Дневник / 17 июня
Я получила смс с незнакомого номера. Там адрес, день и вечернее время. Вплоть до минуты. 23.16
Это N.
У меня дрожат руки, а по телу гуляет шторм, мне страшно и хорошо одновременно. Я решилась на встречу… нет, не так, я раздумывала пару минут, а потом гоняла мысли по кругу для приличия. Я бы поехала в любом случае, даже если бы извела себя доводами, начинающимися с «унизительно» и «опрометчиво». Плевать.
Я не сомневалась, от кого сообщение и что это первый реальный шаг. Ни намеки, ни легкий флирт, а приглашение в номер. И это только больше заводило.
Пришлось ехать на выставку в откровенном платье. Нет, я не дура с распродажной скидкой на тело, чтобы носить глубокое декольте или мини, но с моей фигурой любое атласное платье смотрится чертовски откровенно.
Я сказала мужу о выставке, которая плавно перетечет в закрытую вечеринку для своих, поэтому ждать меня рано не стоит. Он и не думал, он любит свои мероприятия до утра больше меня, черт, он их безумно любит, никогда не устает и может благодушно улыбаться несколько часов подряд. И всем подряд. Мне иногда даже интересно, когда его уже начнет тошнить. Я не выдерживаю и часа, и всё реже составляю ему компанию.
И проклятая выставка не становится исключением: душно, скучно, стрелки на часах замирают. И мне приходится уворачиваться от вспышек приятеля-фотографа, который плохо понимает слово "нет".
К счастью, меня немного развлекают острые взгляды местных бабочек, которые оценивающе смотрят в мою сторону. Девушки потирают руки, глядя как я оделась на картинную выставку. Видно, в их глазах, я в отчаянии и кризисе, что-то из бабской классики – муж охладел, так хоть жадными взглядами чужаков подпитаться. И они уже начинают строить планы и тихо ненавидеть друг друга, на горизонте замаячил перспективный мужик, а тут столько желающих.
Дурацкое развлечение, в общем.
Я собираюсь на выход, когда отбываю положенный срок. Время как раз подходит. Не верится, что я устояла и не стала изводить себя, думая о том, что скоро случится. Как именно случится… Я нарисовала слишком много картин за последние дни, и эти картины одна грязнее другой, я и забыла, как далеко умею заходить.
Как я люблю это.
Спускаюсь по лестнице, чтобы поймать такси, и пытаюсь удержаться мыслями на границе. Но ничего не выходит, фокус предательски расплывается. Я в деталях представляю лицо мужа.
Мне интересно, что будет с его свежим ухоженным лицом, когда он узнает?
Ловлю желтый фирменный седан и оказываюсь в нем после взмаха руки. Произношу водителю адрес… Это последнее несмазанное воспоминание. Потом же случается стук, кто-то грубо бьет по капоту, еще секунда и открывается задняя дверь.
N. Он вдруг оказывается рядом.
– Здравствуй, Ольга.
Он садится и, не отрывая от меня жадного взгляда, подает водителю знак ладонью. Мужская раскрытая ладонь опускается вниз, но уже не на сиденье, а на мое колено. N резко рвет дистанцию и нависает, уткнувшись грудью в мое оголенное плечо.
– Я не ошибся, – произносит он с хитрой улыбкой. – Я никогда не ошибаюсь.
Мне жарко от него, и он плавно выдыхает, касаясь моих волос. Стоит поднять лицо и можно почувствовать его дыхание на щеках.
– Я ждал в кафе напротив, долго… У тебя сумасшедшая выдержка, я уже хотел идти и брать тебя под руку.
– Ты сам назначил время, – я, наконец, нащупываю свой голос, – до минуты.
– И ты наплевала на него, – он улыбается еще шире и закусывает нижнюю губу, когда опускает взгляд ниже. – Тебе нельзя носить такое, я чувствую себя животным.
– Это плохо?
Я чувствую его поцелуй на волосах, хотя это даже не поцелуй. Он дразнит и забирает последние сантиметры, касаясь моего виска. Слишком невинно, мало. Черт возьми, сукин сын издевается… И я запрокидываю голову сама, чтобы уже почувствовать его горячие губы, с которых слетают все эти слова, от которых мне только жарче и теснее. И еще его пьяная расслабленная интонация, будь она проклята!
– Ольга, ты…
– Заткнись.
Он подхватывает мое движение и впивается в губы, забывая весь недавний торг. И я верю, что он извелся в том кафе, он буквально врывается в меня, так жадно, неистово… Я ничего не могу сообразить, проваливаюсь в тягучую сладость мужских прикосновений и плавлюсь.
Всего лишь поцелуй. Первое касание.
– У тебя нежные губы, – его взгляд плывет, не в силах сфокусироваться, – и это точно плохо.
– Почему?
– Не смогу остановиться, я уже чувствую… Не отпущу.
Теперь глубже и медленнее, я закрываю глаза, представляя, как его губы скоро перетекут ниже.
– Что ты сказала ему? – N выдыхает вопрос мне в рот, отодвигаясь всего на миллиметр.
– Что?
– Что ты сказала мужу?
– Я не хочу говорить о нем.
– Уверена? – он вновь целует, нежно касаясь языком, и тут же отстраняется. – Я думал, игра в этом.
Он говорит «игра», а я отчетливо слышу «весь кайф». Весь кайф в этом?
– Хочешь трахнуть его жену? – произношу с усмешкой.
– Хочу много и долго трахать его жену.
Я прячу раскрасневшееся лицо ему в плечо. Моя алая помада останется на его белой рубашке, даже не надо проверять, так и будет. Оставляю свой отпечаток и вбираю его запах. Он идеален, запах в мужчине – самое главное и сексуальное, и вот он идеален. Из-за него туман в голове только сгущается, и меня можно сейчас уговорить на любое безумие. Я абсолютно пьяна им.
– Я вся мокрая.
– Вся? – N повторяет мою недавнюю усмешку и подгибает под себя.
Я за мгновение оказываюсь у противоположной двери, и он теперь давит сверху, а его рука… Я пытаюсь поймать ее, хотя хочу ощутить касание, да, хочу, и поэтому плохо стараюсь, безвольно проскальзываю пальцами по его локтю и позволяю ему.
– Сумасшествие, – сдавленным голосом говорит N, находя кружевную ткань белья, – ты чистое сумасшествие…