Последние полтора десятка лет ознаменовались небывалой по своему масштабу публикацией мемуаров, отражающих историю России XIX – начала XX в. Среди их авторов появляются и незаслуженно забытые деятели, имена которых мало что скажут современному, даже вполне осведомленному читателю[1]. К числу таких деятелей можно отнести и Василия Силовича Кривенко, чье мемуарное наследие представлено в полном объеме впервые только в данном издании. Большое научное значение наследия В. С. Кривенко определяется несколькими обстоятельствами. Во-первых, многолетняя служба автора проходила в Министерстве императорского двора – вероятно, самом закрытом высшем ведомстве Российской империи. Во-вторых, В. С. Кривенко занимал в царствование Александра III ответственнейший пост руководителя канцелярии министра императорского двора графа И. И. Воронцова-Дашкова. На этом посту в 1880-е годы он стал инициатором целого ряда административных реформ в Министерстве двора, призванных адаптировать архаичную структуру придворного ведомства к запросам современности – реформ, сегодня практически неизвестных даже специалистам-историкам. В-третьих, по должности находясь в самой гуще придворной жизни и, что еще более важно, являясь долгие годы доверенным лицом И. И. Воронцова-Дашкова, В. С. Кривенко был посвящен в такие тонкости взаимоотношений при дворе, о которых не знало большинство других мемуаристов – высокопоставленных сановников.
Предлагаемая читателю книга состоит из трех частей. Первая – «Вдали от родных» – мемуарный очерк В. С. Кривенко о годах ранней юности, проведенных в Петровском Полтавском кадетском корпусе[2], единственный раз опубликованный при жизни автора[3]. Вторую часть настоящего издания – «Юнкерские годы» — представляют воспоминания автора о 1-м военном Павловском училище, в котором он учился в 1870-e гг. Они также издавались только один раз[4]. Публикуемые ныне мемуарные очерки В. С. Кривенко представляют огромный интерес и сегодня, поскольку являются наиболее обстоятельными и объемными из всех воспоминаний об этих учебных заведениях, написанных и напечатанных во второй половине XIX в.[5]. Третью часть настоящего издания составляют воспоминания «В Министерстве двора», посвященные службе автора в Министерстве императорского двора в 1880–1890 гг.
Несмотря на исключительную ценность этого исторического источника, он до сего дня оставался вне научного оборота. Рукопись «В Министерстве двора», хранящаяся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки, никогда прежде не публиковалась в полном объеме. Только небольшой ее отрывок вошел в сборник воспоминаний, изданный в 1994 г. Б. В. Ананьичем и Р. Ш. Ганелиным[6]. Между тем эти мемуары являются одним из главных источников личного происхождения для характеристики императора Александра III и его царствования[7]. По своей научной значимости воспоминания В. С. Кривенко должны, по нашему мнению, занять свое место рядом с таким широко известным и признанным историческим источником, как воспоминания генерала А. А. Мосолова[8], которые уже выдержали несколько изданий. Долгое время эти мемуары, принадлежащие одному из преемников В. С. Кривенко на посту руководителя канцелярии Министерства двора, оставались единственным опубликованным источником частного характера, посвященным службе в данном ведомстве. Обошли его своим вниманием и специалисты-историки. Как же произошло, что Министерство двора практически выпало из поля зрения как современников, так и потомков? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к историографии Министерства императорского двора (МИДв). Для более полного представления о месте МИДв в отечественной истории рассмотрим его историографию в рамках общей историографии государственных учреждений Российской империи.
Систематическое изучение государственных институтов началось в России с середины XIX в. Историки государственной школы отводили государству и его институтам центральное место в историческом процессе. Позднее изучением юридических аспектов российской государственности занимались историки русского права. Однако внимание исследователей того времени занимали, прежде всего, проблемы зарождения и формирования российской государственности в целом, иногда – история отдельных государственных и общественных институтов. История же высших государственных учреждений Российской империи (министерств, ведомств, комитетов) долгое время оставалась неразработанной. Тому было две причины. Первая, объективная причина, заключалась в существовавшем до 1905 г. фактическом запрете на публикацию исторических сочинений, рассматривавших историю России после 1725 г.[9] Вторую, субъективную причину этого положения привел крупнейший отечественный исследователь истории государственных учреждений Н. П. Ерошкин: «Дореволюционная историография почти не затрагивала формы правления России <…>. Господствующие верхи не были заинтересованы в публичном освещении таинств управления даже в историческом плане»[10].
В начале XX в., в связи со столетним юбилеем министерской системы в России, исследователи обратились к теме учреждения этой системы. Но последующая история большинства государственных учреждений по-прежнему оставалась вне научного поля. Единственной формой исторического изучения министерств в дореволюционной России были ведомственные издания, составляемые чиновниками к юбилейным датам. Данный вид исторических исследований имеет общий недостаток – их составители предпочитали воздерживаться от аналитического осмысления приводимой информации – возможно, следуя пожеланиям начальства. В тех же случаях, когда комментарии имелись, они естественным образом отражали официальную точку зрения на описываемые факты. Типичный для подобных трудов способ подачи исторического материала раскрыл составитель одного из таких изданий по истории МИДв, Η. Е. Волков: «Я излагаю в нем лишь факты, почерпнутые мною из дел Министерства и из всеподданнейших докладов, в историческом их освещении и без всяких комментарий»[11]. Можно предположить, что порой приводимая информация недостоверна – ведь она была закрыта от проверки сторонними исследователями. Тем не менее, вследствие высокой насыщенности таких изданий разнообразной (пусть и требующей проверки) информацией и отсутствия других исторических исследований, ценность данного вида источников представляется весьма высокой.
Министерство двора в этом ряду стоит особняком. Издания, посвященного его истории в целом, на протяжении всего существования этого института, не было опубликовано. Подобные труды появлялись только к юбилейным датам, а до своего столетнего юбилея (который наступил бы в і92б г.) министерство «не дожило». Тем не менее, работы по истории министерства в целом (но охватывающие лишь определенный исторический период) неоднократно составлялись его служащими, хотя и не были изданы. Так, можно упомянуть «Краткий очерк деятельности Министерства императорского двора в первое г5-летие благополучного царствования государя императора Александра //(19.02.1855-19-02.1880)»[12], составленный П. Т. Китицыным в ι88ο г.; «Общий очерк к обзору деятельности Министерства Императорского Двора за время царствования в Бозе почившего Государя Императора Александра ///(1881–1894)», составленный А. Н. Коковихиным в 1901 г.; «Очерк деятельности Министерства Императорского Двора и Уделов за время 1897–1907 гг.»[13], подготовленный Н. Е. Волковым в ι9ο8 г. Составители этих работ рассматривали только институциональные изменения основных установлений министерства (в том числе и канцелярии МИДв). Весьма поверхностный характер этих работ, вызванный, как можно предположить, недостаточной исторической и литературной подготовкой их составителей, привел к тому, что они могут использоваться только как справочный материал. Выходили издания и к юбилеям отдельных учреждений в составе МИДа[14].
Наиболее интересное в научном плане юбилейное издание – «200-летие Кабинета Его Императорского Величества. 1704–1904». Это – единственное опубликованное до революции в полном смысле историческое исследование одного из учреждений МИДв. Его авторы – В. Н. Строев, П. И. Варыпаев и А. Н. Коковихин – исследовали историю Кабинета как государственного института, делая акцент на финансовой стороне его деятельности. Всю историю Кабинета авторы разделили на два неравнозначных периода: 1704–1786 гг., когда Кабинет являлся учреждением общегосударственного значения, обладающим самой широкой компетенцией, и 1786–1904 гг., когда он был учреждением (сначала самостоятельным, затем в составе МИДв), ведающим только «Государево казначейство и Государевы имущества». Главной своей задачей авторы видели изучение первого периода: по их мнению, он представлял наибольший интерес, поскольку «роль Кабинета во втором периоде значительно сузилась и деятельность его направилась исключительно на изыскание средств для удовлетворения потребностей дворцового хозяйства и других расходов, исторически относившихся на Кабинет, а также на управление вверенными ему имуществами с целью извлечения из них доходов»[15]. Следствием такого подхода ста-ла крайняя неравномерность распределения исторического материала: из девяти глав этого труда пять посвящены царствованию Петра I, и лишь одна глава (автор А. Н. Коковихин) – всей истории Кабинета после 1786 г. (т. е. 32 из 488 стр.). К тому же следует отметить, что исторический анализ в этой главе, на наш взгляд, значительно более поверхностен, чем в первой части работы. Тем не менее, содержащийся в данной работе фактический материал имеет большую научную ценность.
В послереволюционные десятилетия изучение истории высших государственных учреждений Российской империи практически не велось: внимание советской исторической науки было приковано к социально-экономическим проблемам. Возвращение к изучению их истории началось в конце 50-х гг., в рамках возрастания общего интереса к внутриполитической проблематике. Как подчеркивал один из первых советских исследователей истории госучреждений Г. М. Горфейн, она «является важной, представляющей самостоятельный интерес областью общей истории России, освещающей развитие организации и деятельность сложнейшего механизма, посредством которого самодержавное дворянско-бюрократическое государство осуществляло свои функции по управлению громадной страной и политику защиты интересов господствующих классов <… > В то же время история государственных учреждений имеет и большое вспомогательное значение. Она – основа организации архивных материалов и надежное руководство при поиске среди них источников по самым разнообразным темам; к ней постоянно обращаются в ходе исследований для получения фактических сведений; она является важнейшим пособием при комментировании и публикации документов и т. д.»[16]. Н. П. Ерошкин обосновывал значимость данной области для советской исторической науки по-иному: «Государствоведческие аспекты помогают значительно расширить изучение исторических процессов, происходящих в социально-экономической жизни дореволюционной России, познать тот лагерь, который угнетал народные массы. Изучение политических институтов дореволюционной России имеет большое научное значение, помогает глубоко осмыслить особенности развития отечественной экономики, классов и классовой борьбы, революционного и общественного движения, внутренней и внешней политики дореволюционной России»[17].
Сложившееся отношение властей отнюдь не способствовало росту исследовательского интереса к истории госучреждений. Г. М. Горфейн отмечал, что эта область «разрабатывается все еще слабо, большей частью попутно с решением других исторических проблем»[18]. Н. П. Ерошкин уже в конце жизни также писал, что «серьезным препятствием на пути создания глубокого обобщающего труда по истории государственных учреждений до 1917 г. является отсутствие исследований по истории подавляющего большинства высших, центральных и местных учреждений»[19].
Со временем трудами Н. П. Ерошкина, П. А. Зайончковского, Ю. Б. Соловьева и др. был наработан огромный фактографический материал по общей истории государственного аппарата второй половины XIX в. Однако МИДв по-прежнему оставалось не изученным: советские историки лишь упоминали его в связи с какими-либо историческими сюжетами или конкретными персоналиями[20]. Можно заключить, что в советское время изучение МИДв находилось на далекой периферии – не только советской исторической науки вообще, но и внутри данной области (истории госучреждений) в частности. Причина этого, по нашему мнению, могла заключаться в следующем. Вероятно, предполагалось, что в первую очередь должны изучаться структуры, лежавшие в основе материальной жизни государства и общества – т. е. составлявшие, по марксистским канонам, «базис» – финансы, экономика, промышленность. Области же, которые относили к «надстройке» – культура, идеология, религия и т. д. – в соответствии с господствующей доктриной ситуацию в дореволюционной России не определяли, а потому считались в советской историографии второстепенным направлением для изучения. Более того, научный интерес к изучению «надстройки» в то время был, вероятно, даже несколько подозрителен и требовал обязательной подстраховки. Обратим внимание на характерную ссылку на марксистскую догму, как бы оправдывающую научный интерес к этому направлению: «Экономика и социальные отношения находились в тесной связи с политической надстройкой страны: самодержавием, бюрократией, государственными учреждениями. Политика классов и классовых государств всегда опиралась на экономическую силу, но, возникнув на определенной экономической базе, политическая надстройка оказывала активное обратное воздействие на развитие экономического строя, содействовала этому развитию или, наоборот, задерживала его»[21]. На первый план здесь выдвигается доказанный «классиками» факт взаимовлияния базиса и надстройки в обществе – конечно, при сохранении непререкаемого приоритета экономики. Что же касается МИДв, то, возможно, действовала и другая негласная установка, в соответствии с которой его «реакционная эксплуататорская сущность» как государственного института представлялась настолько очевидной, что научная корректировка этого положения в том или ином направлении была несущественна.
Первым советским историком, обратившимся к изучению одного из учреждений, вошедших впоследствии в состав МИДв, стала Е. И. Индова, опубликовавшая работу по экономической истории дворцового хозяйства в XVIII в.[22]. Автор на большом документальном материале анализирует экономическое развитие дворцовых вотчин в различных регионах страны, изучает их финансовое положение, прослеживает происходившие в них социальные изменения. Данная работа, относящаяся к экономической истории, рассматривает то, что в советской науке называлось развитием производительных сил и производственных отношений – но в среде дворцового хозяйства. В одной из глав автор кратко касается и истории центральных учреждений дворцового аппарата, прослеживая всю властную вертикаль, от Главной дворцовой канцелярии в столице до низового вотчинного аппарата на местах.
Также к экономической истории относится и монография Г. П. Жидкова[23]. Эта выдающаяся работа является единственной в советской историографии, специально посвященной истории учреждения в составе МИДв (хотя только одной из граней его деятельности). На основе материалов сибирских архивов автор анализирует историю землевладения российских императоров в Алтайском и Нерчинском округах, находившихся в управлении Кабинета е. и. в. Автор детально исследует земельную, переселенческую и фискальную политику Кабинета на подведомственных территориях, анализирует его хозяйственную и финансовую деятельность. Рассматривая институциональную историю Кабинета, Г. П. Жидков касается основных этапов истории всего министерства. Автор впервые вводит понятие функций МИДв, за каждую из которых отвечало определенное установление в его составе. Всего Г. П. Жидков выделяет четыре функции: представительскую, придворно-церемониальную, престижную и меценатскую, финансово-хозяйственную[24]. Впервые в отечественной историографии в этой работе проводится различие между институтами удельного ведомства и Кабинета и разграничение их областей компетенции.
Первым историком, обратившимся к изучению МИДв в целом, как государственного института в рамках империи, стал Н. П. Ерошкин. Он так определил его место и значение в истории России: «Министерство императорского двора было важным звеном российского абсолютизма на той стадии его развития, когда слияние имущественных интересов и средств абсолютного монарха и государства было уже неприемлемым и потребовалось их более четкое разделение <…>. Создание Министерства императорского двора явилось, таким образом, тоже элементом общих процессов развития абсолютизма дореформенной России»[25]. Отмечая особое положение МИДв в системе государственного управления, он подчеркивал прежде всего материальный аспект его деятельности: «Это было административно-хозяйственное ведомство, обеспечивавшее наивысший материальный уровень жизни императора и всей императорской фамилии, позволявшее поддерживать в глазах подданных (особенно широких народных масс) и правительств других стран внешний престиж абсолютного, неограниченного монарха»[26]. Впервые в советской историографии Н. П. Ерошкин привел полный перечень установлений в составе Министерства, но не рассматривал отдельно их функции и деятельность.
Выходившие в постсоветский период исторические энциклопедические издания[27] и монографии[28] содержали лишь краткие справочные данные по общей институциональной истории МИДв, не касаясь изучения деятельности отдельных установлений в его составе. Одно из исключений составила биографическая статья Д. И. Исмаил-Заде, посвященная И. И. Воронцову-Дашкову[29]. Рассматривая период министерства И. И. Воронцова-Дашкова, автор касается и произведенных при нем в МИДв реформ. Другим исключением стала небольшая статья челябинской исследовательницы И. В. Несмеяновой, посвященная МИДв в целом[30]. Автор кратко обозначает институциональное устройство МИДв: общие законодательные основы, его место в системе центрального управления, структуру министерства, основные направления деятельности важнейших установлений в его составе. И. В. Несмеянова упоминает и некоторые стороны его финансовой деятельности: приводит основные источники финансирования и данные о содержании министров по штатному расписанию. Несмотря на малый объем, данная статья имеет, на наш взгляд, большую научную ценность, вследствие своей информативной насыщенности. Касаясь функций основных установлений в составе министерства, автор упоминает и канцелярию МИДв, отмечая, что она «являлась одним из важнейших общих установлений, решавших вопросы административного характера по всем учреждениям МИДв», а в ее компетенцию входила также деятельность министерства как придворного ведомства[31].
Историографическая ситуация стала меняться только в последние годы. Отправной точкой стало издание третьего тома коллективного труда «Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801–1917». Впервые в отечественной историографии в нем была представлена исчерпывающая справочная информация не только по МИДв в целом, как государственному институту, но и по каждому из установлений, в разное время входивших в его состав. Канцелярии МИДв в нем посвящена отдельная глава[32], в которой детально рассматривается ее структура, функции и области компетенции подразделений, персональный состав руководства.
В настоящее время изучением Министерства двора как государственного института занимаются оба автора этих строк, каждый со своей стороны. В центре внимания С. И. Григорьева – идеологическая функция МИДв, реализовавшаяся через ведомственную придворную цензуру. Изучая деятельность придворной цензуры по формированию и репрезентации образа верховной власти, автор рассматривает и общую институциональную историю МИДв, в частности, анализирует организационную структуру и кадры канцелярии МИДв, в составе которой функционировала придворная цензура[33].
Интересы С. В. Куликова сосредоточены на изучении персонального состава придворного штата конца XIX – начала XX в., его социально-значимых характеристик (сословное происхождение, образовательный ценз, имущественное положение и т. д.) и связей с предпринимательством, а также механизмов формирования штата. Им рассматриваются проблема взаимодействия монарха со своим официальным (двор) и неофициальным (камарилья) окружением, политическая неоднородность придворного штата, мотивация и тактика поведения царедворцев[34].
Итак, можно заключить, что в историографии – как отечественной, так и зарубежной – до настоящего времени не существует ни одного специального исследования, посвященного ни Министерству двора в целом, ни Канцелярии МИДв в частности. В связи с этим представляется целесообразным хотя бы кратко очертить основные этапы истории этих учреждений, предшествовавшие административным реформам МИДв 1880-90 гг., в которых принял активное участие В. С. Кривенко.
МИДв было учреждено 22 августа 1826 г. именным высочайшим указом императора Николая I. Оно объединило все существовавшие к тому времени части дворцового управления – придворные конторы и дворцовые правления, Кабинет его императорского величества и Департамент уделов. Каждая из этих частей прежде – и в административном, и в хозяйственном смысле – была совершенно самостоятельна. Они имели коллегиальное устройство: в подчинении их руководителей, именовавшихся президентами, состояли особые присутствия (коллегии), которые принимали решения на общих собраниях путем голосования. Президенты пользовались правами главноуправляющих отдельными ведомствами и получали все указания по своей текущей деятельности непосредственно от императора. Результатом такого положения была все углублявшаяся со временем автономность и, как следствие, рассогласованность придворных учреждений: «отдельные действия контор, не имея общей связи в высшем заведывании, производили различные последствия. Каждая из них не сообразовывалась ни с общими потребностями, ни с общими способами императорского двора. Хозяйство не имело особой системы, но велось в самых разнообразных видах и без правильной отчетности»[35]. Таково было мнение В. Ф. Адлерберга, занимавшего пост министра двора в 1852–1870 гг. В этом видел основную причину организации нового государственного института и известный отечественный исследователь истории государственных учреждений Н. П. Ерошкин: «Для установления большей согласованности и хозяйственной эффективности деятельности отдельных административно-хозяйственных учреждений, обслуживающих императорскую фамилию, Николай I прибег к их централизации»[36].
С самого начала новое министерство заняло совершенно особое положение в ряду прочих высших ведомств империи, а министр двора (первым этот пост занял князь П. М. Волконский (1826–1852) – в общем порядке государственного управления: «Министр императорского двора имеет состоять под собственным ведением государя императора; следственно, во всех своих деяниях отчет дает токмо его императорскому величеству, равно и все повеления получает от его величества, а другое никакое правительство никакого отчета по делам, вверяемым его распоряжению, требовать и предписаний по оному чинить права не имеет»[37]. Таким образом, МИДв не зависело от Правительствующего Сената, которому, как верховному учреждению, подчинялись в порядке суда, управления и исполнения все прочие учреждения Российской империи[38]. В то время как все государственные учреждения получали от Сената указы и были обязаны отчитываться перед ним представлениями, рапортами и доношениями[39], МИДв получало только копии с определений Сената, передаваемые министру двора лично обер-прокурором[40]. Никакие претензии на действия и распоряжения министра двора не подлежали обжалованию обычным путем, через Сенат, и могли подаваться только на высочайшее имя. Аналогичным образом был устроен и финансовый контроль за деятельностью МИДв. Все входящие в его состав учреждения не подлежали ревизии Государственного контроля. За законностью и правильностью всех операций по приходу, расходу и хранению финансовых средств следило особое установление в составе самого министерства – Контроль МИДв[41].
Другой особенностью МИДв, выделяющей его из ряда прочих министерств империи, была территориальная локализация: все основные органы нового министерства находились в столице. Следствием этого стало фактическое отсутствие вертикально-территориальных связей на общеведомственном уровне[42]. В отличие от других общегосударственных ведомств, таких как Министерства внутренних дел, путей сообщения или юстиции, МИДв в целом не имело никаких полномочных представительств вне столицы, не преследовало какой-либо ведомственной политики на местах, а потому не стремилось и к контактам с губернаторами. В этом смысле можно сказать, что МИДв не являлось общегосударственным ведомством, будучи скорее административно-хозяйственным подразделением, возведенным в ранг министерства из-за высокого статуса обслуживаемого объекта (императорской фамилии).
Роль канцелярий в системе управления, созданной в столь сильно централизованном государстве, как Российская империя в XIX в., была исключительно высока. Причиной тому стала единственно возможная в то время технология канцелярского делопроизводства: фиксирование информации на бумажных носителях, особенности ее обработки, переписки, транспортировки и, главное, неразрывная связь делопроизводства с общей системой государственного контроля. Все это неизбежно выдвигало канцелярии на центральные места в бюрократических структурах того времени. Канцелярия МИДв была учреждена одновременно с министерством, 22 августа 1826 г. Ее прообразом послужила существовавшая прежде Канцелярия по придворной части. Канцелярия стала общим центральным установлением МИДв, «с подчинением ведомству ее всех дел, относящихся до придворных управлений»[43]. Ее директор назначался и увольнялся именным высочайшим указом, прочие чины – самим министром двора.
После смерти первого министра двора П. М. Волконского император Николай I предпринял разделение МИДв на два самостоятельных ведомства. 30 августа 1852 г. был назначен новый министр двора, В. Ф. Адлерберг, и одновременно из состава МИДв выделено новое Министерство уделов, во главе которого оказался граф Л. А. Перовский, возглавлявший ранее (с 1828 г.) Департамент уделов[44]. После смерти Л. А. Перовского эти институты 24 ноября 1856 г.[45] снова объединились в один, получивший отныне наименование Министерства императорского двора и уделов. В этом едином качестве и под данным наименованием министерство просуществовало до 1917 г. Каждое установление в составе МИДв несло определенную функцию; все вместе они составляли функции МИДв как государственного института. Основными из них были: финансово-хозяйственная, административно-организационная, церемониально-представительская, культурно-меценатская и идеологическая.
В первые десятилетия существования МИДв постепенно определялись состав, компетенция («предмет ведомства») и направление деятельности («образ действия») учреждений, входивших в министерство. Министр двоpa В. Φ. Адлерберг отмечал, что в этот период «предприняты были различные меры к устройству <. > частей министерства, в особенности же по введению должного порядка вообще в хозяйстве и отчетности. Сокращение вообще личного состава, упразднение излишних должностей, разного рода мастеровых команд и заведений и распределение денежных сумм соответственно действительным потребностям императорского двора – составляли конечную цель министерства»[46]. Тем не менее, как признавалось впоследствии в официальном «Кратком очерке деятельности Министерства императорского двора в первое 25-летие благополучного царствования государя императора Александра II», составленном юрисконсультом МИДв П. Т. Китицыным в 1880 г., эта цель в полной мере так и не была достигнута: к концу царствования Николая I министерство «не имело окончательной стройной организации»[47].
После воцарения Александра II Министерство двора, согласно желанию императора, явилось одним из первых примеров гласности для российского общества. В 1856 г. впервые был законодательно закреплен состав учреждений, входящих в МИДв[48], одновременно вышел в свет отчет о финансовой стороне его деятельности[49], а с 1859 г. стали издаваться ежегодные списки чиновников министерства. Министр двора В. Ф. Адлерберг надеялся в скором времени сделать свое министерство образцом для других ведомств и в плане рациональной организации управления. Главным условием для этого был окончательный отказ от прежних архаических порядков в министерстве, прежде всего коллегиального управления, не соответствующего современным условиям. Оно подлежало упразднению, поскольку и ранее, как полагал В. Ф. Адлерберг, «в сущности <…> составляло лишь наружную форму, ибо все распоряжения зависели от президента, который действовал по собственному своему усмотрению или же по высочайшим указаниям»[50]. Тем не менее, в царствование императора Александра II министрам двора так и не удалось решить основные проблемы в управлении, стоящие перед ними с самого образования министерства: не было достигнуто организационное единство в структуре ведомства и не была построена внутренняя вертикаль власти. Можно предположить, что данные задачи остались невыполненными по объективным причинам. Многогранность деятельности МИДв; обилие замкнутых, самостоятельных установлений, связанных между собой только общим верховным руководством (в лице министра двора); практическое отсутствие горизонтальных связей между этими установлениями (в силу их реальной ненужности); наконец, безусловный приоритет хозяйственной деятельности, направленной на всемерное обеспечение разнообразных нужд определенной группы лиц (что лишало руководство министерства возможности подчинить ведомство какой-то единой задаче) – все это делало идею создания «стройной» системы управления МИДв в то время принципиально невозможной. Попытку создать такую систему и предпринял В. С. Кривенко.
Несмотря на неординарность личности В. С. Кривенко, ему посвящена лишь небольшая статья в словаре русских писателей[51]. Поэтому следует остановиться подробнее на биографии этого разносторонне одаренного человека. Василий Силович Кривенко родился 19 марта 1854 г. в селении Дешлагар в Дагестане. Он происходил из дворян и был сыном офицера, что определило его выбор жизненного пути. В 1871 г. В. С. Кривенко окончил Петровский Полтавский кадетский корпус и переехал в Петербург, где поступил в 1-e военное Павловское училище. Через два года он был выпущен из училища в чине подпоручика и поступил на службу в лейб-гвардии Финляндский полк. Впоследствии, через четверть века, В. С. Кривенко опишет свои впечатления от пребывания в этих учебных заведениях в двух мемуарных очерках, вошедших в настоящее издание.
В 1876 г. случилось событие, оказавшее решающее влияние на всю дальнейшую судьбу В. С. Кривенко: он стал личным секретарем графа И. И. Воронцова-Дашкова, ближайшего друга цесаревича Александра Александровича, будущего Александра III. Вместе с графом В. С. Кривенко прошел балканскую войну. Именно к этому времени относятся первые, весьма успешные, литературные опыты В. С. Кривенко: в том же 1876 г. он публикует свой путевой очерк «Поездка в Пятигорск». В 1878–1881 гг. В. С. Кривенко учится в Военно-юридической академии, по окончании которой резко меняет свою судьбу – выходит в отставку и поступает на гражданскую службу, в Министерство императорского двора. Дело в том, что взошедший на престол в 1881 г. Александр III назначил И. И. Воронцова-Дашкова министром императорского двора, а он, в свою очередь, предложил службу в привилегированном придворном ведомстве личному секретарю. С этого момента и вплоть до увольнения И. И. Воронцова-Дашкова от должности в 1897 г. деятельность В. С. Кривенко протекала в руководстве Министерства двора. Это был его «звездный час», растянувшийся почти на два десятилетия. Формально он не занимал крупного поста в ведомственной иерархии, не имел высокого чина: с ноября 1881 г. В. С. Кривенко числился помощником юрисконсульта МИДв, затем с декабря 1885 г. по май 1897 г., с первого и до последнего дня ее существования, руководил Канцелярией министра двора. Тем не менее, неизменно пользуясь исключительным доверием И. И. Воронцова-Дашкова, В. С. Кривенко приобрел огромное влияние в придворном мире. Будучи «правой рукой» министра, в 1881–1885 гг. он стал инициатором и главным «проводником» целого ряда прогрессивных административных реформ в Министерстве двора, благодаря чему и заслужил достойное место в российской истории. В чем же состояла суть этих почти забытых ныне реформ?
С назначением 17 августа 1881 г. И. И. Воронцова-Дашкова министром двора пред ним встала проблема, так и не решенная его предшественниками: адаптация архаичной структуры Министерства двора к изменившимся социально-экономическим реалиям пореформенной России. Реформы, предпринятые в МИДв в 1880-е гг., имели два этапа: административные реформы 1881–1885 гг. и реорганизация центрального управления 1888 г. Уже в ходе первого этапа, проходившего при непосредственном участии В. С. Кривенко, были решены главные задачи, стоявшие перед МИДв: окончательно упразднено коллегиальное начало во всех установлениях министерства; централизовано дворцовое хозяйство (учреждением Главного дворцового управления, объединившего все разнообразные дворцовые учреждения, ранее обособленные) и выстроена новая властная вертикаль (учреждением Совета министра, осуществляющего непрерывное управление министерством в отсутствие министра). Все реформы первого этапа проходили на особых основаниях, т. е. без законодательного утверждения, но при полной поддержке министра двора императором – и, тем не менее, не все увенчались успехом.
Одной из стратегических задач, стоявших перед МИДв, являлось объединение земель, находящихся под управлением Главного управления уделов и Кабинета е. и. в., в одном новом установлении. При этом должно было произойти полное перераспределение потоков основных финансовых поступлений в МИДв. Ранее огромные средства, получаемые от эксплуатации удельных земель, напрямую шли из удельного ведомства соответствующим членам императорской фамилии. Это позволяло удельному ведомству занимать совершенно независимое положение внутри министерства. Теперь же данные средства должны были распределяться новым общим установлением МИДв, учитывая нужды всего министерства. Таким образом, предстоящая административная реформа МИДв была объективно направлена против финансовой независимости Главного управления уделов, а следовательно, и финансовых интересов старших великокняжеских дворов. Инициатором реформы стал, по-видимому, сам И. И. Воронцов-Дашков: она началась буквально на следующий день по вступлении его в должность министра двора.
Уже 18 августа 1881 г. последовало высочайшее повеление об отделении Контроля МИДв от Кассы МИДв и присоединении его к Канцелярии в качестве особого контрольного отделения. При этом его хозяйственные функции остались в ведении Кассы, а контрольные функции расширялись и на удельное ведомство. Впервые в истории МИДв оно подпало под внешний финансовый контроль. Однако эта попытка оказалась неудачной: уже через полгода, 15 января 1882 г., вновь образованное контрольное отделение Канцелярии упразднили. При этом функция контроля над Департаментом уделов вновь была изъята из компетенции Контроля МИДв, ставшего, как и прежде, самостоятельным общим центральным установлением в составе министерства. Эта неудавшаяся реформа ясно показала границы не столько влияния В. С. Кривенко или И. И. Воронцова-Дашкова, сколько, по сути, реальной власти самого самодержавного государя: сила традиции во взаимоотношениях внутри императорской фамилии и инерции в государственном управлении оказалась непреодолима. Вплоть до 1917 г. Главное управление уделов сохранило свое особое, неподконтрольное положение министерства в министерстве.
Следующая административная реформа, проведенная в МИДв В. С. Кривенко, была направлена на перераспределение властных полномочий внутри министерства. 15 января 1882 г. был утвержден новый временный штат Канцелярии МИДв, существенно ухудшивший материальное обеспечение ее личного состава. Произошедшие перемены свидетельствовали о кардинальном изменении отношения к Канцелярии нового руководства МИДв. Можно предположить, что отныне она уже не рассматривалась высшим начальством как главное административное установление МИДв (в этом смысле становится понятна и замена прежнего, постоянного штата новым, временным). Ее обязанности начали переходить к другим установлениям министерства. Юридическое закрепление нового положения стало лишь вопросом времени.
28 декабря 1885 г. была сформирована Канцелярия министра двора во главе с В. С. Кривенко. В ее обязанности от Канцелярии МИДв перешли «исполнение разнообразных служебных поручений министра и переписка по тем делам, которые, по особенной важности своей, требовали скорейшего разрешения министра или же не могли входить в круг занятий прочих центральных установлений министерства»[52]. Кроме того, в обязанности служащих Канцелярии министра двора входило ведение личной переписки министра и выполнение его различных поручений, постоянное дежурство при министре, сбор различной информации и подготовка аналитических справок. Ранее всем этим занимались чины юрисконсультской части МИДв (теперь упраздненной) и секретарь при министре, которого переводили теперь из Канцелярии МИДв в Канцелярию министра. Анализ функций нового установления позволяет сделать вывод о том, что Канцелярия министра была учреждена не в качестве нового центрального органа управления министерства, а скорее как секретариат («личный орган») министра двора.
Свое логическое завершение этот процесс получил 24 апреля 1888 г., когда Канцелярия МИДв была упразднена, а ее властные полномочия распределены между Кабинетом е. и. в. и Канцелярией министра. Это и был второй этап административных реформ И. И. Воронцова-Дашкова, их кульминация, в ходе которой последовало полная реорганизация центрального управления министерством. Второй этап реформ прошел при поддержке B.C. Кривенко, однако инициатором и движущей силой новой административной реформы являлся уже не он, а «восходящая звезда» Министерства двора – бывший руководитель его Контроля Н. С. Петров. Стратегическая задача при этом ставилась та же, что и на первом этапе реформ: сосредоточение управления всеми землями, находящимися в ведении МИДв, в одном установлении. Однако теперь переход удельных земель под общее управление в ближайшем будущем уже не планировался: сначала было решено всемерно улучшить управление землями, находящимися в управлении Кабинета (прежде всего Алтайского и Нерчинского округов) – с тем, чтобы иметь их в качестве образцов для дальнейших земельных преобразований. Данная задача могла быть решена только при условии концентрации всех административных и хозяйственных ресурсов министерства. Новым элементом этого этапа реформ стала личная заинтересованность ее инициатора: Н. С. Петров происходил из Алтайского края, и потому экономическое и культурное развитие родных мест оказалось для него весьма важным.
В результате административной реформы 24 апреля 1888 г., прошедшей все надлежащие законодательные процедуры, Кабинет е. и. в. сделался главным административным органом («общим центральным установлением») МИДв, а сфера его деятельности значительно расширилась. Теперь помимо основной его задачи – заведования собственностью российских императоров, – на него были возложены и все дела административного, хозяйственного и финансового характера по министерству вообще. Возглавил его, разумеется, сам Н. С. Петров. Можно предположить, что данная реформа, сосредоточившая в Кабинете е. и. в. большую часть материальных ресурсов и всю административную власть в министерстве, с целью улучшить управление министерскими землями, была спроектирована и осуществлена властным Н. С. Петровым, по сути, в личных целях. Фактически это была, на наш взгляд, попытка достичь благоустройства родного Алтая, поставив ей на службу все ресурсы МИДв. Конечно, это не могло бы произойти, если бы не еще одно важнейшее субъективное обстоятельство: к концу 1880-χ гг. начало проявляться охлаждение И. И. Воронцова-Дашкова к повседневным министерским обязанностям. В подобной ситуации в МИДв установилось негласное разделение полномочий: в ведении Н. С. Петрова оказались все финансовые и хозяйственные дела по министерству, а кадровую, административную и идеологическую политику взял на себя заведующий Канцелярией министра В. С. Кривенко.
Именно при его руководстве кадровая политика в Министерстве двора претерпела на рубеже 1880-1890-х гг. радикальные изменения. Новый подход получил неофициальное название «гражданские военные». Он состоял в массовом привлечении на гражданскую службу в МИДв гвардейских офицеров, лично известных высшему руководству министерства. Эта установка была воспринята многими старожилами ведомства с большим неодобрением: родовитые пожилые придворные вынуждались отходить в тень, уступая посты и чины молодым офицерам. В числе этого «кривенковского» набора оказались: генерал-лейтенант П. К. Гудим-Левкович, бывший помощник начальника штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, занявший в МИДв сначала пост помощника управляющего удельным ведомством, а позднее – пост управляющего Кабинетом е. и. в.; бывший полковой адъютант лейб-гвардии Егерского полка Н. И. Оприц, ставший видным чиновником Канцелярии МИДв и бессменно ведший все дела по придворной цензуре на протяжении нескольких десятилетий; ряд других военных. Новая кадровая политика, проводившаяся В. С. Кривенко без оглядки на мнение великих князей, вызвала к нему стойкую антипатию в великосветских кругах.
В качестве администратора В. С. Кривенко оказывал подчас определяющее влияние на решение важнейших вопросов. Так, он сыграл едва ли не главную роль при реформировании Академии художеств, которая до революции входила в состав Министерства двора. «Устав Академии художеств, – отмечал в дневнике А. С. Суворин 4 февраля 1893 г., – составлен Кривенко из 75 отзывов от разных художников и всех известных»[53].
Но особенно значимыми оказались нововведения В. С. Кривенко в области идеологии. Он впервые в истории МИДв специально занялся разработкой новых подходов к деятельности придворной цензуры. Изменившиеся требования жизни потребовали на новых основаниях организовать цензуру придворных известий – прежде всего в столице, в течение всего года. Ранее корреспонденты не имели права присутствовать на придворных мероприятиях (приемах, балах, раутах и т. д.), и в процессе создания своих заметок о них вынуждены были придумывать несуществующие подробности – для придания текстам достоверного вида. При этом возникала масса неточностей и некорректностей, не позволявшая потом придворной цензуре пропустить подобный текст. Теперь В. С. Кривенко добился от министра двора разрешения на введение института официальной аккредитации представителей прессы при МИДв, что давало им возможность лично присутствовать на важнейших светских мероприятиях. Это нововведение, придавшее большую открытость российскому высшему свету, стало в дальнейшем одним из основных новых (наряду с фотографией и кинематографом) способов репрезентации образа верховной власти. Кроме того, оно способствовало дальнейшему развитию рынка печатных изданий в России – что вполне отвечало, на наш взгляд, духу того времени, поскольку находилось в рамках общеевропейской тенденции к развитию гражданского общества.
Другим важным идеологическим направлением работы В. С. Кривенко стала организация придворной цензуры на местах, во время высочайших вояжей, с целью наладить корректную, в фактическом и в идеологическом плане, публикацию придворных известий в местной прессе. Для этого требовались недюжинные организаторские способности и деловая хватка, чтобы установить тесный контакт с местными властями и корреспондентами. В первые годы он занимался этим лично, в качестве заведующего Канцелярией министра двора сопровождая императора в высочайших вояжах. Так, в сентябре 1888 г. В. С. Кривенко сопровождал Александра III на Кавказ, описав свою цензурную деятельность в мемуарах. Он не предпринимал в той поездке каких-либо целенаправленных мер по организации и последующей координации идеологической работы с местной прессой. Однако как первый положительный опыт взаимодействия власти с прессой данное нововведение имело, на наш взгляд, огромное значение для развития российской печати.
Позднее эта практика получила развитие в организованных В. С. Кривенко особых временных административных органах на местах – Бюро корреспондентов. Во время каких-либо значительных событий придворной жизни (коронований, свадеб великих князей, высочайших визитов в регионы) эти Бюро должны были способствовать наилучшему освещению происходящих событий, занимаясь цензурой местной прессы. Но главное – они являлись необходимым буфером между корреспондентами, как представителями общества, и органами власти, что значительно упрощало практическую работу журналистов. Первым успешным опытом стала организация Бюро корреспондентов на коронационных торжествах в Москве в мае 1896 г., которой В. С. Кривенко занимался вместе с делопроизводителем Административного отдела Н. И. Оприцем (именно он, как один из руководителей придворной цензуры, занимался организацией таких Бюро в последующие годы). Например, в Москве в 1896 г. Бюро наняло помещение, где корреспонденты могли собираться, общаться, оперативно получать необходимую информацию, взаимодействовать с цензурой и даже бесплатно питаться (чаем и кофе с печеньем и сэндвичами). В Бюро имелись также специально выделенные телефонные линии и почтово-телеграфные курьеры для немедленной отправки телеграмм и другой корреспонденции. Здесь сотрудники Бюро выдавали различные справки и распределяли пропуска на торжества. Все корреспонденты, сотрудничавшие с Бюро, получали соответствующую аккредитацию, подкрепленную особым пропуском, дающим возможность проходить через закрытые для публики зоны. Конечно, прежде аккредитации каждый корреспондент проверялся на благонадежность, для чего Бюро сразу же установило тесный контакт с конторой московского обер-полицмейстера. Кроме того, Бюро централизованно сносилось и с другими государственными органами, от которых зависела работа журналистов – канцелярией московского генерал-губернатора, штабом войск московского военного округа, городским московским управлением, почтово-телеграфным ведомством – для оперативного решения любых вопросов журналистской работы. Фактически Бюро корреспондентов являлись настоящими пресс-центрами. При всех неизбежно сопутствующих идеологических издержках, Бюро корреспондентов, организованные В. С. Кривенко, сталив высшей степени полезным опытом для российской печати. Это была совершенно новая для России форма взаимодействия власти и прессы. Говоря современным языком, эти Бюро вполне можно назвать первым в отечественной истории успешным опытом в области PR-технологий.
Собственно цензурная деятельность не привлекала В. С. Кривенко. Тем не менее, ему постоянно приходилось ею заниматься: несмотря на то, что цензура МИДв в 1888–1897 гг. входила в круг обязанностей Административного отдела Кабинета, через Канцелярию министра также проходили материалы, представленные на цензуру МИДв. Впрочем, их было относительно немного – преимущественно тексты и музыкальные произведения. Дело было в том, что некоторые постоянные просители по привычке продолжали обращаться по вопросам цензуры в Канцелярию (до 1888 г. они входили в функции канцелярии МИДв), а некоторые и прямо к министру двора И. И. Воронцову-Дашкову. Иногда такие прошения пересылались по принадлежности – в Кабинет, но в случаях, когда требовалось неординарное или быстрое цензурное решение, оно обычно принималось лично В. С. Кривенко, а затем утверждалось министром.
Параллельно с бюрократической деятельностью В. С. Кривенко продолжал заниматься и литературным трудом, осваивая новые жанры, прежде всего публицистику. В 1881 г. в газете «Страна» он опубликовал свои размышления о народном образовании[54], впоследствии дважды выходившие отдельным изданием[55]. B.C. Кривенко заявил себя решительным сторонником либеральной школьной реформы и противником классицизма в народном образовании. По его мнению, все учебные заведения, кроме военных – в том числе духовные – следовало передать Министерству народного просвещения, расширив систему профессиональных школ и увеличив число университетов и женских вузов, особенно медицинских. Такие либеральные взгляды не мешали В. С. Кривенко занимать весьма влиятельное положение в Министерстве двора, поскольку сам министр И. И. Воронцов-Дашков являлся, в известной мере, единомышленником своего секретаря, будучи одним из виднейших представителей правительственного либерализма.
Литературное дарование В. С. Кривенко его патрон использовал весьма активно. В частности, в 1888 г. по поручению министра В. С. Кривенко составил сборник кратких сведений о правительственных учреждениях[56], который содержал перечень ведомств с обзором их деятельности и штата руководящих должностных лиц. Издание такого справочника было предпринято впервые и стало серьезным шагом на пути к гласности в работе органов государственной власти. Порой В. С. Кривенко выступал и в роли официозного журналиста. Так, в октябре 1888 г., после крушения императорского поезда в Борках, он посвятил этому происшествию особую статью, вскрывшую непорядки в Министерстве путей сообщения. «Статью в “Правительственном вестнике”, где говорится о гнилой шпале, переданной будто бы государем жандармскому офицеру, – отметила 28 октября 1888 г. генеральша А. В. Богданович, – написал личный секретарь Воронцова-Дашкова Кривенко»[57].
Публицистическая деятельность В. С. Кривенко не ограничивалась официозными органами. С 1889 г. он регулярно печатает очерки и статьи в газете «Новое время». В этом году В. С. Кривенко выступил в газете А. С. Суворина в защиту женского образования[58], статья о котором позднее вышла отдельным изданием[59]. Интерес В. С. Кривенко к данной теме был неслучайным – он входил в правление «Общества для усиления средств женских медицинских институтов». Общение же с А. С. Сувориным скоро переросло в многолетнюю дружбу. Так, согласно дневнику А. С. Суворина, 4 февраля 1893 г. В. С. Кривенко обедал у него, а уже через четыре дня состоялся ответный визит. В последующие годы эти дружеские встречи неоднократно повторялись. «Вчера, – записал А. С. Суворин 21 апреля 1896 г., – я был у Кривенко». В том же году, 31 октября, В. С. Кривенко с женой и дочерью обедали у А. С. Суворина, 17 декабря он вместе с В. С. Кривенко смотрел в Александрийском театре пьесу П. М. Невежина «Непогрешимый». В марте следующего года А. С. Суворин и В. С. Кривенко совместно ездили в Москву. В феврале 1900 г., сообщив о своем присутствии на данном в честь М. Г. Савиной обеде в петербургском ресторане «Медведь», А. С. Суворин записал: «Домой вернулся с Кривенко пешком»[60]. Неудивительно, что многие книги В. С. Кривенко были изданы именно в типографии А. С. Суворина.
Вероятно, А. С. Суворин был заинтересован в В. С. Кривенко едва ли не больше, чем тот в знаменитом журналисте: по своей высокой должности В. С. Кривенко имел доступ к эксклюзивной информации, которой он, надо думать, делился со своим другом. Например, именно В. С. Кривенко поручили составление официального описания путешествия по Востоку наследника цесаревича Николая Александровича, будущего Николая II. В качестве автора описания В. С. Кривенко был посвящен в такую щекотливую тему, как покушение на цесаревича в Японии. «Спрашивал у Кривенко: правда ли, что у государя головные боли, что на затылке образовалась шишка вследствие японского удара, – записал
A. С. Суворин 17 декабря 1896 г., далее передавая ответ собеседника. – Вздор. Государь сегодня был на охоте. Больной он не поехал бы»[61]. Описание появилось в «Правительственном вестнике»[62], а также вышло отдельным изданием[63]. Кроме «Нового времени», очерки и статьи В. С. Кривенко печатали газета «Московские ведомости» (в 1892–1899 гг.), журналы «Нива» (1889) и «Исторический вестник» (1891). Некоторые очерки вышли отдельными изданиями – например, посвященный поездке автора на Кавказ[64] осенью 1888 г.
Смерть Александра III в 1894 г. и вступление на престол Николая II не отразились на положении В. С. Кривенко. Как и ранее, исполнение служебных обязанностей он успешно сочетал с литературным творчеством. В первые годы нового царствования вышли путевые очерки о поездках по Северному Кавказу[65] и Дагестану[66]. Высокое служебное положение
B. С. Кривенко существенно изменила Ходынская катастрофа – гибель сотен людей из-за давки на Ходынском поле в Москве 18 мая 1896 г., произошедшая при раздаче царских подарков по случаю коронации Николая II. Не будучи виновником этой катастрофы, В. С. Кривенко, тем не менее, использовал в сложившейся ситуации все свое влияние на И. И. Воронцова-Дашкова для того, чтобы хотя бы отчасти восстановить поколебавшийся авторитет императора и его двора. В. С. Кривенко высказался против посещения Николаем II бала во французском посольстве, намеченного на вечер того же дня, и выдвинул идею материальной помощи семьям погибших. «Государь, – отметил 18 мая А. С. Суворин, – дал на каждую осиротелую семью по 1000 рублей. Доложить в этом смысле государю посоветовал Воронцову-Дашкову В. С. Кривенко <…> Вчера В. С. Кривенко задержал статью для "Русского слова", где говорилось, что радоваться нечего, что следует печалиться об умершем императоре, который так много сделал. Сегодня Кривенко говорит: “Вот, накаркал этот господин!”. Многие хотели, чтоб государь не ездил на бал французского посольства, т. е., иными словами, чтобы посольство отложило свой бал ввиду этого несчастия. Кривенко советовал это Воронцову-Дашкову и говорил: “Франция приобрела бы тотчас популярность, если б отложили этот бал"»[67]. Тем не менее, посольство бал не отменило, и Николай II на него все-таки поехал. На этом настояли старшие великие князья, которые в первые годы нового царствования оказывали на молодого монарха большое влияние.
Расследование Ходынской катастрофы привело к конфликту между московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем и И. И. Воронцовым-Дашковым. В ходе расследования Сергей Александрович обвинил в ней министерство двора и лично И. И. Воронцова-Дашкова. В то же время министр двора – несомненно, с подачи В. С. Кривенко – считал ее виновником московского обер-полицмейстера А. А. Власовского, а следовательно, и его начальника, великого князя. Следует отметить, что Сергей Александрович имел в этот период большое влияние на молодую императорскую чету и к тому же был женат на родной сестре императрицы, великой княгине Елизавете Феодоровне. Видя, что император склоняется к точке зрения великого князя, И. И. Воронцов-Дашков попросил отставку. С. И. Сазонова писала А. С. Суворину 27 июня 1896 г.: «На этих днях решается судьба наших общих знакомых (Кривенко)»[68]. Тем не менее, хотя Николай II и окончательно занял сторону своего дяди, отставка министра двора тогда не была принята – император не хотел огласки. Она была объявлена И. И. Воронцову-Дашкову только через год, в мае 1897 г. – без нового прошения и потому неожиданно. Узнав об этом, подал в отставку и В. С. Кривенко, однако его отставку не приняли: новый министр двора барон В. Б. Фредерике высоко ценил его опыт и профессиональные качества. В том же 1897 г. В. С. Кривенко назначили членом Совета при министре двора. В этом качестве он и пребывал до 1917 г.
Β 1899 г. именно В. С. Кривенко дают ответственное и важное поручение: редактирование «Коронационного сборника»— официального издания материалов о последней коронации[69]. За успешное выполнение этого поручения он, будучи 45-ти лет от роду, т. е. еще достаточно молодым сановником, получил чин тайного советника, до которого обычно дослуживались в более старшем возрасте. Вскоре В. С. Кривенко вновь выступил в качестве редактора в новом небывалом проекте – издании фундаментального исторического труда о деятельности Министерства императорского двора в царствование Александра III[70]. Это капитальное исследование было выполнено на высоком научном уровне и состояло из четырех томов: двух частей и приложений. В нем подробнейшим образом рассматривалась не только институциональная, но и финансовая сторона каждого из учреждений в составе МИДв. Фундаментальность подхода подразумевала большое количество справочного материала, сведенного в разнообразные таблицы. Это издание заняло видное место в историографии МИДв, став единственным (и до настоящего времени) изданием, посвященным истории министерства в целом (хотя и только за один период).
Обязанности члена Совета при министре не были излишне обременительными, а потому В. С. Кривенко мог всецело отдаться литературному творчеству. Отставного сановника по-прежнему интересовали вопросы общего и военного образования[71] и учебного дела в целом[72]. В. С. Кривенко продолжал отдавать дань жанру путевых очерков, публикуя их в 1897–1898 гг. в «Историческом вестнике», «Новом времени», «Русском вестнике» и «Санкт-Петербургских ведомостях». Позднее он объединил опубликованное в этих изданиях в рамках отдельной книги[73]. В 1901–1902 гг. В. С. Кривенко издал очерки, посвященные своим поездкам по железным дорогам[74] – в Ялту, Стамбул, по Прикаспию[75]. Статьи В. С. Кривенко публиковали популярные издания конца XIX – начала XX в.: газеты «Новости» (1896–1899 гг.) и «Русский инвалид» (1900-e гг.), журналы «Всемирная иллюстрация» (1897 г.), «Театр и искусство» (1899–1902 гг.). Участие В. С. Кривенко в последнем издании раскрыло новую грань его таланта – как театрального критика.
Заслуги В. С. Кривенко в области театрального дела получили к тому времени всеобщее признание: в 1890-е гг. он занимал пост председателя совета Русского театрального общества. Впрочем, в 1900 г. В. С. Кривенко вышел из этого общества из-за разногласий с А. С. Сувориным. «Разговор с В. С. Кривенко, – записал А. С. Суворин 17 февраля 1900 г., – который выходит из Русского театрального общества вследствие моей непочтительной заметки о маскараде в Мариинском театре»[76]. Тем не менее, и в дальнейшем В. С. Кривенко оставался заядлым театралом. Так, 9 марта 1908 г. граф И. И. Толстой отметил в своем дневнике, что сидел рядом с В. С. Кривенко на генеральной репетиции «Кармен» в Мариинском театре[77]. В качестве театрального деятеля В. С. Кривенко сыграл главную роль при положительном решении давнего вопроса об установке памятника основателю первого русского публичного театра Ф. А. Волкову. «В 1880 г., – отметил 21 февраля 1900 г. А. С. Суворин, – было заявлено желание поставить первому актеру Волкову памятник в Ярославле. Тогда не разрешили. Теперь Кривенко представил, и государь согласился»[78].
Помимо литературной и театральной деятельности, В. С. Кривенко активно занимался благотворительностью. В 1900-x гг. он работал на руководящих постах в Обществе попечения о бедных и больных детях, Особом присутствии МВД по призрению нищих, Главном управлении Российского общества Красного Креста. В последнем учреждении В. С. Кривенко проявил себя как выдающийся деятель во время русско-японской войны 1904–1905 гг. Вероятно, не в последнюю очередь это было вызвано тем, что здесь ему снова довелось работать под руководством графа И. И. Воронцова-Дашкова, возглавлявшего Исполнительную комиссию Красного Креста.
Социальные катаклизмы начала XX в. обошли, казалось, В. С. Кривенко стороной: опубликованный им в 1905 г. очерк был посвящен такой далекой от «злобы дня» теме, как офицерский быт[79]. Однако с изданием манифеста 17 октября 1905 г., возвестившего о создании законодательной Думы, расширении избирательного права и даровании прав и свобод, политическое самоопределение В. С. Кривенко произошло довольно быстро. Типичный либеральный сановник, он, естественно, вступил в либеральную партию – «Союз 17 октября» (партию октябристов).
Литературное дарование В. С. Кривенко оказалось востребованным его сопартийцами. 28 ноября 1906 г. на заседании ЦК «Союза 17 октября», собранном для обсуждения «воззвания, составленного В. С. Кривенко», было «положено его направить в Литейный отдел [Петербурга] на тот случай, не пожелает ли он его использовать при рассылке опросных листков членам Союза»[80]. С 1907 г. В. С. Кривенко являлся членом Петербургского городского совета «Союза 17 октября» от Литейного участкового комитета. Еще больше сил отнимало у него участие в деятельности столичного самоуправления. В. С. Кривенко был гласным Петербургской городской думы (в 1907–1916 гг.) и Петербургского губернского земского собрания (1912–1916 гг.). В городской думе он играл одну из главных ролей. Показательно, в частности, что 28 декабря 1909 г. именно В. С. Кривенко приветствовал от имени петербургского самоуправления 1-й Всероссийский съезд по борьбе с пьянством[81].
Общественная деятельность В. С. Кривенко не мешала его литературному творчеству. В эпоху думской монархии он публикует повесть «Инвалиды»[82] и очерки о путешествиях по России, Западной Европе, Азии и Африке – «По старой Руси», «Заграничные курорты», «В теплые края»[83]. Своими путевыми очерками В. С. Кривенко закрепил за собой заметное место в современной ему русской литературе. «Живость зарисовок, слегка шаржированные портреты попутчиков, точно и характерно воспроизведенные диалоги, легкость изложения, – подчеркивает исследовательница его литературного творчества, – неизменно обеспечивали очеркам Кривенко благожелательные отзывы»[84].
С началом в июле 1914 г. Первой мировой войны все внимание В. С. Кривенко сосредоточивается на благотворительной деятельности. Уже 28 июля 194 г. он – в Петроградской городской думе на заседании Особого присутствия по призрению семей запасных. Совместно со своими коллегами по городской думе В. С. Кривенко принимает участие в решении проблемы снабжения армии. В декабре 1914 г. он вошел в состав Комитета по сбору и распределению пособий на военные нужды, состоявшего под председательством столичного городского головы графа И. И. Толстого и обсуждавшего «вопрос о способах снабжения армии сапогами»[85]. Несмотря на громадную занятость, В. С. Кривенко не забывал о литературном творчестве. В это время его произведения были уже в основном приурочены к конкретным событиям. Так, он не мог не отозваться на смерть графа И. И. Воронцова-Дашкова, опубликовав о нем воспоминания[86].
В деле обеспечения нужд армии либеральные взгляды В. С. Кривенко облегчали ему деловые контакты с левой частью городской думы. Это было важно тем более, что многие руководители столичного самоуправления, в т. ч. сам городской голова И. И. Толстой, принадлежали к левым партиям, будучи прогрессистами и кадетами. В частности, 4 августа 194 г. И. И. Толстой имел «длинный разговор» с В. С. Кривенко. В тот же день в городской думе произошло собрание представителей попечительств о бедных. На собрании B.C. Кривенко «решился на уступки общественному течению», а потому, полагал И. И. Толстой, «совещание не пропадет даром». Во многом именно благодаря В. С. Кривенко столичное самоуправление с первых же дней войны поддержало, как и Государственная дума, политику «священного единения» власти и общества. Когда 15 августа 1914 г. в городской думе заседал Комитет по сбору и распределению пособий, в котором впервые принял участие председатель Государственной думы М. В. Родзянко, присутствующие его «приветствовали, – засвидетельствовали. И. Толстой, – по предложению Кривенки, в своей среде».
Политические взгляды В. С. Кривенко периода войны на фоне резко полевевшего общественного сознания выглядели консервативнее, чем были на самом деле. На состоявшемся 19 августа 1914 г. в городской думе заседании Комитета по распределению пособий семьям запасных присутствовали председатели всех петроградских попечительств о бедных. Кадет А. И. Шингарев доложил «о действиях попечительств в деле помощи семьям запасных, о замеченной несогласованности их и о мерах, требуемых ответственностью переживаемого момента». Предложение А. И. Шингарева подразумевало объединение попечительств не столько в целях благотворительной, сколько политической деятельности. Кадетские планы, записал И. И. Толстой, «встретили отпор со стороны Кривенко» и «некоторых других председателей попечительств, фанатично держащихся принципа полной и ничем не стесняемой автономии этих учреждений». В. С. Кривенко и его единомышленниками было сказано «много "кислых" слов», поскольку они, полагал И. И. Толстой, оказались «оскорбленными в своем самолюбии». Характерно также, что на состоявшемся 18 декабря 1914 г. заседании Комитета по сбору и распределению пособий на военные нужды, под председательством И. И. Толстого, при рассмотрении проблемы снабжения армии сапогами В. С. Кривенко выступил «с горячей защитой» казенных заготовителей – генералов Д. С. Шуваева и П. А. Фролова. Несмотря на конфликты с левыми гласными и покровительствовавшим им городским головой, отношения В. С. Кривенко с последним продолжали оставаться весьма близкими. Показательно, что 26 апреля 1915 г. он завтракал с И.И.Толстым[87].
Либеральные взгляды В. С. Кривенко делали его сторонником оппозиционной общественности и реформаторского курса – ради достижения победы в затянувшейся войне. В августе 1916 г. он писал: «Необходимо дать возможность развернуть дремлющие силы. Хочется твердо верить, что наше отечество без потрясений закономерным путем совершит мирную революцию, благодаря которой станет жить легче, и мы избавимся от иноземной экономической кабалы». «Писал это, – возмущенно подчеркивал дворцовый комендант Николая II В. Н. Воейков, – бывший начальник Канцелярии Министерства императорского двора В. С. Кривенко»[88]. Вера в необходимость мирного обновления для России, несомненно, облегчила для В. С. Кривенко принятие факта падения в феврале 1917 г. романовской монархии, которой он когда-то служил не за страх, а за совесть.
После Октябрьской революции 1917 г. В. С. Кривенко не эмигрировал, остался в Петрограде. Он работал экспертом городского благоустройства в Петроградском Совете коммунального хозяйства, состоял членом совета Общества взаимопомощи ученых и литераторов. Продолжая литературную деятельность, в 1919 г. он поместил несколько заметок в газете «Вестник литературы». После 1920 г. В. С. Кривенко написал воспоминания «В Министерстве двора», судя по всему, по заказу журналиста Л. М. Клячко (Львова), подвигнувшего, с благословения наркома просвещения А. В. Луначарского, бывших сановников к подготовке своих мемуаров. По неизвестной причине воспоминания В. С. Кривенко отложились не в фонде Л. М. Клячко в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве, где имеется целая коллекция подобного рода воспоминаний, а в фонде Собрания отдельных поступлений Отдела рукописей Российской национальной библиотеки. Умер В. С. Кривенко в 1931 г. в Ленинграде. Такова необычная судьба автора необычных мемуаров, представляемых вниманию читателей в настоящем издании.