Посидите рядом с красивой девушкой, и час пролетит как одна минута. Но сядьте на раскаленную плиту, и минута покажется вам часом. Это и есть теория относительности.
Сан-Франциско
1976 год
Элиоту 30 лет
– Неплохо, да? – Растянувшись на песке, Мэтт показал на раскинувшийся перед ними широкий залив, окруженный холмами.
Друзья жили скромно – рестораны им были не по карману. В обеденный перерыв они направлялись на пляж, где перехватывали по хот-догу.
Это был прекрасный солнечный день. Мост Золотые Ворота, окутанный легкой дымкой, будто плыл по ковру из молочно-белых облаков.
– Ты прав: лучше здесь, чем в тюрьме! – подтвердил Элиот, жуя сэндвич.
– У меня есть грандиозная новость, – объявил Мэтт с таинственным видом.
– Правда? И какая?
– Потерпи немного, приятель, сюрприз получишь на десерт…
Вокруг них веселилась молодежь, приехавшая на пляж насладиться теплом бабьего лета. Компания оделась по последней моде: юноши щеголяли бакенбардами, брюками-клеш и атласными рубашками, девушки – длинными пестрыми блузками, кожаными куртками и яркой бижутерией.
Мэтт включил радиоприемник и сразу поймал хит сезона от группы Eagles: привязчивую мелодию Hotel California.
Насвистывая припев, он разглядывал пляж.
– Видишь девушку справа от тебя? По-моему, она на нас смотрит!
Элиот украдкой обернулся: красивая молодая женщина, грациозная, как нимфа, лежала на полотенце и лакомилась итальянским мороженым. Скрестив длинные ноги, она время от времени поглядывала на друзей.
– Очень может быть.
– И что ты о ней думаешь? – спросил Мэтт, отвечая нимфе взглядом.
– Хочу тебе напомнить, что в моей жизни уже есть женщина.
Мэтт беспечно махнул рукой:
– А тебе известно, что только пять процентов млекопитающих живут парами?
– И что из этого?
– Что тебе мешает присоединиться к остальным девяноста пяти процентам, которые не усложняют себе жизнь моногамией?
– Не думаю, что Илена согласилась бы с тобой…
Мэтт проглотил последний кусок хот-дога и с беспокойством посмотрел на друга:
– Ты в порядке? Что-то неважный у тебя сегодня вид.
– Брось эти комплименты, ты меня нервируешь.
– Я просто переживаю за тебя: ты слишком много работаешь.
– Моя работа – это здоровье людей.
– Я понял: ты опять наведался в ту китайскую забегаловку, что на первом этаже твоего дома.
– К господину Шо?
– Да. Ты уже пробовал его утку по-пекински?
– Это очень вкусно.
– По-моему, она из кошатины…
Их прервал продавец мороженого:
– Какое предпочитаете? Фисташковое? Карамельное? Кокосовое?
Элиот доверился вкусу друга, которому хотелось выбрать мороженое для них обоих. Едва продавец отошел, их разговор возобновился.
– Как прошли выходные во Флориде? Ты выглядишь озабоченным…
– Вчера вечером со мной произошло нечто очень странное, – признался Элиот.
– Слушаю тебя.
– Я встретил кое-кого в аэропорту.
– Женщину?
– Мужчину… лет шестидесяти.
Мэтт хмурился, а Элиот рассказал ему о странном столкновении с таинственным незнакомцем, который исчез в туалете аэропорта.
Мэтт выдержал паузу и недовольно произнес:
– М-да, это серьезнее, чем я думал.
– Клянусь тебе, это правда.
– Поверь мне, приятель, тебе надо меньше работать.
– Не беспокойся обо мне.
– А как мне не беспокоиться, Элиот? Ты рассказываешь, что к тебе сегодняшнему явился ты из будущего и вы мило побеседовали. Это, по-твоему, нормально?
– Ладно, сменим тему.
– Как поживает твоя дорогая Илена?
Элиот повернулся к океану, и на миг его взгляд зацепился за туман, окружавший металлические опоры Золотых Ворот.
– Она хочет ребенка, – ответил он задумчиво.
Лицо Мэтта засветилось радостью:
– Это замечательно, можно я буду его крестным отцом?
– Я не хочу детей, Мэтт.
– Вот как? Почему?
– Ты прекрасно знаешь: мир стал слишком опасен, слишком непредсказуем…
Мэтт возвел глаза к небу.
– Старик, ты несешь какую-то ерунду. Чтобы защитить своего малыша, есть ты, Илена, и даже я возьму на себя часть забот. Родители ведь для этого и нужны, правда?
– Тебе легко говорить: ведешь жизнь плейбоя, каждый день меняешь подружек. По-моему, ты еще не готов завести семью…
– Это потому, что мне не повезло: не я встретил Илену. Только тебе выпадают такие удачи. Она – единственная на всем белом свете и досталась именно тебе. Но ты слишком глуп, чтобы это понять…
Элиот отвел взгляд и ничего не ответил. Огромная волна обрушилась на пляж и швырнула в их сторону клочья пены. Через несколько минут хорошее настроение вернулось к ним, и разговор перешел на более легкомысленные темы.
Решив, что подходящий момент для «сюрприза» наступил, Мэтт порылся в сумке и достал бутылку розового шампанского.
– Что празднуем? – поинтересовался Элиот.
Мэтт безуспешно пытался скрыть радостное возбуждение.
– Все, старик, я наконец ее нашел! – признался он, откупоривая бутылку.
– Женщину твоей жизни?
– Нет!
– Возможность избавить мир от голода?
– Землю, старик! Под наш будущий виноградник. Великолепный участок с большим деревянным домом на вершине холма…
Несколько лет назад Мэтт получил лицензию пилота. Он приобрел гидросамолет и стал хорошо зарабатывать, катая туристов над заливом. Но уже давно он вынашивал немного безумный план основать вместе с Элиотом собственную винодельню в долине Напа.
– Уверяю тебя, теперь самый подходящий момент, чтобы вложиться в это дело! – с воодушевлением объяснял он. – Сейчас в долине куплено всего несколько участков, а ведь вино – это будущее Калифорнии. Это наше красное золото, понимаешь? Если мы сейчас запустим бизнес, то разбогатеем!
Убежденный лишь наполовину, но радуясь за друга, Элиот пообещал приехать в следующие выходные, чтобы взглянуть на участок. Он с улыбкой слушал Мэтта, излагающего грандиозные планы до тех пор, пока будильник в часах не напомнил о реальности.
– Ладно, мне пора, – сказал он, вставая и потягиваясь. – Пойду спасу еще несколько жизней. А ты? Что будешь делать вечером?
Мэтт обернулся, чтобы удостовериться: прекрасная нимфа никуда не ушла. Подмигнув ему, она недвусмысленно дала понять, что ждет его.
Мэтт просиял. Он был молод, красив, вся жизнь была впереди.
– Кажется, кто-то очень хочет пройти у меня медосмотр…
На Хайд-стрит была пробка; зажатое со всех сторон такси еле двигалось. Элиот заплатил по счетчику и вышел, хлопнув дверцей. Больница была уже рядом: пешком он дойдет быстрее. Закурив, он быстрым шагом пошел по улице. Каждый раз, приближаясь к своему месту работы, он испытывал смутный страх. Одни и те же вопросы не давали ему покоя. Оправдает ли он ожидания? Примет ли правильное решение? Не потеряет ли пациента?
Он был еще не в том возрасте, когда чувствуешь себя закаленным. Он не успел отрастить броню. До сих пор в его карьере не было сбоев: блестящая учеба в Беркли, где он перепрыгнул через курс, больничная практика в Бостоне, четыре года интернатуры и несколько педиатрических специальностей, освоенных им в ординатуре. И где бы он ни работал, его всюду сопровождали самые лестные отзывы.
И все-таки Элиот иногда сомневался, что создан для профессии хирурга. Конечно, он чувствовал удовлетворение, отдавая себя другим, принося им пользу. Иногда, в конце рабочего дня, понимая, что сыграл решающую роль, он уходил с работы в состоянии, близком к эйфории. Он садился в машину и летел на полной скорости вдоль побережья. Он боролся за жизнь – и победил. В такие вечера Элиот чувствовал себя почти богом. Но это блаженство никогда не длилось долго. Потому что всегда наступало завтра или послезавтра, когда пациент, будучи «в состоянии средней тяжести», вдруг умирал у него на руках.
Он взглянул на часы, потушил окурок и ускорил шаг. До больницы оставалось не больше сотни метров.
«Действительно ли я занимаюсь своим делом?» – снова спросил он себя.
Каким врачом он собирался стать? Элиот выбрал эту стезю, чтобы сдержать давнее обещание, после того как в его жизни произошло одно важное событие. Он не жалел о своем выборе, но иногда завидовал беззаботной жизни Мэтта. Последние десять лет у него ни на что не хватало времени: ни на чтение, ни на спорт, ни на другие интересы помимо работы.
Он вошел в больничный холл, надел халат и поднялся на одиннадцатый этаж. В зеркале лифта отразилось его измученное лицо. Целую вечность ему не удавалось проспать восемь часов подряд. С тех пор как ночные дежурства приучили Элиота спать урывками и, свернувшись калачиком, отключаться на десять минут, у него не получалось отсыпаться, даже когда была такая возможность.
Он толкнул дверь и вошел в зал, облицованный блестящей плиткой, где его уже ждал Лэнг, стажер из «Скорой помощи».
– Я хотел бы с вами проконсультироваться, доктор Купер, – сказал он, представляя его мистеру и миссис Романо, супружеской паре, которая его сопровождала.
Он – маленький брюнет, типичный итало-американец, с первой же минуты вызывающий симпатию. Она – высокая блондинка. Красивый союз противоположностей. Их дочь Анабель доставили только что в отделение «Скорой помощи», где она лежит, не подавая признаков жизни.
– Ее мать, приехав домой днем, нашла ее в этом состоянии. Они думают, что дочь так и не просыпалась с утра, – объяснил Лэнг. – Я запросил полное обследование, и доктор Амендоза сделал компьютерную томографию.
Этот новый медицинский аппарат – томограф, позволявший получать изображение внутренних органов, приобретали во всех больницах мира, назвав его «сканер».
Элиот подошел к распростертому на кровати безжизненному телу. Анабель оказалась девушкой лет пятнадцати, которая унаследовала одновременно скандинавские черты матери и итальянскую приветливость отца.
– Она не жаловалась в последнее время на головные боли и рвоту?
– Нет, – ответила мать.
– Она употребляет наркотики?
– Нет!
– Она могла во сне удариться головой или упасть с кровати?
– Тоже нет!
Еще до того, как обследовать девочку, Элиот почувствовал, как уходит из нее жизнь, а притаившаяся в углу смерть ждет своего часа.
Однако начало осмотра внушало надежду: дыхание Анабель было ровным, сердце и легкие функционировали нормально. Затем Элиот проверил роговичный рефлекс – ничего необычного.
Картина резко изменилась, когда Элиот обследовал зрачки девушки. Осторожно поворачивая голову пациентки справа налево, врач обнаружил, что ее глаза не двигаются вслед за движением головы. Затем, когда он надавил на грудину, запястье девушки резко напряглось.
– Это нехороший знак, да? – спросил господин Романо. – Есть какая-то проблема с мозгом?
Элиот был сдержан.
– Пока рано делать такие выводы. Подождем результатов обследования.
Результаты появились через несколько минут. Когда доктор крепил рентгеновский снимок на светящийся экран, уже догадывался, что на нем обнаружит. Поскольку больница состояла при университете, он дал возможность стажеру самостоятельно поставить диагноз.
– Отек в мозжечке?
– Правильно, – неохотно подтвердил Элиот. – Геморрагический отек мозжечка.
Он вышел из рентгеновского кабинета и вернулся к родителям Анабель.
– Ну как, доктор? – спросили они дуэтом, как только он пересек порог кабинета.
Он смотрел на чету с состраданием. Ему хотелось сказать им что-нибудь ободряющее, например: «Все будет хорошо, девочка вот-вот проснется». Но это была бы неправда.
– Я очень сожалею, но у вашей дочери инсульт. Она безнадежна.
Наступила тишина. Молчание, казалось, длилось вечно, пока родители постигали смысл сказанного. Мать слабо вскрикнула, а отец отказался верить:
– Но она дышит! Она еще жива!
– Пока да, но у нее отек; он будет расти и все больше мешать дыханию, а потом оно прекратится.
– Но ее можно подключить к аппарату искусственного дыхания! – упорствовала мать.
– Да, мадам, можно, но это ничего не изменит.
Шатаясь, отец подошел к телу дочери.
– Как… как у нее мог случиться инсульт? Ей ведь даже пятнадцати лет не исполнилось…
– Это может случиться когда угодно и с кем угодно, – пояснил Элиот.
Ослепительные солнечные лучи заливали комнату безжалостным светом, золотя белокурые волосы девочки. Казалось, она просто спит, и было трудно поверить, что ей уже не суждено проснуться.
– Но вы даже не попытаетесь сделать операцию? – изумилась мать, все еще не веря в происходящее.
Муж подошел к ней и взял за руку. Элиот посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
– Это конец, миссис Романо, мне очень жаль.
Ему хотелось остаться с ними подольше, взять на себя хоть малую часть их горя, найти несколько слов утешения, хотя он и знал, что таких слов просто не существует.
Но его звала медсестра. На три часа была запланирована операция, и он уже опаздывал. Прежде чем уйти, Элиот должен был выполнить до конца свои врачебные обязанности, спросив у родителей, не возражают ли они против изъятия органов их дочери для донорства. Он должен был убедить их, что смерть Анабель послужит, может быть, спасению других жизней. Да, Элиот должен был исполнить долг до конца, но сегодня он не чувствовал достаточно мужества.
Он вышел из зала подавленный, с трудом сдерживая гнев. Прежде чем подняться в операционный блок, он зашел в туалет, чтобы ополоснуть лицо холодной водой.
«Я никогда не буду иметь детей, – поклялся он себе, глядя в зеркало. – Я никогда не буду иметь детей, чтобы они не умерли!»
Тем хуже для Илены, если она не захочет его понять…
Вечерние сумерки спустились на огромный парк развлечений «Морской мир Орландо». Пока последние лучи солнца причудливо изгибали тени кипарисов, поредевшая толпа покидала заповедник, радуясь, когда поблизости оказывались дельфины, гигантские черепахи и морские львы.
Илена наклонилась над бассейном и позвала Аннушку – самую крупную косатку парка:
– Привет, красавица!
Молодая женщина ухватилась за плавник животного и заставила его перевернуться на спину.
– Не бойся, это не больно, – сказала она успокаивающе и воткнула иглу в тело, чтобы набрать в шприц немного крови.
Это всегда была очень непростая операция. Косатки – самые умные среди китообразных, но они же и самые опасные. При всем своем приветливом нраве Аннушка оставалась шестиметровым хищником весом в четыре тонны, способным убить человека ударом хвоста или лишить конечности одним движением челюстей, оснащенных пятьюдесятью острыми как бритва зубами. Каждый раз Илена старалась заручиться добровольной поддержкой животного, превращая неприятную процедуру в игру. Обычно все проходило нормально. Илена обладала особой интуицией, что делало ее великолепным ветеринаром.
– Вот и все, – сказала она, извлекая иглу. Она погладила хищницу и высыпала ей в награду ведро мороженой рыбы.
Илена обожала свою работу. Как ветеринар заповедника, она отвечала за физическое и психическое здоровье всех животных в океанариуме. В ее ведении находились чистка водоемов, приготовление кормов. Она всегда присутствовала при обучении дрессировщиков. Было необычно, что девушка добровольно взвалила на себя столько ответственности. Надо сказать, она долго и упорно добивалась этой должности. Еще в детстве Илена страстно увлекалась подводным миром, и особенно китами. Не ограничившись дипломом ветеринара, она получила специализацию в области морской биологии и прошла курс психологии животных. Но в этом профессиональном секторе вакансии случались крайне редко, и шансы работать с дельфинами и косатками были почти такими же призрачными, как шансы стать космонавтом. Однако Илена не стала цепляться за свою мечту и оказалась права. Потому что пять лет назад, в 1971 году, Уолт Дисней выбрал маленький город Орландо для строительства Диснейленда – гигантского парка развлечений. Благодаря наплыву туристов Орландо из сельской дыры превратился в самое популярное место Флориды. «Морской мир» тогда следовал по стопам Микки-Мауса, став самым большим в стране морским зоопарком-океанариумом. За год до официального открытия парка Илена начала осаду дирекции, чтобы заполучить это место, уже обещанное одному ветеринару более солидного возраста. Ее согласились взять на испытательный срок, и по его окончании она была принята в штат! В этом сказалось преимущество Америки: профессионализм начинал, наконец, главенствовать над возрастом, полом и социальным происхождением.
Она безумно любила свою работу. И не подозревала, что ее друзья из «Гринписа» иногда кривились из-за того, что животных держат в неволе. Однако стоило признать, что в «Морском мире» не игнорировали проблемы окружающей среды. Илене удалось добиться от дирекции, чтобы та щедро профинансировала программу защиты ламантинов.
Молодая женщина покинула зону водоемов и вернулась в административный корпус. Она наклеила этикетку на флакон с пробой крови и отнесла его в маленькую лабораторию, чтобы сделать там анализ. Прежде чем приняться за работу, она зашла в туалет освежить лицо холодной водой. Весь день она чувствовала себя разбитой.
Когда она подняла голову к зеркалу, висевшему над умывальниками, то увидела, что по ее щекам непроизвольно текут слезы. Она их даже не чувствовала.
– Какая я дура! – сказала она, вытирая мокрые глаза.
На самом деле Илена прекрасно знала, в чем дело: она не переставая думала о последнем разговоре с Элиотом. О его реакции, когда она поделилась с ним сокровенными мыслями о ребенке. Так было каждый раз, и она не понимала его уклончивое поведение; ей казалось, что он избегает ответственности.
Однако она ни секунды не сомневалась в его любви. Их чувство было сильным, и они оба не уставали удивлять и радовать друг друга…
Но могла ли эта любовь выдержать испытание временем? Илене было почти тридцать. Здесь, во Флориде, вокруг нее постоянно вертелись мужчины; она была неотразима и понимала это. Но сколько еще это продлится? Молодость понемногу уходила. Она отмечала, что у нее уже не такое тело, как у восемнадцатилетних девочек, которых она видела на пляже или на трибунах во время шоу, и нет свежести, присущей юному возрасту.
Само по себе старение ее не так уж беспокоило. Но вокруг менялись нравы: говорили о свободной любви, о сексуальной революции, и эти перемены ей совсем не нравились. Потому что она мечтала о прочных и долгих отношениях с Элиотом, и ей совершенно не хотелось отпускать любимого мужчину осваивать с другими женщинами позы из Камасутры.
Она сделала несколько глотков воды и вытерла глаза салфеткой.
Может быть, Илена недостаточно показывала Элиоту, как любит его? Она была стыдлива, и любовные признания давались ей с трудом. Но когда любишь, слова не нужны: о твоем чувстве знают. Тем более, когда женщина просит мужчину стать отцом ее ребенка, разве это не говорит о том же?
Она хотела от Элиота ребенка, потому что сильно любила его. Она была не из тех женщин, которые мечтают о беременности и хотят родить для себя во что бы то ни стало. Она хотела, чтобы ребенок стал продолжением их любви.
Вот только Элиот явно был против.
И Илена не понимала почему.
Она догадывалась, что желание иметь ребенка тесно связано с пережитым опытом человека, с его детством. Илене повезло: в Бразилии она выросла в небогатой семье, но с любящими родителями, и знала, что в материнстве она бы расцвела. А в семье Элиота постоянно скандалили. Не в этом ли была причина его упорства?
Однако она не сомневалась в его способности стать замечательным отцом. Много раз, заезжая за ним в больницу, она заставала его за работой. Будучи детским хирургом, Элиот умел находить общий язык со своими юными пациентами. Он был твердым и уравновешенным – в отличие от некоторых незрелых и эгоистичных мужчин, которые крутились около нее. Илена легко представляла его любящим, заботливым родителем. Доходило до того, что у нее не раз возникала мысль перестать пить противозачаточные таблетки и сослаться потом на случайную беременность, поставив его перед фактом, но она чувствовала, что, сделав это, разрушит их взаимное доверие.
Так в чем же крылась истинная причина?
Она знала о нем многое: о его решимости, самоотверженности, образованности; знала его запах, вкус кожи, линию позвонков, ямочки на щеках, когда он улыбался…
Может быть, в любимом человеке всегда есть что-то, ускользающее от нас? И эта скрытая часть питает нашу любовь, не давая ей иссякнуть?
Во всяком случае, в одном Илена была совершенно уверена: мужчина ее жизни, отец ее будущих детей – Элиот, и больше никто.
И этот ребенок будет от него, или его не будет вообще.
Элиот ехал домой на «жуке» угрюмый и подавленный. Сегодня ему не хотелось давить на газ. Он боролся за жизнь, но потерпел поражение. Не богом он был, а ничтожным докторишкой.
Незаметно подкрадывалась ночь. Словно по уговору разом включились уличные фонари и автомобильные фары. В голове усталого хирурга неотвязно крутились, словно кинопленка, сцены последних двух дней: размолвка с Иленой, встреча в аэропорту с незнакомцем и маленькая Анабель, которую он не мог спасти.
Почему его всегда преследовало чувство, что жизнь ускользает от него? Что на самом деле он ею не управляет?
Задумавшись, он слишком поздно сбавил скорость, выезжая на пересечение Филмор и Юнион-стрит. Машину слегка занесло, и он почувствовал какое-то мягкое сопротивление и услышал глухой стук.
Неужели лопнула шина?
Он заглушил двигатель, вышел из машины и осмотрел покрышки, затем бампер. Ничего. Он уже собрался ехать дальше, когда услышал звук, похожий на жалобный крик или писк, доносившийся с противоположного тротуара.
Элиот поднял голову и увидел щенка, отброшенного ударом на другую сторону дороги.
«Только этого мне не хватало…» – вздохнул он.
Элиот пересек улицу и подошел к щенку: это оказался лабрадор бежевого окраса. Он лежал на боку, неловко согнув переднюю лапу, из которой сочилась кровь.
– Давай, вставай! – бросил он щенку, надеясь, что не покалечил его.
Но тот даже не пошевелился.
– Пошел отсюда! – вскипел Элиот, сопроводив слова легким пинком.
И снова животное испустило слабый крик, в котором явно слышалась боль. Окровавленная лапа не давала щенку двигаться, но Элиота это не сильно обеспокоило. Животные были вне сферы его забот. Его делом были люди: мужчины, женщины, дети, старики… Все те, кого он лечил в больнице. А никак не животные…
Он пожал плечами и отвернулся от лабрадора. Он больше не будет тратить время на эту псину.
Сев в машину, Элиот нехотя повернул ключ зажигания.
Само собой, на его месте Илена не уехала бы вот так, по-воровски. Она бы страшно расстроилась, стала бы лечить пса, а потом обязательно нашла бы его владельца.
Но это Илена…
Ему показалось, что он слышит ее тихий голос, словно она сидит рядом на пассажирском месте: «Тот, кто не любит животных, на самом деле не любит и людей».
«Ерунда это все!» – подумал он, тряхнув головой. Однако, проехав метров двадцать, остановил машину и скрепя сердце вернулся назад.
Даже на расстоянии четырех тысяч километров эта женщина делала с ним все, что хотела!
– Давай, дружок, ложись, – сказал он, устраивая щенка на заднем сиденье, – поедем тебя лечить.
Повеселевший Элиот приехал в район Марина. Архитектура жилых домов, стоящих на побережье, удачно сочетала в себе элементы разных эпох и стран. Дома с башенками по углам соседствовали с более современными зданиями из стекла и стали, что в результате непостижимым образом создавало асимметричный, но полный гармонии ансамбль.
Ночь вступила в свои права, задул сильный ветер. На набережной какой-то чудак, похожий на хиппи, развлекался, запуская воздушный змей, украшенный лампочками.
Врач подъехал к дому и осторожно достал щенка из машины.
С этим живым пакетом он направился к красивому зданию, построенному в средиземноморском стиле.
Один поворот ключа, и Элиот вошел в необычную квартиру, которую купил, получив наследство. Построенный пятьдесят лет назад, дом был полностью перестроен архитектором Джоном Лотнером – создателем футуристических жилых зданий, который черпал вдохновение в произведениях научной фантастики.
Элиот нажал на выключатель, и все вокруг осветилось голубоватым вибрирующим светом, похожим на колыхание волн.
Устроив лабрадора на кушетке, он открыл медицинскую сумку. Осмотрев щенка, хирург обнаружил, что кроме рваной раны на лапе у того оказалось еще несколько ушибов. Что удивительно, на нем не было ошейника, и он явно не доверял Элиоту.
– Послушай, прохвост, я тебе не нравлюсь, и это взаимно! Тем не менее тебе без меня не обойтись, и если хочешь, чтобы я тебя вылечил, лежи спокойно… – Элиот продезинфицировал рану и тщательно ее перевязал. – Ну вот, сегодня ночью отдыхай, а завтра вернешься в свою конуру! – предупредил он щенка и поднял его с кушетки.
Хирург прошел гостиную, библиотеку и оказался на кухне. Все три комнаты выходили окнами во внутренний сад, где гордо возвышался эффектно подсвеченный желтый кедр с Аляски.
Элиот достал из холодильника начатую бутылку белого вина, налил полный бокал и пошел с ним наверх. Там, за двойными стеклами, плоская крыша переходила в длинную террасу, похожую на мостик, спускающийся прямо в океан.
С бокалом в руке доктор уселся в плетеное кресло и подставил лицо ветру.
И вдруг образ Анабель молнией мелькнул у него в голове.
«До чего паршивый день», – подумал Элиот, закрывая глаза.
В эту минуту он даже представить себе не мог, что этот день закончится еще очень нескоро…