Вторую пойманную крысу Лайла не стала есть. Она сделала из неё слугу. Вернее, из него. Если к заклинаниям на послушание добавить немного ласки, каши и кусочков засохшего хлеба, то более верного друга сложно сыскать даже среди людей. Правда, Лайла пометила своего серого слугу, не потому, что это было необходимо, а скорее от скуки. Она откусила самый кончик его лысого хвоста и, сделав небольшой разрез ногтем у него на носу, приживила маленький кусочек. Мордочка животного приобрела угрожающий вид, но при этом смотрелась достаточно потешно, заставляя цыганку всякий раз улыбаться при виде того, как зверёк косится на свой рог. Крысы отличаются большим умом среди живности, обитающей рядом с человеком, уступая лишь воронам по уровню интеллекта. Кличку крыса получила соответствующую – Лампи, что было созвучно Ламунару, как по смыслу, так и по предназначению. Лампи приводил каждую ночь к своей хозяйке собратьев и, усевшись на задние лапки и лакомясь хлебными корочками, наблюдал, как Лайла лакомилась его собратьями. После окончания трапезы он тщательно убирал за хозяйкой, утаскивая прочь куски шкуры, обсосанные головы и лысые хвосты. От такой питательной диеты дела у цыганки пошли на поправку. Внешне это не было так заметно. На глазу также мутнело бельмо, багровый шрам уродовал лицо и шею, волосы были спутаны и взъерошены, руки покрыты глубокими морщинами. Но силы наполняли Лайлу. Она превосходно видела в темноте, и даже обнаружила, вернее, почувствовала через плотную ткань своего матрасика, набитого сухим сеном, несколько завядших цветков. Извлечь их наружу было делом нескольких минут, и у неё в руках оказались ингредиенты снадобья, правда, не хватало нескольких других составляющих, но, как их получить, ведьма уже знала. Надсмотрщица исправно посещала камеру дважды в день, открывала и закрывала окно, приносила миску с кашей и краюху хлеба, задерживаясь лишь для того, чтобы услышать желание пленницы поговорить с самим Ламунаром. На этот случай охране были даны жесточайшие инструкции: сразу отправить голубя в Ротвойль. Но Лайла сидела на своём матрасике свернувшись и всеми силами старалась не смотреть в сторону тюремщицы, чтобы не выдать себя случайно блестящими глазами и ставшим уверенным взглядом. Когда утром надсмотрщица удалилась, цыганка, стоя у решётки, набросала крошек на подоконник и, усевшись у себя в уголке, принялась ожидать крылатых гостей. Она, конечно, желала залучить ворона, сил на это имелось в избытке, необходимо было только небольшое расстояние. Но на прикормку прилетали в основном воробьи и прочая суетливая мелочь. Они бодро подъедали крошки, поэтому цыганке пришлось несколько раз подбрасывать приманку, пока у неё в руках не остался совсем небольшой кусочек. Опыта в ловле птиц у Лайлы не было вообще, и она подумала, что наилучший совет в этом деле ей мог бы дать Мошон. Она даже рассмеялась, представив, как рисовальщик объясняет ей, как приманить ворона, но тут же осеклась. Интересная мысль возникла в её голове. Ведьма надкусила себе руку и, размочив в собственной крови оставшийся кусочек хлеба, удачно кинула его на подоконник. Она не успела отойти к себе в угол, как послышался шорох крыльев и на подоконник сел красавец – большой чёрный ворон. Он весь блестел, словно намазанный маслом. Птица сделала небольшой шажок, схватила кровавый кусочек и, запрокинув голову, проглотила его. Лайла, пристально вглядываясь в глаза птицы, шептала заклинание. Она уже протянула руку сквозь прутья решётки, но птица недоверчиво сделала шаг назад. Цыганка медленно убрала руку и продолжала шептать, вглядываясь в чёрные бусинки глаз мудрой птицы. И в тот момент, когда Лайле показалось, что её сознание начинает сливаться с сознанием птицы и что вот-вот она полностью подчинит своей твёрдой воле свободную птичью душу, ворон повернулся и вылетел в окно. Такой вспышки гнева Лайла не испытывала давно. Вцепившись зубами в решётку, она зарычала, сокрушая зубы о холодное железо. Несколько раз дёрнув руками неприступные прутья, она повалилась на мгновенно опротивевший матрасик и, сильно сжав кулаки и ноги, постаралась заглушить свой гнев. «Не получилось с первого раза, значит, обязательно получится в следующий раз», – решила она. Правда, времени у неё было совсем в обрез. Когда Ламунару надоест ждать её согласия расстаться с книгой, ведомо одному лишь Ламунару. И в любой момент её могут перевести из этой комфортабельной комнаты в куда менее приятные подземелья, или куда ещё поглубже или повыше. Внезапно раздалось хлопанье крыльев, и в комнату влетел ворон. Деловито склонив голову на бок, он осмотрелся и по-деловому зашёл прямо в клетку. Подойдя к лежащей на матрасике Лайле, он остановился и принялся всматриваться в не отводящую свой взгляд ведьму.
Не прошло и часа, как они стали друзьями. Птица давала себя гладить, игриво пощипывала за палец, требовала подачек от нового друга. На мгновенье Лайле даже показалось, что не она приручила мудрую птицу, а наоборот, птица приручила её. Ведьма старательно рисовала в воображении те растения, что были ей необходимы для создания зелий и, вглядываясь в глубокие глазки птицы, внушала их. «Ну что же, – подумала Лайла. – Надо дать и тебе имя. Если у меня есть Лампи, то ты будешь Крампи. Я вижу, ты птица и впрямь умная, так что надеюсь, ты быстро начнёшь мне помогать». Внезапно Крампи защёлкал клювом и, взлетев на подоконник, покинул комнату. Тут же раздался звук поворачивающегося ключа, и в комнату вошла тюремщица. Закончив свой ежедневный ритуал, она забрала пустую миску и кувшин, нагнувшись, подняла с пола чёрное перо и, не дождавшись ответа цыганки, покинула комнату.