1 сентября 2010 года. Дети идут в школу, студенты в университет, я же готовлюсь к Верховному суду Манхэттена. В 4:30 утра меня будит дежурный мент. Рань несусветная. Невероятно хочется спать и никуда не ехать. Иду умываться и чистить зубы. Решаю не бриться: чрезмерной растительности у меня на лице нет, а с тем что есть я выгляжу гораздо моложе своих лет. На мне надета полосатая тенниска с полурасстёгнутым воротником, коричневые штаны (не джинсы). Пуговица стала застёгиваться с трудом. Действительно, от американской пищи и кроватного образа жизни толстеешь. На ногах коричнево-серые кроссовки. Выгляжу как школьник или студент, а не участник криминального предприятия с эндайтментом (делом) на 173 обвинения.
В Греции я ездил на суды в приличном костюме, как мне советовал адвокат: туфли, брюки, ремень, голубая рубашка с галстуком. Этот наряд удачи мне так и не принёс. В начале я рассчитывал покинуть Грецию, возвратившись в нём домой и выбросив все остальные вещи. С течением времени стало ясно, что дома мне не видать. Тогда я надумал полететь в нём в Америку, и тут не сложилось: покидая остров Кос, сумку со многими моими вещами, включая весь костюм с туфлями, не досчитались на тюремном складе. Как мне объяснили, они травили тараканов в камере хранения, запачкали некоторые сумки, и им пришлось их выкинуть. Директор тюрьмы лично развел руками и сказал, что ничем не может мне помочь. Костюм купленный в Греции, в Греции так и остался. Скорей всего, там теперь кто-то в нём ходит (я видел собственными глазами, как мент без разрешения владельца туфель надевал их и расхаживал в них по тюрьме. В конце концов, владелец туфель узнал их и попросил вернуть их на место, ведь когда-нибудь ему придётся освободиться, не босиком же выходить на волю. Мент извинился и сказал, что он думал, что туфли ничейные. Что лично меня шокировало – эти кожаные итальянские туфли были изрядно в употреблении! Пропажу новых вещей из багажа заключённых я ещё могу понять, но такое…). Хороший был костюм, добротный. Моей маме он очень нравился (вообще в моём гардеробе есть только один костюм, и то купленный для гостевого участия на свадьбе. Один раз одевался на свадьбу, раз на экзамены и раз на защиту диплома в универе. С тех пор так и висел в шкафу. Негде мне костюмчик выгуливать). Была идея, что я его ещё долго буду носить дома – ведь приличная дорогая вещь. Эх, столько надежд не оправдалось! Может это судьба – не стоит мне в Нью-Йорке щеголять в приличном костюме, как какой-нибудь матёрый аферист с Уолл-стрит, ворующий миллионами. Всё-таки меня обвиняют в серьёзном экономическом преступлении, а не воровстве яблок с магазина. Образ тинэйджера куда уместнее образа белого воротничка при галстуке, коих Верховный суд Манхэттена, по моему мнению, перевидал в огромном количестве. И в ряду этих мошенников с галстуками и дорогими адвокатами – я. Бедный молодой иностранец, без денег на адвоката, без знания языка, скромно одетый и с делом якобы на 35 миллионов долларов ущерба американским банкам. Однозначно я выпадаю из типичной обоймы здешних судебных заседаний. Итак, вот он – я.
Основываясь на опыте, полученном из прошлой поездки на встречу с адвокатом в МДЦ, я беру с собой папку с обвинениями. Буду подкладывать её под голову, в ней 200 страниц. Также захватил туалетной бумаги – вытирать руки после туалета и протирать скамейку камеры ожидания (да, я там обязательно лягу, вот зачем мне папка – вместо подушки. Уже прямо сейчас охота лечь и полежать). Волнения никакого. Завтракаем в столовой. Съедаю весь завтрак, хотя нет никакого аппетита. Надо набить желудок на весь день. Сэндвич с молоком, который дают в здании суда, силы не придаёт. Проверено. И почему я не взял с собой кофе?
После завтрака проходим сквозь металлодетектор в одних трусах, группами по 5 человек. Одежду и вещи просвечивают рентгеном. Затем мы попадаем из комнаты досмотра в комнату ожидания. В этот раз народу здесь гораздо меньше, чем в прошлый. Не так душно. Русскоязычных среди присутствующих нет.
Вот за нами приезжает автобус – новый чистый. Сколько раз я видел подобные автобусы в голливудских фильмах, но я и вообразить себе не мог, что мне доведётся в них кататься. Нас пристёгивают наручниками, попарно. Меня пристегнули к латиноамериканцу в очках, держащему в свободной руке религиозную книгу. В салоне автобуса мы так и едем пристёгнутыми, до самого прибытия и размещения в камере ожидания зала суда. В автобусе мы занимаем первое сидение от двери – там больше свободного места для ног и лучше обзор: улицу видно не только в боковое окно, но и спереди. Работает кондиционер. Все окна закрыты, но стёкла кристально чистые. Если бы не эти решётки «а-ля набатарейник». Салон свежий, даже на стенах надписи не успели появиться. Автобус заполнен не до конца. В прошлый раз людей было на два автобуса. Начинаем кружить по территории острова от одного корпуса к другому, собирая пассажиров и заполняя автобус.
Тем временем я рассматриваю американскую жизнь по ту сторону решётки. Всё такое чистое опрятное, ни одной грязной машины. Смотрится нереально, как будто попал в компьютерную игру. Машины! Ними заставлены все парковки. За годы, проведённые взаперти, технический прогресс ускакал вперёд не только в плане электроники, но и в машиностроении. Какие же красивые и изящные новые модели! В особенности привлекают внимание новые «хюндаи», просто шедевры дизайна. И почему лет пять тому назад они были такие убогие? Моя душа на мгновение замирает: знакомый силуэт, тот же цвет. Это ОНА – «тойота солара». Моя первая машина. Как она роскошно смотрелась, припаркованная у «хрущёвки» или в потоке машин среди «жигуле-копеек» и подержанных иномарок. Здесь же она находится в своей естественной среде обитания, эта американская «тойота» американской сборки для американского рынка. Серая, ничем не приметная мышка, скромно теряющаяся между припаркованными «линкольном навигатором» и «фордом мустангом». Теперь у меня НЕТ машины, пришлось продать. В ближайшее время мне не то, что ездить – ходить не доведётся. Ну и ладно. Звучит смешно, но я сейчас еду и получаю удовольствие от самого процесса езды. Мышечная память хранит непередаваемое ощущение щенячьей радости от ускорения в автомобиле. Хоть я и пристёгнут наручниками, сижу на неудобном металлическом сидении, окна в решётках, но тело движется, а не лежит бревном на кровати. Пахнет морем.
Мы едем в город. Пересекаем мост, водитель включает радио. Рядом с нами едет тонированная машина. Внутри никого нет, только белые глазные яблоки висят в воздухе, смотря на дорогу. Всё ещё не привычно видеть негров за рулём. Гляжу в окно. Витрины магазинов, странно одетые прохожие, снующие по чистым тротуарам. Реклама. Смог бы я жить в Нью-Йорке? Какой же это большой город. Город, который меня съел. Никогда в жизни не надену футболку или кепку с эмблемой «ай лав (сердечко) Нью-Йорк» или янки (пересечённые N и Y).
Вот мы въезжаем в ворота МДЦ. Ждём. Никуда нас на ведут, двигатель заглушен, кондишн не работает. Спустя некоторое время одному из пассажиров становится дурно. Это пакистанец, в наручниках на руках и кандалах на ногах. Он закрыт в одиночном отсеке, как особо опасный преступник, требующий изоляции. Окна в том отсеке нет. Мне его очень хорошо видно – этот отсек как раз напротив меня. Молодой пакистанец начинает плакать. Отворачивается к стене, звеня цепью поджимает колени к груди, начинает ритмично раскачиваться, при этом громко всхлипывает. Кто-то зовёт водителя. Он спрашивает нужен ли врач. Заводится двигатель, включается кондиционер. Духота отступает. Ждать ещё долго. Один старик просится в туалет. Его выводят, потом опять приводят и пристёгивают. Пакистанец уходит в себя. Напоследок ему хватило сил лишь сказать, что у него астма и ему нечем дышать. Одного астматика в обмороке я уже видал на своей первой автобусной поездке. Врач тогда пришёл слишком поздно: больной вырубился. Ментам пришлось его отстёгивать, а врачам – выносить из салона. Похоже это частое и обыденное явление. Минут 15 звали врача. Тем временем негр из соседней одиночной камеры пытался «развеселить» заплаканного пакистанца, вывести его из замкнутого состояния. «Вассап, бро, лук ат ми!» – кричит он на пакистанца, мысли которого давно находятся вне этого автобуса. Я представляю себе, как хочется этому такому далёкому эмигранту прямо сейчас оказаться в Индии, доить там коров, стричь чай и вести аскетический образ жизни. Приходит врачиха-индуска и забирает его, найдя с ним общий язык. Стало скучно, вот и за нами пришли. Выходим, заходим. Коридоры МДЦ, камеры сортировки, камеры ожидания, отправка в другие камеры ожидания. Вокруг ни одной интересной личности. Скучно, хочется спать.
Наконец-то нас вызывают на поездку в сам суд. Я заметил, что лишь испаноязычные Менты способны прочитать вслух мою фамилию. Нас сажают в микроавтобус и едим из МДЦ в здание суда. Музыка, движение, город за окном. Чайнатаун. Здешние пешеходы прогуливаются по улицам как-то непривычно медленно. То ли дело у нас: вечная спешка, суета. Въезжаем в подземный паркинг суда. Выходим из микроавтобуса. Нас сразу же ведут мимо припаркованных машин к лифту. Интересно, какой штраф или срок дают за царапанье машины прокурора? Лифтом поднимаемся из паркинга на седьмой этаж, при этом нас эскортируют четверо Ментов. Мы всё ещё в наручниках, их снимают только при входе в камеру. Проходим металлодетектор и размещаемся в камере, из которой и будут водить на сам суд. Пункт назначения, так сказать. Осматриваю здешнюю публику: завсегдатай бомжеватого вида спит на полу на расстеленных газетах. Похоже, он привык сюда ездить и давным-давно не ждёт ничего хорошего. Крепким, спокойным сном на газетах спят исключительно завсегдатаи.
Автобус был полупустой, но несмотря на это, камера заполнена. Лечь негде, приходится сидеть и смотреть телек. Скучать бы так всем в ожидании суда, да не тут-то было.