Однажды в студеный январский день, когда хороший хозяин не выгонит собаку на улицу, в дверь Власа Исаевича Ветчинкина постучали. Дряхлый старик, кряхтя, встал с постели, на которой он готовился умереть, и шаркая истоптанными туфлями, пошел открывать. На пороге стояли двое молодых людей с мотками телефонного кабеля на плечах и сумками с инструментом.
– Ветчинкин Влас Исаевич?– спросил один из них.
– Да, это все еще я,– ответил старик.
– Мы пришли устанавливать вам телефон согласно вашего заявления,– сказал другой.
– Я не помню такого заявления,– прошамкал дед.
– Ну как же? Улица Столетова 121, квартира 65.
– Все правильно,– подтвердил Ветчинкин, тяжело дыша,– только мне уже не до телефонов, ребята. Бывайте здоровы,– и захлопнул дверь.
Через два дня позвонили опять. На этот раз с парнями пришла сердитая женщина с папкой в руках, одна из тех, кто строго придерживается буквы закона. Швондер в юбке. Видимо, это была тяжелая артиллерия телефонистов. Она взяла сразу с места в карьер:
– Гражданин Ветчинкин, вы мешаете нам работать, создаете дополнительные трудности и помехи. Если у вас память ненадежная, так вот ваше заявление от 12.01. 1979 года. Черным по белому.
– Хм,– вяло усмехнулся Влас Исаевич,– ну дайте мне мое заявление, почитаю, как я писал, будучи в средних годах.
Женщина нетерпеливо подала два листа бумаги, уже пожелтевших от времени.
– Еще и написали целое послание,– сухо добавила она,– а теперь нам голову морочите.
Дидуган бережно взял в руки послание давно минувших лет, нацепил очки и прочитал:
«Начальнику городской телефонной станции
Тов. Друзякину А. В.
Уважаемый Архип Виссарионович! Не знаю почему, но у меня со школьной скамьи осталось огромное почтение к Вашему учреждению. Мудрые учителя внушили мне, что это– цитадель неподкупности, где работают исключительно Альцесты и прочие святые нашего судьбоносного времени. Вот уже сорок пять лет они плодотворно работают над обеспечением инвалидов гражданской и отечественной войн, и есть перспектива того, что лет эдак через двадцать этот подвижнический труд с помощью всевышнего будет закончен. Ну это так, к слову.
Так вот, в 1960 году полный доверия и пиетета к телефонной сети, я подал заявление на установку мне телефона. Прошли годы. Мои знакомые хитро улыбались, давали мне свои телефонные адреса, а я все ждал, потому что очень хорошо усвоил насчет цитадели. Опять текли неспешно годы, а вы, Архип Виссарионович, жаловались на судьбу, на инвалидов, ветеранов, интернационалистов, что их так много, и потихоньку тоже старели, а ваше предприятие процветало и по-прежнему напоминало цитадель добра и справедливости. По очереди, только по очереди, ничего, кроме очереди–этот лозунг, казалось, трепетал над зданием управления связи, как флаг, как знамя, как стяг.
С годами я начал робко сомневаться насчет наличия Робеспьеров и Цурюп в штате телефонной станции, но когда соседям установили телефон, молча миновав мою дверь, меня вдруг осенило: а может, это вовсе не цитадель, говоря высоким слогом, а просто дырявое решето, через которое просеивают червонцы, или электрическая сеть, которую замыкает опять же звонкая монета, имеющая значительно большую электропроводность и телефоннопроводность, чем мои романтические ожидания.
Итак, уважаемые товарищи, докладываю результаты социального эксперимента: если вы не обладаете высокой должностью или скрываете ее, не инвалид, не ветеран и не участник боевых действий, способный дорваться до кабинетов с дубовыми дверями, то услугами домашнего телефона будете пользоваться в третьем тысячелетии от рождества Христова.
Я думаю, этими результатами воспользуется сессия городского совета народных депутатов нового созыва при решении вопроса о переводе товарища Друзякина А. В.на более легкий участок деятельности, потому что уж очень тяжелая, обременительная работа выпала на долю указанного Друзякина. Говорить одно, а делать совсем другое– это архитрудно, это попахивает раздвоением личности и попаданием в психдиспансер.
Уважаемый Архип Виссарионович! Знаю, что в вашем аппарате продолжают работать исключительно честные и стерильно белые и пушистые люди. Как-то неловко говорить о возможных ошибках, пристрастиях, дарах и других негативных явлениях нашей производственной жизни. Но все-таки, возможно…невероятный случай…случайная оплошность…описка…вероятность служебных правонарушений, исчисляемая в бесконечно малых величинах…и почему-то заявление, датированное 1968 годом пошло в дело раньше заявления, зарегистрированного в 1960 году. Проверьте, пожалуйста!
Ветчинкин В. И. 12.01. 1979 года»
Мафусаил, на котором уже лежал пепел вечности, наконец дочитал свое заявление, аккуратно сложил и передал неподкупной женщине.
– А неплохо написано,– сказал он,– я его накатал в приступе злости и негодования. Видимо, Архип Виссарионович так и не усмотрел недостатков в действиях своих подчиненных. Прошло всего тридцать четыре года, и вы пришли мне устанавливать телефон. Спасибо, но мне уже не надо. Правнуки научили меня пользоваться мобилкой, самой простой, какая только есть. Я звоню внукам, а также в госпиталь, когда особенно прижмет стенокардия. Я рад, что исполнилось мое пророчество насчет третьего тысячелетия, и скрипучая телега телефонной бюрократии все-таки дотащилась до моей двери, за что я не заплатил ни рубля, ни гривны и чем могу гордиться.
– Так будем устанавливать или нет?– настырно спросила женщина.
– Деточка, я же вам сказал: спасибо.
– Учтите, у нас есть юристы, и мы будем жаловаться,– не отступалась служащая,– мы вас оштрафуем. Вы еще заплатите.
– Жалуйтесь,– горько усмехнулся дедушка,– надеюсь, что ваша жалоба будет идти таким же темпом, как и моя. Учтите только, что скоро адрес мой изменится. Пишите: город Свейск, городское кладбище, могила № 394.
– Антонина Куприяновна,– сказал один из парней,– оставим это конченое дело. У нас еще девять адресов.