Надежда Ивановна жила в узком пятиэтажном доме, который был зажат между блочной серой развалюхой и кирпичным зданием, смахивающим на казарму. Сначала мы толкнулись в подъезд с красивой дубовой дверью и налетели на охранника, который угрюмо сказал:
– Квартира восемь? Ребята, тут кафе и турагентство, вам в соседний подъезд.
Мы подошли к слегка ободранной створке и потопали вверх по узкой лестнице.
– Странная архитектура у здания, – пропыхтела я, миновав пару пролетов.
– Я встречал подобные, – сказал Роман, – небось тут раньше были коммуналки, их расселили, сделали ресторацию и офис по путешествиям. Дом стоит в хорошем месте, недалеко от метро. С четырех этажей жильцы уехали, а на пятом засопротивлялись и остались. Не знаю, как владельцы бизнеса с законами разобрались, но, видно, достигли консенсуса и с государством, и с гражданами. Сделали непокорным собственникам отдельный вход, и все живут счастливо. Может, этих, с пятого, бесплатно кормят в харчевне или на халяву в Турцию возят!
– Сомневаюсь, что простым людям так повезло, – пробурчала я.
– Тут всего две квартиры, – отметил Роман, когда мы наконец-то вползли на самый верх.
Я молча нажала на звонок, над которым белела табличка с цифрой «8».
Дверь открыла девочка лет тринадцати, беспрестанно шмыгающая носом. Ее горло было замотано шарфом.
– Здрассти! – сказала она. – Опять из дэзика пришли! А мамы нет! Она на работе.
– Может, подскажешь ее телефон? – попросил Роман. – Служебный или мобильный?
– Маме это не понравится, – уперлась девочка.
– А как тебя зовут? – спросила я.
– Тетя, вы педофил? – начала дурачиться она. – Сейчас предложите купить мне Барби?
Со стороны лестницы послышались звук шагов и сердитый женский голос:
– Так я и знала! Стоит на службу уехать, как ты безобразничать начинаешь. Тебе не стыдно? Мать из-за тебя отпрашивается с работы, а ты! Немедленно убирайся со сквозняка. Сто раз сказано, не стой на холоде! Вот не аттестуют по математике, оставят на второй год, попляшешь у меня! Кто вы?
Роман достал удостоверение и показал его разгневанной тетке.
– Милиция? – ахнула та и указала рукой в сторону длинного коридора. – Идите на кухню.
– Эй, обувь снимите, иначе мне полы мыть придется, – нагло заявила девочка.
– Мы не из ДЭЗа, – сурово сказал Роман.
– Ну и что? – заморгала она. – Да хоть из администрации президента! Подошвы-то грязные!
Я покорно скинула туфли, Воронин сбросил ботинки, и мы в сопровождении девочки добрались до уютного помещения с кокетливыми бело-красными занавесками. Хозяйка шла следом, приговаривая:
– Теперь что? Час от часу не легче! Татьяна! Чего ты натворила? И когда успела? Две недели дома сидит в соплях! На улицу не пускаем! Или ты потихоньку удираешь, пока взрослые на работе? Ну, погоди! Меня зовут Лидия, я мать Тани, что произошло?
Я покосилась на Воронина, тот сосредоточенно рассматривал фарфоровые фигурки, стоявшие на самом верху кухонных шкафчиков. Роман явно решил свалить на меня самую трудную часть беседы.
Я откашлялась.
– Надежда Ивановна Бороздина кем вам приходится?
– Бабушкой! Мачехой, – одновременно сказали Таня и Лидия.
– Она умерла, – выпалила я и втянула голову в плечи, – внезапно, предположительно от инфаркта, но точную причину мы узнаем чуть позднее.
– Черт! – топнула ногой хозяйка. – Сто раз ей говорила, не мотайся по заказчикам! Кому надо, сами приедут! Подумай о своем возрасте! Ну и вот! Инфаркт. Куда ее положили?
Я пнула ногой Романа. Эй, братец Кролик, пора и тебе поработать! А хозяйка тем временем начала развивать активность.
– Татьяна! Начисти картошки! Я поеду к бабушке! Очень она невовремя свалилась! Надо с врачом договориться! Денег ему дать.
– Мама, – сказала дочь, – баба Надя умерла!
Женщина замолчала, потом махнула рукой:
– Не болтай глупости!.. То есть как умерла?
– За рулем, – хриплым голосом уточнил Роман, – ей на дороге, похоже, плохо стало. Остальное будет ясно после вскрытия.
– Вскрытия? – ахнула тетка. – Кого?
– Ма! Ты тупая? – заорала Таня. – Баба Надя умерла!
– Совсем? – растерянно уточнила мать. – Навсегда?
– Наполовину не бывает, – заявила дочка.
– Господи, вот дела, – испугалась хозяйка. – И похороны! Где деньги взять? У нас два кредита! Как все некстати!
Я перевела дух. Зря мы с Ромой переживали, Лидия восприняла известие о кончине мачехи исключительно прагматично, переживает о предстоящих расходах, можно спокойно спросить про найденную валюту. Наверное, у Бороздиной и падчерицы были непростые отношения. Похоже, Воронин подумал о том же. Он без приглашения уселся на деревянный стул и подробно изложил события, не забыв упомянуть о сумке с евро. Хозяйка вскочила, снова села, но не на табуретку, а на полукруглый диванчик, издала странный звук и завалилась на бок.
– Лампа, дай воды, – приказал Воронин, бросаясь к ней. – Таня, нашатырь в доме есть?
Минут через десять Лидию напоили валокордином и уложили в кровать. Мы снова вернулись на кухню.
– Надо же, – протянул Роман, – она казалась почти безразличной, и вдруг такая реакция!
Таня шмыгнула носом.
– До мамы новости не сразу доходят. Скажешь ей: «Ма, я огребла двояк по матишу», она улыбнется и поесть предложит. Но через полчаса, когда ты расслабишься и решишь: «пронесло», муттер в комнату влетит, и начнется война в Ираке! Мозг у нее такой, тормозной на беду, в остальном она нормально соображает.
– Сама-то как? – с сочувствием осведомилась я.
– Нормально, – сказала Таня, – я знала, что Надя скоро помрет. Бабушка врачей не слушала, ей велели лекарства постоянно пить, утром, вечером, непременно каждый день. Какая-то у нее хрень повышена и этот… ну… артерный склероз!
– Атеросклероз, – поправила я, – наверное, анализ крови показывал избыточный уровень холестерина.
– Точно, – подтвердила Таня, – отец бабушку на обследование положил в хорошую больницу, ей там инструкцию выдали, да зря. Во, любуйтесь!
Татьяна резким движением открыла ящик стола.
– Слева общие лекарства, справа бабы Нади.
Я взглянула на упаковки. Судя по названиям, семья в основном лечилась от насморка и кашля. С Надеждой Ивановной дело обстояло иначе. Таблетки от повышенного давления, препарат, улучшающий периферическое и мозговое кровообращение, средство, снижающее концентрацию холестерина в крови, легкое успокоительное.
– Все нетронуты! – воскликнула Таня. – Когда папа бабушке этот набор купил, она его так благодарила: «Спасибо, Леша, непременно лечиться буду!» А сама к коробкам не прикоснулась! Я пыталась ее заставить врача послушаться, а баба Надя злилась: «Не полезно химию пить! Лучше травки заварю, они вреда организму не нанесут».
– Вот уж глупость! – воскликнул Роман.
Таня пожала плечами.
– Она такая! Упертая! Никого не слушала. Мама ей постоянно твердила: «Брось работу или хотя бы откажись от половины клиентов!» А бабуля в ответ: «Деньги нужны!» У мамы аргументы сразу заканчивались. Точно, без бабла никуда!
Я обрадовалась, что разговор сам собой вышел на нужную тему, и подхватила ее.
– У вас очень уютно, кухня оборудована по последнему слову техники, у Надежды Ивановны была новая машина, не похоже, чтобы вы нуждались!
Таня кивнула:
– Баба Надя портниха, у нее тьма заказчиков. Раньше, сто лет назад, она работала в доме моды на Кузнецком мосту, потом ушла.
Я кивала в такт ее словам и очень скоро поняла, почему семья Бороздиных жила в достатке. Впрочем, никакого секрета Танечка не открыла, она лишь подтвердила хорошо известную истину: если много и упорно работать, то в кошельке заведутся деньги. Надежда Бороздина принадлежала к многочисленной категории русских женщин, которые не надеются ни на кого, кроме себя. В свое время Надя вышла замуж за мужчину с ребенком, а когда супруг умер, вырастила его дочь Лидию. В загс она более не ходила, но в отличие от большинства одиноких москвичек не считала копейки.
Надежда Ивановна имела обширную клиентуру, портниха не отличалась особой креативностью, не конструировала платья из жеваной бумаги, юбки из железных колец, не заматывала женщин в полиэтилен и не называла себя громким словом «кутюрье». Но вещи, сшитые Бороздиной, отлично сидели, долго носились и волшебным образом стройнили их обладательниц. К тому же Надежда никогда не подводила заказчиц. Если обещала отдать платье одиннадцатого октября, то вы его получали именно в оговоренный день, а не двенадцатого-пятнадцатого-двадцатого. Не стоит думать, что к портнихе обращались лишь побитые молью старушенции. Во многих фирмах существует жесткий дресс-код, а юбки-карандаши и строгие блузки – визитная карточка Надежды. И еще один момент. Иногда кое-кто из офисных мышек приносил лейбл с логотипом мирового бренда, глянцевый журнал и, опуская глазки в пол, начинал ныть:
– Дорогая Надежда Ивановна, очень вас прошу, не сочтите за наглость, поймите меня правильно, не хочу вас обидеть…
– Ангел мой, – перебивала сконфуженную девицу Бороздина, – я спокойно пришью на свою работу чужой ярлычок. Мне это совсем не трудно, лишь бы тебе было хорошо. И спрячь журнал, я знаю, куда какой модный дом свои метки прикрепляет. Не ты первая приходишь с подобной просьбой, не ты, думаю, и последняя.
Осчастливленная барышня улетала, одетая в лже-Диора, эрзац-Шанель, фальшь-Гуччи, а через день на пороге Надежды Ивановны уже стояла другая любительница «коллекций нового модного сезона в Париже».
Если женщина регулярно посещала портниху, Надежда давала ей статус вип-клиентки и окружала повышенным вниманием: сама приезжала в любое место на примерку, привозила, куда просили, готовый заказ. Надеюсь, вы понимаете, что Бороздина не считала себя бедной пенсионеркой, она отлично зарабатывала, водила машину и частенько говорила Тане:
– Учись, девочка, ремеслу. Знания у человека отнять невозможно. Давай, становись моим подмастерьем, вместе будем с заказчицами работать, они к тебе привыкнут, получишь после бабкиной смерти хорошую клиентуру.
Но у Татьяны другие жизненные планы. Она мечтает стать киноактрисой, сниматься в сериалах, ей хочется увидеть свои фото на обложках журналов. Девочка рассчитывает, что ее, получившую парочку «Оскаров», будут одевать Карл Лагерфельд, Марк Джейкобс, Диана Фюрстенберг, Вивьен Вествуд. Тогда Танечке не придется разгуливать в творениях какой-нибудь бабы Нади, косящей под великого модельера. Это не ее судьба! Превращаться в швею-надомницу девочка не собиралась, чем до крайности расстраивала бабушку. Мама тоже была не очень довольна дочерью. Лидия работает главбухом на фирме, производящей ковровые покрытия, постоянно возится с отчетами, платежками, ведомостями и злится на Татьяну, у которой начисто отсутствуют математические способности. Физика, алгебра, геометрия остаются за гранью понимания девочки, впрочем, химия и биология тоже. В истории много дат, запомнить их Танюша не может, и какая разница, когда произошла битва Александра Невского с псами-рыцарями, Русь была под татаро-монгольским игом и правил Петр Первый? Каким образом эти поросшие мхом события могут повлиять на ее жизнь? И за фигом зубрить географию? Летчик небось в курсе, куда направить авиалайнер, чтобы Танюша очутилась в Египте или Таиланде.
Я постаралась сохранить на лице бесстрастное выражение. Годы идут, человечество проделало путь от каменного топора до компьютера, а Танечка сейчас напомнила мне героя комедии Дениса Ивановича Фонвизина «Недоросль», написанной аж в тысяча семьсот восемьдесят первом году. Помнится, там была фраза об извозчике, который довезет барина, ничего не смыслящего в географии, куда тому надо.
Бабушка подталкивала внучку к портновскому делу, мать рассчитывала сделать из нее бухгалтера, один отец помалкивал о ее будущей профессии. Может, потому, что дома он бывал от силы дней пять в месяц? Алексей, как мы узнали, работает дальнобойщиком.
– Шофером на фуре? Но у вас весь коридор увешан полками с хорошими книгами, – не подумав, ляпнула я.
Таня скорчила недовольную мину.
– Угарно. По-вашему, раз водитель, значит, идиот?
– Конечно, нет, – поспешила я исправить оплошность.
– Все так думают, – разозлилась девочка, – кому ни скажешь про папкину профессию, сразу кривятся. Ну, типа, он тупой, в свободное время бухой, маму-бабушку бьет, читать не умеет и девок на трассе трахает!
– Извини, пожалуйста, – взмолилась я.
Татьяна насупилась.
– Отец – владелец фирмы грузоперевозок, предприятие у него небольшое, но работы много. Сам за рулем постоянно. Сейчас он в рейсе. Должен вроде завтра вернуться. То-то ему сюрприз будет, хотя он тещу не особо обожал.
– А ты как к ней относилась? – вклинился в беседу Роман.
Татьяна выдернула из волос махрушку, «конский хвост» рассыпался по плечам.
– Ну, как к бабушке. Могла разозлиться, если достанет.
– И часто Надежда Ивановна тебя допекала? – поинтересовалась я.
Таня заплела волосы в косу.
– Взрослые такие! Придут с работы и давай мораль читать. Нет бы честно сказать: «Устала я, забегалась, сил нет, вот и затеваю скандал». Но вам в лом признаться, приматываетесь к детям, да еще себя оправдываете: «Ору на ребенка не от того, что со своими эмоциями не справляюсь, а ради его блага! Двоечница-колышница, хулиганка, надо ее воспитанием заняться». А Ленка хитрая, типа Павлика Морозова, вечно ей удавалось на меня стрелки перевести.
Роман исподлобья посмотрел на Таню.
– Может, тебе пойти учиться на психолога?
– Не, у них славы нет, – простодушно ответила она, – а я хочу, чтобы меня на улицах узнавали, автографы брали.
– Кто такая Лена? – задала я вопрос.
Татьяна скривилась.
– Моя сестра, старшая. У нас год разницы.
– А при чем здесь Павлик Морозов [Павел Трофимович Морозов (родился 14 ноября 1918 года – убит 3 сентября 1932 года, село Герасимовка Туринского уезда Тобольской губернии), известный как Павлик Морозов, – мальчик, в советской прессе и литературе символизировавший честность и принципиальность юного борца с кулаками, убитый собственным дедом и дядей за выступление на суде. Имя Павлика Морозова первым занесено в книгу почета Всесоюзной пионерской организации им. Ленина. (Данные взяты из Википедии.)]? – не успокоилась я.
Девочка положила ногу на ногу.
– Павлик Морозов был пионер. А его отец с дедом прятали зерно от большевиков. И правильно делали! Нам Ольга Сергеевна, училка по литре, рассказывала, что красные приезжали в деревню, отнимали у крестьян весь урожай ржи, пшеницы и увозили в город. Какую-то книгу кто-то об этом написал, забыла название.
– Голод был, – продемонстрировал знание истории Роман, – народ массово умирал.
– Круто, – хихикнула Таня, – значит, рабочим надо еду отдать, а крестьяне пускай мрут? Морозовы о своей семье думали, о том, что весной посеять нечего будет. А Павлик побежал и донес на своих родных комиссарам. Дальше я плохо помню, вроде его отца расстреляли, урожай отобрали, а дед внука-гаденыша придушил или утопил. И стал он навек пионер-герой. Это давно случилось, теперь его правильно предателем зовут.
– Мы знаем историю Павлика Морозова, – остановила я Таню, – правда, во времена моего детства ее преподносили детям под иным ракурсом. Но почему ты так называешь Лену?
Таня облизнула губы.
– А она меня вечно под бомбы кидала! Вернется мама с работы, сразу понятно, в каком она настроении, можно в прихожую соваться или не стоит!
– Правда? – усомнился Роман. – Ты, похоже, экстрасенс.
– Нет, – засмеялась Таня. – Я по туфлям разбираю. Если мама их тихо снимает, не ворчит, а потом в ванную идет, значит, все у нас хорошо. Но, когда она ботинки с шумом в разные стороны швыркает и говорит: «Безобразие! Неужели лень половик вытряхнуть», тут натягивай шлем и отползай в кусты, убьет! Ленка хитрющая, она дневник схватит и к маме несется.
– Мусечка-пусечка, мне сегодня три пятерки поставили! На литературе похвалили! Сейчас коврик во двор отнесу и чистеньким верну. А у Тани банан по физике и замечание по физре, сестра-тупица форму дома забыла!
Хвать половик и вон из квартиры. Ну и что мать сделает?
– Откусит тебе голову, – предположил Роман.
– Стопудово, – печально согласилась девочка, – мне по полной вломят, в кино не отпустят, ужина не дадут. И плевать, что я пол на кухне помыла и картошки начистила. Лена хорошая, а я дрянь, и так всегда.
– Елена, наверное, сейчас на занятиях? – предположила я.
– Наш ботан везде с учебниками ходит, – буркнула Таня.
– Когда твоя сестра вернется? – спросил Воронин и услышал странный ответ:
– В конце июня.
Очевидно, на наших лицах появилось недоумение, потому что Таня пояснила:
– Она в Англии, учится в колледже, уехала совсем недавно. Посреди четверти сорвалась.