У карабинера2 Теодоро Марини в этот четверг образовался выходной. А накануне он лег спать около трех ночи. Он пытался, не просыпаясь, объяснить все это маме, которая стояла над кроватью с телефоном в руке.
– Нет.
Синьора Иллария Марини настаивала:
– Это дядя Стефано, он говорит, у него есть для тебя важная новость.
– Потом.
– Да, Тео, очень важная, Стефано уверен, что ты расстроишься, если узнаешь об этом чуть позже.
– А… который час?
– Уже полвосьмого. Сделаю тебе завтрак.
– Не надо, может, я еще досплю. – Тео открыл один глаз и взял телефонную трубку.
Через сорок минут невыспавшийся сотрудник подразделения карабинеров по охране культурного наследия капитан Марини уже сидел за столиком в кафе с синьором Стефано Росси, пожилым джентльменом с академической бородкой, профессором Института реставрации и консервации, дальним родственником и старинным приятелем его матери. В кругу семьи он слыл романтиком и фантазером.
Дядя Стефано, объявивший, что не хочет обсуждать свой важный вопрос по телефону, выглядел взволнованным. Он расспросил о здоровье мамы и остальных родных как-то необычно для него коротко, и поспешил перейти к делу.
Вчера ему позвонил падре Джованни из церкви Сант-Агостино («ты должен знать падре Джованни, он.. ну, ладно, неважно») и попросил приехать взглянуть на «Мадонну Лорето» или, как ее еще называют, «Мадонну Пилигримов» кисти Караваджо, которая украшает алтарь капеллы Кавалетти. Ему показалось, что правый нижний угол картины слишком выступает из ниши в стене.
Час назад Стефано заехал перед работой в Сант-Агостино и осмотрел правый нижний угол картины. Он действительно чуть отставал от стены. Профессор уже собирался сказать отцу Джованни, что пришлет кого-нибудь поправить крепления, но задержался, нагнулся ближе к картине, чтобы рассмотреть этот угол, а потом понюхал его.
– Что ты сделал, дядя Стефано?
– Понюхал, да, что тут удивительного? Приготовься удивиться по-настоящему, мой мальчик. Там не Караваджо!
– Отлично. А кто тогда?
– Откуда я знаю? Ты что, еще не проснулся? – Стефано возмущенно взмахнул руками. – Там висит подделка! Причем, свежая. Эта картина пахнет краской!
– Хм. Ты уверен? Камера наблюдения смотрит прямо на капеллу. Незаметно подменить картину невозможно. И сигнализация…
– Такой запах мог остаться после реставрации, но я бы знал, если бы «Мадонну» недавно реставрировали. Ты, кстати, тоже. Так что, да, я уверен. Почти на сто процентов.
Профессор достал из нагрудного кармана прозрачный пакетик с какой-то грязью.
– Это что?
– Микрочастицы краски. Я взял на анализ. К вечеру смогу сказать тебе уже совершенно точно. Хотя, конечно, официальное заключение экспертов будет сделано только после того, как мы изучим полотно в лаборатории.
Тео, наконец, проснулся. Украденный Караваджо? Почти сто процентов? Если старик прав… вот черт, это преступление века. Отпуск накрылся.
– Мой мальчик, это же преступление века. – Стефано торжествующе потряс пакетиком.
– Чему ты радуешься?
– Тому, Теодоро, что ты должен его раскрыть!
– Что? О чем ты? – Тео досадливо скривился. – Нет. Это не мой уровень, Стефано. Представляешь, что сейчас начнется, если ты прав? Полковник доложит генералу, генерал премьер-министру, тот поручит создать межведомственную группу, нам придадут половину корпуса карабинеров и всю городскую полицию, потом привлекут Интерпол. А мне в лучшем случае доверят опрашивать свидетелей и отбиваться от репортеров на том основании, что я был когда-то женат на журналистке.
– Тео, дорогой, Иллария сказала мне, что ты лег под утро. Но я потому и разбудил тебя, что это твой шанс. Такое бывает раз в жизни, понимаешь? Пока никто не узнал, что в Сант-Агостино висит поддельный Караваджо, пока не поднялась вся эта шумиха, ты можешь попробовать раскрыть это дело самостоятельно. – Стефано сделал еще глоток из пустой чашки кофе. – Твоя мать когда-то настояла, чтобы ты работал в этом «гламурном», как ты говоришь, отделе, а не в убойном, и я поддержал ее. Знаю, тебе это не понравилось. Но если у тебя все получится с этой кражей, надеюсь, ты перестанешь на нас злиться.
– Не уверен, что для раскрытия преступления века мне достаточно будет обнюхать фальшивого Караваджо. К тому же я сейчас занят: какой-то придурок отвинтил бронзовую ручку с двери в Фарнезине3.
– Теодоро, мы с твоей матерью…
– Знаю, хотите мне только добра, – Тео вздохнул. – Я вам благодарен. А сколько времени займет экспертиза?
– Смотри, сейчас я вернусь в институт, расскажу о том, что узнал. Хотя нет – в этом случае сразу поползут слухи. Я скажу, сославшись на падре, что картина могла быть повреждена. Директор напишет письмо в управление, они должны будут дать разрешение, чтобы мы смогли забрать «Мадонну» на экспертизу. Его нужно будет утвердить в министерстве. На это уйдет пара дней. Еще столько же займет наша работа. Потом мы отправим официальное сообщение о подделке в твой офис. Сегодня четверг, так что, с учетом выходных, неделя у тебя есть.
– Неделя? Ты смеешся? – Но капитан Марини уже включился. – Что ты сказал отцу Джованни?
– Он единственный, кто знает. Тео, я был так взволнован, что не смог не рассказать ему об этом запахе. Он пообещал, что будет молчать до результатов экспертизы.
– Думаешь? Ему было бы выгодно внимание прессы к своей церкви.
– Что значит, «выгодно»? Скандальная известность? Тео, мы говорим о священнике. К тому же, я давно его знаю: мне кажется, он не рад, что «Мадонна пилигримов» висит в его храме. Он считает, что люди приходят туда поклоняться Караваджо, а не Христу.
– Ну, у него там еще и Рафаэль есть.
Тео принесли вторую чашку кофе, он залпом выпил ее и закурил.
– Я знал, что ты не упустишь такой случай. – Стефано торжествовал. – Твоя карьера…
– Я еще ничего не решил. Если через неделю у меня не будет результатов, мой полковник обвинит меня в самодеятельности, которая помешала расследованию. Можешь представить себе последствия для моей карьеры. Я подумаю до вечера. Поговорю пока со святым отцом, посмотрю записи камер наблюдения. Но в любом случае, спасибо, что рассказал мне первому.
– Уверен, ты справишься, мой мальчик. Потяну для тебя время, как смогу. Удачи.
Профессор Росси уехал еще более возбужденным, чем был в начале разговора.
Капитан Марини докурил сигарету, прощаясь со своим выходным, и отправился в городской центр мониторинга – он решил начать с камер.
Дежурный оператор Андреа Маркуччи удивился интересу карабинеров к церкви Сант-Агостино.
– Что-то случилось?
– Там уже лет триста ничего не случалось, – беззаботно махнул рукой Тео. – Мне просто поручили проверить.
– Недавно была реставрация.
– Вот как? Ну, с нее и начнем.
– Да, но… Она шла больше двух месяцев.
– Не пугайся, Андреа, все смотреть не будем. Давай последний день.
– Хорошо. Прошу, садитесь. – Оператор отодвинул стул от стола с монитором.
Нужную запись долго искать не пришлось. Две недели назад камера зафиксировала такую сцену: к первой слева капелле подошли двое рабочих в комбинезонах, которые несли большой белый щит и металлические конструкции от строительных лесов. Щит, закрепленный ими на входе в капеллу, закрыл от камеры «Мадонну» Караваджо, оставив лишь зазор справа – небольшой, но достаточный для того, чтобы рабочие могли протиснуться. Потом они вышли, вернулись с пластмассовыми ведрами, бутылками, еще каким-то инвентарем и скрылись за щитом в капелле. По дальнейшей записи можно было сделать вывод, что они работали с полом – время от времени в щели между щитом и стеной видны были ноги рабочих, стоявших на коленях.
К щиту прикреплен лист писчей бумаги с какой-то надписью. При большом увеличении удалось разобрать только крупно напечатанное слово «RESTAURO».
Ну да, реставрация. Ничего необычного, кроме, разве что этого высокого белого щита. Тео уже видел похожие, но нечасто. Обычно место реставрационных работ занавешивают какой-нибудь неприглядной тряпкой.
Какое-то время за работой наблюдала молодая женщина в деловом костюме с длинными волосами и в больших очках под низкой челкой. К ней подошел священник, они о чем-то недолго поговорили, потом она ушла.
Дальше тоже ничего удивительного: рабочие вынесли свои ведра, разобрали конструкцию из лесов, забрали белый щит, вышли из кадра. Конец фильма.
Правда, странно, что вся реставрация заняла у них меньше двух часов. И если они что-то делали с полом (интересно, что там можно было успеть отреставрировать за это время) – зачем возводить такую конструкцию, закрывающую всю капеллу? Достаточно было поставить небольшое ограждение. Если только…
– Черт! Ну, конечно! – Тео не удержался, сказал это вслух. И даже хлопнул себя ладонью по лбу.
– Капитан? – Оператор изобразил бровями вежливое удивление. – Что-то не так?
– А? Нет, все нормально. Я… просто вспомнил, где видел эту женщину, – нашелся Тео.
– Ладно, не буду мешать, – Андреа вышел в соседнюю комнату.
Капитан Марини просмотрел запись еще дважды, просидев перед монитором, наверное, полчаса – слишком долго для человека, который уже нашел, что искал.
– Разобрались? – Оператор высунул голову из-за двери. – Может помочь?
– Спасибо, я уже закончил. Андреа, ты не мог бы записать это на флэшку? – Тео протянул ему свою визитку. – А потом отправь мне еще записи за последний месяц из Сан-Луиджи-деи-Франчезе и Санта-Мария-дель-Пополо. Я должен их просмотреть тоже, но не буду отнимать твое время. Меня, видишь ли, засадили за многотомный отчет министерству о том, как мы бережем культурное наследие.
– Конечно, капитан. Могу я еще чем-то помочь?
– Возглавь антибюрократическую революцию. Не знаешь, в баре Сант Эустакио по-прежнему хороший кофе? Давно туда не заходил.
– Вряд ли, капитан. Сейчас там одни туристы. Флэшку потом вернете?
Простившись с Андреа, Тео направился к машине, но передумал, решил дойти до Сант-Агостино пешком. Ему было о чем подумать.
Он, капитан Теодоро Марини, только что, меньше чем за час раскрыл преступление века!
Эти рабочие вынесли «Мадонну Пилигримов» из церкви, спрятав ее под верхним бумажным слоем белого щита. Таким же образом они принесли в капеллу подделку. Камера просто не могла этого заметить, а сигнализацию отключили на время реставрации.
Рано аплодировать, одернул себя Тео. Остался сущий пустяк – найти шедевр и тех, кто его украл.
Так, план действий следующий. Надо после церкви вернуться сюда, поговорить с начальником центра мониторинга: у него должно быть уведомление от городского управления изящных исскуств о проведении реставрационных работ, а в нем указан подрядчик.
Потом поехать в офис, прогнать по базе данных лица той женщины и рабочих, объявить их в розыск. Проверить уличные камеры – в этом районе их много – найти машину, на которой они уехали, пробить номера (скорее всего, фальшивые).
С одной стороны, все это надо делать как можно быстрее. Просто срочно, потому что с момента кражи прошло уже слишком много времени. За две недели похитители с «Мадонной», скорее всего, успели выехать из страны. Тогда поиски этой троицы и машины, очевидно, не дадут результатов, нужно будет подключать Интерпол.
Но, с другой стороны, весь этот правильный план никуда не годился. Пока официально не доказано, что Караваджо в Сант-Агостино поддельный, полковник не даст санкцию ни на какие следственные действия и уж тем более не начнет полноценный международный розыск.
Значит Стефано прав, пока придется искать Караваджо самому.
Масштаб задачи обескураживал: капитан Марини подходил к церкви уже не таким воодушевленным.
Оказалось, падре Джовании его помнит, хотя последний (и единственный) раз они виделись здесь лет шесть назад, на церемонии конфирмации племянника тети Чечилии. Или внука брата дяди Микеле?
– Как ваша очаровательная жена? Лоретта, если не ошибаюсь.
– Мы давно расстались. Но у вас прекрасная память, падре.
– Мне жаль. Вы казались счастливой парой. Ее имя было нетрудно запомнить. – Отец Джованни кивнул на «Мадонну Лорето».
Точно, подумал Тео, такая же фальшивка.
– Ваш дядя сказал, что вы придете. Он был здесь сегодня утром.
– Да, об этом я и хотел с вами поговорить. Профессор уверен, что картину подменили. Пока нет заключения экспертов, официальное расследование не начнется. Но, если вы не против, я хотел бы задать несколько вопросов.
Да, падре не против. Он рассказал, что недавно в соседней капелле закончились реставрационные работы. Они были запланированы еще год назад и длились чуть больше двух месяцев. Реставраторы, Паоло и Фабио кропотливо восстанавливали облупившиеся узоры на стенах и апсиде; отцу Джованни понравилась их работа.
Тео спросил, как была огорожена капелла все это время. Оказалось, рабочие закрепили между стенами в проеме металлическую трубу и набросили на нее кусок полиэтилена – получилось что-то вроде занавески. Туристы за нее все время заглядывали.
И вот, продолжил падре, после ухода Паоло и Фабио он заметил на полу капеллы Кавалетти большое черное пятно. Кто-то разлил там краску, хотя он просто не представляет, как такое могло случиться. Падре не хотелось бы думать, что реставраторы могли это сделать: работали они хоть и долго, но аккуратно, им незачем было заходить в капеллу Кавалетти, и у них, кажется, вообще не было черной краски.
Отец Джованни хотел обратиться в знакомую компанию, которая занимается мелким ремонтом в храмах, но потом подумал, что поскольку речь идет об особо охраняемой капелле, правильнее будет сообщить об этом в городское управление изящных искусств. Он уже шел звонить, когда девушка из управления пришла в церковь сама. Сказала, что хотела посмотреть, хорошо ли сделана работа.
Она представилась инспектором Терезой Романо и показалась отцу Джованни деловой и обстоятельной. Падре отозвался похвально о прошедшей реставрации, но пожаловался Терезе на пролитую краску. Инспекторша осмотрела пятно, поскребла краску, сразу определила ее тип.
И нашла, как показалось священнику, оптимальное решение для этой проблемы. Если написать заявку на ремонт, ее будут рассматривать слишком долго, поэтому, сказала синьорина Романо, она пока не будет подписывать акт об окончании реставрационных работ, а пришлет рабочих, которые ототрут краску с пола.
И действительно, через час пришли двое других парней, которые загородили капеллу большим белым щитом, а уже к обеду все было готово – на полу не осталось и следа краски.
– У нее большие очки и челка, закрывающая лоб?
– Вы ее знаете?
– Смотрел недавно запись.
Как они уходили, падре не видел, у него в это время была встреча с африканским епископом. Выпирающий правый угол он заметил уже три дня назад, и собирался сообщить профессору Росси, но позвонил только вчера – проблема тогда не казалась отцу Джованни слишком важной.
– Вы тоже считаете, что картину подменили? Вы даже не подошли к ней, чтобы осмотреть.
– Я не эксперт, падре. – Тео не хотел пока появляться перед камерой. – Но если ее и подменили, то, скорее всего, именно тогда, когда чистили пол.
– Значит, синьорина Романо…
– Не знаю никого с таким именем в управлении. Похоже, эта девушка не та, за кого себя выдает.
– Да? А когда я спросил о здоровье директора, синьоры Анны Джульянелли, она ответила, что Анна уже почти не хромает. Вам ведь известно, что полгода назад она попала в аварию, у нее был сложный перелом ноги…
Она знает внутреннюю кухню? Отлично, круг сужается. Тео потер бы руки, но падре взял его за рукав.
– Теодоро, дорогой, я искренне желаю вам удачи в вашем расследовании. Можете считать меня старым чудаком, но хочу вас предупредить насчет этой картины. Там все не то, чем кажется.
– В каком смысле, падре?
– Эта Мадонна – не Мадонна. Ребенок у нее на руках – не Христос, и паломники – не паломники.
Вот ведь мистик-ревизионист. Ну да, в те времена большинством прихожанок этой церкви были проститутки, одна из которых, по слухам, позировала Караваджо, что вызвало тогда скандал.
Младенец? Тео вгляделся в картину. Пожалуй, слишком крупный, чтобы молодая мать могла так легко держать его на руках, изящно подогнув ногу. А с пилигримами-то что не так? Грязные пятки?
– Да. – Ему не хотелось вступать со священником в религиозный спор. – И, похоже, Караваджо здесь не Караваджо.
– И Тереза – не Тереза, – подхватил отец Джованни, провожая его до двери.
Тео оставил ему номер своего телефона, напомнив про обещание не распространяться пока об этой истории.
Теперь нужно бы заглянуть к синьоре Джульянелли. Ее сотовый не отвечал, он позвонил в управление, там сказали, что она обедает.
Это даже к лучшему, пусть разговор будет неофициальным.
– Дома?
– Нет, синьор Марини, сегодня на улице.
Через двадцать минут он подсел к столику в траттории «Паоло», где иногда обедали сотрудники управления изящных искусств, расположенного в Трастевере совсем рядом со штаб-квартирой карабинеров, охраняющих культурное наследие.
– Чао, соседка.
– Чао, Тео. Ты же говорил, у тебя выходной.
Анна была вчера на той же вечеринке, что и он, и хотя ушла ненамного раньше, выглядела сейчас вполне бодрой.
– Так и есть. – Он провел ладонью по небритым щекам. – Шел мимо, подумал, что не хочу обедать один. Как тебе удается просыпаться свежей после таких оргий?
– Спасибо, дорогой. А что, была оргия? Я снова все пропустила.
Поболтав еще немного о вчерашнем вечере и съев кусок пиццы, Тео между делом спросил, не говорит ли ей что-нибудь имя Терезы Романо.
– Она сказала тебе, как ее зовут, но не оставила номера телефона? – засмеялась Анна. – Можешь не краснеть, ты же холостяк.
– И не собирался.
Нет, если серьезно, это имя Анне незнакомо.
Он не стал уточнять про внешность – судя по тому, как эта Тереза не стеснялась камеры наблюдения, волосы и очки у нее камуфляжные.
По-хорошему, следовало бы пригласить синьору Джульянелли в свой кабинет, воткнуть флэшку в компьютер и показать изображение неизвестной Анне женщины, которая представляется ее сотрудницей и знает подробности ее личной жизни. Но Тео, хоть и был порядком взвинчен от того, что сегодня узнал, решил пока этого не делать. Надо все же дождаться, когда профессор Росси подтвердит свою нюхательную гипотезу анализом краски.
Расставшись с Анной и ее компанией, капитан Марини пошел-таки на работу. Выслушал от коллег стандартную порцию шуток о том, кем надо быть, чтобы приходить в офис в свой выходной, и снова засел за просмотр записи камеры наблюдения в церкви Сант-Агостино.
Тереза была видна отчетливо, еще один рабочий в кепке чуть хуже, но тоже можно разобрать, а вот другого не разглядеть. Он носил странную шапку с наушниками и длинным козырьком и все время отворачивался, помня о камере.
Тео сделал стоп-кадры, распечатал на принтере два портрета. Нет, пожалуй, первый рабочий получился плохо. Он, хоть и не прятался специально от камеры, но ухитрился ни разу не показать целиком свое лицо с какой-то кривой ухмылкой. Оставалось надеяться, что из разных кадров художник сможет составить единый образ.
Пришлось съездить в другой офис к полицейскому художнику. Тот оказался загружен работой, но пообещал, что завтра утром все сделает.
Ладно, это может подождать. Пусть капитан Марини почти уверен в обратном, преступление века формально еще не совершилось, значит преследовать рабочего пока не за что. Зато Тереза Романо уже проявила себя самозванкой, что дает повод начать ее поиски прямо сейчас.
Тео вернулся к себе на виа Аничиа и отправился с портретом девушки в очках в комнату дежурного офицера.
Им сегодня был Маттео Больцано – один из немногих людей в этом здании, с кем у капитана Марини сложились натянутые отношения. Коллега подозревал Тео в порочной симпатии к своей жене по имени Иммаколата4, в чем ошибался с точностью до наоборот: это она оказывала сослуживцу мужа знаки внимания, когда они несколько раз оказывались в общих компаниях. Тео однажды попробовал разубедить ревнивца, но, признавшись, что Иммаколата не в его вкусе, только усугубил ситуацию. Не хватило дипломатичности.
– Привет, Маттео, как дела?
– Хорошо, спасибо.
На этом конструктивный диалог закончился. Больцано, мало того что отказался объявлять в розыск подозреваемую без должным образом оформленных документов, но и позволил себе пару саркастичных ремарок в адрес капитана Марини, чей энтузиазм в борьбе с похитителями дверных ручек заслуживал, по его мнению, лучшего применения.
Сдержавшись, чтобы не нагрубить в ответ, Тео вышел из дежурки расстроенным. Его не уязвили кривые стрелы обиженного судьбой, но отказ в сотрудничестве заставил ощутить беспомощность. Видимо, идею самостоятельного расследования придется признать дурацкой. Как, в самом деле, он сможет найти украденного Караваджо без привычных полицейских ресурсов? Эта история не для частного детектива.
С такими упадническими мыслями он приехал вечером домой, решив по дороге, что завтра утром все расскажет полковнику. Может, его тоже прельстит перспектива отыскать «Мадонну пилигримов», не поднимая шума? Хотя, конечно, вряд ли. Скорее, он предпочтет дождаться международного скандала, который размоет его ответственность.
Синьора Марини ни о чем не стала расспрашивать сына за ужином. Когда позвонил дядя Стефано, она принесла Тео трубку с видом жены дипломата, которая догадывается о важности происходящего, но не дает этого понять.
– Я был прав! – Эксперта переполняла радость. – Краска свежая. Я бы сказал, что эту «Мадонну» нарисовали не больше двух месяцев назад.
А висит она там уже больше двух недель. Сотни людей смотрели на нее все это время и не заметили подмены. Включая профессионалов. Так есть ли разница? Тео не стал делиться этим декадентским соображением с единственным из профессионалов, который смог унюхать фальшивку.
– Спасибо, Стефано. Похоже, я понимаю, как эту картину могли подменить.
– Гениально! Тео, я всегда был уверен…
– Что я гениальный сыщик? Но я не знаю, кто украл «Мадонну Лорето» и где она сейчас. И боюсь, не узнаю.
– Как это? Почему?
– Потому что это расследование не для одиночки. Утром пойду доложу начальству о твоем открытии. Будь на связи, ладно?
***
Утро тоже прошло впустую. Стефано уже дважды звонил, чтобы спросить о результатах доклада, а Тео нечего было ответить. Полковник Бурани застрял на совещании в министерстве и секретарша не знала, когда он будет.
Тео не считал себя слишком нетерпеливым, но зря тратить время на ожидание, когда речь идет о таком важном деле, не хотелось. Он снова пошел в дежурку с портретом Терезы Романо – к счастью, сегодня была смена его близкого приятеля Габриэле.
– Габри, мне нужно объявить в розыск эту дамочку.
– Давай. – Тот взял листок с распечатанным стоп-кадром. – Симпатичная. А бумаги?
– Потом принесу. Это срочно. – Тео повернулся, чтобы уйти, не хотел упустить полковника.
– Погоди, что написать-то? Что ты будешь ждать ее вечером в баре?
– Она подозревается в краже… напиши, произведений искусства. Что? Пошутишь про дверную ручку – ты труп.
Еще полчаса сидения в приемной навели капитана Марини на разделенное секретаршей подозрение, что полковник до обеда не появится.
Зато позвонил Габриэле с удивительной новостью.
Он только что внес в базу данных разыскиваемых преступников эту девушку, но выяснилось, что ее уже неделю как ищут.
– Кто?
– Муниципальная полиция. Ты бы лучше спросил, за что?
– Габри, не тяни.
– За вооруженный грабеж. Если это, конечно, она. Там фоторобот, но очень похоже.
Вскоре капитан Марини уже разговаривал с дежурным отделения полиции в Трастевере, которое неделю назад объявило в розыск Терезу Романо.
Тот сообщил подробности: синьор Джанфранко Риччи, 69 лет, житель города Орте, заявил, что на прошлой неделе ездил в Рим по делам. Поздно вечером он шел по бульвару Трастевере, возвращаясь к своей машине, и был ограблен женщиной с темной челкой и в очках, которая, угрожая пистолетом, отобрала у него триста евро.
Тео переписал в блокнот координаты пострадавшего и вернулся к себе. Связался с карабинерами в Орте, попросил их подробнее допросить синьора Риччи – ему нужны любые дополнительные детали этого происществия.
Положив трубку, капитан Марини подумал, что загадочная история с похитительницей Караваджо, которая еще и промышляет уличными грабежами, теперь, видимо, представляет для следствия факультативный интерес. Скорее всего, Терезы Романо уже нет в стране. А если она еще здесь…
Закончить мысль помешал телефонный звонок.
Это падре Джованни: Тереза Романо, кем бы она ни была на самом деле, только что заходила в Сант-Агостино. Падре почти уверен, что это была она, хоть и видел ее издалека – он собирался подойти, но девушка неожиданно быстро выбежала из церкви, снимая на ходу очки.
Да, эта так уныло начавшаяся пятница оказалась полной сюрпризов. Тео был близок к растерянности. Это что же получается? Тереза сначала хитроумным способом украла картину стоимостью в десятки миллионов, потом с пистолетом в руке отняла триста евро у старичка, и после всего этого пришла в Сант-Агостино, снова засветившись на камерах наблюдения?