– Армандо! – раздался снизу встревоженный голос Массимо. – Держись, я уже бегу, сейчас лестницу подниму!
Но было поздно. Ветка не выдержала таких тяжелых трусов, и я со страшным треском полетел вниз. Ойкнув от не очень мягкого приземления, я нецензурно выругался.
– Армандо, ты в порядке? – с опаской и невыразимой тревогой спросил Массимо.
– Ou, с тобой все нормально? – раздался голос кого-то из работников.
– Что случилось?! – Это Доменико спешил меня спасать. Интересно, я так громко рухнул, или он пребывал где-то поблизости?
Отплевываясь, я пытался, не без помощи Массимо и кого-то еще, кого я не видел, выбраться из веток. У меня возникло ощущение, что я упал в кусты, причем колючие.
– Армандо, все хорошо? – услышал я голос Доменико. Надо же, у него даже насмешливые нотки куда-то разбежались, лишь неподдельная тревога осталась.
Выбравшись, я внимательно посмотрел на него. Оказывается, на его лице способен отражаться не только плохо скрываемый сарказм, но и, например, беспокойство.
– Да-да, все в порядке, – заверил я, растроганный его участием. Мне действительно повезло: я ничего не переломал себе, только оцарапался, судя по жжению на коже в некоторых местах.
– Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты был аккуратным с лестницей? – сказал Доменико с раздражением, облегченно вздыхая.
– Но как?! – опешил я. – Разве это моя вина, что лестница упала?
– Я тебе говорил, что абрикос – дерево хрупкое, и нельзя на нем виснуть! Теперь вот сломал громадную ветку, себя чуть не покалечил! – Злость нарастала в нем.
Внутри меня все взбунтовалось.
– Я должен заплатить тебе за поломанное дерево? – спросил я очень ядовито.
Он застыл. Кажется, я смог его смутить, зародить в нем мысль, что он перегибает палку.
– Прекрати нести ересь. Иди и отдохни лучше, – сказал он строго.
– Отдохнуть? – Я приподнял бровь. – Разве есть время отдыхать, если еще столько абрикосов надо собрать?
– Да, но ты заплатил за ничегонеделание, а не за работу и падения, – ответил он тоже весьма ядовито.
– Я иногда страдаю альтруизмом. Но если тебе не нужна помощь, я с удовольствием займусь тем, за что заплатил, – сказал я с наигранной веселостью.
– Помощь мне всегда нужна, – процедил Доменико сквозь зубы.
– Так ты скажи внятно: нужна помощь – я помогу, – ответил я его же словами.
Сначала он одарил меня убийственным взглядом. Потом губы его искривились в улыбке. Он всеми силами пытался ее сдержать, но не сумел и рассмеялся.
– Ладно, спасибо. – Он хлопнул меня по плечу. – Но поосторожней, пожалуйста. И если все же устал… Я ведь прекрасно понимаю, что городские жители из другой пасты сделаны… Лучше отдохни, чтобы не убить себя.
– Я ничуть не устал, – решил я проявить чудеса стойкости. Наверное, солнце в Тоскане хорошо мозги пропекает. Иначе я ни за что не предложил бы себя в качестве неутомимого фермера, когда заплатил за цивильный отдых.
Продолжив собирать урожай, я задумался над тем, что на меня нашло? Какого черта мне что-то доказывать хамоватому фермеру? Да, мое восхищение им малость поостыло. Поразмыслив еще немного, я понял, что хамоватый он только со мной. С остальными Доменико вполне вежлив. Интересно, чем я с первых минут вызвал такое отношение?
Я прокрутил в голове свой приезд. И чуть не расхохотался на весь абрикосовый сад. Я представил Доменико, наблюдающего, как на его ферму вкатил сверкающий дорогой кабриолет, а из него вылез натуральный миланский фраер: в синих потертых джинсах, персиковой шелковистой футболке с поднятым воротничком, модных мокасинах, с уложенной прической, в солнцезащитных очках. Полная противоположность Доменико. Он наверняка сразу зачислил меня в команду столичных белоручек, ничего не умеющих делать. А меня крайне бесило подобное обо мне суждение.
Мой отец очень часто называл меня белоручкой и был уверен, что я ничего не умею делать. Меня это неимоверно задевало. Я просто не переносил, когда он мне подобное высказывал, и всегда хотел доказать, что это не так. Правда, приходила мама, начинала меня защищать, и я так ни разу за доказательства и не взялся. Доменико не произнес вслух ничего подобного, но в глазах его явно читалось то же самое мнение. И меня оно задело. А поскольку мамы рядом не было, пришлось отстаивать свою честь самому. Причем делом, а не словами. Словами-то меня никто ни в чем не обвинял.
И потом, несмотря на ломоту в спине, было что-то притягательное в этой деятельности. Фруктовый сад чудесно благоухал, птицы звонко пели, ветер игрался с листвой, подыгрывая пернатым. Вокруг трудились люди, кто-то весело насвистывал, кто-то напевал себе под нос, включаясь в природный концерт, кто-то подшучивал над напарником. Энтузиазмом от всех так и веяло, и, видимо, он был заразным. Таким заразным, что до обеда мы успели собрать весь оставшийся абрикосовый урожай.
Наевшись фруктов, я не чувствовал себя слишком голодным, пока не оказался за столом. Тот ломился от ароматных закусок, и желудок мой тут же скрутило. Я набросился на мясную нарезку и брускетты, а потом опустошил тарелку с tortellini al brodo21 и с удовольствием налег на ризотто с уткой. Как я уже говорил, я редко ем и первое, и второе, но в Тоскане я совсем оголодал.
С трудом передвигаясь, я мечтал только о том, чтобы растянуться на кровати и вздремнуть, но поплелся с Фабрицио на виноградники. Подписался ведь на экскурсию…
Этот лысый бородатый винодел обладал просто невероятной харизмой! У меня всю усталость, как рукой сняло. Он так интересно и воодушевленно рассказывал, что я забыл обо всем, только слушал его, раскрыв рот, и проклинал себя за то, что не прихватил блокнотик с ручкой. За ним нужно записывать! Такой персонаж в книге – это просто находка!
– Ты ведь знаешь, что Тоскана земля гениев, правда? – начал он, хитро взглянув на меня, пока мы шли через оливковую рощу. – Тут растет самый лучший виноград.
– А самая лучшая мама делает самую лучшую пасту… – пробормотал я.
– Моя – так уж точно, – хмыкнул он, а потом добавил с нотками грусти: – Увы, делала. Но ничего, гениальность передается по наследству, так что я тоже умею делать отменную пасту. Я правда часто с приправами не угадываю, зато люди от души хвалят мою щедрость и умение придать блюду незабываемую пикантность.
– Представляю… – хмыкнул я, надеясь, что его не привлекают помогать на кухне, потому что мой желудок всегда реагировал приступом изжоги на незабываемую пикантность.
Оливковая роща закончилась, и моему взору открылось зеленое море. Я замер на полушаге. От восхищения я даже сначала подумал, что виноградники тянутся до самого горизонта, но когда первичный ступор прошел, я понял, что на обозримой дистанции ровные виноградные линии сменяются полем, поросшим какой-то травой.
– Никогда не видел столько виноградников? – вывела меня из восхищения реплика Фабрицио. – Но где ты вообще обитаешь?
– Да видел я виноградники, просто отсюда ракурс другой. А обитаю я в Милане.
– А сюда как занесло?
– Машиной. Решил сменить домашний комфорт на спартанские условия и проверить, выживет ли мой организм.
– Выживет, выживет, – заверил Фабрицио. – Просто пока ты сидишь в Милане на диване, твой организм не имеет возможности продемонстрировать тебе, какой он молодец. Особенно в умении стремительно приспосабливаться к изменяющимся условиям.
– Почему всем вам кажется, что в городе люди вообще не живут, а только…
– … ходят из дома в офис и обратно, уткнувшись в телефоны, – перебив, закончил он за меня.
Я хотел было разозлиться, но Фабрицио слишком обезоруживающе улыбался.
– Вообще-то в городе организм тоже подвергается испытаниям… – попробовал я снова повлиять на его мировосприятие.
– Каким? Попал в пробку и опоздал в офис?
– Если в пробку, то лучше. Если в аварию, в офис можешь уже вообще никогда не попасть.
– Так эти проблемы вы себе сами создаете. – Фабрицио махнул рукой, будто я ему о пустяках несусветных рассказывал.
– Это как же? – Я сложил демонстративно руки на груди.
– Отлепись от экрана телефона, когда за рулем, и увеличишь свои шансы на выживание. Это от тебя зависит, это решаемо. А вот если урожай не уродится, вот это проблема, и от тебя это не зависит.
Я даже не знал, что возразить.
– Ладно, как у тебя с памятью? – спросил Фабрицио.
– Не жалуюсь.
– Ну и отлично. Пойдем, я покажу, как выглядят все те сорта винограда, о которых я тебе рассказывал вчера.
Первыми росли ряды белого винограда. Ягодки янтарными капельками светились на солнце и выглядели вполне зрелыми, но Фабрицио заявил, что это обманчивое впечатление, и придется ждать еще несколько недель.
– И как понять, что пора? – осведомился я.
– Легко. Правильный момент указывает соотношение сахара и кислоты.
Я посмотрел на него, как на выходца из какой-нибудь Австрии или Германии. Я ни слова не понимал из их языка.
– И как определить? На глазок? – уточнил я с ухмылкой на губах.
– Ни в коем случае! – важно ответил Фабрицио. – В этом деле необходима медицинская точность. Нужно собрать несколько гроздей со всего виноградника, выжать их, чтобы получить виноградное сусло. Обязательно следует удалить все косточки и веточки, иначе результаты будут искажены, – с любовью рассказывал Фабрицио, сопровождая свою речь динамичным жестикулированием. Он мог бы не пояснять свои жесты словами – так образно он работал руками. – Полученное сусло переливаешь в прозрачный сосуд и помещаешь туда специальный прибор. Этот прибор покажет, сколько грамм сахара содержится в ста граммах сусла.
– И какой должен быть этот показатель?
– А все зависит от того, какое вино ты хочешь получить!
Мадонна! Я даже руками молчаливо всплеснул. Определение момента сборки винограда начало казаться мне таким же сложным, как определение скорости вращательного движения деревянного брусочка в вакууме.
– Например! – не обратил никакого внимания на мое смятение Фабрицио. Он поднял вверх указательный палец и сделал энергичное движение головой. Бородка тут же подпрыгнула. – Если ты хочешь получить сухое белое вино, нужно собирать виноград сразу, как только он созреет. Если ты хочешь получить вино более мягкое по вкусу, чуть более крепкое, то нужно собрать виноград на пике его созревания, чтобы обеспечить высокий уровень содержания сахара. А вот для красных вин надо собирать виноград в момент наивысшего содержания сахара и наивысшей зрелости.
Единственное, что я понял из его тирады, – это, что момент, когда нужно собирать виноград, остался для меня загадочным параметром.
Мы перешли к растениям, на которых висели фиолетовые гроздья. Они выглядели такими сочными, что я не удержался и попросил разрешения попробовать одну ягодку. Фабрицио сказал, что я могу съесть хоть целую гроздь. Когда я на радостях отправил в рот штук десять виноградинок и принялся жевать, меня аж перекосило: кислота страшная! У меня свело скулы, и я сморщился, будто изюм.
– А я тебе говорил, что он еще не созрел, – добродушно засмеялся Фабрицио. – Хотя этот сорт отличается кислинкой всегда. На, заешь вот этим. – Он протянул мне несколько ягодок какого-то другого сорта.
Я с опаской покосился на виноградины в его грубоватой широкой ладони, но все же отправил ягодки в рот. Я вообще очень доверчивый. Правда, Фабрицио меня не обманул: виноград оказался в самом деле сладким.
Мы двинулись дальше. Фабрицио, активно размахивая руками, увлеченно разглагольствовал о буднях виноградаря, и через полчаса я уже чувствовал себя готовым заняться выращиванием этих ягод. Чтобы вырастить виноград, нужно обзавестись солнечным местом. Земля не должна быть влажной, но должна отличаться богатой органической составляющей. Сажать новые сорта нужно осенью, потому что ранней весной растения уже начинают цвести. Кустики должны сидеть на расстоянии метра друг от друга в ямке глубиной пятьдесят сантиметров. Виноград нужно опрыскивать и подкармливать, но делать это важно с умом и по расписанию (которое оказалось еще более мутным понятием, чем правильный момент сбора винограда).
Я впитывал все его рассказы, как губка, не понимая, зачем мне нужна эта бесполезная для меня информация. Видимо, все ненужное липло на меня, как мухи. Как пчелы, точнее.
Когда экскурсия закончилась, я вернулся домой, смыл с себя рабочий пот и грязь и посмотрел на часы. До ужина оставалась пара часов, а кот еще не кормлен. Если честно, я схватился за голову. Вот ведь олух! Надо было с утра хотя бы добыть свежей рыбы или мяса, а где теперь я их возьму в этой глуши, где свежие продукты наверняка расходятся еще с утра, и к вечеру остаются только жалкие обрезки? Может, звучит странно, но я действительно собрался отварить Аранчино рыбку. Да, я не умею готовить, но просто отварить в воде рыбу способен даже очень неспособный. И потом, я в любом случае не собирался покупать коту корм. Я слышал множество ворчаний, что если только кот начнет питаться кормом, потом на домашнюю еду он будет лишь бросать прискорбные взгляды, но есть не станет.
Конечно, можно сгонять во Флоренцию или Сиену в супермаркет и раздобыть свежую рыбу там. Но тогда я на ужин не попадаю. Ну что ж, придется сегодня посидеть на молоке и хлебе, решил я. Недалеко от того заброшенного дома располагался какой-то поселок, наверняка там продают хлеб и молоко. А завтра с утра я раздобуду где-нибудь рыбку или мясо.
Я не ошибся и вскоре, довольно улыбаясь, вышел из панетерии22 с бумажным пакетом, из которого доносился головокружительный аромат свежеиспеченного хлеба. Рядом находился какой-то маленький магазинчик, там я добыл молока. Но аромат хлеба продолжал щекотать мне нос, и я не удержался: отломил себе небольшой кусочек. Я совсем забыл, что тосканский хлеб пресный. Когда-то давно тут провели солевую реформу, и с тех пор в хлеб соль не добавляют. Это, наверное, даже правильно, но непривычно. Тем более тосканцы не едят его просто так, а макают в соус на тарелке либо поливают оливковым маслом. В общем, я засунул кусочек обратно в пакет, в надежде, что у Аранчино вкус не испорчен, и он только порадуется такому здоровому хлебу.
Ускорив шаг, я торопливо шел к своей машине, когда выворачивая из-за угла, налетел на какую-то парочку.
– Простите, – извинился я, поднимая глаза.
Передо мной стоял Массимо. И он отчего-то побледнел. У него даже подбородок дрогнул. Я перевел взгляд на его спутницу.
Мамма мия…
Девчонка лет семнадцати-восемнадцати, совершенно рыжая, вроде моего Аранчино, с лохматой челкой, лезущей ей в глаза, и двумя торчащими хвостиками, в подранных джинсах, кедах в цветочек и белой футболке (это единственное, что было в ее облике более или менее нормальным, если, конечно, не обращать внимание на принт на груди) стояла и хлопала большими глазами. Мадонна, где Массимо только отыскал это рыжее чудо?!
– Чао, – сказал я нерешительно, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке.
– Чао, – натянуто ответил Массимо. Он отчего-то не был рад меня видеть.
– Вы знакомы? – спросило Рыжее Чудо, переводя взгляд с меня на Массимо и обратно.
На этом моменте Массимо должен был бы представить нас друг другу. Но он молчал и мрачно меня созерцал, будто я ему конец любви предсказал.
– Я Армандо, – сказал я дружелюбно.
– Я Джойя23, – ответило Рыжее Чудо, улыбаясь во весь рот. Не имя, а точная характеристика.
Только на Массимо, кажется, она не действовала. По крайней мере, не в тот момент. Он вдруг схватил меня за локоть и оттащил в сторону.
– Могу я попросить тебя об одном одолжении? – спросил он таким тоном, что я сразу понял: отказы будут караться сурово.
– Конечно! – ответил я, готовый на все ради спасения своей шкуры.
– Это очень важно для меня. Прошу тебя, не говори ничего отцу. Никому.
– Что именно? – спросил я в целях уточнения границ «ничего».
– Что видел меня с Джойей.
Всего-то? Я уж подумал, меня попросят скрыть информацию о контрабанде вина с фермы отца.
– Хорошо, – пожал я плечами. – Без проблем.
– Это очень важно для меня, понимаешь?! – Его голос превратился в умоляющий. Мне даже стало жаль парня.
– Конечно, не волнуйся, – заверил я.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Несмотря на то, что меня сжигало любопытство, я решил проявить тактичность. У меня не было никакого морального права влезать в его жизнь.
– Хорошей прогулки, – улыбнулся я.
– А ты куда идешь? – Массимо исподлобья посмотрел на меня.
– У меня тут свидание недалеко, – еще шире улыбнулся я, помахал рукой Рыжему Чуду и танцующей походкой направился к своей Alfa Romeo.