Эмиль Коста Ведьма старая, ведьма молодая

Пролог


Клементин вышла из спальни с новорожденным на руках. В маленькой гостиной ждали новостей трое. Огюст Тибо, новоиспеченный отец и хозяин дома, мерил комнату шагами. В очаге ворошил угли его лучший друг Тристан. Рядом скромно сидела Ализе, лучшая подруга роженицы. На секунду повитуха заколебалась, но потом решительно шагнула к ней и протянула ребенка.

– Почему мне? Отцу надо, – запротестовала девушка.

– Успеет еще… Иди к жене, – обратилась к Огюсту Клементин.

Тот хмуро взглянул на нее и прошел в спальню. Повитуха – за ним. Ализе неумело держала младенца, слегка подбрасывая. Тристан подошел к ней, отвернул одеяльце и с любопытством заглянул в лицо ребенку.

– Будто на Аделин похож…

– А мне кажется, вылитый Огюст.

Они говорили шепотом, боясь потревожить ребенка или его мать. В доме установилась тишина. Над полуночной деревней тоже ни звука, и даже море было спокойно как никогда.

Тибо вышел из спальни. В лице ни кровинки. Он рассеянно обвел глазами комнату и остановил взгляд на молодой паре. Ализе и Тристан любовались новорожденным и не сразу заметили хозяина дома. Девушка улыбнулась и спросила:

– Ну как?

Огюст молча уселся к очагу. В гостиную вошла Клементин и тихо объявила:

– Аделин больше нет.

Тристан быстро перекрестился. Ализе прижала к себе новорожденного, словно пытаясь защитить его от беды.

– Ведьма!

Крик прорезал ночную тишину, перебудил людей, скот, птицу – все живое вокруг…

– Ведьма!

Младенец заревел. Тристан бросился к окнам. Прежде чем он распахнул ставни, дверь открылась и на пороге возникла знакомая фигура.

– Ведьма! – крикнул молодой мужчина, указывая на Клементин.

Он все время был рядом, прятался в темноте, словно вор. Повитуха стояла прямо, спрятав руки в карманах безразмерного фартука, и с презрением смотрела на парня. Тристан сжал кулаки; Тибо не пошевелился. Подбородок у Ализе предательски дрожал, но она посчитала нужным вмешаться:

– Ноэль, постыдись! Всем сейчас худо… Аделин не хотела бы…

– Не трогай ее имя! Не трогай! Аделин должна жить, эта ведьма свела ее со свету!..

– Я могла помочь матери или младенцу. Она попросила спасти сына, – сказала Клементин.

Тибо обхватил голову руками и застонал. Ноэль с минуту смотрел на несчастного соперника, потом развернулся и исчез в темноте.

Ализе укачивала хнычущего мальчика и сквозь слезы повторяла:

– Все будет хорошо! Все обязательно будет…


События той ночи вихрем пронеслась в голове старой повитухи. Она нахмурилась и выбросила руку вперед. Камень взлетел в воздух, приземлившись точно на хребет пьяницы, задремавшего во дворе дома Клементин. Тот ужом взвился над землей и от боли заплясал на месте.

– Совсем осатанела! Когда ж ты сдохнешь?

– Не раньше тебя, дурака. Пошел прочь!

На крыльцо выбежала Одетт. Вражда между бабушкой и старым Ноэлем началась шестнадцать лет назад, и конца-края не было ей видно. Раньше выходки пьяницы пугали девочку. Теперь он, как любой опустившийся человек, вызывал у нее только презрение.

Клементин подобрала с земли новый камень и предупреждающе занесла руку над головой. Одетт решилась вмешаться:

– В самом деле, шел бы ты отсюда. Схлопочешь ведь почем зря – я лечить не стану!

– Больно надо! Знай свое место, ведьмино отродье…

Тем не менее, пьяница счел разумным ретироваться. Он отступил на безопасное расстояние и оттуда прокричал:

– Старой дуре Клементин

На роду конец один:

На костре тебе гореть,

А Ноэлю – песни петь.

Такие песенки, одну хуже другой, он сочинял на ходу. Деревенские дети использовали их вместо считалочек и не раз бывали пороты за это. Ноэль победоносно потряс руками над головой и зашагал прочь.

– Рифмы у него лучше не становятся, – с грустной улыбкой заметила Одетт.

Клементин в сердцах отшвырнула ненужный камень и вытерла ладони о фартук.

– Пить надо меньше! Идем, дел еще много…

Загрузка...