблем больше, чем от мертвого, – недовольно пробормотал Аберон и громко позвал:
– Фламиль!
– Да, Ваше Наижесточайшее Величество, – деликатно прошуршал в сером, словно туман, плаще поверенный короля Волшебной страны, сменивший, наконец, розовый камзол с фиолетовыми бантами на привычное скромное и невыразительное одеяние.
– Помоги этому болвану, – отдал приказ король и задумался.
– Какому именно? – деликатно уточнил Фламиль и на всякий случай склонился в вежливом поклоне, всегда помня о том, что король Аберон мог в любой момент оторвать от пола Рубайлорд и раскроить ему череп.
– Хороший вопрос, Фламиль, – вдруг усмехнулся владыка и расплылся в улыбке, – тому, кто станет королем Волшебной страны, хоть выглядит, как девчонка.
– Я вас понял, Ваше Наижесточайшее Величество, – с тонкой улыбкой на губах ответил поверенный короля и скрылся в тени мрачного тронного зала Акульего Пика.
– Кто взял мою расческу?! – крикнула Шильда из ванной комнаты на втором этаже, который с помощью колдовства превратился в спа-отель для молодящихся по интенсивной магической программе Джилианы ведьм.
После переезда ведьмовского табора в дом на улице Тенистой, соседи оборвали телефон полиции жалобами на громкую музыку и оргии, которые устраивает каждый вечер семейство Ван Де Блейк.
Лестер мчался к порогу дома Джилианы, скрывающейся за личиной кузины Джульетты из Шотландии, чтобы обнаружить тишь, гладь да покой, но иллюзия эта исчезала сразу же, как только машина шерифа скрывалась за поворотом дороги.
– Поговори с ним, Джи-Джи, – советовала подруге Батис, помолодевшая лет на пятьдесят благодаря новой внутренней косметологической политике ковена, – ты всегда исчезаешь, ничего толком не объяснив, а парень-то он симпатичный, правда.
Джилиана, с ног до головы измазанная шоколадным кремом и завернутая в пленку, как утренний сэндвич, деликатно промолчала, ведь рот ее был переполнен проклятиями и порчами, готовыми вот-вот сорваться с языка и разнести на части дом вместе со всеми его обитателями.
Почти трехсотлетняя практика по самоконтролю пошла коту под хвост с появлением в ее и без того забитом жильцами доме еще и волшебного принца из противного ее душе рода Белроуз, к которому обиженный Вильмонтейльн себя больше категорически не причислял.
– Кто взял мое полотенце?! Где мой крем?!
В ведьмовской спа-салон ворвалась Шильда, свирепая, как буйвол, намереваясь разорвать на части ковен.
Разомлевшие дамочки лениво переглянулись и отрицательно помотали головами. Только Батис призналась, что тайком мазалась кремом – Джилианы, конечно, ведь он наделен волшебной силой, а на косметику обычных людей ни одна ведьма не посягнет, даже черная и злая, ведь там сплошная химия.
– Кто украл мой халат?! Я на вас в полицию заявление напишу! Ворюги! Бабуль, ну сделай что-нибудь! Твои гости раздели меня до нитки!
Джилиана даже не шелохнулась, ведь пленка с кремом полностью ее обездвижила, превратив в некое подобие египетской мумии.
– Кто-нибудь! Отрубите голову этой грубиянке. Мне дурно от этих крайне неприятных звуков, что издает отверстие в ее голове, – с достоинством произнес принц Вильмонтейльн в белом махровом халате и в тюрбане из полотенца, лицо которого было покрыто густым слоем увлажняющего крема.
– Мои вещи! Отдай немедленно! Это не твое! – истерично заверещала Шильда и сжала кулаки, готовая вот-вот наброситься на волшебного принца.
– Здесь все принадлежит мне, наглая смертная, – степенно произнес Вильмонтейльн и подбоченился, – теперь это мой дом, в котором я на магических правах гостя являюсь божеством, которому надо угождать и прислуживать, а иначе я наложу порчу на порог. Верно хозяйка? – со снисходительной улыбкой обратился принц к Джилиане, замотанной в полиэтиленовый кокон.
– Верно, – подтвердила Батис, которая временно стала глазами и ушами своей Главы, – раньше порчу на порог накладывал только мой пес Бобби, но он сдох в прошлом году. Как хорошо, что Его Наипрекраснейшее Высочество владеет этой редкой магической техникой, поэтому Шильда, будь добра, принеси принцу Вильмонтейльну бокал с родниковой водой, который стоит на кухне, и захвати бутылочку красного полусухого вина из подвала, чтобы выпить за прекрасный внешний вид нашего дорого гостя.
Эльф раздулся от гордости, словно индюк, ведь любил комплименты и откровенную лесть ничуть не меньше, чем красивые и изысканные наряды.
Шильда, проклиная всех волшебных существ и заодно ведьм, поплелась на кухню и ахнула от беспорядка, который теперь царил и в без того грязном, старом, пыльном и ветхом доме прабабушки.
Пол кухни был заставлен пустыми бутылками из-под белого и красного вина, почему-то расположенными в шахматном порядке.
Гора грязной посуды в мойке упиралась в потолок.
Повсюду были развешены платья, рубашки, костюмы, брюки и прочий тряпичный хлам Вильмонтейльна, который он не только запрещал трогать «своими грязными и неизящными руками, созданными исключительно для грубой работы», как он имел наглость выражаться, а даже подолгу на него смотреть, чтобы не сглазить.
В отчаянии девушка открыла холодильник и замерла, уставившись в зияющую пустоту, ведь была опорожнена даже морозильная камера.
Запасы круп и хлопьев также загадочно исчезли из кухонных шкафчиков.
Заглянув в подвал, Шильда убедилась, что и он превратился в черную дыру, в которой вместо ящиков вина стояли только старые ведьмовские метлы, которыми уже давно никто не дырявил ночные небеса, не говоря уже о том, чтобы подметать двор или пол на кухне.
«С меня хватит, – зло подумала девушка, – пойду и добровольно сдамся в социальную службу».
Со второго этажа грохнул женский смех, видимо, волшебный принц снова рассмешил ведьм своей дурацкой манерностью, а потом Батис позвала Шильду, чтобы она принесла завтрак, и нервы девушки окончательно сдали.
Закатив рукава, она отправилась на разборку с ковеном, морально готовясь к тому, что может провести остаток своих дней в образе жабы, но, услышав ее снабженные крепкими ругательствами крики, гостьи отреагировали иначе.
Они задумчиво почесали затылки и предложили призвать из волшебного мира слуг, которые будут убирать, стирать и готовить за регулярные жертвоприношения – благо соседей было полным-полно, и их количество было бы весьма разумно слегка проредить для пущего спокойствия и порядка.
– Никаких жертвоприношений в моем доме! – обрела голос Джилиана, высвободившись из плена косметической пленки.
– Джи-Джи, конечно же, мы не будем убивать людей в твоем доме – это неприлично, – поддержала ее Батис, – для этой цели у тебя есть прекрасно оборудованный задний двор, который мы снабдим соответствующим инвентарем.
– Зачем убивать? Давайте заколдуем людей, чтобы они работали у нас прислугой, – предложил Вильмонтейльн, который тоже страдал от неэстетичного бытия в доме Джилианы.
– Нет, это слишком хлопотно. И подозрительно. Давайте лучше позовем демонов, которые питаются мусором и грязью…
Вильмонтейльн, облаченный в очередной костюм от Versache, прекратил наносить на лицо тональный крем, сидя за туалетным столиком Джилианы, и повернулся лицом к Батис.
– Какое дикое и варварское воспитание у вас, ужасные и местами просто отвратительные дамы! – без обиняков начал принц Волшебной страны, с трудом сдерживая отвращение от созерцания расплывшихся в хмельной улыбке стареющих ведьм. – Надо просто наколдовать порядок и красоту, который будет поддерживаться сам собой. В Волшебной стране благородные господа и дамы не утруждают себя такой мерзкой работой, как уборка. Это просто недопустимо! Я даже не хочу об этом думать или говорить!
– Пусть в Волшебной стране и наколдовывают порядок, – возразила Джилиана Ван Де Блейк, – в мире смертных эти фокусы не работают. Иллюзию порядка создать можно, но все как валялось, так и продолжит валяться. И гнить. Оглянуться не успеешь, и снова чума. Дамы! Пора размять старые кости и заняться трудовой гимнастикой. Батис моет полы, Шильда вытирает пыль, я раскладываю по местам вещи…
– Я никому не позволю трогать своими грязными и неизящными руками, созданными исключительно для грубой работы, мою собственность! – тоненько вскрикнул Вильмонтейльн и вскочил на ноги.
– Тогда волшебный принц раскладывает по местам вещи…
– Никогда! Я благородный дворянин!
– А я иду в магазин, – как ни в чем не бывало продолжила прабабушка, проигнорировав патетическое выступление Вильмонтейльна, – пора снова открыть нашу лавку эзотерических товаров, а то счет Ван Де Блейков изрядно опустошен… кхе-кхе… нашими гостями. Да и в наш благотворительный фонд перестали капать денежки, а это очень и очень плохой знак.
Шильда раздраженно убрала с лица непослушную прядь черных волос и нахмурилась, наблюдая за тем, как принц снова переодевается – уже в пятый раз за утро.
– Я пойду с вами, – гордо задрал голову Вильмонтейльн, – Мое Наипрекраснейшее Высочество хочет прогуляться по окрестностям и восхититься чудесными видами.
– Бабуль! – не выдержала девушка, увидев, что принц облачился в ярко-розовый брючный костюм, нацепив на голову расшитый паетками желтый берет, который он самолично украсил павлиньим пером, – что мы скажем людям, когда они увидят… это?
Джилиана с блаженной улыбкой пожала плечами.
– Скажем, что это наш троюродный кузен Виль, который прилетел к тебе в гости из Шотландии.
– А если он выкинет какой-нибудь магический фортель? – нахмурилась Шильда, которая была уже по горло сыта насмешками окружающих о сумасшествии Ван Де Блейков.
– Тогда скажем, что это наш троюродный кузен Виль-иллюзионист, который сбежал из странствующего цирка в Шотландии.
Вильмонтейльн закончил свое магическое преображение и теперь выглядел, как василиск, при взгляде на которого можно было превратиться в камень от смеха.
– Клоун, а не иллюзионист, – проворчала Шильда и направилась к входной двери.
Как и ожидала Шильда, в центре города собрались почти все жители Локса – купить ненужное и посудачить о небывалом, и появление очередного чудаковатого родственника Ван Де Блейк в лице троюродного кузена Виля никого не взволновало, зато всех взбудоражила огненно-рыжая кузина Шильды, Джульетта, с которой не сводили восхищенного взгляда мужчины и убийственного – женщины.
– Богиня, – промеж собой шептали мужчины, измерив на глаз все достоинства фигуры Джилианы Ван Де Блейк, которая впервые за многие сотни лет наконец-таки приняла свое истинное обличие.
– Шлюха, – мнение женщин тоже было единодушным, хотя они никогда не дружили и не общались между собой до появления «этой рыжей продажной девки».
Сама же ведьма лишь ехидно ухмылялась принцу Вильмонтейльну, на которого никто не обращал внимания, не оборачивался и не обсуждал достоинства и недостатки его фигуры или костюма.
Окружающим вообще до него не было дела, ведь они сто тридцать девять лет наблюдали диковинные хламиды Старой Джил, после которых даже человек в разорванной кровавой одежде покажется скучным и нормальным обывателем.
Шильда размышляла о том, что давненько не видела Стива, как и его отца, снятого с должности шерифа Билла, как вдруг столкнулась с ними обоими лицом к лицу возле магазина швейной галантереи, который граничил с ее эзотерической лавкой.
Стив, белый, как сахар, спрятал за спину тряпичный валик, до боли напоминающий кое-что украденное у него колдовством прабабушки Джилианы, а шериф Билл, хмурый, как туча, смотрел куда-то за спину Шильде, сжимая и разжимая кулаки.
– Привет, Шильда, – впервые в жизни Стив обратился к ней по имени, – как дела?
– Ты еще кто? Гей что ли? – шериф Билл бросил на Вильмонтейльна полный ненависти взгляд, который сразу же потеплел, когда к нему подошла Джилиана, поигрывая ключами от магазинчика.
– Не будете ли вы так любезны, помочь мне, мистер?.. – Джилиана мастерски изобразила смущение и кокетливо засмеялась. – Извините, я недавно переехала в Локс и никого здесь не знаю, а мне так нужна помощь сильного мужчины, чтобы разобраться с этим старым ржавым замком…