– О! – только и успел выдохнуть я.
Но она уже расстегнула блузку и на этом мысли выпали из моей головы. Две аппетитные округлости, ткнувшиеся мне в морду, почти выпрыгивали из бюстгальтера, разукрашенного мелким розовым цветочком. Кружева попали в нос, но было бы мерзко с моей стороны испортить сей прекрасный момент. Чтобы не чихнуть, я высунул язык. Он прилип к ее коже чуть выше пупка. У ее лосьона для тела был горьковатый привкус, не рассчитанный на то, что его будут лизать или на чуткие рецепторы зооморфа.
Человеческие самочки любят обмазываться всякими посторонними жидкостями: крема, лосьоны, духи и прочая щиплющая дрянь. Но зато кожа у них удивительная: мягкая и гладкая.
Очевидно, мой высунутый язык был принят за знак возбуждения. Она забралась сверху, стиснула меня бедрами и узкая койка тюремной камеры заскрипела под весом наших тел. Ухватив меня за остроконечные большие уши, она оттянула мою голову назад, зарылась пальцами в рыжий загривок и сунула свой язык мне прямо в пасть.
Не понимаю, почему люди так делают. Мне лично это никакого удовольствия не доставляло, но, будучи джентльменом, я не сопротивлялся.
– Никогда раньше не делала этого с таким как ты, – сообщила она, обдав меня горячим дыханием и окутав россыпью золотых локонов.
Никогда раньше не делала этого с заключенным? Или никогда раньше не делала этого с зооморфом? Или не делала этого с зооморфом моего вида?
Каждый в заселенной Вселенной знал – люди делают это со всем, что шевелится и не шевелится: с зооморфами, андроидами, рептилоидами, ихтиоморфами, инсектоморфами и даже космическим желе. И все это вне зависимости от пола, вида, количества щупалец, вибриссов, крыльев и хвостов. Поэтому я не ответил. И не поверил. Я положил лапу на ее упругую задницу и сжал. Она разрумянилась, голубые глазища заблестели. Заелозила на моих коленях, полезла руками вниз. Молния на моей ширинке издала радостный вжик.
– О-о-о!
Это восклицание было лучшим комплиментом. И да, природа была ко мне благосклонна.
Она привстала, расстегивая на мне измятую рубашку, провела руками по густой шерсти на груди и животе и склонилась ниже. Чтобы она ни плела про свой первый раз с “таким как я”, ее мягкий ротик “говорил” об ее опытности в любовных играх. Откинувшись чуть назад, я запрокинул голову. Не то чтобы грязные разводы и подтеки на коричневом потолке той клетушки, в которую меня запихнули, особо меня занимали.
Вот уж не думал, что эта ночь окончится тем, что чудная блондиночка опустится передо мной на колени. Я заприметил ее в клубе. Она двигалась по танцполу с грацией дикого животного на охоте. Короткое платье цвета морской волны, длинные ноги, крутые бедра. Такая разгоряченная. Я попытал счастья, но она, кажется, не оценила мой высокопарный комплимент. Почти тут же подлетел ее дружок, расхрабрившийся от количества принятого алкоголя, и попытался вцепиться в мою шкуру.
Она с придыханием поднялась, встала на четвереньки на край койки. Короткая кожаная юбчонка задралась, демонстрируя все те же мелкие розовые цветочки и на трусиках.
– Давай, мой пе-е-есик, тебе же так нравится? – выдохнула она.
Официально, я отношусь к роду лисьих. Но разве я ученый, чтобы спорить? Нельзя сказать, что собачья поза была моей излюбленной. Я могу делать это с самочками во всех известных позах, и готов выучить новые, если они мне еще не известны. Я встал и приспустил лоскуток ткани с игривыми цветочками.
Она оказалась очень активной. Мы перепробовали несколько почти акробатических позиций, прежде чем она успокоилась. Удовлетворенно откинувшись на скрипучую койку, она извлекла из сумочки сигарету и закурила. Клубы дыма путались в ее изрядно растрепавшихся волосах, щипали мне нос и глаза, но я не жаловался.
– Послушай, а-а-а, – я сообразил, что не знаю ее имени.
– А-айрис, – протянула она, облизывая жаркие, пухлые губы.
– Послушай, Айрис, ты прости за клуб. И я был бы очень благодарен если бы мог выйти отсюда…
– Я уже внесла-а залог.
– О-о, эммм. Спасибо.
Я застегнул брюки, рубашку, глянул на нее через плечо. Вся розовенькая и расслабленная, она не потрудилась вернуть трусики на место и те болтались на одной ноге. Белая блузка перекрутилась жгутом и захлестнула тонкую талию, лямки бюстгальтера съехали, над кружевом выглядывал бугорок соска. Чудная самочка.
– Н-ну, я тогда пойду?
– Мммм, ага-а-а… – она затянулась, леностно покачала ногой, свесившейся с края койки.
Без особой надежды я дернул ручку двери, но та, вдруг, поддалась. Какая-то хреновая система безопасности. Меня встретил перекресток коридора, стол дежурного, из-за которого выглядывала его лысина, и вялые аплодисменты Гэри.
– Отличное шоу, – сообщил он мне.
Я хотел спросить о чем он, но Гэри кивнул мне за спину своей почти квадратной, рогатой башкой. Обернувшись, я уставился в прямоугольный монитор, нависший над дверью камеры, из которой я только что вышел. На экране, во всей красе, Айрис пыталась вернуть на место юбку.
Охранник гаденько ухмылялся в жидкие усики.
– Попроси сделать тебе копию, – проворчал я.
– Попрошу сделать две. Отправлю одну твоей мамочке, – прогромыхал Гэри.
Его бычья морда скривилась в подобии улыбки. Сложив огромные ручища на широкой груди, он глядел на меня крупными карими глазами.
– О, ладно, – сказал я, махнув лапой, – давай уберемся отсюда… Я устал…
– Конечно, Лекс. Ты же потратил столько сил.
– Заткнись, Гэри.
В эту несусветную рань город спал. Уличное освещение уже отключили. В конце проспекта поднималось тусклое белое солнце, второе же, красно-оранжевое, должно было взойти через пару часов. Небо казалось бледным, почти зеленым, словно его изрядно тошнило. Гэри подал знак ближайшему такси. Целый выводок их жался к тротуару у полицейского участка, поджидая незадачливых сидельцев, вроде меня. Гэри еле поместился на переднем сиденье, покачивающегося на воздушной подушке, автомобильчика. Я же плюхнулся на заднее, растянулся там и даже задремал. Шкура у меня пропиталась запахами дешевого алкоголя, сладких духов Айрис и ее сигарет, ну и менее приятными ароматами той камеры, в которую меня пихнули.
Я проснулся от толчка – машина остановилась. Гэри приложил карту к пухлому металлическому пузу робота-водителя и оно недовольно заурчало, будто зная какие крохи остались от нашего бюджета. Но на такси хватило, пузо мигнуло зеленым и нас выпустили из этого подобия шара для хомячков. Я вывалился из липкого салона на залитую бетоном и солнцем площадку стоянки.
Последние пару шагов до корабля оказались самыми тяжелыми – я не чувствовал лап от усталости. Вот он, на месте 2-В. Отличная, чутка старомодная посудина, покрашенная в синие и зеленые цвета. Обтекаемый корпус, выпуклое стекло над кабиной пилота, острые надкрылки и дыры двигателей. Дом, милый дом.
Шлюз отворился стоило мне приложить лапу к сканеру. Внутри пахло пылью и остатками еды, меня начало немного мутить от этих запахов. Кишка коридора проходила через весь корабль от головы – командной рубки, до задницы – моей комнаты. Именно туда я и направлялся, когда яркий красный свет плюнул мне в морду.
– Лекс?! – взвизгнул на меня электронный голос, – Ты выглядишь отвратительно.
– Спасибо.
– Так, будто первую половину ночи бухал, а вторую провел в тюрьме, где тебя поимели еще до того, как ты добрался до душевой и уронил мыло.
– Так и есть, Q, так и есть…
Гэри за моей спиной гоготнул, бросил свою куртку на кресло второго пилота и принялся изучать показания приборных панелей. Взошедшее второе солнце освещало его бычью голову и плечи, обтянутые затасканной футболкой. Q мигнул на меня, он был похож на лампочку свисающую на изогнутой ножке с потолка.
– Можно мне кофе, Q?
– Конечно, Лекс.
Совершенно круглый глаз Q мигнул на меня вновь и заскользил по магнитной полосе на потолке в хозяйственную часть корабля.
Я же пополз в свою комнату. На входе, запутавшись лапами в раскиданных вещах, отправил их по углам несколькими неловкими пинками. Следовало попросить Q прибраться. Но это значило бы, что я должен буду принести ему свои извинения и признать его правоту в нашем последнем споре. А я был не готов признавать себя “грязной скотиной, которой для существования просто необходима нянька”. Так что я просто выжидал, пока Q не выдержит этой холодной войны, и в один прекрасный день я вернусь в чисто прибранную комнату, а он сделает вид, что никакой ссоры между нами не было вовсе.