Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 8, 9, 10 - читать онлайн

8.1

Укалаевская милиция.

В. В. Валиев. И. С. Серостанов.

Лейтенант Геннадий Брылкин. Участковый Котутя Василий Мухин (Муха).

Глеб Туров.

Н. Р. Коренева, ее дочь Лизель.

Геннадий Брылкин – Анерай опаньлай… Кто гремит дверями? Я сейчас выйду!.. Муха? Ты что, пинком открываешь? Как барин в свои хоромы вваливаешься… Наглеж. На часы глядел? Рабочий день в разгаре.

Муха – Цыц. Ты кто такой, мне вопросы задавать? Когда пришел – тогда пришел. Значит, так надо. Власть на то и власть, чтобы кому хошь приказать, а власти никто. Ну, стоять! смир-р-на!!

Геннадий Брылкин – Муха, ты в себе? машина по голове переехала? или по другому месту? Думаешь ты точно другим местом… В милиции тарарам – или трим-трям, как Коренев принародно выразился – модный слоган у всех на устах… Валиев в больнице. Сотрясение мозга лечит. Его счастье – увидел бы он, что в его ведомстве творится… Лейтенант Косцов пропал – даже заявление не написал об увольнении. Вот как его теперь по бумагам проводить по всей форме?

Муха – Помощничек у Валиева хлипким оказался. Че такого? дали пару пендюлей…

Геннадий Брылкин – Тебе бы дали! И не пару…

Муха – Я – власть. Передо мной на цирлах должны! Стоять и глазами есть. Выполнять по первому слову. Я знаю, как себя власть ведет! А лейтенант – молодой дурачок.

Геннадий Брылкин – Остался в милиции один умный, и тот – укалай. Ты на место лейтенанта метишь? Следующая ступенька после Котутя?

Муха – До выздоровления начальника придется поработать. Разгрести все дела.

Геннадий Брылкин – Ты что, решил потрудиться? очистить город от скверны? Пока Валиева нет, горы свернуть? Чтобы генерал в области тебя заметил и наградил? сделал бы тебя… кем только?.. да тоже генералом!

Раз генерал, два генерал

Вовремя ты рядом стоял.

Геннадий Брылкин – А что? Мысль прямая – без извилин. Если Валиев узнает про твое подсиживание?

Муха – Ты тоже сказанул – подсиживание! Я не занимаюсь. Начальник у нас – мужик сметливый. Разберется, что к чему.

Геннадий Брылкин – Будет тебе страшно благодарен. Особенно, что ты от его имени уже распорядился. Больно смелый. Давай, разгребай!

Муха – Не командуй. Ты здесь не главный.

Геннадий Брылкин – Где – здесь? И кто здесь командует? Уж не ты ли? Харя не треснет?.. Вышел я на дежурство – в обезьяннике двое с ночи парятся. Что за дела? Ты кого притащил, за каким хр… м? До власти дорвался и куражишься? Не разгребешь, а огребешь по полной!

Муха – Про двоих не скажу, а один – точно опасный тип. Я его сразу заметил в Котуте – он не нашенский. Чего потерял, спрашивается?

Геннадий Брылкин – Вот его и спроси. И ради бога, отпусти человека. У нас не ночлежка. И не застенок.

Муха – Преступник он. Дерзкий и наглый. Посадить его следовало.

Геннадий Брылкин – Иди сажай – тьфу, выпускай! Не хватало от людей держимордами прослыть. Слыхал про держиморд-то? Из школьной программы. Но для тебя пустой звук.

Муха – Я его сейчас на чистую воду выведу. Он у меня запоет – все расскажет… Может быть, он маньяк, которого мы ищем.

Геннадий Брылкин – По твоим словам уже отыскали. Маньяка поймали! Сенсация. В звании сразу перескочишь… Составь на обоих протокол. Личности выясни. Как положено.

Муха – Пособишь? Я того… отблагодарю, когда время придет…

Геннадий Брылкин – Не придет никогда! Сами мы с усами – ты, то есть. С усами и с животом. Сам и выкручивайся!

Муха – Пойду. Я вам всем покажу, как вопросы решаются.

Геннадий Брылкин – Покажи… Стой, ты куда направляешься?

Муха – Как – куда? В кабинет.

В Валиевский кабинет? Со свиным рылом да в калашный ряд?

Муха – Важное дело! Ты погоди недолго и тащи ко мне того длинного.

Геннадий Брылкин – К тебе?!.. Я-то приведу…

Муха – Проходи. Садись вон туда… Поговорим. И без фокусов. Пробуешь ворохнуться – награжу дубинкой. Ясно?

Туров – Бить будете?

Муха – Зачем бить? У нас все по инструкции. Выспался? Жестко было?

Туров – Это шутка? насчет спанья? Неудачно вы тут шутите.

Муха – А мы не шутим. Еще раз говорю – инструкция! Мы делаем серьезную работу. И все это должны понимать. И ты должен!

Туров – Я понимаю, что меня ни за что засунули в каземат. Лишили свободы. Ночью я не спал. У вас томится еще один несчастный. Он ужасно храпел – канонада раздавалась. Со столь издевательской ситуацией я не сталкивался даже на краю у Звучных Звезд, а там дикость, чудесатость как завеса над запрещенными диррическими приемчиками – напоминает ваши порядки… У вас же произвол! Ни за что сажаете!

Муха – Ни за что не бывает.

Туров – А вот бывает! Скажите правду, за что?

Муха – А ты не догадываешься?

Туров – Ни в малейшей степени. Я и моя девушка пришли к месту вашего общего сбора – для развлечения, кажется. Я даже толком ничего не посмотрел. Говорю же – произвол!

Муха – Еще разок повторишь – я тебя посажу обратно, а ключи потеряю. Развлечешься тогда!

Туров – За что?!

Муха – За то самое – у меня много чего найдется. Я тебя сразу заподозрил. И в чем-то ты обязательно замешан. Судя по твоей наглой цинесмийской роже. Взять, к примеру, наши самые аховые случаи. Не ерзай. Признавайся, ты по ночам в Укалаеве маньячишь?

Туров -??..

Муха – К девчонкам пристаешь и ножичком орудуешь? Смотреть на меня! Глазами не бегать!! Насквозь вижу. И доказать могу. У нас свидетель имеется. Девчонка одна шизанутая. Ануська. Ну, так для того, чтобы тебя опознать, много ума не надо. Опознает как миленького!

Туров – Вы… ты… охр… ть!! Я с ножом и с глазами бегаю?! Да не было меня тут! И не будет!

Муха – А можа, и не ты. У тебя ведь с Селзенкой шуры-муры? С какой стати тебе подфартило? Чем ты лучше директора завода?

Туров – Да? Чем?

Муха – Болтают, что ты есть Ювиэй Виэру. Вздор болтают. Вредные сказки. Будто бы ты через Провал прыгаешь. Как козел. Правда это?

Туров – Какой козел?! Оскорбляете!

Муха – Горный козел. Тудыть – сюдыть… Понимаешь, что по-дурацки все. Не прокатит для прикрытия. Если тебя взяли, то надо признаваться. Вот как мужик: виноват – признайся!!

Туров – Я не виноват! Не виноват!

Муха – С девками, может, и не виноват. Не похож. Но тогда с собаками точно ты! Не отнекивайся.

Туров – Благодарю, что не маньяк. Благодарю!! Но дальше… Час от часу не легче… Пожалуй, я выберу первое – чем эдакое извращение… Что я с собаками делаю? Поточнее, пожалуйста…

Муха – Крадешь ты их. А дальше никто не ведает.

Туров – Ах, если так… Для чего краду? Ответишь? Ты пошевели мозгами – найдешь чего там…

Муха – Это ты мне лопочешь?! Обнаглели людишки. Несут муру всякую. Когда к тебе власть приближается, ты должен от страха обосра… ся! Стоять! Не дышать! Все делишки свои вспомнить! Чтобы знать – власть по заслугам всегда!

Туров – Хорошо, хоть в туалет пустили… А то действительно обосре… ся тут…

Муха – Ты не на курорте. Да и на курорте бесплатных туалетов нет. Надоел. Что ли пургена обожрался? Или Селзенка обкормила? Ты поостерегись – она с директором завода хороводилась и довела-таки.

Туров – Вы меня в чем обвиняете? в засорении туалетов? Обязаны сообщить!

Муха – То есть, признаваться не хочешь? По всей форме хочешь, да? Ладно! Протокол оформлять будем. И делу ход дадим. Чтоб тебе наши собаки поперек горла стали!

Туров – Хэх-х-ха! Вы меня еще в людоедстве обвините!

Муха – Выясним. Все раскопаем. А пока… Гражданин, назовите вашу фамилию, имя, отчество. Впишем.

Туров – Пишите! Туров Глеб Германович. Уроженец Цинесмия.

Муха – По профессии кто?

Туров – Ювиэй Виэру!! Шучу… Закончил ЦИНОШ – цинесмийскую школу пилотов. Стажировался в экипажах меркурианского флота на сверхдальние переходы. Затем самостоятельно летал на опытных кораблях системы СОН, созданных на платформе нейрокомпьютерных технологий в Лемантик энтерпрайз. Уразумел? До тех пор, пока эксперимент не признали неудачным и СНЫ разобрали… Могу пилотировать слеты всех типов. Законтрактовался в компанию Лемантик энтерпрайз. Как пилот попал под мобилизацию в связи с событиями на Сивере. Смотрели фильм «Обретение Сиверы»? Наши ребята сработали… Не смотрели? Ну и глушь у вас…

Муха – Ты меня сказками не пичкай. Где в настоящее время работаешь? Разрешение есть?

Туров – На что?

Муха – На то, что ты иностранец. Ты, вообще, кто такой? Шляешься везде в Котуте.

Туров – У меня статус пилота без ограничений. На все, что отрывается и летает. Сейчас причислен к отряду «Рыдающая кошка». Командир – капитан Шандор Ракуви. Идентификационный номер…

Муха – Чей?

Туров – Мой. Не капитана. В наши функции входит экстренное реагирование на ситуации синего класса по шкале Туука – непосредственная угроза, общественная опасность. Вроде катастрофы на Мидасе. В Новоземелье попал в силу непредвиденных обстоятельств – именно из-за Мидаса. Я не виноват, что ваши координаты оказались под рукой при вводе данных прыжка для ЧАР-проводки. Должен же я был где-то вынырнуть! Знать бы заранее…

Муха – Так. Герой галактики, супермен – Ронка Рокарем. А здесь чем занят? Отходняк у тебя? Жрешь, спишь с Селзенкой, собак крадешь и туалеты засоряешь? И хочешь сказать, что несправедливо тебя посадили?

Туров – Напоминаю положение Лиолкского постава. Не имеете права.

Муха – У нас свои инструкции, у вас свои… А? Звонят?.. Алло!

Геннадий Брылкин – Капитан Муха? Или уже генерал? Спешу доложить. Ты же теперь вместо Валиева. Делами рулишь… К вам посетительница пожаловала. Уже подымается. Не простая посетительница. Жена Коренева. Оторви зад от стула и прими ее.

Муха – Почему я? Не нанимался!

Геннадий Брылкин – Именно нанимался. Ты же так жаждешь занять это место.

Муха – Заверни ее! Никого нет.

Геннадий Брылкин – Напоминаю, что выборы только завтра. А пока Коренев – действующий глава Укалаева. Хочешь – не хочешь, а ради начальства…

Коренева – Здравствуйте!

Муха – Э-э… Здравствуйте. Вы… э…

Коренева – Прошу прощения. Меня зовут Коренева Наина Раисовна. Жена Виктора Васильевича. Мой муж сейчас в больнице. Он пострадал во время обрушения помоста на митинге. Состояние тяжелое. И если бы не серьезная нужда, заставившая меня прийти сюда, я не покинула бы мужа… Мой вопрос нельзя откладывать. Посудите сами. Я сама не своя. Вторую ночь не сплю. Сперва муж, а после это…

Муха – Э-э… Что?

Коренева – Что? Вы еще спрашиваете?! В нашей семье горе. Я не про мужа – ему уже лучше. У нас пропала собака. Просто испарилась. Ни следов, ни свидетелей. Мой дорогой Пусенька! Я этого не вынесу!

Муха – Собаки не по нашей части. Найдется ваша собака. Побегает и вернется.

Коренева – Нет. Нельзя так отмахиваться. Это преступление. В Укалаеве не первый случай. Жаль, что я раньше не услышала, а то никогда не взяла бы Пусеньку на злосчастный митинг… Там была куча всякого народу – тоже и не адекваты, пьяницы, дикари… Пусеньку украли!

Туров – Как не по вашей части? А чего вы мне про собак втолковывали?

Муха – Молчать! Ты арестован. Хайло закрой и не встревай. Здесь тебе не Сивера!

Туров – За что арестован? За кражу собак? Но вам ведь нет дела до них…

Коренева – Как нет дела? Что за безобразие творится? Возмутительно! Украли собаку, а вам нет дела? Если завтра человека украдут?

Туров – Не расстраивайтесь женщина. Людоедство – это следующий этап.

Коренева – Л..л..лю..доедство? Пусеньку съели?!!

Туров – А зачем еще крадут собак? Явно, чтобы полакомиться. Другой причины не нахожу. У нас на Цинесмии собаки – любимое блюдо.

Коренева – А-ах!!..

Муха – Ты чего ей сказанул, экстремальщик забугорный? Она ж в обмороке. Вот незадача… Женщина! Женщина, у вас муж в больнице, а вы о какой-то твари печетесь…

Коренева – Как вам не стыдно! Пусенька – не какой-нибудь! Он мне дорог! Умоляю! Найдите, спасите! Его не могли съесть!!

Муха – Да что ценного в собаке. Вон их сколько бегает, тявкает…

Коренева – Пусенька – не собака… Вернее, собака. Сейчас вы все поймете. Вот. Вот фото. Безобидный маленький терьерчик. Добродушный, отзывчивый и доверчивый к людям. Он готов каждого облизать. И нашелся же злодей!!..

Туров – Не смотрите на меня. Я собак не ем. Вообще, предпочитаю питательную субстанцию из тюбиков. Пельмени только у вас в Катеринке попробовал.

Коренева – Это он? Он?!!

Муха – Не волнуйтесь. Он не уйдет от наказания. Теперь, когда преступник у нас в руках.

Коренева – Ох! У меня сердце… Допросите его про Пусеньку! Пусть расскажет – может, еще не поздно… Молодой человек, если в вас сохранилась хоть капля совести…

Лизель – Мама, вот ты где!

Коренева – Лизочка? Да, я пошла в милицию. А что мне оставалось делать? К кому обращаться за помощью? Твой папа в больнице. Я представила еще одну ночь… И Пусенька где-то – испуганный, озябший… Собака за себя попросить не способна. Вы люди или нелюди? Ищите немедленно Пусеньку!

Лизель – Мама, успокойся. Ну, убежал – ну, чего уж теперь… Тебе лучше быть с папой.

Коренева – С Виктором врачи неотлучно. А Пусенька один-одинешенек, если живой… Е-е-если-и…

Лизель – Мама, не плачь. Мы уходим. Не показывай своих слез перед этими людьми.

Муха – Девушка, я не пойму – ваша мать больше по мужу или по собаке убивается? Который дороже?

Лизель – Заткнитесь, пожалуйста… Вот видишь, они еще насмехаются. Ты ждала сочувствия? Здесь все враги папы. Они только обрадуются.

Муха – За оскорбления официального лица можно и сесть. Папаша твой – мэр, но ты-то обыкновенная хулиганка, пигалица мокрохвостая. У нас уже прохлаждаются двое, рядом в закуток еще тебя присуседим. Втроем веселей трое суток скоротать. Эй, летун, как тебе? Она рыжая – конечно, не красноволосая Селзенка – но тебе нравятся яркие…

Коренева – Вы!! Вы пошляк! Не смейте так выражаться при моей дочери. Думаете, я оставлю ваше хамство? У нас есть хорошие знакомые в области. Во власти. Они вас в бараний рог согнут! Работы своей лишитесь! Вон из милиции! Карательные органы тоталитарного режима! Я как приду домой, позвоню Юрию Семеновичу Краулину. И ваша жалкая участь решена! Вспомните тогда про бедного Пусеньку, что не помогли ему.

Лизель – Мамочка!!

Коренева – Доченька, нехорошо-то как. С папой неприятность – зачем было громоздиться толпой на этот помост. Посчастливилось тебе, что вовремя отскочила. Весь город против нас. Люди озверели – хуже собак. Теперь я вижу – Виктора не переизберут. Мы здесь чужие. Катя своего Федора увезла – и правильно поступила. Виктор возгордился, захотел разбогатеть, хозяином Укалаева сделаться, ан место-то давно занято. Если заупрямится, то больше неприятностей на свою голову призовет. Мистика получается. Жители, обстоятельства, местная чертовщина – все на стороне Седонов. Зачем нам это укалаевское болото? Вернемся в Устан, будем жить в старой квартире, Виктор легко пристроится на какую-нибудь должность, чтоб не обременяла – возраст ведь уже, здоровье, и пенсия не за горами. На жизнь хватит. Чего ради гробить себя? Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Лизель – Мама, ты можешь рассуждать здраво. Это не катастрофа.

Коренева – И ты, доченька. Посмотри на нас с папой – до крайности мы дошли. И вокруг посмотри. Не сходи с ума. Женское помешательство здесь – распространенная вещь. Вон Лена – Федоровская дочка – совсем с пути сбилась, поссорилась с женихом и якобы связалась с укалаем. Мне верить не хочется… Я боюсь за тебя! Дурное влияние очень сильно. Лизочка, поедешь в Устан учиться. И я изменила свое мнение – считаю, что чем раньше ты замуж выйдешь, тем лучше и для тебя спокойней. Твой одноклассник, Дима Шутин – воспитанный умный мальчик – идеальный кандидат. С ним надежно.

Лизель – С кем? С Димой Шутиным? Чего ты меня выдаешь, не спросивши моего желания? А если я даже и желала бы – фигушки! воспитанный мальчик Дима не прочь жениться на дочери укалаевского мэра и капиталиста, гребущего деньги лопатой. Димочка не промах! А дочь устанского пенсионера ему не нужна! Какой с того прибыток?

Коренева – Лиза, ты цинична.

Лизель – Я прагматична. В великую любовь верить хочется каждой девушке – когда ж она придет? А пока не пришла, я собираюсь заняться иным.

Коренева – Лиза! И ты, и ты поддалась здешней губительной атмосфере. Мы же давно все обговорили – институт по специальности Финансы и кредиты. Очень востребовано. Закончишь и будешь обеспеченным человеком. Ну, если не хочешь – не выходи замуж, повремени, пока учишься…

Лизель – Спасибочки! На кой мне эти финансы и эти кредиты?! Сплю и вижу, как деньги считаю, по калькулятору щелкаю! Нет, мечта моя другая…

Коренева – Лиза, мы же с папой…

Лизель – Вы с папой все за меня определили. Уже и блат для поступления мне обеспечили. Не хочу быть банкиршей! Планы ваши, а страдать я должна?.. Не тревожьтесь. Все равно я поступлю по-своему. Извини, мама, но если вы не согласитесь – это ничего не изменит. Мне жаль.

Коренева – В какую авантюру ты голову засовываешь? Опомнись! Ты своих родителей убиваешь!

Лизель – Мне жаль. Но повлиять вы не можете. Теперь не можете. На конкурсе мне присвоили категорию топ модель – мне, не Еве или Валентине, не говоря уже об Юльке Валиевой, которая чокнутая, что в венце Укатоля, что без венца… У меня появился шанс. Я уеду в Москву. Поступлю в школу моделей. Я могу стать моделью – мне Ванда, московский хореограф на конкурсе, объясняла. Она сказала, что у меня подходящие данные. Интересная внешность. Я могу иметь успех. Оказывается, недостаточно быть смазливой кошкой как Ева Айдахова.

Коренева – Дурочка ты моя. Это сказки. Укалаевские безумные сказки. Журавль в небе. Но эти сказки обойдутся в дорогую цену. Не думаю, что папа согласится оплачивать твою прихоть.

Лизель – Пусть не оплачивает. Я же говорила, что у меня появился шанс. На конкурсе каждой девушке предложили оплату обучения. Учиться ведь не обязательно на бухгалтера. На один год мне хватит.

Коренева – А дальше?

Лизель – Дальше – жизнь моя. Советы – вещь полезная, но жить я своим умом буду.

Коренева – Нет, это… это… Дома поговорим! Лиза, стой!!

Муха – Ушла? У бабы мозгов – с горсточку, из той горсточки еще волосья растут… Жена начальства или работяги – все одно – стервозня и трескотня. Нет, бывают бабы красивые и… и все. Чего она телешится? У муженька денег стребует и купит себе, чего пожелает – ну, хоть волкодава…

Туров – Ах, из-за чего шум? Возмутиться нельзя? Честных людей в тюрьму? Сатрапы! Недалеко вам до Гуля, диктатора с Сиверы! Он тоже тюрьмы набил!

Муха – Да не Гуля. Ты все перепутал. Значит, совесть не чиста. С тобой в обезьяннике – Блевуля. Фамилия Степанки – Бле-ву-ля – ясно?

Туров – Оскорбляют беспрерывно! Всего на меня навесили! Протоколы составляете – чего туда пишите? Засирал, еще и блевал! Это чистая пытка! Мало того, что ночью глаз не сомкнул, так еще горы вранья и клеветы приходится выслушивать. Издевательство!

Муха – Степанка дрыхнет? Он всегда так. Храпун на всю дежурку – даже отсюда слыхать. Ты ткни его – пусть затихнет. Протокол мешает писать.

Туров – В унитаз спустить ваши протоколы – вот кто засоряет… А вашего Степанку я несколько раз за ночь толкал. Не реагирует. Феноменальный храп – стенки вибрируют!

Муха – Тогда по-другому – подойди и ноздри ему зажми, чтобы воздуха не хватило – хошь не хошь, а проснешься.

Туров – Подойти и…? ноздри? Фу! Не стану я этого делать! Если он задохнется?

Муха – Ниче. Это ж Степанка. Блевуля. Он не прекратит храпеть… Булькает даже…

Туров – Долго пишите. Пора разобраться и отпустить.

Муха – Готово. Протокол составили. На законных основаниях. Теперь будь спокоен.

Туров – Спокоен? Куда меня? На свободу?

Муха – Не спокоен ты. Переживаешь? В камеру – куда же еще? Красавица Селзенка подождет.

Туров – За что?!

Муха – За все хорошее. За язык твой собачий. Не брехал бы.

Туров – Я хочу обратиться к властям – к тем, кто повыше вас в Новоземелье.

Муха – Настанет время – обратишься. Вернее, не настанет. Прокурор – государственный человек. Очень занятой. Некогда ему выслушивать всякий сброд, который собак ворует. Для чего тебе понадобился Кореневский терьерчик? Размером с таракана, и мяса в нем – на жевок…

Туров – Я его есть не собирался!

Муха – Зачем тогда украл? Говори! Ведь видел – баба не в себе.

Туров – Не скажу!

Геннадий Брылкин – Муха, закончил с разоблачениями? Из больницы сообщили, что Валиев явится вот-вот. Слезай с его стула!

Муха – Ты же говорил, что у него серьезно…

Туров – Да! Да! Где ваш начальник? Я на вас управу найду!

Серостанов – Володя, извини, что я тебя поднял и с собой потащил. Совесть меня мучает – больной ведь ты человек. Но обстоятельства подпирают. Я тебе объяснить постарался.

Валиев – Иван Степанович, понятно. Даже мне как менту. Дали маху.

Серостанов – Исправить нужно быстрее. О последствиях лучше не гадать.

Валиев – Последствия… Последствия более чем фантастичны… Иван Степанович, я по службе руководствуюсь законом – буквально и фигурально. У меня на полке Комментарий к Уголовному кодексу и сам кодекс – там черным по белому… А ваши объяснения…

Серостанов – Чем нехороши мои объяснения? Ладно, давай по закону. На теперешнем основном законе еще мухи чернила не засидели. И если по старому закону смотреть, то нынешние власти – все сплошь преступники с точки зрения страны, которой мы присягали. То есть, буквально смотреть…

Валиев – Иван Степанович, вы вытащили меня из больницы – по серьезным причинам, признаю – но не тащите меня в свои дебри. Я мент – простой мент. Не ждите от меня многого.

Серостанов – Ладно, Володя. Только разберись. Пусть по закону.

Валиев – Пришли. Родные стены – надо же! еще стоят… Чего только не приключилось у нас в Укалаеве… Здорово. Ты сегодня дежуришь, Гена?

Геннадий Брылкин – Так точно, я. Владимир Валишевич, да как же вас из больницы отпустили? Голова вон перевязана… Вам лечиться надо. Покой, постельный режим. Сотрясение – штука серьезная. Может через годы аукнуться.

Валиев – Сам знаю. Вот только без сочувствия. Вы же и дня мне не дали отлежаться, дух перевести. Сразу происшествия и того хлеще.

Геннадий Брылкин – Владимир Валишевич, это все Муха. Вас нет, помощника вашего, Никиты, нет. Муха дорвался до власти. Раньше он лишь в Котуте самоуправствовал, теперь вышел на городской масштаб. И ничего ему не объяснишь. Он даже командует.

Валиев – Муха!!! Долбодон поселковский… Это ж полный дирарен! один такой натворит, что всем приходится расхлебывать. Немедля ко мне его! Я в кабинете…

Геннадий Брылкин – Так и он…

Валиев – Что?

Геннадий Брылкин – Он тоже в кабинете. В вашем кабинете. Ведет допрос подозреваемого.

Валиев – Какого подозреваемого? В чем подозреваемого? Кто позволил? Как он додумался-то?

Геннадий Брылкин – Сказать не могу. Мне ничего не известно. Только вот что – ночью у нас прибыло двое задержанных. Местный тип – Степан Блевуля, укалай и выпивоха, всем надоевший до чертиков. Зачем его задерживать? других забот мало? Степанка же никому не мешает, спит везде, в любых местах – на земле, на скамье, на дереве – пинать будешь, не проснется. Спал бы дальше… Второго Муха сам притащил и запихнул в обезьянник. Я не успел ему помешать. Я же утром вышел, а эти двое тут…

Валиев – Так. Второй. Каков он на вид?

Геннадий Брылкин – На вид? Высокий, лядащий, черноволосый. Лицо острое, нос закорючкой. Возмущался до корчей, болтал что-то про лиолкский постав… Я не в курсе. Это не я.

Валиев – Он?

Серостанов – Он самый. Я хорошо рассмотрел приятеля Селзенки в Металлурге – его точный портрет. Почти на моих глазах Муха его поволок. Володя, надо вмешаться. Назревает гроза. Селзенка рвет и мечет. Ярость ее страшна. Чернотичу порядочно досталось – тот предпочел скрыться… Мерет сестру удержал, а то она бы устроила у вас на месте ментовки эдакий крутой вактаб. Утащить у Келео ее законную добычу – Ювиэй Виэру. Муха-то что? ничто и никто. Тебе отвечать!

Валиев – Я и так за все отвечу Череп скоро треснет от ответственности. Что делать будем?

Серостанов – Надо отпускать парня – от беды отвратиться. С Келео шутки плохи. Истины ради – зря парня повязали. Зря он ночь в кутузке парился…

Валиев – Я Муху выгоню поганой метлой! В дворники пускай нанимается! Но там же работать надо… Идем, Иван Степанович, свидетелем станешь. А то сорвусь – есть же предел и моему терпению. Впереди еще выборы.

Серостанов – Выборы – чушь, дело решеное. У нас кое-что помимо выборов намечается…

Валиев – И это тоже… Муха! Прохлаждаешься! В моем кабинете! Слазь! Стол для иных нужд предназначен, а не для размещения твоего седалища! ножки оборвутся… Что ты, мерзавец, себе позволяешь?!!

Муха – Никак нет. Я не прохлаждался. Я работал. В минувшие сутки занимался кражами собак в городе.

Валиев – Чем-чем занимался?!

Муха – Докладываю: мною с риском для жизни задержан среди большого скопления народа опасный преступник. Вор. Наверняка, сидел. У него даже оружие имелось. Эта, как его, проводка – чтобы током ударять… Но мною схвачен, обезоружен, арестован. Задержанный громко высказывался, причем нецензурно. Будучи доставлен в милицию, был посажен в обезьянник на законных основаниях. Я даже протокол составил. Вот.

Валиев – Молодца! Эх, молодца!! Какой способный кадр пропадает. А я, дурак, не видел, не ценил… Протокол, говоришь? А ну, покажь!.. При задержании пытался оказать сопротивление – занес кулак, причинив побои. Он тебя избил, что ли?

Муха – Ну…

Валиев – Плохо, Муха! Сотрудника милиции никто пальцем не должен тронуть. Сотрудник милиции должен заботиться о своей физической форме. Как у тебя с формой? Ты сколько раз отжимаешься?

Муха – Ну-у…

Валиев – Устрою вам всем проверку. А то лейтенанта хулиганы в больницу уложили, тебя какой-то воришка отдубасил. Кисейные барышни!.. Пошли к задержанным. Пошли, пошли, Муха! Кто у тебя парится?

Муха – Ну-у…

Валиев – Это вы? По протоколу Туров Глеб Германович?

Туров – Совершенно верно. Прошу разобраться с моей ситуацией. В силу случайного стечения обстоятельств…

Валиев – Уже разобрались. Вы свободны. Позвольте принести вам извинения за необоснованные действия работника милиции. Виновный будет наказан.

Туров – Огромное спасибо! Как гора с плеч… Я… это… могу идти?

Валиев – Конечно, можете. Вас девушка дожидается на улице.

Туров – Катя? Бегу!

Валиев – Кто там у тебя еще, Муха? Скольких ты заарестовал? Почему он лежит, не двигаясь? Мы тут говорим, топчемся, гремим, а он как неодушевленное бревно… Стой, что с ним?

Серостанов – Он же храпака трубит в обои дырки. Знатный храп! То ж Степанка! Мужик из Котутя. Блевуля – точно он!

Валиев – Зачем он здесь место занимает? Муха, отвечай!

Муха – Слушаюсь. Поскольку он, будучи в отключке, не смог разоблачить свой злой умысел…

Валиев – Это ты должен был разоблачить!

Муха – Сейчас. Я его разбужу. Разоблачу. Сейчас… Эй, ты, дубина, мурло пьяное! просыпайся… Просыпайся, говорю! Вставай!! Разлегся как у себя дома…

Степанка – П-х-х! Хыр-хыр-хыр!.. П-п-ху-у…

Муха – Ать! Оплевал всего, мать твою… А, ну!!..

Серостанов – Остановитесь! Очумели? Муха, не трогай его! Отпрянь! Володя, не будите Степанку. Пусть спит – вот так, на скамье. Он всегда погружен в это состояние – и дальше в нем останется… Не буди лихо…

Валиев – Эх, Иван Степанович. Понимаю. Пусть дрыхнет – не жалко. Я даже велю принести ему подстилку – жестко ведь на досках… Это тронуть не моги, это сам понимать должен, а это вообще не твоего ума дело… Куда не кинь – везде клин. Что за участь! Как в русской классике – что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом – вдруг вспомнилось, как в голову ударило… Ментом быть сложнее. Хотя нет – еще раз нет. Отцом… Черт, запутался я… И голова прибаливает…

Серостанов – Все, все, все, Володенька. Натрудился ты сегодня. Отдохнуть пора. В кабинете на диван ляжешь. Подстилку тоже приспособим. Полежишь, расслабишься…

Валиев – Иван Степанович, да что же такое. Должность моя – незавидная в Укалаеве. Того и гляди, коньки откинешь, расстараешься, умом тронешься… В одном направлении идет…

Серостанов – Не отчаивайся. Конец будет. Про отца и про дочь почему сказанул? Грибоедова приплел! Хорошо вас Роза учила.

Валиев – Меня все жизнь укалаевская учит. Сколько можно!.. Вчера Юльшу на конкурсе королевой выбрали, старухин венец водрузили и радовались, идиоты!

Серостанов – Как же, как же. Я среди тех был, кто выбирал. Юльша твоя на сцене сразила наповал и судей, и зрителей. Всех девчонок за пояс заткнула. Как она вышагивала, голову высоко держала, глаза – сверкающие звезды, волосы богатой гривой. Красавицу ты родил – выросла и расцвела.

Валиев – Красота эта – не наша. Бесуровская. Уже ничего не прячешь. Вчера все видели. Полагаешь, приятно мне?

Серостанов – Володя, прекрати копаться. Ты уже голову насквозь прокопал – от одной стенки до другой. Довольно. Все, что у тебя есть – твое. Жену сам выбрал, дочь родил – не дядя же чужой к тебе пришел… И почему бы не порадоваться за вчерашнее? Дочка, наверное, козой скачет?

Валиев – Если бы… Ну, не от мира сего… Не нужно ей было идти – да и не думал я, что вот так… Эта сцена, свет, взгляды завистливые. Вчера Юльша была в ударе, а сегодня в уголок забилась как зверек – ничего ей не надо, никто не интересен…

Серостанов – Да-а… Она же у тебя школу заканчивает, как моя Ольга?

Валиев – Не знаю, что она закончит… Учеба давно побоку. Экзамены сдавать не пойдет. Оксана Седон сказала, что для Юльши это не важно. И глядя на нее, я тоже так думаю. Ее единственное занятие – рисование. Все.

Серостанов – Но и рисует она у тебя… Сцену для конкурса она нарисовала – так прямо и объявили. Москвичи очень уважительно про ее творение отозвались. Володя, рисует дочка – и пусть рисует. Может, это ее дорога.

Валиев – Я не возражаю. Ни на что другое она неспособная. Мне даже спокойней, когда она рисует, чем просто время убивает – вдруг застынет, упрется взглядом в пустоту – что она там видит?.. Жена с привычными женскими меркам подойти пытается – дескать, пусть не институт, не техникум, но курсы какие-нибудь осилит; тихое местечко на работе ей подобрать – и пусть ходит. Жених готовый – Илья Мицкис. Семья, дети – нам внуков на старости лет. Идиллия!..

Серостанов – А что тяжело вздыхаешь?

Валиев – Не будет этого, Иван Степанович. Не суждено. Некоторые рождаются счастливыми, другие несчастными, третьи умными или дураками, а есть те, кто как кукушата в чужом гнезде. Отведут свое время здесь – и нет их… Как Ювиэй Виэру – легенда это… Потому…

Серостанов – Почему?

Валиев – Потому внимание людей и шум, и старухин венец из змей не на пользу Юльше – даже во вред. Тащат из темного угла на свет. А ей плохо… Я много думал, сомневался и, наконец, решил – дочь мучить и переделывать не стану. Какая есть. С нами проживет. Прокормим и доглядим. И никто ее не обидит!

Серостанов – Мудрая мысль. Только обидная – ты себя обижаешь, и Юльку. Ты убедил себя – долго старался – что она ущербная. А если совсем не так? Ты вспомни, как на ее рисунки смотрят те, кто в этом хоть что-нибудь понимает. Она – талант. С чего ты взял, что Юлька во взрослой жизни провалится? Почему не наоборот? Сверстников еще обскачет. Мне известно, что Анатолий Седон хочет выставку ее работ устроить – он, в отличие от тебя, ее ценит. Сейчас в городе Марк Советов – может, в Москву рисунки повезут. И окажется твоя Юлька знаменитостью. Съел, Володенька? Еще прославит вашу фамилию!

Валиев – Сказками меня тешить? Наивен ты, Иван Степанович. Семейное качество у вас. Добра и справедливости от жизни ждешь. Вдруг не дождешься?

Серостанов – Знакомо.

Смысл жизни для меня расколот —

Не только свет, но тьма и ночи холод

Валиев – Стихи. Хорошая вещь. Стихами внучке отвечаешь, когда она совета спрашивает? Тоже школу закончит – и вылетит из гнезда.

Серостанов – Для чего же мы их растили? Чтобы держать возле себя и доглядывать?

8.2

Межуй. Дом Седонов.

Валентина Романовна, Дара, Ирина Анатольевна и Аня Кутуева.

Братья Валерий и Анатолий.

Аня – Дара Михайловна!

Дара – Оп-п-п-с… Оп-п-п-с…

Аня – Дара Михайловна! Дара Михайловна!

Дара – О-оп… п… Ну?..

Аня – Извините, что тревожу вас… Проснитесь, пожалуйста!

Дара – Я здесь… А? что?… Анютка! Почему шумишь? У нас потолок обвалился?

Аня – Потолок? Нет… С бабушкой неладно.

Дара – А-а-ха-а… Храпит? Спать не дает?

Аня – Вовсе нет. Это ночью началось. Она спала и стонала. Я несколько раз подходила – она точно спала. Но стон такой тяжелый, плачущий – изнутри. Ей было тяжело, даже во сне она чувствовала…

Дара – А-а-ха… Не суетись. Нормально. У бабушки года немаленькие. Здоровье изношено. Оксана даст таблетки – и полегчает ей. Заснет.

Аня – Она уже проснулась. Потому я вас позвала.

Дара – М-м-м? Проснулась?

Аня – Она как проснулась, так потребовала ее одеть, посадить в кресло. Мне одной тяжело это сделать. И я не знаю, где взять ее одежду…

Дара – Куда бабушке в эдакую рань одеваться понадобилось? По грибы, что ли?.. Это стук? Она стучит?

Аня – Да. Палкой в пол. Она уже несколько раз стучала.

Дара – Потому мне, наверное, почудилось, будто что-то упало – потолок или что… Стучит ведь, стучит. Пойдем, а то весь дом потревожит. Бабушка может!

Валентина Романовна – Что так долго? Где вы все, когда я зову? Спите как сурки.

Дара – Рано. Никто еще не вставал. Анютку вы сами разбудили и напугали, она в одной рубашке как подрала ко мне. Вот нас уже двое на ногах. А больше никого.

Валентина Романовна – Толпа в доме, но когда понадобилось – нет никого…

Дара – Что вам понадобилось? Лежали бы да лежали.

Валентина Романовна – Сама знаю. Ты, Дашка, распоряжаешься в доме. Но со мной не смей. Я тебя быстро вразумлю – палкой по спине. Дерзкая девчонка!

Дара – Уж какая есть. И дел у меня куча. Говорите, что у вас.

Валентина Романовна – Подняться мне надо. Устала лежать – кости болят, на боках словно синяки… Подымайте быстрее!

Дара – Так необходимо? Ладно, ладно. Давай, за плечи подхватим – и в кресло. Она же сухонькая, легкая… Анютка, дружно! О-оп!!

Валентина Романовна – Вы, непутехи! Кости мне выломаете. Осторожней!.. Зубы дай из стакана. Так. Теперь оденьте меня.

Дара – Слушаю и повинуюсь… Вон ее халат на стуле. Рукава выверни.

Валентина Романовна – Выкиньте ту тряпку! Покойника краше обряжают. Не это!

Дара – Бабушка, перед кем наряжаться? дома все свои. Легко и удобно. Чего еще желать?

Валентина Романовна – Я сказала – нормально меня оденьте. Красиво. В лучшее платье – гэдээровское, из тонкой синей шерсти, с кружевным жабо – то, что Маринка подарила. И волосы мне собери – на лицо свисают. Дашка, делай, что говорю!

Дара – У нас бал и вы при полном параде? Сделаем!.. Доставай с вешалки ее платье. Чудит бабушка – платье она надевает лишь по торжественным случаям.

Валентина Романовна – Сегодня торжественный случай. Первый за столько лет. Сегодня Седоны на вершину подымутся. Валерий станет главным в Укалаеве. Все вернется на круги своя. Все, чего я ждала – исполнится.

Дара – Вы про выборы? Так результаты еще завтра объявят… Конечно, конечно, Валерий победит.

Валентина Романовна – Конечно! Укалаев – Седоновский хозед. Так исстари было, и сейчас станет. Порядок восстановлен. Я успокоилась. Наряжайте меня!

Дара – Сейчас, сейчас. Надевай через голову. Осторожно – сзади крючки… Бабушка у нас решила представиться барыней. Хорошо, мы в вашей свите. А холопы-то где?

Аня – Зачем вы так, Дара Михайловна?

Дара – Я – как бабушка пожелает. У нее прилив активности. Не скоро она угомонится.

Валентина Романовна – Чего ты там бормочешь? Бабку дурой называешь? Это вы дуры пустоголовые! Не соображаете ничуть… Наготове надо быть.

Дара – К чему готовиться?

Валентина Романовна – Скоро все должны прийти. Из управы, мастеровые с завода, купцы, члены ОХОБа, гласные из собрания и другие. Все должны выразить почтение новому главе – точнее, старому. Валерий должен всех принять внимательно и ласково. И сразу указать на их место. Чтобы никто не супротивничал.

Дара – Бабушка! Валерий спит с женой. Последние дни перед выборами он забывался на несколько часов. Измотался весь. Дайте вы ему отдохнуть!

Валентина Романовна – Сдохнем – там отдохнем. Недосуг теперь. Седоны собрались в родном гнезде. Внуки и правнуки наши с Андреем. Может Павел появиться. Очень важные события…

Дара – Нет его давно – Павла-то. Внучка Павла сейчас с вами. И мужа вашего Андрея – тоже нет. Ради святого, не поддавайтесь бредовым фантазиям…

Валентина Романовна – Рот закрой! Молода, чтобы перечить… Да, в зеркало глядеть, чтобы ужасаться. Красота моя как в песне —

Валентина Романовна – Кляча я. Прискорбно… Дашка, нарумянь меня. И брови повыдергивай под ровную черту. Чем-нибудь подкрасьте, а то седые брови-то… Зубы я никому показывать не собираюсь… Но чем-то же надо щегольнуть – пусть не гладким личиком… Дорогая, из шкапа с верхней полки вытяни шкатулку – ту, что поменьше. Коричневая, с металлическими углами, и фигурка с волосами на крышке – Дия. Там у меня вещи прибраны – кольца, серьги, обручи. Надену.

Дара – Не возражай ей. Кивай – мол, исполним… Бабушка… так это… да, верно, придут люди. Только после обеда. Мы все успеем сделать. Не торопитесь, а то вы вон задыхаться от спешки начали…

Валентина Романовна – После обеда? А сейчас что?

Дара – Утро, семь часов. Раным ранехонько. Времени много.

Валентина Романовна – Это хорошо. Хорошо, что успеется. Ладно, если еще не скоро, то я передохну. Посижу в кресле. Что-то перед глазами все расплывается – темная завеса…

Дара – Сидите, бабушка, сидите. А мы все сделаем. Будьте уверены.

Аня – Дара Михайловна!

Дара – Тсс… Она сейчас задремлет.

Аня – Я не про то. Я про коробку.

Дара – Да пусть побрякушками увешается – хоть по двое серег в каждое ухо… Смешно – старуха как елка новогодняя… Да она не выдержит. Серьги длинные – на серебряных обручах еще и подвески. Браслеты тугие – после них руки отекут. Анютка, достанешь бабушке шкатулку с Дией – переберете вместе ее сокровища, она тебе расскажет байки, и обратно все сложите.

Аня – Я другое хочу сказать… Венец Укатоля для укалаевской королевы красоты – отсюда брали?

Дара – Да. Из семейной коллекции. Вещи со змеиной символикой у нас в доме не носят – лежат себе по коробкам, пылятся. Они не для девушек или замужниц. Так что, Анютка, не зарься. Валерий попросил для интриги и пущего эффекта на конкурсе, а на бабушку тогда чегой-то добрый стих нашел – отдала венец… Не стоило, конечно. Но меня не спрашивали. С другой стороны, Валиевской Юльке очень подошло.

Аня – Но венец вернули после конкурса?

Дара – С чего ты взяла? Венец Укатоля не таскают туда – обратно, как кому заблагорассудится. Тем более, венец хозяйку нашел. Юлькин венец.

Аня – Тогда я ничего не понимаю… У бабушки на полке в шкафу несколько деревянных коробок. В них масса вещей. Очень красивых. Кое-что она мне предлагала, но я не взяла – по всему видать, они баснословно дорогие…

Дара – Нравятся? Выйдешь замуж – будешь слепить. У нас сейчас мало любительниц. Оксана вообще не носит украшений – она же деловая женщина. Иринка по невежеству своему оценить не способна – она скупает самое дорогое и модное в Европе – предпочитает отвалить деньги за престижный ценник. Каринка – молодая, чтобы ей потакать…

Аня – Да нет же… Я про венец. Бабушка передо мной все коробки открывала. В одной коробке – черной, с серебряной накладкой в виде змея – двойное дно. Я заподозрила, потому что она слишком тяжелая – гораздо тяжелее других. Сбоку что-то вроде запорного механизма – нажимаешь, и откидывается внутренняя крышка – второе отделение открывается. А там…

Дара – Ты меня заинтересовала. Что там, о чем я не знаю?

Аня – Венец. На черном бархате. Тоже из змеиных колец. Только металл темнее и грубее, и выглядит очень старым. Тоже хвосты змей сзади в узле, змеиные кольца дополнительно вокруг ушей, а головы надо лбом. Венец тяжелее, витки плотно скручены… Это все тот же венец?

Дара – Не говори глупостей… Венец… Еще один венец. А головы у змей как расположены?

Аня – Как? Действительно… Я вспомнила, что видела на конкурсе. Победительница в венце Укатоля. Там головы змей в разные стороны – именно так! А тот венец, что в коробке сейчас – на нем змеи друг на друга обратились, пасти открыли, и языки у них высовываются…. И еще – у Юлькиных змей вместо глаз – темные камушки, а на венце в шкатулке – голубые, прозрачные как льдинки. Это не перепутаешь. Получается, второй венец. Сколько же их вообще?

Дара – Не твоего ума дело… Бабушка задремала? Следовало ожидать. Подотри ей слюну изо рта – капает… Анютка, ты больше в эти ее коробки не залезай. Ты – невеста, тебе перед свадьбой беречься надо. От Бесуж – подальше…

Аня – Я никогда! Она сама…

Дара – У нашей бабушки с головой не ах… Печально… Возьми фигурку Дии – ее на днях расколотили и битый час склеивали. Девушкам перед замужеством раньше дарили… Я тоже хочу тебе задать вопрос. Ты доколе дичиться будешь? С женихом чего так неласково? Серго к тебе хорошо относится – дай приласкать, чай не убудет. Ох, зацвела пунцовым цветом… Все, хватит болтать. Бабушка еще разоспится – часов до десяти. И ты ложись. По дому в ночнушке не бегай.

Аня – А вы?

Дара – А я себе занятие найду. Дурака работа любит… Гм, второй венец… Все же надо разбудить Валерия…

Ирина Анатольевна – Валерочка, ты проснулся? Ой, извини. Наверное, из-за шума? Это Дара – кто же еще? Она чуть ли не с ночи суетится. Вон уже пошла кастрюлями греметь. Любит показать, какая она занятая… Нет, ты скажи, зачем, когда все спят, по лестнице изо всей силы бегать? Просто пройти нельзя?

Валерий – Иринка, не бурчи на Дару. Солнце через занавески просочилось и мне на глаза попало. Я сам проснулся.

Ирина Анатольевна – Солнце? Где? Я задергивала! Ах, незадача…

Валерий – Оставь! Не заснуть больше…

Ирина Анатольевна – Валерочка, ты очень занят. Сутками пропадаешь, устаешь. Все эта политика. Когда же тебя, наконец, выберут!

Валерий – Политика – зыбкая почва. Возможны неудачи. Если победит Коренев?

Ирина Анатольевна – Кто это?

Валерий – Да мужик один. Глупец. Жирный карась – добыча для щуки.

Ирина Анатольевна – Ты что, рыбы хочешь? Попрошу Дару карасей пожарить. Мицкисы из Усневья привезут – утром выловят, а к обеду на стол…

Валерий – Карасиков я не прочь. Соскучился по местным карасикам. Чтобы с хрустящей золотистой корочкой…

Ирина Анатольевна – Будет. Ты бы полежал еще. Или, может, кофе принести?

Валерий – Полежать? Только вместе с тобой.

Ирина Анатольевна – Ну, Валера… А скажи мне… Объясни, про Коренева странно говорят – трим-трям – и у виска пальцем крутят. Это его выраженьице. В Укалаеве без устали повторяют. Что это означает?

Валерий – Трим-трям – это…

Ирина Анатольевна – Что?

Валерий – Ну, это… Трям!

Ирина Анатольевна – Валера, я серьезно! Не шути. Объясни. Я – жена мэра, должна быть в курсе.

Валерий – Пока еще не мэра. Послезавтра – вероятно… Не забивай свою прелестную головку. Опять жасминовым запахом надушилась? Ты же знаешь, как он на меня действует. Что у тебя там под халатиком? Прелестно! птенчики в кружавчиках… Давай объясню!..

Ирина Анатольевна – Опять загремела… Дара – это…

Валерий – Как у вас тут дела в доме? Уживаетесь вместе? Дара не слишком цепляется?

Ирина Анатольевна – Дара не изменилась. Было бы странно, если не так…

Валерий – Хорошо, если что-то в жизни неизменно, пусть даже Дарина язвительность… Твое суждение о будущей снохе, дорогая?

Ирина Анатольевна – Анечка мне очень нравится. Воспитанная, добрая девочка. Сейчас ухаживает за бабушкой. У нее хватает терпения выслушивать все бабушкины… э… истории. Бабушка говорит часами!

Валерий – Нашла благодарную слушательницу. Тоже неплохо. Пусть ощутит родную кровь.

Ирина Анатольевна – Кто ощутит?

Валерий – Обе. Бабушка выговорится и потише, поспокойней станет. Много на душе у нее накопилось. И девочке не помешает окунуться в семейную атмосферу… Серго как? лишнего себе не позволяет? Я его предупредил, что если обидит невесту, то несдобровать ему.

Ирина Анатольевна – Серго влюблен. Это очень трогательно. Как он смотрит на Аню!

Валерий – Вот – вот. Я его предупредил!

Ирина Анатольевна – Они – красивая пара. По контрасту. Он – темноволосый, а она – сероглазая, белокожая. Аня будет очаровательной невестой! Мы уже выбрали фасон свадебного платья – по старым бабушкиным фотоснимкам. Обязательно много кружев, длина в пол, все так целомудренно, и непременно фата. Цвет не чисто белый, а бело-розовый – у Анечки кожа станет фарфоровой. Позовем стилиста – женщину из Устана – она посоветует насчет других деталей. Все сногсшибательно! Я жду – не дождусь, чтобы назваться свекровью. Ах, я уже обожаю эту девочку!

Валерий – Видишь, все постепенно налаживается. Не успеешь оглянуться, как ты уже бабушка.

Ирина Анатольевна – Надеюсь, Серго повезет больше, чем Татьяне… Валера, что я узнаю про Татьяну?

Валерий – Что ты узнаешь про Татьяну?

Ирина Анатольевна – Я узнаю, что она встречается с молодым человеком?

Валерий – Правильно. Слово «встречаться» сейчас относится к весьма емким понятиям.

Ирина Анатольевна – Но он будто бы женат? Правда?

Валерий – Неужели? Кошмар!

Ирина Анатольевна – Ты не знал? Это возмутительно!

Валерий – Брось ужасаться, дорогая. Трагедии нет. Сегодня женат – завтра разведен. Очень современно. Он разведется. Да он уже фактически овдовел. Ну, не в том смысле…

Ирина Анатольевна – Ничего не понимаю.

Валерий – И не надо. Все будет хорошо. Татьяне давно пора устроить свою судьбу.

Ирина Анатольевна – Но ее… ее этот… словом этот…

Валерий – Ее первое увлечение? Этот укалаевский мальчик? Мишаня? Врачи дают неутешительный прогноз. Речь идет о нескольких месяцах.

Ирина Анатольевна – Мне жаль. Безумно жаль!

Валерий – Мне тоже. Но Татьяна, судя по всему, утомилась жалеть. Жизнь в Укалаеве играет целым спектром красок – от самых темных до светлых. Хочу верить, что темная полоса у Татьяны в прошлом.

Ирина Анатольевна – Хорошо бы так… Стучатся?

Дара – Валерий!.. Валерий! Я это. Открой!

Ирина Анатольевна – Это она. Кастрюли уже пересчитала – пошла считать проживающих.

Валерий – Дара? Что у тебя? Очень нужно?

Дара – Очень! Открывай! Вы все равно не спите.

Ирина Анатольевна – Если кто-то по дому ходит и стучит, то мертвого разбудит. А потом удивляется…

Дара – Ирка! Тебе давно пора на кухню пройтись и принести своему мужу кофе в постель. Сделать хоть что-нибудь. Хоть палец о палец ударить и всех удивить.

Ирина Анатольевна – Я предлагала – Валерий не хочет.

Дара – Не предлагай, а принеси. Помнишь, как плита выглядит?

Валерий – Девочки, не ругайтесь. Спасибо, Дара. Ничего не нужно.

Ирина Анатольевна – Валерий хотел бы карасей жареных на обед.

Дара – Вот и пожарь! Чай, не переломишься…

Ирина Анатольевна – Какая ты злая, Дара.

Дара – Ты еще… Валерий, я не шучу. Утренний сон вы уже доглядели. Ты, видно, успел даже супружеский долг исполнить. Ирка вон как кошка облизывается… Поговорить, действительно, надо.

Валерий – Сейчас?

Дара – Да! Сейчас. Я жду тебя на кухне. Если твоя жена не желает туда заходить, тогда ты сам…

Валерий – Сейчас буду.

Дара – Валерий, по чепухе я не стала бы тебя тормошить. Ты меня знаешь.

Валерий – Продолжай.

Дара – Бабушке плохо.

Валерий – Ей плохо последние семьдесят лет. Или даже раньше – как мужа схоронила. С тех пор одно и то же. Или что-то новое?

Дара – Очень даже новое. Тебя поразит. Анютка – наша нынешняя унай – отыскала среди бабушкиных вещей кое-что, и сама не поняла, что именно. Для нее же лучше, что в непонятках осталась…

Валерий – Не говори загадками. Утро – неподходящее время для тайн.

Дара – Уже не тайна. Скоро разнесется везде. Анютка обнаружила в тайнике черной шкатулки со змеем – в нижнем ящике – змеиный венец.

Валерий – Ты путаешь. Или путает Аня. Бабушкин венец на конкурсе презентовали. Победительница его не вернет. Ее навечно.

Дара – Я пока два и два сложить в уме могу и не ошибиться. Тот венец отдали. А это другой. Другой, говорю! У бабушки сейчас особенный венец – старее, тяжелее, змеиные головы на себя обратились, на месте глаз – голубые камушки. Вот и рассуди…

Валерий – Что?!! Голубые?

Дара – То самое, о чем ты думаешь. Именно так, Валерочка. У нашей бабушки венец изырды – по всем признакам он выходит.

Валерий – Откуда он у нее взялся?

Дара – Самым легким и предсказуемым будет самый неприятный ответ. Как не крути.

Валерий – Ты считаешь… Да нет же, нет!

Дара – Да-а. Сядь и поразмышляй. Все разложи по полочкам. Сомнения развеются. И ты даже не слишком удивишься… Хотя удивишься, что это долго не вылезало наружу. Очень верно – лицом к лицу лица не увидать… Представь бабушкину жизнь перед глазами. Ужасная доля ей досталась. Перенесенные смерти близких. Андрей – любимый муж. Она детей своих так не любила, как мужа – исключая, разумеется, Павла. И конец Павла какой?.. Старшая дочь Катя умерла в детстве. Легко человеку подобную ношу осилить? Не осилит! Мы все утверждали, что наша бабушка – кремень. Вот идиоты! Она человеком была – не камнем. Кто ж эдакий ужас вынесет без последствий?

Валерий – Когда же это случилось? Когда она овдовела? Бабушка ведь поседела за одну ночь.

Дара – Может, тогда. Но я подозреваю, что позже. Тогда случилась сильнейшая встряска. Бабушка чуть не умерла – несколько дней находилась между жизнью и смертью – типичное состояние для изырды… Человек лишается всего, ожесточается и вместе очищается – словно оболочка спадает… Естественно, немаловажна и материальная сторона – с вершины вниз скатиться. Отняли власть на заводе и в городе, обидели, низвели до положения простой смертной. Это нашу-то бабушку! Все предали. Тут от горя умом повредишься…

Валерий – Вот тогда-то…

Дара – Ты забываешь, что Павел был тогда при ней. Он нуждался в ней – он и другие ее дети. Мужчина не способен понять женщину. Бабушка очутилась в Укалаеве одна одинешенька – брат Николай за границей, сестры Екатерина и Ирина в Москве. Одна с четырьмя детьми – Артем еще младенец. Как ей уйти? Но она переменилась – все прежнее сошло как мертвая кожа. Когда ее стали звать старухой? А ей ведь и тридцати не стукнуло! Она оделась во все черное. Эта перемена была ее защитой.

Валерий – Но ты не уверена…

Дара – Павел. После Андрея для бабушки многое значил Павел – боюсь даже больше, чем Андрей. Просто сын был тогда еще маленьким, и ей не пришлось выбирать между ним и мужем.

Валерий – И кого бы она выбрала?

Дара – Женщина выберет ребенка.

Валерий – Жестоко.

Дара – Ха! больше жестоко, что бабушка любила мужа, однако же из всех своих детей выделяла единственного ребенка, который не от Андрея…

Валерий – Тихо! Дара, лучше помолчим. Это бабушкина тайна.

Дара – К чему теперь тайны? Человек готовится к переходу в нижние земли. У изырды – живое тело, которое тоже нуждается в облегчении. Позволь тебе заметить, что в семье и в ОХОБе догадывались, кто отец Павла. И лишь Андрей был настолько наивен… Ну, его и оберегали.

Валерий – История из области самых диких местных фантазий.

Дара – Жизнь жестока. Начиналось все с двух братьев Селзенов – когда они, придя к таким же упрямцам Седонам, выдвинули ультиматум, чтобы сохранилась старина в Укалаеве. И в тот приход Селзены углядели нашу бабушку и оба позарились на нее. Следующей же ночью залезли в дом через окно и едва не утащили добычу. Как сноп или простую куклу. Повторилась бы история с Любовью, но родные вмешались сразу. Бабушку вернули. И очень быстро устроили свадьбу с Андреем. Удивительно? Отец бабушки не одобрял порядки в доме брата, и сначала не соглашался на брак, но свое мнение исправил как по волшебству… Бедный Андрей тогда ничего не знал, и потом…

Валерий – Но Павел – третий по счету ребенок в семье – не сходится…

Дара – Сходится, сходится, но не на твоих счетах… Случилось позже, во время беспорядков. Положение было сложное и не только на укалаевском заводе – вся металлургия на Урале сдулась в кризисе. Чтобы выползти, закупили новое оборудование и машины – много денег туда вбухали. А старики – братья Сергей и Роман – возьми да умри почти одновременно. Это после ультиматума Сульитов. Вот и не верь в совпадения… Молодые наследники – бабушка и ее муж. Андрей точно не от мира сего, а бабушка только обвыкалась, опыта набиралась. Почувствовав слабину хозяйской руки, народишко забузил. Никакой революции – все на почве бедности, пьянства, бескультурья. Громили лавки, волтузили полицейских, разбои случались. Конечно, не старожилы Межуя участвовали, а население из окрестных деревень, простые заводчане. Апофеоз – это когда толпа расколотила стекла в заводоуправлении – толпу осадили, но ни одного целого стекла не осталось… Бабушка рисковала – ей угрожали всерьез. Но не бежать же в Устан под крылышко властей – совсем гордость потерять… В трудный момент доблестные охранники деревягинцы испарились – они хороши, когда перевес сил за ними, а если не в их пользу складывается… Доморощенные наши революционеры тоже пытались внести вклад. Объявились революционные личности, темные типы из Устана. Дурачок Иван Кошелкин, высланный из столицы под пригляд семьи, стишки толпе читал, вдохновлял… Народ послушал красивые лозунги и пошел – как разошелся! – кого-то пограбили, покалечили и даже убили. Николая Седона отрезвило, что он после увидал… Отбило у него охоту революцию делать – уехал за границу жить… В ту темную пору могло произойти, что угодно.

Валерий – Да я понимаю. Бабушка не виновата. Да и кто мы такие, чтобы ее обвинять? Кто отец Павла? Который из двух Селзенов?

Дара – Не Селезень точно, а старший – Комгуды.

Валерий – Почему старший?

Дара – Потому, что его вскоре убили. И кто виноват, не выясняли ни власти, ни Сульиты – знали, за что. Просто спустили все на общее помутнение…

Валерий – Они-то, может, и знали. А ты откуда знаешь?

Дара – Ребенок – не вещь, его не спрячешь в мешок. Мне Роза кусочками рассказывала. Ее совесть чиста – она лишь родственникам… Розин муж, врач, принимал роды у бабушки. Он был осведомлен обо всем.

Валерий – Много у вас, женщин, тайн в сундуке… Убить тем сундуком просто… Зачем ты сейчас открыла про Павла?

Дара – Затем, чтобы ты не удивлялся, что наша бабушка – изырды.

Валерий – Легко ляпнуть… Это же не чужой человек – не комиссар Чепухчин, не Игнат Чернотич – родная бабушка.

Дара – Да. И не Краулинская дочка.

Валерий – Дара!!

Дара – Ничего не изменишь. Венец изырды много лет в семье хранился, пока Анютка не отыскала…. Смекай, почему Селзены уперлись насчет бабушки – по матери она Айдахова, а те в близком родстве с Острумовыми. Сульиты хотели и хотят исполнить пророчество Козоя. Тогда братья поссорились, и младший Селезень старшего не простил, что не ему досталось… Свою неприязнь Селезень перенес позже на племянника Мерета. И на другого племянника – Павла.

Валерий – Не называй его так!

Дара – Нашей новенькой унай от деда передалась Сульитская кровь. Из потомков Лапшенниковых, Окаловых и Острумовых – только эта унай. Последняя. Желательно быстрее поженить их с Серго. А до того присматривать за ней надо – как бы чего не стряслось… Она же как белая утица для коршунов.

Валерий – Чего не стряслось? Похищения? Дара, ты фантазерка. Кто похитит-то? Селзены? Старый Селезень? Он давно развалина – после ухода Павла все его планы рухнули, у Селезня словно стержень вынули. Хотя мне говорили, что в последнее время он приободрился – взбрык на почве старческого слабоумия, не иначе. Остается еще молодой Селзен. Так у Мерета жена, ребенок, дела, заботы – он ведь пуор в тоне.

Дара – Ничего не желаю знать. Не верю я им ни вот на столечко… Анерай опаньлай, пожени ты их для общего спокойствия.

Валерий – Все в свой срок… М-м, про Павла многое объясняет – Андрей ему не отец…

Дара – А между тем, Андрей смог бы стать хорошим отцом для Павла. Особенно из-за их различия – Андрей светлый, мягкий, меланхоличный, а Павел – темный, упрямый, вспыльчивый и злопамятный зверек.

Валерий – Ты твердишь про Андрея, да про Андрея. Но Павел долго жил в Москве в семье тетки Ирины. Он вернулся в Укалаев взрослым парнем. С ним же там справлялись. Иринин муж – Гевол Советов – был мудрым человеком.

Дара – Любой Ювиэй Виэру должен иметь спутника, советчика, хранителя. У нынешнего гостя с Цинесмия есть подруга Селзенка, она за ним присмотрит – надеюсь, больше Муха не утащит у нее из-под носа избранника… Для Павла – это Андрей. И Павел чувствовал так же.

Валерий – Но Андрей погиб слишком рано. Случайно, нелепо.

Дара – Потому Павел не простил и мстил всем. Укалаеву, охобовцам. Ну, и понятно, Пламени и Чепухчину. Что за кошмар он здесь устроил!

Валерий – Мы думали, что ызырды – Чепухчин. На него знаки указывали. Тогда провели обрядование, даже идола доставали. Народу перестреляли. Бесуж насытилась жертвами.

Дара – Это нельзя сделать против желания человека. Выбор ызырды – всегда добровольный. Павел – молод, неопытен, горяч. Селезень манипулировал им – и Селезню непростительно. Озараг Илдыа не был завершен – равновесием не увенчался. Если бы…

Валерий – Я угадал твою мысль. Если бы не бабушка.

Дара – Да. Изырды стала она. Совершенно добровольно. Я полагаю, что обращение было просто данью традициям – сущность изырды достигнута раньше. Она жила как ызырды – только без венца.

Валерий – Бабушка сделала это ради Павла?

Дара – Ради него. Но и ради себя. Если не принять себя такой, то жить дальше невозможно. Она обратилась. Тогда равновесие было достигнуто. И с того момента потекли годы. Годы уверенности, определенности. Неплохие годы для Укалаева – при всех исторических пертурбациях.

Валерий – Но все закончилось.

Дара – Как ты угадал? Надо же! Все когда-нибудь заканчивается. Посмотри, что творится вокруг. С нами, с Укалаевым, со страной.

Валерий – Да уж. Боюсь, наша тихая пристань на северной окраине – в узком переходном горлышке Лабиринта – перестала быть таковой. Северу тоже грозят великие потрясения. Тоже необходимо обрести равновесие. У нас будет Рунал. Теперь никто не сомневается.

Дара – Извини за клише, но не удержусь – очень тут к месту. Мудрость зиждется на трех вещах – принять неизбежное, изменить возможное и отличить их друг от друга.

Валерий – Дара, ты философски мыслишь.

Дара – Угу. На кухне всегда так мыслится… Но что будем делать с венцом изырды?

Валерий – Пусть полежит там, где его место – в шкатулке у бабушки.

Дара – Ты так решил, Валерий, но я против. Пока не знаешь – это одно, но теперь тайна открылась… Нельзя молодой девушке, невесте, рядом с такой вещью находиться. Несчастье она сулит. Нужно из дома убрать венец.

Валерий – Как? Против воли хозяйки?

Дара – Не знаю как! Придумай! Но убери…

Валерий – Пусть полежит на своем месте. Что-то мне подсказывает, что с венцом дело решится скоро.

Дара – Кто-то ручку у двери крутит. Мы громко обсуждали вещи не для посторонних ушей. Впредь наука. Хотя если это твоя жена, Валерий, то волноваться не надо – как об стенку горох…

Анатолий – Вы чего тут? Собрались секреты обсудить? Подозрительно.

Валерий – Ну, вот. И тебя с постели подняли. Извини, Толя…

Анатолий – Не извиняйся. Вы меня не будили. Хотя сами заперлись на кухне, и слышали только друг друга. Что в доме происходит?

Дара – Бабушке нездоровится. Боюсь, это очень серьезно. Нам надо готовиться к худшему.

Анатолий – Вот так сразу. Огорошили вы меня… Хотя это предсказуемо.

Дара – Ладно, все уже встали. Кофе вам сварю. Усаживайтесь за стол. Будем думу думать.

Анатолий – Успеем сесть. Я зачем зашел… Пока вы секретничали, у нас гость образовался. Стоит и жмет звонок на входной двери.

Дара – Куда ломятся-то? обнаглели? Сегодня же день тишины перед выборами. Валерий, ты никого не предупредил, чтобы не беспокоили? Ты же отдыхаешь!

Валерий – Отдыхаю, отдыхаю. С тобой только что отдохнул… После наших открытий прежние мысли улетучились. И вокруг все нарушилось – солнце светило ярко, а теперь потемнело вроде – дождь пойдет? Ливень!..

Анатолий – Об этом после. Кончайте заумно выражаться! Сейчас лучше открыть дверь.

Дара – Я открою.

Валерий – Дара, почему ты всегда? Некого послать?

Дара – Кого? Твой шофер отпросился еще с вечера. Ему в Котуть срочно понадобилось. Помощница моя – эта глупая девчонка Наташка – все посторонние мысли забросила, замуж собралась. Похоже, сегодня мне придется готовить на всю домашнюю ораву. Твоя будущая сноха, Валерий, тоже домашней работе не обучена. Я пойду и открою!

Валерий – Да кто там?

Анатолий – Вы меня не дослушали. Особенный гость. Наверное, соседи к окнам прильнули. На Межуе от любопытства засвербило. Не спит уже никто. Не каждый день Мерет собственной персоной на пороге стоит.

Валерий – Кто?! Мерет? Конечно, иду… Отчего ему приспичило-то?

Мерет – Отчего – вы теперь знаете.

Валерий – Что за… Это вы?!

Мерет – Я. Здравствуйте, Валерий Михайлович. Прошу простить, за неурочный визит. Выполните мою просьбу.

Валерий – Какую просьбу, Петр Селзенович?

Мерет – Мне нужен венец. Вы понимаете, что я имею в виду. Отдайте мне его. Венец должен покинуть ваш дом.

Валерий – А… бабушка?

Мерет —

8.3

Мэрия г. Укалаева.

Коренев Виктор Васильевич и его жена.

Юрий Семенович Краулин, Богдан Тенишев.

Виктор Васильевич, ой…

Коренев – Не ожидали меня? Думали, что я в больнице? Лежу и помираю? Все, все в Укалаеве ненавидят меня! Злыдни вы! Не удивлюсь, если вы помост подпилили! И спихнули на укалаевских даунов. Я вас разоблачу!

Виктор Васильевич, дорогой вы наш. Никто ничего такого… Мы переживали за вас. Светозара сообщила, что несерьезно вы…

Коренев – Как несерьезно? Съездят тебя по затылку – вот несерьезно будет! А вы что, хотели, чтобы насмерть?! Говорю правду – злыдни! Всегда старался для людей добро сделать, но здесь же нелюди, дикари укалаи! Тон, зона для дебилов!

Виктор Васильевич, не в себе вы… Присядьте.

Коренев – Не я, а вы сядете! Лет на десять – это еще скромно. С помостом – покушение. По заслугам вашим – сидеть, не пересидеть…

И ладно. Пока вы посидите. Опамятуете.

Коренев – Вероника где? Начальства нет – воля, что в голову взбредет. Она должна быть на своем рабочем месте. И все вы на своих местах! У нас рабочий день! Пусть и выходной. Вероника!!

Так это… Она…

Коренев – Где она?

Вы же ее уволили. Выгнали. Она тут забегала, вещички в сумочку собрала, всплакнула и… Секретаря у вас пока нет. Но это временные трудности.

Коренев – Ну, и начхать… Кругом предатели – Седоновские засланцы! Нет! Никого ко мне в секретари не сажайте. Я не сумасшедший. Никому не верю. После выборов обращусь к Краулину – он мне подберет проверенные кадры. А вас – на увольнение!!

Хорошо, хорошо, Виктор Васильевич. Уйдем, как пожелаете… Не распаляйтесь. Извините, у вас к верхней губе прилип кусочек – капуста или лук…

Коренев – Что?! Не смейте дотрагиваться!

Извините. Я лишь из вежливости… Зеленый лук, наверное. Вы позавтракали в больнице, вот и… Уже уходим. Желаем плодотворно потрудиться. Если что – звоните, мы в готовности…

Коренев – Приступайте к работе!! Увижу, кто баклуши бьет – уволю еще до выборов.

Сию минуту… Гм… Трим-трям… Извините…

Коренев – Наконец-то я один. Могу быть спокоен. Надо потерпеть, потерпеть – совсем недолго. Выборы. Эти чертовы выборы. Выборы пройдут, а уж там… Чего у меня прилипло?..

Виктор Васильевич, телефон!

Коренев – Да! Коренев! Еще жив, и умирать не собрался – напрасные надежды! А ваш номер определят, и вас установят! Не уйдете от ответственности, злыдни.

Коренева – Витя! Витя, я это. Зачем ты ушел из больницы? Тебе же рано.

Коренев – Кому Витя, а кому – Виктор Васильевич! Так беспардонно.. Э… Ты, Нина?

Коренева – Витенька, ты с кем воюешь? Ты же еще не долечился.

Коренев – Они меня до смерти залечат – городские врачи. У них тут заговор. Все хотят моей смерти! Кругом враги!

Коренева – Прекрати. Ты таблетки принял? Которые невролого прописала?

Коренев – Невролог? А ты слышала, как того невролога зовут? Оксана Седон. Седон!! Оглохла?

Коренева – Да? С виду приятная и знающая женщина… В любом случае, врач она хороший…

Коренев – Сама ее таблетки и глотай, если такая легковерная…

Коренева – Витя, ты не можешь работать. Возьми паузу. Впрочем, сегодня и так – законный выходной. Приезжай домой – дочь хочет посвятить тебя в свои планы на взрослую жизнь – премного удивишься…

Виктор Васильевич! Виктор Васильевич! Вас спрашивают. Говорят, что срочно!

Коренев – Очень срочно? Кому срочно? Я буду решать – что срочно, а что потерпит. Не мэрия – сборище бездельников. Никто посетителей не фильтрует. В результате на прием прорываются неадекваты. Старичье с Межуя – до чего ж достало!

Виктор Васильевич, это не межуйцы. Как вы тогда велели не пускать их, мы приказ соблюдаем. Да они и не придут – в прошлый раз сказали. Это не они – это…

Коренев – А мне неинтересно! Понятно? Выйди. И кто бы у тебя там не был – я не принимаю. Ни-ког-го!.. Простачки думают – кончился Коренев. Никому теперь не нужен… Вы теперь у Седона сапоги облизываете. Лишь бы барин нашелся, а уж холуйствовать вам не впервой. Никого не приму.

Краулин – Так ли уж никого? Совсем никого?

Коренев – Наглость! без приглашения лезти… Что?.. пс… пож… прошу!

Краулин – Здорово, Витя! Забыл меня? А ты тут в барина превратился. Растолстел. Щеки еще больше свисают. Наел щеки-то! Говорил тебе, что хоть городок маленький, но хозяйство беспокойное – чтобы ты не устраивался на покое дрыхнуть. Начальство должно себя в тонусе держать. В Устане ты пытался, а здесь…

Коренев – Юрий Семенович! Боже, наконец-то! Как я рад!!

Краулин – Вижу, что рад – щеки трясутся… Как поживаешь? Я знаю, что город не очень. Градообразующее предприятие стоит. Народ без денег обозленный. А ты? Небось, все отлично? Гладкий, справный какой. И секретарша у тебя – кровь с молоком…

Коренев – Нет у меня секретарши. Уволилась в трудный момент.

Краулин – Скандал перед выборами? Без него нельзя? Избиратели тут – народ косный, дремучий. Самая невинная шалость – и нескольких процентов голосов тю-тю. Поостерегись, укалаевский Казанова!

Коренев – Нет, нет, у нас исключительно рабочие отношения. Ни тени подозрений…

Краулин – Нет? Жена Цезаря выше своих подозрений. Жена Федорова мне уже звонила, жаловалась. У тебя как с женой?

Коренев – С женой? Нормально… А что?

Краулин – Ничего. Просто так спросил. Не волнуйся.

Коренев – Юрий Семенович! Как не волноваться? Почему не позвонили? Я бы лично встретил…

Краулин – Не до церемоний. За последнее время дорога между Устаном и Укалаевым оживленная – знай, туда и обратно снуют. И я проехался…

Коренев – Добро пожаловать! Вам всегда рады…

Краулин – Рад? Очень рад? Значит, нашкодил. Да, Витька?!

Коренев – Не пойму, о чем вы… Но Юрий Семенович, я готов искренне… ничего не тая…

Краулин – А я и так все знаю. Можешь не стараться. Ты уже перестарался. Эх, Витек, сумел ты верное дело проср…

Коренев – Я… я… не виноват!

Краулин – А кто виноват? Седон?

Коренев – Точно! Он! Вы не подозревали, Юрий Семенович, что это злобный, лживый и подлый человек! Прямо монстр! Заварил он здесь кашу…

Краулин – Укалаев в твоем подчинении. Здесь твоя земля. По крайней мере, была до недавнего времени. Как же ты позволил, чтобы здесь кто-то другой распоряжался? Ты – хозяин города! Иначе говоря, тебе сутесере предоставлен.

Коренев – Я не виноват! У Седона целая стратегия разработана. Он не с бухты-барахты сюда сунулся. Он созвал собрание ОХОБа – эта ихняя банда… Старожилы сразу за него. Грязь, клевета, подкуп журналистов. Местный канал Светозару проглотил, не поперхнувшись. Отыскал темную лошадку – какого-то задрипанного историка Слепушкина – тот теперь тоже претендует… Его сторонники настолько наглые, что собак воруют. У жены пропал терьер – нарочно это сделали, чтобы жене больней… И главное – огромные деньги неизвестно откуда. Акции УМЗ скупает. Агитацию развел. Организовал притон разврата в местном ДК, оргию там устроил – конкурс красоты называется – голые девки на сцене. Сына женит! Пригласил родственников со всего света! Ну, что, что я мог противопоставить?!

Краулин – Действительно, ничего. Успокойся, Витька. Не дергай щеками.

Коренев – Юрий Семенович, я всегда к вам со всем уважением… Вы мне как отец родной – дороже даже. Я ничего против вас… Умоляю, посоветуйте, научите, вразумите… Вы – начальник, мы все – ваши питомцы…

Краулин – Вот. Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет… Но я тебя обидеть не хотел. Зато хотел спросить. Где моя дочь?

Коренев – А? Простите?

Краулин – Я спрашиваю, где моя дочь? Не знаешь?

Коренев – Э-э… Не могу знать…

Краулин – Очень плохо. Ты должен знать. Ты все здесь должен знать. Как же ты рассчитывал Седона победить? Седона вон сколько лет не было, а приехал и очутился в курсе всего – кто чем дышит, кто обижен, кто доволен, кто на что зарится… Седон издалека все разнюхал и, как ты выразился, свою стратегию разработал, а ты сидел мягко, удобно, щеки себе нажрал и с секретаршей – того, любезничал… И товарищ твой Федька – тоже с бабой погорел…

Коренев – Юрий Семенович, вас ввели в чудовищное заблуждение. Я даже догадываюсь, кто – ваш зять Виталий Микушин. Если бы вы знали, что ваш зять здесь делал…

Краулин – О нем после. О многих вещах после. Надо разделять главное и второстепенное. У Седона это получается. У тебя нет. Разочаровал ты меня, Витька. Эту битву мы с вами продули. Никудышные у меня соратники оказались – вернее, полные олухи… Что, на укалаевском заводе уже Седоновские людишки командуют? Тебя на порог не пускают? от проходной заворачивают? Какой же ты после этого мэр?

Коренев – Это безобразие! Беззаконие! Я позвоню губернатору! В милицию! В ФСБ!

Краулин – Раззадорился ты, Витек – просто у тебя так – губернатору, президенту, императору ронане… Но суть дела не меняется. На выборах ты проиграешь. Проиграешь, мой щекастый друг.

Коренев – Не могу поверить…

Краулин – Поверишь ли ты, если я скажу, что Седон забавляется с тобой как кот с мышью? У него умные советники, они не пропустят шанс в очередной раз дать тебе по мордасам. Местное телевидение еще не все. Дурацкая история с помостом заинтересовала областную и столичную прессу. Готовься. Это даже не провал – то есть, помост у вас действительно провалился. Но это хуже. Смех хуже провала. Журналисты, которые там были – они же нащелкали со всех сторон. Ты хоть снимки видел? В газетах появятся. Там исключительно удачные ракурсы. Ваша компания лежит вповалку – все городское начальство с животами, и ты сверху – эдакая туша на людях! Разжиревшая свинья! И щеки опять твои – в объектив не влезут!

Коренев – Диверсия! Злонамеренная! Я обращусь в ФСБ! Я добьюсь, чтобы Седона посадили! За терроризм! За незаконные приемы на выборах!

Краулин – Кончай визжать как резаный!

Коренев – Пусть вы говорите правду. Тем больше у меня шансов опротестовать итоги голосования. Компромата на Седона я найду целую гору. Триумфа у него не будет.

Краулин – Не глуп ты, Витька. Я это имел в виду, когда садил тебя во власть в Укалаев. Однако ты не столь умен, как требовалось. Седон переиграл тебя. Разумеется, фотки с поваленным помостом – черный пиар. Седон приберег их напоследок. Он опубликует их уже после выборов. Тем самым, утопит тебя окончательно. Ты лишишься даже толики людского сочувствия, которое у нас всегда причитается побежденным. Эмоции будут против тебя. Ничего не попишешь – раздавленные дети и бездушная власть, что даже простой помост соорудить покрепче не смогла – да такую власть столкнет даже ленивый… С эмоциональной стороной у тебя – швах. Есть еще другая сторона – грубо материальная.

Коренев – Вы на чьей стороне, Юрий Семенович? Не пойму я…

Краулин – Поймешь. Ты не дурак. Дурак во всей нашей истории – Федька. Проср.. главное дело, ради коего выборы в Укалаеве затевались. Завод уплыл – прямо в руки Седону. Вы хоть поняли, два говноеда, что потеряли лучший шанс в жизни? Стать хозяевами себе и людям, а не мелкими партийными функционерами? Да что теперь говорить… Только чего вы такие спокойные? Думаете, что проигрыш – это всего лишь проигрыш? Фигу с маслом! Вы проиграли и вы на крючке. Ваше жульничество с акциями для Седона не секрет – я уверен. И деньги, что вы обращали на покупку акций. Седоновские бухгалтера заводские финансы до копеечки перетрясут и отыщут следы ваших шаловливых ручек. И ба! удобный и полезный случай, чтобы привлечь воров к ответу для общего глубокого удовлетворения – сейчас и много раз потом повторять, кто украл заводские деньги, и почему жизнь работяг хуже и хуже…

Коренев – Юрий Семенович, умоляю – помогите, защитите, научите…

Краулин – Поздно. Как защитить? Никто из моих знакомых в Устане – те из них, кто с средствами и связями – не станет защищать попавшихся воришек, от коих проку как от козла молока… А если я стану защищать лохов – то и сам окажусь лохом. Логика жестокая.

Коренев – Что же делать? Как спастись?

Краулин – Прежде всего – сидеть тихо. Проиграешь – и не кричи, не обвиняй Седона, не призывай громы и молнии, вактабы и КГБ, прими проигрыш с достоинством.

Коренев – В чем смысл тогда? Ждать, когда он нас без масла скушает? Вы же сказали, что все равно…

Краулин – Нас? Нет нас. Есть каждый по отдельности. Ты и Федор… Грех такое говорить, но что Федька скопытился, нам на руку – именно нам. В истории с УМЗ Федька – крайний. Он – директор, на заводе все творилось с его ведома и по его приказу. Он не скоро что-либо вразумительное скажет… Если скажет. Но все акции, что вы у доверчивых работяг выудили – не ваши…

Коренев – Господи! Знал ведь, знал…

Краулин – Не трясись. Я же говорю – Федька крайний. Ты не при чем.

Коренев – Да… верно… Я не вправе был распоряжаться… Я ничего не знал! Я Федора предупреждал – незаконно это, и не по совести…

Краулин – Быстро кумекаешь, когда дело твоей задницы касается. Но на выборах не скумекал.

Коренев – Я один? А вы как же?

Краулин – При чем здесь я? Я в Устане работаю. И здесь появился в первый раз в этом году. Потому как до меня дошли известия, что вы здесь творите. Совсем обнаглели. Я приехал, чтобы разобраться. И меня мало волнует ваша самодеятельность и ваши мелкие оправдания. Пусть торжествует закон и справедливость. Вор должен сидеть в тюрьме. Единственное, что для меня важно – это моя дочь. Где она? Не знаешь? Тогда я пошел. Бывай, Витек.

Коренев – Куда?

Краулин – Искать Жанну. Не провожай меня.

Тенишев – Поговорили, Юрий Семенович?

Краулин – Не суетись, Богдан. Поговорили. Хотя толку мало – Виктор точно не в себе… Не выдержал он эту гонку, сдулся… Против соперника уровня Седона…

Тенишев – Да к лешему Седона, выборы, местный городишко! Не суть важно. Выяснили, где Жанна? С ней все в порядке? Жива, здорова? Говорите, умоляю!

Краулин – Частишь как дробемет. Сохраняй терпение.

Тенишев – Нет у меня терпения! И не надо! Что с Жанной?

Краулин – Пока не ясно. В больнице нет, милиция сведений не имеет – ни плохих, ни хороших – а сейчас и начальника там не имеется… То есть, обстоятельства худо-бедно терпят… И ты потерпи.

Тенишев – Вы, вообще, про кого столь хладнокровно? Про родную дочь? Про Жанну!!

Краулин – Истерики не закатывай. Свою дочь я изучил еще с пеленок. Из дому она сбегает не в первый раз. И благополучно возвращается. У Жанны были неприятности с мужчинами.

Тенишев – Неприятности с мужчинами?! Это теперь так называется?! У вашей дочери не неприятности, а сплошная катастрофа, начиная с Седона – с него, с него. И с того, что после вы наворотили. Не делайте недоумевающий вид. Я про то самое – ее первую любовь, психбольницу, тусовки, скоропалительный брак. Особенно брак. Не надо было вам соглашаться. Жанна никогда не любила Микушина.

Краулин – Все совершают ошибки. Мы с женой желали дочери добра. Как нормальные родители.

Тенишев – Добро обернулось своей полной противоположностью. Жанна очень зла. На всех. Между прочим, вы не исключение. Если собираетесь встретиться с ней – приготовьтесь к массе сюрпризов.

Краулин – Не говори глупостей. Я отец, а она – моя дочь. Я про нее знаю.

Тенишев – Мы себя не знаем до глубины душевной, не говоря уж о других людях. Жанна стала абсолютно другим человеком. Ожидаете, что встретитесь со своей родной девочкой, обнимитесь, даже поплачетесь – и мир восстановлен? Черта с два! Мир разрушен, сметены все перегородки, и в вашем случае хозяйничает Бесуж.

Краулин – Богдан, что за каша у тебя в голове. В твоем возрасте пора обрести серьезность. Но тебя не заботит, какое впечатление ты производишь – нарочно стараешься шокировать. Твои манеры… В сравнении с тобой Виталий Микушин смотрелся гораздо выигрышней – уравновешенный, ответственный молодой человек. Резонно, что мы, родители, выбрали его… Не обижайся, Богдан, теперь-то я вижу…

Тенишев – Я не обижаюсь. Вы – умный человек, Юрий Семенович. Вероятно, вы умнее всех. И уж точно превосходите в интеллекте ваших ставленников – Федорова и Коренева. Когда я по приезде в Устан ввалился к вам с бессвязными восклицаниями типа – гипс снимают! клиент уезжает! – вы сразу сообразили… Вы даже можете быть умнее Седона. Я допускаю! Как вы его обыграли раньше – выставили из города, опозорили… Тогда вы одержали верх. А теперь? Снова соперничество, жертва которого – ваша дочь.

Краулин – Какое ты имеешь право меня попрекать? Я отец!

Тенишев – А я – ее друг. И глядя на прошлые годы, вправе утверждать, что я – ее единственный друг. Я жалел ее, когда вы отправили родную дочь к психиатрам.

Краулин – Это было необходимо! Ужасно, но необходимо. Я консультировался со специалистами.

Тенишев – Со своим сердцем не пробовали проконсультироваться? Не знаю, я не психиатр. Но Жанна страдала в одиночестве. От вас сочувствия и помощи не получила. Наоборот, к ее страданию вы отнеслись как к позорной болезни – побыстрее искоренить, изничтожить. Самолюбие у вас пострадало больше!

Краулин – Да что ты себе позволяешь? Вот когда станешь отцом и столкнешься с тем же на примере своей дочери – вот тогда поймешь! Самолюбие, видите ли… У любого мужика самолюбие!

Тенишев – Извините, Юрий Семенович. Я сказанул лишнее. Все из-за Жанны – я страшно беспокоюсь. Нужно вырвать ее из рук Седона! Незамедлительно!

Краулин – Вырвать и что? Опять к… к врачам? Если тебе не нравится слово психиатр… Зато нравится обвинять, что я самолюбец… или самолюбивец…

Тенишев – Я уже не знаю, что мне не нравится больше! К хе… грамматику! Но здесь готовится нечто… Я не в состоянии определить что. Неизвестное пугает. Все касательное к Укалаеву пугает еще больше… И в любой ситуации будет лучше, если девушка окажется под присмотром отца – пусть даже самого строгого и самолюбивого…

Краулин – Подольстил. Выходит, не такое уж я чудовище?

Тенишев – Простите. Мы теряем время. Надо найти Жанну! Спасти ее.

Краулин – Вот именно найти ее – не проблема.

Тенишев – Как же так? Вы о чем? Что вы предпримите? К кому вы обратитесь?

Краулин – Богдан, Богдан… К кому же еще? Кого сейчас не обойти, не объехать стороной в Укалаеве? К кому сходятся все стежки-дорожки? К Седону!!

8.4

Игорь Бикташев, его коллеги из Светозары. Сергей Синевятов и Семен Рожков (Золотце).

Братья Лешики. Иван Рожков и Цуев.

Здравствуйте. Вы позвонили на городской канал Светозара. Назовите себя и сообщите, с кем хотите связаться. Предупреждаем, что разговор, возможно, будет записан.

Игорь – Ого! Шпионское оборудование поставили? Лишними деньжатами разжились? Чтобы с панталыку сбить?

Алло! Игорь, ты?

Игорь – Я это. А у вас тут перемен до кучи. Автоответчик. Круто. Я еще чего-нибудь пропустил? Записываете всякий треп?

Ты о чем? Нет, только так говорится. Идиотские звонки встречаются. Так для порядка решили…

Игорь – Кто решил?

Кто?.. Куда ты пропал? От тебя ни слуху, ни духу…

Игорь – Не пропадал я. А вы не очень-то искали. Проверь по своим записям.

Ты обижаешься, да? Три дня вестей о себе не подаешь. У нас же напряженный график. Регулярные эфиры. Время летит. А ты в обидки играешь…

Игорь – Вы великолепно справляетесь без меня. Смотрел репортаж с конкурса красоты. Другой уровень. Операторы снимали с нескольких точек. Картинка, монтаж. Ведущая у вас – эффектная девочка Эра – профессиональный стилист с ней хорошо поработал. По областному телевидению показали. Это признание.

Спасибо. Но ты же похвалил не просто, а с подковыркой.

Игорь – Кому интересно мнение неудачника?

Игорь, говори прямо, а не кокетничай. Ты не неудачник. Тебя не вдохновляют успехи твоего канала?

Игорь – Светозара теперь не моя. Финансами распоряжается Седоновский ставленник – хрупкий юноша Санди – ручонки у него тоже хрупкие, но цепкие…

Без чего-то нельзя обойтись – без средств и без хорошего бухгалтера… Ты напрасно на Санди злишься – он массу полезных вещей сделал.

Игорь – Типа автоответчика.

Ну, да. И другое. Наш маленький коллектив ожил. Тебя не хватает.

Игорь – Говоришь, нет меня? Раньше, бывало, не приду на работу – случись что – так прибегали, искали и находили. Нужен был позарез. А теперь – нет, и не надо. Светозара в эфир выходит, материал выдает. Эра Шенова уже новостные передачи ведет – ничего, девочка скоро настропалится – дух азарта и стервозности ее красит. Вы из нее звезду лепите? Данные хорошие. Насчет содержания мозгов – нечего добавить…

Вот оно что. Ревнуешь? Обвиняешь, что выгнали тебя с канала? Чего ты тогда нас кидаешь?

Игорь – Я? Каким образом?

Сам же подтверждаешь – исчез на несколько дней. Не позвонил, не оставил координаты – захотелось тебе, ты и исчез. Душа у тебя, видите ли, требует – тонкой организации… У нас работа не прекращается! Целый коллектив на тебе завязан, а ты…

Игорь – Я, между прочим, живой человек. Не машина. У меня свои проблемы.

Не одного тебя девушки бросают.

Игорь – Вас не касается! В норме я, в норме. В личном плане. С работой же друзья выручили – так сделали, что никто и не заметил…

Тебя до последнего ждали. Во вторник – новостной выпуск. Горящая информация. А ты, засранец! не соизволил…

Игорь – Выбирайте выражения!

Жаль, что ты не услышал всех выражений твоих коллег! Заикался бы…

Игорь – Но вы же нашли выход.

На Эрку намекаешь? Она тебя не подсиживала. Первый эфир для нее чуть кошмаром не стал – руки тряслись, она ногтями себе манжеты изодрала – пришлось снимать выше пояса.

Игорь – У нее бюст на экране выглядел выигрышно.

Чем можем. Тебя ведь нет. Девчонка собралась и провела эфир. И кого за это упрекать?

Игорь – Я, я один виноват во всем.

Ну, не во всем – но в изрядном количестве… Слушай, Игорь, не лезь в бутылку. Охолони. Образумься. И приходи.

Игорь – Куда?

В Светозару. Тебе никто не враг. И даже этот мальчик Санди. Он, действительно, профессионал в своем деле. От многих проблем он нас избавил. Поговори с ним, объясни…

Игорь – Чтобы я унижался на своем же канале?! И перед кем? перед варягом, которого я сам же призвал? в чем его заслуга для Светозары? Он устроился на все готовенькое. И теперь я должен ему кланяться?

Игорь! Ну, как считаешь нужным…

Игорь – Да на кой… вы мне сдались! Переживу! Вы еще за мной потрусите, умолять будете! Это мой канал! Хозяин ваш, Седон, сейчас на коне не в последнюю очередь благодаря Светозаре – моему каналу! Я Седону репутацию создал! А вы меня же мордой об асфальт…

Да, да, ты же у нас властитель дум, создатель и ниспровергатель кумиров! Всесилен аки.. аки кто? Это ж в каком именно сне Боливела эдакие мечты исполняются? Я тоже хочу.

Игорь – Не ехидствуй. Предали вы меня. Однако как поднялся Седон, так и упасть может. Обыкновенно.

Игорь, рассуждай здраво. Поговори с Санди. Еще не все потеряно.

Игорь – Иди ты к едр…!

Игорь! Алло! Алло! Ты где?

Игорь – Погодите. Погодите только у меня. Я найду способ отплатить. Ничего, утретесь. Вы, друзья мои верные! подлюки… Уф-ф, даже жарко стало. Пойти прогуляться?.. Каждому дела его зачтутся… И Ленка – пустоголовая самка. Верил ей как себе – первой предала. Бабы одинаковы. Шестым чувством угадывают, когда момент выбрать… Все, все у меня ответите! Мстить надо! Укалаевский зоопарк к ответу! Я щадить никого не намерен. Возьму – и вот так! вот так! и эдак! и еще!

Золотце – Ай! Ой!..

Игорь – Да!! Никто пусть не просит меня! Я беспощаден! И всегда буду!! По законам высшей справедливости! Дира сияние, свет!..

Золотце – О-о-й! Дяденька!

Игорь – Ну? Ты чего здесь, пацан, потерял? Подкатился мягким колобком? Тебе и всем что-то надо? Когда надо – вы ласковые, как Седон…

Золотце – Я… я… За что, дяденька? О-ой!

Игорь – Чтобы понял! За доверчивость мою и глупое благородство! Места кругом мало? Задумал чего?

Золотце – Ни-и-и… че-во…

Сергей Синевятов – Ать! отцепись от мальчишки! Я все видел! Этот шкет просто шел – уж и пройти нельзя?! – обогнал парня, обернулся и посмотрел на него – больше ничегошеньки. А этот – ни с того, ни с сего – хвать его за волосы и принялся крутить. Пацан даже взвыл от боли. Оборзел, чувак?

Игорь – Я?!! В чем только меня сегодня не обвиняли? Давайте, вы – следующий!

Сергей Синевятов – Ни капли стыда! Глянь – у тебя в руках клок волос – да ты же у мальчишки его с корнем вырвал. Изверг! И теперь отпираться станешь?

Игорь – Это… гм… я вырвал?.. Вправду волосы – бр-р… Извините… Я не хотел. Просто увлекся мыслями.

Сергей Синевятов – Какие жуткие мысли у тебя в голове бродят? На себе волосы рви!

Игорь – Извините… Мальчик, не бойся… хочешь мороженого? Постой, не убегай. Это нелепый случай.

Золотце – Не-е-е…

Игорь – Не шарахайся, я не сумасшедший. Хочешь, куплю тебе шоколадное мороженое? в фольге, самое дорогое? По глазам вижу, что хочешь. Идем, вон в киоске торгуют… Налетай!

Золотце – М-м…

Игорь – Вкусное? Горло не заболит? Ты его проглотил, а оно заледенелое…

Золотце – Не заболит, дяденька. Вкусно. Сколько же оно стоит?

Игорь – Пустяки. Угощаю. Еще хочешь?

Золотце – А можно? Я видел с вареньем и с вафлями.

Игорь – Почему бы и нет… Хотя нет – нельзя. В жару мороженое – и ангина сразу. Меня опять обвинят. Не расстраивайся, пацан, еще раз встретимся – куплю.

Золотце – А-а-а…

Игорь – Нет. Не выпрашивай. С ангиной да в лютую жару – это как красна смерть на пиру… Сходные ощущения. Странно я заговорил…

Золотце – Я могу легко слопать несколько штук. Десяток.

Игорь – Кто бы сомневался. Выпей лучше газировки. Надуй живот… Давай знакомиться. Я – Игорь. Тебя как зовут, приятель?

Золотце – Золотце. Это прозвище. Мое имя – Сеня. По-взрослому Семен. Но все зовут просто Золотце.

Игорь – Откуда такое странное прозвище? Наверное, мамка твоя так тебя кликала – вот и прилепилось. Ты не расстраивайся. Бывают ужасные прозвища – у тебя терпимое… Ты где живешь, Золотце?

Золотце – В Котуте.

Игорь – Чрезвычайно интересно. В Укалаеве самое интересное место. Давно испытываю я желание выяснить, что за звери такие – укалаи? Ты – настоящий укалай? Потомственный, не приблудный?

Золотце – Как это? Мы – Бесуры…

Игорь – Бесуры вы все скопом. Но вы еще подразделяетесь. Сложная иерархия. Кто у вас за вожака?

Золотце – Ну, Мерет. Он же сын одного из Селзенов – не Селезня, а его брата – Комгуды. Сейчас Мерет – пуор.

Игорь – Ясно. По-нашенски, значит – шаман. Первобытный колдун. У вас одновременно несколько пуоров? Не напрягает? В каких случаях к кому обращаться? Кого просить за дождь, кого за снег?

Золотце – Да нет же. Пуор один.

Игорь – А знаменитый ваш экстрасенс? К которому толпами ходят? И верят ему, простачки.

Золотце – Вы про Жирика? Никакой он не эк… эска… сенс. Язык сломаешь. Жирик ведь не из Сульитов. Обыкновенный Бесур. В старые тряпки наряжается, шапку надевает – чем чудней, тем больше верят. Ему деньги дают. Дамочка сорокалетняя недавно целую пачку денег сунула и просила сделать кое-что. Жирик деньги, конечно, взял, но делать ничего не стал. Нельзя ему верить…

Игорь – Дружище, с тобой полезно беседовать. Ты же кладезь информации. Говорун, правильно? И Жирик – говорун? Отсюда его дар? Вы родственники?

Золотце – Болотуши сами по себе. Одиночки. Из какого клана – неважно. Вам-то что?

Игорь – Еще твоя сестра – знаменитая Ануся? Про нее не только в поселке, но и в городе толкуют? Она везде прошлась ураганом, распахнула створки. Федоров до сих пор не оклемался из-за укалаевской красотки.

Золотце – Федоров? Заводской директор? Мордоворот этот квадратный? Буржуй? Который народ без денег оставил? Хватит на сестру всех собак вешать! Чтобы не случилось – Ануся крайняя.

Игорь – Она же вроде хотела замуж за Серго Седона пойти? И свадьба уже будто бы назначена. Родители Серго вернулись в срок. Седоны со всего света в Укалаев слетелись – свадьба, свадьба! А потом Ануся переметнулась к другому жениху.

Золотце – К Цуичу. Ну и что? Девушка сама решает – люб иль не люб…

Игорь – Другой жених люб? Я его однажды видел. Он же шофер у Валерия Седона. Из машины тогда не выходил, сидел за поднятым стеклом – показалось мне, что он вельми старше твоей сестры.

Золотце – Зато Цуич – ровня. Из Худопеев как и мы, Рожковы. Против замужества с Цуичем даже Сульитам нечего возразить. А замуж Ануське надо, если не хочет очутиться Секев. Озараг Илдыа уже близко…

Игорь – Возраст жениха родителей не смущает? Или все уже сговорено? Твой отец вместе с ним помост колотил – потом он рухнул – не жених, а помост. Дурной знак.

Золотце – Помост рухнул, отца с напарником в прокуратуру таскают. Они работали, денег не заплатили – мать отца чуть не проглотила… Богатые откупятся, а беднякам хлебать.

Игорь – Цуич что, голь перекатная? Смысл от такого жениха…

Золотце – Скажете вы тоже… Вот и про Цуича – нелегко так сказать… У него из семьи и близких никого нет в живых. Сам он Худопей – то есть, наша родня… Цуич из первых Худопеев будет. При Козое состоял – совсем рядышком. Охранял его. А как Козоя скинули, что Цуичу было делать? Дернул он из тона, чтобы переждать. Поскитался с другой стороны Провала – Адмирал, Ковчег и даже Сивера напоследок. Вернулся потому, что Гуля – злого дядечку, самого главного на Сивере – меркуриацы скиданули. Они очень долго вокруг Сиверы рыскали, но северяне не отдавали Гуля – начинал-то он как герой и провидец, защитник местных, а потом власть ему в башку ударила. И он, как Козой, богом тоже не стал. Зато мужиком помер – не очканул. На Севере Гуля не обелили, но меркурианцам его смерть не простили. Ирегру упрекнули за хитрожопость – за то, что и нашим, и вашим… Вообще, Сивера как черту подвела – все уяснили, что прошлое закончилось, и на Севере Рунал встанет. Значит, Ковчег с Аксарой вперед выдвинутся. Так у рунальского принца Шандора Ракуви пока что маленькие сыновья, а внучка Лирмина Асона не родилась еще. Трон не занят. Неразбериха царит… Короче, меркурианцы Гуля кокнули и начали разгребать его завалы, поэтому вовремя Цуич оттуда побег – когда зад вот-вот поджарят, лучше на родине отсидеться…

Игорь – Ну, ты меня ошеломил… Золотце, ты не простой пацан. Внешность обманчива. Какое там! Объясни, почему тебя говоруном кличут? С чем это едят?

Золотце – Кличут. Да я не обижаюсь.

Игорь – Тайны, везде тайны. Без них – никуда. Тайны под зеленым покрывалом. Так легче манипулировать людьми. Управлять ими. Седон проделал фокус с целым городом. Я хочу понять, как ему удалось. Я хочу рассеять чары древней сказки – тем более, сказочка-то стра-ашная… Золотце – ой, извини, Семен – я буду спрашивать, а ты сделай милость – ответь.

Золотце – Да пожалуйста!

Игорь – Так просто? Задашь вопрос – получишь ответ? Дорогой мой! где ты был? Я среди всех загадок и тайн блуждаю безнадежно!.. Единственный укалай, с кем мне удалось пространно побеседовать за время моего здешнего житья – это бывший работник леспромхоза. Не простой лесоруб с грубыми ручищами. Обыкновенный вид. Лицо широкое, простецкое, доброе. Производит впечатление искреннего человека. Ходит в пиджаке и брюках – не в старинной рубахе поверх коротких подштанников, как ваш самозваный пуор Жирик…

Золотце – Жирик? Смеетесь, дядя? Так ведь это он и есть!

Игорь – Да неужели? Жирик? Погоди… Тоже кличка. У вас у всех клички – наследство дикарей. Но Жирик – не дикарь. Читать и писать он умеет. Не только умеет, но даже и читает… Он приходил и приносил в редакцию Светозары свою писанину. Злой шутник убедил его, что он вполне достоин печататься. При СССР рабкоры тоже строчили заметки… У Жирика – нечто зубодробительное. Во время путча, когда гэкапечистов по телевизору показывали, он приперся с тетрадным листочком – на первой половине аршинными буквами воззвание – Отечество в опасности! и стихи:

К борьбе и смерти мы готовы как один.

Веди нас в бой, товарищ Чепухчин!

Что на второй половине я не стал читать, хотя Жирик вежливо просил представить ему первую полосу. Маразм – зубы в крошево…

Золотце – Жирик – добрый…

Игорь – Да. Не кричит и не ругается. Не конфликтует сам с собой – очень пластичен. Когда восторжествовала демократия, он сочинил противоположную ахинею. И то, и другое – совершенно искренне. Ведь тогда была эта власть, а потом власть переменилась… Я заподозрил, что передо мной готовый пациент соответствующего учреждения. После узнаю, что он, оказывается, жертва политических репрессий – вполне официально, с удостоверением. Жертва карательной психиатрии. Как вы все тут из Ватевы!

Золотце – Жирик – безобидный. Он еще не старый. По крайне мере, выглядит моложе Селезня или моего деда. У него мать – русская, но он все равно в Котуте живет – как из дурдома вышел, так сразу и в Котуть… Жирик добрый. Правда, мороженое мальчишкам он не покупает – у укалаев денег нет; но если есть конфета, то даст, не зажилит… Газету вашу – Светозару – всегда покупает и читает от корки до корки. Книжки у него дома – старые, потрепанные. Он раз или два собирал ребят с улицы, читал истории про Ронку Рокарем – Щупальца тьмы, Убей или умрешь первым, Равно самоубийству.

Игорь – Потрясающе! Фантастика? Лучше ему не путать вымысел и действительность. Лечили, лечили – не долечили…

Золотце – Как вы про Жирика пронюхали? Его по-всамоделишному посадили. Два наших киллера, Валька и Седло, однажды расспрашивали Жирика про тюремные порядки, чтобы в тюрьме не опозориться и авторитет заслужить. Только напрасно это – у Жирика была недолгая отсидка, а после он в дурке досиживал. Лечили ему там голову. Но выпустили. Знаете почему? Потому что внук Жирика – Мишаня – женился на Седоновской дочке Татьянке. Жирика сразу выпустили, даже долечивать не стали. Седон тогда и пристроил его на должность в леспромхозе. Там и работал, пока леспромхоз не развалился. Жирик иногда привязывается, но не обижает.

Игорь – Колоритный персонаж.

Сергей Синевятов – Нашими укалаями заинтересовались? С какой целью расспрашиваете? Для себя лично или по другой надобности?

Игорь – Нельзя, что ли? Государственная тайна? Вы за нами специально шли?

Сергей Синевятов – Не специально. Просто убедиться. Согласитесь, подозрительно – взрослый парень мальчонке волосы накрутил и увел с собой. Можно ведь и голову открутить… А у нас тут маньяки!

Игорь – Я произвожу впечатление опасного безумца?

Сергей Синевятов – Черт его знает…

Игорь – Может, мне что-то запрещено выведывать? У вас в Укалаеве свои правила.

Сергей Синевятов – Не запрещено. Мы же на одной стороне. Ты из Светозары, которая поддерживает Седона в противовес толстячку Кореневу? Спрашивай, что хочешь.

Игорь – К примеру, Жирик. Я не понял – почему он числится репрессированным? У вас ведь были настоящие репрессии?

Сергей Синевятов – Конечно, сажали! И рядовых, и начальство. Сам Николай Сергеевич Седон не избежал – за вредную политику и за классовое происхождение. Мы, деревягинцы, не задирались – власть всегда права и всесильна, а упрямых ослов с Межуя даже не посадили, а постреляли и рядом с букой Чепухчиным закопали. Но Жирик тогда ребенком был – не мог участвовать.

Игорь – А как же..

Сергей Синевятов – Никак. Жирику нравится, когда его приглашают на всякие сборища – по случаю и без. Он любит выступать, язык у него хорошо подвешен. Вот благодаря языку своему… Все благодаря Жирику и еще одному парню – Олежке Ремневу. Но первый начал именно Олежка – и тоже своим языком.

Игорь – Школьник, которого до самоубийства довели? А что Жирик?

Сергей Синевятов – Ничего. Жирик сам кого угодно доведет. Ты же столкнулся – он вас своими заметками осчастливил. И еще стольких людей морочил самозваным пуорством.

Игорь – За что же его посадили? Если он безобиден…

Сергей Синевятов – Это я тебе могу сказать. Картина маслом на наших глазах. В девятом классе. Учились мы все вместе – я, Венерка Седон и ее парень Олег Ремнев. Ну, молодые, дурные, идейные. Тогда же время было непуганых идиотов – молодых строителей коммунизма. В первых рядах – Олег Ремнев. Венера с ним. Образцовые советские школьники – настоящие дятлы – тум-тум! по граниту науки.. У семнадцатилетнего парня в голове бедлам: космос, всеобщее счастье, коммунизм – светоч мира, трим-трям… Был старостой класса, диспуты про честность и совесть у нас устраивал. Как ты. Но совсем не ты. Идеалист… А Венерочка уже вкусила запретного плода – соблазнительная девочка, с Олежкой совсем не прочь… Так вот, вместо того, чтобы с Венеркой сообразить, этот олень сочинил свой пасквиль про расстрел в Укалаеве в гражданскую войну, под копирку напечатал и распространил его. Точно олень – молодой, глупый и горячий – не прислушался к умным дядям, из-за чего власть должна была реагировать. Под ударом очутился Валерий Седон – он в горсовете председательствовал, когда в местной школе антисоветчина вылезла. Чтобы оправдаться, применили воспитательные меры – в Олежкин класс позвали выступить героя всех войн, начиная с империалистической и заканчивая афганской – да, забыл про войну Вроя с бойцами Истехея Лапшенникова… Жирик лучше на эту роль подходил, несмотря на то, что его даже в армию не взяли – Муху взяли, а его нет. Помню, выступал Жирик с подъемом, живописал подвиги красочно. Почему не по заслугам воздается? Авенах Валиев прошел полностью войну артиллеристом, но отказывался быть свадебным генералом на официальных торжествах; он, вообще, говорить не любил – ни о войне, ни о прочем… Зато Жирик лоснился от удовольствия! И приходил по приглашению, и добросовестно отбарабанил. Как в тот раз. Рассказал нашему классу про трудное становление советской власти. Как возводили завод, отстраивали город. И весь народ дружно, как один, сил не жалел на это дело – под руководством партии и правительства… Правительства еще не было – или было? – но имелась горсточка несогласных. Злобно пыхтели за спиной, ничем помешать не могли – и заслужили, чтобы с ними по законам военного времени! Пых-пых!.. Директоршу нашу, Викторию Ирадьевну – как послушала она ветерана – натурально корчить начало. Дурное предчувствие ее не обмануло. Любимчик Олежка руку поднял и вежливо вопросил – сколько лет пролетело, но все, кто в классе сидел дословно запомнили… Олег себе же яму вырыл. Посуди сам – послушай ту дичь, которую он нес. Давай, Золотце, повтори его пламенную речь! От первого лица.

Игорь – Ему известно? Откуда?!

Сергей Синевятов – Оттуда. Золотцу известно. Он же говорун. Кстати, Жирик тоже говоруном мог быть, но не сложилось – мать у него русская… Че, Золотце? Откашляйся и начинай! Он еще в Олежкиной манере это скажет. Рожи не корчи – все серьезно.

Золотце (от имени Олега Ремнева) – Вы говорите, что врагов не было – в Укалаеве все враз сделались коммунистами и комсомольцами. Но произошли и у нас трагические события, что замолчать не удастся. До сих пор живы свидетели или их дети. Борьба велась с ожесточением. И не ясно было, кто победит. В подобных случаях струсил, сморгнул – считай проиграл. Местная психология такова, что жители оказали сопротивление советской власти. Если в Устане она победила бескровно, то у нас наоборот. Кровь пролилась в немалом количестве. Не нужно закрывать глаза – с обеих сторон противоборствовали наши деды. Выясняешь тогдашние факты, и сплошь знакомые фамилии – даже свои собственные…

Сергей Синевятов – Понял? Виктория Ирадьевна поспешила прервать Олежку, но поздно – слово сказано, да какое слово – по расстрельной статье!.. Учителя чуть ли не в обмороке, а Жирик – само доброжелательство: ах, ах, умный мальчик! историю он любит! точно, точно! враги хотели ударить! вернуть эксплуататоров на шею рабочему классу… Золотце, что Жирик дальше сморозил? Его прямая речь!

Золотце (от имени Чепухчина) – Внимание, бойцы! Мы пришли сюда утвердить торжество мировой революции. И так повсеместно! Наши человеческие сердца – горючий материал для революционного катаклизма, и скоро пламя взовьется до диррических небес! Мы на горе всех буржуев мировой пожар раздуем! Каждый, кто посмеет помешать нам, будет сметен. Кровь сцементирует наше братство. Отряду Пламя предназначено совершить великие дела! Буржуев и кровопийц в расход!! Прочь сомнения! Целься!

Игорь – Чего это он? Мальчик, тебе плохо?

Сергей Синевятов – А не надо было волосы на говоруне крутить! Никогда не видел, каков говорун в ударе? Мы тоже тогда были ошарашены. Едва с парт не попадали. Вот в чем штука. Сидели мы в кабинете биологии – новые светлые парты, аквариум с рыбками, на стенах гербарии в рамочках, на доске – плакат «Листья и семена голосеменных растений», за окном скучный школьный двор. Но когда этот поселковский уникум начал выдавать порции своих перлов – а трындел он, не убирая добрую улыбку с лица, – реальность исчезла. Потекли краски со стекла, и за стеклом – тьма и холод подвала, перед тобой фигуры в шинелях с зверскими рожами Шамоков, нацеленные винтовки, за твоей спиной – обшарпанная стена, по которой – ты твердо знаешь – спустя мгновения сползешь вниз… И приглашенный оратор с добрым лицом вдруг магически преобразился – тело вытянулось и скособочилось, облачилось в кожанку, опоясалось поверх ремнем с кобурой, фуражка со звездой наехала на оттопыренные уши, и козырек затенил лицо, ноги в сапогах расступили широко, носками наружу. Перед нами возник не Жирик.

Сергей Синевятов – Продолжить? Половину девчонок в классе нашатырем в чувство приводили… После нам объяснили, что случился незаконный сеанс массового гипноза, и настоятельно рекомендовали не болтать. Все поняли, кроме Олега Ремнева. Он скоро доболтался.

Игорь – Страшные вещи. А кто был таинственный незнакомец в сапогах?

Сергей Синевятов – Че? Дурака из себя не строй! Мы тогда детьми были, но ты теперь хуже… Комиссар Чепухчин, кто же еще?!

Игорь – Понял, понял. Ваш доморощенный монстр. Персонаж укалаевских страшилок.

Сергей Синевятов – Он не укалаевский урод! Он из Устана, если на то пошло!

Игорь – Я не спорю. И что, у Жирика подтвердился его дар гипнотизера? Ему же на сцену надо или на телеэкран – наравне с Чумаком или Кашпировским. Гремел бы по стране!

Сергей Синевятов – Подтвердилось его сумасшествие. Загремел в дурдом, в Ватеву. Сначала думали – хулиганская выходка. Его недолго в милиции подержали, допросили, даже кэгэбэшники к разборке подключились – а вдруг крамола и злоумышление против устоев? но намучились они с Жириком и спихнули в Ватеву. Не веришь? Спроси у нашего местного генерала.

Игорь – Кого?

Сергей Синевятов – Мицкиса. Деда нынешних богатеев. В Укалаеве всегда был дурдом – еще с давних времен. Не слышал где? Ну, друг, упустил ты… Полезно знать – для себя или для родственников. По улице Мирового пролетариата, где школа стоит, но гораздо дальше – в тупике. В тихом укромном местечке. Здание дореволюционной постройки. Функционировал всегда – и при царе, и при коммунистах. Всегда нужда в нем имелась. Немало людишек с мозгами набекрень. Первый широко известный случай помешательства в Укалаеве – с Симеоном Седоном. Случай заставил задуматься. Ватева – жена Симеона – она после мужа управляла хозедом, она же дала денег на создание этого учреждения. Деятельность организовали на серьезной основе – врачей из столицы и иностранцев приглашали, о пациентах заботились, не били – задолго до того, как понятие гуманности в Европе проникло в такую сферу. Вот Жирик посидел – посидел в Ватеве и выше как огурчик. И сейчас этого москвича из Мицкисовской гостинице – тоже вылечат.

Игорь – Ага. Его вылечат. Вас вылечат. Меня вылечат.

Сергей Синевятов – Вроде того. Желаешь подлечиться?

Игорь – Нет, благодарю за заботу. Продолжу свои вопросы. Если не надоел.

Сергей Синевятов – Нисколько.

Игорь – Хорошо. Про Жирика мы поговорили – правда, как использовать вашу фантастичную информацию? ума не приложу.. Котуть переполнен уникумами. Хотя про Лешути знают и местные, и приезжие. Каждый, кого судьба занесла в Укалаев, желает получить на память Лешутинскую ручную поделку из дерева. Оригинальные и стильные вещицы! А Лешути – талантливые самородки.

Сергей Синевятов – Лешути – так зовется целый клан. А вы говорите о Лешиках – Иване и Митькае.

Золотце – Братья Лешики – парни крутые. Денежки водятся. Ивану за фигурки щедро платят. В городе сейчас плохо стало – ни работы, ни зарплаты, а у Лешика заначка всегда спрятана. Жадноватый – не как младший брат. Вырезал птицу или старика носатого – и срубил бабла…

Игорь – Как к ним попасть можно? Вот если я выйду и пойду… куда идти? Объясните..

Сергей Синевятов – По дороге до Котутя. Днем – вообще, запросто. Никаких препятствий. Раньки не летают и не морочат, с пути не сбивают. Невеста не выйдет к перекрестью – оку ветров. Троица нынешних гостей пребывает в Котуте. Тишина. Погода стоит – благодать. Всегда так между сильными вактабами. Или как в центре урагана. Даже наши местные киллеры где-то запропали…

Игорь – Я и спрашиваю – при входе в Котуть в какую сторону повернуть?

Сергей Синевятов – Некуда там поворачивать. В поселке одна улица – она же дорога. Бараки вдоль нее. Лучшим ориентиром было бы высокое ояльское дерево.

Игорь – Где же оно было?

Золотце – Срубили его!

Игорь – Тьфу! Ты не ранька, чтобы мне голову морочить! Где, спрашиваю, Лешики живут? Который дом по счету?

Золотце – Посчитаем… Раз, два…

Игорь – Три, четыре. Двоечник! Говори!

Золотце – У них ставни в зеленый цвет выкрашены. Правда, краска давно облезла – но проглядывает…

Игорь – А у соседей какой цвет? И кто соседи?

Золотце – Жирик – сосед. Он один живет. Если не застанете Лешиков – к нему зайдите. Еще мы рядом живем…

Игорь – Значит, жди в гости, Семен. Пока. Пошел я. Заговорился с вами, а у меня дела, дела…

Золотце – Куда он направился?

Сергей Синевятов – Куда ты ему указал – туда и направился. Болотуш, дери тя…

Золотце – До Лешиков? Не ко времени очень его приход будет. Лешики сейчас сильно заняты. Мерет им поручил идола – до темноты лучше поручение исполнить. Ничего нельзя упускать перед Озараг Илдыа.

Сергей Синевятов – То есть, правда это. Даже идола вытащили на свет. Где же он дожидался своего часа?

Золотце – Известно стало. Как наткнулись на могилу в парке, сразу трактор выгнали – нечего ему там больше разгребать.

Сергей Синевятов – Вон на что ты намекаешь. Теперь ясно. Не случайно на месте моментально охрану организовали – той же ночью. Валиев ментов пригнал, а мой дядя – свою команду. Доступ в парк закрыли. Всю работу сделали межуйцы – они останки складывали в ящики, вещи подбирали. Областных спецов прямо в морг отвезли. И дальше свистопляска продолжилась только вокруг морга… Неужели отыскался?

Золотце – Кто?

Сергей Синевятов – Идол! Точно тот – никодимовский? Обалдеть! ему, наверное, тысячу лет или старше. Сам Козой срубил дерево в Ояле, изготовил вавукр, знаки на нем вырезал, заключил заклятья. Из обрядований Бесур идол еще больше силы вобрал. И жгли его, и топили, с топором бросались, лик его изуродовали, но идолище уцелел и открылся, когда срок пришел. Интересно, у него все такой же мерзкий вид, как описывали?

Золотце – Мерзость – это людское. Идол воплощает мысли и деяния людей – хотят они, чтобы он выглядел мерзко…

Сергей Синевятов – Ну, да. Или красиво – ожерелья из костей ведь люди на него надели. Где же эта страхобразина скрывалась? И это ты знаешь, говорунчик?

Золотце – Рядышком. Где высокий увал с травой – пониже обыкновенного холма. Землю туда натаскали, когда рыли общую яму для несчастных. Слои земли и дерна идола скрыли – уплотнились, осели и ниже увал сделали – совсем незаметен стал.

Сергей Синевятов – Представляю где – по твоим словам. Пустырь. Летом там кусты, крапива и лопухи – никто не полезет. Зимой – небольшой пригорок – тоже никому не надобен. Протоптанная через угол парка дорожка круглогодично это место огибает. Хитро задумано.

Золотце – Ниче не хитро. Павел Седон с Селезнем здесь свое обрядование учинили – яму копали, идола ставили и людей стреляли. Идола не уносили после – упал он в сторону, его землей закидали и бросили.

Сергей Синевятов – Теперь-то понятно. Трактор потащил гору земли, а под ней проступило то, что прятали – длинное тело вавукра. Неудивительно, что работы прекратили… И что, сейчас Лешики с идолом возятся? Они страшно обрадуются этому журналюге.

Золотце – Убить ведь могут…

Сергей Синевятов – Не трясись за него. Он же с тобой не церемонился. Нельзя прощать. Око за око, зуб за зуб. И волосы за волосы! Анерай опаньлай! Я не прочь посмотреть…

Игорь – Все. У меня голова, а не компьютер. И она скоро треснет. Империя, Седоны, убитый Гуль, гипнотические сеансы и рухнувший помост. Нет, не разобраться!.. Что я могу? Когда безумие порождено неумолимой логикой событий? Что-то логика у меня в последнее время страдает… Нет, я собирался вмешаться, предать огласке. Поведать миру правду! Укалаев – это западня… Что же в итоге? Ладно! Пойду и морду набью этим братьям Лешикам. Я помню – там, где зеленые ставни… Чего проще? Вот она – дорога-то в Котуть – пустехонькая… Никто мне не помешает. Самых вредных укалаев помостом придавило. Трим-трям…

Иван Лешик – Наконец-то, приехал. Уже ночь. Ты про нас забыл?

Цуев – Забудешь вас… С транспортом надо было решить. Седоновский мерс для нашего груза явно не сгодился бы. Пока нашли машину на заводе, пока то, пока се… И я сразу сюда!

Иван Лешик – Ах, сразу? По времени – так три битых часа… Я ворчу?! Мерет когда приказал смотаться на Собачий Камень и все приготовить? Сегодня ночью – последний срок. Не только отвезти, но и наверх взобраться и в круге установить. Как муравьи потащим ношу, что тяжелее нас самих. Жилы порвем.

Иван Рожков – Не жалься. Дотащим. Где ползком, где волоком – тихохонько…

Иван Лешик – Да ну, братцы. Палка под три метра. Как эдакую дуру подымать?

Иван Рожков – Но-но. Про дуру-то! Идол не целый – из частей состоит – его веревкой связывают… Ванька, за собой не замечаешь вечного брюзжания? Ты ж молодой еще! Дитячий возраст! А уже недовольство накопил. С чего бы? Работа у тебя – не камни или бревна ворочать – и не идола. Сиди на табуретке и вырезай деревяшки. Птица Мерет у тебя не тяжелая! От трудов усердных вширь раздался, вон задница твоя стала с табурета свешиваться. Ешь да пей, копи на бока! И даже девки тебя не выжамкивают.

Цуев – Погоди. Он нашел одну чужачку, волосы как золото, от ее красоты обмереть. Она его выездит! В мыле будет!

Иван Рожков – Как же ты им зубы заговариваешь? Они все ученые, богатые, гладкие телки. Чего на тебя кидаются? А получив, не уходят? Привораживаешь ты их, Ванька? Как подарил птицу – так приворожил.

Иван Лешик – Много будешь знать – скоро состаришься. За мной следит, а за собой… Ты когда обещался приехать? Ждешь тебя, пождешь. Полная темнота – внутри со страху пробирает… От идола холод идет…

Цуев – Тебе бы хотелось в постельку – в тепло? Со своей золотовлаской? Наклонись к идолу-то – пусть холодом обдует. Сегодня ночью у тебя не с девкой свиданка. Дождались. Кидайте ко мне в кузов.

Иван Лешик – Кидать? Ты в уме? Если он хрупкий – расколотится на куски. А потом голову твою расколотят.

Цуев – Ну, осторожно. Вот как он сейчас завернут в тряпье…

Митькай – Там не тряпки – тверже и прочнее. Полотно, похоже – колется… Оно высохло, но не совсем – пропитано чем-то. До сих пор запах уцелел. Вонючий на редкость – сосновый?.. Но ткань задубела, словно коркой покрылась.

Иван Рожков – Нормально. Против жуков и прочих поедальщиков. Для сохранности.

Митькай – Он закутан в несколько слоев, а сверху веревка – она истлела…

Иван Рожков – И че?

Иван Лешик – За что браться? Вдруг в руках рассыпется?.. Ой, ребята, я не могу – мне дурно… Нанюхался вони…

Цуев – Куда бечь собрался, тюхтя? Дело надо сделать. Стой!

Иван Лешик – Я уже не стою – упаду сейчас… Ой, держите!

Цуев – Девка! Ползи прочь!.. Митькай, ты как? В силах?

Митькай – Думаю. Можно доски притащить, и его положить. Надежней. Доски есть.

Цуев – Разумно. Тащи доски!

Митькай – Одному не справиться. В доме доски в углу свалены.

Иван Рожков – Пойдем за досками, а его здесь бросим?

Цуев – Кого? Ваньку? Девки приберут.

Иван Рожков – Его!!

Цуев – Боишься, что упрут? Покажи такого долбодона. Пусть он лежит спокойно. Обрати внимание, что люди в Котуте попрятались – никто носа на улицу не кажет. Все знают.

Иван Рожков – Ладно, потопали. Шибче. Насчет долбодонов – я не уверен.

Иван Лешик – Я с вами, мужики!

Игорь Бикташев – Раз, два… три, четыре… Раз, два… три, четыре… Точно, как говорун считал… Где они, эти зеленые ставни?… Я так до леса дошагаю. Ночь наступит… Пропасть в Ялковском лесу можно, так костей не найдут. Киллеры у них тут… Глупость, конечно… А? Голоса?.. Значит, люди здесь… Ага, вон что-то темнеет. Машина?.. Люди! Ау, люди!!.. Не слышат меня. Ушли. Чего топтались? Таинственно… Ночью все кошки серы. Так. Вот и зеленые ставни – они не серые. А здесь что под ногами? Бревно какое-то, завернутое… У-уй, ладони липкие! Вонючее, заскорузлое… Что вы тут прячете? О-о-о…

Цуев – Ванька, чтоб тебя! Ты же доски не волочешь – мог бы и покараулить. Отлучились ненадолго – уже лежит что-то рядом на земле…

Иван Лешик – Муха в мешке лежит. Деда не унимается… Так это самое и лежит. Не ушел же он своими ногами…

Цуев – Я не про него! Смотри! Человек лежит!

Иван Лешик – Да? В неподходящем месте лежит.

Иван Рожков – Ты у него поинтересуйся… Эй, ты чего здесь разлегся? У себя дома, что ли? Подвинься! Эй! Тебе говорю!

Игорь Бикташев – О-о-о… О-о-о…

Митькай – Это мужик незнакомый – кажется, не в себе… Мужик! не стони… Ну, что ж такое…

Иван Лешик – Нам что делать?

Иван Рожков – Все. Приплыли.

Цуев – Но не приехали. Хватит валандаться! Такими темпами до Собачьего камня доберемся при свете дня. Будет представление для народа! Мерет тебе нос оторвет! Грузим!

Иван Лешик – А с этим обморочным что?

Иван Рожков – Ванька, в кабину. Мы с Митькаем в кузов… Только, Митькай, ты мужика за ноги подцепи и оттащи с дороги. Подальше, подальше. И кинь. Очухается.

8.5

Валерий Михайлович Седон.

Юрий Семенович Краулин и Богдан Тенишев.

Седон – Слушаю. Алло!

Краулин – Это я… Узнал?

Седон – … Ты? Узнал. Как не узнать?

Краулин – Прекрасно. Надо бы встретиться и поговорить.

Седон – Я не против. Давно назрело. И перезрело.

Краулин – Я звоню из приемной мэра. Называй место, где удобно. У тебя дома?

Седон – Нет. Так ты приехал в Укалаеве? Сюрприз! То есть, ничто не мешает… В мэрию я тоже не ходок – пока… Будет лучше на нейтральной территории… Да хоть в здании ОХОБа – в старом городе. Там сейчас тихо. Мероприятий не ожидается. Народу мало. Подходяще.

Краулин – Ну, да. Тишина перед выборами. Передых. Устал?

Седон – В норме. Там тебя жду.

Краулин – Я приеду. ОХОБ – выбрал же ты… Нейтралка, говоришь? Оказывается, мы на войне.

Седон – Ты мне досконально объяснил еще тогда. Война направлена на унижение и в итоге уничтожение противника. Конечно, никто никого не стрелял – ты воспользовался не менее эффективными средствами.

Краулин – А ты – безвинная жертва. Пострадал от интриг ушлых партаппаратчиков. Политически выигрышный момент в твоей биографии.

Седон – Я не жертва.

Краулин – Если не жертва – значит, противник. И все по правилам. Ты нанес урон – и тебе… Ты приехал, чтобы войну продолжить? Смысл переговоров на нейтральной территории? Трудно выбрать менее подходящее место.

Седон – Если я не запамятовал, то встретиться предложил ты. Чем не нравится? Теперь ОХОБ расшифровывается, как охранное общество. Вполне невинно. Охраняются памятники, предметы старины, исторический облик Укалаева, образцы культуры, экология. Дело полезное. У нас столько охотников помимо ОХОБа, что устанский историк Вадим Слепушкин собрался свою партию создавать. Люди горят желанием. Альтруисты.

Краулин – Слепушкин – третий кандидат на выборах? Кто из вас эту интригу задумал – как бы не перехитрил самого себя. Надеешься, у Витьки Коренева голоса отберет? А если ошиблись вы с расчетами в своем штабе – в ОХОБе? Не допускаешь вероятность? Хитрованы! С этим ОХОБом пыль в глаза пускаете. В какие белые одежды не рядись – чернота полезет…

Седон – Что-то не пойму тебя.

Краулин – И не надо. Только с ОХОБовской эмблемы посшибайте ножи вострые, чтобы сталь в глаза не сверкала; еловые лапы оставьте – вроде защита экологии, лесов – модно сейчас.

Седон – За эмблему и леса не волнуйся. Ты-то на что рассчитывал, если чужие расчеты охаял?

Краулин – Объясню. Третий в вашей компании – этот Слепушкин, эколог – вдруг карты не только Витьке смешает? Если никто из вас в первом туре не победит, и будет второй? Тогда вес задрипанного эколога многократно вырастает. Кого из вас он поддержит? Глядя, как шустро тот мошенник оборачивается, невольно спрашиваешь – какой счет он предъявит? Может, гораздо больше, чем, например, я…

Седон – У тебя еще счета имеются? Я же все оплатил.

Краулин – Нет. Тебе известно, что Жанна в Укалаеве. Нам надо встретиться и поговорить.

Седон – Согласен. Я тебя жду. Приезжай в ОХОБ – во вражеское логово.

Краулин – Я приеду, Валера.

Седон – Отлично. Пришлю за тобой машину – ты же не ориентируешься в старом Укалаеве.

Краулин – Не надо присылать. Мы на колесах. Найдем.

Седон – Тогда до встречи… Найдешь ты себе мороку – пытать тень в белый день… Ладно, надо приветить дорогого гостя… Значит, в ОХОБ!..

Краулин – Богдан, ты в машине подожди. Незачем нам вдвоем сюда соваться – в пасть волку…

Седон – Когда приехал? Что тебя подвигло? Неужто желание повидаться со мной? Очень сильное, чтобы столько километров отмахать? Ночь ехали?

Краулин – Тебе какая разница? К чему эти реверансы?

Седон – Верно. Много лет обходились… В мой нынешний приезд в Устан побеседовать нам не удалось. Ты же был сильно занят! А теперь взял и прилетел. На крыльях любви! Что за пазухой прячешь, Юра?

Краулин – Помыслы мои чисты, Валера. Я вынужден приехать. Вот об этом и поговорить хочу.

Седон – Отчего ж не поговорить? Язык-то без костей.

Краулин – Начнем. Выехали мы за полночь. Погода тихая, небо чистое – даже махонькие звезды видать. А ближе к вам темнота сгустилась, словно крылья распластала; огни погасли, лес с двух сторон от дороги не различить – он там есть, шелестит, вздыхает, но его как бы нет – провал темный… И Укалаев узнали, когда уже въехали в него. Всегда странные ощущения…

Седон – Это вы еще не попали в катаклизм – Укалаев недели две грозы сотрясали…

Краулин – Знаем мы из телевизора. Каждый прогноз погоды про вас начинался словами – а теперь в развитие темы об укалаевском природном феномене…

Седон – Ничего, пережили…

Краулин – Переживаете вы тут бурные события… Хорошо, о погоде тему обсудили… Мы в ОХОБе? Помню, помню это здание. Улица Мирового Пролетариата – правильно? Как у вас все переменилось. Здесь же раньше торговый отдел сидел. И потребкооперация. Столы, шкафы, пишущие машинки – орудия производства. Стенд – передовики советской торговли. Бюст Ленина в коридоре, портреты членов Политбюро… Еще на первом этаже – приличный буфет со спиртным. Заглядывал туда.

Седон – Ты голоден?

Краулин – Нет.

Седон – Ладно, не опасайся – не отравлю тебя. Буфет закрыли как пережиток – даже колбаса в нем была советская. Но чай и бутерброды раздобыть возможно.

Краулин – Спасибо. Ты принимаешь как хозяин.

Седон – Что плохого?

Краулин – Твой особняк, что ли? В полном владении? Чудеса переходного периода. Раньше начальником отдела был Евгений Мицкис. Работник на хорошем счету, сознательный коммунист. И отец его, и тетка – старые проверенные кадры. Отец даже генерал. Казалось бы, идейные позиции незыблемы. Рубежи несокрушимы. Но вот капитальная встряска в стране – и нет страны. Я слышал, что коммунист Мицкис стал первым укалаевским капиталистом.

Седон – К чему это? Твои упражнения в остроумии?

Краулин – Прости, конечно, первый – ты. Наследственный владелец. Зданий, заводов, дорог, пароходов. Боже, забытые детские стишки – они исполнились.

Седон – Как же ты меня ненавидишь? Да, Юра?

Краулин – Давай откровенно. Как на духу. За что мне тебя любить? За одну только дочь ты мне врагом сделался.

Седон – Это я понимаю. И я бы понял, если бы ты на меня с кулаками попер. Измордовал, даже покалечил. Ты же мужик здоровый. В молодости тяжелой атлетикой увлекался – штангу тягал. Но ты меня не убил. Ты по-другому расквитался…

Краулин – За твою действительную вину.

Седон – Я заплатил! Многократно заплатил. Ты же меня в дерьме утопил по самую макушку – ни в одной бане не отмоешься. Обвинения в моральном разложении – всего ожидал от тебя, но не такой подлости… Будто собаку вышвырнули, гнездо наше семейное в Укалаеве разорили. В сорок лет лишиться нажитого – легко?!

Краулин – Не преувеличивай. Парочку неприятных моментов ты испытал – не спорю. Но ты же не терпел муки мученические. Жил в Москве, ездил по заграницам. Горя не знал. Еще как посмотреть – если бы не твоя отставка, получилась бы у тебя жизнь эдакая веселая, довольная…

Седон – Веселая?! Я тебя об этом просил?!

Краулин – А я просил семнадцатилетнюю девчонку взрослой жизни учить?! Чего тебе загорелось именно с ней? У вас в Укалаеве рассадник девок – ты же их в баню таскал!

Седон – И ты не брезговал! Это потом на собрании стал моральный кодекс строителей коммунизма декламировать. Да, я подло поступил, ну а ты?

Краулин – Ох, подеремся с тобой. Изнутри закипает… Годы прошли, а малейшей искры достаточно для пожара… Если честно, не за этим я ехал.

Седон – Да… Я тоже мечтал заехать тебе в зубы, несмотря на твои свинцовые кулачищи… Ух, как мечтал!

Краулин – Зубы у меня крепкие. Конечно, не твои белоснежные, волчьи…

Седон – Чего? Сказанул – волчьи…

Краулин – Ты же волчара матерый. Нагнал мраку и провернул свои дела в Укалаеве. Ваську Коренева втоптал…

Седон – Ничего личного. Мне нужно было вернуться – и не в качестве заграничного вояжера, бесправного гостя. Ты же мне не оставил выбора… Кроме нынешних укалаевских выборов – вот и каламбур.

Краулин – Жаль, недооценил я тебя. Не учел, что ты все поставил на карту. Я заблуждался. Думал, что ты привык к столичному житью-бытью, размяк, разнежился, и в укалаевского болото окунуться не пожелаешь – не нужно тебе… Оказалось, все это очень нужно… ЗАЧЕМ?

Седон – Что – зачем?

Краулин – Зачем ты вернулся? Что ты здесь потерял? У тебя же в столице все на мази. Родственничек твой Марк Советов в бизнесмены выбился – не во вшивые кооператоры – капитал споро сколачивает. Свою компанию организовал – Рунал интернешнл. Я все разузнал, жаль только после времени… Ты же мог вместе с ним деньгами ворочать. Невиданные возможности сейчас открываются! Жри – не хочу! В смысле – деньжищ, богатства, власти…

Седон – Я не свинья, чтобы жрать. И даже свинья так жрет только на убой…

Краулин – Ты – не свинья. Ты – волк, хищник. И добычу ты задрал по всем правилам. Васька – конченый человек, в мозгах повихнулся – трим-трям у него…

Седон – Ты за Коренева беспокоишься? Поэтому приехал? Мчался в ночь – во тьму кромешную…

Краулин – Не поэтому. Битый козырь бесполезен, а Васька – шестерка…

Седон – Юрий Семенович, ты же сам расклад делал. Ты его посадил на мое место в Укалаеве. Показался тебе удобен – глуповат, бесхребетен, предан – полагал ты, что трудностей с ним не возникнет. Столько лет ты через Коренева в Укалаеве правил.

Краулин – Правил? До тех пор, пока ты не вернулся.

Седон – Мы все в итоге возвращаемся. Домой, к истокам. Или мечтаем вернуться. Укалаев – мой дом. Родина моих предков. Седоны здесь жизнь укореняли, в землю вгрызались, строили, детей подымали – и так поколение за поколением. Серая вода в Исе, серое небо, серые камни – все серое – в моем мозгу пропечатаны. Помирать буду, с собой унесу… Как бабка у меня – каменная, лицо морщинами изрезано, серебро в волосах – уже дожила, но до своего вактаба чудом не померла. Веришь ли, чего мне бабка? Ан нет! Эта бабка – как мой хребет, все мое на нем держится. Глаза в душу глядят – насквозь. У человека душа – главное. Не вытравить это из меня. Никакими столичными благами не оплатить – неоплатное это…

Краулин – Жаль, что я сразу не понял… По-другому все сложилось бы…

Седон – Ты вдруг расчувствовался? Слезу из меня выдавливаешь? Полно, мы с тобой тертые калачи. Я сказал правду. Но ничего изменить нельзя. Дружба сызнова не начинается – померла, так померла…

Краулин – Необязательно дружба. Здесь ты абсолютно прав. Но возможны деловые отношения. Мы же не мальчишки сорванцы.

Седон – Не мальчишки.

Краулин – Вот и я предлагаю – не бередить старые раны. Но на чем-то нам реально сойтись, учитывая взаимные интересы.

Седон – Эх, Юрий Семенович, люди не бесчувственные машины – прокрутить в компьютерных мозгах, что выгодно и с какой вероятностью, и дальше хладнокровно поступать. У людей все равно наружу вылезет душонка – пусть невыгодно, несуразно, немыслимо, но нате вам! наплевать на интересы, когда внутри корежит… Вот мы с тобой встретились спустя столько времени, а слышишь ли ты, о чем толкуем – как мы друг на друга обижены… На обиженных воду возят, но столько воды даже Иса не перенесет – океан целый!

Краулин – Не пойму я в твоих словесах – искусно петляешь. Ты же сам ко мне в Устан приезжал – что-то хотел предложить?

Седон – Это давно назад было. Сколько вактабов над Укалаевым пронеслось? Все сто раз изменилось – вот так с ног на голову, с ног на голову – и снова на ноги или на голову – не принципиально.

Краулин – Теперь погода проясняется. Сотрудничать не желаешь. Хочешь все себе загрести.

Седон – Ты про что?

Краулин – Идиота не строй! Про акции! Вы с Рунал интернешнл скупили контрольный пакет. Можете распоряжаться на заводе.

Седон – Строго в соответствии с законом. Будет акционерное собрание, голосование. Там все определится.

Краулин – Не только у вас акции. Не худо бы условия согласовать. Или ты хочешь послать других владельцев к чертовой бабушке?

Седон – Нет – к бабушке не хочу. У меня хорошая бабушка. А потом, кого это – других? У мажоритарных акционеров, конечно, есть акции, но их кусочки ничего не решают.

Краулин – Значит, я не заблуждаюсь. Делиться не станешь. Заглотнешь целиком. Не подавишься, Валера?

Седон – Ты за себя беспокоишься? У тебя имеются акции? Тогда милости просим на собрание. Проголосуешь.

Краулин – И другие придут. Вместе наскребем, чтобы тебе торжество испортить.

Седон – У Коренева и Федорова – токсичные бумажки. Предлагаю акции вернуть заводу.

Краулин – И они окажутся у тебя в собственности?

Седон – Склоняюсь к тому, чтобы приобрести.

Краулин – По какой цене? По последней?

Седон – Больно жирно будет. Контрольный пакет сформирован. Пик пройден. Смысл только в том, чтобы подстраховаться от хождения этих бумажек.

Краулин – Что, по номиналу купишь? Даже не знаю, передавать ли Кореневу и Федорову твое щедрое предложение…

Седон – Не трудись. Этой парочке я платить не собираюсь. Перепишут сами свои акции. И пусть катятся!!

Краулин – Вот как ты понимаешь взаимные интересы… Чертовы деньги! Откуда они у тебя? Компания ваша – Рунал – чьими средствами ворочает? Проклятое Седоновское богатство началось у вас от сговора с укалаями. Продались вы за него! А потом о своей душе рассуждаешь! Даже в революцию не растрясли вашу мошну – плохо старались!

Седон – Если поинтересоваться – в плане взаимности – на какие шиши ты свой пакет акций приобрел? Может, квартиру продал? Или семейные накопления? Раскроешь финансы? Молчишь, поклонник морального кодекса строителей коммунизма? Чего вдруг в эксплуататоры рвешься, ренегат?

Краулин – Насмехаешься? В этот раз твоя победа. Отомстишь за прошлое?

Седон – Нет, зачем же… Это я к тому, что у каждого свой груз на совести… Месть меня не прельщает. Будем считать, что за истекшие годы счета оплачены. Твои акции я не трону – на свое имя ты немного приобрел. А что наворовали Коренев с Федоровым – они размахнулись сверх меры – придется вернуть.

Краулин – Ты же их голыми пустишь! Посовестись. Федоров после инсульта вряд ли поднимется – инвалид. Коренев с мозгами тоже не безоблачно… Оба вернутся в Устан на бобах. Что с них стрясешь.

Седон – Черт с ними. Пусть вернут акции и убираются.

Краулин – Все у тебя получилось, как ты хотел, Валера. Несправедливо это – когда все… Говоришь, что твои счета оплачены. Но как быть с Жанной?

Седон – Жанна… Ты не мог ее не упомянуть.

Краулин – Жанна – наша единственная дочь. Поздний ребенок. Жена долго лечилась, чтобы родить. Да, мы ее баловали. Да, она гордая, взбалмошная, отказов не получала. И ты ей не отказал.

Седон – Жмешь усиленно в одно мое место.

Краулин – Оторвать тебе надо это место… Ты опять Жанну пробросил. Жену не оставил.

Седон – Я ее не обманывал. Ни тогда, ни сейчас!

Краулин – Сейчас – да. Сейчас ее сам черт не обманет. Но не в первый раз.

Седон – Снова за рыбу деньги… Не с акциями, так с Жанной… Долбишь и долбишь!

Краулин – Ты тут говорил, что деньги – не главное. Разве только для тебя? Позарился я на богатство. Черт попутал. Или Бесуж мне глаза темной завесой закрыла… Кого хорошая жизнь не прельстит? Что в стране происходит – почище вактаба. Совсем совесть потеряли. Жрут и жрут. Не я – не ты – так другие. Хищники рвут Россию. И свои, и чужие. А я, старый… Не мое это время. Еще ты в отходящий поезд заскочишь, а я… Через себя не перешагнуть – ведь я старый, много пожил и понимаю – нельзя перешагивать… Я, когда захотел богатым стать, чего-то важного лишился. Что всегда было. Я хотел власти, хотел жизни обеспеченной, но не для того же, чтобы сделать других бессловесными рабами, быдлом – чтобы на их труде жиреть как клоп… Ну, учили меня в школе, учили – неправильно это!

Седон – Юрий Семенович, я ведь не священник – что ты передо мной исповедуешься? Могу тебя успокоить – на укалаевских акциях ты баснословно не разбогатеешь. И в категорию капиталистических кровопийц не перейдешь. Так, обеспеченный рантье…

Краулин – Ты мне про душу, и я тебе… Но все-таки – не про душу, так про Жанну. Абсолютно откровенно. Я приехал сюда не из-за акций, не из-за выборов и не из-за этих губошлепов – помощничков моих… Я приехал после того, как Жаннин приятель – Богданчик – порассказал мне, что вы здесь натворили и еще того пуще – собираетесь…

Седон – Богданчик? Ах, Богдан Тенишев – устанец, референт Коренева? Яркий молодой человек с рыжими волосами, эксцентрик? Прискорбно, что Коренев не использовал его в своей компании – для меня, конечно, не прискорбно…

Краулин – Ты все знаешь, иезуит! или даже изырды!! Но и я не вчерашний младенец. Я навел справки. Значит, в этот раз ты Жанну не обманывал? Попользовался, надоела – и спрятал от людских глаз в Котуте! чтобы избежать скандала перед выборами. Да это хуже тысячекратно!! Я немедленно еду туда! я вызволю мою девочку! и если с ней что-то случилось – нет, скандала не будет – будут похороны, твои!!

Седон – Ничего с Жанной не стряслось. Ты бы не гонял так запросто по городу – тем более в Котуть… Я полагаю, что идол уже установлен в тоне. Обрядование подготовлено. Роли распределены. Дальше все свершится.

Краулин – Ты что бормочешь? Вы здесь спятили? Так дурно вактабы повлияли?

Седон – Скорее, все должно прийти в норму. В относительную норму. И эти последние грозы и вактабы – как пар, готовый сорвать крышку… Не суй руки, Юра.

Краулин – Мне нужна моя дочь. Слышишь? Мне нужна моя дочь!!

Седон – Опять? Я не глухой. А ты опять собираешься ее заставить делать то, что сам считаешь правильным? привести в норму? опять через психушку?

Краулин – Жанна – моя дочь!

Седон – Но не твоя собственность! Ты творишь произвол!

Краулин – По-твоему, эта ситуация – нормальна?!

Седон – Здесь укалаевские представления о норме. Никто не считает Жанну ненормальной. И Жанне здесь легче дышится – грозовой воздух для нее живителен. Она многое передумала, перечувствовал. И кое-что решила.

Краулин – Отдай дочь, ирод проклятый!

Седон – Сейчас упакую, ленточкой перевяжу и вручу тебе. Законному владельцу.

Краулин – Да откуда ты опять навязался на нашу голову! Ты несчастье нашей семьи! Как ты смеешь меня упрекать? Я неправильно с дочерью поступил? Негуманно? Да зверь я! тиранил дочь!.. Девчонка чуть ли не с рождения имела много больше сверстников – импортные шмотки, жвачки, магнитофоны, уроки английского, музыкалку, отдых в Болгарии. Жена с работы ушла, лишь бы доченьке угождать. Я еще тогда говорил про Жанкины закидоны – штаны снять и выпороть! Негуманно! Если обращать внимание на их сопли, слезы, леденцы, то куда это заведет? Дебилизм полный! Девок всегда в строгости держали. Жаль, что не настоял, а когда спохватились…

Седон – Круто ты взялся исправлять.

Краулин – Да я ее не в дурку запихнул – не в вашу Ватеву. Ужасы не сочиняй. К лучшим областным врачам. Родная дочь ведь. Отдельная палата, хорошее питание, мы с женой ее навещали. После в санаторий на Черном море.

Седон – А мне Жанна говорила, что ужасно. Нет, не про серые стены, продавленные матрасы, туалеты с дыркой в полу. Но это была тюрьма. Не лучше Ватевы.

Краулин – Так она неадекватная – хохотала, жуков на себе ловила, на потолок лезла. Что прикажешь делать? Проглядели – она пилку вытащила и по запястьям чиркнула – не один раз, между прочим.

Седон – Ужасно, ужасно…

Краулин – Ты поигрался, а нам, родителям, этот ужас достался.

Седон – Если бы я знал…

Краулин – Знал – не знал… Ты в Москве неплохо устроился. А Жанна через год выздоровела. Мы ни к чему ее не принуждали – живи, дочка, радуйся… Но родительская тревога была, что дочь не пристроена. Подцепила она этого Виталика, привела в дом – знакомьтесь, мой жених. Человек не из нашего круга. Но я ни словом не возразил. Ты ведь на Жанне не женился – по Италиям да Германиям разъезжал. И лучше бы ты не возвращался. Я надеялся, что у Жанны семья сложится, заживут вместе. Но тут ты!! Мало того, что Жанку опять продинамил, но ты еще удружил. Я даже затрудняюсь назвать – это, вообще, за рамками – как ты ее муженька для своей дочери присмотрел. Виталик теперь с Татьянкой?

Седон – Рано выводы делать. Ты из-за чего бесишься? Дочь – твоя собственность. Получается, и зять? Говоришь, что все яблоки твои – не съешь, так покусаешь… Ты же на зятя никогда не смотрел – третировал его. Не вашего устанского круга. Но ослушаться он не должен!.. Юрий Семенович, ты для своих домочадцев – верховный судья, что ли? Расслабься, рухнула твоя крепость.

Краулин – Второй раз! Второй раз ты сводишь Жанну с ума – девочка опять все бросила и побежала к тебе. Ведь у нее своя жизнь наладилась, муж завелся и мы – ее родители! Ты достигаешь удовольствия, вампир?

Седон – Полегче. Если ты считаешь меня вампиром, мировым злодеем, изырды, то почему не уберег дочь? Ты не запретил ей поехать в Укалаев – ты не заблуждался, что она ехала ко мне! что повторится прежняя история! Что за мысли роились у тебя в голове? Юра, ты же комбинатор – все твои ходы от эмоций не зависят. У тебя был серьезный интерес. Ты бросаешь дочь в пасть льва – пардон, вампира – в расчете на что? Если я тогда не покинул жену, то сейчас тем более…

Краулин – Я думал… Я думал, что после того случая тебе совесть не позволит опять использовать Жанну…

Седон – Ах, совесть не позволит? Чего? Использовать? Фу, какое мерзкое слово! Я не могу! А ты можешь? ты можешь вот таким образом использовать дочь? Ты же ее именно использовал. Не лицемерь, Юра! Ты думал прежде всего о заводе, об акциях! Тебя подогревала жажда обогатиться! Отхватить жирный кусок, если выпал шанс! Два идиота – Коренев с Федоровым – были для тебя марионетками. Ты обещал взять их в компаньоны, и они кинулись скупать для тебя акции. За чужие, между прочим, денежки! И что они теперь? Идиоты – до сих пор тебе верят!

Краулин – Мы занимались одним и тем же – ты и я. А тобой руководила забота о здешнем народе? Ты мечтал добиться власти, богатства и тут же ими пожертвовать?

Седон – Ну… не так. Безусловного альтруизма я не обещал. Но кое-что постараюсь добиться. Больше, чем ты способен.

Краулин – Что же?

Седон – Мы запустим завод. Это уже точно. Выплатим долги по зарплате. Заткнем дыры. Сделаем все, чтобы город выжил – дышал, двигался, обновлялся. Для нас это нужно. Мы, Седоны, можем существовать только вместе с Укалаевым. Мы – единое целое – город, хозед, тон. А ты – прилипчивый чужак!

Краулин – Ну, спасибо на добром слове.

Седон – Ты обиделся, Юра?.. Пожалуйста, не хлопай дверью! Слишком театрально!

Краулин – Да пошел ты…

Тенишев – Юрий Семенович! Поговорили?

Краулин – Поговорили. Толку – ноль. Седону теперь никто не нужен. Теперь он – кум королю и сват министру. На выборах он победит. Даже если земля перевернется на очередном вактабе, и Коренев получит большинство голосов местных идиотов, мэром он не станет – его дееспособным не признают. Идиоту не доверят руководить идиотами… Так что остается один Седон. Не переехать его, не перейти…

Тенишев – Постойте…

Краулин – Загубили такое дело!! Теперь будем сидеть на чужом пиру и слюну сглатывать.

Тенишев – Постойте!! Погодите вы с вашими деньгами! Я про Жанну хочу спросить.

Краулин – Что Жанна? Осталась прежней дурехой. В Устане я пытался объяснить ей истинное положение вещей, она головой кивала, обещала слушаться. Приехала – и наплевала на все. Тогда не смогла Седона захомутать, и теперь не добилась. Кукиш с маслом он ей показал. Хуже, что девчонка с самого начала не понимала, чего она хочет – то ли любить, то ли мстить… Захотела и дудочку, и кувшинчик. Я, дурень старый, полагал, что моя дочь повзрослела, ума набралась, научилась своими мужиками вертеть. Научилась! Муженек Виталик променял ее на девку из Котутя, на чем Седон обломал его окончательно. Приручил – разве что поводок не повесил… Похоже, бедная моя доченька снова отправится к врачам. А что делать?

Тенишев – Погодите!! Как вы можете? Жанна – не чужая вам.

Краулин – Ага. Родная кровь. Жаль, что мозги не родные. На детях природа отдыхает.

Тенишев – Вы – чудовище!!

Краулин – Не очень-то словами бросайся. Пусть Седон облапошил меня в Укалаеве, но в Устане-то я по-прежнему кое-что значу. Силы, связи и средства у меня сохранились. Не вышло здесь – попробуем другой вариант, но такого гешефта уже не получим… Ничего, я найду способ вернуть Седонам должок. Вспомнят еще Краулина!

Тенишев – Вы себя слышите и жалеете, но не меня. Ау! Жанна!!

Краулин – А? Да ничего с Жанной больше не случится. Уже случилось. Ее заберем и домой поедем. Не тревожься, Богдан, сейчас назначают очень эффективные таблетки. Быстро в норму приведут. С мужем она разведется. Отдохнет. Подобной глупости я впредь не допущу – воли ей давать. Под присмотром будет. Если ни на что не пригодна, то хотя бы внуками нас с женой осчастливит. Внуками я сам серьезно займусь. Больше никаких симпатичных Виталиков.

Тенишев – Юрий Семенович, вы по-прежнему за всех решаете? кого казнить, кого помиловать? Тогда не стоило приезжать в Укалаев. Сняли бы телефонную трубку и раздали указания. Выполнить и доложить! Что, Виталик выпал из числа приближенных докладчиков?

Краулин – Сволочь твой Виталик! переметнулся…

Тенишев – Просто людям не нравится ваш диктат. Нельзя же так…

Краулин – И тебе не нравится, Богданчик? Чего ты тогда ко мне в Устан прибежал, крик поднял – надо спасать, надо спасать Жанну! Не сомневайся, спасем… Где ее только искать в этом городишке? Из гостиницы она ушла.

Тенишев – Я могу помочь. Пока вы с Седоном в войнушке схлестнулись – кто кого круче – я случайно встретил человека, который знает очень многое и очень полезен… бывает. Пожалуйста, не язвите. И бросьте глядеть на людей свысока!.. Это мальчик – просто мальчик. По местному определению – говорун.

Краулин – И о чем он с тобой разговорился? Что полезного сообщил?

Тенишев – Еще до моих вопросов он предостерег, что в Котуте нам сейчас лучше не показываться. А то один парень из городских его не послушался и поплатился – застукали аборигены в неподходящем месте и за неподходящим занятием. Из любопытства что-то он развернул, чего нельзя было… Хозяева возмутились и огрели по голове хорошенько.

Краулин – Форменный бандитизм! И Котуть – рассадник беззакония… Ну, и какое мне дело, что кому-то в Котуте по голове дали? Не мне же…

Тенишев – Дали и испугались – не насмерть ли. Тогда оттащили чужака к поселковской колдунье – Жердычихе. И Золотце – наш говорун – особо предупреждал, чтобы мы не вздумали тоже к Жердычихе направиться.

Краулин – А что мы потеряли у этой Жердычихи?

Тенишев – Вы как маленький – вопросы, вопросы… Знаю, говорит Золотце, что вам как раз туда надо, но очень не советовал бы…

8.6

Старая часть города. Особняк ОХОБа.

Валерий Михайлович Седон, Марк Советов.

Евгений Мицкис. Михал Михалыч Синевятов.

Мицкис – Валерий Михайлович! Вот решил спросить – все в порядке? ничего не требуется?

Валерий Седон – А почему нет? Здешнее гостеприимство выше всяких похвал. Благодарю за старания. Я оценил, а Краулин – вряд ли. Ну и ладно, насильно мил не будешь.

Мицкис – Ваш гость выскочил как ошпаренный. Даже от перекуса отказался. Мы предложили. Но его поджидал автомобиль, который тут же отъехал. Только пыль столбом.

Валерий Седон – В какую сторону его черти понесли?

Мицкис – Конечно, в сторону Котутя. Это сейчас главное направление.

Валерий Седон – Пусть едет! И пусть пеняет на себя.

Мицкис – Его можно тормознуть. На дороге между Межуем и Котутем милицейский пост. Времени хватит.

Валерий Седон – Хорошо, что напомнили, Евгений Виленович. Мне нужно сделать срочный звонок. А пока вот что…

Мицкис – Чай или кофе? У нас свежие пирожные.

Валерий Седон – Черный кофе. Без сахара. Больше ничего.

Мицкис – Марк Карленович приедет. Он давно в Укалаеве не был и сейчас обходит старые места. У родичей жены погостил, по Межую прогулялся и сюда обещал.

Валерий Седон – Марк? Ну, да… Евгений Виленович… Вам нужно сделать вот что. Краулин быстро в Котуть скатается. Там попробует нахрапом – ему ответят. Это уж непременно… Но из города он не уедет – дочь не оставит. Когда он возвратится мокрой курицей – вы его приютите. Должен же он где-то ночевать. Отведите ему местечко в гостинце.

Мицкис – Буду рад помочь. Свободные номера имеются. Кое-кто из гостей выселился после конкурса. После выборов последние журналисты уедут. И мы успокоимся.

Валерий Седон – Поскорей бы. Но у меня к вам дело не только с Краулиным… Это личное…

Мицкис – Валерий Михайлович, все, что в моих силах…

Валерий Седон – Моя дочь стала часто к вам заглядывать? Я имею в виду не ресторан – гостиницу.

Мицкис – Ну…

Валерий Седон – Я спросил – она приходит? У Татьяны новый приятель? Отвечайте!

Мицкис – Я думал, вы знаете. Микушин Виталий Антонович. Его номер на втором этаже. Меня просил о нем еще старый мэр. Серьезный молодой человек – не мэр, конечно… В основном ведет себя тихо. Особо не безобразничает. Лишь несколько случаев – но тут его вина незначительна… Один раз из его номера выпрыгнула голая девушка. И еще мамаша девушки отходила господина Микушина шваброй по бокам. Местные нравы – чего вы хотите… А если хотите, то я освобожу его номер. Кореневу в Укалаеве больше делать нечего – и команде его…

Валерий Седон – Выбрасывать гостя на улицу? Не по-людски это. Так много я вас не попрошу… Я сейчас переговорю по телефону и домой отправлюсь. Мне нужно дома быть. А вы от моего имени передадите приглашение этому серьезному молодому человеку. Хочу убедиться, насколько он серьезен.

Мицкис – К вам его привезти? Когда?

Валерий Седон – Сегодня. Не будем растягивать удовольствие.

Мицкис – Все сделаю, как вы сказали.

Валерий Седон – Алло! Михал Михалыч, узнали? Седон говорит.

Синевятов – Я весь внимание, Валерий Михайлович.

Валерий Седон – Ах, внимание? Это хорошо. Если действительно так. Помнится, вы заверяли меня, что ситуация в городе под контролем. И вы, как начальник службы безопасности УМЗ, отвечаете за свои слова.

Синевятов – Совершенно верно, Валерий Михайлович. Но в чем проблема? Накануне выборов у нас спокойствие. И на выборах не подведем. Мы стараемся.

Валерий Седон – Надо больше стараться, Михал Михалыч. Как пятилетку в три года…

Синевятов – А? Простите, не понял…

Валерий Седон – По-стахановски! Чего непонятно? Вы должны быть в курсе всех подробностей текущего момента. Упреждать события. А с вами и я не должен удивляться. Сюрпризы в нашей ситуации – плохая вещь.

Синевятов – Да в чем они, эти сюрпризы, состоят? Извините, Валерий Михайлович, несознательные мы…

Валерий Седон – Почему я узнаю о приезде в город областного чиновника уже постфактум – когда он мне лично позвонил по телефону и огорошил?

Синевятов – Вы про Юрия Семеновича Краулина?

Валерий Седон – Почему меня не предупредили о приезде? Это ведь не теща ко мне приехала. И не шапочный знакомый побеспокоил по пустячному поводу…

Синевятов – Извините, Валерий Михайлович. Мы немного припозднились. Самую малость. Посты милиции совместно с заводской охраной выдвинулись на дежурство на въезде в город два часа назад. Виноваты, конечно. Машину Краулина мы зафиксировали уже возле ОХОБовского особняка. По устанским номерам установили владельца. Я собирался вам позвонить, но ваша машина тоже была припаркована к особняку. Я не счел возможным мешать вашей встрече.

Валерий Седон – Не сочли возможным? Отговорки. Зарубите у себя на носу – если подобное повторится, городу и заводу потребуется более расторопный работник на вашем посту. Вообще, гляжу я – вы спустя рукава относитесь… В городе всякие сомнительные личности. И неожиданности на каждом шагу. Участкового в Котуте чуть машиной не переехали, хотя это дело семейное. Пьяные дебоши в ресторане. Один визит через Провал все затмевает. Область вон вертолеты посылает – инопланетян искать… Заинтересуются – кто из чистого любопытства, а кто профессионального долга ради… Нам вот не хватало привлечь внимание! Не хватает своего геморроя? Синевятов!

Синевятов – Я понял. Больше не повторится. Гарантирую.

Валерий Седон – Рад, что вы понятливый. И Валиеву намекните, что начальник милиции должен в первую очередь защищать интересы города и его жителей. Мэр может меняться – например, завтра поменяется. Но профессиональное выполнение своего долга – прежде всего. Надеюсь, он тоже отличается умом и сообразительностью – не растерял под рухнувшим помостом…

Синевятов – Обязательно передам. Еще раз приношу извинения. На сегодняшний вечер, ночь и следующий день выборов организованы усиленные дежурства по городу. Задействован весь личный состав милиции и нашей службы. Город мы перекрыли – мышь не проскочит. Вы будете иметь исчерпывающую информацию по реальной обстановке.

Валерий Седон – Уговорились, Михал Михалыч.

Синевятов – До свидания, Валерий Михайлович. Если что – звоните. Мы на посту… Здравствуйте, Марк Карленович. Да, Валерий Михайлович здесь. Прошу.

Марк – Я тебя искал. Как прошла встреча? С Краулиным – твоим заклятым врагом?

Валерий Седон – Уже и заклятым? Много чести ему! Старый партаппаратчик, когда-то был силен и ловок. Но теперь обыкновенный провинциальный чиновник. Бодрится, но бурные перемены дедушку загоняют – не орел Юрий Семенович, не орел! Грустно так – старость и даже, боюсь, легкая степень маразма. Сидел бы на печи у себя в Устане, а он кинулся с акциями УМЗ интриговать.

Марк – Ты ему высказал? Не боишься, что он организует тебе неприятности из Устана? Зловредные дедушки попадаются.

Валерий Седон – А мы его в Укалаеве-то попридержим. Посидит денька два в Мицкисовской гостинице, пока мы тут разрулим.

Марк – Как ты его придержишь? Запрешь, что ли? Как ты этого лося запрешь?

Валерий Седон – Фу, грубо. Тоньше надо работать, Марк. Ты же не слон – ты банкир. Подскажи, чем одно от другого отличается? Не можешь? То-то же… Меня уже уверили, что наша милиция нас бережет – выезды из города перекрыли. Очень разумно. В любом случае на время Озараг Илдыа надо обезопаситься. А предлог можно изобрести. Например, очередной удар стихии – пожар и все такое…

Марк – Тебя уже местная милиция слушается? Кто тебя уверял в безусловной преданности и сам предал нынешнего мэра?

Валерий Седон – Скажешь тоже – предал! Вовремя предать – значит, предвидеть. Начальник службы безопасности завода Синевятов.

Марк – Этот ушлый деревягинец? Щупленький мужичок, который постоянно морщится и бегает глазками? В старом костюме и шляпе?

Валерий Седон – Верное описание. Любят рядиться в овечью шкуру.

Марк – Деревягинцы? Ты застращал его?

Валерий Седон – Для порядка, Марк, для порядка. Его родичи всегда такими ушлыми были – псы хозяйские, в глаза смотрят преданно, хвостом виляют, на кого укажешь – лают и кусаются, но лишь пока чувствуют за тобой силу. Попробуешь веревку ослабить – выйдут из повиновения, а в худшем случае и предадут. Воспринимают только силу – буквально. Поэтому время от времени полезно кнутом стегать – будут усерднее служить.

Марк – Целая философия. В Москве мы оторвались от родной почвы.

Валерий Седон – И там точно также. Политика кнута и пряника. Тебе тоже придется осваивать эти хитрости, Марк. Менталитет советского инженера надо изживать. Ты теперь молодая акула капитализма! Но почему молодая? а дедушкино наследство – старая кровь аюна?

Марк – Ну, мы ведь Советовы…

Валерий Седон – Седоны вы! Седоны во всей красе!! Гевол Советов вам сбоку-припеку – лишь свою фамилию подарил… Бабка у тебя – Ирина Седон, кузина моей бабушки. Дед – Кошелев, знаменитый наш местный рифмоплет. Жена твоя тоже с Межуя – из Чернобринов. Арсений – шурин твой – женится на Вильгельмовой Маринке. Еще крепче сойдемся. Нашего вы роду-племени. Не отвертишься…

Марк – Да я разве отказываюсь…

Валерий Седон – Мы родня. И дела тут предстоят общие. Самые серьезные дела – в Укалаеве, а не где-нибудь еще… Многое мы уже оговорили. Финансами займется молодой Санди Стаканчиков. Это сейчас самое узкое место – здесь может оборвать. И тогда кранты нашим прочим планам… Марк, контактируй с Санди.

Марк – Разумеется. Увел ты у меня крутого спеца. Я такого даже в Москве сейчас не найду. Чиновников много, политиков как собак нерезаных, демократов, оракулов, вождей, бандитов и идиотов – народу в избытке, а хорошего бухгалтера нет, как нет…

Валерий Седон – Переживешь. Начнешь пахать свой участок… Первостепенный вопрос – деньги. Конечно! Презренные деньги!.. Маринка после переезда в Германию получила все необходимые бумаги и доверенность на иностранные счета семьи. Формальные действия уже предприняты. Наследство Екатерины Седон – Истеховой во Франции. Швейцарский капитал, которым Сергей Сергеевич планировал распорядиться для переоснащения завода. Умный был старый черт. Переведенные деньги так и осели мертвым грузом после революции… Посчитаем кубышку – должно хватить. Работать будем через твой банк.

Марк – Все сделаем.

Валерий Седон – Но извини. Санди тоже участвует.

Марк – Понятно. Желаешь меня контролировать?

Валерий Седон – Опять-таки для порядка. Чем больше денег – тем больше должно быть порядка.

Марк – Ясно. Разделяй и властвуй. Что ж, когда официальная коронация?

Валерий Седон – То есть инаугурация? Вступление в должность? Через неделю после официального объявления итогов голосования. Воля избирателей!

Марк – Нет. Коронация главы клана Седонов – тебя, Валерочка. Подтверждение сутесере от Аксары. Восстановление Седоновских прав.

Валерий Седон – Точной даты пока нет. Множество формальностей. И кровушки у меня еще много попьют.

Марк – Ты тоже переживешь, как я. Насколько понимаю, ты хочешь появиться в новом статусе на церемонии бракосочетания наследника? Очень вовремя это произойдет. Женитьба Серго на унай – превосходный случай. Твоя будущая невестка не имеет огрехов даже по меркам чванной знати гонвирских кровей – семей Роза с Адмирала или Севетов. Твои внуки – чистокровные аюны. Великолепный план!

Валерий Седон – Не делай из меня гения. Жизнь невозможно просчитать до мелочей. Сын и эта девочка просто встретились и подошли друг другу. Мы просто желаем им счастья. С начала века Седоны пережили много горя и смертей – новое столетие пусть начнется с простого человеческого счастья – простого, не аюнского…

Марк – Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Ты забыл про одну вещь. Чтобы жить дальше, нужно привести в порядок старые дела. Нужно пережить еще Озараг Илдыа…

Валерий Седон – Я об этом не забывал ни на минуту.

Марк – И кое-чем придется пожертвовать…

Валерий Седон – Не рви мне душу.

Марк – Ты теперь наш глава. Отец родной, твердыня! И душевные свои стенания спрячь поглубже. С виду же будь бодр и весел. Веди в бой! Сейчас многие на тебя глядят и слабину ищут. Да тот же Краулин приехал разнюхать, чем поживиться можно. Небось, Жанной хотел воспользоваться, чтобы подход найти. Ну, жук – жучило! Это ж какие фрейдовские глубины постичь! родная дочь… Интриган несчастный! Сам себя объегорил…

Валерий Седон – Поздно. На черта мне теперь Краулин сдался? Поначалу, конечно, надо было подстраховаться… Но мстить я даже тогда не готовился, хотя Анатолий меня подзуживал… Я вернулся в Укалаев и выдохнул свободно – обида перегорела, пепел от нее выдуло – туда же, в круг на Собачьем камне. Душа расправилась. Прошлого нет… Только бабушка…

Марк – Что с Валентиной Романовной? Межуй загудел дружно. Родственники мои – Чернобрины – встревожились. Напротив, дед Кирей притих, погрустнел, отодвинулся в свой угол – словно темное облако его окутало… В доме тихо стало. Аленка – бледная, глаза на мокром месте…

Валерий Седон – Бабушка, моя бабушка! Я себя ребенком чувствую, когда зову – ба-буш-ка… Вот так бы кричать, чтобы горло себе надорвать, но докричаться… Бабушка! Она всегда была и, казалось, всегда будет. В глухой черной одежде, в платке. Ее суровость и отстраненность. Ее сморщенные руки – она гладила меня по голове, садила на колени. Ее ноги зимой и летом в шерстяных носках. Те немногие личные вещи, которые она берегла – коробки ее, ажурные салфетки, простыни, статуэтка Дии, фотоснимок сына Павла… Наш дом – это не стены, не вещи, а бабушка. Детский страх, что уйдет она – и все рухнет… Сейчас словно отдирают часть меня – дорогую часть… Напрасно я Краулину рассказал про бабушку – может, сглазил?

Марк – Неужели так плоха? Нет надежды? Врачи, лекарства, деньги – из Москвы, из заграницы…

Валерий Седон – Ничего не жалко! Но поздно.

Марк – Она умирает?

Валерий Седон – Лежит на постели. Дремлет. Дышит хрипло. Каждый вдох разрывает ей грудь. Я подходил к двери и слушал… Анерай опаньлай!

Марк – Прости. Смириться тяжело. Моей бабушки Ирины давно нет, и мамы нет… Я понимаю, что ты чувствуешь.

Валерий Седон – Тоска накатывает. Я стараюсь отвлечься. События спешат. Поскорее выборы отвести – с плеч сбросить.

Марк – Не стрессуй. Желательно отвлекаться.

Валерий Седон – Я отвлекаюсь – например, болтовней с этим Синевятовым. Да я могу выгнать его и все!.. Или игры, фигли-мигли с Краулиным. Все ерунда, все пустота… Умирает моя бабушка – сейчас у-ми-и-ра-ает… Е-э-э…

Марк – Валера!

Валерий Седон – Да, ты уже знаешь? приходил Мерет. Потребовал венец изырды.

Марк – Ты отдал?

Валерий Седон – Как не отдать? Состоится обрядование на Собачьем Камне. Под водительством Мерета. Очень важно. Струна натянута до предела – еще с давних годов. Надо освободить мертвых из старого парка – тех, кого погребли во тьме, под ношей Бесуж. И тех – в подвале нашего дома. Успокоить страсти, отпустить души в Оял. И всем нам отпустить прошлое. Достичь равновесия… Надеюсь, мы к чему-то придем. Ты пойдешь?

Марк – Меня там ждут?

Валерий Седон – Не тебя – нас. Нас, правнуков Натальи Седон – потомков Катерины. Ждут.

Марк – А твоя унай, в которой течет кровь Любови? Еще явится Невеста на место – не твоего сына невеста…

Валерий Седон – Нет. Конечно, нет. Свет и тьма непримиримы. Но Мерет обещал постараться, чтобы без эксцессов…

8.7

Межуй. Дом Седонов.

Члены семейства. Валерий, Анатолий и Дара.

Оксана, Ирина Анатольевна.

Карина, Олег, Марина Вильгельмовна.

Валерий – Дара? Вы чего в темном доме сидите? Подъезжаем – у вас только на втором этаже два окна светится. Что случилось? Как бабушка?