Женя, наконец, уснула.
Виктор посмотрел на Лену, и сердце его сжалось от жалости, которой он никогда к Лене не испытывал. Она всегда казалась ему достаточно сильной и уверенной в себе. Сейчас темные круги под глазами придавали ее лицу какое-то затравленное выражение, и она казалась старше своих лет.
В полурасстегнутом халате, из-под которого выглядывала сорочка, она стояла над детской кроваткой, боясь снять прохладную руку с горячего лобика Жени.
– Присядь, отдохни немного, – сказал Виктор, обнимая ее и отводя от кроватки, – А лучше – приляг. Она, может еще проснется, будет тебя звать. Я разбужу.
– Я не засну, – устало проговорила Лена, но послушалась. Села на край дивана, безжизненно сложив руки на коленях. Непонятное, неизведанное ранее чувство к ней – не к женщине, которая спала с ним, а к матери его детей – абсолютно без намека на какую-то сексуальность – поднялось в нем к Лене, к ее усталым рукам, потухшим глазам и безвольному лицу.
– Леночка, приляг, – он положил ей под спину подушку, – все будет хорошо. Это же просто грипп. Он по всему городу ходит, у всех температура по несколько дней… Нужно просто время.
Ему даже страшно было слышать свои слова, обращенные к жене, которая всегда говорила: «У всех дети болеют… Ничего страшного, перерастет…» или «Сопли – это не болезнь. Ничего, акклиматизируется». Ему всегда казалось, что эти рассуждения говорят о том, что Лена прохладно относится к детям – без лишнего «визга» – и это даже нравилось ему. Но сейчас он заметил, что те ее слова были лишь частью того, что было у нее внутри на самом деле. И вот настал момент, когда, говори-не говори, а по лицу твоему видно, как ты переживаешь.
– О, Господи, – Лена уронила голову на руки.
– Леночка, я же с тобой, я же рядом, мы все переживем, – успокаивал он ее, гладя по голове.
– Спасибо тебе, – неожиданно взяв себя в руки, Лена тяжело вздохнула.
– О чем ты говоришь? – он опустился перед ней на колени, – Это же наши дети. Твои и мои. Не мучайся так, завтра температура спадет, и все станет на свои места. Пять дней, как в горячке… Ты устала. Любому дурно станет.
Лена встала и подошла к окну.
– Скажи мне, Витя, а ты где займешь свое место, когда Женька, даст Бог, выздоровеет?
– Я не понял, – Виктор удивленно посмотрел на нее.
– Вить, спасибо тебе за то, что ты был тут все эти пять дней. Я бы не выдержала.
– Ну что ты опять «спасибо»? Как я мог не быть здесь? Где я мог быть?
Лена устало подняла глаза и, теребя пояс халата, посмотрела ему прямо в лицо.
– У тебя есть где быть. Я знаю. Неужели ты даже не догадывался о том, что я все знаю?
– Что ты знаешь? О чем ты?
Лена усмехнулась.
– Не притворяйся. Мы с тобой восемь лет женаты. Я тебя очень хорошо знаю. И вижу, когда ты притворяешься.
Они помолчали.
– У тебя кто-то был?
Виктор вздохнул.
– Или и сейчас есть?
Почти непроизвольно он отрицательно мотнул головой. Ему самому было противно ощущать в себе желание подленько спихнуть все на далекое прошлое, и забыть все «за давностью лет».
– Лен, там ничего серьезного. Даже говорить не о чем.
Лена еще раз усмехнулась.
– Если бы ты знал себя год назад и теперь, ты бы так не говорил, милый. И следа не осталось от прежнего мужа…
– Разве?
– Ни капельки не осталось. Иногда думаю: где мой Витенька? Нету! Исчез. Испарился. Трется рядом совсем чужой мужик. И как звать не знаю.
– Ну что ты, Лена, – Виктор хотел как-то шумно и многословно убедить ее в том, что история, якобы известная ей, ничего не стоит, и все это сплетни, и он уже и думать забыл о том, что было, и вообще все это неправда. Но, вместо этого, спросил:
– Ты давно знала?
– Давно.
Как пойманный на месте преступления вор, страстно желающий срочно, сейчас, свалить на кого-то свою вину, и от этого теряющий чувство реальности, Виктор вдруг неожиданно резко спросил:
– Ну и что же ты молчала?
Лена с интересом подняла на него глаза.
– А о чем нужно было говорить?
– Значит, ты просто наблюдала за мной? Ждала, чем все закончится?
– Я и до сих пор жду, чем все это закончится. Ведь, как я понимаю, ничего еще не закончилось, да? И это просто перерыв из-за болезни Женьки, да? Я же все вижу. Я же сама женщина, и все понимаю. Я бы и сама так сделала. Это она тебя послала, да?
– Куда послала?
– Ну сказала: иди домой, ты там нужен, там дети, да? Ей же нужно перед тобой ангелом казаться. Представляю, как любой мужчина оценил бы такой жест.
Тут Лена ошибалась, и Виктор так обрадовался тому, что она хоть в чем-то думает о нем хуже, чем есть на самом деле, что с неожиданной искренностью он начал убеждать ее:
– Вот тут ты в корне ошибаешься. Что бы там ни было, а вы были для меня всегда на первом месте. Да, Лена, было. Я не скрываю. Раньше скрывал… – Его опять что-то подталкивало к спасительному вранью, и он опять начала запинаться и сбиваться.
– Да, раньше скрывал. Тебя расстраивать не хотел. Но знал, что это несерьезно. А теперь уже все. Так о чем говорить?
– И давно уже все? – недоверчиво спросила Лена.
– Нет, недавно, – решительно закончил Виктор.
Лена подняла голову, собираясь сказать что-то язвительное (как ему показалось), но в это время Женя зашевелилась, и они вместе, стараясь не шуметь, бросились к кроватке.
– Тшшш, – прошептала Лена, трогая рукой лоб девочки, – Кажется, падает температура. Вся мокрая, вспотела, смотри…
Виктор дотронулся до воротника детской пижамы и почувствовал неприятную влажность.
– Вот и хорошо, – прошептал он.
– Ее нужно переодеть, а то она сейчас остынет в мокрой рубашке, – Лена кивнула на шкаф с одежками.
Без лишних вопросов, Виктор подошел к шкафу, вытащил сухую мягкую пижамку, пахнущую чем-то чистым и детским, и они вместе, тихо, «в четыре руки», стараясь не толкать друг друга, начали переодевать Женю, осторожно вставляя слабые сонные ручки в рукава.
– Все хорошо, все хорошо, – повторял Виктор, чтобы не молчать и продлить мгновения, когда они переодевали дочку.
– Тише, Вить, – шепнула Лена ласково и с благодарностью посмотрела на него.
И от того, что она испытывала в этот момент чувство благодарности к нему, в то время, когда он еще, на самом деле, ничего не решил и ничего не сделал для того, чтобы позволить себе принять ее прощение, Виктор почувствовал себя последней свиньей.
Девочка несколько раз вздохнула, закашлялась, но не проснулась.
Лена молча смотрела на ребенка.
– Ленка, – чуть громче прошептал Виктор, – послушай…
– Витя, ложись спать. Поговорили, и все. Всё – значит всё.
Он понял, к чему относились ее последние слова, и сжал ее руку.
– Иди спать, – сказала Лена еще раз, – я тут рядом с ней прилягу.
– Нет, ты или, а я останусь. Я буду следить, чтобы она не раскрывалась. Не волнуйся.
Лена хотела что-то возразить, но только покачала головой, погладила его по руке и, подхватив мокрую пижаму, вышла в другую комнату.
«В конце концов, я сам все затеял, сам должен и исправлять, – думал Виктор, – никто не придет и не разберется в моей жизни. Я сам должен все решить и исправить. Первая фаза решения любой проблемы – это формулировка самой проблемы… Сейчас, как будто, все разложено по полочкам, и мне все ясно. Проблема поставлена, а значит и решение найдется».