В гнезде Орла - читать онлайн

Глава 1

20 апреля

Холодные капли апрельского дождя бесцеремонно барабанили по крышам автомобилей, припаркованных у элитной школы НАПОЛАС1 в городе Линдеманштадт, (бывшая Гатчина, Троцк, Красногвардейск), в рейхсгау в Московия.

На ветру развевался флаг Великого Рейха, установленный на флагштоке, с изображением свастики в белом круге на красном фоне, а рядом был флаг рейхсгау Московия с горизонтальными полосами – верхняя красная, средняя белая и нижняя черная. На средней полосе располагался желтый шестиугольник, внутри которого на белом фоне была изображена черная свастика. Печальная и удручающая картина. Так подумала молодая девушка Анна, выпускница школы, ныне городской журналист. Сегодня её пригласили выступить перед выпускным классом. К тому же сегодня день рождения фюрера.

Она покинула свой серый «порше», ей его на восемнадцатилетние подарили приёмные родители – немцы, что усыновили русскую девочку из детского дома. О своих настоящих родителях она ничего не знала.

Будучи выпускницей НАПОЛАС, первой элитной школы в рейхсгау Московия, открывшей свои двери только тридцать лет назад, Анна могла претендовать на хорошую карьеру. Стоит понимать, если бы не приёмные родители у простой русской девочки не было не единого шанса в неё попасть, если, конечно, она не соответствовала расовой теории. В целом, руководители Рейха сильно опасались открывать школы в бывших рейхскомиссариатах, пусть Московия и получила статус полноценной территории Рейха ещё пятьдесят лет назад. Образования, технологии и другие блага цивилизации начали появляться в городах бывшей СССР лишь тридцать лет назад. Истребить русских, как нацию не получилось, приходилось интегрировать их в жизнь Рейха. Получалось плохо, напряжение никуда не уходило. Открытие элитных школ давало будущим выпускникам, которые тайно в душе презирали нацистское движение, возможность пробиться в руководство Рейха, а это чревато последствиями. Ещё во время войны секретарь Гитлера Мартин Борман писал Розенбергу:

– «Мы сделаем глупость, если дадим возможность славянам учиться. Образованные люди могут оказать сопротивление». В тоже время, открытие школ давало населению бывших советских республик хотя бы видимый намёк на то, что с ними считаются, как с равными».

В реальности всё было далеко не так, тем, у кого были деньги, ещё можно было жить, другим же приходилось постоянно испытывать на себе, плохое, а иногда даже скотское отношение. От национализма никуда не деться. Удивительно, когда у тебя такие же документы, можешь свободно перемещаться по стране, но ты не немец, а русский.

В целом, во всех школах на территориях бывших рейхскомиссариатов активно пропагандировалась нацистская идеология. Советский Союз был страной с тоталитарным режимом, где монстры коммунисты, во главе со страшным Иосифом Сталиным, порабощали народ и отправляли всех неугодных в Сибирь. Войска Вермахта представлялись воинами освободителями, а обо всех пленных солдатах и угнанных в Германию людях говорили, что после окончания войны, им дали выбор, остаться жить в Рейхе или отправиться на территорию Российской Республики, чьей столицей, после подписания мирного договора, в тысяча девятьсот сорок шестом году, стал Свердловск. Анна знала, что это не правда. Бабушка Грета, мать её приёмной мамы, пусть и относилась к ней хорошо, но много и часто рассказывала, как в детстве в её доме работали пленные советские граждане и солдаты. За людей их считал мало кто. Их никто никуда не собирался отпускать. В пятидесятые Российская Республика смогла вернуть какое-то количество выживших пленных на свою территорию, но их было не более двадцати процентов из числа тех, кому было уготовано окончить свою жизнь в качестве раба.

Девушка шла по школьному коридору, ученики ещё не пришли, уроки начнутся в восемь, сейчас только половина восьмого, кругом висели нацистские знамёна, символика и плакаты, напоминающие всем русским ученикам, от чего их страну спасли войска Вермахта.

Анне было грустно смотреть на всё это. Она жила лучше многих своих земляков, даже получше многих немцев, но в ней словно всегда жило чувство справедливости. Казалось ей хотелось взять реванш у целой страны. Вот только революция – это не финал кубка Рейха по футболу, просто собраться с силами и выйти в финал против Мюнхенской Баварии, как это сделала команда из Хольмгард (Великий Новгород) победив со счётом 0-4 на переполненном олимпийском стадионе в Берлине.

Плакат с той победой гордо висел на стенах школы, как его только повесить позволили. Анна даже остановилась, чтобы посмотреть на фотографии с того матча. Всё это не сказка, это было в прошлом году и одиннадцать русских парней уничтожили звёздных Die Roten2, вместе с их знаменитым капитаном Томасом Мюллером, которого в моменте с четвёртым голом, усадил на пятую точку русский игрок Эдуард Харламов. Анна была на том матче. Она, одна из немногих, кто на стадионе, радовался успеху русской команды. Если им позволили победить в футболе, быть может у них есть шанс собраться с силами и дать отпор. Всё это мечты, Рейх выше всех нас.

Девушка не верила в чудеса. Она оторвалась от плаката и пошла к кабинету своей бывшей классной руководительницы Герды Клозе. Все учителя в школах, разумеется были приезжими немцами. У двери остановилась, помимо учительницы, в помещении находился какой-то мужчина.

– У вас самая молодая школа из системы НАПОЛАС, именно в здесь впервые тридцать лет назад стали брать на обучение русских. В Берлине боялись, что это будет ошибка, но после образования рейхсгау Московия, нам пришлось считаться с населением, как с равными. Вижу, труды не пропали даром. Много ваших учеников пошло после выпуска в школы юнкеров СС, – произнёс мужчина.

– Рада это слышать от вас, герр штурмбаннфюрер, – поблагодарила Герда.

Анна вошла в класс и увидела, что кроме учительницы в помещении находится темноволосый мужчина в чёрной форме с красной повязкой на левом рукаве. Несомненно, большая шишка из Берлина.

– А, Анна. Я хотела вас кое с кем познакомить. – Герда увидела вошедшую девушку. —Позвольте вам представить штурмбаннфюрера СС Гюнтера Швайнштайгера, ЗиПо3. Он сегодня, как и вы, выступит с речью перед нашими будущими выпускниками, – она посмотрела на майора. – Герр Швайнштайгер, это Анна, наша выпускница. Я вам о ней рассказывала, она работает городским журналистом.

– Хайль Рейх, фройляйн Анна! – гордо поздоровался с девушкой майор и поднял правую руку с открытой ладонью.

– Хайль Рейх, герр Швайнштайгер! – поздоровалась Анна в ответ, но руку поднимать не стала.

Майор не стал делать девушке замечание и вернулся к разговору с Гердой. Анна тем временем осмотрела класс. Всё, как и раньше, нацистские плакаты, над письменной доской висят три портрета первых рейхсканцлеров. По центру портрет фюрера Адольфа Гитлера, слева Германа Геринга, а справа Генриха Гиммлера.

– Надеюсь, этот год не будет исключением. Не хочу пугать, но напряжённые отношения с Японией не радуют Берлин, нам нужно много высококлассных офицеров. Пусть они будут даже с территорий бывшей СССР, – Гюнтер посмотрел на фотографию, которая висела в классном уголке. – Русские парни должны понять, что служба в рядах СС и сил Вермахта для них это протянутая рука Рейха, тридцать лет назад они и мечтать о такой возможности не могли. Радует, что парни не упускают свой шанс. Максим, один из моих подчинённых, ваш выпускник.

– Очень смышлёный мальчик. Но это неудивительно. Он воспитывался в немецкой семье, как и Анна. Она тоже наша гордость, – Герда любила хвалить своих лучших учеников. – Вам нужно с ней поближе познакомиться.

– Думаю такая возможность нам представиться, – Гюнтер оценивающе осмотрел Анну. Она красива, молода, среднего роста. У неё тёмные длинные волосы, карие глаза стройная подтянутая фигура, которую подчёркивал серый костюм в стиле Коко Шанель. Немецкие женщины такое не носят. Следит за собой. О немках опять же так сказать нельзя. – Я могу предложить Анне взять интервью со мной для городской газеты. Фройляйн, как вам такая идея?

– Не смею отказать, герр Швайнштайгер, – Анне не очень хотелось брать интервью у Гюнтера. Она ему почему-то не доверяла. На вид ему чуть за тридцать, худощавый с вытянутым лицом, длинным носом, короткими слегка сальными волосами и маленькими хитрыми глазками, что оценивающе сматривали на её. Совсем не истинный ариец. – Можем обсудить встречу сразу после выступление перед выпускниками.

– Waren uns einig!4– ответил довольно Гюнтер.

***

Когда в школу пришли ученики, Анна вместе с Гердой и Гюнтером отправились в актовый зал, где собрали будущих выпускников. Там все, стоя прослушали гимн Рейха «Хорст-Вессель-Солгал». Учителя выступили с речами о важности идеологии. Они напомнили всем ученикам, о возможности, которую предоставил им Рейх – учиться на равных с немецкими школьниками, и, конечно же, не забыли упомянуть страшных коммунистов. Затем выступила Анна, её пригласили только в качестве примера того, что из русской девочки может вырасти большой человек. Она дала напутствующие слова ребятам, которых ждал выпуск во взрослую жизнь. Завершал торжественное мероприятие Гюнтер. Из всего его выступления Анна запомнила, как он процитировал фюрера:

– Воспитание должно ставить перед собой цель сделать ваши тела гибкими, характеры твердыми, а умы холодными. Хайль Рейх!

Выпускники повторили за ним, поднимая правую руку с открытой ладонью. Он для них был тем, к статусу которого они стремились. Они хотели стать элитой Рейха. Все годы в школе им хорошо промывали мозги. Анна в отличие от них, умела мыслить рационально. Никому они в Берлине не нужны. Тот, кто попадёт в СС или просто вступит в ряды Вермахта, будут первыми, кого отправят к высадке на американские территории Японии.

После выступления к девушке подошёл Гюнтер:

– Надеюсь, вы не против, если наш с вами разговор состоится вечером. Я с моими офицерами остановился недалеко, в отеле Fairmont. Мы могли бы поужинать в отличном ресторане. Днём я буду занят, служба не ждёт.

– Как вам угодно, герр Швайнштайгер. – Анне и так не слишком хотелось брать интервью у Гюнтера, а тем более не нравилась идея ужина с ним. Вот только отказать она не могла. – Во сколько мне прийти?

– Приходите в десять. Я встречу вас в вестибюле. Надеюсь, вы оденете своё самое красивое платье.

Анна кивнула и покинула зал. Домой не пошла. По просьбе Герды, она осталась, чтобы выступить перед ребятами, которых интересовала журналистика. Такие ребята ей понравились больше, чем парни, стремившиеся стать солдатами. Они были более живыми, подмечали проблемы в стране, пусть не открыто, но выступали за полноценное равноправие всех жителей, а не только определённых слоёв населения, бывших рейхскомиссариатов.

Так прошёл весь день. Дождь закончился. От волнения перед встречей с Гюнтером, Анна даже решила прогуляться до дома пешком. Машину оставила у школы, пить она не планировала, заберёт её вечером.

По пути ей встречались хорошо одетые немцы и другие выходцы из бывших стран западной Европы. Русские и славяне сильно от них отличались, не только одеждой, но и поведением. В них не было столько пафоса и чувства собственной важности. Почти всегда они ходили пешком или ездили на общественном транспорте. Позволить немецкий автомобиль мало кто из них мог. Сам Линдеманштадт представлял из себя типичный город Рейха. После войны новое правительство принялись всё менять в соответствии с имперскими градостроительными планами. Цветущая жемчужина под Санкт-Петербургом превратилась в унылый индустриальный центр, целиком поставленный на службу военной машине Рейха. Старых зданий практически не осталось, их заменили серые безликие панельные многоэтажки на прямых улицах. Повсюду висели плакаты и лозунги, прославляющие нацистский режим и с недавних пор были расставлены рекламные щиты с информацией о грядущих выборах. Время от времени по городу разносились звонкие свистящие звуки скоростных поездов, отправляющихся в путь с ЖД вокзала.

Так Анна добралась до дома. В котором ей постоянно чего-то не хватало. В коридоре она посмотрела на себя в зеркале. Молодая, красивая, хорошая работа, есть деньги, но такое чувство, что она проживает не свою жизнь. Она не немка и никогда ей не будет. Вот только, как быть кем-то другим, когда кругом Рейх.

Глава 2

Наступил вечер. Анна выполнила просьбу Гюнтера и надела синее красивое платье от Louis Vuitton. Накинула поверх него пальто и на такси отправилась в отель Fairmont. Он находился на центральной улице имени генерала-фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба, бывшая Советская. Вильгельм прославился тем, что взял Ленинград, а затем, по приказу фюрера, сровнял город на Неве с землёй.

Отель Fairmont был построен в конце прошлого века и практически копировал одноимённый отель из Гамбурга. Правда был меньше и имел всего пять этажей, но воплощал в себе настоящую европейского роскошь, непревзойденную элегантностью и безупречное гостеприимство. Здесь останавливались гости из столицы и офицеры СС. Линдеманштадт был важным железнодорожным узлом, связывающий рейхсгау Московия, Вартеланд и Финляндия. Вокруг города также было много важных стратегических объектов – авиационных заводов, взлетно-посадочных полос.

В отеле Анну сразу встретил Гюнтер. Он был в той же самой форме, как и в школе.

– Вы прекрасны, фройляйн Анна! – сделал комплимент Гюнтер.

– Спасибо, – сдержано поблагодарила Анна. Она заметила, как его маленькие серые глазки мерзко оценивающе посмотрели на неё.

У девушки из рук сразу забрали пальто и отнесли в гардероб. Гюнтер взял Анну под руку и повёл её к лестнице.

– Надеюсь вы не против? – самодовольно спросил Гюнтер.

– Нет, – соврала Анна. Ей уже хотелось, поскорее уйти из отеля. Не хотелось идти под руку с Гюнтером. К тому же, молодые лейтенанты в черной форме офицеров СС, с тремя серебряными звездочками на петлицах, которые глядели на нее, вызывали дискомфорт. Одного она даже узнала. Это был Максим Аппель, высокий светловолосый парень с зелёными глазами. Он, как и она, выпускник НАПОЛАС, только на год старше. Закончил школу юнкеров СС.

Максим печально и обижено посмотрел на девушку, словно хотел видеть себя на месте Гюнтера. Странно, в школе он не проявлял к ней никого внимания. Скромный и застенчивый. Таким Анна его запомнила. Может просто она теперь стала женщиной, а он перестал быть мальчиком.

– Не беспокоить! – отдал приказ офицерам Гюнтер.

– Есть, штурмбаннфюрер, – подтвердили офицеры.

– Нашему с вами общению ничего не помешает, – заверил Гюнтер Анну, и они поднялись на третий этаж. Ресторан был на пятом. – Я заказал нам всё в мой номер. На этаже кроме нас никого не будет. Хочется пообщаться в спокойной обстановке.

Анна промолчала. Ей это сильно не нравилось. Даже пугало.

В номере её ждала приглушённая атмосфера, всё освещение исходило от небольшой настольной лампы. На столе стояла бутылка вина и пара бокалов.

– Присаживайтесь, фройляйн Анна! – Гюнтер выпустил Анну из рук и прошёл вперёд, выдвинув для девушки стул.

– Спасибо, – Анна села и начала капаться в своей сумочке. – Вы будете не против, если я попрошу повесить петличку на ваш воротник? Так будет лучше для записи, когда я буду задавать вам вопросы.

– Нет, но хочется немного пообщаться неформально, – Гюнтер попытался мило улыбнуться, получилась улыбка страшного клоуна. – Вина?

– У меня больные почки, – Анна солгала и прикрыла бокал ладонью. Пить с Гюнтером она не хотела.

– Жаль, – с нескрываемым разочарованием произнёс Гюнтер. Однако он поверил. – Если хотите есть, то можем сделать заказ, стоит только щёлкнуть пальцами, и всё подадут.

– Я пока не голодна, – Анна постаралась мило улыбнуться.

Гюнтер налил себе вино и сел на против Анны. Сделал пару глотков, затем заговорил:

– Анна, что вы думаете о предстоящих выборах?

– Выборах рейхсканцлера? Однозначно сказать нельзя, кто победит. С одной стороны, претендентом на победу видится Марио Штиндель, он Военный министр, у него большая поддержка народа. С другой стороны, большую конкуренцию ему может составить Рудольф Альтман. Его программа «Равный гражданин», по задумке которой все граждане страны должны стать равными не только на бумаге, выглядит очень интересно. Его поддержат во многих рейхсгау.

– Интересная позиция. Я полностью с вами соглашусь. Штинделя поддержат немцы в центральных гау, а вот Альтмана все бывшие рейхскомиссариаты. Меня это не радует, но радует одно, что голос немца будет иметь вес два голоса против одного. Так шансы у Штинделя на победу возрастают. Не нужно делать всех равными.

– Это неправильно, – возразила Анна.

– Нет, фройляйн Анна, правильно. Все покорённые народы должны знать своё место и радоваться уже тому, что они не загнаны в границы своего рейхсгау. Был бы жив фюрер, он бы такого не допустил, – Гюнтер откровенно считал Анну ниже себя.

– При Гитлере не было и выборов. – Анне не нравился разговор.

– Власть должна держать покорённые народы в страхе, а вот нынешняя слишком много позволяет, – Гюнтер залпом осушил бокал и налил себе ещё.

– Если бы не создание рейхсгау и набор мужчин с этих территорий в армию, Рейх не имел бы чем-либо ответить укрепившейся Японии. Фау-5 уже давно их не пугают. У них, как и у нас, есть ядерное оружие. Только сила армии Вермахта сдерживает Империю от нападения на нас.

– Тут соглашусь, – Гюнтер отпил вина. – Но в любом случае, лучшие солдаты в армии – немцы, а не итальянцы, испанцы, финны, румыны и уж тем более не русские… – допил бокал и налил ещё. – Давайте поговорим о другом. Не знаю, почему меня дёрнуло говорить о политике. – он снова попытался улыбнуться. Опять плохо.

Анна молча согласилась.

Дальнейший разговор всё не ладился и не ладился. Гюнтер перестал оскорблять все нации и начал делать неудачные комплементы Анне. С каждым бокалом он всё больше пьянел, пока не произошло то, чего девушка боялась больше всего.

Гюнтер отставил бокал на стол и подошёл к Анне сзади. Положил руки ей на плечи и заговорил:

– О, фройляйн Анна! Вы такая прекрасная. Знайте, я могу увести вас в столицу, где лучшие издательства будут готовы перегрызть друг другу глотки, лишь бы вы работали у них.

Он наклонился и пальцы его правой руки провели по щеке Анны, а левой по её нагим бёдрам. По коже девушки пошли мурашки. Она не знала, что ей делать. Она в руках Гюнтера, и если он захочет он возьмёт её, как вещь, как игрушку с которой капризному немецкому мальчику очень хочется поиграть.

– Прошу! Не надо, герр майор, – Анна попыталась убрать руки Гюнтера. – Вы пьяны! Пожалуйста, не надо.

– О, фройляйн Анна! Я опьянён вами! – говорил майор красиво, вот только в его глазах Анна видела весь вечер совсем не любовь, а животную похоть. – Не стоит мне отказывать…

Левая рука майора оказалась под платьем девушки. Анна почувствовала, как пальцы Гюнтера оказались под трусиками. Он начал целовать её в шею. Из глаз девушки потекли слёзы, она вся задрожала.

– Прошу! Не надо! – взмолилась Анна. Но майор её больше не слушал. Девушка продолжала сидеть на стуле, пока бретельки её платья соскользнули вниз, оставив на ней лишь телесного цвета лифчик.

Анна, плача, попыталась прикрыться. Майор тем временем убрал руки и принялся расстёгивать ремень. Его не волновали слёзы девушки. Сколько их было у него. Неважно кто они: серьёзные немки, весёлые хорватки, горячие испанки или хрупкие россиянки. Все они были его, он их брал, как хотел и когда хотел. Для Анны никаких исключений не будет.

– Я буду нежен! – Гюнтер решил оставить штаны пока на себе и вернулся к телу Анны.

Она, тем временем, пыталась быстро решить, что ей делать. Из-за страха, у неё плыло перед глазами. Выходом виделось только обороняться. Если сегодня ночью она не ляжет под Гюнтера, не то что её карьера, вся её жизнь может пойти под откос. Лучше так, чем позволить самодовольному и самовлюблённому майору обесчестить её. Когда руки немца расстегнули застёжки лифчика, девушка не выдержала, резко схватила бокал со стола и ударила им Гюнтера по лицу.

Сосуд разбился в дребезги, поранив осколками лицо Гюнтера. Майор пошатнулся, и от неожиданности, упал на колени, с болью проклинаю Анну.

– Поганая русская hure5! – от любви майора к Анне не осталось и следа.

Девушка стояла, как вкопанная. Ей нужно бежать, но от страха её словно парализовало. Гюнтер тем временем вскочил на ноги и ударил её тыльной стороной ладони левой руки по лицу.

Анна повалилась на пол и впадении стащила на себе скатерть, бутылка вина и столовые приборы попадали на неё. Правая щека ныла от боли.

Нет сил бежать, и майор это прекрасно видел. Не спеша, он попыталась вытащить из своей щеки вогнанные осколки. Некоторые вошли на мертво, нужно к врачу, но это потом, с начала Анна.

– Hure, зачем ты это сделала? – Гюнтер схватил Анну за волосы и потянул на себя. Девушка зарыдала. – Зачем? – он начал её трясти, словно тряпичную куклу. – Ты будешь молить о пощаде, раз не хочешь по-хорошему.

Гюнтер отпустил волосы девушки, вытащил из штанов ремень и несколько раз силой полоснул им по нагой спине девушки.

– Нравится? – со звериным оскалом спросил майор.

Анна истерично кричала, Гюнтер тем временем продолжил её истязать. Нанеся девушке с десяток ударов, он успокоился. Положил ремень на стол, спустил штаны, задрал у Анны платье, стянул с неё трусики и всем своим весом прижал её к полу.

– Сейчас ты ощутишь в себе здоровенный немецкий schwanz6!

Ладони майора упирались в пол, ещё немного, и девушка будет обесчещена. Нет! Она так просто не сдастся. Анна краем глаза увидела, упавшую со стола вилку. Она схватила прибор и насколько хватила сил вогнала его в правую руку немца. Тот взвыл, упав на спину без штанов и хватился за руку. Анна смогла выбраться из-под немца и ударила ногой в его оголённый пах.

Практически обнажённая, она побежала к выходу. Но едва Анна успела потянуть за ручку, как та распахнулась, и пред ней предстала высокая фигура Максима Аппеля, подчинённый Гюнтера, видимо, прибежал на крики.

– Герр штурмбаннфюрер, что у вас случи… – не успел спросить он, как увидел перед собой, заплаканную и побитую девушку.

– Помогите, прошу… – взмолилась Анна.

Глядя в её испуганные глаза Максим всё понял, внизу он посчитал, что Анна с лёгкостью ляжет под майора. К своему счастью, он ошибся.

– Давай эту hure! – со злостью вытащив из руки вилку, прорычал майор.

– Герр штурмбаннфюрер, вы пьяны. Прошу вас, не делайте того, о чём вы потом пожалеете, – Максим жестом показал Анне спрятаться за его спиной.

– Я отдаю себе отчёт. А вы унтерштурмфюрер Аппель, похоже, отказывайтесь выполнять приказ. Ничего! – Гюнтер сплюнул прямо на пол. – Я с вами позже разберусь, но с начала эта dreck7 за всё заплатит! – Он достал из кобуры пистолет и направил его на подчинённого. – Последний раз приказываю. – лицо Гюнтера истерично скривилось. – Уйдите!

– Нет! – твёрдо сказал Максим. – Вы пьяны. Вы позорите своим поведением честь офицера! Прошу вас, успокойтесь. Я позабочусь, чтобы никто не узнал об этом инциденте.

– Инциденте… – Гюнтер обтёр раненную руку о свою рубашку, оставив на ней окровавленный след. – Уйди, иначе сегодня будешь лежать вместе с ней в канаве!

Майор решил действовать решительно и бросился на Максима, но лейтенант успел выхватить из кобуры свой вальтер и выстрелил. По всему этажу отеля пронесся хлопок от выстрела, а бездыханное тело Гюнтера с дурой во лбу, камнем рухнуло на пол.

– Он мёртв? – спросила Анна, выглянув из-за широкой спины Максима. Она, из-за паники, ещё не пришла в себя. Для неё происходящее последних минут, было страшным сном.

– Да… – Максим убрал пистолет в кобуру, понимая всю патовость ситуации. Он вошёл в номер и прикрыл дверь. Этаж пуст, но на звук выстрела сейчас сбегутся и другие офицеры, а также охрана отеля. Нужно что-то придумать. – Подыграй мне. – лейтенант обратился к Анне. – Начинай стонать, как будто тебе хорошо, и как можно скорее.

– Что? – испуганная, практически голая девушка слёзно посмотрела на Максима.

– Прошу! Делай, что я сказал. Иначе нам конец!

Максим развернулся к двери и быстро вышел. Вовремя, к номеру уже спешил десяток других офицеров и работников отеля.

– Максим, что случилось? – спросил лейтенанта один из сослуживцев. – Мы слышали выстрел!

– Всё в порядке. Гюнтер развлекается! – Максим развёл руки в стороны. – Разве не слышите?

Все прислушались. Из номера доносились стоны наслаждения. Анна отлично подыгрывала.

– Герр штурмбаннфюрер поставил меня здесь, чтобы никто не мешал ему отдыхать. Ему вряд ли понравится, если он выйдет и увидит всех вас окруживших номер.

– Уходим! – скомандовал сослуживец Максима. – Каждую неделю одно и то же…

Этаж снова опустел, и Максим вернулся в номер. Анна продолжала изображать верх человеческого наслаждения. Да так маняще, что лейтенант даже сам на секунду возжелал её. Однако быстро отогнал от себя похабные и дикие мысли. Он не опустится до Гюнтера.

– Все ушли. Можешь прекращать, – он плотно прикрыл дверь.

– Спасибо… – прошептала Анна. Она начала приходить в себя и заметила, что её грудь всё ещё обнажена, поспешила вернуть бретельки платья на плечи, одна была порвана.

– Вот, прикройся! – Максим подал Анне свой чёрный мундир.

Девушка приняла его. Лейтенант на неё не смотрел, она заметила на его лице ноту смущения и его порозовевшие щёки. Он милый, наверняка нет отбоя от женщин. С данными мыслями, Анна даже забыла, что сидит в паре метров от мёртвого майора СС.

– Нам надо отсюда выбираться… – Максим начал ходить по комнате. Воротник рубашки его душил, он расстегнул несколько верхних пуговиц. Подошёл к окну и заметил пожарную лестницу. – Уходим.

– Как? – Анне совсем не хотелось прыгать в окно. – Куда?

– Не в окно! – с улыбкой подметил Максим. Он старался держать боевой настрой. Иначе, лучше застрелиться прямо в этом номере. – Майору он больше все ровно не понадобится. – Лейтенант обшарил карманы мёртвого командира и забрал его пистолет, какие-то документы и не много налички. Банковскую карточку и телефон оставил, в них встроены датчики слежения. – За мной!

Максим открыл дверь, проверил чисто ли в коридоре. Пусть свободен, махнул Анне и вышел из номера. Девушка застегнула мундир на пуговицы и поспешила за лейтенантом, закрыв дверь на ключ.

– Я первый. Ты сразу за мной, – Максим открыл окно и вылез на пожарную лестницу. Старая проржавевшая конструкция заскрипела, но держалась. – Нам надо покинуть город!

– Нас будут искать… – тихо сказала Анна.

– В любой другой день, из Берлина ради нас прислали бы целый полк. Но через несколько часов в городе произойдут некоторые события, о которых я не могу тебе рассказать. Они привлекут больше внимания, чем мёртвый Гюнтер. Его тело не наделает много шума…

– Какие события? – перебила девушка.

– Позже ты узнаешь. У меня из-за тебя будут неприятности. Я хоть и маленький, но всё-таки винтик в одном большом механизме. Одно радует, без меня ничто не развалится.

Анна не понимала слов Максима, но расспрашивать его больше не о чём стала. Он сегодня спас её ценой карьеры и продолжает спасать. Молчание – всё, что она могла предложить ему в данный момент.

Оказавшись на твёрдой земле, Максим внимательно прислушался. Линдеманштадт спал. Вдалеке были еле слышны проезжающие машины, а на небе сияли яркие звёзды, такие близкие, до которых, можно дотянуться рукой. Жаль, что это только так кажется, но когда-то и полёт в космос считался лишь мечтой, и может и падение нацистского режима, – не такая уж и сказка.

– Нам нужно найти машину! – вслух подумал Максим. – Есть идеи?

– У меня есть машина, – поёжившись ответила Анна, дрожа от прохлады апрельской ночи.

Лейтенант удивлённо на неё посмотрел. На свою офицерскую зарплату он пока не мог позволить себе автомобиль.

– Ключи с собой?

– Должны. – Анна покопалась в сумочке. – Нашла!

– Далеко машина?

– У школы.

– У НАПОЛАС?

– Да, – Девушка кивнула. – Мне нужно домой. Собрать вещи.

– Нет времени. – Максим посмотрел на свои часы фирмы Doxa. Те показывали без пятнадцати одиннадцать. – В полночь всё начнётся.

Анна не стала спрашивать: «Начнётся что?». Лейтенант этому молча обрадовался. Девушка не глупая, посмелее многих. Она первой дала отпор Гюнтеру. Достойна уважения. Возможно даже сможет помочь. Но это всё потом. Для начала нужно покинуть город.

Без происшествий они добрались до машины Анны. Максим ещё больше удивился и даже позавидовал, увидев, что девушка ездит на «порше».

– Я поведу! – решил он. Анна возражать не стала.

Лейтенанту ещё не доводилось ездить на такой мощной машине. Он даже не смог с первого раза её завести. Анна сочла, что это всё из-за нервов, а не неопытности. Она думала, что в офицеры СС очень хорошо зарабатывают. Знала бы она, что некогда, только из-за одного черепа на фуражке, внушающее страх элитное подразделение, сейчас переживает совсем не лучшие дни.

– Mit Gott8! – сглотнув слюну прошептал себе под нос Максим, когда наконец машина тронулась с места.

Больше он ни произнёс не слова, пока они не покинули пределы города и не проехали вывеску «Плескау 152 мили». Анна печально посмотрела в окно, Линдеманштадт остался позади, как и вся её прошлая успешная жизнь, от неё осталось только машина. Да и ту, скорее всего придётся бросить.

Со слезами на глазах она продолжала смотреть на город, залитый огнями, хотела перевести взгляд на Максима, как в районе ЖД вокзала небо осветило ясное зарево и раздался оглушительный хлопок.

Лейтенант оставался спокойным, он открыл окно и выбросил на дорогу свою чёрную фуражку, с нацистским орлом на козырьке и черепом над серебристым филиграном.

– Es ist Zeit verging Reich! Wir müssen die Reich ausrotten! – с радостью воскликнул он. – Мир изменится, а изменится он сегодня!

Глава 3

– Время Рейха прошло. Мы должны уничтожить Рейх, – повторила вслух сама себе Анна. Она до конца ещё не могла понять, что произошло. Знала только, что с жизнью, которой она жила всего несколько часов назад, покончено.

Машина тем временем неслась по трассе, цифры на спидометре переваливали за двести километров в час. До Плескау, некогда древнейшего русского города Пскова, рукой подать.

– Не спросишь, почему я тебе помог? – Максим чуть замедлил ход. Начал накрапывать дождь, дорога стала скользкой.

– Почему? – еле слышно спросила Анна.

– Гюнтера давно надо было убрать. Он сильно мешался, мозолил глаза, – Максим почесал свою гладковыбритую щёку. – Он почти каждую неделю брал таких, как ты, молодых девочек, делал с ними всё, что хотел. Эта rindvieh9давно должна была сдохнуть.

– Но почему ты спас именно меня?

– Просто не мог ему позволить надругаться над тобой, – Максим сделал паузу. —Ты красивая и всегда мне нравилась… – последние слова он произнёс максимально тихо. – Ещё в школе…

Если бы в салоне было светлее, то Анна смогла увидеть, как Максим покраснел. Девушке самой стало неловко от его слов. Она вспомнила, как на её выпускном присутствовали молодые юнкеры, которые приглашали выпускниц на танец. Был и Максим, они вместе танцевали, но тогда Анна и подумать не могла, что нравится парню. С тех пор прошло уже четыре года. Ход времени неумолим.

– Спасибо, – прошептала Анна. – Я в долгу перед тобой.

– Спасибо тебе. Если бы он с тобой… как с другими… Я бы себе этого не простил. Мне каждую ночь снятся крики тех, которые просили помощи, но я, как и другие офицеры, просто стоял и слушал, в худших случаях смотрел…

Анна увидела, как в глаза парня вспыхнул гнев за самого себя. Его руки крепко вжались в руль, на шее вздулись вены. Он всем своим видом показывал, что готов закричать, но сдержался. Его учили сдерживать эмоции. Надо сменить тему, тем более Анна начала понемногу соображать. Взрыв в районе ЖД вокзала случился не просто так, и Максим знает его причину.

– Взрыв в городе, что там произошло? – аккуратно спросила Анна. – Ты ещё сказал, что время Рейха прошло.

– Я не вправе тебе всё рассказывать. Скоро мы приедем в Плескау, познакомлю тебя с одним человеком. Он всё тебе расскажет или, если позволит, расскажу я. – Максиму хотелось всё объяснить девушке, но он не мог.

Лейтенант и так провалил свою часть плана. Его место должно было быть в рядах СС. Если всё вышло, так как планировалось, то Максим занял бы место Гюнтера. Майора, после взрыва на ЖД станции, вызвали бы в Берлин, и сняли с должности. Верхушка в курсе об его похождениях. Ведь он специально с отрядом прибыл в город следить за порядком и выяснить, кто готовит теракт. Но вместо этого решил уделить внимание своим животным инстинктам. Такие ошибки не прощаются, и на них не закрываются глаза. Максим, наоборот, пример и идеал для других, пусть он и не немец.

– Максим? – Аня легонько пошевелила парня за плечо.

– Да? Прости… задумался. – Максим посмотрел на проехавший указатель. До города оставалось пятьдесят километров. – Ты всё узнаешь, только подожди.

– Как скажешь, – согласилась Анна, но как журналист не удержалась и спросила. – А есть другие, такие как ты?

– Наверняка, в отряде Гюнтера точно должен быть ещё кто-то из наших. Но я не знаю. Нас по понятным причинам не знакомят. – Максим мог ответить на этот вопрос. – По стране нас много. Но я офицер СС и знаю лишь тех, кто уверен во мне, кто хочет мне показаться.

– Боятся, что ты можешь быть двойным агентом?

Максим кивнул. Таких, как он специально вербовали ещё с детства, промывали мозги им ещё со школы, пока нацистская идеология окончательно не въелась в разум. Очень опасная работа, подобные парню, как и он, выросли в немецких семьях. К тому же, его приёмный отец, сам бывший эсэсовец. Служба ему была предначертана, прямая дорога в школу юнкеров. Для вербовки он был идеальным вариантом, и Максим оправдывал возлагаемые на него ожидания, пока он не убил Гюнтера. Хотя Алексей Петрович пока ещё не знал об этом. Старик поймёт его, простит, ведь он был для Максима как дед, которого у него никогда не было.

– Российская республика причастна…к произошедшему?

– Не знаю. Правда не знаю, – честно признался Максим. – Я знаю план, но, думаю, только то, что мне положено. Сам думаю, что причастна.

– Ты был в России?

– Один раз. В прошлом году. Смотрел, как вывозят золото из Сибири.

– Правда, что там люди… не такие, как в Рейхе?

– Люди, как люди, – Максим пожал плечами. – Никто не хотел меня убить. Скорее… скорее жалели, когда узнавали, что я русский…

Оставшуюся часть дороги Анна больше ничего не спрашивала. Максима это радовало. Он украдкой поглядывал на девушку, которая сидела в его мундире и смотрела на дорогу. Она красивая, и она знает, что ему нравится. Вот бы встретиться в иной обстановке, но иной быть не могло. Ему нельзя заводить отношения.

Вскоре машина проехала вывеску «Плескау». В ночи город озаряли яркие огни, на его улицах сегодня спокойно. Его жителей ничего не потревожит, они мирно и крепко спят, и, вероятно, даже не знают о случившемся в Линдеманштадте, въезд в который, наверняка уже перекрыт.

Максим тем временем не поехал в город, а свернул на просёлочную дорогу, как бы на такой машине не зарыться в луже. «Порш» рыча полз, покрывая свой серебристый кузов грязными ошмётками. Благо, сильный дождь обошёл Плескау стороной, дорогу не размыло, можно проехать.

– Я чуть не допустил ещё одну ошибку, – напряжённо произнёс Максим, вцепившись в руль. Его взор был устремлён на дорогу, фары залепило грязью, видно было плохо, только маленький горящий вдалеке оранжевый огонёк был его ориентиром. – Телефон с собой?

– Вот он, – Анна покопалась в сумке и достала устройство.

– Выключи его, – строго сказал Максим. – Вряд ли в ближайшие дни до нас будет дело, но рисковать нельзя. С лёгкостью вычислят. Если будет нужно, могу дать свой, он очищен от всех следящих устройств, но предупреждаю, никаких соцсетей. Максимум —новости.

Тон парня девушке не понравился. Слегка неуверенный, Максим нравился ей больше. Но делать было нечего, ей пришлось повиноваться.

Наконец машина добралась до небольшого кирпичного дома с широким забором. Остановилась у массивных железных ворот, и Максим выключил свет и заглушил двигатель. Вылезать не стал.

– Чего мы ждём? – спросила Анна.

Отвечать на вопрос Максиму не пришлось. У ворот зажегся свет, и из дома вышли две фигуры с оружием.

– Und wer seid Ihr, wenn Ihr mir die Frage gestattet?10 – прокричала одна из фигур по-немецки. Она подошла к машине и посветила фонарём. – Максим? Что ты тут делаешь? – спросил на русском мужчина лет тридцати. – Разве ты не должен быть в Линдеманштадте? И кто это с тобой?

– Должен, Руслан. Должен. – Максим вылез из машины. – Гюнтер мёртв.

– Что произошло? – Руслан опустил винтовку и фонарь. – Повторюсь, кто это девушка?

– Эта Анна. Гюнтер хотел её изнасиловать, и я вмешался, оставив в его голове дыру.

– Старик будет недоволен. Мы ставили на тебя…

– План, если меня раскроют у старика был, – тяжело произнёс Максим. – Он в доме?

– Нет, сейчас в Плескау. Вернётся утром.

– Ничего ему не сообщай. Утром вернётся и поговорим. К слову Линдеманштадт озарило зарево!

– Это самое главное, – согласился Руслан. – Марко, открывай!

Вторая фигура при свете фонаря, кивнула, нажала на кнопку, и массивные железные ворота разъехались в сторону. Максим завёл двигатель и проехал на территорию, где машина скрылась в застенках подземного гаража.

– Мы в безопасности. До утра есть время немного отдохнуть, – Максим с облегчением вздохнул и заглушил двигатель. – Утром ты всё узнаешь. Я сейчас попрошу Руслана, чтобы он принёс тебе одежду.

– Хорошо, – Анна улыбнулась. – И спасибо.

Максим улыбнулся в ответ и вылез из машины. Вместе с Анной они поднялись на первый этаж дома, выйдя из гаража.

На верху всё выглядело богато: хороший ремонт, дорогие однотонные обои синего цвета, на стенах висят картины, лампы в стиле факелов освещают коридор, а в воздухе пахнет мятой. Анна прошла в одну из больших комнат, где вдоль стен стояли шкафы с книгами и висело холодное оружие. Паленья потрескивали в камине, над которым в рамке висел портрет красивого молодого мужчины с белыми, словно снег, волосами, зачёсанными на левый бок, в сером костюме и гордо смотрящего куда-то вдаль яркими зелёными глазами.

– Это так скажем наш лидер Алексей Петрович в молодости, – объяснил Максим. —Как и мы, он вырос в приёмной семье. В сорок втором, после взятия Вермахтом Воронежа, или по-нынешнему Шварцланда, его семью увезли в Германию. Ребёнок был никому не нужен. Умереть ему, как и многим другим, но сердобольный немецкий врач пожалел его и взял под свою опеку. Врач вырастил его, дал хорошее образование и оставил после себя хорошее наследство, в том числе и этот дом.

– Он похож на немца. Наверняка подходит под расовую теорию, – заметила Анна. – Сколько ему было, когда началась война?

– Чуть больше года. Воронеж в сентябре сорок второго пал, Алексей Петрович родился в мае сорок первого.

– Вы присаживайтесь, – в комнату вошёл Руслан с подносом. При свете Анна смогла его осмотреть: высокий, с длинными волосами, с смуглой кожей, вытянутым лицом, высоким лбом, густыми бровями и крепкого сложения. Всем своим видом демонстрировал, что занимается тяжёлой работой. – Я заварил чай с мятой, успокаивает. Располагайтесь, отдыхайте. Я приготовил для вас комнату. Там две кровати. На одной будет лежать одежда для Анны. Не знал, какой у тебя размер, поэтому там будет большой выбор, – он зевнул. – Пожалуй, пойду спать. Утром меня ждёт много работы.

– Спасибо вам, – Анна взяла в руки кружку с чаем.

Руслан улыбнулся, правда сделал это так, словно сделал одолжение, и удалился, оставив Анну с Максимом наедине.

Они не о чём не говорили, просто сидели в креслах, наблюдая, как языки пламени охватывают паленья, и пили чай. Для Анны события последних часов были просто дурным сном, надо просто проснуться. Вот только наоборот, её начало клонить в сон, её пальцы разжались, и кружка с недопитым чаем упала на пол, образовав небольшую лужицу.

– Анна! – Максим аккуратно дотронулся до девушки. – Иди спать. Почти час ночи.

– Надо убрать… – Анна потянулась к чашке.

– Я всё уберу. Отдыхай. На втором этаже есть все удобства, – Максим сделал паузу. – Пойдём, я тебе провожу.

Анна согласилась, и они вместе поднялась по деревянной винтовой лестнице на второй этаж дома.

Всё в твоём распоряжении, – произнёс Максим и вышел из комнаты.

Анна осмотрелась. В приготовленной для них большой комнате, стояли две кровати, на одной лежала несколько видов одежды, полотенце и зубная щётка.

Девушка выбрала белую майку и спортивные чёрные короткие шорты, с которых, кажется, содрали нашивку со свастикой.

– Пойдёт, – Анна взяла одежду в руки и пошла в душ.

Быстро помылась, всё-таки она, гостья и не привыкла в чужом доме долго находиться в ванной, да и сильно хочется спать. Нужно отдохнуть, выспаться и хоть на некоторое время освободить мысли от произошедшего ужаса.

Вернувшись в комнату, её уже ждал Максим Он, без смущения, сидел в одних трусах на кровати. Без формы Анна смогла оценить его подтянутую спортивную фигуру с крепкими мышцами. В доме была ещё одна ванная комната, он помылся в ней.

– Ещё раз спасибо, – Анна передала в руки Максиму его мундир. – А платье придётся выбросить. Оно всё равно из прошлой коллекции.

Попытка разбавить молчаливую обстановку не увенчалась успехом. Максим лишь тяжело вздохнул, взял мундир в руки, печально на него посмотрел, молча встал с кровати и повесил его в шкаф. Его не интересовали порванные платья от модных домов.

Анна легла в кровать и поняла, что она давно не ложись спать без проверки соцсетей. Максим все ровно кроме новостей не даст ей ничего посмотреть. Смысл спрашивать. О взрыве в Линдеманштадте верхушка Рейха прикажет молчать, ни одно издание об этом не напишет.

– Спокойной ночи, – устало произнёс Максим. – Не думал, что сегодня я буду здесь. Адель, потуши свет! – умный дом выполнил команду, и комната погрузилась во мрак, лишь луна, высвечиваясь из окна, смягчала атмосферу своим светом, – Всё будет хорошо. Уверен.

– Я тоже, – Анна старалась держать боевой настрой. Она знала себя, даст слабину и всё, появится маленькая капризная девочка, которая боится всего и вся. – Спокойной ночи.

Анна поправила подушку, спрятала под неё правую руку, посмотрела на светящую в окне луну и мелкие светящиеся точки, что летели по небу среди звёзд. Нацистские беспилотники бороздят воздушное пространство рейхсгау Московия.

Так девушка лежала какое-то время, долго не могла заснуть. Мыслей никаких не было, но богатое воображение начало подкидывать мозгу пищу для размышлений. Анне начало казаться, что прямо с Луны сейчас за домом наблюдают агенты Гестапо, а Генрих Мюллер вот-вот восстанет из могилы и утром придёт за ней и Максимом. Отправят их Заксенхаузен или другое, ещё функционирующее, страшное детище Генриха Гиммлера.

Всё это чушь. Концлагеря давно закрыты. По крайне мере, так говорят. Только от этого не легче. Заснуть все ровно не получается. Анна начала ворочаться из стороны в сторону. Ещё и немного холодно.

– Максим, – позвала она. – Ты спишь?

– Спал… – спокойным, сонным голосом ответил парень. – Не можешь уснуть?

– Угу. Можно я лягу к тебе? – Анна сама удивилась, что так сказала.

– Да, конечно, – Максима удивила просьба. Сердце забилось, по телу пробежали мурашки. Теперь он тоже не сможет уснуть.

Анна взяла одеяло и подушку и легка к парню. От него приятно пахло шампунем с древесным ароматом. Максим сильный и смелый. Ей с ним ничего не грозит.

Максим начал от неё отодвигаться, чтобы своими прикосновениями её не смущать, но девушка сама вплотную придвинулась к нему и залезла под его одеяло. Анна подумала, что было не плохо, если Максим бы её обнял. Она положила левую руку на его грудь, от чего дыхание парня резко участилось, но вскоре пришло в норму.

– Спокойной ночи, Ань… – прошептал Максим. Анна не ответила, она тут же заснула, чувствуя себя в безопасности. – Я никому тебя не отдам… – Сегодня он в первые спал с девушкой в одной кровати. Прошлой ночью он только мог представлять, как засыпает с ней, а сейчас она вжалась в него и еле слышно посапывает, касаясь губами его плеча.

***

Только заснуть было мало. Всю ночь Анну мучили кошмары. Во сне к ней, то и дело, приходил Гюнтер с чёрной дырой, пробитой пулей в центре лба. Он злобно улыбался, хватал девушку и всё куда-то пытался её утащить. Анна, как могла, отбивалась от безумца, убегала, но майор её постоянно настигал и ремнём стегал по спине, оставляя на её теле страшные раны. Девушка кричала. Но никто не спешил к ней на помощь.

Когда Анна ускользнула от грязных лап Гюнтера, она поползла по бетонному полу, стирая колени и ладони в кровь. Всё тело ныло. Впереди виднеется свет, ей нужно к нему. Девушка заползла в просторный пустой кабинет. Обернувшись, она увидела, что дверь за ней была закрыта. Нет больше Гюнтера. И боль тоже исчезла. Ран больше нет. Странно. Анна поднялась на ноги. Где же она? Может, это всего лишь страшный сон?

Анна прошла через комнату к открытому окну, посмотрела на улицу и, не сразу, но узнала место – Берлин, бывшая штаб-квартира Гестапо на улице принца Альбрехта 8. Ныне музей. В прошлом году девушка была в бывшем логове тайной государственной полиции в составе экскурсионной группы.

– Как вам вид, фройляйн Анна? – раздался из-за спины девушки спокойной мужской голос.

Анна обернулась и увидела, как в кресле перед ней сидит мужчина средних лет в чёрном мундире офицера СС. Судя по листьям на петлицах с маленьким квадратом под ними и золотыми плетёнными погонами без всяких символов – группенфюрер СС в форме сороковых годов, с красной повязкой на левой руке. Он невысокий, темноволосый с карими глазами. Несколько секунд назад в комнате ничего и никого не было, а сейчас всё уставлено мебелью, шкафы ломаться от книг. Рядом с офицером стеклянный письменный стол с шахматной доской и расставленными фигурами, готовыми к игре.

– Вы мне? – спросила Анна. Она поняла, кто перед ней. Хорошо, данная встреча происходит во сне, а перед ней никто иной, как сам начальник Гестапо Генрих Мюллер, ухмыляясь смотрит на неё.

– Больше никого здесь нет, – Мюллер показательно осмотрелся. – Вы присаживайтесь.

Анна села в кресла напротив начальника Гестапо. Всего лишь сон. Ей ничего не грозит.

– Фройляйн Анна, что вам не нравится в Рейхе? – Мюллер поправил чёрного шахматного короля. – Вот лично вы – свободный человек. Полноценный гражданин. Ваш голос на выборах будет считаться за два.

– Это допрос? – не желая повиноваться, грозно, спросила девушка.

– О, что вы… – Мюллер развёл руки в стороны. – Мы сейчас не в камере для допросов. – Он запрокинул ногу на ногу и сложил пальцы в замок. – Так что же? Такой простой вопрос.

– Идеология. Она ужасна и давно исчерпала себя.

– Соглашусь. Национал-социализм – всего лишь разновидность навоза в интеллектуальном болоте духовной неуверенности, порождающей политический нигилизм. Он так и не смог переделать высшие слои нашей интеллигенции, проникнутой туманными и неясными идеями, и вот в этот-то вакуум и устремился к чему-то другому.

– Мировой порядок должен меняться, так устроен мир. Ничто не вечно. Империям суждено умирать.

– Вновь с вами соглашусь. Но любые мировые изменения не обходятся без жертв. Любая Революция приносит стране только боль и страдания. Ведь не бывает, что всё хотят чего-то одного, все хотят разного. Одни поддерживают одно, другие другое. Всё это может привести к гражданской войне, влекущей за собой голод, болезни и прочие радости жизни.

– Война не бывает без жертв.

– Опять же, соглашусь. Только вот, давайте подумаем, не лучше если будет всё как есть? Да, идеология плохая, всё ужасно, культура страдает духовной индифферентностью. Но всё же есть стабильность! У нас большая страна и каждый народ при начавшейся гражданской войне будет иметь своё виденье. Вернее, будет видеть интеллигенция, в круг которой вы Анна тоже входите, вы всё-таки журналист.

– Вы правильно сказали, интеллигенция будет видеть. Мы должны вести за собой народ. Рейх будет уничтожен.

– Меньше суток назад, вы спокойно говорили: «Хайль Рейх», а теперь собираетесь его уничтожить… – Мюллер засмеялся и, когда успокоился, вздыхая отметил. – Вы уничтожите не Рейх, вы уничтожите себя. Может не вы лично, но те люди, которые вас скоро будут окружать. – Он вжался в кресло и посмотрел в открытое окно. Была бы моя воля, то я бы загнал всю интеллигенцию в рудники и взорвал их к чертовой матери. – перевёл взгляд на Анну. – Это касается всех. Случись раздор и в Берлине начнут делить власть, наплевав на простых немцев.

– Громкие слова для человека, который служа национал-социалистской Германии, систематически и самым безжалостным образом боролся с коммунизмом во всех его проявлениях.

– Что мне будет!? Я давно умер. И речь сейчас совершенно не о коммунизме или советском строе, – Мюллер широко улыбнулся. – Не против сыграть со мной в шахматы? Вы за белых, ходите первой.

Анна посмотрела на доску. В шахматах нужно за ранее продумывать каждый ход, иначе всё рухнет, как карточный домик. Девушка решила сыграть, и пешка вышла из рядов и ступила на поле битвы. Игра началась. Была напряжённой, никто не хотел проигрывать. Мюллер в один момент посыпался, стал терять фигуры одну за другой, Анна стала ощущать себя победительницей, начала играть не осмотрительно. Два неверных хода и на одну пешку и слона у неё стало меньше. Теперь Мюллер всё ближе и ближе продвигался к вражескому королю. Он почувствовал приближение победы, как неожиданно, казалось бы, не осмотрительно забрал ферзём белого коня, на что Анны ударила ладьёй.

– Ферзя на коня? – удивилась Анна, – глупое решение…

Мюллер продолжил молча играть, он только и ждал такой реакции от девушки. Всё было так, как и хотел начальник Гестапо, он с самого начала придерживался определённой тактики и в конце концов выиграл:

– Шах и мат! – воскликнул Мюллер, который ходом ранее потерял ферзя, а теперь поставил «мат» слоном. Анна была в шоке, она не понимала, как проиграла. – Хорошая партия. Предложил бы сыграть ещё одну, да вам пора вставать, – он посмотрел на неё с улыбкой.

– Почему? – не понимала Анна. Она обернулась, и за её спиной, в дверях, стоял Руслан. Который говорил, что ей и Максиму пора вставать.

Глава 4

– Просыпаемся!

От голоса Руслана Анна открыла глаза. В комнате было светло, в окне вместо Луны теперь ярко, прямо в лицо девушки, светило солнце. Она хотела от него отвернуться, но Максим так крепко прижал её к себе, что она не могла даже пошевелиться. Стоило ей перед сном подумать о Гестапо, как ей приснился Генрих Мюллер, который рассуждал о провале национал-социализма как идеологии и играл с ней в шахматы. Не сны, а мечта.

– Просыпаемся, старик приехал! – Руслану было велено разбудить ночных гостей. Он подошёл по ближе кровати и пошевелил Максима

за ногу. – Если бы я знал, что вы будете спать в одной кровати, то постелил бы в другой комнате. Встаём! – еле слышно он добавил. – Старику данная картина не понравится…

Максим сам очнулся, не понимая, где он находится.

– Который час? – непонимающе спросил он.

– Почти обед, – ответил Руслан.

Максим выпустил Анну из объятий и посмотрел на часы, лежащие на тумбочке. Те показывали без десяти двенадцать. Неплохо они поспали.

– Старик будет ждать вас. Умывайтесь и сразу к нему.

– Встаём! – пробурчал недовольно Максим. Он посмотрел на Руслана. – Встаём! Скоро будем.

Руслан с недовольным лицом покинул комнату. В его обязанности не входит будить офицеров СС и журналистов. У него и без этого полно работы.

– Как спалось? – мило прошептал Максим Анне на ухо.

– Хорошо. Играла с Генрихом Мюллером в шахматы, – с улыбкой ответила она. – А что тебе?

– Даже не помню. Спал, как убитый, – он сделал паузу. – По-другому не может быть, когда ты просыпаешься с такой красивой девушкой, – по сравнению с ночью в его голосе прибавилось уверенности.

– И часто ты просыпаешься с девушками? – с лёгкой ноткой ревности поинтересовалась Анна.

– Впервые, – признался Максим. – Мне нельзя заводить отношения. Любые знакомства, всё, что может поставить под угрозу меня и других людей, связанных с нашим делом, строго запрещено.

– Но ты спас меня и…

– И не жалею об этом. Старик поймёт. Механизм и без меня продолжает работать.

Анна легла на спину и посмотрела в заспанные, но такие счастливые глаза Максима и не могла от них оторваться. Сутки назад она и думать не могла о нём, а сейчас лежит вместе с парнем в одной кровати. Пусть между ними ещё ничего не было, но кажется, обязательно будет. В такой обстановке не о каком падении Рейха, мёртвом Гюнтере и потери прошлой жизни даже не хотелось думать. Всё слишком хорошо.

– В одной постели, мы оказались раньше, чем поцеловались… – с хитрой улыбкой заметила Анна.

– Тогда надо это исправить… – Максим наклонился к Анне и их губы слились в коротком поцелуе. – Я не хочу вставать…

– Я тоже… – Анна притянулась к Максиму. – Это было так прекрасно. Ещё бы у тебя изо рта не пахло. – она рассмеялась, парень в ответ.

– Не порти момент.

– Ничего я не порчу. Я говорю, как есть. Также позволю себе заметить, что не только ты проснулся, но и то, что упирается сейчас в мою ногу…

– Прости. Я это не контролирую… – Максим прижал к промежности одеяло. – Мне так неловко.

– Всё в порядке, – Анна не переставая улыбаться, встала с кровати. К их комнате кто-то приближался. – К нам опять гости. Мы с тобой залежались.

В дверном проёме снова выросла фигура Руслана. Он недовольно посмотрел на Максима и Анну. Он прекрасно понимал, что между ними происходит, правда полагал, что они давно вместе, просто об этом парень никому в своём окружении не говорил.

– Старик очень недоволен! – это была не правда, но Руслана невероятно бесило, что его используют всё утро, как гонца. Это Анна с Максимом спали, а он успел доехать до Плескау за Алексеем Петровичем, забрать его, связаться с другими членами сопротивления и теперь его гоняют будить нежданных гостей. – Поторапливайтесь!

– Идём! – Максим натягивал офицерские штаны. Другой одежды у него было. Мундир правда надевать не стал. Только рубашку. – Пять минут.

Руслан вновь удалился. На этот раз Максим с Анной действительно встали. Девушка надела синие джинсы, завезённые из Свободных Штатов, чёрную мужскую толстовку Dassler с содранным принтом, на котором было знамя молодёжной организации Гитлерюгенд и надпись: «Blut und Ehre11», и белые кеды той же фирмы.

Они быстро умылись и вместе прошли через скрытый ход в гостиной ведущий подземное помещение под домом. Внизу их ждал Алексей Петрович.

– Здравствуйте, Анна! – поприветствовал девушку пожилой мужчина с седыми волосами, зачёсанными назад, густыми бровями и большими мешками под зелёными глазами. Не смотря на возраст, он держался уверенно, не сутулился, имел отличную память и уверенный, пусть и сильно уставший взгляд. – Рано или поздно я знал, вы присоединитесь к нам, правда не думал, что так скоро.

– Вы Алексей Петрович? – поздоровалась Анна. – Почему я должно была оказаться здесь?

– Всё так, – Алексей Петрович улыбнулся. Хотя надпись на толстовке девушки ему не понравилась, но он промолчал. Могли бы и закрасить. – Может быть, не здесь, но с нами. Мы за вами давно следили, о вас очень часто говорил Максим. Все люди, которые недовольны нынешним режимом, готовые сражаться за изменения, нам нужны. Правда мы стараемся вербовать аккуратно и точечно. Гестапо не спит.

– Алексей Петрович. Мои извинения вряд ли пом… – Максим поспешил извиниться, но ему не дали договорить.

– Максим, если я хотел тебя отчитать, то давно бы это сделал. Да и я когда-нибудь тебя отчитывал? – Алексей Петрович снова улыбнулся, подошёл к парню и похлопал того по плечу. – Всё в порядке. Ситуацию с Гюнтером замял наш второй агент. Благодаря ему, все твои бывшие коллеги теперь мертвы. Их тела можно опознать только по ДНК.

– О ком идёт речь?

– О Мирославе Подольски.

– Мне стоило догадаться. Что он сделал?

– Оставлю это без подробностей.

– Где он сейчас?

– Пока в городе. Выезд закрыт. Он доложил в Берлин, что вся группа, за исключением его и тебя, погибла. Ты получил ранение и сейчас в госпитале Руководству СС сейчас некогда проверять правда это или нет, поэтому мы можем быть спокойны.

– Вы подготовились к любым исходам, – Максим не мог поверить услышанному. Он полагал, что в Берлине его уже окрестили диссидентом.

– В такой сложной борьбе мы должны быть готовы ко всему. Иначе у нас не будет шансов победить.

– Где ещё произошли успешные диверсии? – поинтересовалась Анна.

– Не будем говорить громко и называть произошедшее успешными диверсиями, мы не партизаны, – отметил Алексей Петрович. – Но наши сюрпризы точно стали успешным показательным выступлением для верхушки Рейха. Будьте уверены в Берлине очень напуганы. Гестапо сплоховало.

– Дальнейшая часть плана будет сложнее, – добавил Максим. – До вчерашнего вечера мы работали только в составе нашей ячейки.

– Скоро с коллегами мы будем обсуждать наши дальнейшие действия. Ещё очень многое стоит прояснить, а пока… – Алексей Петрович с планшетом подошёл к интерактивной карте Рейха. Внимательно на всё посмотрел и начал вводить названия городов и помечать их красным. После того, как закончил, он подозвал Анну с Максимом. – По не подтверждённой информации, некоторые наши ячейки были раскрыты Гестапо. Надо признать на территориях гау они работают хорошо. Вот в бывших рейхскомиссариатах всё обстоит иначе. – Старик довольно улыбнулся. – По порядку! В рейхсгау Украина успешно провели диверсии в округах Нидерднепер, Оберднепер, Ост-Вольхинин, Шварцланд и Вольгаланд-Зюд (бывшее Днепропетровская, Киевская, Житомирская, Воронежская и Волгоградская области). Рейхсгау Готенланд (Крым): полыхает на ЖД вокзале Готенбурга (Симферополь), а Теодорихсгафене (Севастополь) на дно ушёл линкор «Вильгельм». Есть информация о взрывах и нарушениях логистики в рейхсгау: Финляндия, Франция, Норвегия, Нидерланды, Испания, Остланд, Кавказ и, конечно же, Московия. В нашем рейхсгау не всё пошло по плану, но зарево от ЖД вокзала Линдеманштадта превратило ночь в день, также отлично поработали ребята в Адольфштадте (Новороссийск), где горит военно-морская база Кригсмарине. По другим округам у меня нет вестей.

– Теперь из Берлина на пришлют карательные батальоны, – беспокойно вслух подумала Анна.

– Не пришлют. Выборы! Выборы рейхсканцлера! – самодовольно сказал Алексей Петрович. – После них возможно всё, но мы сделаем всё, чтобы их не было. – На интерактивной карте, территориальное деление Рейха сменили фотографии кандидатов. – Рейху по факту неважно, кто победит. Если победу одержит Штиндель, то ничего не поменяется, всё останется, как есть сейчас, но он показательно поддержит программу Альтмана, словно он хочет сделать всех равными. Какой бред. Вся их «расовая теория» коту под хвост. Нет, они такого не допустят. Хотя повторюсь, на картинке всё будет красиво. Если же, наоборот победу одержит Альтман, то он оставит Штинделя на посту Военного министра, показывая, что он уважает того за военные за слуги. Немцы будут ликовать, а проект «равенства» будет реализован, как и при первом варианте. Всё скомпрометировано.

– В СС Альтмана совсем не поддерживают, – усмехнулся Максим. – Даже в верхах никто ничего подобного не слышал.

– Мой мальчик, сам знаешь, СС сейчас никому не нужно, особенно после того, как в их ряды начали брать всех подряд. Грубо сказано, но попасть в ряды «элиты» стало проще. Уровень солдат упал, каждый второй офицер – это условный Гюнтер, который пользуется своим положением на право и налево. Рано или поздно всех неугодных офицеров СС отправили бы в отставку, а может и того хуже, отправили бы всех неугодных в газовые камеры, как это было с УПА после войны. Тем, кто карает, самим уготована та же участь.

Максиму не нашлось, что сказать. Всё правильно говорил Алексей Петрович. Сейчас в СС процентов сорок солдат и офицеров просто хотят пользоваться благами своего положения, наплевав на страну. Если начнутся военные действия, от элиты останется одно название. Что говорить, Максим сам пример разложения СС. Подобное даже тридцать пять лет назад представить было просто невозможно. Его не внедрили в СС, его воспитали. Он не разведчик, он мальчик, которому промывали мозги с двух сторон люди с противоположными идеологиями. Выбрал Максим сторону Алексея Петровича, правда с каждым днём сомнений на счёт его идей было всё больше. Ему стало казаться, что не прав никто. Правда пока эти мысли он держал при себе.

Упоминания Алексея Петровича об УПА заставила Анну вспомнить, что она знает об украинских националистах. Это были не люди, а звери. Их жестокость поражала даже самых матёрых эсэсовцев. Они убивали детей, женщин, стариков. Убивали поляков, белорусов, русских и своих же земляков украинцев. Среди их зверств можно выделить: перепиливание туловища пополам плотницкой пилой, разрезание живота беременной женщине на большом сроке и вкладывание вместо вынутого плода, например, живого кота и зашивание живота, вырывание жил от паха до стоп, вешание жертв за внутренности, вкладывание в анальное отверстие стеклянной бутылки и ее разбивание, прибивание ножом к столу языка маленького ребенка, который позже висел на нем, прибивание рук к порогу жилища. Это лишь не многое, что можно было о них вспомнить.

После войны по приказу Генриха Гиммлера, все члены ОУН и УПА были либо показательно расстреляны, либо сосланы Заксенхаузен, где на них испытали биохимическое оружие. Официальная версия гласила, что Степан Бандера хотел создать независимую Украина. Это очень не нравилось верхам Рейха, по другой, более неофициальной версии, такой скот Рейху был не к чему. Воевать такие батальоны не хотели, а кошмарить и уничтожать население больше было не зачем. Слишком много сил ушло на войну с красными, тогда как США и союзники после провальной высадки в Нормандии ещё оставались серьёзными противниками.

Последние лет пятьдесят вспоминать об украинских националистах было запрещено. Рейх старался скрывать кровавые расправы против мирного населения. Великий Рейх принимает всех, как же смешно. Всё это понимала Анна, в силу своих профессиональных возможностей, ей довелось пообщаться с бывшими советскими гражданами, которые избежали смерти после войны. Она от них узнала много того, о чём не расскажут в школе. Именно поэтому она и хотела падения Рейха, и вот сейчас, мечта может стать реальностью.

– О чём задумались Анна? – спросил Алексей Петрович.

– Об УПА, – ответил девушка.

– Хуже немецкого нациста может быть только украинских националист, – Алексей Петрович похлопал себя по карманам и вытащил пачку сигарет. Контрабанда, в Рейхе курение запрещено. – Когда всё активно начнётся, мы не должны уподобиться им.

– Расскажите мне о вашем плане?

– Он не только мой. Почти тридцать лет объединение людей, как и я, его продумывали его и прорабатывали. Парадоксально, но Рейх, с момента создания новых рейхсгау и открытия школ, дал нам возможность самолично свергнуть режим. Мы этим шансом воспользуемся, и тогда наступит мир.

– Какой мир?

– Лучше, чем нынешний.

– Замечу, что вы, я, Максим, живём лучше, чем многие немцы, и все ровно хотим падения Рейха, – поразмыслила Анна.

– Всё так, но мы не большинство. Все люди должны стать равными, по крайне мере в правах. Скоро вы, Анна увидите, что даже простые немцы устали от взора Рейха. Арийская теория давно уже провалилась, и рано или поздно режим падёт. Империям суждено умирать, а мы просто ускорим неизбежное.

– Самое главное с меньшими потерями, – вступил в разговор Максим. – Революция никогда не проходит гладко.

– Именно! – Алексей Петрович достал сигарету, но закуривать не стал. – Молодые люди, всё будет, вам суждено изменить мир, а моё дело лишь направить. – Он направился к выходу из подземного помещения. – Прошу меня извинить, мне нужно связаться с коллегами. Максим, расскажите Анне о нашем плане. Она обязательно нам поможет.

Алексей Петрович ушёл, оставив Анну и Максима наедине. Им было о чём поговорить.

Глава 5

В Берлине в здании управления Абвера на Тирпицуфер, 74 тоже было неспокойно. Всё утро руководитель разведки Харм Келер, Бригадефюрер СС сидел на телефоне, проверял почту и связывался со своими людьми на местах, в надежде узнать хоть какую-то информацию об устроенных диверсиях.

Он то поднимался из своего бордового протёртого кожаного кресла и расхаживал по комнате, то возвращался в него. Вминался в спинку, брал со стола автоматическую шариковую ручку и нервно стучал ею по колену. Когда надоедало он обязательно отбрасывал канцелярскую принадлежность на стол, так сильно, что она скатывалась на пол. Приходилось кряхтя её поднимать. Годы не щадят никого. В своим восемьдесят пять давно пора уйти на пенсию, писать мемуары и попивать вечерами коньяк, сидя у камина. Вместо этого он пытается выяснить, кто стоит за терактами внутри страны. Последние дни у него не было времени даже побриться, о чём говорила двухдневная седая щетина.

За его спиной висел портрет рейхсканцлера Оливера Штайнмаера.

– Прямо перед выборами… – Харм снял очки, протёр глаза и помассировал переносицу. – Стоило ожидать, что мы раскрыли далеко не все ячейки. – он постучал ручкой по столу. Накатил приступ гнева. Захотелось отправить ручку в полёт, как зазвонил настольный телефон. Директор снял трубку, глава охраны доложил, что пришёл Клаус Фукс. – Я его жду.

Клаус Фукс был одним из лучших агентов Харма. Ему поручались самые важные дела за пределами Рейха. Один из немногих офицеров СС, которому руководитель Абвера доверял. Последние полгода Клаус колесил по России, следя за поставками золота и пытаясь выяснить, какими вооружениями в данный момент обладает Республика.

До этого негласно летал на территории Японской Империи, потомки самураев только и ждут, как взять у Рейха реванш. После поражения в войне шестьдесят пятого-шестьдесят седьмого года отношения между двумя бывшими союзниками по Оси были напряжёнными и находились в стадии Холодной войны, причём преимущество было у Японии, которая всё сильнее подминало под себя Свободные Штаты.

Клаусу удалось выяснить, что янки охотно сотрудничали с японцами, совместно добились не малых успехов в противовоздушной обороне, имели разработки своего ядерного оружия, а также активно вкладывались в армию и вооружение. Что говорить о Рейхе, который после смерти Гиммлера в семьдесят третьем, свернул разработки многих видов вооружений, сосредоточив внимание на освоении космоса, на который шла львиная доля ресурсов, добываемых в колониях по всему миру.

В новых рейхсгау происходило обильное онемечивание, а также началось разложение СС. От солдат, в некогда самой боеспособной организации, оставалось одно название. Большая часть офицеров использовали узоры на погонах и знаки на петлицах только в своих корыстных целях. Однако Клаус был исключением. Он свято верил в идеологию, заложенную Адольфом Гитлером, был готов умереть за Рейх и выполнить любой приказ, который будет дан ему из Берлина.

Харм за это уважал Клауса, ведь тот был офицером, которому можно было на сто процентов доверять. Да и что скрывать, на лице руководителя Абвера появилась улыбка, когда только в кабинет вошёл невысокий молодой мужчина в форме штурмбаннфюрера СС. Клаус подошёл по ближе к его столу и гордо поприветствовал:

– Хайль Рейх! – отсалютовал майор

– Хайль Рейх, – сдержано ответил Харм. – Присаживайтесь, герр Фукс.

Клаус сел в кресло, снял фуражку, положил её на колени и поправил рукой свои чёрные волосы, обильно спрыснутые лаком. Он говорить не спешил, ждал пока первым заговорит руководитель.

– Вы знаете, зачем я вас вызвал? – спросил Харм.

– Разумеется, герр Келлер. – ответил Клаус. – Я прочёл всё присланные сведенья.

– Тогда думаю, вы понимаете, что у нас с вами много работы. – Харм встал из-за стола. – До выборов осталось не так много времени. Всё, что произошло вчера вечером – ничто иное, как часть провокации.

– Часть? – Клаус удивился и придвинулся к столу руководителя. – Нас ждёт продолжение?

– Да, часть. Пока ты был в России, ребята из Гестапо смогли найти нескольких агентов повстанцев и предотвратить несколько терактов. Обучены эти люди были не плохо, мало кто раскалывался, но были всё-таки те, кого страшило стать испытуемым нашего нового оружия.

– Что мне делать?

– Завтра ночью тебя ждёт самолёт до Готенбурга. Всю информацию ты получишь на почту вместе с билетом, – Харм вернулся в кресло. – Пока всё! У меня ещё много работы…

– Zu Befehl, Brigadenführer!12– Клаус встал из кресла. – Хайль Рейх! – он отсалютовал и вышел из кабинета.

Харм снова остался наедине со своими мыслями.

***

После разговора с Хармом Клаусу захотелось выпить пива. Он покинул здание управления Абвера и вызвал такси. Пока он ждал прибытия машины, убрал руки в карманы и недовольно вздохнул. Кусочек завтрака застрял между зубов, и майор никак не мог его поддеть языком, нужна зубочистка. От досады и злости он смачно плюнул, и жёлтую субстанцию быстро унесло куда-то в неизвестность потоком дождевой воды, что тёк, бурным ручьём, по улице, после утреннего ливня. Берлинское утро тоже не радовало, воздух пропитан влагой, которая словно тысячи морозных иголок, кололо лицо и руки. Скоро май, а погода такая, будто ноябрь. Машина никак не ехала. Послышался скрежет колёс надземного метро, чьи пути обвивали весь город, словно паучьей паутиной.

Клаус начал топтаться на месте, надел на руки кожаные перчатки. Желание выпить пива и забыться одолевало его всё сильнее. Ему так не хотелось лететь в Готенбург, территории бывших рейхскомиссариатов ему никогда не нравились. Не чувствовал он в них Германию, не важно, жили там немцы или население бывшего союза.

Наконец, чёрный «фольксваген» остановился перед ним. Майор залез на заднее сиденье, подтвердил водителю, куда ехать и вжался в кресло, словно надеясь, что оно его согреет.

Такси неслось по улицам города. Ехать было всего два километра, но из-за дождя идти пешком никуда не хотелось. Всю дорогу Клаус смотрел в окно. Он любил Берлин, в отличие от многих жителей Рейха. Для них слишком столица отличалась от других городов. Большой, серый и неуютный. Столица представляла из себя настоящий лабиринт из циклопических монументальных построек в неоклассическом стиле, необъятных проспектов и широких автобанов. Послевоенные замыслы фюрера и его главного архитектора Альберта Шпеера были реализованы, как и «Великий Зал» что был воздвигнут на севере Берлина. Его огромный купол, который венчал на своей верхушке Германского орла, держащего в когтях земной шар, вмещал в себе до ста восьмидесяти тысяч человек. Клаусу доводилось в нём бывать, в живую его масштабы впечатляли не меньше чем на фотографиях, в семнадцать раз больше собора Святого Петра в Риме. Одной из самых интересных особенностей зала была в том, что дыхания людей, собравшихся под куполом, буквально образовывало свой климат с небольшими облаками.

Снова пошёл дождь, теперь майору в окне совершенно ничего не было видно. Лишь изредка, сквозь испещрённые дождём стёкла, проглядывались фигуры людей, что стояли на остановках, машины, что неслись в нескончаемом потоке куда-то вдаль и всё такие же серые однотипные небоскрёбы, увешанные флагами Рейха и электронными панелями, напоминающими о выборах рейхсканцлера. Руководство Рейха после войны выглядело, словно подросток, комплексующий из-за размера в штанах, пытаясь всем доказать, что у них всё самое большое. Гигантское. Только кому доказывать? Янкам, которых с двух сторон вдавливают в свои границы потомки самураев, России, которая спит и видит возможность вернуть территории, а может неграм и арабам, что трудятся по шестнадцать часов в колониях на благо Рейха? Некому! Простым немцам тоже это всё не нужно. Те, кто умел думать головой давно уехали в другие гау и рейхсгау за спокойной жизнью. Не нужна им столица с комплексами подростка.

Такси притормозило. Со счёта Клауса автоматически списалась оплата, и майор поспешил зайти в бар «Zur Letzten Instanz», дабы не промокнуть. Название бара с немецкого означало «К последней инстанции». Одно из немногих заведений в Берлине, которое сохранило свой исторический вид. Здание, в коем находился бар-ресторан, существовало ещё в середине шестнадцатого века, а первые упоминания о нём, как о ресторане, датируются началом семнадцатого. Нынешнее название получило, в двадцать четвёртом году прошлого столетия. О его выборе ходит сразу несколько версий: первая, что некогда рядом с рестораном находилось здание суда, и что заключённых приводили сюда за их последней кружкой пива перед отсидкой, вторая не менее интересная, недалеко находится церковь, а на его территории старое кладбище, вполне последняя инстанция и третья, одна из основных, два крестьянина очень долго не могли решить в суде споры между собой и в итоге пришли к миру за кружкой пива. Каждая имеет право на жизнь, а какая из них правдоподобнее, решать посетителям. Также можно добавить, что в своё время в него заглядывал бывший император Франции Наполеон Бонапарт. Именно его белый бюст встретил Клауса прямо на полке за барной стойкой.

Посетителей было немного: двое старичков обсуждающих футбол, молодая девушка, уткнувшаяся в экран своего лэптопа, и молодой парнишка за барной стойкой. Клаус сел рядом с последним. Бармен, высокий, темноволосый коренастый мужчина с овальным лицом и аккуратно уложенными каштановыми волосами, монотонно протирал сухой тряпкой бокалы и кружки. Майор поприветствовал его и попросил налить пива. Пока жидкое золото наполняло бокал, Клаус осмотрелся: ничего не изменилось с тех пор, как он приходил сюда пить пиво с отцом. Всё такое же внутреннее оформление под деревенский трактир с преобладанием тёмных цветов, столики на первом и втором этаже, на который вела железная винтовая лестница, и уютная атмосфера с эффектом замирания времени. Никакие комплексы столицы не изменят облик «Последней инстанции».

– Ваше пиво, герр штурмбаннфюрер. – бармен поставил перед Клаусом бокал пшеничного пива с густой пенной шапкой и сильным ароматом банана.

– Danke! – Клаус с улыбкой поднял бокал и сделал большой глоток. Жить стало легче. Пиво вернуло радость жизни. – Как вчера сыграли? – он посмотрел на панель телевизора, на экране без звука шёл вчерашний матч Берлинской Герты и Каталонской Барселоны.

– Четыре-один, – довольно ответил Бармен. – Хорошо играли. Жаль Баварию не догнать, парни разыгрались.

– Молодцы, – Клаус сделал ещё один глоток. Как давно он не пил хорошего пива. Бесконечное командировки, то в Японию, то в Америку, то в Россию заставили забыть его вкус. Теперь он им наслаждался. – Я так соскучился по футболу и пиву…

– Работаете за границей? – Бармен сел на против Клауса. Он тоже налил себе пива. Видимо хозяин заведения, может себе позволить. – Если не тайна, как жизнь за пределами Рейха?

– Уныла и мрачна, – Клаус усмехнулся. – Прямо, как в Берлине, только пиво так себе. – он сделал ещё один глоток. – Но слишком уж я пессимистичен. Не всё так плохо. Понимаете, герр?

– Круспе! – ответил бармен. – Можно просто Рихард.

– Понимаете, Рихард, нам слишком много говорят о величии Рейха. Конечно, говорить о нём надо, но нужно смотреть на окружающий нас мир всё-таки открытыми глазами, особенно если есть возможность сравнивать, как у меня. – Клаус поёрзал на стуле. – Покатавшись по миру, я могу сказать, что за пределами нашей страны люди тоже живут. В Америке, в Японии, России, да даже в Китае. Их жизнь конечно мрачнее нашей, но они живут. Причем самой обычной жизнью, не проклинают нас и не пугают своих детей призраком Адольфа Гитлера, который обязательно придёт к ним ночью если они не будут слушаться.

– Соглашусь с вами, герр штурмбаннфюрер. Рейх сейчас и правда переживает не лучшие времена… – Рихард постучал пальцами по барной стойке. – Как и моё заведение…

– У вас проблемы?

– Мелочи, но не без них. «Zur Letzten Instanz», всё переживёт, даже если к власти придут красные.

– Это славно, – Клаус задумался, пройдя большим указательным пальцем по прорезающейся щетине над верхней губой. – Рейху нужно вкладываться в армию. Боюсь, войны с Японией нам не избежать, да и произошедшее не вызывает оптимизма.

– А что случилось? – Рихард наклонился к Клаусу.

– Японские корабли слишком близко подошли к берегам Южной Америки. – Клаус поспешил исправиться. Простым немцем не сообщалось о произошедшем. Всё с утра умалчивалось, а что просачивалось в сети, описывалось как несчастный случай, нарушение техники безопасности и всё в таком духе. – Об этом вы наверняка слышали.

– Об этом писали в «Das Reich13». Их обозреватель Рудольф Кант выложил у себя в канале в Фербиндунге большой пост об этом. Вы думаете, это провокация?

– Похоже. Но не видать ускоглазым наших колоний, – самодовольно произнёс Клаус и осушил бокал до дна. – Ещё одно пиво.

Дальнейший разговор Клауса и Рихарда был более приземлённый. Говорили о стройках новых больших зданий в Берлине и ста пятидесятиметровой статуи Адольфа Гитлера, что поставили у родного города фюрера в честь сто тридцать пятого года со дня его рождения.

За это время Клаус успел выпить ещё пару бокалов, полакомиться свиной рулькой и сыграть с завсегдатаями бара в карты.

– Danke! – Клаус поблагодарил бармена за приятно проведённое время, расплатился системой быстрых платежей Рейхсбецален. – Хайль Рейх!

– Хайль Рейх! – попрощался Рихард.

Клаус нацепил на голову фуражку и вышел из бара, отправившись на свою столичную квартиру. Можно отдохнуть до отлёта в Готенбург.

Глава 6

Максим поведал Анне всё, что ему было известно о планах Алексея Петровича и других лидеров повстанцев или сопротивления. Девушка так и не поняла, как правильно называть тех, кто хочет уничтожить Рейх. По факту план был прост и не состоял из сложных замыслов. Всё должно было пройти в три этапа: навести панику во всех структурах власти, затем среди населения. В заключение воспользоваться дестабилизацией в стране и нанести удар со всех направлений. В организации терактов, Максим называл вещи своими именами – представили практически всех рейхсгау, за исключением Британии, принимали в разработке плана непосредственное участие. На островах бывшего соединённого королевства после войны практически не осталось коренного населения: более восьмидесяти процентов были уничтожены или перевезены в Европу в качестве рабов по приказу Генриха Гиммлера. В данный момент туманный Альбион использовался для эксплуатирования военно-морских баз, размещения шахт с баллистическим оружием, хранилищ для хранения ядерных отходов и тюрем на землях бывшего Уэльса.

– Второй этап начнётся через две недели. Его подробностей я пока не знаю, но он ознаменует начало борьбы за нашу свободу. Удивительно, даже на немецких территориях было много тех, кто симпатизирует нашему движению, – Максим рассказывал Анне всё, что знал. Он вместе с девушкой лежал на кровати, та положила голову ему на грудь, и, казалось, они обсуждают сценарий для фантастический книги или фильма, а не планирование Революции. – Вчера утром я и подумать не мог, что всё будет так. Знаешь, я ни капельки не жалею.

– Звучит всё слишком просто… – Аня посмотрела на Максима и обмотала вокруг указательного пальца шнурок от толстовки. – Слишком просто…

– Просто, как два пальца обоссать, – в дверях встал молодой веснушчаты рыжеволосый парнишка подросток. Матвей, работник по дому Алексея Петровича, он тоже был посвящён в планы сопротивления, хоть и меньше остальных. Анна и Максим недовольно на него посмотрели. – Барин и барыня простите Христа ради раба божьего, что всполошил вас шутками своими паганыями. – говоря он улыбался во весь рот.

– Что тебе нужно? – Максим рассержено на него посмотрел. – И где ты таких слов понабрался?

– Нашёл у старика в библиотеке словарь древнерусских слов! – гордо ответил Матвей.

– Нынешний хоть выучи. Что тебе нужно?

– Старик просил передать, чтобы ты к нему пришёл.

– Зачем?

– Этого не ведаю. Мне ведать млого не положено.

Максим недовольно встал с кровати:

– Не скучай. Надеюсь я ненадолго. – он с теплотой посмотрел на Анну и сердито на Матвея.

Когда шаги Максима, вышедшего из комнаты стихли, парнишка прыгнул на кровать к Анне. Он каждый день видел в доме Алексея Петровича одни и те же хмурые лица, которые с ним общаться совсем не хотели. Оставались только немецкие овчарки, которых ему было поручено дрессировать, и умный дом Адель. Ему было скучно, поэтому новое лицо в доме, в особенности женского пола, его сильно заинтересовало. Её он ещё не донимал вопросами, надо исправлять.

– Я слышал от Руслана ты работаешь журналистом? – спросил Матвей.

– Да, – Анна села на край кровати. Разговаривать парнишкой ей не сильно хотелось, но и уйти от его расспросов она не могла. – А ты чем занимаешься? – она решила поддержать начавшийся диалог.

– Я собак дрессирую. Овчарок. Они иной раз бывают по лучше многих людей. Пусть немцы, а добрые. Они меня любят, не то что люди.

– Не все немцы злые. Среди них много хороших людей, – ответила Анна. – Не нужно всех приравнивать к нацистам.

– Я таких не знаю. На моём веку все немцы и прочие из числа «высших рас» меня только били и насмехались.

– На моём веку… – Анна рассмеялась. – Сколько тебе лет и где твои родители?

– Бог даст по осени будет шестнадцать, – Матвей говорил так специально. Ему нравилось, как девушка улыбается. Она красивая, Максиму с ней повезло. – Родителей немцы убили, когда я был маленьким, до пяти воспитывался бабушкой, когда её не стало, отдали в детский дом. Там я пробыл шесть лет, пока на прогулке мне не встретился немец, он был старше меня на пару лет, смеялся над моей одеждой и прочее. Я ему всёк, да так, что глаз у него синий стал. Меня хотели тут же выпороть прямо на месте, но на счастье попался я на глаза старику. Тот вытащил меня из передряги, взял к себе, стал учить наукам, за работу по дому на карманные расходы давал, прав мне чутка прибавил. Даже в кино в Плескау могу ездить смотреть, мне американское нравится, его хоть и редко показывают. – он опустил взгляд в пол. – Да один расклад. Сирота я.

– Я тоже своих родителей не знаю меня… – Анна начал говорить, но Матвей её перебил.

– Тебя воспитывали немцы, как Максима и старика. Не трудно догадаться. Была бы ты, как я, тебе бы в жизни не работать журналистом и не ездить на такой крутой тачке. Видел её в гараже. В Плескау не у многих немцев есть такая. Мощная. Что не говори, а машины нацисты делать умеют. Когда-нибудь у меня тоже будет крутая тачка. Я вообще мечтаю сам создавать транспорт. Пусть язык у меня не богат, зато в черчении достиг не плохих успехов. К слову ещё одно моё развлечение, кроме собак и разговоров с Адель. Пусть она работает у нас в доме, но мне кажется она нацистка, не хочет по моей просьбе имитировать женский оргазм. Любому бы немцу, наверняка, бы отдалась, будь она человеком.

– Что? – Анна не могла сдержать смех. Матвей говорил всё, что думает. – Не язык у тебя, а…

– Помело! – Матвей лёг на кровать и посмотрел в потолок. – Знаю. Старик мне часто об этом говорит. – Его лицо сделалось серьёзным. – А всё-таки я вот не пойму, Максим понятно, его с детства обрабатывали, а ты почему здесь? У тебя есть работа, деньги и машина. У тебя даже права, как у любого немца. Но ты с нами! – парнишка подозвал Анну к себе и шепнул ей на ухо. – По секрету скажу, я тут давеча досье на агентов сшивал, напряг меня старик, и там твоё было. Сюда много людей приходило, богатых и бедных, но таких, как ты, не считая Максима, ещё не было. Ты, как и Алексей Петрович, у вас было всё, но вы хотите падения Рейха не меньше тех, кому повезло многим меньше чем вам.

–Усвой раз и на всегда. Не бывает плохих наций, есть плохие люди, – Анна прекрасно понимала, что Матвей специально делает вид, что глупее, чем на самом деле. Поэтому ей всё-таки хотелось донести до него правильные мысли. В этом доме кроме Алексея Петровича и собак, судя по всему мало кто относился к нему с добротой. – Моя фамилия Ланге, мои приёмные родители владельцы магазинов одежды, все марки, которые ты мог видеть в рекламе продаётся у них. Заметь, может они и немцы, никогда они не считали меня человеком второго сорта, не пытались навязать культуру и даже позволили мне выучить русский. Они хорошие люди.

– Повезло… – Матвей тяжело вдохнул. – Все известные мне немцы, меня часто били.

– Что касается почему мне близки взгляды Алексея Петровича, пусть я ещё не совсем всё понимаю, – продолжила Анна. – Когда мне было десять, я впервые столкнулась с несправедливостью. Я была в детском лагере в Теодорихсгафене, там в Готенланде всё несколько иначе. Всё-таки в Московии отношения ко всем тем, кто жил здесь до немцев более лояльное, там всё иначе. Более худшие условия труда, зарплаты, немцев живёт больше… Так вот, мы гуляли по городу, нам проводили экскурсию, рассказывали, как войска Вермахта героически захватили полуостров, и я увидела, местных детей, они смотрели на нашу группу, как на каких-то богов. Они были худые, грязные, неподстриженные. Наша вожатая, как только их увидела, поспешила их разогнать. Не должны мы были их видеть. После этого я спросила: «Почему они так плохо выглядели? Мне вожатая, Тильда, маленькая, неказистая темноволосая девушка сказала: «У них грязная кровь, они низшая раса». Начала поливать русских дерьмом. Её так понесло, что она произнесла слова: «Ты должна быть такой же, как и они. Ты позоришь нашу арийскую расу!». Была бы её воля, ударила бы меня. – Анна встала с кровати. – В тот же вечер, я пожаловалась отцу. Тот прилетел на утро и устроил такой скандал в лагере. Тильда на коленях ползала, прося у него прощение. Только мне от этого легче не стало. Те дети открыли мне глаза. Мне довелось пообщаться с людями, родившимся до семьдесят четвёртого года. Они многое мне рассказали. Послевоенная жизнь для населения бывшего союза была рабством, мало кто жил нормально. Четыре класса образования и работа на фабриках и заводах. Вся их жизнь.

– Я все ровно не пойму, у тебя есть всё. Можно же закрыть глаза и жить, как немец…

– Тяжело жить хорошо, когда другие живут плохо. Вот такой я человек, – Анна посмотрела в окно. Хмурилось, скоро пойдёт дождь. – Все должны жить одинаково, не деля друг друга на правильные и неправильные нации.

Матвей пытался переварить всё сказанное Анной в своей голове. Она говорила такие мысли, которые он редко слышал в доме Алексея Петровича; другие повстанцы, часто позволяли себе говорить о том, как они устроят этнические чистки среди германского населения.

– Тяжело всё. – наконец он сказал он. – Полагал, я плохо живу… – Матвей встал с кровати и пошёл к выходу. Надо сходить покормить собак, пока не начался ливень. – Пойду к единственным немцам, с которыми мне хочется общаться. – в дверях он остановился и задал самый интересующийся его вопрос. – А у вас с Максимом уже было…это самое? – Девушка опешила от такого вопроса. Парнишка тем временем продолжил. – Расскажу ещё один секрет. У Максима на заставке в телефоне стоит твоя фотография! Мне кажется он тебя хочет…

Не дожидаясь ответа, Матвей скрылся из виду, и Аня услышала голос Максима:

– Ещё раз подобное от тебя услышу… – прокричал Максим. Схватив парня за руку, когда тот пытался избежать встречи с ним.

– Что ты мне сделаешь, выпорешь, как и все такие, кто носит такую же форму!? – Матвей, очевидно провоцировал. За что получил увесистый подзатыльник. – Давай, бей меня, как тебя учили нацисты. – Ещё один удар. – Больно!

– Уйди с глаз, пока не добавил!

Максим вошёл в комнату и сел на кровать рядом с Анной:

– Совсем не следит за языком. Извини его. Он умный парнишка, но слегка озабоченный.

– Я заметила, – Анна взяла парня за руку. – У тебя правда на заставке стоит моя фотография? – ответа дожидаться не стала и ловко вытащила гаджет из кармана Максима. На экране блокировки действительно красовалась её изображение. На ней она была в сером пальто, кокетливо подмигивающая в камеру. – Я думала, он шутит. – девушка заулыбалась. – Это так мило…

Максим тем временем весь раскраснелся. Ему стало очень неловко, опустил взгляд. С Аней он становился стеснительным мальчишкой.

Аня это заметила и решила взять всё в свои руку. Пододвинулась к парню и поцеловала:

– Ты готов умереть за идею, но в тоже время боишься посмотреть на меня… – прошептала она, глядя ему в глаза.

– Ты моё слабое место, – еле слышно признался Максим. – Всего лишь день, а мне кажется, ты со мной всю жизнь.

– Я думала, что такое бывает только в книжках для маленьких девочек и наивных женщин, – Аня обхватила парня за спину и повалила на себя. – Я не хочу тебя отпускать.

– Я тоже, – теперь Максим поцеловал её. Ему так не хотелось отрываться от её губ. – Остался бы здесь с тобой лежать на веки. Но нас ждёт Алексей Петрович. У него на нас с тобой большие планы.

***

– Подделать паспорта нереально! – Максим совершенно не понимал, как он и Анна будут выдавать себя за других людей.

– Паспорта Рейха нереально, а вот американские вполне, – Алексей Петрович спокойно сидел за столом и курил, создавая под потолком табачное облако.

– Тогда что с визой?

– Она будет настоящая. Выдана американской паре: Саре и Коннору Джонс. При сканировании документа, будут выдаваться ваши фото. Мы взломали сайт немецкого посольства в Америке. Поэтому проблем никаких не будет. Пока Максим Аппель лежит раненный в больнице Линдеманштадта, то по стране спокойно будет перемещаться американец русского происхождения Коннор Джонс со своей супругой Сарой.

– Мы должны изображать женатую пару? – Анне не нравилась затея.

– С этим будут проблемы? – рассмеялся Алексей Петрович. – Я вижу, как вы друг на друга смотрите, да и Матвей не умеет держать язык за зубами… – из рта вылетел клуб дыма. – Вы отлично смотритесь вместе. Какие проблемы изображать любовь, если и изображать ничего не нужно.

Щеки Анны покраснели, и она инстинктивно взяла Максима за руку, который сидел рядом с ней. Ей было неловко слышать слова Алексея Петровича, а тот следил за её реакцией и только и ждал момента, чтобы подтвердить свои слова.

– Что я говорил!? – Алексей Петрович посмотрел на Анну и с улыбкой затушил сигарету об дно стеклянной пепельницы. – Мне кажется Анна, не зря вас судьба привела к нам. Вы сыграете важную роль в нашей борьбе. – Он встал из-за стола и подошёл к интерактивной карте. Ввёл в поисковой строке «Шварцланд». – Давайте теперь поговорим о вашей задаче… – В воздухе повисла тяжёлая пауза. – Мой родной и бедный Воронеж. Однажды ты вновь обретёшь своё исконное название… Извините мою сентиментальность. Ваша первоочередная задача передать некоторые чертежи нашим друзьям в городе. Я специально попросил Матвея сделать их на бумаге, электронные носители у вас, как «иностранных граждан», могут изъять на проверку, бумага никому не нужна.

– Нам нужно просто передать посылку? – спросил Максим. – Это вся наша задача?

– Первоочередная. В городе вы долго не пробудете, можете вызвать подозрения, поэтому через несколько часов после прибытия отправитесь в Кракау (Краков) и там встретитесь с нашим агентом внедрённым в ряды Гестапо. Получите у него информацию, а дальше будем держать связь. О нём подробнее вам сообщать на месте. В Воронеж вас встретят. Сегодня на десять вечера у вас поезд из Плескау. Ещё вопросы?

– Почему всё происходит именно сейчас? – Анна не могла не спросить.

– После пятидесятилетнего правления Оливера Штайнмайера Рейх обрёл некую стабильность. Сейчас на пороге выборов в воздухе витает напряжение. Кто займёт его место из двух кандидатов, предлагающих совершенно «разные» пути развития, очень сложно спрогнозировать. Вы знаете, что не важно кто станет новым рейхсканцлером, а народ нет. Когда начнётся второй этап нашего плана, то вы увидите насколько народ боится изменений!

– Неопределённость пугает… – усмехнулся Максим.

– Верно! У Штайнмайера, при всех его недостатках, была и есть слишком большая поддержка, не только у немцев, но и среди фактически всего населения Рейха. Вот у других кандидатов такого нет. К обоим есть уважение, но не более. Они не остановят разгневанную толпу, когда мы в открытую заявим о себе через две недели!

– Штайнмайер ещё остаётся рейхсканцлером. Он может выйти к народу и… – вслух задумалась Анна. Но не договорила.

– У рейхсканцлера здоровья осталось на три раза посрать сходить… – перебил Матвей, который всё время незаметно подслушивал разговор, стоя в проходе. – Никуда он не выйдет.

– Грубо, но верно. – Алексей Петрович недовольно посмотрел на паренька. О его манерах он поговорит с ним позже. – Штайнмайер болен, неоперабельным раком лёгких. Информация подтверждена прямиком из рейхсканцелярии. Ему не долго осталось. – Он посмотрел на Анну и Максима. – Вы молодые люди, можете идти, а вот ты, Матвей останься. Твоё поведение вызывает у меня много вопросов.

Глава 7

Харм успел разослать ещё нескольких агентов по другим рейхсгау. Теперь оставалось обсудить все дальнейшие действия в узком кругу тех, с кем пятьдесят лет назад он изменил Рейх. Правда, оставшись руководителем Абвера, он слишком поздно заметил, что не все его коллеги чётко и сложено выполняют свои обязанности. Нужно было что-то менять, правда уже поздно. Противник сделал свой ход в партии, теперь очередь за Хармом. В молодости он проиграл не мало игр своему начальнику Генриху Мюллеру, тот его научил, что любую партию, даже самую безнадёжную, можно обернуть в свою пользу. В данный ситуации всё только началась, можно даже взять инициативу в свои руки.

– Хайль Рейх! – троя мужчин поприветствовали Харма и отвлекли его от размышлений.

– Хайль Рейх, – ответил Харм. – Проходите. – троя мужчин в чёрной форме сели в кресла на против директора Абвера. Они редко собирались вместе, даже сегодня одного не хватало, хотя всё движется к тому, что их квинтет превратиться в квартет. – Не для кого не секрет, цель нашего сбора, но прежде, чем мы начнём, не могу не предложить выпить.

– Я откажусь, как остальные не знаю, – ответил самый молодой из компании, семидесятипятилетний рейхсфюрер СС, круглолицый, лысеющий, с усами щётка под носом Юрген Кац. – Времена настали тяжёлые. Только в одном Линдеманштадте десяток моих офицеров, теперь можно опознать только по ДНК.

– Ночка сегодня и впрямь выдалась тяжёлая. Есть большие потери в технике, флоте, авиации. Но мы найдём тех, кто стоит за терактами и показательно уничтожим, – твёрдо сказал восьмидесятилетний Военный министр Марио Штиндел, гордо сидящий в своём мундире рейхсмаршала. На его левой груди гордо красовался железный крест14.

– Герр Штиндель, это были никакие не теракты, это акции протеста, которыми повстанцы, или как они себя в своих кругах называют, хотят нам показать, что власть выскальзывает из наших рук, – Харм разлил по бокалам коньяк. – Ситуация шаткая. Они готовили их давно. Всё было чётко спланировано и как точечно.

– Это всё ошибка создания рейхсгау на территориях бывших рейхскомиссариатов, – заговорил высокий семидесятипятилетний министр пропаганды Рудольф Альтман. Он взял бокал из рук Харма и поболтал в нём по стенкам карамельную жидкость. – Слишком много свободы они получили. Мы их уровняли, тем самым изначально выстрелили себя в ногу.

– Соглашусь, герр Альтман, вы говорите правильно, но давайте обратимся к истории и поймём, почему всё произошло так, как произошло, – Харм спрятал руки за спину и принялся расхаживать по кабинету. – Ведь нам надо копать глубже, и не семьдесят третий стал годом изменений. Всё началось намного раньше, – он подошёл к висевшей на стене карте Рейха. – Начнём с самого начала. Тысяча девятьсот сорок шестой. Прошло три года с разгрома советских войск под Сталинградом. Гитлер полагал, что быстро добьёт остатки армии красных, которая к тому же оказывает ожесточённое сопротивление японцам на Дальнем Востоке. Но он ошибся! Линия фронта застопорилась, русские не собирались после череды разгромных поражений сдаваться, армия Вермахта упёрлось в непробиваемую оборону.

– Я не понимаю вас, герр Келер, – Марио с бокалом откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – Речь сейчас идёт о целостности Рейха, а вы собрались устроить нам урок истории.

– Господа, слушаем! – попросил Харм, взял свой бокал со стола и сделал маленький глоток. – Фюрер и всё его окружение понимают, даже если прорвут оборону русских и захватят с японцами всё оставшуюся советскую территорию, то их ждёт бесконечная борьба с партизанами в глухих сибирских лесах. Вместо этого, легче предложить мир на своих условиях с выплатой контрибуций. Сталин соглашается, уходит в отставку, и у России новое правительство и так далее, – он рассказывал всё с таким воодушевлением, что совсем забыл о ноющей с утра спине. – Что дальше? Высадка янок в Нормандии оборачивается провалом, нужно добивать их. Вместе с японским флотом мы отравляем корабли к берегам Америки, и после быстрого захвата нами Аляски и оккупации Канады японцами, штаты легко сдаваться не планируют. Ещё два года борьбы и только атомные удары фау-4 по Вашингтону и Нью-Йорку заставляют их капитулировать. Можно устраивать мировое господство, никто не помешает. Только это всё лишь на бумаге. Миллионы убитых солдат, непомерное эго Гитлера, мечтающего создать из Берлина город будущего, не даёт возможность перевести дух.

Харм замолчал. В это время никто из его гостей не решался заговорить. Они как прилежные ученики, ждали, когда учитель даст им слово.

Наконец директор Абвера продолжил. Он перенёсся во вторую половину шестидесятых в войну с Японией 1965-1967. Всё началось на Аляске. Японские войска в начале июля шестьдесят пятого сразу с двух направлений – с территории бывшей Канады и по морю, пересекли границу Рейха, взяв Аляску в блокаду. Их целью было забрать лакомый кусок себе, полностью подчинив своему влиянию Северную Америку. Тогдашний рейхсканцлер Герман Геринг терпеть посягательство на территории Германии не стал и объявил бывшим союзникам войну. Войска Вермахта вторглись в оккупированный японцами Китай, но с первых дней их встретило ожесточённое сопротивление. Однако, вмешались обстоятельства. Российская Республика, увидев в этом шанс, решила вернуть территории, захваченные Японцами (После победы стран Оси, границы Российской Республики проходили от Архангельска до Байкала) и собрав все имеющиеся силы ударили. В течение года российские войска вышли к Тихому Океану, заметно ослабили позиции империи в Монголии, Китае и Корее. Только за неимением флота, не смогли высадиться на Сахалине. Тем временем, к сентябрю шестьдесят шестого, немецкие войска практически полностью выбили японцев из Китая, смогли прорвать блокаду Аляски и начали своё наступление на североамериканские, карибские и индокитайские территории Японцев. Война шла на изнеможение, Японская империя трещала по швам, но аналогично было и в Германии. Казалось, ещё немного, и военная промышленность не выдержит. Нужно было принимать жёсткие меры. И девятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, Герман Геринг отдаёт приказ направить новейшие баллистические ядерные ракеты фау-5 на японские города: Токио, Квебек и Мехико. Успех превзошёл сам себя, города были практически стёрты с лица Земли и Японской империи ничего не остаётся, кроме как подписать мирный договор. По его условиям она была вынуждена выплачивать контрибуции, Китай, Корея становятся марионеточными государствами победителя, а бывшие советские территории за исключением Сахалина, остаются в руках Российской Республики. За это бесперебойно, каждый месяц в Рейх направляются поезда, набитые ресурсами из Сибири. В мире воцаряется Великий Рейх, который с первого дня своего могущества начинает медленное разложение.

– Пока не приходим мы! – завершает свой урок Харм. – Победа вновь даётся слишком большой ценной. Мы имеем много ресурсов, но реализовывать их, за неимением рабочей силы, так как рабы долго не живут, не можем. Под контролем вся Европа, но она не полноценная часть Рейха, рейхскомиссариаты на Востоке аналогично. Покорённые народы видят слабости, вот-вот и вспыхнет один большой бунт. Как их остановить? – над кабинетом повис риторический вопрос. – Дать им права. Дать им хотя бы мнимую свободу, что Рейх готов с ними считаться. Безусловно не всём сразу, постепенно. Итальянцы, испанцы, французы, в начале девяностых и русские. Рейхскомиссариаты в семьдесят четвёртом сменяют рейхсгау, у нас одна большая страна, на которую трудятся теперь в большей степени свои же рабочие и мелкая горстка оставшихся рабов в колониях. Всё прекрасно! Вот только…

– Вот только позволив пусть не всем, но европейцам, русским и прочим полноценно идти по ступеням образования, мы сами же даём им знания, как с нами бороться, – не выдержал Рудольф. – Я почти всю свою жизнь борюсь за их права, сам не веря, что делаю. Мы играем в кукольный театр, который уже во всю горит. – Он закипал, и бурно жестикулировал от чего коньяк начал выплёскиваться из бокала.

– Мой друг Рудольф, проявите уважение к тридцатилетнему французскому коньяку. Поставьте его сперва на стол, а затем уже столь бурно выражайте свои мысли, – Харм был спокоен. Он сделал небольшой глоток из бокала. – Я соглашусь с вами. Мы играем в кукольный театр, который горит. Вот только, не играй, Великий Рейх не просуществовал бы и с десяток лет после победы над Японией. Мы с вами у руля страны вот уже пятьдесят лет и ничего ещё не потеряно.

Юрген и Марио молча всё слушали. Они соглашались, как с Хармом, так и Альтманом. Они не собирались спорить ни с кем из них, прекрасно осознавая, как и их во многом безалаберность, частично привела к произошедшему прошлой ночью.

– Друзья, давайте успокоимся, выпьем и затем, в иной обстановке, поговорим о произошедшем ночью. – Харм вернулся в своё кресло. – Надеюсь, до вас дошли мои мысли.

***

Клаус в ночь вылетел из Берлина рейсом «Люфтганзы» из аэропорта имени Германа Геринга в Готенбург. Для него каждый полёт был чем-то неизведанным. Всё как в первый раз. А сколько у него их было…

В том числе и обличий. За годы службы Харму он примерил не мало обликов. Фактически, он был агентов Абвера, но в своих командировках он представлял Гестапо, был следователем Крипо15, был служащим главного управления имперской безопасности и других правительственных структур Рейха. В свои двадцать семь он многое видел и многое знал. Майор прекрасно понимал, что рассказы о переселении евреев на восток не имеют ничего общего с правдой. Куда их переселять? В колонии? Там и без юде было кому работать на благо Рейха.

В колониях Клаус тоже успел побывать. На нефтяных месторождениях в Аравии, где арабы трудились с утра до ночи, под палящим солнцем, на чайных плантациях в Индии, где индусов плетками били надзиратели китайцы и на золотых и алмазных присках Африки, где негры вкалывали под присмотром своих же земляков. Офицеры Рейха не горели желанием служить на чёрном континенте, поэтому правительству приходилось убирать расовые предрассудки куда подальше и нанимать на службу чернокожих здоровяков. Если до отмены рабства в США хуже чёрного управляющего был только чёрный работорговец, то в Рейхе хуже негра надзирателя был только негр эсэсовец.

Гитлер наверняка бы перевернулся в гробу от такого, но работать на благо Рейха кто-то же должен, если свои офицеры на отрез отказываются жить в пустыне. Когда большой кусок Африки принадлежал итальянцам, всё было проще – макароники жару переносили на много лучше. Однако, после смерти Муссолини в пятьдесят пятом новый лидер Италии захотел выйти из Оси. Гитлер мирится с этим не стал и тут же оккупировал дивизиями СС Апеннины, а армия Вермахта под руководством Роммеля16 быстро подавила итальянцев в их владениях на Севере Африки. Так образовалось рейхсгау Италия, в котором фашистский режим сменился на нацистский.

В целом история Африканских колоний после войны была весьма интересна. Континент был поделён на две сферы влияния – Север был под итальянцами, а юг и центральная часть под Рейхом. Гитлер сделал чёрный континент ядром империи, никаких городов, только военные базы и промышленные районы, где чёрное население и пленные войска союзников трудились на шахтах и заводах. Каждый месяц из одного конца пустыни в Европу по железным дорогам и морем текли несметные богатства. Промышленность страны росла и процветала, покорялся космос. Правда уже после смерти фюрера в семьдесят втором (Гитлер отошёл от власти в 1960, после прогрессирующей деменции. Его политику продолжил Герман Геринг вплоть до своей смерти в 1970) африканские колонии в связи с большой смертностью населения стали сбавлять свои мощности по добыче ресурсов. Во второй половине семидесятых, уже после ухода из жизни Генриха Гиммлера, который успел получить три года своей славы во правлении Рейхом, на чёрный континент стали отправлять рабочих на вахту. В основном испанцев, португальцев, турок и тех же итальянцев. В общем всех, кто переносил жару. Промышленность в Африке снова завелась, а некоторые исключительные чернокожие даже смогли нацепить на себя форму. Можно сказать, получили мнимую свободу.

Клауса всегда удивляли чёрные, как крем для начисти сапог, африканцы, щеголявшие в полицейской форме и кричащие на своих же соплеменников, если те плохо работали.

Вдруг от мыслей об Африке Клауса прервало сообщение. На его лэптоп пришёл файл о совершённых терактах. Он попросил знакомых прислать список погибших офицеров. У него не было никаких сомнений, что, хотя бы в части из них замешены переметнувшиеся на сторону повстанцев его бывшие коллеги. Стоит их искать в списках выживших.

Клаус начал пролистывать списки по рейхсгау. Пока ничего не обычного. Все в разных местах. Он кликнул на файл с Московией, где за одну ночь погибло двадцать пять офицеров. В особенности заинтересовало Клауса смерть одиннадцати представителей СС в Линдеманштадте. Их специально направили для помощи местным структурам. В итоге из группы в тринадцать человек выжило двое, а самое удивительное светловолосый немец русского происхождения и поляк. Первый заинтересовал больше всего. Он бегло пробежался по его предоставленной биографии:

Имя фамилия: Максим Аппель

Дата рождения: 10.01.2001

Рост: 185

Рейхсгау: Московия

Город: Линдеманштадт

Категория по родовому типу Рейха: 1-2 17

Звание: Унтерштурмфюрер СС

Штаб СС: ЗиПо (полиция безопасности)

Максим с младенчества усыновлён семьёй немцев. Его приёмный отец вышел на пенсию в звании Штандартенфюрера СС, а мать долгое время работала в местной администрации. В две тысячи двадцатом окончил школу юнкеров СС, состоял в Гитлерюгенд. С такой семьёй неудивительно, что он стал практически немцем.

Клаус в отличии от Максима принадлежит к группе три, невысокий, рост метр семьдесят, чёрные волосы. На немца похож мало, в прочем это не мешало уверенно подниматься по службе.

– Не нравишься ты мне Максим… – вслух подумал Клаус. В нём играло то ли чувство зависти, то ли действительно в нём что-то его насторожило. – Надо будет тебя проверить…

– Вы что спросили, герр штурмбаннфюрер? – отвлекла Клауса бортпроводница. – Вам что-нибудь принести?

– Всё хорошо. – Клаус прикрыл крышку лэптопа. – Долго ещё лететь?

– Через двадцать минут пойдём на посадку.

– Danke!

Вновь возвращаться к экрану Клаус не стал. Он посмотрел в иллюминатор и протёр слипающиеся глаза. Самолёт летел над рейхсгау Украина. Он слишком много работает. Надо оставить работёнку и другим агентам. Тем более на сегодня у него другая задача – разобраться, кто стоит за терактом на базе Кригсмарине Теодорихсгафене. Но для начала нужно посетить Готенбург и проверить ситуацию на ЖД вокзале.

Глава 8

События для Анны развивались стремительно. Чуть более суток назад её чуть не изнасиловали, она видела смерть и как языки пламени озаряют её родной город. Сейчас она едет на поезде под личиной другого человека, чтобы доставить какую-то важную информацию повстанцам.