Маленькая Рита сидела на холме и поправляла непослушные волосы Парвати – своей любимицы. Здесь всегда было так тихо и спокойно! Девочка знала, что старый Сохет проходит по тропе лишь два раза в день. Утром, ещё до завтрака, и с началом заката – будто сверяясь с клонящимся к горизонту солнцем. А в остальное время – это лишь их с Парвати личное маленькое царство. Такое уютное и безопасное! Только огромные чёрные бабочки и маленькие юркие коричневые птички составляли девочке привычную компанию. Рита посмотрела в сторону видневшейся внизу деревушки Джаткары. Далеко они с Парвати сегодня забрались. Но терракотовую крышу дома – гхара – видно, а значит, всё в порядке. Так здорово, когда твой гхар крайний в деревне! Можно выскочить незаметно, пока мама перебирает прибывшую с поля партию пшеницы, пробежать за загоном для буйволиц и по тропинкам, петляющим в огромном поле с горчицей, добраться до холмов, от которых начинаются Горы-Зубы. Мама смеялась: «Ну какие они горы – малюсенькие холмики: десять минут – и ты уже наверху». Но для Риты эти горы были самыми настоящими. Она представляла, что приехала в гости к Парвати, в Альпы. Папа привёз подругу из Германии – она была настоящей иностранкой! Рита попыталась заплести кукле такие же косички, как ей заплела мама, но волосы Парвати были слишком коротки.
Подняв голову вверх, девочка с восхищением воскликнула: «Смотри, Парвати, моя любимая синяя птица!» Индийская красавица наслаждалась утренними лучами, демонстрируя миру свою великолепную расцветку. Яркие перья переливались всеми оттенками синего, голубого и бирюзового. Покружив недолго, птица присела на большой, отполированный ветром и дождём камень выше по склону, но тут же снова взметнула вверх и скрылась за кустами. «Вот куда нам нужно!» – расправив небесно-голубую школьную тунику, надетую поверх белых легинсов, девочка начала неспешно подниматься, обходя колючие кусты, за которые могла зацепиться дупата – длинный шарфик, аккуратно прикреплённый к тунике булавками. Вдруг у камня что-то блеснуло. «Сокровище!» – крепко сжав Парвати, Рита быстрее полезла вверх, цепляясь за уже засохшую, ядовитую, но вкусно пахнущую дикую мяту.
«Какой красивый маленький браслет с синими камнями! Только весь в грязи!» – Рита принялась тереть золотистый металл, и пальцы быстро покрылись каким-то бурым порошком. «Ещё браслеты!» – синие стёклышки сверкнули за камнем. Рита потянула руку, и тут как будто солнце стало припекать сильнее – у девочки закружилась голова, а ноги задрожали. Браслет не поддавался. Он плотно держался на чьей-то руке. Маленькой, мягкой, такой безвольной руке. Едва дыша, девочка сделала ещё шаг и увидела белую кофточку с золотистыми рыбками. Рита узнала кофточку – она видела её не раз на рынке. А ещё в храме Шивы утром в великий день Шиваратри. Только тогда на ней не было таких бурых пятен. Фотографию с этой же кофточкой две недели назад показывал маме мистер Ринку – отец пропавшей Самиты из Старой деревни.
«Никто не знает, что нам нужно в этой жизни. Особенно мы сами. Мы ищем одно, но уже потеряли другое. Стремимся куда-то и к чему-то. Мечтаем. Но наш ум не может представить, что мы получим. Мечты сбываются, да. Но какими станут наши мечты, обретя реальность? Жалеть будет поздно. Мы будем плакать, держа свою мечту на руках. Нелепую, убогую, кривую или просто слишком опоздавшую. И всё же жизнь без поисков и желаний – это уже смерть. Я не выбираю смерть… Я выбираю жить… Я выбираю мечтать…»
Поезд остановился. Софи захлопнула блокнот, поднялась со ступеньки и вздохнула полной грудью. Тяжёлый жаркий мартовский воздух не утомлял. Он окутывал, расслаблял и не давал забыть, где ты находишься. Сандаловые благовония из уличного храма, пряные карри из железных коробок расположившихся на перекус крестьян, свежескошенная трава, незнакомые цветы – десятки новых и чарующих запахов будоражили мозг и распаляли воображение. Красно-бежевая земля, сухая и пыльная, усыпана сухими листьями. Редкие деревья, окружающие станцию, полностью заполнены птицами, стягивающимися на ночёвку. Костлявые, горбатые коровы лениво плетутся вдоль путей в поисках остатков чьего-то обеда. Грязные мальчишки в дырявых майках и не по погоде тёплых спортивных штанах или джинсах бегут с самодельным воздушным змеем, склеенным из газеты. На мешках с овощами ожидают своего поезда местные женщины. В дорогу они одеты как на праздник: разноцветные сари переливаются блёстками, огромные серьги свисают до плеч, руки до локтей унизаны браслетами. Усталая собака бесстрашно развалилась в центре платформы, раскинув лапы и лениво отгоняя с носа мух.
«Да, всё как и обещали: несовременно, неаккуратно, не очень чисто и как будто не доделано. Но какая необыкновенная, чарующая атмосфера! Центральная Индия… То, что я искала!» – в груди Софи поднималось спокойное и уверенное чувство, что она приехала домой.
– Софи, всё в порядке? Выходи скорее! Где твой багаж? – раздался незнакомый голос на английском. Вздрогнув, Софи спрыгнула на перрон, и тут же в руки ожидающих носильщиков и таксистов хлынула собравшаяся за её спиной толпа терпеливых индийцев. Встречающий кивнул девушке без улыбки и начал бойко договариваться с высоким худым портером с обвисшими усами и красным, свёрнутым на голове в форме гнезда шарфом. Несколько секунд, и купюра с Махатмой Ганди перешла из рук в руки. Носильщик водрузил на голову чемодан Софи, чётко зафиксировавшийся на подставке-гнезде, и индийцы дружно направились в сторону выхода.
«Какие здесь странные манеры. Не представился, никакого приветственного разговора. Даже не обернётся…» – Софи еле успевала за своими мужчинами, пробиваясь в привокзальной толпе рикш, «помощников по всем вопросам» и попрошаек. Девушка была немного сердита и растеряна из-за сумбурной встречи, так резко выдернувшей её из приятной эйфории прибытия.
В машине индиец наконец поднял на Софи глаза.
– Я Акас, Майя попросила меня встретить тебя.
Довольно высокий, с мягкими кудрявыми чёрными волосами, тёмными, глубокими, не выдающими эмоций глазами, резкими уверенными движениями и спокойным, но повелительным голосом молодой индиец лет тридцати был одет в модные джинсы, чёрную футболку и спортивные кеды. Софи подумала, что если бы не скомканная встреча, то первое впечатление могло бы быть куда более приятным. С дороги болела голова, и разговаривать не очень хотелось. Но Акас всю дорогу засыпал гостью вопросами. Как потом поняла Софи, индийцы не склонны анализировать, чувствовать настроение собеседника и подстраиваться под него. Они просто делают то, что им хочется в данный момент. И обычно не мешают друг другу. Если индиец приедет издалека, его не утомят разговоры, он будет общаться абсолютно искренне. А если утомят – он просто спокойно заснёт в середине беседы. Софи же, как воспитанная Западом девушка, наперекор себе с усилием соблюдала вежливость. Но, видя искренний интерес собеседника, постепенно втянулась. Она рассказала всю нехитрую предысторию своего приезда в индийскую деревню. О том, как давно мечтала что-то изменить в своей жизни, вернее – в своём подходе к жизни. Стать немного счастливее. Немного свободнее. Отделить настоящую Софи от ненастоящей. О том, как две недели назад раздался звонок из Индии. И вот она принимает быстрое решение и садится в самолёт до Дели. Нет ни плана, ни точных ожиданий, ни знаний о стране. Но есть Майя – школьная подруга, художница, фотограф, учитель йоги и просто искательница нового опыта, последние три месяца изучающая древние йогические и тантрические практики в городке Кхаджурахо. Где-то далеко-далеко от Москвы. За пустынями Узбекистана и Гималайской грядой, в двенадцати часах езды на поезде от Дели. В самом сердце Индии.
Когда Софи отворачивалась к окну, Акас осторожно рассматривал её. Опоздав сегодня к прибытию поезда, он пробирался через толпу и неожиданно оказался прямо перед девушкой, стоящей в дверях вагона на дороге у пассажиров и смотрящей с лёгкой улыбкой на плешивую собаку, валяющуюся на платформе. Невысокая, тоненькая. Простые чёрные футболка и брюки ещё более усиливают худобу. В лице, обрамлённом тёмными волосами до плеч, было что-то неуловимо индийское. Смотришь по отдельности – вроде бы и нос слишком маленький, и губы тонкие, и кожа очень светлая, становящаяся практически прозрачной, когда на неё падает луч солнца. Но что-то в этих внимательных глазах, раскинувшихся веточками бровях и острых чертах навевало мысли о пустынях Раджастана, пыльных дорогах Декана и джунглях тигрового Бандхавгарха. Девушка казалась не совсем здоровой или просто очень уставшей, но в её глазах ни на минуту не переставал гореть яркий огонь жизни и любознательности. Майя описывала свою подругу совсем по-другому…
Полчаса дороги пролетели незаметно. Акас искренне и много интересовался московской жизнью. Пытался понять мысли людей этого мегаполиса – развитого, способного предложить любые возможности. Дающего быт и досуг гораздо более комфортные, насыщенные и разнообразные, чем тот же Дели. Не говоря уже о Кхаджурахо. Но люди не могли или не умели найти там счастья. Почему они бежали на затянутые смогом костров гхаты Варанаси, в рассыпающиеся гестхаусы гималайских деревушек или в сумрак кхаджурахских храмов? Их проблемы казались ему одинаковыми, надуманными и недостойными деятельного человека. В Индии таких проблем нет. Если люди устают, то от тяжёлой физической работы. А не от сидения в офисе, многозадачности, скучного мужа или пилящей жены. Индийцы всегда находят, чему порадоваться, и не испытывают потребности бежать, чтобы что-то осознать. Почему иностранцы устают от своей красивой и лёгкой жизни, что они пытаются найти в Индии? Каждая новая встреча в наполненном туристами Кхаджурахо не приближала Акаса к ответу на этот вопрос.
Софи было немного неловко от завязавшейся дискуссии. Здесь, в Индии, все проблемы, которые были такими реальными под вкусный капучино с коллегами в московском уютном кафе, звучали фальшиво и наивно. За окном потихоньку темнело. Девочки – кто в потёртой школьной форме, кто в дешёвых, но очень нарядных синтетических платьицах поверх узких хлопковых штанов – спешили от колодцев с кувшинами воды на головах. Видимо, далеко не у всех здесь есть водопровод или хотя бы колодец рядом с домом. Закончившие работу уборщики, продавцы овощей, официанты ехали в свои деревни на старых дребезжащих велосипедах времён англичан. Два индийца гнали домой крупных чёрных буйволов и молочных коров. А старые коровы и никому не нужные бычки разбирали места ночлега вдоль дороги или прямо на проезжей части. Удивительно и непривычно было видеть, как большие группы животных укладываются на асфальт в центре перекрёстков, а водители спокойно и без раздражения их объезжают. У дороги, рядом с покосившимся неотделанным домом из простого кирпича, у кривого плетня, разводила небольшой очаг старая женщина. Потёртое шифоновое сари в крупный цветок обтягивало костлявую спину. Босые пятки чернели многолетними мозолями. За плетнём виднелась гора мусора. Индианка чистила мелкую картошку трясущимися руками. Она рассказывала что-то ползающему по пыли в одной футболке малышу с обведёнными чёрным глазами. Её сморщенное лицо светилось от счастья.
– Как же я рада, что ты приехала! Сможем вместе отметить мой день рождения послезавтра! – яркая, эмоциональная Майя без остановки кружила вокруг Софи, садилась на кровать, снова поднималась на ноги, выглядывала в окно, обнимала подругу, рассказывала, расспрашивала и не слушала ответы. Несмотря на свою, мягко говоря, не типичную для Индии внешность, Майя очень походила на жителей этой страны темпераментом, общительностью, шумностью, неугомонностью и абсолютной нечувствительностью к понятию личного пространства. У Софи потихоньку закрывались глаза после долгой дороги из Москвы в Кхаджурахо, она слушала вполуха и в основном просто любовалась красавицей-подругой. Блондинка среднего роста, с пышными, но мягкими, плавными, женственными изгибами тела, белоснежной кожей, алыми губами, ослепительной улыбкой легко и непринужденно заводила знакомства в любой стране и компании и везде моментально становилась своей. Она не умела скучать и всегда находила для себя что-то интересное. Никогда не делала то, что ей не нравится. И всегда находила возможность сделать и получить то, что нравится и хочется. А если получить это всё же было невозможно – просто заливалась своим насыщенным смехом и быстро переключалась на другую идею. Майя любила яркие наряды, выкрашивала волосы до платины, предпочитала насыщенно-розовые или кроваво-красные лаки. Софи, выбирающая чёрный, серый и бежевый, не одобряла стиль подруги, но слегка завидовала её открытому и бойкому характеру, её жизни, в которой отсутствовал порядок и такое понятие, как «планы на будущее», но было полно событий, приключений и просто эмоций. В школе девушки были не разлей вода. Потом Софи получала первое экономическое образование, а Майе родители оплатили учебу на факультете фотографии, который она окончила с трудом, так как параллельно переключала свои интересы на курсы инструктора по йоге, флориста и даже пыталась создать онлайн-магазин по продаже натуральной косметики. Потом Софи стажировалась в международной консалтинговой компании, а Майя проехала всю Америку от Штатов до Патагонии, параллельно продавая свои, к слову, очень талантливые фотографии в интернете. Софи начала строить карьеру в финансовой корпорации, потихоньку переходя со ступеньки на ступеньку и к двадцати пяти годам более-менее уверенно ощущая себя важным винтиком, прочно вписавшимся в чётко расчерченную московскую жизнь тех, у кого по большому счёту ничего нет, но кто что-то может и при усилиях или удаче пойдёт выше. Ну или как минимум сможет быть «не хуже всех». Красивый офис, важные встречи и дедлайны, дополнительные проекты, кофе навынос по цене бизнес-ланча для тех, кто учился менее старательно, регулярные процедуры в салоне красоты, съёмная квартира с мебелью из ИКЕА, краткие поездки в Европу и насыщенный инстаграм, живущий гораздо более интересной жизнью, чем его хозяйки. Ещё одна ступенька, и можно будет покупать в офис туфли более дорогого бренда и поднять планку посещаемых ресторанов. А тем временем Майя начала давать уроки йоги четыре-пять раз в неделю, сняла комнату в квартире с соседом-барабанщиком, носила комфортные дешёвые вещи любимых ярких расцветок и заводила многочисленные романы, ни к одному из избранников не испытывая сколько-нибудь серьёзных чувств. Один такой роман и привёл её в конце концов в Индию. С Павлом они планировали обогатить свой духовный опыт общением с шиваитами в городе смерти Варанаси, но поругались ещё по прилёте в Дели. В итоге Майя отправилась в Варанаси одна и, как это нередко случается в Индии с неопытными иностранцами, села не в тот поезд и уехала совсем в другую сторону. Она увидела великолепный Тадж-Махал, пела с кришнаитами песни во Вриндаване, практиковала новую «индийскую» медитацию на берегу Ямуны и, наконец, по совету одного путешественника из маленькой городка на севере Европы, скитающегося по Индии больше полугода, отправилась изучать тантру в Кхаджурахо – город храмов Камасутры.
Майя рассказала, как вот уже три месяца живёт в Кхаджурахо и пока не планирует двигаться дальше. Ей нравится этот маленький тихий городок – почти деревня, которую можно изъездить вдоль и поперёк на велосипеде. Нравится изучать и фотографировать бесконечные статуи на тысячелетних храмах: слонов, военные процессии, птиц, прекрасных апсар, весь пантеон индуистских богов и, конечно же, сцены из Камасутры – то, что притягивает в Кхаджурахо путешественников со всего света. Она берёт фотоаппарат и бредёт куда глаза глядят. Останавливается попить масала-чаю в местных чайных, устраивается с книгой где-нибудь на траве, изучает хинди с местными мальчишками. Ходит на службы в храмы и общается с йогами. Пытается прочувствовать новую грань существования, дотронуться до которой пока не очень удаётся.
– Правда, сейчас эти прогулки отошли на второй план. Наконец я нашла кое-что более стоящее! – Майя задумалась и ненадолго замолчала.
– Всё это интересно, но так не похоже на тебя! Больше трёх месяцев в индийской глуши? И ты даже не выехала в Варанаси, о котором мечтала? Что нового тебе рассказали эти йоги и гуру тантры после шаманов Мексики и целителей Перу? – Софи задумчиво разглядывала подругу, пытаясь понять, что так неуловимо изменилось в её лице. В первые минуты радостного запала от долгожданной встречи девушка была той самой Майей. Но быстро успокоилась, стихла и стала немного другой. По-новому упрямо поджатые губы. Убегающий взгляд, замирающий где-то вдали. Лицо подруги как будто стало старше за несколько месяцев и выглядело усталым.
– Поболтаем позже, – уклончиво ответила Майя, на секунду блеснув искорками в глазах, как раньше, но тут же отведя взгляд, – ты наверняка устала с дороги. Отдохни, встретимся через час за ужином, – и выпорхнула в дверь, недослушав открывшую рот Софи.
«Ну что ж, у меня ещё будет время узнать, что так привлекло её в этой деревне, помимо каменных статуй и сидения на траве с блокнотом. А пока, раз я наконец-то к концу почти суток в Индии осталась одна и никто не задаёт мне вопросов, откуда я, чем занимаюсь и в первый ли раз в Индии, нужно воспользоваться этим!» – Софи раскрыла чемодан и достала любимый дорожный косметический набор с маленькими аккуратными пузырьками. Освежающий душ вернёт силы и поднимет настроение! Но тут за окном раздался крик.
«А ну-ка быстро сюда! Сейчас вы у меня получите! Совсем стыд потеряли! Бегите-бегите! Вернёшься, никуда не денешься! Говорила я твоему деду всерьёз заняться тобой – совсем с пути сбился! И Богиня-Матерь теперь не поможет с твоим воспитанием, не услышит тебя бесстыжего, который чистый пост не умеет соблюдать, носится, как молодой осёл, по улице, а теперь ещё мать перед гостями позорит!» – мелодичный женский голос причитал на хинди вперемешку с английским.
Раздался робкий стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения Софи, судорожно пытавшейся спрятать личные вещи обратно в чемодан и навести порядок, в комнату грациозно вошла молодая индийская женщина. По состоянию её лица опытный глаз Софи дал ей тридцать с небольшим, по общему облику – больше сорока. Уставшие равнодушные глаза, опустившиеся плечи, растрепавшийся пучок пышных волос. Ярко-розовое сари, расшитое серебряными нитями, могло бы быть красивым, но не шло к тону кожи молодой женщины. И было видно, что ей всё равно: сари повязано небрежно, кое-где торчат нитки, на подоле виднеется неотстиранное пятно. Остатки облупившегося лака странного синего оттенка красовались на ногтях ног. Казалось, что индианка специально прячет свою яркую природную красоту или просто не замечает себя.
– Прошу прощения, мадам! Мой сын Раджу такой бесстыдник! Ни матери, ни богов не боится! Вместе с хулиганом Ману пытался пробраться за кустами и заглянуть в ваше окно. Ну ничего, вот вечером мой отец придёт, он его научит хорошим манерам! Я Амрита, сестра Акаса.
– Намасте, Амрита! – Собираясь жить в индийской семье, Софи немного подготовилась, выучив полдесятка слов. – Можно, пожалуйста, называть меня просто Софи. Ничего страшного, теперь я буду тщательно закрывать окна, – дружелюбно улыбнулась она индианке. Конечно, проживание в индийском доме связано с определёнными сложностями, многому ещё нужно научиться и ко многому привыкнуть. Но, когда Майя предложила ей поселиться в большой семье её нового друга Акаса, Софи не сомневалась ни минуты – если погружаться, то на сто процентов!
Разглядывая девушку, равнодушные глаза Амриты, потерявшиеся в тёмных кругах, оживились. Так здорово, что брат приводит гостей! Он всегда любил общаться с иностранцами, знакомился с ними в своём кругу друзей, приводил на обед. А однажды папа предложил – а не сдавать ли им комнату? Путешественников, приезжающих в Кхаджурахо надолго изучать храмы, йогу, тантру или просто индийский быт, немало. Комната свободная есть. И вот уже два года в семье Чандела живут гости со всего света. Они становятся не только жильцами, но практически членами семьи. В Индии по-другому никак. Амрита очень любит таких гостей! Так здорово посмотреть на этих иностранцев – ведеси. Они такие разные! Девушки независимые, такие умные и образованные! Одеваются и ведут себя как мужчины! Могут даже курить и пить алкоголь! Что бы бабушка сказала, будь она жива! Но Амрита не против, если в их странах так принято. Если бы у неё была возможность, она бы тоже надела красивый брючный костюм и пила масала-чай с видом на Эйфелеву башню в Париже! Если бы десять лет назад она повела себя по-другому! Если бы умоляла отца, побежала к дяде! Амрита вспомнила тот самый день, который перевернул её жизнь… Холодный цепкий взгляд Раджива, свой смутный страх, от которого начали трястись руки, смущённую мать… Теперь остаётся только мечтать. Амрита на секунду закрыла глаза и снова вернулась к реальности.
– Дорогая, ты извини, что я задержалась, хотела сразу тебя встретить! Я покажу тебе тут всё. Это комната нашего младшего брата, Рахула, он сейчас учится на программиста в Бангалоре – такой смышлёный!
Софи слушала Амриту и радовалась, что индианка, в которой совершенно точно жила печаль, оживилась и явно была рада проявить гостеприимство. Ну и чёрт с ним с этим отдыхом и душем! Они не спеша прошлись по комнате, познакомившись с индийским бытом. Дом был старый и традиционный – с толстыми стенами, оштукатуренными и покрашенными бледной краской, и высоким потолком. Маленькое окошко не пропускало много света, и в любое время дня в комнате было полутемно. Окошко было без стёкол – с железной решёткой джали, а закрыть его можно деревянными ставнями. Мраморный пол в жаркое время приятно охлаждал ноги. Такой дом позволял держать прохладу в жару и не выпускал тепло в холодное время года. «Холодное время?» – удивилась София, и Амрита пояснила, что в Центральной Индии зимой температура часто опускается до +5, а отопления в домах нет. Кондиционер в большинстве домов используется индийский: большой ящик с вентилятором и решётчатыми стенами, покрытыми травой, – эйркон. В эйркон наливается вода, и вентилятор прогоняет горячий воздух, который охлаждается с помощью воды и травы. Шум от него стоит страшный! А если добавить ещё и огромный вентилятор, крутящий свои лопасти под потолком, то вообще создаётся впечатление, что ты на какой-то моторной станции. Зато действительно прохладно и воздух свежий. К розеткам понадобился специальный переходник, вещи можно было сложить в индийский шкаф-нишу в стене, закрывающийся шторкой. Такие же ниши, но поменьше, иполняли роль полок для книг и всяких мелочей. По стенам вместо украшений висело множество крючков. «Для одежды и полотенец», – пояснила Амрита. Особенно Софи понравилась катия – традиционная деревянная кровать с переплетением из широких ремней вместо днища. На ней лежал тонкий матрас, набитый травой и покрытый простынёю со слониками. На простыне уже посидели и Майя, и Амрита. Софи поняла, что, видимо, здесь так принято и отсутствие покрывала никого не смущает.
Закончив с комнатой, Амрита деловито повела Софи осматривать остальную часть дома. Двери комнат выходили во внутренний дворик, выложенный плиткой и заставленный горшками с цветами. В углу стояла большая железная миска с дымящимся углем – традиционное средство от слетающихся к вечеру комаров. Когда приехала Софи, семья была в храме, но сейчас все собрались и занялись домашними делами.
– Это наша мама – моя, Акаса и Рахула, – представила Амрита статную индианку в изумрудном сари, всю украшенную браслетами, цепочками и кольцами, с длинной масляной косой и гордым, но тёплым и таким материнским взглядом, перебирающую большую корзину шпината к ужину.
– Это папа, – худой седовласый индиец с роскошными усами, в традиционном лёгком костюме из суженных книзу шаровар и длинной рубашки-туники с высоким воротником смущённо кивнул головой и поспешил укрыться в комнате.
– Это чачи – наша тётя, жена нашего дяди – брата папы. И её дочь Анжу, – полная весёлая индианка с круглым лицом и пухлыми даже для индианки губами ловко замешивала своими полными руками с короткими мягкими пальцами тесто. Она поправила разноцветное сари, пестрящее цветами, улыбнулась и начала что-то быстро-быстро говорить Софи на хинди. То, что та ничего не понимала, ничуть не смущало тетушку. 15-летняя Анжу, одетая по-европейски и не по погоде жарко – в джинсы и блузку с длинным рукавом, деловито подошла к Софи и пожала ей руку. Лицо девушки было абсолютно индийским и довольно тёмненьким, что, видимо, не устраивало его хозяйку. Лоб был спрятан за густой чёлкой, а щёки выбелены пудрой. Сам дядя – чача по-индийски – важно читал газету, расположившись в углу в большом плетёном кресле. В отличие от брата, носящего традиционную одежду, а также гордость и признак взрослого мужчины – усы, он предпочитал спортивную европейскую одежду и каждый день начисто брил лицо. Не было только Акаса, уехавшего по делам. А также куда-то спрятавшегося Раджу. Не маленькая семья! А, по словам Амриты, наоборот, совсем-совсем маленькая – многие семьи гораздо больше. В Индии выросшие дочери уходят от родителей в семью мужа, а сыновья приводят жён и живут с родителями. Под крышей старого хозяина собирается несколько семей. В этой семье пожилые родители давно умерли, а папа и чача Амриты – два брата – продолжали жить вместе и вести общее хозяйство. Сейчас женщины закончат приготовления и начнут готовить еду прямо во дворе, под открытым небом – в хорошую погоду так приятнее и веселее. Здесь же можно будет и поужинать всем вместе.
По небольшой галерее девушки попали во внешний двор. Здесь располагался небольшой сад, стояли машины и мотоциклы. Ворота выходили на дорогу, за которой виднелось поле с торчащими на фоне тёмного неба башнями знаменитых Храмов Камасутры.
Одна из комнат оказалась душевой. Туда Софи наконец отправилась после экскурсии. Самая необычная и неорганизованная ванная комната, которую девушка видела в своей жизни, но чем-то ей понравившаяся! Мыться предполагалось сидя на маленькой табуреточке десяти сантиметров в высоту и поливаясь с помощью большой пластмассовой кружки водой из ведра. При этом никаких перегородок внутри помещения не было и абсолютно весь пол заливался водой. Особого умения требовало натянуть одежду на моментально начинающее потеть в такую жару тело, прыгая в луже на одной ноге. Мужчины могли себе позволить выйти в полотенце и одеться в комнате, но Софи и без инструкций поняла, что с ней такой номер не пройдёт. Придётся тащить кремы и одежду с собой.
Когда потянуло запахом свежих жареных чапати, за Софи зашла Майя, и они вместе отправились на ужин. Акас куда-то ушёл и через несколько минут притащил упирающегося Раджу. Девятилетний худой большеглазый мальчишка с кудрявыми вихрами, как у Акаса, только растрёпанными, в чёрной футболке с Че Геварой и заляпанных соусом шортах опустил глаза в пол и переминался с ноги на ногу. Софи готова была поклясться, что смуглая кожа мальчишки отдаёт красным, – так явно чувствовалось его смущение.
«Чаалоо!» – подтолкнул Раджу Акас, и несчастный нарушитель вынужден был подойти к Софи с извинением по-индийски – взяться за уши и три раза присесть. Софи еле сдержалась, а Анжу и чачи так и прыснули со смеху.
– Он больше никогда не будет за тобой подсматривать и вообще как-либо тебе докучать, – спокойно произнёс Акас.
– Где ты был? – воскликнула вышедшая из кухни Амрита. – Совсем не жалеешь маму! Ты же знаешь, что творится! В январе на Макар-санкранти – праздник солнца – пропал маленький Кишори из Бамноры. Две недели назад исчезла Самита из Старой деревни. А ты всё бегаешь по улицам, как бездомный осёл-гадха! Чтобы больше после темноты из дому ни ногой!
– Ничего себе, какие у вас тут ужасы творятся… Ты мне ничего не рассказывала, – укоризненно посмотрела на Майю Софи.
– А что там рассказывать. Никто ничего толком не знает. Пропали дети, полиция обыскала всё, но нигде нет ни следа, – недовольно ответила явно не настроенная вдаваться в детали зевающая Майя.
– Может быть, не там ищут, не тех спрашивают? – задумчиво посмотрел на Майю чача. – Как насчёт твоего друга Джиту, может быть, с ним стоило бы поговорить? – Во внутреннем дворике повисла тишина. У мамы, стучавшей до этого ножом, нарезая салат, замерла в воздухе рука: обычно спокойный и интеллигентный индиец не высказывался и предпочитал общению шахматы и газеты, но когда он что-то говорил – то всегда не просто так. Однако никому не было понятно, зачем он вступил в разговор сейчас и что хочет сказать.
– Давайте не будем сейчас вести неприятные разговоры. У нас гостья, ужин готов, пора приступать! – воскликнула Анжу.
«Что за пропажи девочек? Это, конечно, ужасно! Жалко детей… И что за Джиту? Почему чача так посмотрел на Майю? Прямо напряжение повисло на весь внутренний двор… Майя-то тут при чём?» – Софи решила, что обязательно выяснит всё позже.
Анжу расстелила циновки и расставила всем большие металлические тарелки – тали. На тали красовались красивые маленькие мисочки катори с алу-палаком – карри из шпината и картофеля, острые жареные баклажаны бхарта, традиционные лепёшки – чапати, политые топлёным коровьим маслом гхи, и нарезанные кружками огурцы. Еда была пряной, непривычной, но невероятно вкусной.
Все, кроме чачи, отлично говорили по-английски и весь вечер вспоминали, какие бывали у них в гостях иностранцы и какие смешные случаи происходили. Радовались тому, что у них живёт такая солнечная девушка, как Майя, и теперь вот приехала Софи. Расспрашивали Софи о снеге в России, о русской кухне и одежде. Звонили Рахулу в Бангалор и весело показывали ему по видео новую гостью. Только Акас ушёл в себя и сидел молча. Софи несколько раз пыталась заговорить с ним, но он отвечал односложно и не показывал интереса к продолжению беседы. «Как резко у него меняется настроение!» – подумала девушка и с лёгкой обидой отвернулась к Анжу.
Усталая, но довольная началом своего знакомства с Индией, сразу после ужина, забыв все правила здорового питания, Софи упала на кровать и моментально заснула. Ей снилось, что она ещё в поезде, едет в Кхаджурахо и дремлет. И тут над ней склоняется индийский старец с пучком длинных дредов, укутанный в оранжевую ткань – дхоти. На лбу у старца пеплом нарисован огромный трезубец – символ бога Шивы. Софи в таком шоке, что не может пошевелиться. А старец склоняется всё ниже, к самому её уху, и шепчет: «Не верь тому, что видишь, опасайся!» Девушка подскочила вся покрытая потом. Старца не было. Колёса поезда продолжали мерно стучать, пока Софи не поняла, что это крутятся лопасти потолочного вентилятора. Она попила воды и, чтобы окончательно успокоиться, подошла к окну вдохнуть свежего воздуха. Со стороны галереи раздался шорох. Кто-то приближался, и это уже был не сон. Тёмный силуэт быстро пробежал мимо окна к внешнему двору и на несколько секунд высветился лучами лунного света. Майя! Девушка тихо открыла маленькую калитку в воротах, вышла на дорогу и исчезла в темноте. Часы показывали 00:30.
Софи мечтала, как хорошенько выспится после перелёта, поезда, новых знакомств и эмоций вчерашнего дня. Но в традиционном индийском доме этот наивный план провалился. Большинство индийцев встаёт рано. И такого понятия, как соблюдать тишину по утрам, в их привычках нет. Грохот дверей, громкие разговоры по телефону в 05:30, болливудские песни из телевизора, разносящиеся эхом по всему внутреннем двору. Те, кто хочет, конечно, могут отдыхать подольше – сами индийцы не замечают какофонии звуков и могут спать в любых условиях. В этот момент Софи жалела, что в детстве, когда она спала, мама выгоняла всех из комнаты и заставляла ходить на цыпочках. Сейчас индийская закалка была бы очень кстати!
Проворочавшись до семи часов утра, Софи наконец вскочила под хохот чачи, разговаривавшей с молочником прямо под её окном. Наскоро умывшись и надев простую объёмную белую футболку и серые легинсы, девушка решительно отправилась в комнату Майи, чтобы подробно расспросить о событиях в Кхаджурахо, её новых знакомых и ночных занятиях. Улыбаясь от предвкушения встречи с подругой, Софи протянула руку, но тут её взгляд упёрся в маленький навесной замок. Майи не было дома.
– Анти, вы не знаете, где Майя? – обратилась Софи к кипятившей на кухне молоко маме.
– О, она уже упорхнула! Стала совсем ранней птичкой! Это хорошо, конечно, – Богиня-Матерь любит рано встающих и трудолюбивых женщин. Только вот не высыпается наша Майя. Раньше постоянно была весёлой, звонкой. Щёки розовые, глаза горят! А последнюю неделю её почти не видно – уходит рано, дома бывает редко – и всё закрывается у себя в комнате и что-то пишет. Выглядит усталой и погружённой в себя. Брат мужа говорит – слишком она увлеклась учениями йоги. Я, конечно, думаю, что йога или любой другой путь к богу – это хорошо, но он должен быть светлым и приносящим покой и радость. Но учить кого-то тоже не берусь – все идут своей дорогой и отрабатывают свою карму…
«Ну хотя бы она ночевала дома, – с облегчением вздохнула Софи. – Видимо, семья не знает о ночной прогулке (или прогулках??) Майи!»
– Дочка, ты выпей пока масала-чаю!
Софи с удовольствием приняла из рук мамы маленькую глиняную чашку с дымящимся молочным чаем, щедро сдобренным имбирём, кардамоном и чёрным перцем.
– Мы всегда утро начинаем с такого чая. Голова от него светлая, тело энергией наполнено! И никакие ваши эспрессо не нужны, – мама Апарна расплылась в счастливой улыбке. – Знаешь, дочка, как увидела тебя, сразу подумала – есть в тебе нашей крови! Вроде бы и мадам – белая, изящная, а мельком глянешь – индианка индианкой!
– Это во мне армянская кровь прадедушки говорит! – улыбнулась в ответ Софи.
– Сколько тебе лет, дочка?
– Э-э… Двадцать шесть будет, – смутилась Софи, не привыкшая в Москве к таким прямым вопросам.
– Мужа тебе родители ищут? Пора уже, дорогая. Помоги тебе Богиня-Матерь! Чтобы муж хороший был и детки здоровые. Убереги покровительница от таких несчастий, как у моей Амриты… Я тебе вот что скажу. Родители тебе жениха найдут, это наверняка. Или сама себе найдёшь, не знаю, как у вас там принято в ваших странах. Любить он тебя будет сильно, по теплу в твоих глазах вижу – мужу тебя будет за что ценить. Но и ты полюби себя сама! Во-первых, посмотри, какая худая! Я тобой займусь, а ты потом продолжай обязательно у себя дома: когда чапати ешь – щедро поливай маслом гхи, молоко пей хорошее домашнее, рису на обед побольше, а в сезон – свежих манго. Во-вторых, что ты всё в чёрном да в сером, как сектант? Сколько красивых цветов на свете: розовый, жёлтый, красный – обязательно! Пойдём с нами с Амритой на базар – хочу её встряхнуть, и тебе заодно что-нибудь поярче выберем. Купим Амрите сари, а тебе – курту и шальвары: ты у нас пока незамужняя, сари тебе не впрок. Украшать ты себя, смотрю, не любишь. Серёжек не видно почти. Твой браслет – железка с кубиком… Не знаю, дочка… Мы тут тоже не в изоляции, всё понимаем – видела я у итальянки журналы, всё знаю про моду. Но разве когда было плохо девушке, если камешков блестящих побольше, браслетов цветных добавить, заколок с птицами? И нос проколоть, колечко вставить нужно обязательно – очень это красиво!
Софи любила минимализм и качество. У нее было немного вещей, они были простыми, но всегда из натуральных материалов, отлично сочетались и были ей по душе. Она лично считала себя стильной и элегантной в простоте. Но, может быть, мама Амрита права – и она немного скучна и предсказуема в своих образах?
– В-третьих, ты молодец – училась, работаешь, девушка разумная. Но очень уж серьёзная! Ты меньше думай, дочка, меньше! А больше чувствуй! Этому у вас в институтах не учат, много я таких, как ты, видала…
– Мате-джи, ну пожалуйста, хватит! Ты совсем смутила Софи! Она же не индианка, у них не принято в личное лезть, даже когда люди годами друг друга знают. А тебя она видит второй раз в жизни. Ну какой у неё в России сезон манго, и чапати они не едят, а с кольцом в носу её в офис не пустят… Пойдём, Софи, Майя просила показать тебе Кхаджурахо, – у двери в свою комнату стоял улыбающийся Акас в серых шортах и белой футболке – прямо в тон Софи. Вчерашнюю замкнутость на лице сменило доброжелательное расположение.
– Давно слушаешь? – спросила покрасневшая Софи.
– Достаточно. Я хотел сразу остановить маму, но было очень интересно. Судя по вчерашнему разговору о тяготах жизни, я думал, тебе двадцать два, а не двадцать шесть! – довольный своим остроумием Акас дружелюбно улыбнулся и шутливо распахнул перед Софи дверцу машины.
Субдивизиональный офицер, полицейский инспектор Маниш Парияр запер дверь на ключ. У него было всего две минуты. За двадцать лет карьеры Манишу ни разу не было так жутко. Ни в тот раз, когда они втроём арестовали банду грабителей, беспокоящих жителей в охоте за золотом. Ни когда Абхи пырнул болтливого Манну ножом и тот истёк кровью у него на руках, так как доктор закрыл маленький старый госпиталь на ключ, отправившись на долгий обед. Ни когда мужчины из Старой деревни почти до смерти избили палками Кульдипа, назойливо преследовавшего старшеклассниц. Всё это были привычные криминальные события индийской глуши, развеивающие жаркую скуку. Но с момента пропажи первого ребёнка Маниш потерял семь килограмм и почти не спал. Никто никогда не догадался бы об этом, глядя на инспектора, вызывающего страх и уважение у всего округа. Но в душе он считал себя неудачником, который не справился с работой и подвёл людей, начальство, себя и свою семью. Инспектор и старшие коллеги из районного центра сделали всё, что только представляли возможным. Всё, чему их учили и что он – активный, любящий свою работу полицейский, сам отец семилетней Пунам – вычитал в книгах. Конечно, они ограничены в технических средствах. Не всё из книг применимо в жарком отдалённом регионе Индии. Но у них есть свой метод расследования. Разговоры. В Индии много людей. Они повсюду. И ни один секрет не может существовать в местной деревне больше двух дней. Что бы ни происходило – кто-то обязательно что-то видел или знает. А здесь такой печальный случай, все хотят помочь, и никто не может даже предположить, где искать. Только какие-то туманные намёки на тяжёлую энергию. Конечно, инспектор не отбросил и эти скудные и сомнительные сведения. Прошёл по храмам, поговорил со жрецами, сходил к учителям школ йоги. Маниш вспомнил сумрачный день в начале марта. Как он поднимался в горы рано утром, пока все ещё спали. Вспомнил спокойную, практически неподвижную сухощавую фигуру в глубине небольшой пещеры. Он не отказался и от этого следа. Как бы ни было ему тяжело. Полицейский достал из ящика стола небольшую яркую картинку с изображением старика с покрытой платком головой и молитвенно сложил трясущиеся руки. Его покровитель, святой Ширди Сай-Баба, всегда придавал ему сил.
– Сэр, машина готова, мы можем выезжать, – раздался в дверь стук молодого ответственного офицера Сороба, тоже тяжело переживающего происшествия последних месяцев. Инспектор Маниш сел в машину спокойным и готовым. Как всегда.
Место нахождения тела девочки было видно издалека: вокруг толпилась добрая сотня людей и с разных сторон продолжали приближаться машины, мотоциклы, велосипеды. Привычная картина – так местные жители реагируют на любое серьёзное событие. Два десятка полицейских с бамбуковыми палками быстро навели порядок, расчистили склон и перекрыли подходы к холму. Инспектор посмотрел на стоящую у полицейской машины индианку с закрытым кончиком сари лицом, прижимающую к себе восьмилетнюю девочку с двумя косичками, и начал подъём. Ориентироваться было просто – по виднеющейся наверху белой рубашке местного врача, единственного, кому разрешили остаться рядом с телом до прибытия экспертов из Чаттарпура.
– Рассказывай, Пратап-джи, – без приветствия обратился к местному врачу и своему другу инспектор, завязывая лицо платком – тяжёлый запах ударял в ноздри за несколько метров.
– Ну я не профессионал, но даже я могу сказать самое основное: умер ребёнок примерно два дня назад. Конечно, если бы деревенская девочка Рита рассказала о находке сразу, было бы легче. Бети Рита увидела тело вчера днём и испытала шок. Она пряталась под одеялом и почти не разговаривала. Сегодня утром родители поняли, что дело серьёзно, и вызвали меня… Никаких следов насилия на теле Самиты нет… В смысле помимо убийства, – поправился врач. – Обращались с ней хорошо: она не выглядит измождённой, не похоже, чтобы голодала. На руках… – доктор поднял маленькую ручку, и несколько тонких браслетов, усыпанных синими камешками, скатились к локтю, – и ногах нет следов верёвок или чего-то подобного. Самое обычное отличное состояние маленькой девочки. За исключением того, что она убита ударом ножа в сердце. Довольно узкого ножа, на первый взгляд, самого обычного – такой может быть на любой кухне.
– А, вот ещё что… – доктор Пратап приподнял кофточку с рыбками, и инспектор увидел на тёмной коже прямо на уровне солнечного сплетения маленькую татуировку танцующего человечка. – Интересно, давно у неё эта штука?
Акас остановил машину у огромного бетонированного колодца напротив маленького пустующего храма какого-то гуру, спрятавшегося среди разросшихся баньяновых деревьев. Кхаджурахо остался позади. Они были среди сельскохозяйственных полей. «Фермы», как уверенно называл их Акас, представляли собой куски земли, иногда окружённые колючей изгородью, иногда – узкой канавой, а иногда просто разграниченные колышками. «Где чьё поле, все и так знают, а воровать у нас не принято». На фермах не было построек, не было животных, не было огородов. Лишь сплошной ковёр пшеницы, горчицы, перечной мяты или тростникового сахара. Иногда в центре поля попадались маленькие хижины из ветвей или глины, а то и просто навесы: здесь жили работники, присматривающие за урожаем и занимающиеся поливом.
Колодец не пустовал больше пяти минут – по дороге между Кхаджурахо и расположенными за Горами-Зубами деревнями всегда существует не плотное, но постоянное движение. Молочник на велосипеде возвращался домой с пустыми бидонами. Трактор отправился на дальние поля. Крестьянин повёз на базар овощи в телеге, запряжённой огромными волами. Старушка с охапкой хвороста на голове, покрикивая, гнала перед собой коз. И все останавливались у колодца. Сначала почтенно снимали обувь, затем поднимались на нагретый солнцем бетон, опускали ведро – так глубоко, что у Софи закружилась голова, когда она посмотрела вниз – и зачерпывали холодной, прозрачной и чистой воды. Обязательно ополаскивались руки и лицо, смывался пот с шеи и усталых рук, и потом уже можно было напиться.
По наблюдениям Софи, Акас знал половину случайно встреченных людей. А если и не знал – в Индии это не помеха общению. Девушка знала это по опыту путешествия в поезде. Пока Софи фотографировала красивейших голубых птиц, во множестве водящихся в этих краях, Акас успел собрать все последние новости. Он похохотал с проезжавшими на мотоцикле парнями, не поднявшими на Софи взгляда. Как она потом узнала, это не принято в Индии, если девушка с мужчиной и он не представляет её, предлагая разговор. Спросил у крестьянина про урожай. Ответил на вопрос старушки с козами. Назидательно объяснил что-то мальчишкам, несущим щенка, и угостил их непонятно откуда взявшимся шоколадным печеньем. Подебатировал с присевшим отдохнуть садху – святым паломником в оранжевой одежде, бродящим пешком от храма к храму в молитвах и размышлениях. Садху попросил Софи полить ему прямо на шею воды и радостно фыркал, когда ледяные струи затекали за шиворот его рубашки. Он был весёлым и простым. Софи много слышала о садху, видела фотографии из Варанаси и представляла их совсем другими. У этого не было ни леопардовой шкуры, ни замысловатой причёски, ни скипетра, ни рисунков пеплом. Он был одет в простую индийскую хлопковую рубашку и кусок ткани – дхоти, обёрнутый как юбка. Седые пушистые волосы доходили до плеч. Из багажа у старика был только тряпичный мешок, в котором лежали пластиковая бутылка с водой, железный бидон для еды и мешочки с какими-то травами.
– Садху-джи идёт в деревню Бенигандж на даршан к богине Дурге. Даршан – это когда мы видим бога, испытываем благодать и получаем благословение. А Дурга – богиня-воительница, наша защитница и мать, – сразу пояснил Акас, видя непонимание в глазах Софи. – Со временем ты узнаешь индийскую культуру, у нас много времени, – добавил он серьёзно, и у Софи почему-то потеплело на душе. Было странно, но приятно оказаться в мире, где так просто задают личные вопросы и не обижаются на твои, моментально принимают в семью, берут под опеку и помогают от души, не ожидая, когда ты об этом попросишь.
– Садху-джи взволнован, – задумчиво произнёс Акас, рассматривая виднеющиеся невдалеке горы, действительно похожие на набор разномастных зубов.
– Странно, по нему не скажешь – выглядит таким довольным… – вставила Софи.
– Для него «взволнован» означает лишь то, что он встретился с новой нестандартной ситуацией, которая вырвала его из привычного русла и дала пищу к размышлениям. Лица настоящих садху чаще всего умиротворены. Хотя и не всегда. Они могут быть веселы, а могут быть спокойны и обращены внутрь – у кого какой характер. Но не бывают подвержены дикому веселью или глубокой печали. У них не бывает хороших дней или плохих. Они в гармонии и мире с собой. Но сейчас мысли садху-джи обращены к тому, что происходит в Кхаджурахо. Двое пропавших детей за два месяца… В наших местах никогда не было похищения детей для торговли и подобной криминальной деятельности. Нигде на сотни километров такого не случалось по крайней мере много десятков лет. Более того, среди садху ходят разговоры о том, что энергетика наших мест стала тяжёлой. Многие паломники уже поспешили из Кхаджурахо прочь на север, к священному Харидвару, столкнувшись с чем-то тёмным во время медитаций. Садху-джи отправляется к храму пятидесятидвухрукой Вамана-Бхуджи Маты, чтобы поговорить с местным пандидом и обратиться к своему учителю во время медитации. Возможно, вечером он расскажет нам что-то интересное.
Софи вежливо молчала, хотя ей хотелось напомнить Акасу о том, что они живут в двадцать первом веке и фразы «тяжёлая энергетика» и «что-то тёмное» звучат по меньшей мере наивно. Она не верила в эзотерические откровения. И, слушая подобные рассказы, внутренне гордилась своим подходом к объяснению всего происходящего в мире. Он был основан на логике, психологии и науке. Майя иногда упрекала её в гордыне и узкомыслии, а Софи в ответ считала подругу слишком восприимчивой из-за недостатка образования.
– Расскажи мне, что именно произошло? – свернула с шаткой тропы Софи.
– Рассказывать особо нечего. Кхаджурахо всегда был приятным и безопасным местом. У нас можно было ездить по ночам, хозяева спокойно оставляли магазины без присмотра, женщины чувствовали себя уверенно, направляясь куда угодно по своим делам, деревенские дети росли на улицах, свободные и дикие, как придорожные колючки. В январе весь Кхаджурахо отмечал праздник Макар-санкранти. В этот день солнце переходит в созвездие Козерога, заканчивается месяц зимнего солнцестояния и дни начинают неминуемо увеличиваться. Зима отступает, и мы начинаем ждать скорого тепла. День Макар-санкранти считается очень положительным, благостным, удачным для всяких начинаний. Весь Кхаджурахо и окрестные деревни праздновали: люди готовили специальные блюда и сладости, посещали главный храм Шивы, чтобы приложиться к священному лингаму, раздавали угощения и продукты бедным и животным, совершали обряды. Кто-то постился или уходил в аскезу. В деревне Бамнора у Гор-Зубов мальчишки вечером вытащили барабан и устроили танцы. В общем веселье и суете родители десятилетнего Кишори – мальчика из бедной семьи браминов, продающих молоко в рестораны Кхаджурахо – не сразу заметили, что сын куда-то затерялся. К одиннадцати вечера мама заволновалась и пошла по соседям. Все друзья Кишори уже час как были дома. Старший брат прошёлся по деревне, но всё было закрыто, на улицах – пустота. В этих краях рано ложатся спать. Отец собрал мужчин, и они обошли всё. Даже залезли на гору, прошли по дороге – той самой, на которой мы сейчас находимся – до самого Кхаджурахо. Нигде ни следа! Многие видели мальчика в разные моменты, но никто не мог объяснить, когда и куда он делся. Семья обратилась в полицию, и полицейские ещё раз прочесали всю местность, проверили реку, облазили горы. Никаких следов. Никто ничего не видел, не понимает и не может помочь. – Акас замолчал, провожая взглядом мальчишек, с веселыми криками промчавшихся мимо на велосипеде. – А около недели назад, накануне Шиваратри – дня великого Махадева Шивы, в Старой деревне Кхаджурахо пропала Самита – дочка таксиста Ринку. Тихая и скромная девочка часто играла одна под старым манго за деревней, недалеко от храма Джавари, посвящённого Вишну. Туда она и отправилась утром, когда все были заняты приготовлением красивых колесниц для Шивы, его жены Парвати и других богов. Последним Самиту видел смотритель храма – она вышла из деревни и ждала, когда подальше переместятся буйволы, которых она побаивалась. Солнце припекало, и смотритель отправился вздремнуть в тёнек прохладной мандапы храма. Он уверял, что, кроме девочки и пасущихся животных, не видел ни души. Пространство вокруг открытое, светило солнце, и, куда могла пропасть девочка, кто и как мог её увести, ещё большая загадка, чем исчезновение Кишори. На прошлой неделе Самита должна была праздновать свой одиннадцатый день рождения.
– А что ты сам об этом думаешь? – спросила Софи. Она была заинтригована историей и рада, что ей удалось попасть в Кхаджурахо во время таких интересных событий! Может быть, даже стать свидетелем расследования и увидеть настоящего преступника. С другой стороны, девушке было стыдно за своё неуместное воодушевление: ведь это не игра – у людей горе.
– Что думаю я… Я не знаю, что произошло с детьми, но некоторые мысли у меня есть. Поехали, я тебе кое-что покажу.
Майя торопливо направлялась к речке, расположенной на юге Кхаджурахо. Времени оставалось немного, но, если её ничто не задержит, она как раз успеет к началу. Девушка сердилась на болтливую чачи, которая так задержала её. Джиту, как и многие индийцы, философски относится к понятию времени и ожидания, но сегодня она впервые встретится с гуру-джи. Если всё то, что рассказывал про него Джиту, окажется правдой, это будет знаковая встреча в её жизни! Она столькому у него научится! Откроет в своём сознании двери, при которых все виды йоги и медитации, испробованные раньше, будут лишь лёгкой разминкой! На перекрёстке в тридцати метрах впереди промелькнула знакомая серая машина Акаса. Водитель и темноволосая пассажирка смотрели в сторону двух неповоротливых индийцев, гоняющихся за сбежавшим телёнком, и не заметили Майю. Девушка вздохнула с облегчением. Она уже пожалела, что пригласила Софи. Тогда Майя ещё ходила на эти бессмысленные прогулки, практиковала сурью намаскар по утрам и пыталась разговорить о тантре знающих не больше неё местных учителей. Но сейчас всё поменялось, и любопытство Софи было совсем не к месту. Конечно, хорошо, что сегодня школьную подругу занял Акас. Хотя, с другой стороны, Майя предпочла бы, чтобы это был не он. Ей не понравилась нескрываемая радость индийца, когда она попросила его показать только приехавшей подруге Кхаджурахо.
Пройдя мимо храма Шивы-Дулхадева, Майя свернула перед мостом направо, как объяснил Джиту, и минут десять шла по высокой траве вдоль реки. Йог сидел в позе лотоса прямо на голой земле, провожая взглядом ветки и мусор, плывущие по воде. Как всегда, он был одет в традиционную курта-пижаму, сегодня светло-сиреневую. Волосы с проседью коротко стрижены, а чёрная борода доходит до самой груди. Пальцы усеяны серебряными кольцами с крупными камнями, не очень сочетающимися с неизменными деревянными чётками-малой на правой руке.
– Вот та, о которой я тебе говорил, учитель, – произнес Джиту в сторону, не удостоив Майю взглядом. Из высокой травы медленно понялась старая фигура. Из-за слепящего глаза солнца Майя не сразу заметила, что Джиту уже не один. Гуру поднялся беззвучно и плавно. Никакого усилия – даже дыхания совсем не слышно. А на вид старый, как вечность. От пояса до ступней тело гуру покрывала простая серая дхоти. Верхняя же часть была укрыта только ниткой бус-рудракши и сплошной татуировкой – смесью каких-то надписей на неизвестном Майе языке и страшных морд то ли непонятных животных, то ли демонов. От живота до самого горла ровно посредине тела мудреца тянулась цепочка вытатуированных человечков, будто бы танцующих. «Техника Уорли», – вспомнила Майя. В простой татуировке было что-то пугающее. Через пальцы ног, всё выше и выше по телу девушки расползлось странное оцепенение. А потом из живота к горлу подступило что-то тягучее и липкое. Неподконтрольный и непонятный страх животного, чувствующего опасность.
Взяв себя в руки, Майя хотела подойти и прикоснуться, как положено в Индии, к ногам гуру в знак приветствия, но была остановлена его поднятой рукой. Ничего не говоря, старик рассматривал иностранку. Из его властных глаз давно ушли краски, но не ушла сила. Девушке стало неудобно за большие серебряные серьги с тигровым камнем, за розовые лосины и любимую майку с, наверное, слишком глубоким для этой встречи вырезом, за яркие ногти, да и вообще за то, что решилась побеспокоить такого человека. Но гуру не интересовала ни одежда, ни красота девушки, он не выказывал ни раздражения, ни высокомерия. Спокойно и долго он смотрел лишь в глубину голубых глаз. Спустя минуту учитель закончил изучать Майю, повернулся к Джиту и, грустно покачав головой, произнёс что-то на хинди. В его голосе было что-то странное. Что-то напомнившее шелест ветра в сухих листьях.
– Садись, Майя, гуру-джи поговорит с тобой, – кивнул совсем потерявшейся девушке йог.
– Прежде чем мы поедем дальше, мне необходимо выпить масала-чаю – лучшего средства для водителей, чтобы не заснуть за рулём. Ну кроме жевательных смесей, конечно. Они вне конкуренции. Но ты же не захочешь, чтобы я говорил с набитым ртом и плевал из окна красными слюнями! – рассмеялся Акас, довольный представленной картиной. Софи улыбнулась. Она уже успела удивиться, а потом привыкнуть к частым картинам засыпающих что-то из пакетиков в рот индийцев, долго пережёвывающих потом эту массу и даже умеющих ловко говорить, свесив голову на одну сторону.
Старый седой индиец в растянутой майке поставил на растрескавшийся пластиковый стол два маленьких стеклянных стакана горячего пряного чая. «Спасибо, отец», – вежливо кивнул Акас.
Софи всё больше нравился этот симпатичный молодой индиец – интересный, вежливый, приветливый с бедняками, старыми и детьми. Только вот образование у него специфическое. Или просто от суеверий и мистики не может уйти даже современный житель Индии. Какое-то странное представление о мире – мало фактов и много веры. И за настроением его сложно успеть – то он душа компании, располагает к себе за минуту, и не замечаешь, как твоё настроение само по себе поднимается. А через мгновение уже смотрит в одну точку, отвечает односложно и как будто очень недоволен твоим присутствием. А иногда скажешь что-нибудь очевидное, что всем известно и понятно, а он смотрит на тебя с сожалением и молчит.
– Чем ты занимаешься? В смысле работы, – спросила Софи, оторвавшись от своих мыслей.
– Всем понемногу. У нашей семьи поля возле гор. На них вырастает три урожая в год – нужно следить за работами и организовывать продажу. Далее сдача в аренду наших помещений на маркете и машин – нужно контролировать документы и оплату. Потом статуи. У нас в Кхаджурахо сохранилась традиция резьбы по камню, в точности как на древних храмах. Ещё мой дед организовал мастерскую, в ней работает в разное время от двадцати до сорока скульпторов. Некоторые статуи идут в магазины сувениров, другие у нас покупают из самых разных стран – от Японии до Бразилии. Но особенно их любят в Штатах. Дизайнеры заказывают огромные экземпляры для домов богачей и салонов красоты. Кстати, статуи из Кхаджурахо пользуются спросом у проживающих там русских. В первую очередь – статуи фигур Камасутры. Ну и отдельные проекты, дела возникают. У нас не как у вас – работы в офисе нет. Несколько врачей и государственных служащих, а остальные – в вольном плавании, как я.
– А ты не думал поехать в Дели и устроиться там на хорошую работу, строить карьеру? – Софи побоялась, что допустила бестактность, но Акас и глазом не моргнул. «Да, он так доволен собой… вряд ли его может глубоко задеть какая-либо критика…»
– А чем плоха моя работа? Зачем мне работать на кого-то, если здесь я сам себе хозяин и зарабатываю больше, чем могу потратить?
– Ну, может быть, потому и не можешь, что здесь некуда тратить? Я понимаю, что туристам интересно сюда приезжать. И пожить здесь несколько месяцев, как Майя, тоже должно быть здорово. Но жить постоянно, когда мир предлагает столько возможностей! Столько интересных образованных людей, мест, блюд, наконец!
Акас повернулся с легкой, еле ощутимой снисходительной улыбкой, от которой Софи начинала вспоминать свои слова и нервничать – не сказала ли глупость.
– Если ты сумеешь объяснить мне, чем дорогой ресторан Дели лучше этой чайной и чем день в современном офисе в окружении людей в костюмах может сделать меня счастливее, чем день в движении и общении с фермерами, скульпторами, замерщиками, – я, возможно, соберу вещи и отправлюсь в Дели. Интересных людей я вижу достаточно – тех же офисных жителей, что и ты, приезжающих в отпуск, а плюс ещё множество самых разносторонних и нетипичных персонажей, которых в Кхаджурахо заносит судьба. И своих умных людей у нас немало, хоть они и не разбираются в инвестициях, импрессионистах и последних тонкостях моды современного мира. Кстати, с модой у вас там перебор – мода на одежду, на технику, на используемые слова, на посещаемые места. Неужели так здорово быть одинаковыми? Не знаю, мне кажется, что здесь люди простые, но такие разные. А в западном мире большинство одинаковые, как под копирку. Хотя они сами вовсе так не думают.
– А мне кажется, что это вы все одинаковые! Слишком верующие, слишком зацикленные на обрядах и пустой философии, бездеятельные и расслабленные! Вы просто ограничиваете себя в развитии! Тратите столько времени на пустые разговоры, сидите, смотрите по сторонам. Мало читаете. Мало думаете о глобальных проблемах! Мало работаете и мало имеете в жизни. И совсем этого не видите! – пыталась донести вбитые в голову фразы Софи, путаясь в чувствах и словах.
– Может быть, мы ограничиваем себя в каком-то развитии, которого больше у вас. Но вопрос – нужно ли оно и куда ведёт. Я не вижу, чтобы вы были счастливее нас… Скорее наоборот! А вы в любом случае тоже ограничиваете себя в развитии, духовном и эмоциональном. Слишком много логики! Я постепенно познакомлю тебя с разными людьми, и ты поймёшь, что строга к нам. Но в одном ты права – мы любим посидеть и поболтать. Теряем время! Поехали, нам пора!
Тёплые и гладкие ступени казались блестящими под лучами полуденного солнца. Было очень приятно стоять на них босыми ногами. «Тысяча лет!» – с восторгом думала Софи, задирая голову вверх, чтобы увидеть верхушку древнего здания, ракетой стремящегося к небу. Ступени вели на широкую платформу джагати, окружающую основную часть храма. Вся наружная стена, составленная из огромных каменных блоков песчаного цвета, была украшена невероятно красивыми статуями. Чего здесь только не было! Процессии маленьких человечков: воинов, танцоров, музыкантов, сцены сражений, какие-то неизвестные боги и чудовища, древние короли, откровенные сцены любовных пар и, конечно, прекрасные апсары – небесные танцовщицы. Последние везде бросались в глаза, и не было ни одной похожей на другую. Софи была под впечатлением от мастерства, с которым была вырезана каждая деталь скульптур прекрасных нимф. Она представляла, как много сотен лет назад художники в набедренных повязках и чалмах на головах сидели в позе лотоса и часами работали резцом. Как быки тащили огромные блоки. А главный архитектор руководил процессом, восседая на слоне. Как после открытия храма индийцы, точно такие же, как сейчас, в той же традиционной одежде, которую многие носят и сегодня, спешили в храм, чтобы упасть на пол и поклониться богам. А раджу помпезно доставляли на золотых носилках.
– Снова ты мечтаешь и теряешь время? В тебе точно есть что-то индийское! – подмигнул Софи Акас. – Пойдём внутрь!
В храме было сумрачно и прохладно. Статуй было меньше, чем снаружи, но без света они выглядели ещё старее и величественнее. Потолок уходил вверх в виде раскрывшегося бутона лотоса. В тишине где-то в глубине храма равномерно падали капли.
– Это махандапа – здесь проводили церемонии, медитировали и просто сидели, чтобы пообщаться с богом или подумать, – показал Акас на большой квадратный постамент, возвышающийся в центре холла напротив давно заброшенного богами и жрецами святилища со статуей странного человечка – бога Вишну в образе карлика-брахмана Ваманы. – Давай сядем и почувствуем место. Я знаю, с чувствами на Западе не очень, но ты попробуй. Ты точно была индианкой в прошлой реинкарнации.
Софи не стала спорить и послушно села, сложив по-турецки ноги и закрыв глаза. Камень холодный, но такой же гладкий, как на ступенях. Тихо, лишь еле слышный стук капли где-то в глубине, позади святилища, иногда нарушал недвижимый покой внутри храма. Какие-то звуки снаружи вроде бы и доносились, но как во сне. «Похоже на сирену полицейских машин – но с чего бы им звучать здесь, в деревне, ранним утром?» – мелькнула и тут же растворилась мысль. Редкий ветерок дотрагивался до лица. В воздухе пахло камнем и временем. Софи пыталась расслабиться и помедитировать. Она никогда не была сильна в медитации и считала, что ей не очень подходят такие вещи. Но всё-таки она в Индии, в древнем тантрическом храме. Разве не для того она пролетела и проехала тысячи километров, чтобы попробовать, узнать и понять что-то новое. Девушка старалась представлять чистый белый свет, льющийся на голову. Но свет постоянно менял цвет на тёмный, а потом и вовсе пропадал. Сосредоточиться и расслабиться не получалось. Вспомнился брат, и сердце сжалось. Софи постаралась смотреть в пустоту и считать дыхание, но в голову лезли тяжёлые мысли о последних неудачах на работе. О том, как ей не хватает бабушки. Как хотелось бы снова приехать к ней без предупреждения после работы и весело крикнуть в домофон: «Угадай кто?» Но она больше никогда так не крикнет, так как бабушка умерла год назад. Сглотнув боль, Софи вспомнила про Майю – неужели подруга не рада её видеть? Потом в голову сами собой пришли мысли о пропавших детях.
– Я не хочу! – Софи резко открыла глаза. – Мне не нравится здесь находиться. Вернее, нравилось смотреть: всё было как в сказке – я в таком месте, могу дотронуться до древностей руками. Но сейчас моё настроение испортилось. Ни одной хорошей мысли не лезет в голову и расслабиться не получается. Нет, медитации не для меня! И темнота тоже… Пойдём на солнце!
– Вот это я и хотел тебе показать. Моим словам ты не веришь – но у нас особенные места. Здесь ходят энергии, тревожащие душу, копающиеся в ней. Они действуют на людей очень по-разному. Многие садху со всей Индии приходят сюда, чтобы приблизиться к богу. Их разум светлеет и успокаивается, находит ответы на вопросы, выходит на новый уровень. Кто-то не может выдержать энергии, так как не готов к ней, как ты, например. А есть люди, в которых храмы пробуждают зло, – молодой индиец вывел Софи под руку и посадил на изумрудную траву в саду, окружающем храм. Ей быстро стало лучше – то ли от мягкого утреннего солнца, то ли от сильной руки и мягкого приятного голоса. – Я не знаю, что случилось с детьми. Но давно слышу намёки на то, что с энергиями в Кхаджурахо творится что-то не то. Либо они сильнее влияют на людей, заставляя совершать тёмные поступки, либо, наоборот, кто-то тяжёлый пришёл и влияет на храмы.
– Акас-анкал! – раздался из-за ограды крик Раджу. Мальчик был растрёпан сильнее обычного и очень возбуждён. – Сидишь и ничего не знаешь! Нашли Самиту!!! Она мёртвая! Он убил её!
– Майя, открывай, это я! – настойчиво стучала в дверь подруги Софи.
Подождав пару минут и убедившись, что Софи не планирует уходить, Майя впустила её.
– Я спала, – зевнула девушка, закрывая рукой рот и растирая лицо. Лицо действительно выглядело заспанным и усталым. Но было что-то и помимо этого. Какое-то напряжение в глазах, в позе, в сжатых руках, которое не ускользнуло от Софи.
– Извини, не думала, что ты спишь, уже семь вечера, – виновато улыбнулась Софи. – Я просто ужасно соскучилась и хотела с тобой поболтать. И обсудить эту страшную новость! Похищенную девочку всё-таки убили! А от мальчика по-прежнему ни следа! – девушка нерешительно стояла в дверях, не узнавая себя, – раньше рядом с подругой она чувствовала себя легко и комфортно.
– Конечно, заходи, я всегда тебе рада! – Майя улеглась на постель, быстро сложила в сумку блокнот-дневник и карандаши и хлопнула рукой рядом с собой, приглашая Софи сесть. – Как прошёл твой день? Как тебе нравится Индия?
– О, у меня всё отлично! Индия – непривычная, но замечательная страна. Акас устроил мне настоящую экскурсию по городу, сельской местности, свозил в чайную и показал храм. Он приятный и интересный человек, правда? – мимоходом и как бы равнодушно спросила Софи, её мысли всё больше и больше занимал новый знакомый.
– Ну разумеется! Он замечательный… А ты, случайно, не увлеклась им, подруга? – повернула голову Майя.
– Ну что ты. Я не в том смысле. Ты же знаешь, я никем никогда не увлекаюсь. – Софи не могла похвастаться большим количеством романов. Она всегда была сосредоточена на учёбе и карьере и была уверена, что её судьба в один прекрасный день найдет её сама. То, что она никем не увлекалась, конечно, не было правдой. И в этом случае тоже. Но скрытность в таких личных вопросах не позволяла девушке делиться даже с лучшей подругой. Тем более зачем делиться, если чаще всего даже не удавалось начать подобие романа. Умная живая девушка с нетипичной внешностью легко привлекала противоположный пол, но умудрялась моментально оттолкнуть любого кандидата.
– Это хорошо… – задумчиво протянула Майя. Софи удивилась такой реакции и посмотрела на подругу. Но лицо Майи скрывал царивший в комнате сумрак, и не было понятно, что она имеет в виду.
– Майя, расскажи мне лучше о своей жизни здесь. Мне очень-очень интересно – чем ты занимаешься? – сменила тему Софи.
– Ну чем занимаюсь… Я тебе уже рассказывала. Начала я с того, что просто гуляла по храмам, рассматривала скульптуры и даже делала наброски. Фотографировала всё подряд. По утрам практиковала йогу на крыше. Постепенно познакомилась с местными йогами. Мне нравится встречаться с ними и слушать, задавать вопросы… Семья эта просто замечательная! И Акас мне не давал скучать, – девушка расхохоталась и на секунду стала прежней Майей, сбросив напряжение. – В общем, я наслаждаюсь здесь жизнью и учусь.
– И чему именно ты учишься?
– Я знаю, ты не относишься серьёзно к таким вещам. Зря, конечно, тебе бы точно не повредило! Я открываю для себя новое направление в йоге. Тантру! Конечно, это непростой путь… – в голосе Майи проскользнуло сомнение и лёгкое замешательство. – Я долго вела поиски нужных людей и знаний…
– Нашла? – Софи было любопытно. Она верила только в привычную реальность, но все эти постоянные разговоры вокруг энергий, силы, озарений, богов постепенно затягивали.
– Я думаю, да. Я чувствую внутри огромную силу. И хочу научиться управлять ей! Ты не представляешь, какими безграничными возможностями обладают наше тело и разум. Только беда в том, что мы не умеем их использовать!
– А что это за Джиту? – вспомнила про заинтересовавшего её йога Софи.
– А почему ты спрашиваешь? Кто говорил тебе про Джиту? – подозрительно посмотрела на девушку Майя.
«Ну вот, только расслабишься, и она опять начинает вести себя странно. Эти уроки тантры однозначно меняют её не в лучшую сторону!» – с горечью подумала Софи.
– Да никто ничего не говорил… просто его упоминали вчера на ужине, вот я и спросила. Майя, почему ты стала такой скрытной и подозрительной? И, вообще, странной! Вот скажи, ты почему улеглась спать в семь вечера? – Софи надеялась, что Майя сама расскажет о ночной вылазке.
– Да, ты права, извини… Я просто устала, сегодня жарко, вот и прилегла перед ужином. Всё у меня в порядке. Не бери в голову. Ты моя маленькая зануда! Давай я тебе лучше свои рисунки покажу. – Майя виновато засуетилась, включила свет – за окном окончательно стемнело – и начала собирать по полкам и сумкам листки. – Завтра мой день рождения. Я тебя с друзьями познакомлю. И с Джиту тоже, раз ты такая любопытная. Вообще, это должен быть особенный день рождения. Мне кажется, я ступила на важный путь. К тому же я буду отмечать мой личный праздник с человеком, который очень много для меня значит. Ты знаешь, я всегда была открыта любви! – лицо Майи стало непривычно серьёзным и умиротворённым. – Но сейчас всё по-другому. Когда ты встречаешь своего человека, ты всегда точно знаешь это. Может быть, не в первый день, но постепенно ты понимаешь, что он для тебя особенный…
Софи внутренне согласилась. Если подруга нашла свою половинку и счастлива, она за неё только рада. Когда-нибудь и в её день рождения рядом будет кто-то надёжный и любимый. Почему-то вспомнился Акас, и лицо само расплылось в улыбке.
– Сначала посмотрим твои рисунки, а потом ты мне всё-всё расскажешь! – заговорщицки подмигнула подруге Софи.
Любительские, но довольно неплохие и сделанные со старанием работы понравились Софи. Майя раньше не рисовала, но она была талантлива, уверена в себе и всегда легко осваивала что-то новое. Индийская женщина с кувшином на голове. Статуя апсары крупным планом. Храм-ракета, окружённый садом, а на переднем плане спиной к храму сидит в медитационной позе индиец с густой бородой до груди. Пики Гор-Зубов, местами поросшие кустарником. Горбатая корова – ещё не законченная. В правом углу листка взгляд Софи привлёк небрежно начерченный рукой узор – как будто художник задумался, а рука машинально что-то чертила. Цепочка из маленьких человечков. Народный индийский рисунок, применявшийся когда-то ещё племенами. Софи заинтересовалась:
– Представляешь, точно такой же человечек был вытатуирован у убитой девочки! Прямо на уровне сердца!
Рука Майи, переворачивающая страницы, замерла. Побледнев, она стёрла со лба выступившие капельки пота.
– Прости, сегодня мне нехорошо… Вроде бы привыкла к индийской кухне, но иногда организм бастует, – закрыв рот рукой, девушка быстро выбежала из комнаты и скрылась в душевой.
– Девочки, пора ужинать! – раздался крик мамы Апарны.
– Кушай, кушай, дочка. Я сделаю из тебя красивую невесту! – мама подкинула на тали Софи очередную горячую свежайшую лепёшку. Сегодня на ужин были пури – лепёшки маленького размера, пожаренные не на сухой сковородке, как чапати, а прямо в чане с горчичным маслом. Готовящая дома исключительно в мультиварке Софи сначала подозрительно смотрела на лепёшки, раздувающиеся прямо в бурлящем масле. Но они пахли так аппетитно, да и обидеть хозяек девушка не решалась. В итоге она просто отбросила в сторону мысли о полезном питании и принялась уплетать то, что дают. К пури полагалась картошка, обжаренная с зеленью с чечевичных кустов, и карри из тыквы. Чачи приготовила соус чатни из помидоров, лука, чеснока, имбиря, зелени кинзы и соли – просто не оторваться.
– Вижу, о чём ты думала. Сейчас половина туристов из Европы очень озабочена своим питанием. Кто-то ест только сырое, кто-то не пьёт чай, кто-то не ест чапати, кого-то не корми после 18ти, а кото-то – в течение двенадцати часов. И наши некоторые наслушались! – мама недовольно покосилась на Анжу. – А мы так считаем: что есть на столе, то и ешь. И любая пища, которую ты примешь с радостью и благодарностью, пойдёт только на пользу и никогда во вред! Главное, быть умеренным в порциях и не жадничать без меры!
– Мы пришли, готовьте тали! – раздался из галереи голос Акаса. – Проходите, гуру-джи!
Во внутренний дворик вошёл утренний садху. «Благослови вас Господь Рам!» – поздоровался святой человек и обвёл всех своим добрым, приветливым взглядом. Мама приглашала мудреца сесть, но тот замер в недоумении и дотронулся рукой до лица. Улыбка уступила место секундному напряжению. Софи проследила за взглядом садху и с удивлением поняла, что тот смотрит на понурую Майю, устроившуюся в стороне с маленькой пиалкой – катори, наполненной йогуртом дахи. Лицо садху стало печальнее, старые щёки будто сползли вниз. Майя тоже поймала взгляд старца, сначала покраснела в недоумении, потом тут же побледнела и опустила глаза.
– Жарко что-то сегодня, хозяйка, дай мне стакан воды, – вздохнул гуру и уселся на циновку, предложенную чачи.
Выпив воды, садху снова принял благодушное выражение лица и раскрыл свой тряпичный мешок. Достав из него старый деревянный гребень и резинку, он принялся водружать на голове пучок из своих непослушных длинных волос. Довольный результатом мудрец выудил из-под рубашки большой носовой платок, протёр лицо и руки, дотронулся до своего тали правой рукой и этой же рукой коснулся лба, прошептав благодарность богам за сегодняшнюю пищу, и, наконец, приготовился есть.
Софи с возрастающим изумлением наблюдала, как садху, обмакивая кусочек пури в чатни или карри и с удовольствием отправляя его в рот, продолжал временами посматривать на её подругу.
– Мы не встречались с тобой раньше, дочка? – обратился он наконец к Майе.
– Нет, гуру-джи, вряд ли, – ответила та и повернулась с каким-то вопросом к Анжу.
– Нет, лицо твоё мне не знакомо, а вот с энергией, которая вокруг тебя, встречался абсолютно точно, – размышлял мудрец.
– Не знаю, я просто занимаюсь йогой здесь, может быть, пропиталась энергией Кхаджурахо, – после небольшой паузы отозвалась Майя.
– Только вот энергия не кхаджурахская… Кто твой учитель, дочка?
– Все по чуть-чуть, так, хожу, общаюсь… – негромко произнесла Майя.
– Да, Джиту – её учитель, Джиту из Бомиты, – вмешался в разговор чача.
– Джиту тоже, да, – согласилась Майя. Софи уже поняла, что почему-то она не любит говорить об этом йоге.
– Вот оно что, Джиту, значит. Знакомы, знакомы… – пробормотал садху без всякого выражения. Было совершенно непонятно, что он думает по поводу упомянутого йога.
– Гуру-джи, расскажите, пожалуйста, что вы узнали сегодня в деревне Бенигандж? – сменил тему Акас. С Майей он поговорит позже. А пока очень интересно узнать последние новости.
– Ну что ж, дело путаное… – начал садху. – Пандид храма Вамана-Бхуджи – многорукой богини-матери Дурги – мой учитель и наставник. Он очень встревожен тем, что пути расследования пропажи, а теперь убийства, детей постоянно заводят к нему. Издавна он является для нас, странствующих садху, и для живущих в Кхаджурахо йогов самым чистым и полным источником и центром знаний о тантре в этих краях. Если бы что-то происходило среди местных, стремящихся к освобождению через тантру, – он бы это знал. Но учитель говорит, что энергия не изменилась и никто из его людей не имеет отношения к таким вещам, как похищение детей…
Представления Софи о тантре сводились к распространённому в широких массах пониманию её как каких-то таинственных эротических собраний в храмах. Она сдерживала усмешку, представляя участником таких собраний добродушного старого паломника, уплетающего перед ней пури. Поймав на себе невыразительный, но прямой взгляд Акаса, Софи взяла себя в руки, подавила улыбку и сконцентрировалась на рассказе садху.
– Однако непонятно, почему среди людей постоянно появляются слухи про связь йогов тантры с этими печальными событиями. Все повторяют, что открылось зло. Более того, говорят о том, что в Кхаджурахо поселился великий мудрец, прошедший весь путь тантры. Новый и непонятный человек, ни разу не пришедший на даршан в храм Вамана-Бхуджи – место, которое посетит каждый садху и йог. Вроде бы он обитает где-то в небольшой пещере в Горах-Зубах. Кто его ищет – найти не может, он всегда вовремя уходит. А те, кто, по-видимому, с ним общается, – садху бросил быстрый взгляд на Майю, – ничего не говорят. Люди ходили в полицию, но даже инспектор будто бы игнорирует эту тему. Учитель решил сам найти гостя. Завтра он проведёт большую пуджу и отправится на прогулку в горы.
– А можно спросить у гуру-джи, кто такие йоги тантры? – шёпотом обратилась Софи к сидящей рядом безучастной Амрите.
Индианка повернулась к ней, очнувшись от раздумий, убрала со лба растрепавшиеся из косы налипшие пряди волос, поправила блеклое горчичное сари в выцветших подсолнухах и пятнах масла и удивлённо спросила:
– Как кто такие, дорогая? Это же все знают… Вот детали их учения держатся в большом секрете. Спрашивать и думать о них бесполезно: ты нигде не прочитаешь и никто, кто знает, тебе не расскажет – даже не думай.
– Диди, – вмешалась в разговор Анжу, – ты же много общаешься с ведеси, знаешь, что у них всё по-другому. У них ни садху, ни тантры – ничего такого нет. И не знают они ни-че-го! – Анжу важно поправила металлические часы, которые получила в подарок от одной американской художницы, проживавшей у них два месяца прошлым летом. Анжу предпочитала их индийским украшениям, а вместо сальвар-камиза – свободного костюма из туники и штанов, как всегда, надела джинсы, хотя летняя жара уже вступила в свои права, да и сидеть по-индийски на циновке в хлопковых шароварах было бы куда удобнее. – Хотя есть и у них те, кто называют себя кришнаитами или буддистами, обряды проводят у себя в стране. Слушала я их – такие глупости говорят, совсем не так, как дедушка меня учил или пандид-джи. Я так смеялась!
– Ты, дочка, не будь строга к тем, кто думает не так, как мы, или обряд творит по-другому. Ты, я вижу, девочка образованная, Бхагават-Гиду – сосредоточие мудрости индуизма – наверняка читала. И знаешь, что единственно верного пути нет. Люди вправе выбирать тот путь к богу, который им ближе. Прекрасно уже то, что они ищут этот путь. Будь добрее и делись знаниями, если считаешь, что чего-то наши гости-иностранцы не знают, – произнёс садху по-доброму и без упрёка. Но Анжу всё же потупила глаза и вернулась к своему тали, в котором вместо пури к карри была двойная порция огурцов и помидоров – как у иностранных девушек. Пури, конечно, вкусно, но Анжу хотела всегда быть стройной, как европейки, выглядящие в тридцать пять лет моложе, чем многие индианки в двадцать пять.
– А про тантру разговор долгий, да и ненужный. Излишнее любопытство к чему? Это не шутки… Но пару слов скажу. Тантра для нас – это один из путей, который приближает к богу. Это долгая и упорная работа со своей энергией. Управление этой энергией. Когда поток энергии достигает огромной мощи, у души появляется возможность освободиться из сансары – колеса перерождений. В практике тантры мы используем мантры – священные звуки, янтры – священные формы, медитации и обязательно пранаямы – дыхательные практики. Знаю, что всем вам, приезжающим в Индию, интересно одно, но могу сказать, что практики соединения мужской и женской энергии являются лишь небольшой долей того, что представляет собой тантра.
– А правда ли, что йоги тантры – колдуны и могут совершать сверхъестественные вещи? – не удержалась Софи.
– Сверхъестественного не бывает, дочка. Всё – естественное и всё – божественное в этом мире, – улыбнулся мудрец. – Великие гуру тантры лишь умеют управлять частицами, из которых состоят их тела и этот мир. Они видят, знают и чувствуют больше, чем обычные люди.
– А правда, что йоги тантры живут на кладбищах?
– Живут. Но не все и не всегда. Вот смотри: ты хочешь попасть из Кхаджурахо в Дели. Ты можешь поехать туда поездом напрямую за двенадцать часов. Можешь быстро прилететь самолётом за пару часов. А можешь ехать автобусами до Джанси и там сесть на экспресс. Или долгим кругом, заехав по дороге в Варанаси, за два дня. Но в итоге ты всё равно попадёшь в Дели. Изменить своё сознание и силу тоже можно множеством путей. Есть пути длинные, есть более короткие. Тебе не обязательно заезжать в Джанси, чтобы попасть в Дели. И кладбищ можно избежать, а освобождения всё равно достичь. Всё зависит от гуру. Без гуру путь тантры невозможен. И если ты нашла себе гуру и гуру принял тебя – ведь тантра не для всех, то дальше учитель сам выберет для тебя путь. Слово и любое решение гуру – это закон, святая веда, вырезанная на камне.
Софи посмотрела на Майю. Девушка давно затихла и сидела над почти не тронутым тали. Поймав внимательный взгляд подруги, она как будто разозлилась.
– А как гуру выбирает ученика, почему тантра не для всех? – Софи решила воспользоваться возможностью и задать как можно больше вопросов.
– Душа должна быть на довольно высокой ступени своего развития. Она должна стремиться к божественному, а не искать способ получить необычные, как ты говоришь – сверхъестественные, способности, чтобы ещё глубже погрязнуть во зле материального мира. Но иногда гуру ошибается в выборе. Или что-то сбивает ученика с пути. И тогда могут твориться страшные вещи… – мудрец вздохнул и задумался. – Что-то я засиделся. Спасибо за гостеприимство хозяйкам. Спасибо за еду и беседу. Но мне пора в путь.
– Куда вы пойдёте на ночь глядя, гуру-джи? Оставайтесь у нас! – поднял голос обычно молчавший отец.
– Спасибо, но что-то мне хочется ночевать на природе. Я иду к горам. Сегодня мой путь ведёт туда…
Слишком много непонятного и нового. Незнакомые слова. Чуждые рассуждения. Софи была заинтересована, но не знала, как отнестись ко всему услышанному за прошедший день. Она привыкла доверять только тому, что видела собственными глазами. И каким бы заманчивым ни казалось погружение полностью в жаркую, душную, ленивую индийскую жизнь со всей её необычностью, загадочностью и мистичностью, Софи всё же предпочла остаться ногами на твёрдой земле и сохранить холодный московский рассудок, взращённый папой-физиком.
«Итак, что у нас есть…» – девушка закрылась в комнате, открыла свой блокнот-дневник и принялась записывать то, что её беспокоило.
Майя.
1. Жизнерадостная, весёлая, всегда открытая Майя приехала в Индию больше трёх месяцев назад.
2. Изучает в Кхаджурахо йогу, тантру, завела каких-то друзей. Джиту? – Софи подчеркнула имя йога два раза. На что намекал вчера вечером чача?
3. В последнее время изменилась, стала более замкнутой, нервной. Заметила даже Апарна. Может быть, болезнь?
4. Не уделяет мне время, хотя ещё две недели назад так просила приехать. Не берёт с собой. Почти ничего не рассказывает.
5. Ходит куда-то по ночам. Один раз ходила. «Будем точны!» – зачеркнула и подправила заметки Софи. Есть молодой человек. К нему ходит?
6. Садху странно себя вёл при встрече с ней.
7. Связана с йогами тантры, а их связывают с пропажей детей, а теперь ещё и с убийством девочки.
«Та-ак. Всё!» – Софи не смогла больше ничего придумать. Ничего не понятно. Но понятно то, что нужно собрать больше информации. Девушка поколебалась и набросала короткий план:
1. Разузнать о тантре у местных и из нейтрального источника.
2. Обязательно поговорить с этим Джиту, если он придёт завтра на день рождения. И с парнем Майи! Интересно, это не сам Джиту?
3. Попасть в храм Вамана-Бхуджи, своими глазами посмотреть на этого великого гуру.
4. Проследить вечером за Майей. Неприятный и страшный пункт – Софи никогда не любила ночь и с темнотой предпочитала находиться дома. Но он очень важный.
Нарисовав цифру пять, девушка задумчиво обвела её два раза, но в итоге всё же захлопнула блокнот. «Будем надеяться, что к пункту пять не придётся прибегнуть».
Софи легла на жёсткую, но удобную кровать, выключила свет и позволила себе наконец просто отдохнуть под прохладой кулера. «Никаких мыслей. Никаких тревог. Время для себя, – всплыли в голове слова Майи – подруга всегда пыталась немного расслабить Софи и вырвать её из непрерывного потока дел, планов и волнений. – Ты такая зажатая, моя любимая зануда! Тебе нужно учиться отдыхать!» На душе потяжелело. «Майя, Майя, куда ты влезла? Очень надеюсь, что я всё надумываю. Или что это просто какие-то твои очередные глупости и игры, и скоро мы вместе будем вспоминать их и смеяться».
Чтобы случайно не заснуть, Софи стащила с кухни толстый корень имбиря и теперь жевала его по маленькому кусочку. Имбирь обжигал рот, разгонял кровь и бодрил голову. Спать совсем не хотелось. И делать ничего тоже. «Никаких мыслей. Никаких тревог. Время для себя».
23:30. Софи сунула ноги в заранее приготовленные мягкие кеды, выключила звук на телефоне и потихоньку вышла из комнаты. Все, кто должен спать, уже спят. В доме ложились рано. Присев на бордюр за папиной машиной во внешнем дворе, Софи принялась ждать. Так её не видно, а она видит всех. «Чёртовы комары! – про эту проблему Софи не подумала. Она вышла сильно рано, чтобы точно не пропустить Майю, и рассчитывала провести приятный час на свежем ночном воздухе. – Но не в обществе же комаров! Не хватало ещё малярию подхватить…»
К счастью, ждать пришлось недолго. Не прошло и двадцати минут, как в галерее послышались шаги Майи. Сердце Софи бешено застучало. Она только сейчас осознала, что за глупость задумала. Как она пойдёт за подругой ночью по незнакомому сельскому городку в чужой стране в темноте? Куда она будет прятаться, чтобы её не было видно? А если она потеряет Майю и потеряется сама? А если та её заметит? «Нет, нужно подождать и возвращаться домой. Дожила до таких глупостей!»
Майя медленно прошла через двор и открыла калитку. На секунду задержалась, оглянулась на окна, упрямо откинула со лба волосы и резко вышла на улицу. Софи вспомнился другой день. Экзамен по физике в одиннадцатом классе. Со шпаргалками были все. Софи, идущая на золотую медаль, знала физику и без них. Но для спокойствия подколола основные формулы на внутреннюю сторону пиджака и юбки. Она сильно нервничала – скоро была её очередь отвечать. Руки сами тянулись и бесконечно поправляли причёску, одежду. Пока маленький, сложенный квадратом кусочек бумаги по теме магнитных полей не выкатился в проход. Как раз в тот момент, когда старый физик встал, чтобы размяться и пройтись по классу. Пока Эрнест Викторович медленно поворачивался на шорох, класс закачался перед глазами Софи. Она знала, что если добрый учитель готов простить что угодно, то комиссия, сидящая в двух метрах, – нет. В их школе такое было неприемлемо. Девушка попрощалась с золотой медалью и представила глаза папы-физика.
«Извините, я больше не буду», – раздался вдруг голос Майи. Девушка наклонилась и подняла шпаргалку Софи, глядя на Эрнеста Викторовича. Софи открыла рот, но встретилась с очень злым взглядом подруги и, растерявшись, закрыла его. Когда Майя покидала класс, она вот так же упрямо махнула головой, прежде чем закрыть дверь. Софи получила свой идеальный аттестат и золотую медаль. А Майя пересдала физику через неделю, индивидуально и в двойном объёме, получив тройку. Она всегда смеялась, вспоминая эту историю, обнимая Софи и повторяя: «Ну я же знаю, как моя подруга-ботаник хотела эту бумажку и мамину улыбку!»
Софи встала и побежала к воротам. Фигура Майи быстро удалялась в сторону Старой деревни.
У дома начиналась большая асфальтированная дорога. Не заполненная и днём, ночью она была абсолютно пустой. Никакой жизни. Только периодически эхом разносился лай собак в разных концах деревни. И стрекот каких-то тропических насекомых в траве не замолкал ни на секунду. Майя свернула на одну из центральных улиц, ведущую на юг. Невдалеке в окружении сада в свете луны виднелась стремящаяся вверх верхушка храма. Южная группа – храм Дулхадева, Шивы-жениха, со множеством лингамов. Софи была здесь днём с Акасом. В лунном свете храм был так же прекрасен и необычен, как в солнечном, но ещё более загадочен. Кто-то сравнивает храмы Кхаджурахо с ракетами, кто-то – с гималайскими пиками. Софи они казались многоэтажными домами-ульями, которые населяют апсары и другие небесные жители.
Акас говорил, что храмы запираются с заходом солнца, но Майя уверенно приоткрыла калитку и проскользнула в сад. Открытый навесной замок постукивал на ветру. Софи остановилась у входа и прижалась спиной к стене. Вокруг по-прежнему не было ни души. В деревне светилась пара окошек, но в основном она была окутана темнотой. Сердце Софи так колотилось, что, услышав шорох за камнем, она чуть не упала в обморок. Кто-то тёмный, недовольно ворчащий бросился в соседние кусты. Девушка не выдержала – лучше пусть Майя её обнаружит – и быстро шагнула в сумерки сада. Осторожно двигаясь в тени деревьев, Софи дошла до высокого постамента – джагати – и оказалась у ступеней, ведущих в храм. Изнутри доносились приглушённые голоса. Пригибаясь как можно ниже, девушка прокралась на крыльцо. Удачно выбранные кеды не издавали ни звука. О том, чтобы идти дальше, не было и речи – пространство внутри храма очень маленькое. Войти туда можно только в полный рост, громко поздоровавшись и представившись, – её бы в любом случае заметили. Пока не готовая к такому решительному шагу Софи залезла в нишу в стене Ардха Мандапы – входного портика. На каменном полу перед святилищем по кругу сидели несколько человек. Свет масляной свечи отбрасывал на стены их огромные тени. Лёгкие порывы ветра волнами выносили из храма запах горелого масла, каких-то трав и ещё чего-то отвратительного, что Софи не могла опознать. Слышался тихий голос Майи и густой звучный индийский голос. Через несколько минут наступила тишина. Фигуры замерли.
«Медитируют», – подумала Софи.
Закончив медитацию, фигуры встали и одна за другой подошли ближе к алтарю. Упав на колени, они прикасались к полу лбом и возвращались на место. Последней была Майя. Софи легко отличала её среди индийцев по белеющим в сумраке волосам. В неровном свете масляной чаши девушка разглядела на полу в центре круга сидящих какой-то странный рисунок из геометрических фигур и стоящие рядом с ним тёмные предметы.
Все снова расселись и затихли. Через несколько минут раздалось бормотание. Сначала практически шёпотом. Потом оно становилось всё громче, слова незнакомого языка одно за другим резко прерывали тишину. Старый шелестящий, но уверенный и властный голос. Софи снова стало не по себе, как сегодня днём в храме Ваманы. Тяжесть опускалась на грудь. Казалось, всё доброе и счастливое в этом мире осталось так далеко. Девушка обхватила колени руками, чтобы согреться, – сидеть на каменном полу было не очень приятно, и постаралась сконцентрироваться на происходящем. Говорил один. Скорее всего, старик. Видимо, это чтение мантр. Фигур всего четыре, значит, кроме старика и Майи, их ещё двое. Бормотание стало громче, слова сливались в непрерывный поток. В кругу началось какое-то движение – фигуры наклонялись, передвигали и кидали какие-то предметы. Слышался шум льющейся воды, падающих камешков или зёрен. Отвратительный запах становился всё сильнее. Софи затошнило. Ужас медленно накатывал на нее, ещё немного – и она не выдержит, вскочит и побежит отсюда на улицу. И будь что будет. Вновь послышался звучный голос и тихое неуверенное бормотание Майи в ответ. Голос уговаривал. Майя замолчала, взяла у соседней фигуры какой-то предмет и поднесла его к лицу. Софи совершенно ничего не понимала, что происходит, как ни всматривалась в полумрак. Старик бормотал, Майя держала предмет у лица, остальные замерли. Наконец, мантра закончилась. Майя опустила руки вниз, и повисла тишина. Звучный голос что-то довольно произнёс, и все фигуры наклонились, коснувшись лбами пола. Едва внятно что-то пробормотав, Майя бросилась к выходу. Софи еле успела вжаться поглубже в стену, но девушка не смотрела по сторонам. Пошатываясь, она спустилась со ступеней и побрела к воротам.
Через минуту храм покинули ещё двое – высокий статный индиец в традиционном костюме, с бородой до груди и невысокий, но крепкий старик в серой дхоти. Они быстро прошли мимо, тихо переговариваясь на хинди. Старик явно был недоволен, а высокий индиец вежливо его уговаривал или что-то объяснял. Софи лишь мельком увидела их лица. Ещё один человек оставался внутри. Он что-то делал у геометрической фигуры, ползая вокруг на корточках. Софи очень хотелось уйти, но она боялась даже пошевельнуться. Закончив, фигура встала с двумя свёртками в руке. На полу не осталось ни рисунков, ни предметов – как ничего и не было. Выйдя на постамент джагати, невысокий индиец в простой футболке и висящих мешком брюках остановился, задумался, крутя головой в сомнениях, но потом всё же направился в сторону выхода. «Боже, он же сейчас закроет замок, и я останусь тут до утра», – в ужасе думала Софи. К счастью, не дойдя до ворот, индиец положил один из свёртков на землю, а со вторым отправился вдоль внутренней стороны забора глубже в сад. Решившись, Софи затаив дыхание помчалась к выходу. Выходя за ворота, она на несколько секунд остановилась и увидела склонившуюся за кустом фигуру. На мгновение фигура распрямилась, и Софи увидела худое лицо со сверкавшими на нём огромными глазами. Такое лицо забыть сложно. От носа до самого левого уха тянулся длинный изогнутый шрам. По щекам индийца катились слёзы.
У мамы Апарны было неспокойно на душе. Вроде бы и причин особых не было, но в последние дни в воздухе висело напряжение. И свояк как будто обижен на всех. Чем недоволен – непонятно. Всё молчит по привычке. Потом Майя стала уставшей, задумчивой, невеселой – не то что раньше. Раджу совсем от рук отбился – понятно, возраст. Но, когда вокруг убивают детей, хотелось бы, чтобы он сидел за книжками дома. Со вчерашнего дня Акас сам не свой. Раньше, бывало, подойдёт, сядет рядом, обнимет: «Ну что ты хочешь для счастья, мате, что тебе подарить, что сделать?» А сейчас и не посмотрит на мать, всё занят. Про Амриту вообще лучше не вспоминать в плохой день. Вдруг Раджив приедет – что тогда будет? Страшно даже подумать. А не приедет? Тоже страшно.
С детства мать Апарны, теперь уже совсем старая Джея учила дочь не забивать голову заботами мужчин: «Наше с тобой дело простое: утром встать рано, первым делом чистоту и порядок в доме навести. Чтобы в нём было приятно находиться богине домашнего очага Лакшми. Чтобы нечистые духи не завелись. Чтобы дом был наполнен счастьем и процветанием. Потом себя в порядок привести – смыть всё нечистое священной водой, подобрать чистые нарядные одежды, уложить и умаслить волосы, надеть украшения. Когда выйдешь замуж и уедешь в дом новых родителей – никогда об этом не забывай. Будь всегда ухоженной и нарядной, радуй глаз мужа. Как мы сами готовы – пора проводить пуджу в честь богов и священным огнём от аарти окончательно очистить и освятить дом. Потом и мужчины встанут – а у тебя уже вкусный свежий масала-чай готов. А там завтрак, домашние дела, затем обед, вечерняя пуджа и ужин. Что там где происходит вовне – не наша с тобой забота. А вот за то, что внутри, отвечаем мы. Но, если сделать ничего не можем, грустить долго не нужно. Нужно лишь исправно выполнять свой долг, и всё наладится». Апарна корила себя за то, что в доме стало меньше счастья. Это она что-то сделала не так. Но, как исправить ситуацию и что делать, она не знала. Добродушная индианка помолилась ещё раз Мате-джи – богине-матери и решила поступить по совету Джеи – заняться тем, что умеет.
Уборка давно закончилась – весёлая Савита, помогающая по хозяйству каждое утро и вечер, уже убежала. На плите стоял остывший и никому не нужный сегодня масала-чай. Поправив позвякивающие браслеты – чури, Апарна потянулась на самую верхнюю полку кухни и принялась доставать оттуда огромные банки: «Устроим сегодня проверку и просушку запасов!»
Жёлтая чечевица, зелёная, чёрная, рис, сушёные корни имбиря, кардамон, манная и пшеничная крупа, орехи кешью, изюм – банкам не было конца. Все богатства были быстро рассыпаны на старых сари во внутреннем дворе, и Апарна довольно вытерла вспотевший лоб.
– Да, голод вы переживёте! – раздался смеющийся голос.
– Софи, дочка, хоть ты здесь! А то все с утра пораньше разбежались… – мама вздохнула с обидой, но тут же улыбнулась: – Чаю?
– С удовольствием!
Софи плохо спала и проснулась разбитой, ещё час она сидела в комнате, не зная, как вести себя с Майей и что ей сказать. Даже к лучшему, если подруги сейчас нет дома. «Интересно, а где Акас?» – мелькнула в голове непослушная мысль.
– Майя с Акасом ещё в семь утра уехали, до завтрака, к дню рождения готовятся, – будто услышала её мама Апарна.
«Могли бы и позвать!» – машинально подумала Софи, крутя в руках красивую маленькую чашку с нарисованным на ней баньяновым деревом, но тут же одёрнула себя. Сколько можно давать волю своим комплексам! Не позвали и не позвали. Это вовсе не значит, что они к ней как-то не так относятся. Тем более у неё сегодня свои секретные дела. Она и не хотела заниматься днями рождения. Всё даже к лучшему. Логика логикой, но колючка обиды всё же засела где-то глубоко внутри.
Позавтракав вместе с мамой похой – солёной кашей из шлифованного риса с овощами и арахисом, а также большим сочным манго на десерт, Софи взяла фотоаппарат, дневник-блокнот, бутылку с водой, пачку новеньких купюр с изображением Махатмы Ганди и отправилась на улицу.
Несмотря на то что ещё не было восьми утра, жизнь кипела. Туда-сюда неслись мотоциклы. Крестьяне везли на велосипедах охапки сена своим буйволам, корзины овощей на рынок, мешки с выстиранной одеждой заказчикам. Собаки с коровами дрались за кинутые прохожими чапати и куски пирожков – самосы. Женщины возвращались из храма Шивы, неся в руках металлические сосуды с водой – лоты и прасад – освящённые угощения.
Софи хотела сначала прочувствовать городок, обойдя его пешком, и попытаться что-нибудь узнать. Первое было совсем не сложно. Всё интересное в Кхаджурахо удалось обойти за два часа. Свернув сначала в сторону центра, Софи прошла всю главную улицу, пока не уткнулась в Западную группу храмов – самых крупных и красивых. Несмотря на недавние новости про страшное убийство, всё шло своим чередом: старые индианки продавали на улице кокосы для подношений, мужчины ходили за покупками по многочисленным хозяйственным магазинчикам, туристы покупали сувениры и отбивались от назойливых помощников. За Софи постоянно кто-то бежал, пытался вступить в беседу, завести в магазин, «попрактиковать английский», свозить на водопад, продать брелок с Камасутрой или хотя бы открытки на память. В другой раз она, возможно, убежала бы обратно домой от такого напора или с кем-нибудь поругалась. Но сегодня у девушки было тяжело на сердце, и она практически не замечала этого постоянного жужжания, просто игнорируя его. В этой совершенно будничной обстановке иностранке было невозможно ни узнать, ни почувствовать ничего касающегося детей или тантры. Обычные люди, обычные проблемы – еда, деньги, сплетни, молитвы.
– Что там, куда это идёт столько людей? – спросила Софи у очередного маленького гида лет одиннадцати, просившего купить ему умных книг. Софи знала, что он сдаст их обратно в магазин, чтобы получить деньги, поэтому книг мальчишка не получил. Но мороженым Софи его угостила – жара набирала обороты.
– Это храм Шивы. С огромным лингамом. Самым большим в мире, май френд! Очень-очень важный храм. На праздник Шивы – Шиваратри – все-все идут сюда, совсем издалека, даже из деревень за сто километров! – мальчишка обрадовался мороженому и тому, что может быть полезным. Возможно, он ещё продаст иностранке самогонки своего дяди – вина из сока дерева маувы. Или она подарит ему денег на школьную форму – можно будет купить много пирожков самосы, сока в пакетиках – фрутти и новую биту для крикета! Но, даже если и не получится, всё равно приятно поболтать с такой красивой и вежливой мадам и помочь ей, чем получится, если не придётся чересчур напрячься для этого. – Я отведу тебя, май френд! И покажу всё в храме!
Софи поколебалась минуту – потом не отделаешься от этого помощника. Но худой, аккуратно стриженный мальчишка с постоянно улыбающимся ртом, в потёртой, но очень чистой школьной форме располагал к себе. И в работающих храмах, где служит жрец-пандит, Софи ещё не была и не знала, как себя правильно вести. Да и лучше взять одного мальчишку – тогда вся туристическая мафия перестанет бежать за ней и бубнить в уши.
– Как тебя зовут?
– Я Бантола Пол. Но ты можешь звать меня Банти, май френд!
– Отлично, Банти. Только не нужно звать меня «май френд». Я Софи. Веди!
Маленький гид важно осмотрел лёгкую рубашку в еле заметную синюю полоску и широкие серые льняные брюки Софи.
– Твоя одежда подойдёт: плечи закрыты, колени тоже – молодец. Надеюсь, ты приняла душ? – Софи чуть смутилась неожиданному вопросу, но потом вспомнила, что для Индии он вовсе не является бестактным, и кивнула. – Сейчас мы купим набор: кокос, цветы, благовония и прасад – воздушный рис и сладкие шарики – и пойдём. В такой священный и очень-очень ценный храм глупо идти без прасада!
Придирчиво выбрав лучший кокос, самые свежие цветы и всё остальное необходимое, Банти повёл Софи во двор храма. Вдоль пути сидели попрошайки, музыканты и жрецы, готовые за небольшую плату повязать на руку красную ниточку-мантру.
– Я знаю, что ты ищешь, сестра. Ты на правильном пути! – Софи повернула голову и увидела сидящего на земле старого индийца в потёртой серой дхоти. Шею его украшали несколько ниток огромных ягод рудракши, а голову – связанная в пучок копна волос, перевитых в дреды. Пытливые глаза насмешливо смотрели на девушку. – Пойдём, Софи, это баба-джи – лучше не разговаривай с ними и не смотри на них. Загипнотизирует!
Миновав статую бога обезьян Ханумана и огромный старый баньян, Софи с проводником оказались у ступеней храма.
– Сначала омоем руки и лицо, снимем обувь и тогда уже пойдём! – объяснял Банти. Как и все индийцы, первым делом они дотронулись до ступени храма, затем до своего сердца, потом подошли к сидящему слева каменному Ганеше – прикоснуться за благословением к его ногам, позвонили в колокол у входа и только после этого зашли внутрь храма.
Софи сразу понравилась атмосфера этого места. Конечно, те храмы, что она видела вчера, очень красивы. Там чисто, аккуратно, вокруг сады. Но они открыты только для осмотра и медитации – служба в них не ведётся уже сотни лет. А вот этот храм – живой, настоящий! И пусть здесь всё тёмное и закоптелое, на полу кое-где лужи воды от церемоний, рассыпаны зёрна и цветы. Босые ноги Софи шли не разбирая дороги – такие мелочи сейчас совсем не имели значения. Узкий проход вёл вокруг постамента и наверх. На постаменте располагался огромный каменный лингам – орган Шивы, уходящий к потолку. Индийцы подходили, поливали лингам водой, стекавшей по расположенной вокруг йони, символизирующей Парвати, подносили цветы, а потом опускались на колени или прикладывались к лингаму головой, шепча молитвы и просьбы. Обойдя лингам, наши паломники оказались возле сидящего на полу жреца – пандида. Софи, как и все, опустилась на колени и подставила ладони, в которые важный жрец с очень коротко стриженными волосами и круглым животом налил маленькой церемониальной ложечкой освящённой воды. Воду полагалось выпить, а остатки полить на голову. Далее на лоб ставилась тикка – метка-благословение – красным порошком, а в руки насыпался прасад. Пандид улыбнулся и насыпал Софи целую горсть сладких шариков.
– Ни в коем случае не роняй и не выбрасывай прасад! Если не хочешь есть – можно с кем-то поделиться или отдать священной корове, – шепнул Банти. Положив в железный ящик небольшое пожертвование, Софи вышла из храма. Ей хотелось задержаться и поговорить с пандидом, но она не решилась сразу, а сзади напирала очередь за благословением. У выхода, прямо на ступенях, мужчины разбивали кокосы – одно из любимых подношений богов. Часть оставлялась богу, остальное забиралось и делилось между домочадцами и друзьями. Банти зажёг несколько благовоний, разбил кокос, прошептал молитвы. Теперь он выглядел ещё более довольным, чем раньше.
– Хорошо? Ты счастлива? – спросил он Софи.
– Ну я почти счастлива, но не совсем… – поколебавшись, ответила девушка. – Я бы хотела поговорить с этим пандидом.
– С пандид-джи из храма Шивы Матангешвара?? Ну не знаю, май френд, ой, прости, Софи! – мальчишка сделал серьёзное лицо и по-индийски покачал головой. – Он очень-очень занятой человек. И очень-очень много туристов приходят сюда со своими просьбами. Он давно очень редко с кем говорит. А что ты хотела? Узнать, когда выйдешь замуж? Спросить, умеет ли он ходить по углям?
Софи поддалась порыву и решилась открыться своему маленькому гиду. Вкратце она рассказала, что интересуется пропажей детей и тем, связано ли это с последователями тантры. И вообще тем, кто они такие – эти йоги тантры. И хочет поговорить с очень умным и знающим человеком, с настоящим авторитетом, хорошо представляющим, что происходит в Кхаджурахо. С тем, кто в курсе того, что говорят и о чём волнуются люди.
– Я попробую узнать. Но только не сейчас. Потом. Вечером, – с сомнением произнёс Банти. – Мне нужно поговорить с очень-очень важными друзьями. Очень-очень серьёзно поговорить.
– Ладно, ты обязательно поговори. Постарайся побыстрее. Это очень важно. А пока, может быть, нам сходить за твоими книгами – они помогут тебе быть умнее и ты сможешь успешно поговорить с важными друзьями? – улыбнулась Софи.
– Нет, пока мы побережём деньги. Они ещё пригодятся нам, чтобы купить подарки важным друзьям. Но аванс в пару сотен рупий ты можешь мне выдать уже сейчас, – хитро подмигнул мальчишка.
– Отлично. Только прежде, чем «покупать друзьям подарки», обязательно скажи мне, сколько собираешься потратить. Если это очень дорого… – Софи многозначительно покачала головой: – Вокруг ещё много гидов, возможно, у них более сговорчивые друзья.
– Не переживай, Софи! – заволновался маленький индиец, и его чёрные глаза стали ещё больше, а с лица даже на пару секунд сбежала улыбка. – Ты мой друг, и я всё организую лучшим образом!
– Договорились. А пока я хочу прогуляться к горам.
– Прогуляться к горам? К Горам-Зубам? О, это очень-очень далеко! Пешком не дойти!
– По-моему, это всего пять-шесть километров? Я в студенчестве обожала пешие походы в Крыму, а сейчас так редко выдаётся возможность…
– Да, целых шесть километров! Кто пойдёт туда пешком, только если он не пасёт коз? Мы возьмём велосипеды! Ты, Софи, иди к Старой деревне. Жди меня у озера. А я возьму моего очень надёжного и очень хорошего друга. Правда, он совсем маленький. Ему только исполнилось десять лет, но он отлично знает все дороги и все деревни у гор! Ты иди, но ни с кем не говори! Ничего не покупай! Особенно вино из сока дерева маувы! Плохие люди продают поддельное вино! Скажи, у тебя уже есть свой человек в Кхаджурахо! Жди меня!
Софи хотелось рассмеяться, но она серьезно кивнула маленькому индийцу и неспешно направилась в сторону выхода. Проходя мимо сидящих паломников, садху и просто просящих подаяние, девушка внимательно осмотрелась. Но баба с копной дредов пропал. На месте, где он ещё недавно сидел, остался лишь потёртый кусок картона.
Старая деревня – это совсем другой мир. На центральной улице – «на маркете», как говорили местные – ты понимаешь, что находишься в развивающейся стране не первого эшелона, но при этом видишь вокруг множество атрибутов современной цивилизации. А в Старой деревне у озера ты как будто переносишься на машине времени на сто лет назад. Софи не уставала с удивлением и восторгом смотреть на все мелкие проявления местной жизни. Такой обычной для индийцев и такой чарующей для неё, бывавшей ранее лишь в Европе. Женщины мылись прямо под колонками, сняв сари и натянув до подмышек нижние юбки. Чумазые дети с обведёнными чёрным каджалом глазами бегали голышом. Толстый индиец вытащил лёгкую традиционную плетёную кровать прямо на улицу, чтобы с удобством разглядывать прохожих. Одна старая женщина плела большую плоскую корзину для овощей, рассевшись ровно посередине дороги. Другая здесь же перебирала рис из большого мешка. В горках мусора копались куры, собаки, привязанные к колышкам козы. Услышав недовольное ворчание, Софи оглянулась и поняла, кто так напугал её ночью, – большая свинья с чёрной щетиной вела куда-то поросят.
За деревней на большом поле паслись коровы с буйволами и возвышались два храма – карлика-Ваманы и Вишну-Джавари. Перед храмом Джавари одиноко росло огромное дерево. К нему Софи и направилась, чтобы передохнуть в тени и спокойно подумать в тишине.
Маленькая Рита прислонилась спиной к тёплому сухому стволу старого манго. Дерево много лет практически не давало плодов, зато давало тень уставшим от жары коровам и место для игр детям. На краю деревни было хорошо и спокойно. Именно здесь в последний раз видели Самиту. Но Рите не было страшно – папа разрешил ей поиграть у дерева, пока договаривался со старым Баблу о поставке овощей. Папа стоял совсем недалеко, у большого колодца, и постоянно с улыбкой кивал дочери.