Трагедия господина Морна

Акт I

Сцена I

Комната. Шторы опущены. Пылает камин.

В кресле у огня, закутанный в пятнистый плед,

дремлет Т р е м е н с. Он тяжело просыпается.


Т р е м е н с

Сон, лихорадка, сон; глухие смены

двух часовых, стоящих у ворот

моей бессильной жизни…

На стенах

цветочные узоры образуют

насмешливые лица; не огнем,

а холодом змеиным на меня

шипит камин горящий… Сердце, сердце,

заполыхай! Изыди, змий озноба!..

Бессилен я… Но, сердце, как хотел бы

я передать мой трепетный недуг

столице этой стройной и беспечной,

чтоб площадь Королевская потела,

пылала бы, как вот мое чело;

чтоб холодели улицы босые,

чтоб сотрясались в воздухе свистящем

высокие дома, сады, статуи

на перекрестках, пристани, суда

на судорожной влаге!..

(Зовет.)

Элла!.. Элла!..


Входит Э л л а, нарядно причесанная,

но в халатике.


Т р е м е н с

Портвейна дай, и склянку, ту, направо,

с зеленым ярлыком…

Так что же, едешь

плясать?


Э л л а

(открывает графин)

Да.


Т р е м е н с

Твой Клиян там будет?

Э л л а

Будет.


Т р е м е н с

Любовь?


Э л л а

(садится на ручку кресла)

Не знаю… Странно это все…

Совсем не так, как в песнях… Этой ночью

мне чудилось: я – новый, белый мостик,

сосновый, кажется, в слезах смолы, —

легко так перекинутый над бездной…

И вот я жду. Но – не шагов пугливых,

нет, – жаждал мостик сладко поддаваться,

мучительно хрустеть – под грубым громом

слепых копыт… Ждала – и вот, внезапно,

увидела: ко мне, ко мне, – пылая,

рыдая, – мчится облик Минотавра,

с широкой грудью и с лицом Клияна!

Блаженно поддалась я, – и проснулась…


Т р е м е н с

Я понял, Элла… Что же, мне приятно:

то кровь моя воскликнула в тебе, —

кровь жадная…


Э л л а

(готовит лекарство)

Кап… кап… пять, шесть… кап… семь…

Довольно?


Т р е м е н с

Да. Одевайся, поезжай… уж время…

Стой, – помешай в камине…


Э л л а

Угли, угли,

румяные сердечки… Чур – гореть!

(Смотрится в зеркало.)

Я хорошо причесана? А платье

надену газовое, золотое.

Так я пойду…

(Пошла, остановилась.)

…Ах, мне Клиян намедни

стихи принес; он так смешно поет

свои стихи! Чуть раздувая ноздри,

прикрыв глаза, – вот так, смотри, ладонью

поглаживая воздух, как собачку…

(Смеясь, уходит.)


Т р е м е н с

Кровь жадная… А мать ее была

доверчивая, нежная такая;

да, нежная и цепкая, как цветень,

летящий по ветру – ко мне на грудь…

Прочь, солнечный пушок!.. Спасибо, смерть,

что от меня взяла ты эту нежность:

свободен я, свободен и безумен…

Еще не раз, услужливая смерть,

столкуемся… О, я тебя пошлю

вон в эту ночь, в те огненные окна

над темными сугробами – в дома,

где пляшет, вьется жизнь… Но надо ждать…

Еще не время… надо ждать.


Задремал было. Стук в дверь.


Т р е м е н с

(встрепенувшись)

Войдите!..


С л у г а

Там, сударь, человек какой-то – темный,

оборванный – вас хочет видеть…


Т р е м е н с

Имя?


С л у г а

Не говорит.


Т р е м е н с

Впусти.


Слуга вышел. В открытую дверь

вошел Ч е л о в е к, остановился на пороге.


Т р е м е н с

Что вам угодно?


Ч е л о в е к

(медленно усмехнувшись)

…и на плечах все тот же пестрый плед.


Т р е м е н с

(всматривается)

Позвольте… Муть в глазах… но – узнаю,

но узнаю… Да, точно… Ты, ты? Ганус?


Г а н у с

Не ожидал? Мой друг, мой вождь, мой Тременс,

не ожидал?..


Т р е м е н с

Четыре года, Ганус!..


Г а н у с

Четыре года? Каменные глыбы —

не годы! Камни, каторга, тоска —

и вот – неописуемое бегство!..

Скажи мне, что – жена моя – Мидия…


Т р е м е н с

Жива, жива… Да, узнаю я друга —

все тот же Ганус, легкий, как огонь,

все та же страстность в речи и в движеньях…

Так ты бежал? А что же… остальные?


Г а н у с

Я вырвался – они еще томятся…

Я, знаешь ли, к тебе, как ветер, – сразу,

еще не побывал я дома… Значит,

ты говоришь, Мидия…


Т р е м е н с

Слушай, Ганус,

мне нужно объяснить тебе… Ведь странно,

что главный вождь мятежников… Нет, нет,

не прерывай! Ведь это правда странно,

что смею я на воле быть, когда

я знаю, что страдают в черной ссылке

мои друзья? Ведь я живу, как прежде;

меня молва не именует; я

все тот же вождь извилистый и тайный…

Но, право же, я сделал все, чтоб с вами

гореть в аду: когда вас всех схватили,

я, неподкупный, написал донос

на Тременса… Прошло два дня; на третий

мне был ответ. Какой? А вот послушай:

был, помню, вечер ветреный и тусклый.

Свет зажигать мне было лень. Смеркалось.

Я тут сидел и зыблился в ознобе,

как отраженье в проруби. Из школы

еще не возвращалась Элла. Вдруг – стучат,

и входит человек: лица не видно

в потемках, голос – глуховатый, тоже

как бы подернут темнотой… Ты, Ганус,

не слушаешь!..


Г а н у с

Мой друг, мой добрый друг,

ты мне потом расскажешь. Я взволнован,

я не слежу. Мне хочется забыть,

забыть все это: дым бесед мятежных,

ночные подворотни… Посоветуй,

что делать мне: идти ль сейчас к Мидии,

иль подождать? Ах, не сердись! не надо!..

Ты – продолжай…


Т р е м е н с

Пойми же, Ганус, должен

я объяснить! Есть вещи поважнее

земной любви…


Г а н у с

…так этот незнакомец… —

рассказывай…


Т р е м е н с

…был очень странен. Тихо

он подошел: «Король письмо прочел

и за него благодарит», – сказал он,

перчатку сняв, и, кажется, улыбка

скользнула по туманному лицу.

«Да… – продолжал посланец, театрально

перчаткою похлопывая, – вы —

крамольник умный, а король карает

одних глупцов; отсюда вывод, вызов:

гуляй, магнит, и собирай, магнит,

рассеянные иглы душ мятежных,

а соберешь – подчистим, и опять —

гуляй, блистай, притягивай…» Ты, Ганус,

не слушаешь…


Г а н у с

Напротив, друг, напротив…

Что было дальше?


Т р е м е н с

Ничего. Он вышел,

спокойно поклонившись… Долго я

глядел на дверь. С тех пор бешусь я в страстном

бездействии… С тех пор я жду; упорно

жду промаха от напряженной власти,

чтоб ринуться… Четыре года жду.

Мне снятся сны громадные… Послушай,

срок близится! Послушай, сталь живая,

пристанешь ли опять ко мне?..


Г а н у с

Не знаю…

Не думаю… Я, видишь ли… Но, Тременс,

ты не сказал мне про мою Мидию!

Что делает она?..


Т р е м е н с

Она? Блудит.


Г а н у с

Как смеешь, Тременс! Я отвык, признаться,

от твоего кощунственного слога, —

и я не допущу…


В дверях незаметно появилась Э л л а.


Т р е м е н с

…В другое время

ты рассмеялся бы… Мой твердый, ясный,

свободный мой помощник – нежен стал,

как девушка стареющая…


Г а н у с

Тременс,

прости меня, что шутки я не понял,

но ты не знаешь, ты не знаешь… Очень

измучился я… Ветер в камышах

шептал мне про измену. Я молился.

Я подкупал ползучее сомненье

воспоминаньем вынужденным, – самым

крылатым, самым сокровенным, – цвет свой

теряющим при перелете в слово, —

и вдруг теперь…


Э л л а

(подходя)

Конечно, он шутил!


Т р е м е н с

Подслушала?


Э л л а

Нет. Я давно уж знаю —

ты любишь непонятные словечки,

загадки, вот и все…


Т р е м е н с

(к Ганусу)

Ты дочь мою

узнал?


Г а н у с

Как, неужели это – Элла?

Та девочка, что с книгою всегда

плашмя лежала вот на этой шкуре,

пока мы тут миры испепеляли?..


Э л л а

И вы пылали громче всех, и так

накурите, бывало, что не люди,

а будто привиденья плещут в сизых

волнах… Но как же это вы вернулись?


Г а н у с

Двух часовых поленом оглушил

и проплутал полгода… А теперь,

добравшись, наконец, – беглец не смеет

войти в свой дом…


Э л л а

Я там бываю часто.


Г а н у с

Как хорошо…


Э л л а

Да, очень я дружна

с женою вашей. Мы в гостиной темной

о вашей горькой доле не однажды

с ней говорили… Правда, иногда

мне было трудно: ведь никто не знает,

что мой отец…


Г а н у с

Я понимаю…


Э л л а

Часто,

вся в тихом блеске, плакала она,

как, знаете, Мидия плачет, – молча

и не мигая… Летом мы гуляли

по городским окраинам – там, где вы

гуляли с ней… На днях она гадала,

на месяц глядя сквозь бокал вина…

Я больше вам скажу: как раз сегодня

я нá вечер к ней еду, – будут танцы,

поэты…

(Указывает на Тременса.)

Задремал, смотрите…


Г а н у с

Вечер —

но без меня…


Э л л а

Без вас?


Г а н у с

Я – вне закона:

поймают – крышка… Слушайте, записку

я напишу – вы ей передадите,

а я внизу ответа подожду…


Э л л а

(закружившись)

Придумала! Придумала! Вот славно!

Я, видите ли, в школе театральной

учусь: тут краски у меня, помады

семи цветов… Лицо вам так размажу,

что сам Господь в день Страшного суда

вас не узнает! Что, хотите?


Г а н у с

Да…

Пожалуй, только…


Э л л а

Просто я скажу,

что вы актер, знакомый мой, и грима

не стерли – так он был хорош… Довольно!

Не рассуждать! Сюда садитесь, к свету.

Так, хорошо. Вы будете Отелло —

курчавый, старый, темнолицый Мавр.

Я вам еще отцовский дам сюртук

и черные перчатки…


Г а н у с

Как занятно:

Отелло – в сюртуке!..


Э л л а

Сидите смирно.


Т р е м е н с

(морщась, просыпается)

Ох… Кажется, заснул я… Что вы оба,

с ума сошли?


Э л л а

Иначе он не может

к жене явиться. Там ведь гости.


Т р е м е н с

Странно:

приснилось мне, что душит короля

громадный негр…


Э л л а

Я думаю, в твой сон

наш разговор случайный просочился,

смешался с мыслями твоими…


Т р е м е н с

Ганус,

как полагаешь, скоро ль?.. скоро ль?..


Г а н у с

Что?..


Э л л а

Не двигайте губами – пусть король

повременит…


Т р е м е н с

Король, король, король!

Им все полно: людские души, воздух,

и ходит слух, что в тучах на рассвете

играет герб его, а не заря.

Меж тем – никто в лицо его не знает.

Он на монетах – в маске. Говорят,

среди толпы, неузнанный и зоркий,

гуляет он по городу, по рынкам.


Э л л а

Я видела, как ездит он в сенат

в сопровожденьи всадников. Карета

вся синим лаком лоснится. На дверце

корона, а в окошке занавеска

опущена…


Т р е м е н с

…и, думаю, внутри

нет никого. Пешком король наш ходит…

А синий блеск и кони вороные

для виду. Он обманщик, наш король!

Его бы…


Г а н у с

Стойте, Элла, вы мне в глаз

попали краской… Можно говорить?


Э л л а

Да, можете. Я поищу парик…


Г а н у с

Скажи мне, Тременс, непонятно мне:

чего ты хочешь? По стране скитаясь,

заметил я, что за четыре года

блистательного мира – после войн

и мятежей – страна окрепла дивно.

И это все свершил один король.

Чего ж ты хочешь? Новых потрясений?

Но почему? Власть короля, живая

и стройная, меня теперь волнует,

как музыка… Мне странно самому, —

но понял я, что бунтовать – преступно.


Т р е м е н с

(медленно встает)

Ты как сказал? Ослышался я? Ганус,

ты… каешься, жалеешь и как будто

благодаришь за наказанье!


Г а н у с

Нет.

Скорбей сердечных, слез моей Мидии

я королю вовеки не прощу.

Но посуди: пока мы выкликали

великие слова – о притесненьях,

о нищете и горестях народных,

за нас уже сам действовал король…


Т р е м е н с

(тяжело зашагал по комнате,

барабаня на ходу по мебели)

Постой, постой! Ужель ты правда думал,

что вот с таким упорством я работал

на благо выдуманного народа?

Чтоб всякая навозная душа,

какой-нибудь пьянчуга-золотарь,

корявый конюх мог бы наводить

на ноготки себе зеркальный лоск

и пятый палец отгибать жеманно,

когда он стряхивает сопли? Нет,

ошибся ты!..


Э л л а

Чуть голову направо…

каракуль натяну вам…

Папа,

садись, прошу я… Ведь в глазах рябит.


Т р е м е н с

Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус…

Уже не раз на площадях времен

сходились – низколобая преступность,

посредственность и пошлость… Их слова

я повторял, но разумел другое, —

и мнилось мне, что сквозь слова тупые

ты чувствуешь мой истинный огонь,

и твой огонь ответствует. А ныне

он сузился, огонь твой, он ушел

в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя.


Г а н у с

Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайте

мне говорить…


Т р е м е н с

Ты видел при луне

в ночь ветреную тени от развалин?

Вот красота предельная, – и к ней

веду я мир.


Э л л а

Не возражайте… Смирно!..

Сожмите губы. Черточку одну

высокомерья… Так. Кармином ноздри

снутри – нет, не чихайте! cтрасть – в ноздрях.

Они теперь у вас, как у арабских

коней. Вот так. Прошу молчать. К тому же

отец мой совершенно прав.


Т р е м е н с

Ты скажешь:

король – высокий чародей. Согласен.

Набухли солнцем житницы тугие,

доступно всем наук великолепье,

труд облегчен игрою сил сокрытых,

и воздух чист в поющих мастерских —

согласен я. Но отчего мы вечно

хотим расти, хотим взбираться в гору,

от единицы к тысяче, когда

наклонный путь – к нулю от единицы —

быстрей и слаще? Жизнь сама пример —

она несется опрометью к праху,

все истребляет на пути своем:

сперва перегрызает пуповину,

потом плоды и птиц рвет на клочки,

и сердце бьет снутри копытом жадным,

пока нам грудь не выбьет… А поэт,

что мысль свою на звуки разбивает?

А девушка, что молит об ударе

мужской любви? Все, Ганус, разрушенье.

И чем быстрей оно, тем слаще, слаще…


Э л л а

Теперь сюртук, перчатки – и готово!

Отелло, право, я довольна вами…

(Декламирует.)

«Но все же я тебя боюсь. Как смерть,

бываешь страшен ты, когда глазами

вращаешь так. Зачем бы мне бояться, —

не знаю я: вины своей не знаю

и все же чувствую, что я боюсь…»

А сапоги потерты, да уж ладно…


Г а н у с

Спасибо, Дездемона…

(Смотрится в зеркало.)

Вот каков я!

Давно, давно… Мидия… маскарад…

огни, духи… скорее, ах, скорее!

Поторопитесь, Элла!


Э л л а

Едем, едем…


Т р е м е н с

Так ты решил мне изменить, мой друг?


Г а н у с

Не надо, Тременс! Как-нибудь потом

поговорим… Сейчас мне трудно спорить…

Быть может, ты и прав. Прощай же, милый…

Ты понимаешь…


Э л л а

Я вернусь не поздно…


Т р е м е н с

Иди, иди. Клиян давно клянет

тебя, себя и остальное. Ганус,

не забывай…


Г а н у с

Скорей, скорее, Элла…

Уходят вместе.


Т р е м е н с

Так мы одни с тобою, змий озноба?

Ушли они – мой выскользнувший раб

и бедная кружащаяся Элла…

Да, утомленный и простейшей страстью

охваченный, свое призванье Ганус

как будто позабыл… Но почему-то

сдается мне, что скрыта в нем та искра,

та запятая алая заразы,

которая по всей моей стране

распространит пожар и холод чудной,

мучительной болезни: мятежи

смертельные; глухое разрушенье;

блаженство; пустота; небытие.


Занавес

Сцена II

Вечер у Мидии. Гостиная; налево проход в залу.

Освещенная ниша направо у высокого окна.

Несколько г о с т е й.


П е р в ы й г о с т ь

Морн говорит, – хоть сам он не поэт, —

«Должно быть так: в мельканьи дел дневных,

нежданно, при случайном сочетаньи

луча и тени, чувствуешь в себе

божественное счастие зачатья:

схватило и прошло; но знает муза,

что в тихий час, в ночном уединеньи,

забьется стих и с языка слетит

огнем и лепетом…»


К л и я н

Мне не случалось

так чувствовать… Я сам творю иначе:

с упорством, с отвращеньем, мокрой тряпкой

обвязываю голову… Быть может,

поэтому и гений я…

Оба проходят.


И н о с т р а н е ц

Кто этот —

похожий на коня?


В т о р о й г о с т ь

Поэт Клиян.


И н о с т р а н е ц

Искусный?


В т о р о й г о с т ь

Тсс… Он слушает…


И н о с т р а н е ц

А тот —

серебряный, со светлыми глазами, —

что говорит в дверях с хозяйкой дома?


В т о р о й г о с т ь

Не знаете? Вы рядом с ним сидели

за ужином – беспечный Дандилио,

седой любитель старины.


М и д и я

(к старику)

Так как же?

Ведь это – грех: Морн, Морн и только Морн.

И кровь поет…


Д а н д и л и о

Нет на земле греха.

Люби, гори – все нужно, все прекрасно…

Часы огня, часы любви из жизни

выхватывай, как под водою раб

хватает раковины – слепо, жадно:

нет времени расклеить створки, выбрать

больную, с опухолью драгоценной…

Блеснуло, подвернулось, – так хватай

горстями – что попало, как попало, —

чтоб в самый миг, как лопается сердце,

пятою судорожно оттолкнуться

и вывалить, шатаясь и дыша,

сокровища на солнечную сушу

к ногам Творца – он разберет, он знает…

Пускай пусты разломанные створки,

зато гудёт все море в перламутре.

А кто искал лишь жемчуг, отстраняя

за раковиной раковину, тот

придет к Творцу, к Хозяину, с пустыми

руками – и окажется в раю

глухонемым…


И н о с т р а н е ц

(подходя)

Мне в детстве часто снился

ваш голос…

Д а н д и л и о

Право, никогда не помню,

кому я снился. Но улыбку вашу

я помню. Все хотелось мне спросить вас,

учтивый путешественник: откуда

приехали?


И н о с т р а н е ц

Приехал я из Века

Двадцатого, из северной страны,

зовущейся…

(Шепчет.)


М и д и я

Как? Я такой не знаю…


Д а н д и л и о

Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь?

Виденья… бомбы… церкви… золотые

царевичи… бунтовщики в плащах…

метели…


М и д и я

Но я думала, она

не существует?


И н о с т р а н е ц

Может быть. Я в грезу

вошел, а вы уверены, что я

из грезы вышел… Так и быть, поверю

в столицу вашу. Завтра – сновиденьем

я назову ее…


М и д и я

Она прекрасна…

(Отходит.)


И н о с т р а н е ц

Я нахожу в ней призрачное сходство

с моим далеким городом родным, —

то сходство, что бывает между правдой

и вымыслом возвышенным…


В т о р о й г о с т ь

Она,

поверьте мне, прекрасней всех столиц.

Слуги разносят кофе и вино.


И н о с т р а н е ц

(с чашкой кофе в руке)

Я поражен ее простором, чистым,

необычайным воздухом ее:

в нем музыка особенно звучит;

дома, мосты и каменные арки,

все очертанья зодческие – в нем

безмерны и легки – как переход

счастливейшего вздоха в тишину

высокую… Еще я поражен

всегда веселой поступью прохожих;

отсутствием калек; певучим звуком

шагов, копыт; полетами полозьев

по белым площадям… И, говорят,

один король все это сделал…


В т о р о й г о с т ь

Да,

один король. Ушло и не вернется

былое лихолетье. Наш король, —

гигант в бауте, в огненном плаще —

престол взял приступом, – и в тот же год

последняя рассыпалась волна

мятежная. Был заговор раскрыт:

отброшены участники его —

и, между прочим, муж Мидии, только

не следует об этом говорить —

на прииски далекие, откуда

их никогда не вызовет закон;

участники, я говорю, – но главный

мятежник, безымянный вождь, остался

ненайденным… С тех пор в стране покой.

Уродство, скука, кровь – все испарилось.

Ввысь тянутся прозрачные науки,

но, красоту и в прошлом признавая,

король сберег поэзию, волненье

былых веков – коней, и паруса,

и музыку старинную, живую, —

хоть вместе с тем по воздуху блуждают

сквозные, электрические птицы…


Д а н д и л и о

В былые дни летучие машины

иначе строились: взмахнет, бывало,

под гром блестящего винта, под взрывы

бензина, чайным запахом пахнёт

в пустое небо… Но позвольте, где же

наш собеседник?..


В т о р о й г о с т ь

Я и не заметил,

как скрылся он…


М и д и я

(подходит)

Сейчас начнутся танцы…


Входит Э л л а и за нею Г а н у с.


М и д и я

А вот и Элла!..


П е р в ы й г о с т ь

(Второму)

Кто же этот черный?

Страшилище какое!


В т о р о й г о с т ь

В сюртуке,

подумайте!..


М и д и я

Озарена… воздушна…

Как твой отец?


Э л л а

Все то же: лихорадка.

Вот – помнишь, говорила? – трагик наш…

Я упросила грим оставить… Это —

Отелло…


М и д и я

Очень хорошо!.. Клиян,

идите же… Скажите скрипачам,

чтоб начали…

Гости проходят в залу.


М и д и я

Что ж Морн не едет?

Не понимаю… Дандилио!


Д а н д и л и о

Надо

любить и ожиданье. Ожиданье —

полет в ночи. И сразу – свет, паденье

в счастливый свет, – но нет уже полета…

А, музыка! Позвольте же вам руку

калачиком подать.


Э л л а и К л и я н проходят.


Э л л а

Ты недоволен?


К л и я н

Кто спутник твой? Кто этот чернорожий

твой спутник?


Э л л а

Безопасный лицедей,

Клиян. Ревнуешь?


К л и я н

Нет. Нет. Нет. Я знаю,

ты мне верна, моя невеста… Боже!

Войти в тебя, войти бы, как в чехол

тугой и жгучий, заглянуть в твою

кровь, кости проломить, узнать, постичь,

ощупать, сжать между ладоней

сущность твою!.. Послушай, – приходи ко мне!

Ждать долго до весны, до нашей свадьбы!..


Э л л а

Клиян, не надо… ты мне обещал…


К л и я н

О, приходи! Дай мне в тебя прорваться!

Не я молю – голодный гений мой,

тобой томясь, коробится во прахе,

хрустит крылами, молит… О, пойми,

не я молю, не я молю! То – руки

ломает муза… ветер в олимпийских

садах… Зарей и кровью налились

глаза Пегаса… Элла, ты придешь?


Э л л а

Не спрашивай, не спрашивай. Мне страшно,

мне сладостно… Я, знаешь, белый мостик,

я – только легкий мостик над потоком…


К л и я н

Так завтра – ровно в десять, – твой отец

ложится рано. В десять. Да?

Проходят гости.


И н о с т р а н е ц

А кто же,

по-вашему, счастливей всех в столице?


Д а н д и л и о

(нюхая табак)

Конечно – я… Я выработал счастье,

установил его – как положенье

научное…


П е р в ы й г о с т ь

А я внесу поправку.

В столице нашей всякий так ответит:

«Конечно – я!»


В т о р о й г о с т ь

Нет. Есть один несчастный:

тот темный, неизвестный нам крамольник,

который не был пойман. Где-нибудь

теперь живет и знает, что виновен…


Д а м а

Вон этот бедный негр несчастен тоже.

Всех удивить хотел он видом страшным, —

да вот никто его не замечает.

Сидит в углу Отелло мешковатый,

угрюмо пьет…


П е р в ы й г о с т ь

…и смотрит исподлобья.


Д а н д и л и о

А что Мидия думает?


В т о р о й г о с т ь

Позвольте,

опять пропал наш иностранец! Словно

меж нас пройдя, скользнул он за портьеру…


М и д и я

Я думаю, счастливей всех король…

А, Морн!


Со смехом входит Го с п о д и н М о р н,

за ним Э д м и н.


М о р н

(на ходу)

Великолепные блаженны!..


Го л о с а

Морн! Морн!


М о р н

Мидия! Здравствуйте, Мидия,

сияющая женщина! Дай руку,

Клиян, громоголосый сумасшедший,

багряная душа! А, Дандилио,

веселый одуванчик… Звуков, звуков,

мне нужно райских звуков!..


Го л о с а

Морн приехал, Морн!


М о р н

Великолепные блаженны! Снег

какой, Мидия… Снег какой! Холодный,

как поцелуи призрака, горячий,

как слезы на ресницах… Звуков, звуков!

А это кто? Посол с Востока, что ли?


М и д и я

Актер, приятель Эллы.


П е р в ы й г о с т ь

Мы без вас

решить старались: кто всего счастливей

в столице нашей; думали – король;

но вы вошли: вам первенство, пожалуй…


М о р н

Что счастие? Волненье крыльев звездных.

Что счастие? Снежинка на губе…

Что счастие?..


Мидия

(тихо)

Послушай, отчего

так поздно ты приехал? Скоро гости

разъедутся: выходит так, как будто

нарочно мой возлюбленный приехал

к разъезду…


М о р н

(тихо)

Счастие мое, прости мне:

дела… Я очень занят…


Го л о с а

Танцы, танцы!


М о р н

Позвольте, Элла, пригласить вас…


Г о с т и проходят в залу. Остались:

Д а н д и л и о и Г а н у с.


Д а н д и л и о

Вижу, —

Отелло заскучал по Дездемоне.

О, демон в этом имени…


Г а н у с

(глядя вслед Морну)

Какой

горячий господин…


Д а н д и л и о

Что делать, Ганус…


Г а н у с

Вы как сказали?


Д а н д и л и о

Говорю: давно ли

покинули Венецию?


Г а н у с

Оставьте

меня, прошу…


Д а н д и л и о проходит в залу.

Г а н у с поник у стола.


Э л л а

(быстро входит)

Здесь никого нет?..


Г а н у с

Элла,

мне тяжело…


Э л л а

Что, милый?..


Г а н у с

Я чего-то

не понимаю. Этот душный грим

мне словно сердце сводит…


Э л л а

Бедный мавр…


Г а н у с

Вы давеча мне говорили… Был я

так счастлив… Вы ведь говорили правду?


Э л л а

Ну, улыбнитесь… Слышите, из залы

смычки сверкают!


Г а н у с

Скоро ли конец?

Тяжелый, пестрый сон…


Э л л а

Да, скоро, скоро…


Г а н у с проходит в залу.


Э л л а

(одна)

Как это странно… Сердце вдруг пропело:

всю жизнь отдать, чтоб этот человек

был счастлив… И какой-то легкий ветер

прошел, и вот я чувствую себя

способною на самый тихий подвиг.

Мой бедный мавр! И, глупая, зачем

я привела его с собою? Прежде

не замечала – только вот теперь,

ревнуя за него, я поняла,

что тайным звоном связаны Мидия

и быстрый Морн… Все это странно…


Д а н д и л и о

(входит, ища кого-то)

Ты

не видела? Тут этот иностранец

не проходил?


Э л л а

Не видела…


Д а н д и л и о

Чудак!

Скользнул, как тень… Мы только что вели

беседу с ним…


Э л л а и Д а н д и л и о проходят.


Э д м и н

(подводит Мидию к стулу)

Сегодня вам, Мидия,

не пляшется.


М и д и я

А вы, как и всегда,

таинственно безмолвны, – не хотите

мне рассказать, чем занят Морн весь день?


Э д м и н

Не все ль равно? Делец ли он, ученый,

художник, воин, просто человек

восторженный – не все ли вам равно?


М и д и я

Да сами вы чем заняты? Оставьте —

охота пожимать плечами!.. Скучно

мне с вами говорить, Эдмин…


Э д м и н

Я знаю…


М и д и я

Скажите мне, когда здесь Морн, один

вы сторожите под окном, а после

уходите с ним вместе… Дружба дружбой,

но это ведь…


Э д м и н

Так нравится мне…


М и д и я

Разве

нет женщины – неведомой, – с которой

вы ночи коротали бы приятней,

чем с призраком чужого счастья, – в час,

когда здесь Морн?.. Вот глупый – побледнел…


М о р н

(входит, вытирая лоб)

Что счастие? Клиян пронесся мимо

и от меня, как ветер, Эллу взял…


(К Эдмину.)

Друг, прояснись! Сощурился тоскливо,

как будто собираешься чихнуть…

Поди, танцуй…


Эдмин выходит.


М о р н

О, как же ты похожа

на счастие, моя Мидия! Нет,

не двигайся, не нарушай сиянья…

Мне холодно от счастья. Мы – на гребне

прилива музыкального… Постой,

не говори. Вот этот миг – вершина

двух вечностей…


М и д и я

Всего-то прокатилось

два месяца с того живого дня,

когда ко мне таинственный Эдмин

тебя привел. В тот день сквозным ударом

глубоких глаз ты покорил меня.

В них желтым светом пристальная сила

вокруг зрачка лучится… Иногда

мне кажется, ты можешь, проходя

по улицам, внушать прохожим – ровным

дыханьем глаз – что хочешь: счастье, мудрость,

сердечный жар… Вот я скажу, – не смейся:

к твоим глазам душа моя прилипла,

как в детстве прилипаешь языком

к туманному металлу, если в шутку

лизнешь его, когда мороз пылает…

Теперь скажи, чем занят ты весь день?


М о р н

А у тебя глаза, – нет, покажи, —

какие-то атласные, слегка

раскосые… О, милая… Мне можно

поцеловать лучи твоих ключиц?


М и д и я

Стой, осторожно, – этот черный трагик

за нами наблюдает… Скоро гости

уйдут… Ты потерпи…


М о р н

(смеется)

Да мне нетрудно:

ты за ночь надоешь мне…


М и д и я

Не шути,

я не люблю…


Музыка смолкла. Из залы идут г о с т и.


Д а н д и л и о

(к Иностранцу)

Куда вы исчезали?


И н о с т р а н е ц

Я просыпался. Ветер разбудил.

Оконницу шарахнуло. С трудом

заснул опять…


Д а н д и л и о

С трудом вам здесь поверят.


М о р н

А, Дандилио… Не успел я с вами

поговорить… Что нового собрали?

Какие гайки ржавые, какие

жемчужные запястья?


Д а н д и л и о

Плохо дело:

на днях я огненного попугая —

громадного и сонного, с багряным

пером в хвосте, – нашел в одной лавчонке,

где вспоминает он туннель дымящий

тропической реки… Купил бы, право, —

да кошка у меня – не уживутся

загадочные эти божества…

Я каждый день хожу им любоваться:

он попугай святой, не говорящий.


П е р в ы й г о с т ь

(ко Второму)

Пора домой. Взгляни-ка на Мидию:

мне кажется, ее улыбка – скрытый

зевок.


В т о р о й г о с т ь

Нет, подожди, несут еще

вина. Попьем.


П е р в ы й г о с т ь

А стало скучновато…


М о р н

(открывая бутылку)

Так! Вылетай, космическая пробка,

в лепные небеса! Взрывайся, пена,

как хаос бьющий, прущий… тпру… меж пальцев

Творца.


Г о с т и

За короля! За короля!


Д а н д и л и о

Вы что же, Морн? Не пьете?


М о р н

Нет, конечно.

Жизнь отдают за короля; а пить —

зачем же пить?


И н о с т р а н е ц

За этот край счастливый!


К л и я н

За Млечный Путь!


Д а н д и л и о

От этого вина

и в голове польются звезды…


Э л л а

Залпом

за огненного попугая!


К л и я н

Элла,

за наше «завтра»!


М о р н

За хозяйку дома!


Г а н у с

Хочу спросить… Неясно мне… Что, выпить

за прежнего хозяина нельзя?


М и д и я

(роняет бокал)

Так. Всё на платье.


Пауза.


П е р в ы й г о с т ь

Сóлью…


Д а н д и л и о

Есть поверье:

слезами счастья! Всякое пятно

мгновенно сходит…


М и д и я

(к Элле, тихо)

Слушай, твой актер

пьян, вероятно…

(И трет платье.)


М о р н

Я читал в одном

трактате редкостном – вот, Дандилио,

вы книгочий, – что, сотворяя мир,

Бог пошутил некстати…


Д а н д и л и о

В той же книге,

я помню, было сказано, что дому

приятен гость и нужен, как дыханье,

но ежели вошедший воздух снова

не выйдет, – посинеешь и умрешь.

Поэтому, Мидия…


М и д и я

Как? так рано?


Д а н д и л и о

Пора, пора. Ждет кошка…


М и д и я

Заходите…


П е р в ы й г о с т ь

И мне пора, прелестная Мидия.


М и д и я

Нехорошо! Остались бы…


Э л л а

(к Ганусу, тихо)

Прошу вас,

вы тоже уходите… Завтра утром

зайдете к ней… Она устала.


Г а н у с

(тихо)

Я…

…не понимаю?


Э л л а

(тихо)

Где же радость встречи,

когда спать хочется?..


Г а н у с

(тихо)

Нет, я останусь…

Отходит в полутьму к столу круглому.

Одновременно прощались гости.


И н о с т р а н е ц

(к Мидии)

Я не забуду пребыванья в вашей

столице колдовской: чем сказка ближе

к действительности, тем она волшебней.

Но я боюсь чего-то… Здесь незримо

Тревога зреет… В блеске, в зеркалах,

я чувствую…


К л и я н

Да вы его, Мидия,

не слушайте! Он к вам попал случайно.

Хорош волшебник! Знаю достоверно —

он у купца на побегушках… возит

образчики изделий иноземных…

Не так ли? Ускользнул!


М и д и я

Какой смешной…


Э л л а

Прощай, Мидия…


М и д и я

Отчего так сухо?


Э л л а

Нисколько… Я немножечко устала…


Э д м и н

Пойду и я… Спокойной ночи.


М и д и я

Глупый!..

(Смеется.)


В т о р о й г о с т ь

Прощайте. Если правда, гость – дыханье,

то выхожу отсюда, как печальный,

но кроткий вздох…


Все вышли, кроме М о р н а и Г а н у с а.


М и д и я

(в дверях)

До будущей недели.

(И возвращается на середину гостиной.)

А! Наконец-то!


М о р н

Тсс… Мы не одни.

(Указывает на Гануса, сидящего незаметно.)


М и д и я

(к Ганусу)

Я говорю, что вы добрее прочих

моих гостей; остались…

(Садится рядом.)

Расскажите,

вы где играли? Этот грозный грим

прекрасен… Вы давно знакомы с Эллой?

Ребенок… ветер… блеск воды… В нее

влюблен Клиян, тот, с кадыком и с гривой, —

плохой поэт… Нет, это даже страшно —

совсем, совсем араб!.. Морн, перестаньте

свистеть сквозь зубы…


М о р н

(в другом конце комнаты)

Тут у вас часы

хорошие…


М и д и я

Да… старые… Играет

в их глубине хрустальный ручеек…


М о р н

Хорошие… Немного отстают,

не правда ли?


М и д и я

Да, кажется…

(К Ганусу.)

А вы…

вы далеко живете?


Г а н у с

Близко. Рядом.


М о р н

(у окна, с зевком)

Какие звезды…


М и д и я

(нервно)

В нашем переулке,

должно быть, скользко… Снег с утра кружил…

Я на катке была сегодня… Морн,

как птица, реет по льду… Что же люстра

горит напрасно…

(На ходу, тихо, к Морну.)

Погляди – он пьян…


М о р н

(тихо)

Да… угостила Элла…

(Подходит к Ганусу.)

Очень поздно!

Пора и по домам. Пора, Отелло!

Вы слышите?


Г а н у с

(тяжело)

Ну, что ж… я вас не смею

удерживать… идите…


М и д и я

Морн… мне страшно…

Он говорит так глухо… словно душит!..


Г а н у с

(встает и подходит)

Довольно… голос оголю… довольно!

Ждать дольше мочи нет. Долой перчатку!

(К Мидии.)

Вот эти пальцы вам знакомы?


М и д и я

Ах!..

Морн, уходите.


Г а н у с

(страстно)

Здравствуй! Ты не рада?

Ведь это я – твой муж! Воскрес из мертвых!


М о р н

(совершенно спокойно)

Воистину.


Г а н у с

Вы здесь еще?


М и д и я

Не надо!

Обоих вас прошу!..


Г а н у с

Проклятый фат!..


М о р н

Горячий свист твоей перчатки черной

приятен мне. Отвечу тем же…


М и д и я

А!..

Она бежит в глубину сцены, к нише,

и распахивает рывками окно.


М о р н и Г а н у с дерутся на кулаках.


М о р н

Стол, стол смахнешь!.. Вот мельница!.. Не так

размашисто! Стол… ваза!.. Так и знал!..

Ха-ха! Не щекочи! Ха-ха!..


М и д и я

(кричит в окно)

Эдмин!

Эдмин! Эдмин!..


М о р н

Ха-ха! Стекает краска!..

Так, рви ковер!.. Смелее! Не сопи,

не гакай!.. Чище, чище! Запятая

и точка!


Г а н у с рухнул в углу.


М о р н

Олух… Развязал мне галстук.


Э д м и н

(вбегает, в руке пистолет)

Что было?


М о р н

…Только два удара: первый

зовется «крюк», второй – «прямая шуйца».

А между прочим, этот господин —

Мидиин муж…


Э д м и н

Убит?


М о р н

Какое там…

Смотри, сейчас очнется. А, с приходом!

Мой секундант к услугам вашим…

(И замечает, что Мидия лежит

в обмороке в глубине, у окна.)

Боже!

О, бедная моя!.. Эдмин… постой…

Да, позвони… О, бедная… Не надо,

не надо же… Ну, право… Мы играли…


Вбегают д в е с л у ж а н к и: они и М о р н

ухаживают за М и д и е й в глубине сцены.


Г а н у с

(тяжело поднимается)

Я… вызов… принимаю. Гадко… Дайте

платок мне… Что-нибудь. Как гадко…

(Вытирает лицо.)

…Десять

шагов и первый выстрел – мой… по праву:

я – оскорбленный…


Э д м и н

(оглянувшись, порывисто)

Слушайте… постойте…

Покажется вам странно… но я должен…

просить вас… отказаться от дуэли…


Г а н у с

Не понимаю?..


Э д м и н

Если вам угодно,

я – за него – под выстрел ваш… готов я…

Хотя б сейчас…


Г а н у с

По-видимому, я

с ума схожу.


Э д м и н

(тихо и быстро)

Так вот, нарушу слово!..

Открою вам… мне долг велит… Но вы

должны поклясться мне – своей любовью,

презреньем, ненавистью, чем хотите,

что никогда вы этой страшной тайны…


Г а н у с

…Извольте, но к чему все это?


Э д м и н

Вот,

открою вам: он – этот человек —

он… не могу!..


Г а н у с

Скорей!..


Э д м и н

Э, будь что будет!

Он…

(И шепчет ему на ухо.)


Г а н у с

Это ложь!

(Эдмин шепчет.)

Нет, нет… Не может быть!

О, Господи… что делать?..


Э д м и н

Отказаться!

Нельзя иначе… Отказаться!..


М и д и я

(к Морну в глубине)

Радость,

не уходи…


М о р н

Постой… сейчас я…


Г а н у с

(твердо)

Нет!


Э д м и н

Зачем же я нарушил…


М о р н

(подходит)

Что, решили?


Г а н у с

Решили, да. Я не гожусь в убийцы:

мы будем драться à la courte paille[17].


М о р н

Великолепно… Выход найден. Завтра

подробности решим. Спокойной ночи.

Еще могу добавить, что дуэли

не обсуждают с женщиной. Мидия

не выдержит. Молчите до конца.

Пойдем, Эдмин.

(К Мидии.)

Я ухожу, Мидия.

Ты будь спокойна…


М и д и я

Подожди… мне страшно…

чем кончилось?


М о р н

Ничем. Мы помирились.


М и д и я

Послушай, – увези меня отсюда!..


М о р н

Твои глаза – как ласточки под осень,

когда кричат они: «На юг!..» Пусти же…


М и д и я

Постой, постой… смеешься ты сквозь слезы!..


Морн

Сквозь радуги, Мидия! Я так счастлив,

что счастие, сияя, через край

переливается. Прощай. Эдмин,

пойдем. Прощай. Все хорошо…


Морн и Эдмин уходят.


Пауза.


Г а н у с

(медленно подходит к Мидии)

Мидия, что же это? Ах… скажи

мне что-нибудь – жена моя, блаженство

мое, безумие мое, – я жду…

Не правда ли, все это – шутка, пестрый,

злой маскарад, – как господин во фраке

бил крашеного мавра… Улыбнись!

Ведь я смеюсь… мне весело…


М и д и я

Не знаю,

что мне сказать тебе…


Г а н у с

Одно лишь слово;

всему поверю я… всему поверю…

Меня пустая ревность опьянила —

не правда ли? – как после долгой качки

вино в порту. О, что-нибудь…


М и д и я

Послушай, —

я объясню… Ушел ты – это помню.

Бог видел, как я тосковала. Вещи

твои со мною говорили, пахли

тобой… Болела я… Но постепенно

мое воспоминанье о тебе

теряло теплоту… Ты застывал

во мне – еще живой, уже бесплотный.

Потом ты стал прозрачным, стал каким-то

привычным призраком; и, наконец,

на цыпочках, просвечивая, тихо

ушел, ушел из сердца моего…

Я думала – навеки. Я смирилась.

И сердце обновилось и зажглось.

Мне так хотелось жить, дышать, кружиться.

Забвенье подарило мне свободу…

И вдруг, теперь, вернулся ты из смерти,

и вдруг, теперь, врываешься так грубо

в тебе чужую жизнь… Не знаю, чтó

сказать тебе… Как с призраком ожившим

мне говорить? Я ничего не знаю…


Г а н у с

В последний раз я видел сквозь решетку

твое лицо. Ты подняла вуаль,

чтоб нос – комком платочка – так вот, так вот…


М и д и я

Кто виноват? Зачем ушел? Зачем

бороться было – против счастья, против

огня и правды, против короля?..


Г а н у с

Ха-ха… Король!.. О, Господи… Король!..

Безумие… Безумие!..


М и д и я

Мне страшно, —

ты так не смейся…


Г а н у с

Ничего… Прошло…

Три ночи я не спал… устал немного.

Всю осень я скитался. Понимаешь,

Мидия, я бежал: не вынес кары…

Я знал бессонный шум ночной погони.

Я голодал. Я тоже не могу

сказать тебе…


М и д и я

…И это – для того,

чтоб выкрасить лицо себе, а после…


Г а н у с

Но я хотел обрадовать тебя!


М и д и я

…а после быть избитым и валяться,

как пьяный шут, в углу, и все простить

обидчику, и, в шутку обратив

обиду, унижаться предо мною…

Ужасно! На, бери подушку эту,

души меня! Ведь я люблю другого!..

Души меня!.. Нет, только может плакать…

Довольно… Я устала… уходи…


Г а н у с

Прости меня, Мидия… Я не знал…

Так вышло, будто я четыре года

подслушивал у двери – и вошел,

и – никого. Уйду. Позволь мне только

видать тебя. В неделю раз – не боле.

Я буду жить у Тременса. Ты только

не уезжай…


М и д и я

Оставь мои колени!

Уйди… не мучь меня… Довольно… Я

с ума сойду!..


Г а н у с

Прощай… Ты не сердись…

прости меня – ведь я не знал. Дай руку, —

нет, только так – пожать. Я, вероятно,

смешной – размазал грим… Ну вот…

Я ухожу… Ты ляг… Светает…

(Уходит.)


М и д и я

Шут!..


Занавес

Акт II

Комната Тременса. Т р е м е н с в той же позе,

как в I сцене I акта. У стола сидит Г а н у с,

рассыпает карты.


Т р е м е н с

Блаженство пустоты… Небытие…

Так буду повторять тебе, покамест

дрожащими руками не сожмешь

взрывающейся головы; покамест

твоей души не оглушу громами

моей опустошительной мечты!..

Терзаюсь я бездействием; но знаю:

моя глухая воля – как вода,

что, каплею за каплею спадая

на темя осужденного, рождает

безумие, протачивая череп

и проедая разум; как вода,

что, каплею за каплею сквозь камень

просачиваясь в огненные недра

земные, вызывает изверженье

вулкана – сумасшествие земли…

Небытие… Я, сумрак возлюбивший,

сам должен жить и жизнью быть язвимым,

чтоб людям дать усладу вечной смерти —

но стойкая душа моя не стонет,

распятая на костяном кресте

скелета человечьего, – на черной,

на громовой Голгофе бытия…

Ты бледен, Ганус… Перестань же карты

раскладывать, ерошить волос буйный,

в лицо часам заглядывать… Чего же

бояться?


Г а н у с

Замолчи, прошу тебя!

Без четверти… Невыносимо! Стрелки,

как сгорбленные, и́дут; как вдовица

и сирота за катафалком…


Т р е м е н с

Элла!

Лекарство!..


Г а н у с

Тременс… нет… пускай не входит!..

О, Господи…


Э л л а

(лениво входит, волоча шаль)

Тут холодно… Не знаю,

верны ли…

(Смотрит на стенные часы.)


Т р е м е н с

А тебе-то что?


Э л л а

Так. Странно:

камин горит, а холодно…


Т р е м е н с

Мой холод,

мой холод, Элла! Зябну я от жизни,

но подожди – я скоро распущу

такой огонь…


Г а н у с

Невыносимо!.. Элла,

вы склянками звените… ради Бога,

не надо… Что хотел сказать я? Да:

вы мне намедни обещали дать

конверт и марку…


Т р е м е н с

…С человеком в маске…


Э л л а

Я принесу… Тут холодно… Быть может,

мне кажется… Сегодня все зеваю…

(Уходит.)


Г а н у с

Ты что сказал?


Т р е м е н с

Я говорю: на марке

изображен наш добрый…


Г а н у с

Тременс, Тременс,

о, если бы ты знал!.. Не то. Послушай,

нарочно Эллу я просил… Ты должен

услать ее куда-нибудь, на час…

Они сейчас придут: решили в десять,

ведь сам ты проверял картель… Прошу,

дай порученье ей…


Т р е м е н с

Напротив, Ганус.

Пусть учится. Пусть видит страх и смелость.

Смерть – зрелище, достойное богов.


Г а н у с

Ты – изверг, Тременс! Как же я могу

под взглядом детских глаз ее… О, Тременс,

прошу тебя!..


Т р е м е н с

Довольно. Это входит

в мой замысел. Сегодня открываю

мой небывалый праздник. Твой противник —

как бишь его? – забыл я…


Г а н у с

Тременс! Друг мой!

Осталось шесть минут! Я умоляю!

Они сейчас придут… Ведь Эллы… жалко!


Т р е м е н с

…противник твой – какой-нибудь летучий,

блестящий шелопай; но если смерть

он вытянет за белое ушко

из кулака, – доволен буду: меньше

одной душой на этом свете… Спать

как хочется…


Г а н у с

Пять, пять минут осталось!..


Т р е м е н с

Да: это час, когда я спать ложусь…


Возвращается Э л л а.


Э л л а

Берите, вот. Насилу отыскала…

Мое лицо плывет из полутьмы

навстречу мне, как смутная медуза,

а зеркало – как черная вода…

А волосы устало растрепались…

А я – невеста. Я – невеста… Ганус,

вы рады за меня?..


Г а н у с

Не знаю… Да,

конечно, – рад…


Э л л а

Ведь он – поэт, он – гений,

не то что вы…


Г а н у с

Да, Элла…

Так… так… сейчас пробьют… пробьют мне душу…

Э, все равно!..


Э л л а

Мне можно вас спросить —

вы ничего мне, Ганус, не сказали, —

что было там, когда ушли мы? Ганус!

Ну, вот – молчит… Ужели на меня

вы сердитесь? Ведь, право, я не знала,

что маскарад наш маленький не выйдет…

Как мне помочь? Быть может, есть слова —

цветут они в тени высоких песен, —

я их найду. Какой надутый, глупый,

кусает губы, знать меня не хочет…

Я все пойму… Взгляните же… Со мною

грешно молчать. Как мне еще просить?


Г а н у с

Что, Элла, что вам нужно от меня?

Вам говорить угодно? О, давайте,

давайте говорить! О чем хотите!

О женщинах неверных, о поэтах,

О духах, о потерянных очках

слепой кишки, о моде, о планетах, —

шептаться, хохотать, наперебой

болтать, болтать – без умолку! Ну, что же?

Я веселюсь!.. О, Господи…


Э л л а

Не надо…

Мне больно… Вы не можете понять.

Не надо… А! Бьет десять…


Г а н у с

Элла – вот —

я вам скажу… я попросить вас должен…

послушайте…


Э л л а

Какая карта? Чет?


Г а н у с

Чет – все равно… Послушайте…


Э л л а

Восьмерка.

Я загадала. В десять ждет Клиян.

Когда пойду – все кончено. Мне вышло —

остаться…


Г а н у с

Нет – идите! ах, идите!

Так суждено! Поверьте мне!.. Я знаю —

любовь не ждет!..


Э л л а

Безвольная истома

и холодок… Любовь ли это? Впрочем,

я поступлю, как скажете…


Г а н у с

Идите,

скорей, скорей! – пока он не проснулся…


Э л л а

Нет, почему же, он позволит мне…

Отец, проснись. Я ухожу.


Т р е м е н с

Ох… тяжко…

Куда же ты так поздно? Нет, останься,

ты мне нужна.


Э л л а

(к Ганусу)

Остаться?


Г а н у с

(тихо)

Нет, нет, нет…

я умоляю, умоляю!..


Э л л а

Вы…

вы… жалкий.

(Уходит, накинув меховой плащ.)


Т р е м е н с

Элла! Стой! А ну ее…


Г а н у с

Ушла, ушла… Дверь ухнула внизу

стеклянным громом… Ах, теперь мне легче…

(Пауза.)

Одиннадцатый час… Не понимаю…


Т р е м е н с

Опаздывать – дуэльный этикет.

А может быть, он струсил.


Г а н у с

И другое

есть правило: не оскорблять чужого

противника…


Т р е м е н с

А я скажу тебе

вот так: душа должна бояться смерти,

как девушка любви боится. Ганус,

что чувствуешь?


Г а н у с

Огонь и холод мести,

и пристально гляжу в глаза кошачьи

стального страха: знает укротитель,

что только отвернется, – вспрыснет зверь.

Но, кроме страха, есть другое чувство,

угрюмо стерегущее меня…


Т р е м е н с

(зевает)

Проклятая дремота…


Г а н у с

Чувство это

страшней всего… Вот, Тременс, – деловое —

Загрузка...