Пока Юлиус дописывал и запечатывал письмо, Самуил курил трубку.
– Знаешь, – проговорил он, – нет оснований полагать, что у Дормагена и Риттера не появились такие же соображения, как и у нас, и что они, как и мы, не выбрали себе противников. Мы должны опередить их. Надо дать им предлог к ссоре.
– Поищем, – отозвался Юлиус, – в вопросах чести, определяемых студенческим уставом.
– О! Важно, чтобы мы дрались не из-за студенческих разногласий, а за оскорбленное достоинство, чтобы иметь право ранить этих господ. Кажется, у твоего Риттера есть возлюбленная?
– Да, Шарлотта.
– Та, которая строит тебе глазки? Великолепно! Прогуляемся по улице, погода прекрасная. Лотта, по обыкновению, будет сидеть с работой у окна. Ты скажешь ей какую-нибудь любезность…
– Нет, – возразил Юлиус покраснев, – придумай лучше что-нибудь другое.
– Почему же?
– Просто не хочется драться из-за девчонки.
Самуил посмотрел на него и расхохотался.
– Святая невинность! Ты, вероятно, думаешь о Христине. Признайся, ты не хочешь изменить ей даже мысленно?
– Ты с ума сошел! – воскликнул Юлиус, который всякий раз смущался, когда Самуил заводил речь о Христине.
– Зря ты не хочешь сказать что-нибудь Шарлотте. Ведь это ни к чему не обязывает, а нам не найти более удобного и серьезного предлога. А может, ты дал обет ни с кем не говорить, кроме Христины, ни на кого не смотреть, кроме Христины, ни с кем не встречаться, кроме…
– Ты надоел мне! Хорошо, я согласен, – не выдержал Юлиус.
– В добрый час! А я? Из какого бы камня мне высечь искру, чтобы разжечь ссору между Дормагеном и мной? Нет ли и у него предмета страсти? А с другой стороны, употребить одно и то же средство – значит обнаружить отсутствие фантазии, да притом, сам посуди, мне – и драться за женщину! Невозможно!..
На минуту он погрузился в размышления.
– Придумал! – обрадовался он и позвонил.
Явился мальчик-слуга.
– Знаешь Людвига Трихтера? Сбегай скорее в «Ворон», он живет там, и передай, что я желаю его видеть.
Мальчик ушел. Через десять минут прибежал запыхавшийся Людвиг Трихтер с припухшими ото сна глазами. Трихтеру, которого мы видели однажды и только мельком, было не меньше тридцати лет. На глазах этой почтенной личности сменились по крайней мере четыре поколения студентов. Борода его закрывала грудь. Высокомерно вздернутые усы и тусклые от постоянных кутежей глаза придавали его физиономии выражение какого-то патриарха студентов. Он имел привычку одеваться, как Самуил, у которого пытался перенять и остальные особенности, разумеется, перебарщивая, как делают вообще все подражатели.
Благодаря своим летам и опыту Трихтер был незаменим во многих отношениях. Он был живой университетской легендой. Вот почему Самуил сделал из него своего любимчика. Трихтер очень гордился таким отличием. Он вошел с трубкой в руках, которую еще не успел разжечь. Самуил заметил это доказательство того, как Трихтер спешил на зов, и сказал:
– Закури трубку. Ты что-нибудь ел?
– Ничего, – ответил Трихтер, смутившись. – Я вернулся с коммерша фуксов утром, и только заснул, как меня разбудил посыльный.
– Хорошо! Великолепно, что ты еще ничего не ел. Скажи-ка, пожалуйста, у Дормагена, вероятно, также есть свой фукс-любимец?
– Есть. Это Фрессванст.
– А хорошо ли этот Фрессванст пьет?
– Чудовищно хорошо. Он в этом крепче нас всех.
Самуил нахмурился.
– Как! – воскликнул он гневно. – У меня есть фукс, и он не самый сильный во всех отношениях?!
– Но ведь нам еще ни разу не приходилось состязаться всерьез, – сказал Трихтер подобострастно.
– Так изволь сделать это сегодня же утром, если дорожишь моим уважением. Увы! Великая школа гибнет. Традиции исчезают. Вот уже три года как в университете не было дуэли на выпивке. Вызови Фрессванста. Приказываю тебе потопить его.
– Слушаюсь, сеньор, – ответил Трихтер. – Как мне состязаться с ним: на пиве или на вине?
– На вине, Трихтер, разумеется, на вине! Надо оставить пиво и пистолет филистерам. Шпага и вино – вот оружие студентов и благородных людей!
– Сию же минуту бегу в «Большую бочку» – там всегда завтракает Фрессванст.
– Ступай. Мы с Юлиусом придем после лекции Тибо, ровно в половине десятого. Я буду твоим секундантом.
– Спасибо. Я постараюсь быть достойным тебя, о великий человек!