Памятна для меня эта страшная ночь.
Два года прошло с тех пор, а между тем при одном воспоминании о ней мурашки бегают по спине и волосы дыбом поднимаются. Так живы и так потрясающи ее впечатления.
Был поздний вечер 24 декабря. Я прибыл на Установскую почтовую станцию, отстоящую в двадцати пяти верстах от главного города Енисейской губернии – Красноярска – места моего служения, куда я спешил, возвращаясь из командировки. На дворе стояла страшная стужа; было около сорока градусов мороза, а к вечеру поднялся резкий ветер и начинала крутить вьюга.
Местность – безлесная, однообразная степь с виднеющимися вдали по обеим сторонам хребтами высоких гор – отрогами Саянских.
– Лошадей! – крикнул я, вбежав, совершенно закоченевший, несмотря на надетую на мне доху, в теплую комнату станции.
Из-за стола, на котором стояла высокая лампа со стеклянной, молочного цвета подставкой и самодельным абажуром из писчей бумаги, поднялся старичок-смотритель, прервав какую-то письменную работу. И, сдвинув очки в медной оправе на лоб, меланхолически проговорил:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – повторил поспешно я, подавая ему руку. – Нельзя ли приказать поскорей лошадей?
– Приказать, отчего нельзя – можно, – тем же тоном продолжал он, – только мой совет вам – здесь переночевать.
– Как переночевать? – вскрикнул я, посмотрев на часы.
Было десять часов вечера. Через два часа я надеялся быть в городе и хоть в первом часу ночи, хоть в час – на елке у губернатора, а там, – там был для меня, как говорит Гамлет, «сильнейший магнит».
– Так, переночевать, а завтра, чуть забрезжит, и ехать, – невозмутимо советовал мне смотритель.
Хладнокровие его взбесило меня.
– Вы с ума сошли! Мне через два часа надо быть в городе! – категорически заявил я.
– Да вы видели, погода-то какая? – уставился он на меня.
– Погода, погода, – погода ничего… – смутился я, тем более, что как бы в подтверждение его слов сильный порыв ветра буквально засыпал окна станции мелким сухим снегом.
Стекла дребезжали.
Он молча указал мне на них.
– Ну, что ж, холодно, метель, да не Бог знает, что такое. Да и езды-то всего каких-нибудь два часа. До города рукой подать, – оправился я от первого смущения.