Виктория Наварро, более известная в кругу друзей под прозвищем Кастаньета, раньше не бывала в Палермо и потому не могла сказать, насколько настоящая столица Сицилии отличается от ее М-эфирной модели. Последняя – та, на которую Викки взирала сейчас с горы Пеллегрино (такой же ненатуральной), – выглядела вполне детализированно и симпатично. Это выгодно подчеркивала и архитектура города, стилизованная под начало двадцатого века.
Из-за отсутствия современных высотных зданий все знаменитые достопримечательности Палермо лежали перед Кастаньетой как на ладони. Вон там, на одной из главных городских улиц, возвышается помпезный собор Успения Богоматери, а юго-восточнее – мрачная громада оперного театра Массимо, построенного якобы на месте старого кладбища и потому изобилующего привидениями. Ближе к морю, на площади Карачолло, раскинулся огромный рынок; как было известно Виктории со слов Демиурга – исправно функционирующий. Это означало, что при желании сеньорита Наварро могла бы направиться туда и прикупить там фруктов или каких-нибудь безделушек. А быть может, ей вздумается совершить прогулку к морю и полюбоваться видом палермской бухты Золотая Раковина с портового пирса – тоже неплохой маршрут для экскурсии.
Но черноволосую грациозную девушку-баска интересовала лишь одна здешняя достопримечательность: палаццо Деи Нормани – Королевский Норманнский дворец, находившийся в центре Палермо, на площади Независимости. Знаменитый исторический памятник, весь комплекс которого превосходно просматривался с вершины Пеллегрино, был воссоздан неизвестным Виктории креатором с не меньшей педантичностью, чем остальные здания ментального макета сицилийской столицы. Следовало догадываться, что убранство зала короля Рожера и Палатинской капеллы – главных архитектурных жемчужин дворца – способно восхитить столь же сильно, как в оригинале. Конечно, при условии, что боссы Южного Трезубца когда-нибудь позволят туристам посещать этот закрытый квадрат Менталиберта.
Викки и впрямь была первой туристкой, вероломно нарушившей границы частных владений трех крупных итало-американских семей – Барберино, Сальвини и де Карнерри. Три влиятельных преступных клана, объединившиеся три года назад после долгой кровопролитной междоусобицы в картель под названием Южный Трезубец, держали под контролем почти половину нелегального американского рынка и все транзитные каналы поставок наркотиков из Азии через Средиземноморье и океан в Штаты. Сегодня бизнес сицилийцев процветал как никогда, однако Америка и Европа продолжали с содроганием вспоминать, какой ценой был достигнут компромисс между этими амбициозными макаронниками.
Их надолго затянувшаяся вражда унесла столько жизней, сколько не сумели унести все предшествующие ей мафиозные конфронтации вместе взятые. Вспыхивающие на улицах Лос-Анджелеса, Нью-Йорка и Чикаго межклановые столкновения принимали характер чуть ли не локальных гражданских войн. Выгорали подчистую целые кварталы. Взрывы в ресторанах, на заводах и в банках стали обыденным делом. Число невинных жертв нескончаемой резни возрастало в арифметической прогрессии, а выпуски теленовостей порой напоминали фронтовые сводки. Фамилии Барберино, Сальвини и де Карнерри получили международную известность, к чему, естественно, никто из членов этих семей изначально не стремился.
И когда на исходе четвертого года конфликта количество убитых в кланах стало преобладать над количеством выживших, здравый смысл все-таки возобладал у глав трех семей и вынудил их начать переговоры о перемирии. Сделано это было как никогда своевременно. Главные конкуренты макаронников по теневому бизнесу из Восточной Европы и Латинской Америки уже начали потирать руки, предвкушая передел сицилийского пирога, чьи хозяева вот-вот должны были перебить друг друга и оставить на растерзание коварным соперникам практически весь свой рынок. Но враждующие семьи трезво оценили ситуацию и выставили в защиту своих едва не утраченных интересов грозный Южный Трезубец. Конкуренты тут же поджали хвосты и оставили притязания на собственность новообразованного картеля, а сицилийцы принялись зализывать раны и сплачиваться еще сильнее, идя на взаимные деловые уступки и устраивая миротворческие браки между детьми из разных кланов. Будоражившие Америку мафиозные страсти наконец-то улеглись, и на некогда жарком криминальном фронте воцарился пусть зыбкий, но мир…
Квадрат Палермо появился в Менталиберте уже после Тотальной Мясорубки – так с некоторых пор средства массовой информации именовали отгремевшую бойню сицилийских кланов. Барберино, Сальвини и де Карнерри создали совместными усилиями в знак нерушимой дружбы М-эфирный квадрат для проведения встреч в верхах и иных корпоративных мероприятий. Надо заметить, что задумка сицилийцев отнюдь не являлась оригинальной. Пользоваться ресурсами Менталиберта для подобных целей стало общепринятой практикой во всех без исключения деловых кругах, и легальных, и криминальных. Имея необходимое оборудование для подключения к М-эфиру, партнеры по бизнесу могли собираться вместе, находясь одновременно в разных концах планеты, и при этом сохранять полную конфиденциальность встречи. Если хозяева квадрата просили курирующего его креатора оградить их от посторонних, ни один либерианец не мог проникнуть на запретную территорию. Креатор фиксировал любое несанкционированное вторжение и извещал о нем своих нанимателей. Ну, а когда креатором выступал кто-то из доверенных лиц хозяев, секретность переговоров становилась еще более надежной.
Виктория Наварро была абсолютно уверена, что ее проникновение в принадлежащий Южному Трезубцу квадрат осталось незамеченным. Она занималась подобным беззаконием с тех самых пор, как вступила в «Дэс клаб», и еще ни разу не обнаружила себя при пересечении М-рубежа, коими креаторы блокировали границы своих ментальных творений. Правда, раньше Викки не доводилось врываться в «загон» к таким серьезным ребятам, как сицилийские мафиози, но было сомнительно, чтобы надзирающий за ними оператор М-эфира использовал какие-то уникальные методы защиты квадрата. Виктория могла поспорить с кем угодно, что готовые к внезапному появлению квадрокопов макаронники совершенно не ожидают визита такого непрошеного гостя, как она.
В этом и состояло ее преимущество. Кастаньета находилась под ментальным колпаком Демиурга, а с таким покровительством ей было под силу одурачить любого креатора, даже высокопрофессионального. Уверенные в надежности своих М-рубежей, члены Южного Трезубца могли принять Наварро всего лишь за статистку. То есть за либерианку, под личиной которой скрывался не живой человек, а одна из программ хомо-имитаторов. Их порождали генераторы случайных персонажей – вспомогательные инструменты каждого креатора, в чьих квадратах обитали не только одушевленные либерианцы, но и необходимая для разнообразия мира искусственная массовка.
Креатор итальянцев не должен был обнаружить присутствие Викки вообще ни под каким видом. Конечно, если только он собственнолично не принимает участие во встрече боссов картеля, что маловероятно. Вряд ли они позволят разгуливать по Палермо либерианцу, обязанному обеспечивать прикрытие для столь мнительного собрания. Нет, создатель этого квадрата находится сейчас на своем посту, вне Менталиберта, контролирует обстановку и молит Господа, чтобы мероприятие прошло без эксцессов. Бедолага! Сидит за пультом своего инструментария-сентенсора и не ведает, что уже вляпался в дерьмо по самую макушку. И поделом! Впредь будешь думать, к кому наниматься на службу. Если, конечно, сицилийцы подарят тебе это самое «впредь».
Наварро взяла висящий у нее на шее бинокль и внимательно осмотрела палаццо Деи Нормани и его окрестности. Нежелание боссов Южного Трезубца встречаться в пустынном городе вынудило креатора наводнить улочки Палермо жителями и допотопным автотранспортом – движущимися декорациями, хотя при желании с каждым из статистов можно было побеседовать на любую не слишком заумную тему. Давно ушли те времена, когда массовка Менталиберта состояла сплошь из одних неразговорчивых тугодумов. Сегодня программы – хомо-имитаторы способны вылепить из М-эфира какого угодно человека, почти не отличимого от настоящего. Единственное, чего так и не научились имитировать умные программы, – это живое выражение человеческих глаз. Поэтому каждый одушевленный либерианец был способен без труда отличить своих собратьев от бездушных статистов.
Викки заметила, что отирающиеся возле дворца угрюмые громилы были отнюдь не статистами, а М-дублями реальных телохранителей. Они постоянно всматривались в лица «декоративных» прохожих, разве что делали это без особой дотошности, скорее по привычке. Чего, спрашивается, бояться владельцам наглухо запечатанного квадрата? В отличие от настоящего, этот Палермо целиком и полностью принадлежал им. Сомнительно, что Южный Трезубец дерзнул бы когда-нибудь встретиться в настоящем палаццо Деи Нормани, хотя эти люди чувствовали себя и на реальной Сицилии полноправными хозяевами. А здесь мафиозные шишки могли себе позволить расположиться под крышей самой Палатинской капеллы, и никто не смел их в этом упрекнуть. В любом случае, заседание благородных донов Барберино, Сальвини и де Карнерри в стенах исторической святыни выглядело куда пристойнее, нежели развязные вечеринки, которые обожали устраивать в квадратах Версаль и Петергоф всяческие богатенькие ублюдки. Кастаньета твердо решила, что рано или поздно она заявится на одну из таких оргий с тем же багажом, какой лежал сейчас у нее в кейсе, и оторвется там по полной программе. Но это в будущем. А пока надо разобраться с сицилийским картелем…
– Терпеть не могу альтруистские акции! – заявила намедни Виктория Демиургу – организатору и бессменному председателю «Дэс клаба», где девушка состояла вот уже несколько лет. – Неужели русские или латиносы не захотели спонсировать твою авантюру? Мне казалось, они всегда рады шансу сунуть палку в колесо макаронникам.
– Ты что, отказываешься? – удивился толстяк Демиург. За годы своего руководства клубом он разработал и скоординировал больше сотни аналогичных операций, но личного участия не принял ни в одной из них. И дело было вовсе не в неуклюжей комплекции председателя, зачем-то создавшего свое М-эфирное тело точной копией того, которое мировой банк органов уже наверняка распродал донорам по «запчастям». Демиург являлся, если можно так выразиться, альфой и омегой всех мероприятий «Дэс клаба». Без участия этого уникального либерианца они бы попросту не начались и не завершились как полагается. Поэтому никто из товарищей не смел обвинить председателя в том, что он никогда не рвется в горнило боя. Клуб вел в Менталиберте бои по своим правилам и никогда не жертвовал стратегическими фигурами.
– Я что, похожа на дуру – пропускать такую прогулку? – фыркнула Кастаньета. – Мне без разницы, задарма работать или через счетчик. Даже не вздумай перебрасывать жребий – если я в игре, значит, это железно! Просто хочу понять, чем на сей раз вызвано твое бескорыстие. Ведь дело наверняка на несколько тысяч кликов тянет.
– Никто нам с тобой его не прокликает , – огорченно вздохнул Демиург. – Я предлагал – все отказались. Русские заявили, что не видят смысла платить за мелкое хулиганство в отношении итальяшек. Трахнутые латиносы меня и вовсе обсмеяли: мол, нашел, чем досадить Макаронной Вилке! Вот если бы мы такое в реальности провернули, тогда – да, а так… Поэтому будем считать налет на квадрат Палермо широкомасштабной рекламной кампанией с прицелом на будущее. Поглядим, как отреагируют сицилийцы на нашу трахнутую шутку. Авось посмеются да захотят нас нанять, чтобы мы подобным образом над их конкурентами поглумились.
– У сицилийцев, как и у нас – басков, – нет чувства юмора, – помотала головой девушка. – Не думаю, что они станут тратить время на войну с каким-то там «клубом мертвых шутников» – скорее накажут за разгильдяйство кого-нибудь из своих, – но дружить с нами после такой выходки картель точно не станет.
– Да и хрен с ним, – махнул рукой толстяк-председатель. – Тоже мне, велика потеря! Я собрал вас вместе не для того, чтобы трахнутой политикой заниматься. «Дэс клаб» чихал на политику! В конце концов, мы никогда не занимались тем, что шло вразрез с нашими принципами. Даже за большие деньги, какие мне иногда предлагают за всякую ерунду, вроде шпионажа или саботажа. Будто не знают, что для копания в грязном белье вокруг полным-полно детективных агентств. А мы воевали и будем воевать с открытым забралом – это в Менталиберте должен усвоить каждый мудак. Видела последнюю статистическую сводку популярности? Не ту, что администраторы на Бульваре выставляют, а другую – от Независимых Архивариусов? Согласно их опросу, сегодня мы находимся на пятом месте в рейтинге «самые долбанутые экстремалы М-эфира»! Как тебе, а? Да мы аж на три пункта обставляем самого Джонни Слэша – этого трахнутого серфингиста, который раскатывает на километровых цунами в квадрате Армагеддон и о котором теперь не знают только грудные младенцы! «Дэс клаб» – это сила, Кастаньета! Да, черт тебя дери, мы такие!
– По-моему, ты просто чокнулся на своих рейтингах и сводках, – хмыкнула Наварро. Она терпеть не могла, когда Демиург впадал в эйфорию от собственной крутизны. Но, положа руку на сердце, готова была признать, что председатель имеет право гордиться и собой, и деяниями своих горячо любимых соратников. – Смотри, а не то лопнешь от гордости, и макаронники никогда не узнают, какой ты великий экстремал. Ладно, давай мне вводные на Южный Трезубец. Пойду, пощекочу пятки этой «святой троице»…
Кастаньета не привыкла спрашивать, где Демиург раскапывает для своих авантюр настолько конфиденциальные сведения. Определенно, у председателя имелись хорошие связи в административных кругах Менталиберта. А иначе кто бы еще предоставил толстяку засекреченные координаты квадрата Палермо? Разумеется, Демиург мог вычислить их и случайным методом, как уже не однажды делал это при поиске маршрутов для других прогулок. Только на сей раз случайность однозначно исключалась. Да и выведать точную дату встречи картельной верхушки председатель «Дэс клаба» сумел бы лишь у приближенного к ней человека. Боссы Южного Трезубца собирались у себя в квадрате от силы раз в квартал, а то и реже, и вряд ли обнародовали насчет этого публичный пресс-релиз.
– Работаем по моему любимому сценарию: «La brusca chica» [1], – проинформировал Демиург Викторию перед тем, как отослать ее в нужный квадрат, и потер ладони в предвкушении веселья. – Тебе, малышка, не впервой, поэтому обойдешься без советов папочки. Разве что попрошу тебя энергичнее вилять задницей и почаще принимать сексуальные позы. Не забывай: твои подвиги будут документироваться для истории, и разрази меня гром, если после такого видеоклипа «Дэс клаб» не прорвется в трахнутых рейтингах Архивариусов на вторую позицию!..
– Чокнутый! – повторила Викки уже давно всем известный диагноз председателя, однако приняла его рекомендацию к сведению. Кастаньете предстояло сыграть главную роль в коротком, но ураганном боевике, который, будучи записанным на мнемоампулы – кто бы сомневался! – стараниями Демиурга обойдет весь Менталиберт. Поэтому сеньорите Наварро требовалось выложиться как следует, ведь у нее не будет времени ни на репетиции, ни на повторные дубли.
Она никогда не стремилась завоевать своими подвигами лавры суперзвезды и вообще не любила попадать в центр всеобщего внимания. Но сегодня – чего греха таить – было бы крайне обидно ударить в грязь лицом, поскольку когда еще Виктории выпадет жребий на такую головокружительную прогулку. Подобные громкие авантюры «Дэс клаб» проворачивает не каждый день. Многим из друзей Кастаньеты хотелось бы очутиться сейчас на ее месте, чтобы потом без ложной скромности бить себя в грудь и кричать: «Да, ублюдки, я сделал это! Я, а не вы, жалкие неудачники!»
«Проклятье, и впрямь выгляжу как стриптизерша на подиуме!» – недовольно подумала Викки. Она шагала… а точнее, дефилировала, покачивая бедрами, вверх по лестнице, что вела к главным воротам палаццо Деи Нормани. Сообразно сценарию, «крутая девчонка» приоделась в вызывающе красный деловой брючный костюм, подчеркивающий ее грациозную фигуру, но совершенно не стесняющий движений. Длинные, черные как смоль волосы Кастаньеты были собраны на затылке в толстый «конский хвост». В руке Наварро несла объемный пластиковый кейс – ни дать ни взять, адвокатша, что спешит на судебный процесс, загодя придав себе агрессивный настрой. Для пущего эффекта девушке не хватало лишь строгих черных очков. Но, во-первых, она никогда их не носила, а во-вторых, будущей суперзвезде не стоило скрывать от поклонников свое фотогеничное личико, дабы потом какая-нибудь похожая на Викторию самозванка не присвоила себе ее славу, добытую в кровопролитном бою.
А заваруха ожидалась знатная – для этого не требовалось даже заглядывать в сценарий. В реальности налет Кастаньеты на телохранителей боссов Южного Трезубца завершился бы, наверное, и не начавшись. Да и в Менталиберте ей вряд ли посчастливилось бы без поддержки Демиурга миновать даже первый пост охраны, выставленный в главных воротах дворца. Но тем и была прекрасна жизнь в М-эфире, что чудеса здесь не считались чем-то из ряда вон выходящим. Всяк желающий мог заполучить себе в покровители кого-нибудь из тысяч местных божков-креаторов и попросить того явить любое из доступных ему чудес. Имелась бы только на это нужная санкция.
Демиург был не обычным божком, а единственным в своем роде; по крайней мере, об иных подобных ему либерианцах Викки не слыхала. В бытность свою полноценным человеком – то есть обладая вне Менталиберта нормальным человеческим телом, – бессменный председатель «Дэс клаба» послужил креатором не в одной компании по обслуживанию М-эфирного пространства. И весьма талантливым креатором – таким, какие встречались, пожалуй, один на сотню. До того как поменять свое дряхлеющее тело на вечно молодую ментальную оболочку и окончательно переселиться в Менталиберт, толстяк успел поучаствовать в сотворении множества миров. Причем куда более масштабных и сложных, нежели примитивный, по сути, квадрат Палермо.
Обязанности, которые выполнял на своих прежних постах Демиург, заключались в следующем. Ему надлежало следить за порядком в гейм-квадратах, где игроки стремились к достижению максимальных физических либо магических показателей, и планомерно повышать их по ходу игровой кампании. Со времени той скучной, по словам Демиурга, главы его жизни миновал не один год, а сам навсегда покинувший реальность толстяк уже в принципе не мог исполнять обязанности креатора. Однако длительная работа с М-эфиром одарила председателя чем-то вроде профессионального заболевания, этакого остаточного синдрома, и теперь Демиург умел выборочно воздействовать на либерианцев так, словно те были его прежними подопечными – игроками гейм-квадратов. Само собой, что под это воздействие, осуществляемое не через сентенсор, а напрямую, попадали не абы кто, а исключительно члены «Дэс клаба».
Применение Демиургом на практике вскрывшихся у него «посмертных» талантов являлось абсолютно незаконным. Креаторам строго запрещалось проводить такие эксперименты на либерианцах вне игровых арен. И даже если бы кто-то из «божков» вознамерился нарушить это правило, он чисто технически не сумел бы вылепить из своего подопытного живую машину смерти. Для борьбы с подобным беспределом существовала масса ограничений, но ни одно из них не действовало на коварного Демиурга. Он мог безнаказанно пересекать М-рубежи и пускаться во все тяжкие до тех пор, пока квадрокопы не начинали кусать его за пятки. А потом исчезал вместе с одноклубниками, оставляя после себя лишь громкую славу о своих подвигах, расходившуюся по Менталиберту в качестве слухов и видеороликов.
За довольно короткий срок «Дэс клаб» превратился в карающий бич, что внезапно то тут, то там обрушивался на различные бизнес– и гейм-квадраты. Дерзкие акции экстремалов не блистали разнообразием и обычно представляли собой вооруженные налеты на закрытые территории вроде Палермо, перестрелки со статистами-охранниками (если таковые имелись) и срыв всевозможных корпоративных мероприятий, праздников, светских раутов и игровых кампаний. При непременном условии: налетчик всегда должен драться в одиночку. По мнению Демиурга, этот кураж ставил членов его клуба на голову выше обычных М-эфирных хулиганов, да к тому же выглядел чертовски стильно и придавал деяниям «Дэс клаба» ярко выраженный индивидуальный почерк.
Впрочем, за этими красивыми принципами скрывалась и вполне прозаическая причина такого поведения налетчиков. Экстраординарные способности председателя являлись отнюдь не безграничными. Демиургу было куда проще наделить немереной боевой мощью одного героя и потом контролировать каждый его шаг в неистовом шоу «Один в поле воин», нежели распределить свою энергию на группу штурмовиков и пытаться уследить за ними в суматохе боя.
Игра – вот чем в действительности занимались Демиург, Кастаньета и их одноклубники. В мире, где обитатели не умирали, а возвращались в родную реальность или же вновь воскресали на Бульваре, все, в том числе и человеческая жизнь, измерялось по особой шкале ценностей. Здесь жизнь была обыкновенной игрушкой, которой следовало забавляться, а не трястись над ней в страхе от того, что однажды она вдруг разобьется и исчезнет. Не ради ли бесконечной игры обозленная на всех и вся Викки заточила себя в Менталиберте? Не сделай она этого, сегодня точно сидела бы в тюрьме, подобно множеству ее соотечественников-басков – людей, не понаслышке знающих о несправедливости мира и готовых отстаивать свои интересы с оружием в руках.
Возможно, в глазах сородичей Виктории ее поступок выглядел малодушным, но она предпочла выпускать ярость, что кипела у гордячки в крови, воюя с ненавистным миром в такой его форме. Кровь либерианцев не пачкала рук, а предсмертные проклятия жертв хоть и звучали искренне, но были опять же только атрибутом этой игры. Кастаньета считала, что лучше мстить за собственные обиды так, чем взрывать бомбы в мадридском метро, где судья-Смерть косила всех без разбора. В том числе тех, кто уж точно не был виноват в обидах Наварро: стариков, женщин и детей…
Какой креаторской «магией» пользовался Демиург, Викки не ведала. Но ощущала она себя под ментальным колпаком председателя прямо-таки древнегреческой богиней побед Афиной Палладой. Сейчас Кастаньету совершенно не волновало, кто стоит у нее на пути: привычные статисты-охранники или настоящие головорезы Южного Трезубца. Несомненно, последние в М-эфирном мире являлись не менее опасными, чем в реальном, но вряд ли им приходилось когда-либо иметь дело с такой стремительной и разъяренной стервой.
«Повезло макаронникам, что я вытянула этот жребий не в свои критические дни, – злорадно подумала Наварро, приближаясь ко входу в палаццо Деи Нормани. В своем настоящем облике она не могла зачать и родить ребенка – разве только при посредстве какой-нибудь дорогущей медицинской программы. Однако хвала высоким технологиям: все биоритмы и инстинкты девушки сохранились в неизменном виде. – Иначе я не только эту банду, но и весь дворец в пыль уничтожила бы».
– Сhe figa ?! – нервно всплеснув руками, выкрикнул Кастаньете оскорбление долговязый парень. Завидев поднимающуюся по лестнице незнакомку, он тут же зашагал ей навстречу, в то время как два его приятеля остались на площадке возле ворот. Викки понятия не имела, как принято сегодня одеваться в гангстерской среде, но в отличие от гостьи эта троица была одета под стать отраженной здесь эпохе, в старомодные костюмы-тройки и широкие кепи. – Эй, bambina , откуда ты такая взялась? Тебя здесь ждут? Если нет – vaiacagare !
И указал Наварро в противоположном направлении.
У охранников под пиджаками виднелось оружие, но вынимать его громилы не торопились. Стоявшие наверху макаронники пожирали Викторию недвусмысленными взглядами и щерились. Завязка для боевика с Кастаньетой в главной роли выходила каноническая. Сама кинозвезда пока никак не отреагировала на грубость сицилийца и продолжала наступать прямо на него. Слегка опешивший от такого напора верзила сбавил шаг и изобразил недоуменную мину.
– Прочь с дороги, maricones de mierdas ! Мне нужны Франко Барберино, Дарио Сальвини и Массимо де Карнерри! – грозным голосом провозгласила Викки, чувствуя небывалый приток адреналина – теперь уже своего, кровного, а не навязанного Демиургом возбудителя.
Руки каждого из головорезов как по команде метнулась за пазуху. Даже если охранники понимали по-испански, вряд ли это была реакция на то, что нахальная девица обозвала их сраными педиками. Яснее ясного, что мордовороты всполошились из-за упомянутых всуе имен своих боссов; имен, которые ни один смертный не имел права произносить в таком дерзком тоне.
В ответ на выпад противников Виктория нажала кнопку на ручке кейса, после чего тот разлетелся на половинки, а в руке у Наварро остался компактный скорострельный пистолет-пулемет «Агила», рукоятка которого служила одновременно и ручкой чемоданчика.
– Figlia di putana ! – только и успел выкрикнуть долговязый перед тем, как короткая, выпущенная практически в упор очередь начисто снесла ему голову.
Пользуясь выигранной форой, Кастаньета, почти не целясь, прикончила едва успевших выхватить оружие охранников. А затем рывком расстегнула полы жакета, под которым находился широкий разгрузочный пояс с запасными магазинами, и, перепрыгивая через три ступеньки, кинулась к распахнутым воротам палаццо Деи Нормани.
Викки задержалась перед ними лишь на мгновение: ей приглянулся выроненный одним из головорезов пистолет-пулемет – специальная модель «Вальтера» с идентичным «Агиле» универсальным магазином повышенной емкости и насадкой – ускорителем пуль. В реальности это оружие существовало пока только в виде прототипа, но в Менталиберте оно уже было в ходу – весьма распространенный рекламный ход многих производителей вооружения и прочей техники. Облегченный «Агила» хоть и был оснащен подствольной мини-ракетницей, но позволял управляться с ним одной рукой. Поэтому, заполучив трофей, Викки без труда форсировала свою огневую мощь, получив возможность стрелять с обеих рук одновременно.
Что и продемонстрировала спустя несколько секунд, ворвавшись во дворец неудержимой амазонкой и паля во все, что преграждало ей путь…
Виктория была убеждена, что, едва до боссов Трезубца долетят выстрелы и взрывы, те попытаются слинять из опасного квадрата на Бульвар или попросту отключатся от М-эфира. Этому был обязан воспрепятствовать Демиург, но девушка все равно решила не искушать судьбу и со всех ног припустила прямиком к Палатинской капелле. Благо схема дворца отпечаталась в памяти Викки столь же отчетливо, как координаты ее загрузочного досье. Посредством этих мнемофайлов креаторы института Эберта периодически возрождали либерианку в Менталиберте после ее ментальной гибели. А такое с вечно ищущими неприятностей членами «Дэс клуба» происходило частенько. На сегодняшний день в досье Кастаньеты стояла отметка «дубль четвертого поколения». У некоторых ее одноклубников версия дубля была выше, у некоторых ниже, но «девственной» единицей в клубе был клеймен только Демиург. Он без зазрения совести отправлял под пули товарищей, а сам еще ни разу не пережил процедуру повторного воскрешения. А ведь мог, мерзавец, из дружеской солидарности хотя бы однажды пустить себе пулю в лоб, чтобы испытать всю прелесть перезагрузки своего М-дубля!
Помимо головорезов картеля, во дворце было также полно слуг и официантов. Глупые статисты при звуках канонады начали метаться из угла в угол и падать на пол, старательно отыгрывая роли напуганных перестрелкой невинных свидетелей. Все они были наряжены в белую униформу и сразу бросались в глаза. Так что Наварро имела возможность сортировать цели на явно опасные и потенциально опасные (любой из здешних статистов мог внезапно воспылать героизмом и встать на защиту хозяев своего квадрата) и не тратить понапрасну патроны.
Кастаньета промчалась до входа в Палатинскую капеллу едва уловимой глазу красной молнией, а впереди нее несся куда более стремительный и неотвратимый шквал пуль. Свинцовая волна смела с дороги еще полдюжины противников. Фактор внезапности и бурлящая в жилах девушки энергия позволили ей застать врага врасплох. Но, правда, ненадолго. Бойцы картеля были не чета дешевым статистам-охранникам, услугами которых пользовались владельцы иных квадратов, и быстро сориентировались в изменившийся обстановке. За балюстрадой и колоннами, огораживающими пространство у входа в капеллу, Викки уже поджидал плотный кордон из телохранителей, готовых дать решительный отпор любому, даже многократно превосходящему их по силам противнику.
«Все ясно, – смекнула Виктория, притаившись за колонной и впервые за время атаки перезарядив оружие. – Ублюдки прикрывают боссов, пока те безболезненно эвакуируются из Палермо. Вот удивятся-то итальяшки, когда узнают, что все М-рубежи квадрата заблокированы!»
Демиург превосходно справлялся с этой задачей, иначе клуб сроду не заслужил бы свою одиозную репутацию, поскольку его жертвы неминуемо разбегались бы от карателей по Менталиберту. Чтобы войти или, наоборот, покинуть М-эфир, пользователю требовалось активировать индивидуальный алгоритм входа-выхода. Этот тонкий процесс всегда занимал некоторое время, и во избежание технических накладок либерианцам предписывалось действовать четко по инструкциям. Аварийное отключение от ментального пространства было чревато для пользователя нервным шоком, а насколько он окажется серьезным, зависело от психики конкретного человека. Вряд ли шишкам картеля хотелось заполучить на память об этой встрече малоприятный «сувенир» в виде нервного тика или кратковременного расстройства зрения.
Как и раньше, Демиург возвел вокруг атакуемого квадрата заслон ментальных помех, сбивающий жертвам алгоритм выхода и обрекающий их на заклание в угоду пресловутому рейтингу популярности, на который буквально молился председатель «Дэс клаба». Викки с усмешкой представила изумление Массимо, Франко и Дарио, которые пытались вырваться из квадрата и с ужасом осознавали, что все без толку. Надо полагать, режиссер снимающегося сейчас видеоролика зафиксирует на мнемоноситель ненаигранное смятение боссов Трезубца и непременно вставит эти эффектные кадры в будущий фильм.
Что ж, Кастаньета, проклятая brusca chica , настала пора переходить к кульминации этого исторического представления…
Наварро мельком выглянула из-за колонны и оценила обстановку. Очевидно, стерегущие капеллу телохранители решили, что на дворец напала как минимум команда неизвестных убийц. И теперь преградившая Виктории путь компания напряженно присматривалась к каждой тени, стараясь вычислить затаившегося в колоннаде врага. Если это незримое противостояние затянется, сицилийцы наверняка попытаются эвакуировать боссов в безопасный район Палермо, как только те известят охрану, что им не удается отключиться от М-эфира. Кастаньете нужно было воспользоваться кратковременным замешательством врага и прорваться к его ключевым фигурам до того, как их выведут из дворца через запасную дверь и укроют в неприступном месте.
Ракета, заряженная девушкой в подствольную ракетницу «Агилы», состояла из шести разделяющихся снарядов-кассет, которые в свою очередь разрывались при подлете к целям на тысячи молниеносных игл. Похожая с виду на карманный флакончик дезодоранта, мини-ракета тем не менее обладала огромным радиусом поражения. При разрыве игольчатой кассеты рядом с человеком мгновенный летальный исход был для него неизбежен. Включив на таймере разделителя трехсекундную задержку, Викки высунула оружие из укрытия и, не целясь, выпустила ракету в стену за головорезами. Ракетный наконечник-гарпун вонзился в камень, надежно приклепав снаряд над головами врагов. И не успели они определить, чем пальнул в них противник, как до Кастаньеты долетел сначала хлопок сработавшего разделителя, а сразу за ним – синхронные разрывы разлетевшихся во все стороны кассет.
Судя по звуку разбросанных игл, что осыпали стены, колонны, балюстраду и засевших там телохранителей, перед входом в базилику пронеслась молниеносная песчаная буря. Виктория вздрогнула: одна шальная игла, обогнувшая рикошетом колонну, впилась на излете злоумышленнице в щеку, а еще несколько увязли в волосах и зацепились за одежду. Но это была никчемная неприятность в сравнении с той, что постигла бойцов картеля. Вооруженная компания сицилийцев оказалась не готова к выходке Викки и угодила в накрывший их стальной буран. Кто-то погиб мгновенно, кто-то выжил, но получил множественные повреждения, а кто-то отделался легкими ранениями, но, так или иначе, полностью боеспособных противников на вражеской линии обороны не осталось. Вырвав из щеки чуть было не выбившую ей глаз иголку, Наварро выскочила из-за колонны и бросилась закреплять отвоеванное преимущество.
Первыми от свинца Кастаньеты полегли те охранники, что еще стояли на ногах и держали оружие наготове. Воительница прошлась по иссеченной иглами и заваленной телами площадке, подобно газонокосилке, придавая полю боя однообразно мертвый облик. Благодаря усиленному Демиургом, нечеловечески быстрому проворству, Викки завершила расправу еще до того, как первый из подстреленных ей громил упал наземь. «Агила» и «Вальтер» в руках Наварро били короткими очередями и ни разу не промазали мимо цели.
Добив тех, кто подавал признаки жизни, девушка в очередной раз сменила магазины и навострила уши, пытаясь определить, не доносится ли откуда-нибудь топот приближающегося вражеского подкрепления. Но ничего, кроме криков слуг и треска испещренной иглами обваливающейся штукатурки, Викки не расслышала. Однако это не означало, что все телохранители донов были повержены. Не исключено, что кто-нибудь из уцелевших итальяшек подкрадывается сейчас к капелле, намереваясь контратаковать дерзкую киллершу из-за угла.
Где-то внутри часовни раздался грохот перевернутого стола, сопровождаемый звоном битой посуды и падающего на гранитный пол столового серебра. Виктория хмыкнула: экстравагантная блажь нашла на боссов Южного Трезубца – устроить банкет во всемирно известной базилике. Хотя, говоря начистоту, грех, который намеревалась там же учинить Наварро, выглядел куда более тяжким.
Викки прошмыгнула в полумрак капеллы и спряталась за ближайшую колонну. И правильно сделала, что не стала врываться внутрь очертя голову. Едва Кастаньета исчезла из дверного проема, как в него и по косяку ударил град пуль. Огонь вели как минимум двое стрелков с автоматическим оружием, расположившихся в центральной части помещения. Сомнительно, что это отстреливались боссы или их помощники-консиглиери. С такой многочисленной охраной, выставленной даже в закрытом квадрате, шишкам Трезубца не было нужды таскать при себе оружие. Наверняка в часовне еще оставались телохранители, обязанные надзирать непосредственно за верхушкой картеля.
Кастаньета не стала в ответ палить наугад, вместо этого она замерла и прислушалась.
– Кажется, это девка, – произнес слегка растерянный, но спокойный голос. Акустика в капелле была отличная, и Викки прекрасно расслышала высказанное в другом углу зала замечание.
– Одна? – спросил у говорившего кто-то, уже не такой хладнокровный.
– Думаю, да. Принесла нам сообщение, – ответил тот, кто засек злоумышленницу, и грязно выругался сквозь зубы: – Incazzata stronza !
– Как она сюда попала? – поинтересовался у говорившего еще один голос, явно старческий. – И почему не работает связь?
– Наверное, эта потаскуха блокировала наши алгоритмы выхода, – догадался «невозмутимый», после чего окликнул скрывающуюся в колоннаде Наварро: – Эй, чертовка, ты меня слышишь? Кто тебя прислал? Если тебе есть что нам передать, говори сейчас и проваливай, потому что когда я тебя поймаю, ты уже ничего нам не расскажешь. Будешь только визжать и умолять меня не портить твою смазливую мордашку. Тебе понятно?
Кастаньета исполнилась решимости и выглянула из-за укрытия, чтобы провести более тщательную рекогносцировку. Два ряда проходящих через зал колонн были соединены между собой стрельчатыми, упирающимися в сводчатый потолок арками, а где-то у противоположной от входа стены должен был располагаться алтарь. Но ни его, ни иных религиозных атрибутов в базилике не наблюдалось (хоть в этом сицилийцы проявили благопристойность и уважение к оккупированной святыне). Лишь покрытые богатой византийской росписью и ликами святых потолки и стены указывали на то, что Викки очутилась в часовне, а не в обеденном зале, как можно было подумать, взглянув на опрокинутый и превращенный в баррикаду массивный стол в центре капеллы.
Отвечать на вопросы бравирующего макаронника Виктория не стала, поскольку никаких специальных посланий Южному Трезубцу она не приготовила. Единственное ее послание боссам картеля состояло всего из трех коротких пунктов. Для их озвучивания следовало лишь прицелиться в каждого из главарей и нажать на спусковой крючок. А затем, когда у Франко Барберино, Дарио Сальвини и Массимо де Карнерри не останется к Кастаньете никаких вопросов, она может с чистой совестью возвращаться на Бульвар, чтобы в компании одноклубников отправиться в их излюбленный бар «Старый маразматик» и отметить успешное окончание очередной прогулки.
Справа у стены, за колоннами, раздались звяканье и короткое ругательство – очевидно, кто-то споткнулся о рассыпанные по полу столовые приборы. Кастаньету эти негромкие звуки взбудоражили столь же сильно, как и выстрелы. Сицилийцы вовсе не собирались забиваться в угол и ждать, когда «немезида» соизволит предстать пред их очи. Пока кто-то из боссов отвлекал Наварро, их подручные взялись по-тихому обходить ее с флангов. И действительно, могли бы застать Викки врасплох, если бы внимательнее смотрели под ноги.
Выскочи девушка в центральный проход, она неминуемо напоролась бы на плотный кинжальный огонь, поэтому наилучшим для нее вариантом являлся незамедлительный удар с фланга. Обнаруживший себя враг отринул конспирацию и больше не крался, а бежал к цели, все еще надеясь опередить Кастаньету. Она же решила поступить иррационально: проигнорировала очевидную атаку и метнулась к той стене, вдоль которой, по всем признакам, должен был двигаться второй вражеский стрелок.
Предчувствия Викки не обманули: именно там он и находился. Когда Наварро нарисовалась перед сицилийцем, его автомат был нацелен на дверь и загрохотал мгновением позже грянувших в унисон пистолетов-пулеметов либерианки (современное оружие было, пожалуй, единственным отступлением хозяев квадрата от концепции любимой ими ретро-эпохи). Викки спустила курки еще до того, как нарисовалась из-за укрытия, и в момент, когда она стала представлять собой отличную мишень, шквал свинца уже сбил врага с ног. Выпущенная им очередь ушла в потолок, дырявя пусть не настоящую, но все равно изысканную роспись часовни.
Аналогичное варварство учинили и те выстрелы, что раздались мгновением позже за спиной у Кастаньеты. Несколько колонн разделяло Викки и атакующего ее теперь уже с тыла второго макаронника. Он явно смекнул, что его товарищ вышел из игры, и стрелял вслепую, собираясь припугнуть мерзавку и выгнать ее на открытое пространство. Пули защелкали по стене и колоннам в полуметре от Виктории, но она не поддалась на провокацию и осталась на месте. Она знала, в какую сторону двигается неуклюжий, громко топающий сицилиец, и готовилась опередить его на выстреле, как только он высунет нос.
Однако противник предугадал хитрость Наварро и, не обнаружив цели, поостерегся выскакивать под пули. Викки прикинула, что враг притаился за той самой колонной, где только что отсиживалась она, и теперь суматошно вычисляет, куда направилась коварная бестия. Кастаньета так и оставалась вне поля зрения тех, кто засел за баррикадой, иначе боссы не молчали бы, а сразу выдали телохранителю местонахождение убийцы.
– А ну-ка, мальчик, проверим твою реакцию, – процедила под нос Наварро, после чего размахнулась и швырнула почти разряженный трофейный «Вальтер» через центральный проход в противоположную стену базилики, а сама, пригнувшись, побежала на цыпочках в обратную сторону.
В возникшем на поле брани наэлектризованном затишье звук упавшего на гранитным плиты пистолета-пулемета произвел вполне ожидаемый эффект. Подкарауливающий Викки сицилиец решил, что его обходят сзади, и, выскочив между колонн, выпустил навскидку в направлении подозрительного шума длинную очередь.
Кастаньета и впрямь совершила обходной маневр, только уже бесшумный и по более короткому пути. Клюнувший на ее уловку враг спохватился, да поздно. Пули Виктории настигли его, когда он, не прекращая огонь, начал разворачиваться в ее сторону. Лишившийся головы громила прочертил по инерции свинцовой струей окрест себя круг, но при заходе на второй ноги агонизирующего стрелка подкосились, и он рухнул на пол, застыв в неестественной скрюченной позе.
Викки едва успела юркнуть обратно за колонну, чуть было не нарвавшись на шальную очередь. Отбитые пулями каменные осколки брызнули девушке в лицо, и без того заляпанное кровью из проткнутой иглой щеки, и оставили на нем кровоточащие оспины. «Проклятье, – чертыхнулась Кастаньета. – Придется после прогулки вместо похода с приятелями в бар идти к косметологу и очищать свою смазливую мордашку от шрамов. Причем за свой счет. Уж коли вызвалась добровольно участвовать в этой альтруистской акции, значит, никаких финансовых компенсаций от Демиурга и подавно не дождешься. Сама испачкалась, сама и отмывайся – вот так он, поганец, и скажет!»
Обозленная не столько на сицилийцев, сколько на свою неаккуратность, Викки вновь перезарядила «Агилу» – хотелось надеяться, что в последний раз, – и, не таясь, направилась к вражеской баррикаде прямиком по центральному проходу. Глаза Кастаньеты метали молнии, а ноздри трепетали в предвкушении кульминационного момента, пожалуй, самого яркого триумфа в ее жизни, как прошлой, так и настоящей. Девушка вскинула оружие, готовясь покарать любого, кто высунется из-за укрытия неважно с какими намерениями, агрессивными или примирительными. Она и прежде не была настроена на переговоры, а теперь и подавно.
– Ну давай, стреляй, incoglionita сagna ! – с вызовом прокричал Виктории смазливый моложавый тип с тонкими пижонскими усиками. Он без страха поднялся на ноги и выпятил грудь, давая понять, что ничуть не боится идущую на него убийцу. – Дешевая потаскуха, дочь такой же потаскухи! Клянусь, что как только узнаю твое имя…
И, взмахнув руками, отлетел назад, щедро нашпигованный свинцом.
«Массимо де Карнерри», – узнала Виктория отчаянного макаронника. Из-за спешки она не успела раскопать перед прогулкой М-фото своих нынешних жертв. Вполне возможно, что таких снимков вообще не было в информатории Менталиберта. Мафиозные боссы и их подручные испокон веков славились своей параноидальной скрытностью и позировали перед фотокамерами, лишь попадая на судебные процессы. Информатор Демиурга снабдил его лишь перечнем характерных примет каждой картельной шишки. Внешность их разнилась достаточно сильно, и Наварро можно было не глядеть на остальных донов, чтобы определить, кого именно она прикончила.
Вслед за де Карнерри из-за баррикады неторопливо поднялись еще трое сицилийцев: два худощавых, неприметной наружности типа помогли встать на ноги полному обрюзгшему старику, в коем Кастаньета без труда опознала самого пожилого босса картеля – Франко Барберино. Как звали его помощников, Викки понятия не имела, но желчного, болезненного коротышки Дарио Сальвини среди них точно не было. Разве только он предпочитал находиться в Менталиберте под другой личиной, но это маловероятно. Все участники трехсторонних переговоров наверняка соблюдали единый протокол встречи, и если Массимо и Франко присутствовали здесь в своем оригинальном обличье, значит, М-дубля Дарио это правило тоже касалось.
Франко не стал осыпать Кастаньету проклятиями, просто отпихнул от себя навязчивых помощников и с молчаливым презрением уставился в глаза своему палачу. Впрочем, Викки и не надеялась, что кто-то из сицилийцев будет молить ее о пощаде. И не потому, что все они умирали понарошку и знали, что, получив пулю в лоб, непременно воскреснут. Даже угоди боссы картеля в подобную передрягу в реальности, вряд ли они вели бы себя иначе. В годы Тотальной Мясорубки один лишь де Карнерри пережил на себя три покушения и несколько месяцев провел в коме. Эти люди не только погубили сотни человеческих душ, но и сами не однажды смотрели в глаза смерти, так что запугать их приставленным ко лбу пистолетом было невозможно ни в реальности, ни тем паче здесь. За пределами Менталиберта, на родине Виктории, жило немало таких же стойких людей, чьи идеалы пусть и разнились с идеалами этих сицилийцев, но полное презрение к смерти делало и тех, и других очень похожими.
Хладнокровно выдержав пронизывающий до костей, лютый взгляд Барберино, Наварро недрогнувшей рукой методично расстреляла сначала Франко, а затем его подручных.
– Сальвини! – крикнула Кастаньета, когда в стенах капеллы улеглось гулкое эхо выстрелов. – Где ты, Дарио?! Решил сыграть со мной в прятки?! А ну выходи и умри, как мужчина! Эй!..
Третий главарь картеля вовсе не прятался и отыскался довольно быстро. Он находился здесь же, за баррикадой. Сальвини сидел, прислонившись к колонне, и выглядел весьма странно. Шестидесятидвухлетний дон – средний по возрасту между пятидесятилетним Массимо и престарелым Франко, дата рождения коего, говорят, была известна лишь ему самому, – больше напоминал уснувшего в подворотне невменяемого пьянчугу, нежели готовую предстать перед карателем жертву. Голова Дарио упала на грудь, левая рука безвольно повисла вдоль тела, а правая крепко уцепилась за ворот рубахи, пуговицы на котором, как заметила Викки, были вырваны с мясом.
– Вот клоун! – презрительно хохотнула Наварро, ткнув Сальвини в висок стволом автомата. – Решил прикинуться дохлым, да? Думаешь, я решу, что у тебя была при себе ампула с ядом? Не верю, как говорил один русский режиссер! Ладно, дядя, кончай ломать комедию! Встать! Встать, кому говорят!
Виктория пнула недвижимого дона ногой в плечо и тот мешком завалился набок. Голова Дарио стукнулась о гранит, откинулась назад, и на Викки вытаращились два немигающих остекленевших глаза. Сведенная судорогой правая рука Сальвини так и не отцепилась от разорванного ворота. Макаронник и впрямь выглядел мертвым, и потому выдвинутая Наварро версия с ядом вполне могла иметь место.
– Cojonudo ! – брезгливо поморщившись, ругнулась Кастаньета. – Обалдеть! Неужели действительно подох?
И, с опаской оглядевшись по сторонам, склонилась над телом пожилого сицилийца, в чьих волосах только-только начала пробиваться благородная седина.
Узнать, в каком состоянии находится либерианец, очень просто. Проба пульса, реакция зрачков на свет и дыхание являлись в подобных случаях лишь поверхностными и зачастую необъективным критериями. В некоторых квадратах либерианцы и вовсе не дышали, подчиняясь правилам местных креаторов, которые сочли необязательным создавать свои миры по образу и подобию земной реальности. Единственным стопроцентно точным методом медицинской диагностики любого либерианца был цвет ногтей на руках и ногах. Креатор, отказывающийся подчиниться требованиям администрации Менталиберта поддерживать эту обязательную условность, лишался лицензии на работу с сентенсором и прочим оборудованием для преобразования М-эфира. Поэтому даже в откровенно фантастических квадратах, что моделировали жизнь на других планетах, их экстравагантные обитатели обладали вживленными индикаторами состояния ментального тела. По ним можно было сразу определить, кто перед тобой: «одушевленный» либерианец, его автоном – функционирующий в автономном режиме М-дубль, – или «мертвец», душа коего пребывает в данный момент на Полосе Воскрешения – здешнем Чистилище, через которое проходят все, кто погиб в Менталиберте насильственной смертью.
Впрочем, иных смертей тут и не бывает…
Изучение диагностических индикаторов на теле Сальвини повергло Наварро в очередное замешательство.
Ногти Викки под отключаемым люминесцентным маникюром имели нормальный бледно-розовый цвет – как у любого здравствующего либерианца. Датчики на телах де Карнерри, Барберино и их подручных – озадаченная Виктория проверила все валявшиеся поблизости трупы – окрасились в темно-синий оттенок. Это означало, что души убиенных сицилийцев благополучно отправились на Полосу Воскрешения и через несколько минут возродятся на Бульваре в прежних или новых – на выбор пользователя – ипостасях. Если бы эти типы покинули Менталиберт до того, как Кастаньета нафаршировала их пулями, и оставили ей на растерзание бездушных автономов, все они сверкали бы перед убийцей ослепительно белыми ногтями. Ну а затешись вдруг среди мафиози квадрокоп, он продемонстрировал бы хулиганке жетон-голограмму, что высветилась бы из микропроектора, вживленного всем сотрудникам администрации в ногти больших пальцев рук.
Датчики Сальвини были окрашены в незнакомый Кастаньете черный цвет, принятый ей поначалу за люминесцентный маникюр. Обычно при гибели М-дубля эта косметическая функция автоматически отключалась, а раз так, решила Викки, значит, коротышка-босс и впрямь лишь прикидывается мертвым.
– Хорош артист, слов нет. Весьма убедительно сыграно, – похвалила Наварро упрямого притворщика и снова нацелила на него «Агилу». – Что ж, ты заслужил своего свинцового «Оскара».
Автомат пролаял короткую очередь в сердце недвижимого Сальвини. Тот даже не вздрогнул, так и остался лежать в растекающейся под ним кровавой луже, выпучив глаза, согнувшись пополам и вцепившись закостеневшими пальцами в ворот рубахи.
Кастаньета взяла теперь уже бесспорного покойника за левую ладонь, словно надумала поцеловать ее, оказав тем самым дону последнее почтение, и стала пристально следить за ногтями Сальвини. Прошло полминуты, но их странный цвет остался неизменным. Что это могло означать, Викки не имела ни малейшего представления.
– И черт с тобой! – со злостью выкрикнула Виктория, брезгливо оттолкнув руку мертвеца, словно он попытался ущипнуть девушку за грудь. – Дались мне твои ногти! Finitalacommedia , пускайте титры! Прощайте, макаронники! Всем спасибо, до будущих встреч!
И, картинно швырнув более ненужный автомат на груду тел – взбудораженная Викки не забывала, что продолжает работать на публику, – эффектной походкой направилась к выходу. Наварро следовало прилежно доиграть спектакль до тех пор, пока Демиург не активирует ее алгоритм выхода из квадрата.
«Что, съели? – мысленно торжествовала над одноклубниками победительница, красиво покидая сцену. – Попробуйте теперь перещеголять Кастаньету, жалкие неудачники!»
Да, прогулка удалась на славу, и, радуясь этому, Виктория уже через минуту забыла об озадачивших ее странных ногтях бездыханного М-дубля Сальвини. А в это время по ночным улицам реального Чикаго неслась, сверкая огнями, карета «скорой помощи», и лучшие кардиологи города были подняты из постелей и направлены в кардиологический центр на экстренную внеплановую операцию. Которая, к сожалению, так и не состоялась, поскольку больной скончался от обширного инфаркта еще по дороге в госпиталь…
Редко, очень редко посещение Менталиберта заканчивается для пользователя летальным исходом. И сегодня ночью одному из боссов Южного Трезубца Дарио Сальвини было суждено пополнить своим именем этот трагический список. А также открыть другой, не менее черный, написанием которого занялся большой специалист по составлению подобных списков и самая зловещая фигура Тотальной Мясорубки – Доминик «Тремито» Аглиотти…