Стоял жаркий летний день. Люди выглядывали из своих окон, чтобы взглянуть на солнце и хоть немного погреться под его лучами. Некоторым до сих пор не верилось, что оно так ярко и по-настоящему светит, ведь всю неделю шли дожди. Доказательством этого были лужи вдоль всей улицы, такие большие, что в них можно было увидеть себя в полный рост. Коты вылезали из подвалов и жадно впитывали в себя тепло, исходящее от солнца. Дети вновь выходили на улицу поиграть и побегать с друзьями, напевая разные песенки. Жизнь, как будто возобновлялась после какого-то бедствия, но разве ливни и грозы – это бедствие?
На небе не было ни единого облачка, и лишь прохладный ветерок напоминал о плохой погоде, которая не часто бывает в этих краях. Именно в этих краях и проживала Мила. Её полное имя было Людмила, но ей почему-то нравилось, когда её называли Милой, и лишь бабушка называла её Людочкой.
Хотя, признаться честно, она действительно была милой. Не слишком высокого роста, с длинными русыми волосами, достаточно худощава, Мила имела чрезвычайно красивые зелёные глаза. Её лёгкую походку и сияющую улыбку было тяжело не заметить. Она всегда была очень доброй девочкой, хотя воспитывалась в строгости. Её опекуном была бабушка – Нина, всегда сидящая в своём старом кресле и дающая разного рода указания. Родителей у Милы не было: когда ей было пять лет, её отец ушёл из дома, навсегда оставив одних мать и дочь. Где же он был сейчас и жив ли был вообще, Мила не знала. Когда же ей исполнилось шесть, её мать сильно заболела, промокнув под дождём, и умерла уже через неделю от высокой температуры и сильной лихорадки. Тогда так же, как и сейчас, целую неделю шли дожди, вот почему Мила была столь печальна эти семь дней. Она всегда вспоминала мать, когда шёл дождь. Мама была для неё не просто самым родным существом, она любила её за доброту и ласку, которую та всегда преподносила Миле. Про отца она почти никогда не вспоминала, да и вспоминать собственно нечего было, Мила практически ничего о нём не знала: хорошего не помнила, а плохое вспоминать не хотелось. Она отлично знала лишь его имя – Анатолий, ну и фамилию, разумеется, – Полянский. Сзади свадебной фотографии её родителей так и было написано: «Супруги Анатолий и Мария Полянские». Иногда Миле хотелось, чтоб её тоже звали Марией, ну или хотя бы, чтоб она была на неё похожа, но это было совсем не так, ведь у её матери были каштановые волосы и карие глаза. Своей внешностью Мила походила на своего отца, и от этого она так не любила глядеть на себя в зеркало.
Бабушку свою она, конечно, любила, но в её присутствии она всегда чувствовала себя виноватой или даже прислугой, ведь от её указаний у Милы совсем не оставалось времени на любимые занятия – вышивку и рисование. И лишь пение присутствовало при ней всегда, выполняя любую работу, Мила пела, и уже даже не важно что, ведь голос её звучал звонко и красиво. Единственным же её другом был старый пёс – Лукас. Такое изысканное имя для собаки подобрала Нина, так как хотела, чтобы имя у её собаки было не только необычным, но и чтобы у других собак ни в коем случае это имя не встречалось. Именно ему Мила рассказывала все свои тайны, переживания и мечты. Каждый вечер, когда Нина засыпала на своём диване, Мила выходила на крыльцо, чтобы посмотреть на луну и поговорить с Лукасом. Иногда она засиживалась до самого рассвета, совсем забывая о сне. Сны же имели для Милы большое значение, так как в них редко появлялась её мать и давала разные советы. Проснувшись после такого сна, Мила обычно весь день ходила радостная, но никому ничего не рассказывала, и лишь вечером обо всём узнавал Лукас.
Примерно такой жизнью жила Мила, впрочем, не жалуясь ни на что. Каждый день ухаживая за своей бабушкой, убирая по дому и готовя кушать, Мила ждала чего-то необычного, чего-то такого, что изменит её жизнь, но жизнь протекала тихо и порой даже застывала на пару деньков. И никто не знал, что будет дальше…
Яркое солнце полностью высушило лужи на улицах, теперь все страдали от сильной жары и задухи. Мила же сидела на кухне и вышивала что-то. Нина ушла к своей подруге в соседнем доме, поэтому у Милы был часик повышивать и она не теряла ни минуты времени. Вышивала она необычный цветок с прекрасными лепестками. Этот цветок Мила вышивала на подарок матери, ведь 20 июня у Марии должен был быть день рождения. Мила знала, что в ночь на 20 июня, во сне к ней обязательно придет мать, поэтому так старалась. «Ещё два дня и одна ночь, и я увижу маму», – думала Мила, и улыбка на её лице невольно появлялась. Вдруг послышались шаги возле дома, Нина возвращалась домой. Мила быстро спрятала вышивку за кастрюли в нижний шкафчик, а сама взяла в руки веник, усердно им метя по полу.
– А я думала опять бездельничаешь… Ну, как ты метёшь? Да ты так только пыль в воздух подымаешь! Так, чтоб через пятнадцать минут весь дом был выметен, да как следует! – ругалась Нина и медленно пошла в своё любимое кресло, услышав ответ от Милы.
– Конечно, бабушка, – ответила Мила, и улыбка опять появлялась на её лице, ведь мела она хорошо, к тому же фраза «чтоб через пятнадцать минут весь дом был выметен» её не испугала, так как весь дом составляли лишь две маленькие комнатки и кухня, которая уже была чистой.
Заметая, вытирая пыль и выполняя другие указания бабушки, – так прошёл день Милы. Когда же солнце зашло за горизонт, Мила по привычке вышла на крыльцо к Лукасу.
– Завтра, милый Лукас, я не смогу к тебе прийти. Весь завтрашний день я буду вышивать маме цветок, а лишь только зайдёт солнце, я тот час же лягу спать, чтобы увидеть её во сне.
Лукас понимающе посмотрел Миле в глаза, а затем опять опустил свою морду на землю.
– Ты знаешь, на самом деле я немного нервничаю, а вдруг мама не придёт ко мне? Вдруг не захочет меня видеть? Ох, хоть бы она ко мне пришла…
Ночь стояла тихая, и даже лёгкий ветерок не витал в воздухе. И лишь луна освещала всё вокруг. Мила так и заснула на крыльце рядом с Лукасом.
Настало утро.
– Людочка, ты что, всю ночь не спала? Вышла набрать из колодца воды и заснула на крыльце? Людочка, просыпайся и отвечай мне! Слышишь?
Мила медленно открыла глаза: «Ой, это что же я: на крыльце спала?»– подумала она и сразу же встала, увидев бабушку.
– Ой, бабушка, а я вышла воды из колодца набрать и… и… заснула…
– Это я уже и так поняла, а чем ты ночью занималась? Что, опять под луной свои писульки – каракульки рисовала?
Мила виновато посмотрела вниз, ей было жутко неприятно, когда Нина называла её рисунки каракулями.
– Нет, бабушка, я просто не могла заснуть, луна очень ярко светила.
– Но ведь окна твоей комнаты выходят на другую сторону, сегодня луна светила у меня в окне!
Мила явно замялась, не зная что сказать:
– Я… я… просто… я просто вспоминала родителей и не могла заснуть всю ночь.
– Родителей? – в голосе у Нины явно проскочила нотка сожаления. – Людочка, ну чего ж ты мне сразу не сказала? Ну… ну зачем же ты так… пойми, их не вернуть… в смысле, отец твой то, наверно, жив, но чёрт его знает, где он. А Мария… сама понимаешь, ты ведь взрослая уже, тринадцать лет, как-никак.
Наступило недолгое молчание, после чего Нина опомнилась:
– Так, Людочка, хватит время попусту терять. Сегодня базарный день, пойдёшь да купишь кое-чего. Вот кстати список, – Нина протянула Миле обрывочек бумаги с неразборчивыми буквами, – и деньги, чётко рассчитаны, так что не смей их тратить на всякие ненужные безделушки. А о красках, кистях и другой чепухе вообще можешь забыть.
Мила согласно закивала головой и взяла деньги и список. Базар был довольно далеко, но список был не такой уж длинный, так что нести большую тяжесть через три улицы Миле не пришлось бы.
– Ах да, как придёшь, сваришь из всего этого суп, а то на обед есть нечего, – добавила Нина.
– Конечно, бабушка.
Мила шла по улицам и напевала какую-то мелодию. Солнышко ещё не пекло, а лишь пригревало, и пока под ним было приятно идти. Русые волосы Милы развевались на ветру, а лучи солнца весело отблёскивали в её зелёно-изумрудных глазах. Она шла не спеша, рассматривая дома и цветы, растущие на балконах. Она знала свой город наизусть, до мелочей, но вот уже в который раз как бы изучала его заново. Вот и базар. Знакомые лавки и продавцы. Мила протянула руку в карман, чтобы достать список, но с ужасом поняла, что его там нет. Рука судорожно пронизывала карман, но так ничего и не нашла. «Что же делать? – подумала она. – Что теперь скажет бабушка? А я ведь даже не прочитала этот список…». Вдруг послышался чей-то крик, Мила обернулась. По направлению к ней бежал соседский мальчишка и махал какой-то бумажкой в руке:
– Мила, ты потеряла список! Он выпал из твоего кармана ещё на главной площади. Я вдоль целой улицы гнался за тобой!
– Большое спасибо, я уже и не знала, что делать, – и Мила, сказав это, не раздумывая, протянула мальчишке монету.
– Нет, что ты, тебе же не хватит на продукты, и Нина снова будет ругать тебя, – мальчишка искренне отказывался от денег.
– Бери, я просто куплю меньше зелени, а в супе этого не будет заметно, тем более что моя бабушка будет ворчать на меня в любом случае.
Соседский мальчик немного подумал, а затем осторожно взял монету, при этом кивнул головой в знак благодарности и быстро убежал.
Вернувшись домой, Мила сварила суп и, пообедав, сразу же принялась за вышивку, ей оставался последний лепесток. Закончив вышивать его серебряными, самыми дорогими, после золотых, нитками, Мила спрятала всю вышивку под свою подушку. До захода солнца было ещё далеко, но у Милы хватало работы, указаниям Нины не было конца-края.
И лишь справившись с работой: постирав, полив цветы, почистив обувь и перебрав сундук со старыми вещами, Мила стала стелить постель. Она металась туда-сюда, нервничая, в то же время улыбалась и даже смеялась. Наступил вечер, и солнце покинуло ту часть неба, которую видели жители города. Сон подбирался всё ближе и ближе, пока Мила не заснула. Лишь было слышно её ровное и спокойное дыхание. Казалось, весь город погрузился в вечный сон, такой тишины уже давно не было, даже ночью. И даже старый пёс Лукас спал в своей будке, так и не дождавшись своей хозяйки.
– Ну, где же ты, мама? – спрашивала Мила во сне, волнуясь, что может не увидеть её. – Я вышила тебе необычный цветок, ты ведь любишь цветы, правда?
– Конечно, Мила, я очень люблю цветы.
Мила повернула голову и увидела мать: такую же стройную, с длинными каштановыми волосами и блестящими карими глазами, такую же, какой она её помнила.
– Мамочка, ты пришла! – и Мила кинулась ей в объятья, позабыв обо всём на свете.
– Разве могла я не прийти? Я ведь так люблю тебя! – и на глазах у Марии заблестели слёзы.
– Мамочка, с Днём Рождения тебя! – и Мила протянула ей свой вышитый цветок.
– Дочь, дороже твоих подарков и твоей улыбки для меня ничего нет. Я благодарна тебя так, как не благодарна никому на свете, разве что твоему папе, ведь без него ты бы не появилась на свет.
С лица Милы сразу спала улыбка:
– Мамочка, давай не будем портить наши редкие встречи разговорами о моём отце, хорошо?
– Мила, не стоит так отрицательно говорить о нём. Он поступил неправильно, но он был очень хорошим человеком, правда. Просто ты его плохо знаешь.
– Если он был хорошим человеком, почему же он нас бросил?
– У него были на то причины, поверь мне.
– Какие же должны быть причины, чтобы бросить такую прекрасную жену и родную дочь?
Мария рассмеялась:
– Прекрасную жену… На самом деле твой папа очень любил тебя, просто услышав такое, он испугался, он боялся, что это действительно сбудется, боялся, что не переживёт этого, поэтому ушёл…
– Услышав «такое»? Что же он услышал? И от чего сбежал?
Мария замялась, поняв, что сказала лишнего, и теперь думала, что же делать: попробовать перейти на другую тему, либо же действительно рассказать правду? Но нет. Она не может рассказать такое своей дочери… с другой стороны, она имеет право знать правду, знать, из-за чего ушёл её родной отец.
– Мам, расскажи мне, пожалуйста, всё как есть, – и Мила таким взглядом посмотрела на маму прямо в глаза, что Мария решила всё рассказать.
Шёл снег. Дружная семья шагала по главной улице города. Папа с мамой о чём-то весело разговаривали, а дочь шла рядышком и ела ещё тёплую с вишней булочку. Кругом толпились люди, праздничное настроение царило у всего города. Скоро должен был быть Новый Год. На главной площади уже поставили ёлку.
– Мам, пап, давайте купим ёлочку!
– Ну, я не знаю… – начал папа.
– Ну, пожалуйста! Я украшу её своими игрушками, а звезду сделаю сама, ты ведь мне поможешь, папочка? – и девочка мило и одновременно упрашивающе посмотрела на папу своими яркими изумрудными глазами.
– Маш, как ты думаешь, купим ёлочку?
– Ну, конечно, только если ты сама будешь украшать её, согласна?
– Да! Я украшу её лучше всех, она будет самой красивой ёлочкой в городе!
Вся семья залилась дружным смехом.
– А вот и место, где продают ёлочки. Ну-ка, иди выбирай самую пышную! – сказала женщина. – А мы с папой пока постоим тут, хорошо?
– Конечно, конечно… – приговаривала девочка, а затем пропала за рядами ёлочек.
Супруги стояли молча, но с улыбкой.
– Она так быстро растёт! Вроде бы только-только носили её на руках, а вот уже: четыре с половиной года!
– Да… Вот так и не заметим, как замуж выйдет!
И оба снова засмеялись.
– Она никогда не выйдет замуж, по крайней мере, в этом мире, – послышался хриплый женский голос из-за спины.
Женщина и мужчина сразу обернулись, улыбки быстро спали с их лиц, был виден даже какой-то страх. За их спинами стояла старая цыганка, сгорбившись, в длинной юбке и с платком, её лицо было сморщенным, но тёмные, как будто пылающие, глаза цыганки выразительно сверкали.
– О чём это вы? – недоумённо спросил мужчина.
– Я знаю судьбу вашей дочери. Ведь её зовут Мила, Людмила, не так ли?
По спинам обоих родителей пошли мурашки, но тут мать спохватилась:
– Вы, наверняка, услышали, как мы её называем. Для этого и цыганкой то не стоит быть, – и Мария попыталась сделать безразличную ухмылку, но эта затея не очень удалась.
– Нет, я уже стара, и плохо слышу. А привычки подслушивать не имею с детства.
– Но кто же вы, и откуда тогда знаете имя нашей дочери? – уже нервничая, говорил отец.
– Я простая цыганка, а больше вам знать и не надо. У нас мало времени, я должна передать вам нужную информацию.
Все на миг замолчали. Родители были готовы внимательно выслушать старуху, и, заметив это, цыганка начала свой рассказ.
– В восемнадцать лет с вашей дочерью произойдёт что-то необычное, страшное. В моих видениях я вижу какой-то странный мир, но не думаю, что за тринадцать с половиной лет наш мир так сильно измениться. Там она встретит свою единственную любовь, но вскоре потеряет её. Она погибнет от неизвестного нам зверя, а что будет дальше, знает только Бог.
Снегопад усиливался. Ветер свистел в ушах, а в глазах потемнело. Никто не знал, что говорить. Когда же супруги пришли в себя, цыганки уже не было.
– Мама, папа, я выбрала! Там одна ёлочка такая красивая! Как будто из сказки!
Но мать и отец стояли не подвижно, с безразличными, белыми лицами.
– Мам, ну пошли, купим ёлочку, а то её другие заберут!
– Да, солнышко, конечно, пошли.
Прошло полгода. Отец не находил себе места. И сколько мать не пыталась ему объяснить, что это всё сказки, что она просто сумасшедшая старуха, которая бредила, он не переставал об этом думать. Он не мог представить, что его дочь умрёт так рано, и так и не узнав, что такое счастье. Он похудел, стал выпивать. А когда Миле исполнилось пять, ушёл из семьи. Куда – не знал никто. Он лишь оставил записку.
– Я помню эту записку наизусть, – говорила Миле Мария.
– И о чём же она? – уже со слезами на глазах хриплым тихим голосом спросила Мила.
– Там было написано… Вот что:
«Любимые мои Мила и Мария!
Я стал зависим от бутылки, слаб, и ничем не могу вам больше помогать. Я люблю вас обоих больше жизни, но вынужден уйти от вас навсегда. Если что-то случиться с Милой, я не выдержу этого. Я уже начал сходить с ума.
Мария! Я люблю тебя и буду любить всегда, лучше женщины, чем ты – нет на этом свете. Я благодарен тебе за всё: за заботу, ласку, любовь, а особенно – за дочь.
Будьте счастливы!
Ваш Анатолий».
Мила плакала. Теперь она поняла, как любит отца на самом деле, поняла, как она была не права, поняла, что теперь даже рада, что внешне похожа на него.
– Дочка, – начала Мария, – скоро рассвет, мне надо прощаться с тобой. Прости меня за всё, я не знаю, нужно ли было тебе всё это рассказывать. В общем, знай, что мы тебя с папой всегда будем любить, хорошо?
– Мам, прощать мне тебя не за что, а рассказ я всё-таки рано или поздно должна была услышать… А папа тоже умер? И знает ли обо всём этом бабушка?
– Нет, Нина не знает. А папа твой жив, правда он очень болеет и много пьёт.
Наступила небольшая пауза, после чего Мария продолжила:
– Мила, спасибо тебе за подарок. Ты уже взрослая, и я боюсь мы больше не увидимся… Всё, что я могла тебе сказать, я уже сказала, теперь ты знаешь правду о своём отце и о… себе.
– Что ты хочешь этим сказать? Ты больше не будешь приходить в мои сны? – испуганно спросила Мила.
– Нет, больше не буду. Знай, что тебя люблю, – Мария поцеловала дочку в лоб и исчезла.
– Мама! Мама! Нет, не уходи!!! Вернись!!! – кричала Мила во сне. А затем совсем тихо прошептала:
– Я тебя тоже очень люблю, мамочка…
Мила проснулась со слезами на глазах. Сразу же вскочив с кровати, она увидела Нину:
– Ну, и чего ты ни свет ни заря кричишь как резаная? Вон, только-только солнце встаёт, а ты тут людей будишь, и не стыдно тебе? – ворчливо и строго говорила бабулька.
– Нет, не стыдно.
– Что??? – удивлению Нины не было предела. Всегда покорная внучка вдруг решила с ней спорить.
– Людмила, – бабушка впервые за долгие годы назвала её Людмилой, – да… да как ты смеешь?!
– Смею, бабушка, смею, – сказала Мила и вышла из комнаты.
Нина не знала даже что подумать. Противоречивость её внучки просто не укладывалась в голове: «Да нет, мне, наверное, приснилось. Ну, как это: Людочка со мной спорит? Действительно, ну не может такого быть!!! Конечно, приснилось!», – так рассуждала сама с собой Нина.
Тем временем Мила переоделась в её ежедневную одежду и вышла на улицу. Лукас радостно завилял хвостом. Но Мила даже не обратила на него внимания. Пёс недоумённо посмотрел вслед хозяйки: такого ещё не было.
Мила же решила пойти к речке и всё обдумать. Столько информации за ночь… Правда ли всё это? Мила была совсем растеряна. Она шла полупустыми улицами, никого и ничего не замечая, даже когда с ней поздоровался соседский мальчишка, Мила не обернулась, она просто не слышала его, и не могла услышать.
Ей надо было всё хорошо обмозговать. Она вышла за город, и дальше, к реке. Река быстро бежала, были слышны брызги воды. Она села на большом камне, под деревом. Её зелёные глаза лихорадочно бегали туда-сюда, не зная, на чём же остановить свой взгляд. Мысли лезли в её голову сами собой: «Так что же это получается? Ещё пять лет и…и я умру? Нет… нет… Не может быть… Да та старуха действительно сумасшедшая! Чепуху какую-то наговорила! – слёзы текли по щекам Милы, она не знала чему верить. – Найду свою любовь и потеряю её? Нет, нет, глупости!». Мила страдала, сидя одна на том камне. Она так распереживалась, что потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, было уже темно. На душе было очень спокойно, ничто в мире её больше не беспокоило. Она чувствовала в груди любовь к своим родителям и… веру. Она верила в то, что выживет, а если найдёт свою любовь, то обязательно удержит её, никогда не теряя. Она чувствовала необыкновенную силу в себе. Ей не хотелось никуда уходить, но вскоре она вспомнила, что дома её, наверняка, ждёт бабушка. Нужно идти.
Она пошла по темноте, зная каждый переулок. Вот и её дом. Странно: свет в окне, почему Нина ещё не спит? А вот и Лукас! Пёс начал громко лаять и сразу же подбежал к Миле.
– Лукас, милый, ну что ты, ну чего ты так лаешь? Всё, всё, мой хороший, я должна посмотреть, как там Нина.
Мила быстро открыла дверь и вошла в комнату бабушки.
– Людочка! Это ты? Ты пришла! Наконец-то! Я уж вся извелась! – Нина держала в руках платок, а лицо её было сильно заплаканным. Казалось, она даже хочет обнять внучку. Но радость быстро изменилась на гнев:
– Ах, ты ж негодяйка! Сбежала из дому! Что я должна думать? Что тебя украли? Что ты где-то упала затылком об камень и…всё?! Где ты была весь день??? Уже ночь на дворе! Ну чего ты молчишь? Ты что, дар речи потеряла?
Но Мила лишь молча стояла, уткнувшись взглядом в пол.
– Людочка, – снова ласково начала Нина, – ты не заболела? Ой, какая ты бледная! Да на тебе лица нет! Вот почему ты так утром со мной разговаривала: у тебя явно лихорадка! Ты бредила! А потом в этом бреду сбежала из дому, всё ясно. Так, – голос Нины стал твёрдым и решительным, – Ну-ка быстро тёплого молока с мёдом и марш в постель! Я тебя быстро вылечу!
– Бабушка, спасибо, но я не больна. Мне действительно с утра было немного не по себе, но сейчас мне уже лучше, я совсем здорова, правда, – Мила решила подать голос.
– А-а-а-а… Значит, притворяешься, да? Поиздеваться над родной бабушкой решила? Я то думаю, что она смертельно больна, а она при этом стоит и не дрогнет! Так! Быстро в постель, а завтра поговорим! Ох, как поговорим!
Мила покорно пошла в комнату и, переодевшись, легла в постель. Как ни странно, но она мигом заснула. И ни один в мире человек не знал, что творилось у неё в голове, это была тайна, которую не сможет открыть ни один мудрец. А внешне она просто мирно спала.
Прошло три года. Миле было уже шестнадцать. Она стала более женственной, её формы окончательно развились, но красота её не уменьшилась, а лишь увеличилась. Многие парни города стали за ней наблюдать, а некоторые даже делали попытки поухаживать за ней. Но Мила не любила этого. Ей всё это не нравилось, даже раздражало. Когда же на улице ей делали комплименты, то вместо то, чтобы поблагодарить или хотя бы улыбнуться, Мила бежала прочь. Она отталкивала многих, даже тех, кто был богаче её. Милу обсуждали многие девицы, пускали сплетни о её тайных похождениях ночью к парням, а всё потому, что не понимали, как можно отказывать богачам, ведь не принцесса же она в конце концов! А Миле было всё равно. Сплетни любого рода, даже о ней самой, не интересовали её. Она действительно изменилась.
Мила стала более решительной и редко улыбалась. Отношения с Ниной стали ещё более накалёнными, поэтому, когда умер её единственный друг – пёс Лукас – Мила получила серьёзную психологическую травму. А главное, её мать больше никогда не снилась ей, никогда. Как не умоляла она её появиться. Она перестала делать матери подарки, перестала вышивать, рисовать и даже петь. Её прекрасного голоса теперь не было слышно даже по праздникам. Новый Год же Мила вовсе возненавидела. Теперь она хотела лишь одного: найти отца. Но как это можно было сделать, она не представляла.
Одинаковые дни проходили один за другим, ничего не менялось. Но вот однажды осенью, когда Миле уже исполнилось семнадцать, Нина серьезно заболела. Поначалу Мила сама ухаживала за бабушкой, но болезнь не уходила, к тому же не понятно было, что это за болезнь вообще. Тогда они решили вызвать врача. Врач осмотрел Нину и сказал, что ей нужно просто поменять климат, что это за болезнь, он так и не сказал, но Мила была удивлена этим предложением, так как думала, что старым людям вообще не желательно менять климат. Но Нина, полностью отдавшись врачу, решила за обеих, что они переезжают поближе к морю, а может и совсем близко, недалеко от берега. Милу она и слушать не стала.
Мила же была в растерянности. Покинуть её родной город, где она знает каждую собаку, каждый балкон и каждого жителя в лицо? Уехать далеко от своего родного дома, где проходило её, пусть не совсем счастливое, но всё же, детство? Но приказ был отдан и Мила, со слезами на глазах, начала собирать вещи, которых то, не особенно и много было. Дом выставили на продажу на условии, что как только его кто-нибудь купит, они сразу уедут. Но Мила времени не теряла.
Она решила первым делом пойти на могилку к матери и попрощаться. Если она переезжает, то неизвестно когда, да и сможет ли вообще, она прийти сюда. Она горько плакала и что-то рассказывала, а затем пошла к могилке своего единственного друга. Его могила была под ивой возле реки. Мила уже не плакала, а лишь улыбалась, вспоминая моменты, проведённые с Лукасом. Теперь, казалось, её тут ничего не держит, и она – свободна.
Через неделю дом был продан, и Нина с Милой уехали к морю. Цены там, разумеется, были выше, поэтому они смогли приобрести лишь небольшую хижину с одной комнатой, зато она была у самого моря. Она была настолько близкой, что иногда казалось, будто волны вот-вот заглянут в дом.
Мила никогда не думала, что море так прекрасно. Она слышала много историй о нём, но никогда не видела своими глазами. Оно было живое, имело собственный характер и настроение. Оно играло с ветром и чайками, плескалось и пыталось дотянуться до золотого песка на берегу. Каждый раз оно протягивало к берегу свои руки, но тот же час отступало, и снова, не теряя надежды и упорства, тянулось к нему. Мила любовалась им все ночи напролёт, а особенно ей нравилось смотреть на заход солнца тут, на берегу, возле моря. Море сразу отливало алыми и пурпурными красками, а солнце, медленно опускаясь вниз, ныряло в море на всю ночь, до утра. Море как бы поглощало его, но к утру, вдосталь наигравшись с ним, снова отпускало в небо. Тогда Мила ещё не знала, что море бывает не только ласковым и прекрасным, но и жестоким, опасным.
Она снова начала радоваться жизни, улыбка опять появлялась на её лице, казалось, она превращается в ту тринадцатилетнюю девчушку, но нет, её внешность давно не была детской, а характер всё же остался решительным, перенесённые стрессы не ушли, не оставив следа. Хотя Мила начала петь.
Радовало и то, что Нине стало легче. Видимо, морской воздух действительно благотворно повлиял на неё. Она даже перестала быть такой сварливой, и они стали меньше ругаться. Так прошло полгода.
«Ещё три месяца и мне будет восемнадцать. И что тогда? Да нет, какая я всё-таки глупая: столько лет прошло, а я всё ещё верю в эту чепуху. Да всё у меня будет хорошо, конечно будет. Мало ли что в бреду показалось безумной старухе? А, может, тот сон с матерью тоже был всего лишь галлюцинацией, выдумкой? Может, я действительно тогда заболела, и из-за лихорадки мне чудилось непонятно что? А может, и вовсе мать никогда не приходила ко мне во сне, а всё это – лишь детская фантазия? Может это из-за того, что я рано потеряла родителей?». Миле приходили в голову всё новые и новые идеи. Но к утру она уснула и вроде бы успокоилась. Жизнь пошла дальше своей чередой, всё оставалось по-прежнему.
Мила приняла решение искать отца своими силами, зная лишь его имя и фамилию. И, хотя вероятность того, что отец находился в том же городе, была ничтожной, но всё же она не имела права её упустить.
Тем утром она вышла в город с твёрдым решением расспросить старых людей об отце. Старые люди, особенно старушки, всегда рассказывают друг другу всё, что видели или слышали, возможно, они слышали хоть что-нибудь и об Анатолии Полянском. Она начала с центральной улицы, расспрашивая всех, кого видела на своём пути. Но никто о нём даже не слыхал. Мила обошла все переулки и улички, даже места, где спят бездомные, но – безрезультатно. Уже возвращаясь назад к хижине, она остановилась у витрины одного из магазинов. Это был магазин игрушек. Милу привлекла одна кукла, сделанная из дерева и сверху выкрашенная краской. Именно такую куклу когда-то подарил ей отец. Он сделал её своими руками. Мила стояла у витрины и улыбалась. Она решила зайти и посмотреть на куклу поближе. Колокольчик звонко зазвенел, и дверь открылась. Но никого в магазине не было, даже продавца. Кукла была в точности такой же, какой была её кукла. Казалось, её вытесали те же руки, руки её отца. Лишь краски были не такие яркие, преобладали тёмные оттенки. Вдруг за спиной у Милы послышался мужской голос:
– Вы хотели бы что-нибудь приобрести?
Мила обернулась. Перед ней стоял высокий, средних лет мужчина, с уже немного поседевшими волосами, но было видно, что когда-то они были русыми, глаза же были зелёными, ярко зелёными, как изумруд… Мила вдруг широко раскрыла глаза и невольная мысль мельком пробежала у неё в голове: «Не может быть… Неужели это… папа… мой папа… он так на него похож…». Но прежде чем Мила успела что-нибудь сказать, мужчина прошептал:
– Дочка… Мила… Ты… Ты такая взрослая! Господи! Это действительно ты! Таких глаз, как у тебя нет ни у одной из девушек в этом городе, да и в стране, да, наверное, и в мире!
Мужчина подбежал к Миле и обнял её. У Милы полились слёзы из глаз.
– Папочка, я нашла тебя!
Так, в объятиях, они простояли несколько минут.
– Мила, а как Маша? Как она? Она с тобой приехала, и как ты меня нашла?
Мила совсем забыла, что отец ничего знал о матери. Новость о ней стала сильным ударом для него.
– Я же знал. Ну, зачем, зачем я вас бросил?! Это я виноват, что она умерла! Ты ведь теперь меня ненавидишь?
Но Мила отрицательно покачала головой.
– Папа, у тебя были на то причины. Ведь про цыганку… это всё правда?
– Ты знаешь про цыганку? О, будь она неладна! Она поломала мне жизнь! Если бы не она, я бы от вас ни за что не ушёл! Я ведь потом, осознал всё это, ну чепуха это, чепуха!!! Как я мог в это поверить?
– Почему же ты тогда не вернулся к нам?
– Да… старый дурак! Я боялся, вдруг у твоей матери уже был кто-то другой? Да и к тому же я сильно пил… Это вот последние годы, я с помощью одной знахарки бросил пить и за все оставшиеся деньги выкупил эту комнатку. Я стал делать куклы, такие же, как делал тебе, а потом начал их продавать. Так и появился этот магазинчик.
Они говорили и говорили. Анатолий рассказывал про свою жизнь, а Мила про свою. Начало вечереть.
– Ой, папа, а пошли к нам в хижину, мне ведь всё равно нужно возвращаться домой, а то Нина будет ругаться.
– Нина? Она ещё жива? Что ж, дай ей Бог здоровья, это ведь она тебя воспитала.
Они пошли в хижину, и там Анатолий встретился с Ниной. Они долго говорили, и Анатолий остался у них ночевать.
Утро выдалось тёплым и солнечным. Лёгкий ветерок играл с золотыми песчинками на берегу, а чайки уже усердно вглядывались в море, надеясь на поимку рыбы. Небо было без единого облачка, оно будто светилось своей голубизной. Первой проснулась Мила. Увидев Анатолия, улыбка заиграла на её лице: она действительно нашла своего отца. Выйдя на улицу и вдохнув утренний морской запах, она решила первым делом приготовить завтрак для всех. Позавтракав, все трое отправились в город: Нина жутко хотела посмотреть на магазин Анатолия.
Они провели вместе целую неделю. Казалось, что Мила не была такой счастливой ещё с четырёх лет. Однажды вечером, когда Мила и её отец сидели возле хижины, Анатолий вдруг вспомнил, что день рождения Милы через два дня. И это должен был быть не просто очередной день рождения, Миле должно было исполниться восемнадцать.
– Папочка, ну ты ведь знаешь, что всё это глупости. Ну, зачем ты опять изводишь себя ненужными догадками?
– Конечно глупости. Но на сердце моём не спокойно, понимаешь? А это не к добру. Я ведь тогда не знал, что Маша умерла, но именно в тот день, когда я был от вас на расстоянии сотен километров, мне вот так же было неспокойно.
Мила притихла. А затем, улыбнувшись её невинною улыбкой, она сказала:
– Папочка, даже если всё, что сказала та цыганка правда – я не боюсь. В тринадцать лет, когда я узнала об этом, я была по-настоящему шокирована. Но я пообещала себе, что буду всеми силами пытаться выжить, и теперь я ничего не боюсь!
– Какая же ты у меня смелая, – Анатолий ласковым взглядом посмотрел на Милу и провёл рукой по её шёлковистым волосам. – Дочь, но я действительно боюсь за тебя. Я не знаю, что со мной будет, если я тебя потеряю!..
– Послушай, мне будет восемнадцать целый год, и неужели весь год ты так будешь изводить себя?
– Наверно, ты права, – он сделал небольшую паузу, после чего сказал: – А почему бы нам не пойти, и не выбрать тебе подарок?
– Ну, что ты! Мне не нужно ничего!
– Ну, хорошо, тогда я выбор за мной.
Оба они встали и пошли к хижине. На улице и вовсе стало темно. Только звёзды мерцали в тёмно-синем небе, как будто пытаясь что-то сказать на своём неизвестном, но, без спору, прекрасном, языке.
Два дня пробежали незаметно. В тот день Миле исполнилось ровно восемнадцать. Её красотой были охвачены десятки парней. Её взгляда желали сотни. А её улыбка была наибольшим подарком, который только могла преподнести кому-либо судьба. И хотя жила Мила в обычной старой хижине, красота её могла сравниться только с королевской.
Анатолий таки выбрал подарок, он подарил Миле золотое колечко с изумрудом. Оно стоило очень дорогого для него, чтобы его купить Анатолий копил целый год. Правда в начале он не знал, на что потратит эти деньги, но после встречи с дочерью все догадки и предложения отпали сами собой.
Это кольцо как будто было создано для Милы. Золото было схожим на переливающийся цвет её волос, а изумруд подчёркивал цвет её глаз. Такого подарка Мила ещё никогда не получала. Он был дорог не только из-за цены, он был дорог из-за того, что подарил ей его её родной отец.
Весь день они пели и плясали, наверное, это был лучший день рождения Милы. Но лишь потемнело, все начали укладываться спать. Отец предлагал Миле пойти к нему в магазин и переночевать там; всё-таки что-то терзало его изнутри, он хотел быть поближе к дочери, но Мила отказалась, как, впрочем, и Анатолий отказался переночевать возле берега моря. Он пошёл к себе и сразу уснул. Но странный сон снился ему. Ему снилась цыганка, та самая цыганка, которую он повстречал почти четырнадцать лет назад. Она была в той же юбке и платке, а глаза её, казалось, стали ещё темнее. Анатолий ворочался, холодный пот выступил на его лбу. Цыганка что-то неразборчиво шептала, но лишь одно слово было понятно, она повторяла его снова и снова: «началось».
В это же самое время Мила и Нина мирно спали у себя в хижине. Но вдруг поднялся страшный ветер, начался настоящий шторм. Волны становились всё выше и выше, море бушевало, оно будто пыталось доказать, что бывает не только ласковым, оно может покорить себе что и кого угодно, может оставить в живых, а может забрать жизни сотен людей. Мила проснулась: в их хижине было полно воды, она скрипела, дощечки плавали кругом, сильный ветер расшатывал её; Мила поняла – ещё секунда и хижина рухнет. Она пыталась криком разбудить Нину, но та не отзывалась, было темно и Мила не могла увидеть, где та была. Послышался сильный, пронзающий хрип: хижина начала рушится. Мила попыталась вплавь выбраться из неё, но уже на выходе её привалило бревном, она потеряла сознание. А внезапный шторм не умолкал: он полностью разрушил дом, а его обломки унёс в море вместе с телами. Лишь после этого он начал утихомириваться, как будто единственной его целью было стереть с лица земли эту хижину с её жильцами. Так ли это было – никто не знал. Главное, что шторм взялся ниоткуда, и так же внезапно ушёл.
Анатолий проснулся. Он был весь мокрый, губы его дрожали так, как и руки. Он тут же встал с кровати и начал метаться туда-сюда. Он принял решение: немедленно идти к хижине, к своей дочери, и больше не расставаться с ней весь этот год. Разные мысли крутились у него в голове, пока он бежал к берегу. Он забыл запереть магазин, но это ни сколько не волновало его. Когда он почти добрался до берега, начался рассвет. Вокруг стало светло, хотя солнце пока ещё не грело. Он добежал до того места, где должна была стоять хижина и застыл на месте, не поверив своим глазам: её не было. Лишь пустое место, золотой песок. Анатолий упал на землю и начал рыдать, он понял, что случилось, увидев доски на берегу и линию мокрого песка. Он потерял её: свою единственную дочь, он не уберёг её, находясь так близко… Цыганка была права… Хотя… Мила умерла, так и не найдя свою любовь, как предсказывала цыганка, да и к тому же, умерла она не от невиданного зверя. А может, и вправду разъяренное море можно назвать диким зверем?
Через два дня море прибило к берегу труп Нины. Похороны были не пышными, да и людей было мало, но Анатолий с преданностью чтил её память. Теперь его жизнь стала пуста. У него не было цели, не было желания и, как он говорил, причин, чтобы жить. Он потерял свою любовь и свою единственную дочь. Он даже подумывал о самоубийстве, но из-за веры в Бога (он прекрасно знал, что прерывание собственной жизни – это грех) он не решился на суицид. С того времени он не жил – он существовал. Он снова запил, продал свой магазинчик и уехал подальше от моря. Он теперь его ненавидел. При произнесении кем-либо слова «море» у него начинались судороги. Он спал под заборами и на лавочках в парке и питался чем попало. Но ему было всё равно. Он хотел забыться и как можно быстрее умереть. Целыми днями он только и думал о смерти. Каждый день он только и делал, что ждал смерти. Но смерть не спешила к нему. Жил он или существовал, но всё же был жив. О своём будущем он не знал, как впрочем, и каждый человек на Земле. Медленной походкой проходило время, а под руку с ним – и жизнь.