Довоенное детство
Прежде чем приступить к изложению событий военных лет, вкратце поведаю о довоенном житье-бытье.
Наша семья жила в Днепропетровске по ул. Октябрьская, д. 3, в самом живописном и в историческом отношении интересном месте города. Одной из достопримечательностей района была Октябрьская площадь с расположенным на ней Спасо-Преображенским собором, заложенным Екатериной II в 1787 году. Завершено строительство было в 1875-м. По замыслу архитектора, он должен был быть в несколько раз больше собора Святого Петра в Риме, но война России с Турцией не позволила осуществиться этим планам. В советское время здесь находился музей религии и атеизма, и службы с 1930 по 1938 год не велись.
Наша улица как бы являлась одной из сторон площади. Рядом с домом находилось трехэтажное здание медицинского института, где работал мой папа[8], а в конце квартала на углу так называемый «дом профессоров», в котором действительно проживала профессура высших учебных заведений, расположенных в этом районе. По обе другие стороны площади находились Фармацевтический и Горный институты. В первом учились мои мама и тетя и тоже преподавал папа. Перед фасадом Горного института возвышалась величественная, во весь рост, бронзовая фигура Екатерины II. Очевидно, папе предоставили квартиру в таком привилегированном районе потому, что уже в молодом возрасте он снискал славу лучшего преподавателя высшего учебного заведения.
Днепропетровск. 1940 год. Слева направо: я в возрасте 11 лет, Цокур М. М. (моя мама), Бутенко Е. В. (тетя), Клименко В. Г. (отец), Тамара Клименко (сестра), Цокур А. М. (дядя)
В одном из таких одноэтажных домов с чудесным двором, который изобиловал цветочными клумбами и разными фруктовыми деревьями, неустанно опекаемыми профессором Василием Степановичем Балабановым, в однокомнатной квартире проживало наше семейство. Оно состояло из пяти человек: папы, мамы, сестры, бабушки и меня. Комната была довольно большого размера, что позволяло при необходимости предоставлять ночлег обучающейся в институте тете Оксане[9]. Когда понадобилось выручить не имеющего пристанища папиного друга по обучению в мединституте, дядю Степу, вопрос решили очень просто. Из нескольких «позаимствованных» рекламных щитов на скорую руку соорудили перегородку, и у дяди Степы появилось жилье. Как говорится, «в тесноте, да не в обиде». Наша семья была гостеприимной и очень веселой.
Спасо-Преображенский собор. 2013 год. Днепр (бывший Днепропетровск)
Горный институт (ныне – Национальный технический университет «Днепровская политехника»). 2014 год. Днепр (бывший Днепропетровск)
Завкафедрой биохимии Днепропетровского фармацевтического института Василий Гурьевич Клименко с группой студентов. 1939 год. Днепропетровск
Памятник Екатерине II в Днепропетровске (утрачен в 1941 году)
Слева направо: моя мама Мария Макаровна, тетя Дора, бабушка Мария Климовна с тетей Оксаной на коленях. 1919 год. Голубовка
Излюбленным местом для прогулок у нас был лучший в городе парк им. Т. Г. Шевченко, расположенный совсем недалеко от дома. Мы часто в выходные дни всей семьей долго гуляли, любуясь видом аллей, вековых серебряных елей, искусно созданных цветочных клумб. Глаз нельзя было оторвать от открывающейся панорамы могучего Днепра – парк был расположен на Днепровских кручах. Зимой мы частенько со школьными друзьями катались с них на санях. Занятие не только интересное, но и рискованное – после одного такого выхода, к счастью завершившегося благополучно, нам надолго пришлось прекратить наши катания.
Я училась в 67-й школе, рядом с домом. Она считалась лучшей в городе. Неподалеку находился особняк секретаря днепропетровского обкома партии Л. И. Брежнева, и где-то здесь же проживал редактор днепропетровской областной газеты. В общем, местечко знатное. В школе работало большое количество кружков, где ученик мог выбрать себе дело по способностям и вкусу. Был огромный, прекрасно оборудованный спортивный зал, просторные светлые классы и замечательная учительница Ева Моисеевна – строгая, подтянутая, не очень улыбчивая, спокойная и, главное, справедливая.
За все четыре года обучения не помню, чтобы она повышала голос, чтобы в классе кого-то обижали или дразнили. Ева Моисеевна обладала особым даром не делить учеников на плохих и хороших, приклеивая ярлыки, чем добивалась создания в классе атмосферы дружбы и взаимной выручки. Просто более успешные ученики помогали осваивать знания менее понятливым, и воспринималось это как норма, без всяких обид.
Кроме Евы Моисеевны, у нас были прекрасные учителя физкультуры и военного дела, а также любимый пионервожатый Савва, организатор всех школьных мероприятий. Уроки физкультуры я очень любила и считалась лучшей ученицей. А вот о втором учителе особый рассказ. Начну с того, что он пользовался у учеников огромным авторитетом и любовью, очевидно, не только в силу своей обаятельности как личности и умения поддерживать с нами контакт, но и потому, что темы уроков были злободневны. Уже тогда во всем – в обстановке в школе, разговорах дома, во дворе – чувствовалась предвоенная напряженность, всюду витал дух предстоящих событий. И мы серьезно воспринимали то, чему он старался нас научить.
Днепропетровск. 1940 год. Наш третий класс. Сидят (слева направо): четвертая – я, Валентина Клименко, пятая – Лида Киперман, шестая – Галя Брежнева. Третий ряд (снизу, слева направо): седьмой – пионервожатый Савва, девятая – Оля Логвиненко, в центре – учительница Ева Моисеевна
Он приходил в класс, развешивал красочные плакаты, рассказывал об изображенных на них разных типах бомб и другом вооружении, а потом заставлял нас все повторять. Очень детально объяснял, как правильно ползать по-пластунски, и каждый должен был проползти по полу. Особенно подробно учитель рассказывал, как быстро и правильно надевать противогаз. Последнее вызывало у меня большую тревогу. Я волновалась о том, как в случаи необходимости можно будет заставить мою маленькую четырехлетнюю сестру Тамару надеть противогаз? Мне, большой, и то неприятно. Ведь за нее никто не сможет этого сделать, так как противогаз – средство индивидуальной защиты. Я с усердием все повторяла и заслуживала одобрение учителя.
Думала ли я, что на этих уроках мне нужно быть внимательной, как никому другому? В трагическую минуту школьные знания позволили мне спасти себя и находящихся рядом людей от неминуемой гибели.
В моем классе учились дети известных людей: Галя, дочь Леонида Ильича Брежнева, и Лида Киперман, дочь редактора газеты «Днепропетровская правда». Я с ними дружила и даже помогала Гале по учебе. Очевидно, учительница попросила меня заниматься с ней потому, что мы жили практически рядом.
Дополнительные занятия с Галей проходили в особняке Брежневых, который располагался рядом со школой. С отцом девочки я никогда не встречалась, но маму хорошо помню, так как всякий раз она встречала и провожала меня. Иногда мы вместе пили чай и ели фрукты, мама сервировала стол сама, не привлекая никого из посторонних. Очень хорошо помню, что меня поражало в их доме – везде ковры с пушистым высоким ворсом. Ступаешь – и нога полностью утопает в приятной мягкости, а у мамы яркие комнатные туфли с острыми, загнутыми кверху носами, она одета в длинный до пола халат из блестящей яркой ткани. Лицо строгое, не выражающее никаких эмоций, неразговорчива, официальна, меньше всего похожа на заботливую маму. Очень странно было ощущать такую безжизненную обстановку, ведь мне было невдомек, в каком доме я нахожусь, да и близкие абсолютно не реагировали на мои визиты в дом столь высокой персоны. В памяти всплывают какие-то отрывки из папиных рассказов о встречах с Л. И. Брежневым. Он отзывался о нем в своей манере, как об отличном мужике. На этом мои познания заканчивались.
С Галей и Лидой в классе я тесно общалась, мы часто обменивались бутербродами. У них был белый хлеб с колбасой, у меня – серый, с запеченной с салом яичницей. Тогда ни белого хлеба, ни колбасы в нашем доме не было, эти продукты в обычных магазинах отсутствовали, вот и исхитрялась бабушка[10] готовить такие бутерброды. Помню, как они мне надоедали, и я часто приносила их обратно домой, за что получала нагоняй. Но Лиде с Галей эта еда нравилась, и я не возражала, когда мне предлагали обмен. А еще в столовке можно было купить кусочек заржавленной селедки, от которой Лида с Галей были без ума – никогда такого не ели.
Однако дружба с этими девочками ограничивалась только школьным временем. Во внеклассных мероприятиях они не участвовали: ни в просмотре кинофильма с его обсуждением, ни в походе возглавляемого мной пионерского отряда на лыжах, ни в катаниях на санях с Днепровских круч. И, надо сказать, много теряли. Чего только стоил поход на водоочистительную станцию, который мне удалось организовать через работающего там отца моей близкой подруги Оли Логвиненко! Ее папа показал нам самые сокровенные места, доступ к которым для посторонней публики был ограничен. Картина необычайная. С высоты перед нашим взором предстали огромные резервуары со спокойной и бурлящей водой. Все это сопровождалось громкими звуками низвергающихся откуда-то струй. Казалось, будто ты попал в какой-то нереальный мир, словно тебя затягивает в глубину. Увиденное произвело на меня очень сильное впечатление. Это запомнилось на всю жизнь – с тех пор мне не нравилось находиться в воде, плавать рядом с искусственно сооруженными строениями типа железобетонных волнорезов на море. С некоторой опаской, но с интересом я заплывала в гроты, так как они были натуральными, созданными самой природой. А в тот момент, на водоочистительной станции, я думала о том, как не люблю заглядывать в глубокие колодцы с водой, когда гощу у бабушки и дедушки в деревне.
Никого особенно отсутствие Гали и Лиды на внеклассных мероприятиях не заботило. У них была своя жизнь, а члены возглавляемого мной пионерского звена были довольны тем, как мы проводили внешкольное время. Так в добром согласии в мае 1941 года мы закончили четвертый класс и настроились на каникулы. Только несколько лет спустя, после окончания Великой Отечественной войны, судьба чуть было не свела нас с Галей – мы жили в Кишиневе рядом, учились в одном университете, о чем я узнала от сокурсницы Гали, которая по ее просьбе должна была организовать нашу встречу на одном из университетских вечеров. Я училась на химическом факультете, Галя – на филологическом. Узнала обо мне она, очевидно, через дочь секретаря Черновицкого горкома партии М. К. Долгого, Рину, – с этой семьей мы были знакомы и много общались с Риной на почве увлечения балетом.
Но когда в разгар танцевального вечера в дверях помещения появилась девушка в откровенно декольтированном синем платье, увешанная бриллиантами, в которой я должна была узнать Галю, я попросила меня не называть. Слишком большой был контраст между ею и остальной студенческой публикой, главным образом фронтовиками, одетыми в видавшую виды военную форму. Это был человек совершенно из другой жизни, не задумывающийся о том, в какой среде он находится. Все во мне запротестовало, нам не о чем было с ней говорить. Сейчас, по прошествии многих лет, я, возможно, поступила бы по-другому, но тогда были слишком свежи воспоминания обо всех невзгодах и трагедиях военного времени. Я стояла выше этих неуместных нарядов и драгоценностей. Приди она в более скромном виде, мне бы наверняка захотелось с ней пообщаться, тем более у нас было что вспомнить – самые прекрасные школьные времена… Казалось бы, принимая в расчет ее социальный статус, следовало бы поступить по-другому, но я не смогла. И только позже поняла, что сделала правильно. Однако возвратимся к временам довоенных лет.
Днепропетровск. Май 1941 года. Я, папа, мама, сестра Тамара
Днепропетровск. 1941 год. Я и сестра Тамара
Май, 1941 год. Вот и окончен четвертый класс. Расстаемся со своей учительницей Евой Моисеевной. В пятом будут новые преподаватели по отдельным предметам. Будут… Тогда никто не ведал, что это последний мирный месяц, хотя тревожные ощущения уже изрядное время владели душами простых людей, отнюдь не имеющих отношения к военным делам. Мужчины нашего двора, как обычно, собираясь после трудового дня за садовым столом «забить козла»[11], все чаще обсуждали новости прессы о взаимоотношениях между нашей страной и Германией, в которых не видели ничего хорошего. Я предположить не могла, что со школой встречусь только через несколько долгих, суровых, полных опасностей лет (четыре года и три месяца), совсем в другом месте, вдали от моего родного города Днепропетровска, – чудом уцелевшая, повзрослевшая, очень самостоятельная, побывавшая в страшных переделках шестнадцатилетняя девушка.
Все это свершится позже, а сейчас – конец учебы, каникулы. Веселые и счастливые, мы думаем о том, как проведем лето, чтобы, встретившись осенью в школе, поведать друг другу о чем-то интересном. Папа планирует после окончания приема экзаменов у студентов нашу очередную поездку на Алтай. Такие путешествия мы совершали ежегодно. До этого я уже побывала во многих местах страны: Мурманске, Ленинграде, Москве, Севастополе, Киеве, Бердянске, Алма-Ате… Перед предполагаемой поездкой с папой меня пригласили погостить к себе тетя Дора[12] с мужем, дядей Тарасом[13], в село Кулебовку[14], которое находилось в 30 километрах от Днепропетровска. Они там учительствовали, тетя преподавала в школе математику, дядя – географию.