Сумрак комнаты нежно обнимал двоих, лежащих поверх простыней. Луна, выкатившаяся на небосвод, полная и яркая, заглянула в окно, которое выходило на тихую узкую улочку. Ее свет коснулся женской руки: тонкая кисть, сливочно-белая кожа, узкая ладонь, что покоилась на мужской груди.
Они лежали неподвижно, вдыхая пряный аромат ночи, закрыв глаза. Их разделяла лишь тонкая ткань батиста, а соединяло… Соединяло тепло, желание и вот-вот готовая вырваться наружу страсть. А пока… Оливер провел пальцами по женской груди. Он не открывал глаз, наслаждаясь лишь прикосновениями.
Вот так, с закрытыми глазами, отдавшись на волю воображению, он наслаждался. Ощущение нежной кожи, упругой девичьей груди, что становится тверже от невесомых прикосновений – все это заставляло его кровь течь по жилам быстрее.
Он приподнялся на локте, медленно, словно пробуждаясь ото сна, открыл глаза и посмотрел на Алету. Она улыбалась. Ее опущенные темные пушистые ресницы, ямочки на щеках, выбившаяся светлая прядь – ангел во плоти. Непорочный ангел, решивший спуститься с небес.
Он склонился над ней, и прикоснулся губами к ее губам. Почти целомудренный поцелуй, заставивший Алету открыть глаза. Ее то ли вздох, то ли стон разнесся по комнате тихим эхом, отразился от штор, соскользнул с карниза полуночным вором.
От прикосновения его горячих губ Алета вздрогнула, а когда он опустился на нее сверху – ее напротив окатила волна жара. Она почувствовала тяжесть мужчины. Ее первого мужчины. Ее любовника.
Их лица были друг напротив друга. Ее глаза, в изумрудных озерах которых плескалось желание непознанного. Его глаза, в черноте которых притаилась страсть предвкушения.
Ночь не дарила прохлады. Тонкие простыни сейчас казались для этих двоих раскаленным песком. А единственным спасением было прижаться друг к другу как можно ближе. Разделить один вздох на двоих.
Но Оливер медлил. Ловил секунды мучительного наслаждения, отдаваясь влечению, словно приручая Алету, будто настраивая ее тело подобно тому, как музыкант – свой инструмент.
Странное оцепенение разжигало огонь внутри них лучше любых поцелуев и ласк. Ее целомудренность. Его желание обладать.
И все же он не выдержал. Едва коснувшись губами ее уха он прошептал:
– Алета…
Никогда звуки собственного имени так не будоражили ее, не заставляли сердце биться столь часто, а тело выгибаться навстречу. Она прижалась к нему еще теснее. Его рука, начавшая свое путешествие с затвердевшей вершинки соска спускалась все ниже и ниже по тонкой талии, округлому бедру и, наконец, замерла на колене.
Оно было округлое, гладкое, как отшлифованная морской волной галька, с нежной кожей, едва тронутой южным загаром, и казалось Оливеру совершенным. Оно сводило молодого мужчину с ума.