Том 5. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть III. Смага - читать онлайн

Том 5. О Смаге и первостихиях

Вот и наступил тот час, когда пора переходить к рассказу о «практической» стороне Спаса. Почему слово «практическая» взята в кавычки? Ответ прост. Разделение Спаса на понятия «практический» и «теоретический» весьма и весьма условно. Это разделение больше свойственно для нашего современника, попавшего под влияние всеобщего образования. На самом деле мы все образованные люди, то есть образованные по некоему образцу и подобию. И в этом образце имеет место разделение на теорию и практику. Но это РАЗделение есть беда! Коль ты среди тех, кто делит мир на «практиков» и «теоретиков», ты себя от Спаса отрезаешь. Разделять – что отрезать! Тут же надо не собирать даже, но разделения грани стирать. Что вовсе и не сложно! Ибо тому, кто разделяет, под силу просто перестать это делать.

Для наших же предков подобного разделения просто не существовало. Ибо слово, обладая созидающей силой, способно было творить, а значит, мы уже давно творим пространство Спаса и занимаемся самой что ни на есть практикой. Спас, к слову, не приемлет никакого разделения вообще! Об этом в сотый раз мы говорим. Нельзя жизнь делить никоим образом, нельзя выделять «теорию», нельзя вычленять отдельно «практику», как непозволительно и разделять жизнь на материальную и духовную. Всякое разделение есть разделение целого, и оно, в сути, уводит нас от возможности обрести цельность. Даже для мнимого удобства! Точнее, не обрести, но быть в Цельности! Пока ты не видишь этого, то всё бесполезно. Разделение – это плод наших умствований и уход от действительности. А можно ли, не будучи в действительности, быть действенным? Ответ очевиден! «Не дели, и неделимым будешь!» – так говорили наказители в Спасе. Пока же мы будем всё разделять и подразделять, мы обречены терять суть, пусть хотя бы того же Спаса.

Но тем не менее, несмотря на вышесказанное, и мимо сути, постараемся здесь рассказать о прикладных работах Спаса как можно доступнее. Так как они предмет наибольшего интереса со стороны взирающих на Спас. Попробуем это сделать ради того, чтобы показать, что в них хотя и есть зерно и немалый прок, но в конце концов всё это суета сует. Возможно, что эта часть для многих может показаться весьма скучной. Даже больше скучной, чем Образ мира, несмотря на востребованность «практики». Тут мы исходим из своего собственного опыта. Ведь нет ничего хуже, чем читать о том, что нужно брать прямо из рук, то есть в прямой передаче. А как скучно описывать всё это, когда видишь, что истинная могутность за всем этим! Хотя и в том, что будет сказано ниже, можно будет найти немало для размышления. Сказка – ложь, да в ней намёк! И начнём мы со Смаги.

Что такое Смага? Как вы уже знаете, в узком смысле слова – это огонь. Огонь невещественный, огонь души. В более широком смысле Смага – это название средней, чувственной души и силы. На Руси она была известна под названием Ярости. Помните слова из известной песни времён Великой Отечественной войны: «Пусть ярость благородная вскипает как волна»? В ней как раз и говорится об этой внутренней силе – Ярости, которая позволяла человеку творить чудеса героизма. Но и о Смаге также осталась память в нашей речи. Когда человек хорош собой, о нём говорят «смазливый». В те же старые времена так говорили о «горящем», яростном, то есть наполненном Смагой. В слове «Смага» корень «маг», который мы можем найти и в хорошо всем известном слове «магия». Понятие же «мага» подразумевает возможность действия, некую силу. Так уж принято в обычаях, хотя далеко и не всё так, как принято. Не всё то золото, что блестит. У казаков про сильного человека также говорили, что он «могутный», то есть «могущий». Знахарь же вообще нам растолковал понятие Смаги очень своеобразно: «Смага – это значит «с магой». А мага – это могута. Кто имеет могуту, тот и силён! Но силён не силой!»

Такое же название в той традиции казачьего Спаса, с которой мы соприкоснулись, было дано своду прикладных работ с телесностью. Тело – это телега, везущая в себе душу, и наши предки не обошли его своим вниманием. Внешне всё это выглядит как обычные телесные упражнения. Но конечно, такое представление о Смаге весьма поверхностное, так как тело, по представлениям наших предков, – сгуртованное до кучи сознание, то и прикладные работы Смаги не могли не затрагивать памерков (сознания). То есть они представляли собой, как модно говорить сейчас, психосоматический тренинг.

Каково было их предназначение в традиции Спаса, насколько они древние и как широко они были распространены в казачьей среде? Вопросы эти волнуют многих. Как сторонников Спаса, так и его недругов. Особо недругов. А их у Спаса немало!

Надо говорить только о том, о чём ты можешь сказать наверняка. С беглого взгляда на быт казачества может показаться, что обычному казаку, или, как о нём говорят, воину-пахарю, некогда было заниматься каким-то там особым «тренингом» для тела и души. Что, в общем-то, так и было. Работы по хозяйству в мирное время отнимали очень много сил и времени. А когда случалась война, то тем более было недосуг упражняться. Поэтому взять на себя смелость и сделать заявление, что Смага есть «традиционный психосоматический тренинг» наших предков, а именно казачества, – слишком ответственный шаг, тем более отнести начало этих прикладных работ ко времени легендарных волхвов. Без сомнения, в глубокой древности у волхвов могли существовать подобные познания о мире, о человеке и об их взаимоотношениях, но впоследствии под влиянием множества причин они были, в лучшем случае, частично утрачены. И если что-то и сохранилось, то в виде малочисленных осколков, разбросанных в народной среде, которые собрать в единую картину вряд ли на сегодня возможно. Те же прикладные вещи, о которых предстоит вести речь ниже, хоть и родились в казачьей среде, но заявляться на седую древность могут вряд ли. Тут надо смотреть трезвым взглядом. Так нам их и преподнёс старый знахарь. На наш «умный» вопрос: «Есть ли это древнейшая традиция Спаса, идущая от антов, сарматов и алан, или новодел?» – он ответил как-то невнятно: «Всякое может быть». Сам знахарь говорил о древности Смаги в характерной ему черте – загадкой: «Ни стара, ни нова! Но каждый раз СНАЧАЛА! А потому для тебя её не было раньше! А если вдруг окажется, что была, то не для тебя она вообще! И делать тебе тут нечего! Иди историком подвизайся!»

И соответственно, о повсеместном распространении Смаги в казачьей среде говорить также сложно. Хотя бы потому, что в силу своего предназначения, о котором мы скажем чуть ниже, Смага не могла быть востребована очень широко. Нашим предкам, в большинстве своём, некогда было заниматься «высокими материями» между ратными подвигами и мирным трудом. Да и от самого казачества, такого неоднозначного с точки зрения происхождения и положения, трудно было ожидать высокой степени единства воззрений на мир, на человека, на его предназначение. Поэтому Смага могла быть востребована только в очень узком кругу. Например, в кругу казаков-характерников, то есть воинов-жрецов, да различных самородков, или «деревенских философов», которые всегда выделялись и будут выделяться своей «чудаковатостью» среди соплеменников.

Отрицать же, что на Руси вообще и у казаков в частности напрочь отсутствовали какие-то свои «хитрые» приёмы воинской подготовки, как это делают многочисленные поклонники восточных единоборств, тоже не совсем разумно. Суровый климат Руси не позволял выделить из общества многочисленную касту «профессиональных воинов». Дружины князей были крайне немногочисленны. А для обороны городов требовалось гораздо больше способных воинов, поэтому уметь обращаться с оружием должен был каждый мужчина. В этом заключалась суровая правда жизни!

Посевная и уборочная страда вырабатывали в русских навык слаженной работы, а долгие зимние месяцы давали им время на оттачивание боевых навыков. На многочисленных праздниках устраивались, например, стеночные бои. Очень любо было этакое развлечение на Руси. Поэтому городские рати представляли собой неплохо обученную и достаточно собранную пехоту, большинство которой составляли ополченцы. Частые междоусобицы приучили русских и к полевым сражениям, и к осадам.

При таком положении вещей у русских не могло не быть своих «находок», позволяющих подготавливать воинов. Тем более у казачества! Ведь история казаков – это одна сплошная война. Живя всегда «на острие», в Диком поле, где был прав только тот, кто имел силу, казаки были вынуждены задумываться о своём выживании. Иначе бы они просто исчезли как народ. После присоединения Дикого поля к Московии во времена Ивана Грозного казачество всегда выступало как надёжный военный оплот царской власти. А военная служба для казака именовалась матушкой. Её важность отразилась во многих поговорках: «Служба ты, служба, дюжа нужная». В казачьих колыбельных песнях «службица» выступает как доля, прирождённая судьбина:

А ну-ну-ну, нуночек,

Растёт Ванин конёчек,

Он на службицу пойдет,

Маме шалю принесёт.

А папе фуражку,

Братке на рубашку.

Слово «казак» в народе часто употреблялось в смысле «храбрец», «лихач», «хват». Да и в самой казачьей среде можно было увидеть стремление обособиться, выделить себя из всей совокупности русского воинства в определении «непростой»: «Казаки не простаки, вольные ребята! Носят шапки-тумаки и живут богато!» Противопоставляя себя русским крестьянам, казаки говорили: «Мы Расея, да не то что вы: вы мужики, а мы казаки – царские, значит, слуги».

Без сомнения, этакое самовыделение нельзя рассматривать как некое положительное явление. Подобная исключительность больше болезнь. Причём общечеловеческая. Каждый стремится выпятиться, да пожирнее. И сегодня потомки тех казаков красуются в своём «превосходстве» перед «Расеей». Бог им судья.

Но объективности ради надо сказать, что подобное самовыделение всё же возникло не на ровном месте, так как в среде казачества, в отличие от крестьянства, имелась хорошо развитая мужская воинская культура, включающая в себя и опыт выживания – Спас. И если русские крестьяне могли с большим успехом действовать в ополчении благодаря доморощенным воинским упражнениям, то что можно говорить о казачестве, где обучение военному делу сызмальства было обязательной повинностью!

Сегодня казачество почему-то для многих как кость поперёк горла. Но даже те, кто, мягко говоря, недолюбливает казаков, вряд ли смогут возразить, что у них не могло не быть развитого военного дела. Разве что по скудоумию да по злобе своей либо по умыслу. Хочется, вот и всё! Да и что могут ещё сказать наши «азиаты»: корейские тхэквондисты или «русские самураи? Понятно, что своя рубашка ближе к телу. А казаки для них – «пьяный сброд» и «серая масса», не то что «просвещённые буддийские монахи, оставившие тысячи письменных источников». Тем не менее и по сей день потомки «тех самых» казаков отличаются в общей массе от жителей среднерусских широт «природной злостью» и вольнолюбием. И по сей час казачество не является «удобным» в общежитии. Это можно, конечно, оспаривать, везде своих удальцов хватает, но слишком уж ярко бросается в глаза эта разница, когда волей-неволей приходится проводить подобные сопоставления. Поэтому такого опасного «сотоварища» лучше придушить в колыбели. Не то подрастёт он, и кто знает, что потом будет! За всей этой «жаждой справедливости», если присмотреться, есть тайные цели. И здесь со стороны «азиатов» больше интриги, чем желания найти истину. Всё, как везде, и всё, как всегда!

В народных преданиях, больше на Украине, меньше на юге России, сохранились многочисленные рассказы о легендарных казаках-характерниках, владевших «хитрыми» навыками и наделённых чудодейственной силой. Это знаменитые волжские разбойники Устим Кармелюк, Степан Разин. Прослыл характерником донской казак, генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов. Вот как писал о нём генерал Пётр Николаевич Краснов:

«…Чеченцы трепетали перед ним, и скоро имя грозного Боклю, как называли горцы Бакланова, стало страшным для всей Чечни. Донские дротики уже не называли более презрительно камышом. «Даджал», что значит дьявол, – вот было обычное наименование чеченцами Бакланова.

А он и лицом, и сложением был грозен. Лицо его было изрыто оспой, громадный нос, густые, нависшие на глаза брови, глаза, мечущие молнии, толстые губы и бакенбарды, вьющиеся по ветру.

Рассказывают, что раз пришли к казакам черкесы и просили показать им Бакланова. Они хотели убедиться, правда ли, что грозный Боклю действительно «даджал», то есть чёрт.

Очередной казак доложил об этом Бакланову.

– Проси! – сказал Бакланов. Живо засунул он руку в печь и сажей вымазал себе лицо.

Черкесы вошли, встали в избе и в страхе жались друг к другу. Яков Петрович сидел и дико водил глазами, выворачивая их. Потом он поднялся и медленно стал приближаться к гостям, щёлкая зубами. Испуганные черкесы начали пятиться к дверям и, наконец, шарахнулись из комнаты.

– Даджал! Даджал! – кричали они.

То, что Бакланов кидался в самую сечу боя и выходил целым и невредимым, то, что, будучи даже тяжко ранен, он оставался в строю, внушило казакам и солдатам мысль, что он заколдованный, заговорённый, что его можно убить только серебряной пулей. И верили в него, и боялись, и обожали его казаки!»

Из России по почте казачьему атаману неизвестно от кого пришёл подарок – чёрное шёлковое полотнище с вышитой на нём мёртвой Адамовой головой (черепом) и двумя скрещёнными под нею костями. Этот мрачный образ, получивший название баклановского значка, наводил ужас на горцев, и с ним Яков Петрович не расставался до конца жизни.

Если же вполне можно допустить, и не без основания, наличие у наших предков «хитрых» воинских приёмов, то почему бы у них не могло быть и других «хитростей» – более, так сказать, философского характера? Ведь богоискание характерно для зрелых душ, которые есть среди любого народа. И на Востоке, и на Западе разве люди чем-то отличаются друг от друга? И там и здесь те, кто не от мира сего, приходили к сходным выводам.

Письменных же источников о Спасе просто не могло остаться, хотя бы в силу имевшей место религиозной политики. Христианская вера считала Спас наследием язычества, с которым вела непримиримую войну за место под солнцем. Любые письменные источники, в которых было хоть какое-то расхождение с христианской догматикой, объявлялись отречёнными книгами, за которые полагалось преследование. Этого вполне достаточно, чтобы за века подобного противостояния не осталось «трактатов» по Спасу, которых в сути и быть-то не могло, так как та социальная среда, в которой жил Спас, была в основном неграмотная. Да и Спас – вовсе не учение, которое можно закрепить в каких-либо книгах, о чём мы только и говорим и ещё скажем в своё время. Тем не менее о мазыкской «хитрой науке» тоже нет ни одного письменного источника, разве что сказки Афанасьева. Однако это не помешало ей дожить до наших дней в устной традиции.

Так можно ли считать Смагу вообще традиционной? Наверное, всё же можно. Само слово «традиция» с латинского означает «передача». Мы получили Смагу от старого знахаря, а он, в свою очередь, от «хорошего человека». По крайней мере, на наш вопрос, откуда он всё это вытащил, Лесник отвечал именно таким образом. Хотя позже он всё же рассказал нам, что его наставником в Спасе был некий кубанский казак Антон Иванович Матухнов из Черкесска. И мы передаём «его науку», а наказитель именно так и называл её (хотя в его определении «наука» было больше смеха, чем значимости), уже дальше. В этом уже просматривается традиция. Разве не так? Пусть хоть и коротенькая традиция, не заявляющаяся на звание древнерусской, но тем не менее достаточно любопытная, чтобы обратить на неё своё внимание. Подобное пояснение похоже на старый анекдот. На первый взгляд бессмысленный, но не бестолковый.

Один философ решил доказать всему городу существование «того» мира. И вот глубокой ночью, когда все уже спали, философ стал ходить по улицам города, бить в барабан и громко кричать: «Вот я не даю никому спать. Хожу, бью в барабан и бужу всех. Вы думаете, что я не от мира сего. Значит, я от мира ТОГО. Значит, тот мир существует!»

Так, значит, и Смага «не от мира сего», но всё же она традиционная? Или как?

Так или иначе, но является ли Смага традиционной, судите вы сами. Ибо когда знахарь или знахарка передают свои познания восприемнику, они вполне могут передать ему часть своих находок и додумок. Менее ли ценные от этого их познания? Воспринимая их дар, как-то даже не задаёшься вопросом о его древности, хотя наказитель и подчёркивал важность чистой передачи Спаса – без себя в довеске. Поэтому для нас так и осталось непонятным, столкнулись ли мы действительно с традицией Спаса либо же получили опыт одного – двух человек, а потому искали подтверждения слов наказителя из других источников. Что-то находили, что-то так и осталось «из единых уст». И несмотря на многочисленные сомнения и противоречия, мы всё же решили вынести всё то, с чем столкнулись, на суд. Хотя бы для проверки самих себя.

Прежде же чем начать непосредственно разговор о самой Смаге, позволим себе ещё несколько общих слов. В своё время все эти или им подобные «практики» были приведены в серии книг издательства «Питер». И если бы не это событие, то вряд ли бы мы взялись бы за эту работу. По большому счёту она не столь важна и нужна для нас, хотя и даёт возможность скинуть с себя лишнюю тяжесть. Ведь в самом Спасе эти прикладные работы занимают очень скромное место. Но слишком уж много вольностей в отношении «исторической действительности» (имеем в виду самих себя, а не вышеупомянутую традиционность; мы-то точно есть историческая действительность!) было допущено в этих книгах. А если быть более придирчивым, то эти книги – один сплошной сон наяву, если смотреть на них из мировоззрения Спаса.

По большому счёту «Славянская гимнастика», приведённая в этой серии книг, есть авторская методика В. Э. Мешалкина. Поэтому сделать работу над своими ошибками (!) является одной из наших насущных задач. Ошибки же эти состоят в том, что при беседах с Владиславом Эдуардовичем мы позволили себе некоторые вольности, а точнее, додумки в толковании того, с чем столкнулись. Мы пытались слепить «красивый» и «удобный» образ Спаса. В какой-то мере – создать из него «коммерческий продукт». Это «репей», от которого надо однажды избавиться. Почему бы это не сделать сейчас? В этих книгах по «славянской здраве» мало что осталось от казачьего Спаса. Все представленные там прикладные работы проходили под названием то «славянской здравы», то «славянских гимнастик», и основное внимание в этих книгах было уделено оздоровительной составляющей. Это не совсем та суть, которая была заложена в них изначально, и, отдавая великую дань уважения Владиславу Эдуардовичу Мешалкину, хотелось бы всё «повернуть на круги своя», показать именно эту часть Спаса, как она была рассказана нам. Хотя бы из уважения к наследию предков.

Вот теперь, сделав все необходимые отступления и пояснения, можно приступить и к самим прикладным работам Смаги. Что они представляют собой?

Состоит Смага из пяти сводов, или поконов. Это свод Огня, свод Воды, свод Земли, свод Воздуха, он же свод Неба, и Круговой свод. У большинства народов взаимодействие с природными силами постепенно складывалось в представления о первостихиях, в понятие так называемой натурофилософии. Эти представления носили не только мировоззренческий характер, но и прикладной. Прикладные представления о первостихиях, или статях стихийных, в полной мере как раз и отразились в сводах Смаги. Дошли до нас и старые названия сводов, которые почти вышли из употребления и лишь раз, и то вскользь, были озвучены наказителем. Свод Огня имел название покон Перуна, свод Воды назывался поконом Даны, свод Земли звался поконом Велеса. Свод Воздуха именовали поконом Стрибога, а Круговой свод назывался поконом Лады. Разговор о Смаге – это, по сути, разговор о первостихиях мира. Кратко само понятие первооснов было затронуто нами в рассказе об Образе мира, поэтому повторяться здесь нет смысла. Остановимся на прикладной их стороне.

В целом Смага преследует цель обрести силу посредством «оседлания» стихий. Помните самую обычную свастику? Четыре линии, собирающиеся в одной точке и находящиеся в «вечном танце созидания». И каждая из линий – это одна из статей стихийных. В этом танце рождается творческая сила – Смага. Говоря это, наказитель чертил на песке свои любимые картинки (рисунок 1).

Рисунок 1. Пляс статей стихийных.

Все мы по жизни – охотники за силой. А зачем она вообще нам нужна? Вопрос, который задаётся очень и очень часто. Но ещё чаще этот вопрос не задаётся. Тем не менее за силой гоняются все без исключения! И обретя её, мы можем пойти по одному из двух возможных путей. Можно направить эту силу вовне, на покорение мира, блистать в нём, чтобы нами восхищались. Вот достойная цель! Тем самым мы стремимся вернуть себе на какой-то миг некогда утраченную божественность. И в этом есть смысл охоты за силой.

А можно пойти по неведомым дорожкам «туда, не знаю где куда», чтобы «найти то, не знаю что». Там неведомое! Но только там, в неведомом, мы можем найти себя – «я». Без этого нам заказана дорога Домой, во «Град Небесный»! И только там, Дома, мы сможем уже навсегда вернуть свою божественность. Это цель, которая лежит в основе Спаса и является его вершиной. Слова избитые, затасканные, но есть в них что-то! Но для того чтобы не сгинуть в неведомом, нам однажды потребуется вся наша сила!!!

Ничего нового здесь не сказано. К этому призывает нас любая религия. Да и в самом иностранном слове «религия» заключён тот же смысл. С латинского «ре» означает «восстановление», «обратное действие», а «лигос» означает «связь». Желание вернуть потерянную связь с Богом, обрести потерянный рай заложено в нашей природе. И мы не просто знаем об этом с чьих-то там слов, но мы знаем об этом самой своей сутью! Спас же как частица мира предков не мог не отвечать этому требованию. Он позволял человеку научиться извлекать силу из того, с чем сталкиваешься, чтобы, когда придёт время, отправиться с ней в неведомое!!! И в этом цель Смаги – стать сильнее!

Очень хочется предостеречь многих от одной часто встречающейся ловушки при занятиях какими-либо «энергетическими практиками», в том числе и Смагой, – погнаться за «телом дохлой кошки». Цель Смаги – стать сильнее, но сама Смага не самоцель. Более того, если Смага САМА ПО СЕБЕ, то это хуже некуда! Смага – всего лишь ступенька в Спасе, в самом начале его пути. Или игрушка, которой надо наиграться, чтобы «повзрослеть» для большего. Пока не наиграешься в войнушку, тебя будут привлекать солдатики или игрушечные (и не только!) автоматы. Чтобы освободиться от всех этих «хитрых» приёмов, ими нужно заняться всерьёз! В этом суть очищения. И если заниматься Смагой ради неё самой или ради здоровья, то мы окажемся в тупике. Что дальше? Обрести здоровье – конечно, благородная цель, но она слишком мала в сравнении с нашей Задумью. И иногда она даже противоречит нашей Задуми. Бывает и такое! Сила нам нужна для большего – для Мечты. Об этом не стоит забывать!!!

Другая цель Смаги неразрывно связана с первой. Это устроение мира. Об этом тоже говорилось выше вполне достаточно. Чтобы обрести силу, надо иметь мир, в котором эта сила просто есть. Прикладные работы Смаги вводят в наш Образ мира такие тонкие образования, как сутужины, спруги, струны мира и многое-многое другое, без чего нельзя подобраться чуть ближе к Исте мира, его исходному первообразу. А без этого наш Образ мира будет недостаточным, а значит, он не сможет стать действенным настолько, насколько это нам нужно. И в этом смысле Смага сходна с самой обыкновенной детской игрой!

Для нас есть только то, что есть для нас!!! Другого для нас не существует. Стали мы «трогать» сутужины – вот они и появились! Нельзя же трогать то, чего нет. А есть то, что ты позволил себе! В дополнение к вышесказанному хочется привести ещё одну шаманскую историю. Пусть вас не смущает слово «шаманская». Она как нельзя лучше отражает суть всего сказанного.

Один американец шёл со своим другом, индейским шаманом, по людной улице Нью-Йорка. Шаман внезапно воскликнул:

– Я слышу сверчка!

– Ты с ума сошёл, – ответил американец, окинув взором переполненную в час пик центральную улицу города. Повсюду сновали автомобили, работали строители, над головой проносились самолёты.

– Но я правда слышу сверчка, – настаивал индеец, двигаясь к цветочной клумбе, разбитой перед причудливым зданием какого-то учреждения. Он нагнулся, раздвинул листья растений и показал своему другу сверчка, беспечно стрекочущего и радующегося жизни.

– Удивительно! – отозвался американец. – У тебя, должно быть, фантастический слух.

– Нет, всё зависит от того, на что ты настроен, – объяснил тот.

– Мне трудно в это поверить.

– Тогда смотри, – сказал шаман и рассыпал по обочине тротуара пригоршню монет.

Тут же прохожие завертели головами и полезли в свои карманы проверить, не у них ли просыпались деньги.

– Видишь, – блеснули глаза индейца, – всё зависит от того, на что ты настроен.

Таким образом, Смага «настраивает» нас на «нужную волну» и вводит в мир Спаса. Всё же остальное, что она может дать нам, можно расценивать как «приложение» к Спасу, в том числе и здоровье. Поэтому и любители оздоровительных гимнастик, как нам кажется, смогут почерпнуть для себя в Смаге немало интересного и полезного «в решении физических и психологических проблем, которые крайне тяжёлым грузом легли на плечи современного человека».

Без сомнения, Смага может дать неплохой лечебный выход. И это пока что привлекает внимание людей в большей мере. Более насущно здоровье для них! Поэтому не затронуть эту сторону Смаги нельзя. Все мы с детства хорошо знаем, что движение – это жизнь, и в пользе гимнастики никто не сомневается. Старая избитая истина. Сомнение же многих разбирает по поводу того, а было ли вообще у славян движение как составная часть народного врачевания? У китайцев – да, у индусов – без сомнения! А у славян? Они ведь «только чужим пользоваться привыкли», всё с Европы либо с Азии тянут. Что можно тут сказать?

Движение – неотъемлемая часть народных лечебных обрядов славян. Это прежде всего ходьба (обычным шагом, зигзагом, крест-накрест, след в след, вспять, спиной); бег по прямой, вокруг чего-либо, иногда только по пути туда или на пути обратно, то есть на место, где происходит лечебный обряд, или, напротив, при возвращении домой; танец вокруг больного; последовательное вождение пальцем или предметом по больному месту; загибание пальцев.

Преодоление пространства за счёт ходьбы имеет своей целью вывести болезнь из своего круга бытия и отвести туда, где она и должна быть, а после разного рода воздействий оставить её там, в её пространстве. При болезнях, сопровождающихся лихорадочным состоянием, дрожью, считалось хорошим действием потрясти дерево (берёзу, осину, бузину), при этом приговаривая: «Тряси меня, как я тебя трясу, а потом перестань». Считалось, что с этим движением болезнь выходит из человека, переходя в дерево.

Большое значение в лечебных обрядах славян придавалось таким движениям, как скакание, перепрыгивание через костёр (на Масленицу, на Купалу), катание по земле, кувыркание через голову ранней весной, при первом громе, при виде прилетевших журавлей, что должно было оградить от всего злого, в том числе от болезней и чар на целый год.

Таким образом, движение широко использовалось в народной медицине. Оно выступало как неотъемлемая часть лечебного обряда в виде некой чары (в той традиции, с которой мы соприкоснулись, так называлось, ко всему прочему, ещё и действие в лечебном обряде) и имело значение связующего звена между ядром заговорного текста и его окраиной. Выступало движение и в качестве самостоятельного действия. В этом случае его можно рассматривать как вполне самостоятельный способ лечения. Всё это даёт право относиться и к Смаге как к одному из способовоздоровления движением наших предков.

Хотя гораздо точнее будет видеть в Смаге всё-таки целительство, а не просто некий способ лечения заболеваний посредством движения. Целительство же является намного большим по своей сути действием, чем просто лечение. В основе понятия «целительство» лежит «целина». А само слово «целина» имеет значение «целое», «неразделимое». Если вспомнить, что человек имеет сложное устроение, собирающее в себя несколько составов, то становится ясным предназначение целительства – собрать человека в единое. В этом едином наши предки видели «дружескую беседу» духа, души и тела. А на деле чаще всего эти трое идут каждый своей дорогой. Не собрав их вместе, нельзя обрести себя, а значит, нельзя и вернуться в град небесный!!! Для этого мы и должны осознать себя однажды. Смага же рассматривалась как один из шагов на этом пути.

Некоторые сомневающиеся всё же могут придраться: мол, если Спас – это нечто духовное, то зачем тогда здесь нужны какие-либо телесные упражнения? Вопрос этот правомочный. Так всё же что лучше – телесные подвиги для Спаса или блюдение себя внутри? В традиции на него, вторя отцам церкви, отвечали так: «Человек подобен дереву: телесные труды – это листва, а блюдение себя внутри – это плоды. Все наши заботы – ради плода, но древу нужна также защита и украшение из листвы, то есть телесные подвиги». Потому-то характерники и обременяли себя подобной телесной аскезой («аскеза» – «упражнение»). Более того, любое душевное состояние неизбежно воплощается в теле, во внешнем поведении. Жесты и поступки не только выражают чувства и настроения души, но и помогают им по-настоящему «состояться». Тело – одна из дорожек к душе! Восходить к Богу в цельности помогает выражение состояния души через телесное. Впрочем, разговор не о «методе» в строгом смысле слова, а лишь о вспомогательном средстве, которым не следует пренебрегать! В противном случае здесь не осталось бы места дару Духа Святого! Так поучали старики…

Кроме этого, есть в телесных попрысках (подвигах) ещё одно немаловажное преимущество. Когда ты осознанно идёшь в инакость и соприкасаешься с чистой силой (назовём это так за неимением точного ответа на то, с чем мы сталкиваемся), она может отозваться в тебе не самым дружественным откликом. А именно – начнёт «ломать» тело, что будет выражаться в неком болезненном состоянии – выбаливании. И это не следствие каких-то там неверных действий.

В этой силе, поучали наставники в Спасе, как в благодатной почве, растёт и вызревает (становится больше) наш «внутренний человек» – душа. Вот её рост и сопровождается телесным выбаливанием, тело ей мало становится.

На «клиническом» уровне это выбаливание будет проявляться, как говорят в медицине, вегетативными дисфункциями, или паническими атаками. «Но ведь панические атаки бывают и у тех, кто никуда не суётся и никакого отношения к какой-то там силе вообще не имеет», – могут возразить «трезвомыслящие». По этому поводу так говорилось в традиции Спаса (не по поводу панических атак, а по поводу проявлений, им сопутствующих, кои известны были всегда): эти «ломки», когда вроде бы ты и не болен, и не здоров, – оголённость человека перед иномирьем, «дыры» в его земном мироустроении. И через них он соприкасается с Навью. Вот это соприкосновение и проявляется тем, что «ломает» и «корчит». А ещё эти проявления во многих традициях воспринимались как некий зов человека к целительству, к познанию «иной» действительности. Как следствие подобного «нездоровья» нередко у человека появляются необычные способности. Например, предчувствие или же способность снимать боль с других одним прикосновением.

Отечественные врачи по поводу подобных «ломок» долгое время использовали и используют сейчас термины «вегетативный криз», «симпатоадреналовый криз», «кардионевроз», «ВСД (вегетососудистая дистония)» с кризовым течением», «НЦД (нейроциркуляторная дистония)», «соматоформные нарушения вегетативной нервной системы», отражающие представления о нарушениях вегетативной нервной системы в зависимости от ведущего симптома. Термины «паническая атака» и «паническое расстройство» имеют мировое признание и введены в Международную классификацию болезней 10-го пересмотра.

Паническая атака характеризуется приступом страха, паники или тревоги и/или ощущением внутреннего напряжения в сочетании с четырьмя или более из списка ассоциированных с паникой симптомов:

– сердцебиение, учащённый пульс;

– потливость;

– озноб, тремор, ощущение внутренней дрожи;

– ощущение нехватки воздуха, одышка;

– удушье или затруднённое дыхание;

– боль или дискомфорт в левой половине грудной клетки;

– тошнота или абдоминальный дискомфорт;

– ощущение головокружения, неустойчивость, лёгкость в голове или предобморочное состояние;

– ощущение дереализации, деперсонализации;

– страх сойти с ума или совершить неконтролируемый поступок;

– страх смерти;

– ощущение онемения или покалывания (парестезии) в конечностях;

– бессонница;

– спутанность мыслей (снижение произвольности мышления).

Существуют и другие симптомы, не вошедшие в список: боли в животе, расстройство стула, учащённое мочеиспускание, ощущение кома в горле, нарушение походки, нарушение зрения или слуха, судороги в руках или ногах, расстройство двигательных функций. Одним словом, малоприятно! В христианском истолковании это явление в те далёкие времена получило иное объяснение: мол, бесы, которым ты продал душу, мучают тебя и требуют работы, чтобы людей портить.

Вот тут телесные упражнения, которые входили в состав Смаги, были призваны «смягчить» это выбаливание, «связать» силу (ли?), чтобы она не стала для человека разрушительной. В них, как говорилось, тело «растягивается», а точнее, обретает некую живость. Соответственно, хорошим подспорьем подобные упражнения могут быть и для тех, кто имеет «пробой» в вегетатике. К сожалению, несмотря на то что современная медицина достигла высокого уровня в целом, лечение вегетативных нервных болезней так и остаётся затруднительным делом.

И наконец, о «служебности» Смаги. Казаки-характерники никогда не признавали посредников в лице жрецов или священства между собой и Богом. Они могли вполне обходиться без них. И для этого они… сами становились жрецами! Характерные умели творить миры, становящиеся храмом, где хозяин мира, то есть сам характерник, становился и жрецом. Высшей целью любого мира является бог этого мира, и, соответственно, любой мир может стать для нас храмом. Даже, к примеру, если это мир денег. В этом мире богом являются сами деньги. Нужно только научиться держать этот мир в порядке! И тогда всякое дело обретает характер богослужения своему богу, а уж какому богу служить, тут выбор за каждым. Нужно только чётко определиться с целью. И тогда проявится тот бог, которому мы будем творить требы. Казаки-характерники высшей своей целью, облачным манком видели Бога неведомого, что Недоразумением зовётся, и, соответственно, весь их мир был храмом этого Бога неведомого. Отсюда и толковали понятие «служебности» Смаги. Она собирает внимание человека на творении подобного обрядового пространства для «потребы всякой», в котором и лечить, и воевать сподручно. Всё дело Божье, и по воле Божьей вершится в таком мире. Чем он и важен для нас!

Рассмотрев в общих чертах предназначение Смаги, можно перейти теперь к характеристике её сводов…

Свод Огня, или покон Перуна, стоит первым среди сводов Смаги. Его предназначение – пробудить нас от спячки, в которой мы пребываем. На первый взгляд, нелепое утверждение. От какой это ещё спячки мы должны пробудиться? На вопрос ответим вопросом. А всегда ли мы присутствуем в том, что творим? Нет, конечно. Большинство дел выполняются нами неосознанно. Это и называлось в Спасе сном наяву – сном разума, когда мы вроде деятельны, но большая часть происходящего проходит мимо нашего осознания. То же состояние, когда мы что-либо делаем неосознанно, нельзя назвать творчеством. Ибо в творчестве всегда присутствует внутренний огонь, творческое горение, благодаря которому «твердь превращается в ар» – плодородную землю. Осознание же вносит этот внутренний огонь в те дела, которыми мы занимаемся. В традиции Спаса осознание называли Царём, или Саром. Помните расхожую поговорку «без царя в голове»? Обычно так говорят о человеке, не осознающем свои поступки. Царь-огонь несёт свет, принося ясность туда, куда он приходит. В древнерусском языке слово «царь», или «чарь», означало волшебство, и такую же волшебную силу имеет осознанность.

Спасовское понятие Царя неразрывно было связано с сердцем (не с головой), ибо здесь душа сопряжена с телью особо тесно. Эту тонкость наставники в Спасе не уставали подчёркивать. При сердечном устроении у человека «всё из главы вовнутрь сердца переходит», и некий «умный свет» озаряет его. При этом все его дела, слова, мысли будут с полным осознанием и с полным вниманием.

Огонь «зажигает» нас, и мы ощущаем состояние горения. Вы, скорее всего, и сами сможете вспомнить те случаи, когда вы горели каким-то делом и были в нём великолепны. Для кого-то это образное выражение, и большинство обходят его своим вниманием. А зря. Ведь на самом деле в минуты душевного подъёма что-то в нас вспыхивает и горит! В эти минуты мы и ощущаем изменение своего состояния. По крайней мере, утончённые бойцовые работы все идут на подобном душевном подъёме – в состоянии восторга!

Осознание тесно связано с искренностью. Искренность – это состояние, когда мы присутствуем «здесь исейчас», то есть воплощаем образы сознания в слова и поступки без задержки. И оно также огненной природы. Свод Смаги приучает нас быть искренним в своих действиях, разжигая в нас Огонь. Тот, кто искренний, тот СПОЛНА! И лишь тот, кто СПОЛНА, тот может!!! При этом тель млеет, плавится, и мы начинаем видеть, как мы «растекаемся» за её рамки. Искренность – это то основное состояние, которого стремятся достичь при выполнении покона Огня. И не только для упражнений, но и для жизни в целом. «Тот, кто горит, – говорил нам наказитель, – тот смерти вопреки!»

Как понять это высказывание знахаря? Не возьмёмся судить, но то, что есть в его словах зерно, это однозначно, без споров.

Искренность определяется вышеупомянутым состоянием «здесь и сейчас». О нём также немало говорится в различных традициях по всему свету. Если взять, к примеру, китайское дао, то соответствие ему определяется всё тем же «здесь и сейчас». Вознестись в молитве к Творцу Сущего, не находясь «здесь и сейчас», невозможно. Так учит нас христианская церковь. Так что же оно означает, это состояние? Цельность! Цельность, о которой мы уже упоминали выше.

Хочется здесь в дополнение к вышесказанному обратиться к выдержке из наставлений подвижника христианской церкви Симеона Нового Богослова о вопросе «сердечной молитвы»:

«Если желаешь научиться тому, как следует сие делать (то есть входить в сердце и быть там)… три вещи надлежит тебе соблюсти прежде всего другого: беспопечение обо всём, даже благословенном; совесть чистую во всём, так, чтобы она ни в чём не обличала тебя; совершенное беспристрастие, чтобы помысел твой не клонился ни к какой вещи.

Сядь безмолвно в уединённом месте… отвлеки свой ум от всякой временной и суетной вещи… Склонись к груди головою своей и таким образом стой вниманием внутрь себя самого (не в голове, а в сердце), возвращая туда и ум свой, и чувственные очи и приудерживая несколько внимание своё… Если будешь продолжать это дело внимания непрестанно день и ночь, обретёшь некую непрестанную радость».

Подобные прикладные работы были характерны и для Спаса. Известны они были под названием «обретение сердца». И здесь, в поучении Симеона Нового Богослова, для нас представляют интерес условия «обретения сердца», условия «запечатывания врат души» и направления «сил души нутре»: беспопечение обо всём и совершенное беспристрастие. То есть то, что нам позволяет быть «здесь и сейчас», быть цельным!

Зачастую же, если не всё время, делая какое-то дело, мы бываем раскиданы по многим мирам, а в деле присутствуем лишь частично. Например, читая молитвенное правило, сколько-то мы можем легко в нём удерживаться осознанно, но через некоторое время мы «улетаем» и оказываемся очень далеко, в других делах, в других мирах. Какая-то «часть» нас продолжает читать молитву, а другая «часть» думает о несделанном. Эту «часть», которая продолжает читать молитву, в традиции Спаса называли притином.

Под притином понимали «кусочек» нашего же сознания с набором рабочих образов, необходимых для выполнения данного дела. Происходит притин от одноимённого слова, обозначающего место, где выставляли часового (ещё притин означал границу, предел), чтобы остальные могли спать спокойно. Для сознания это тот же «часовой», позволяющий нам спокойно спать наяву.

А что есть сон наяву? Отдаваясь течению беспорядочно возникающих мыслей и желаний, теряясь в беспорядке образов и мыслей, человек отвлекается от поставленных задач и как бы засыпает наяву. В самом деле, много общего со сновидениями имеет неосознанная игра ума и воображения, затягивающая нас помимо воли. И чем глубже погружаемся мы в этот «сон», тем более рассеянными мы становимся, тем больше промахов допускаем в том деле, которым заняты сейчас.

Попадаем мы в притин и при выполнении вправин (упражнений) в Смаге, «улетая» в то, что нас не отпускает: в семейные неурядицы, рабочие неприятности, дыры в хозяйстве и т. д. О какой тут целостности можно говорить? А без целостности мы лишены видения настоящего мира, без которого, в свою очередь, нам никак не вернуться Домой! Для того чтобы «проснуться», необходимо начать осознавать случайные колебания умственной деятельности. И ничего здесь невозможного нет!

Да, ещё лучше будет «дожить» все свои семейные неурядицы, рабочие неприятности, дыры в хозяйстве и т. д. А потом уже и в упражнения погружаться. Иначе они будут стоять перед нами призраками, всё время обрекая на попадание в притин.

Окажемся мы «раскиданными» по мирам или нет, зависит от нашей воли. Если воля слаба, то любое дело мы выполняем спустя рукава, или, как говорили наши предки, в нетях! Нас нет в этом деле. Мы можем быть где угодно, но здесь нас нет! Это и есть «в нетях». И вроде производятся какие-то действия, а о творчестве разговора нет, так как нет искренности, а значит, нет и творческого горения! «Нет наполненности, всё пустое», – говорят в этом случае. Очень ярко можно увидеть последствия нетей там, где идёт борьба за жизнь, – в бою. Стоит «ослабить стража», и последствия будут печальными. В лучшем случае будешь бит, а в худшем – убит. Так получается, что находиться в нетях – это врать себе самому. К сожалению, нети – настолько привычное состояние для нас, что мы его просто не замечаем, а стоило бы поставить для себя сторожок на предмет наблюдения нетей. Сторожок – это простое решение отслеживать всё то, где спустя рукава. Это поможет нам однажды увидеть природу горения и понять, почему мы затухаем там, где никак нельзя этого делать.

Обратное нетям состояние в традиции Спаса – в ягах, или в егах. На Руси кое-где яганием, или еганием, называли роды. Роженицу во время родов бабки-повитухи заставляли ягать, то есть создавать единое движение, направленное на прохождение плодом родовых путей. Оно создаётся объединением дыхания и мышечного напряжения и выражается в мощном крике, выталкивающем плод наружу. При этом нельзя быть неискренней. Просто ничего не получится. Именно это создание единого движения, направленного на рождение нового, и называлось яганием, или еганием. А бабка-повитуха, помогающая роженице в этом, называлась по различным местам в старые времена ягой.

Было у Бабы-Яги ещё одно особое свойство, известное нам по сказкам, – помогать обрести волшебную силу или своё счастье различным героям. А это возможно было, лишь обретя цельность. Таким образом, под яганьем понималось состояние, в котором происходит соединение, «сгуртованность до кучи» духа, души и тели в едином порыве для достижения своей жизненной Задуми. Поэтому-то и прикладные работы Спаса требуют от нас находиться в ягах, чтобы родилось нечто новое!

Жили-были муж с женой и прижили дочку, а жена-то возьми и помри. Мужик женился на другой. И от этой прижил дочь. Вот жена и невзлюбила падчерицу, нет житья сироте. Думал-думал наш мужик и повёз свою дочь в лес. Едет лесом, глядит – стоит избушка на курьих ножках. Вот мужик и говорит:

– Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а ко мне передом.

Избушка и поворотилась. Идёт мужик в избушку, а в ней Баба-Яга: впереди голова, в одном углу нога, в другом – другая.

– Русским духом пахнет! – проворчала Баба-Яга.

Мужик поклонился низко и сказал:

– Баба-Яга, костяная нога! К тебе дочку привёз в услуженье. Возьми её к себе.

– Ну, хорошо! Служи, служи мне, девонька, я тебя за это награжу.

Отец простился с дочкой и поехал домой. А Баба-Яга задала девушке пряжи с короб, велела печку истопить, всего припасти, а сама взяла помело и улетела в своей ступе по делам. Вот девушка хлопочет у печи, а сама горько плачет. Выбежали мышки и говорят ей:

– Девица, девица, что ты плачешь? Дай кашки, мы тебе добренькое скажем.

Она дала им кашки.

– А вот, – говорят, – ты на всякое веретёнце по ниточке напряди.

Вернулась Баба-Яга:

– Ну что, – говорит, – всё ли припасла?

А у девушки всё готово.

– Ну, хорошо, теперь поди вымой меня в бане.

Похвалила Баба-Яга падчерицу и надавала ей всяких нарядов.

На другой день старуха опять убралась в лес и ещё труднее задала своей служанке задачу. Девушка опять стала плакать. Выбежали мышки:

– Что ты, – говорят, – девица красная, плачешь? Дай кашки, мы тебе добренькое скажем.

Она дала им кашки, а мышки опять научили её, что и как сделать. Баба-Яга опять её похвалила и ещё больше нарядов дала.

Прошло какое-то время, мачеха послала мужа проведать, жива ли его дочь. Поехал мужик в лес, зашёл в избушку и видит, что дочь богатая-пребогатая стала. Яги не было дома, мужик забрал дочку со всем нажитым добром и поехал обратно. Подъезжают они к своей деревне, а дома собака так и заливается лаем:

– Гав, гав, гав! Барыню везут, барыню везут!

Мачеха выбежала – да скалкой собачку!

– Врёшь, – говорит, – скажи: в коробе косточки гремят!

А собачка всё своё. Въехали во двор, мачеха так и ахнула, такая падчерица стала нарядная да красивая. Позавидовала ей злая баба и стала гнать мужа в лес – и её дочь туда отвезти. Делать нечего, отвёз мужик и другую дочь в избушку на курьих ножках.

Задала ей Баба-Яга работу, а сама прыг в ступу, махнула помелом и была такова. Девка так и рвётся с досады:

– Не за тем меня маменька в лес послала, чтоб я у печи вертелась да над пряжей трудилась!

Выбежали мышки и говорят ей:

– Девица, девица! О чём ты плачешь?

А она им выговаривать! Схватила скалку и давай по избе гонять! Провозилась она с ними, не заметила, как и время пролетело. Вернулась Баба-яга, а дело-то не сделано. Рассердилась она, накричала на лентяйку и голодная спать легла. В другой раз опять то же получилось: девица-белоручка за целый день ничего не сделала. Изломала её Баба-Яга да косточки в короб и склала.

Вот мать посылает мужа за дочерью. Приехал отец к избушке и нашёл только короб с косточками. Положил он его в телегу и поехал домой. Подъезжает к деревне, а собачка лает на крылечке:

– Гав, гав, гав! В коробе косточки везут!

Мачеха прибежала со скалкой:

– Врёшь, – говорит, – скажи: барыню везут!

А собачка всё своё:

– Гав, гав, гав! В коробочке косточки гремят!

Приехал муж, тут-то жена и взвыла!

В последнее время многие проводят сравнение славянской яги с индийской йогой. Может, в этом и есть некое зерно? Не вдаваясь в особые тонкости, йогу (в переводе с санскрита – «соединение, связь») можно определить как сложившуюся в среде индуизма совокупность взглядов и действий, направленных на достижение особых состояний сознания с помощью приёмов, управляющих эмоционально-вегетативной сферой. В «эмоционально-вегетативной сфере» легко прослеживаются всё те же телесно-душевные проявления, которые йога «сшивает» в единое целое через осознание. Так что вполне возможно, что русское понятие «яга» и индийская йога имеют одни корни в далёком прошлом человечества, а именно в ведизме.

Яга, говорил нам знахарь, это «я» и «га». «Я» – это не просто «я». «Я» – это весь мир, собранный в точку. Да, это образное высказывание. Можно в нём найти десятки «но», но как-то надо указать на это всеединство. Это собрать себя, но собрать не отделяя «я» от «не «я». Собрать надо всё! В семью, где семь «я» – это семь составов мироздания. Мы непременно поднимем позже этот вопрос. Он важен! И тут только через любовь ключик можно обрести к этому всеединству! А «ГА» – это движение. Сейчас все кому не лень об этом говорят. Я-ГА – это есть прообраз того завершающего шага в ВЕЧНОСТЬ. Непросто это объяснить. Всё и вся во мне через любовь ко всему и вся в едином порыве к Горнему. Слова это. Но за словами суть! Легче её увидеть! Ищите и обрящете! Тут вам и подсказка!

Есть в этом состоянии искренности, в «здесь и сейчас», в яге, нечто неожиданное, а именно то, что мы его воспринимаем как изменённое состояние сознания. Изменённое по сравнению с чем? Конечно же, с нашим обыденным состоянием. Вот и получается, что «здесь и сейчас», являясь настоящим состоянием бытия, для нас есть нечто далёкое и труднодостижимое, в котором мы можем пребывать лишь краткое время. А наше привычное и обыденное состояние сознания предки сравнивали со сном, от которого надо однажды пробудиться.

Свод огня позволяет нам как раз пробудиться хотя бы отчасти. Вернуть способность к осознанию, к которому мы просто привыкли и перестали обращать на него внимание, тем самым потеряв его. Другими словами, свод Огня возжигает нас. Без Царя-Огня всякая вправина пуста и бессмысленна, хотя где-то и полезна, как любое разумное движение. Но стоит ли размениваться по мелочам? Ведь комплекс утренней гимнастики полезен не меньше. Суть Смаги всё же в другом. Так что не вернув осознание, не вернув себе искренность (хотя бы насколько это возможно), дальше идти просто нет смысла. А потому свод Огня стоял на первом месте, являясь изначалием всех прикладных работ Спаса. Без Царя в нашем мире (нашем сознании) нет порядка – рахунка. Ибо Царь – всегда рачительный Большак, который очищает своё царство от всего чужого, что там появляется. Недаром одно из названий огня в народе было «огонь-просветитель». Без этого нам мир свой не построить. А ведь мы же все хотим построить свой мир, чтобы не жить в чужом? Только в этом случае мы сможем достичь своей Зауми! И там, где нет порядка, нельзя стать сильным. Так, по крайней мере, учили наставники в Спасе.

Раз уж мы ранее взялись проводить сравнение казачьей традиции и иных культур, то продолжим это делать и дальше. Развитие сознания («и») – важнейшая составляющая в китайском цигуне, так как отработка позы и налаживание дыхания ведутся только под его прямым руководством. Если не удастся сосредоточиться и использовать внимание, то все разговоры о принятии положения и тренировке дыхания будут пустыми словами. В древности развитие сознания в Китае называли уравновешиванием сердца, и это был один из трёх столпов, на котором стояли все внутренние работы Поднебесной. «И (мысль) ведёт ци (силу)», – говорится в основной прописи использования сознания. Отдельных же способов его развития в Китае было множество. Это и «сохранение мысли» («ишоу»), и «очищение Духа – шень» («ниншень») и «внутреннее созерцание» («нэй ши»), и «созерцание бесконечных превращений» (бянь хуа), и многое другое. Тем не менее все эти способы развития сознания, а правильнее было бы сказать – осознания, являлись краеугольным камнем китайского цигуна. И в этом казачья Смага действительно имеет общие черты с китайским цигуном.

Но тут нужно, однако, сделать одно немаловажное замечание! Вернуть себе осознанность сполна далеко не так просто. Постоянное пребывание в настоящем не является плодом наших усилий. Сколько бы я ни стремился к этому, настоящее будет от меня всё так же далеко. Ведь что такое настоящее? Миг! В этом Миге же не может уместиться ничего лишнего! То есть в нём не помещается ничего, кроме Вечности. Достигнуть настоящего, пребывания в «здесь и сейчас», можно только тогда, когда у тебя ничего нет. Мы же очень жадны до ощущений. Мы хотим испытывать мир в ощущениях, упиваться ими. Это наша потребность – иметь! И пока мы не пресытимся ощущениями, пока не проживём всё сполна (заметьте, не отречёмся от жизни, от того, что «бездуховно»!!!), они будут нам помехой в достижении настоящего. А значит, надо просто жить и делать то, что нужно делать. Жизнь же позаботится о том, чтобы у нас было дело.

Насильное же стремление оказаться осознанным в Миге есть то же насилие над собой, от которого никакого проку, кроме усталости и досады. Всё должно случаться само собой. И здесь опять же разговор о зрелости души. Обещание того, что эти упражнения приведут вас к тому, что вы станете другими, – просто ложь. Точнее, частичная ложь. Это, со слов знающих толк в этом деле, «святой бизнес». Упражнения изменят вас, но не чудесным образом! Всему своё время! Если ты это видишь, то прок свой в упражнениях не упустишь. А если нет, то на нет и суда нет!

Капля камень точит! Вот потому мы и говорим, что хотя бы частично проснуться! Хотя бы начать осознавать свой сон! Пробуждение же будет однажды! Так, по крайней мере, говорили наставники в Спасе. А ещё они сказывали, что будет нужда – будет и Спас!!! Так что упражнения свода Огня хотя и приближают нас к состоянию осознанности, но к полной осознанности они привести не в состоянии. Эта осознанность достигается очищением! Причём нужно очиститься и от этих упражнений в том числе! Нужно убрать из себя всё! И хорошее и плохое, и святое и порочное, иначе твоё сознание всё так же будет несвободно. Даже от самого себя должно освободиться наше сознание. Вот потому немаловажным в Спасе было очищение от очищения! Очищение – это тоже болезнь и помеха! И только когда ничего не останется, ты обретёшь осознанность в Миге.

Ведь в сути, что такое чистота? Вопрос любопытный! Относительно чего мы измеряем: чисто – грязно? Что исходно? Если брать наше сознание, то оно заполнено образами. Но является ли это состояние наполненности чистым? Наверное, нет. Ведь изначально сознание не помято миром, оно без образов. И тогда надо ли очищаться до полной чистоты, до безобразия? Сложно сказать. Здесь больше неясности. Ведь мы приходим же в мир с чистым сознанием. А затем уже наше сознание заполняется образами, чтобы мы прошли свой жизненный путь. Очищение же до безобразия – это то, что мы называем вырождением, до чистого листа. Сложно что-либо тут сказать, но однозначно то, что этакое вырождение пока не для нас, хотя оно и способно сделать человека могутным. Ведь маг – тот, кто в Стихии. Стихия же – это ничто (не придираясь к слову!), или вырождение, позволяющее обрести человеку Полноту. Звучит нелепо. А раз так, то и не стоит этим озадачиваться. Пока что озадачиваться. Всё случится вовремя!

Свод Воды, или покон Даны, второй из поконов Смаги. Дана (Водица) у наших далёких предков была богиней воды. В мифологии она является супругой Дуная. Представляла собой светлолицую деву и почиталась как светлая и добрая богиня, дающая жизнь всему сущему. От имени Даны некоторые толкователи старины производят название таких рек, как Дон, Днепр, Днестр, Дунай, Двина, Донец. Слово «дон» относится к древнейшим временам сармато-аланов. В их языке оно означало «вода». Казаки же сами себя считают потомками сарматов, и у них ещё очень долго оставалось в ходу почитание Даны.

Иногда Дана воспринималась как олицетворение Луны и связанного с ней лунного света. Может быть, поэтому как-то раз из уст наказителя прозвучало иное название свода воды – покон Хорса. Хорс в славянской традиции наряду с Даной был связан с лунным светом, который, как и вода, осмысливался нашими пращурами как нечто обладающее очистительными свойствами. Свод Воды закладывал первый камешек в таком важнейшем деле, как очищение нашего сознания. Но об этом надо говорить особо.

Вообще же вода для наших предков всегда была связана с чистотой. Как стихия, смывающая всё нечистое, злое, демоническое, наравне с огнём-просветителем, она считалась вернейшим средством не только телесного, но и внутреннего, духовного очищения от грехов. Вода – основа тех священных омовений, какие предписываются уставами почти всех древнейших религий. Всякой мольбе, по древним преданиям, всякому обращению к божеству должно было предшествовать омовение; многие заговоры обычно начинались такими словами: «Иду я, раб Божий, в чистом поле, становлюсь на восток красного солнца, умываюсь росою, ключевой водою».

Очистительными свойствами для наших предков обладали и слёзы как одно из проявлений воды, и не простой, но свящённой.

Один мельник продал свою дочь дьяволу. Когда пришло время расчёта, девушка умыла руки и осталась спокойною. Явился дьявол, но не в состоянии был к ней приблизиться. С гневом приказал он мельнику: «Унеси всю воду, чтобы не могла она умываться». На другое утро явился чёрт, но по-прежнему без успеха, потому что девушка прослезилась на руки – и они были совершенно чисты.

Но ближе к телу Смаги. Один из образов, который использовался в ней, и в частности, в своде Воды, – это баня, как место, где огонь и вода встречаются вместе. В традиции казачьего Спаса это Мовь.

Об обрядовой стороне русской бани можно рассказывать очень много и долго. Но это больше разговор из области обережья и лечейного Спаса. Частично о бане было сказано в первой части. Здесь же мы затронем только то, что касается непосредственно Смаги. Баня – это некое священное пространство, куда направлялись не только для того, чтобы обрести здоровье, но и получить волшебные предметы: шапку-невидимку, разрывную кость, имеющую свойства разрыв-травы, четверговую соль, обладающую особой целебной силой, или четверговый шнурок, спасающий его обладателя в течение всего года от происков колдунов, и пр. Получение же этих волшебных предметов, а вместе с ними и волшебной силы было возможно только при определённых условиях, а именно при чистоте душевной, или, если быть более точным, чистоте сознания, чему баня и способствовала. Тело же, как уже было сказано выше, воспринималось нашими предками как часть сознания, «сгуртованные памерки», и оно может вбирать в себя, как и само сознание, «нечистоту» – умёт, который, воплотившись в тель, становится застромом – препятствием для тока жизни. О какой тут волшебной силе можно говорить? Она никогда не войдёт туда, где нечисто. А точнее, телесный умёт просто «съедает» нашу силу жизни. Стоит от него избавиться в мовье, и обретёшь жизненную силу во всей её полноте!

Подобные взгляды многим покажутся знакомыми. Кто-то даже вспомнит «телесно ориентированную психотерапию», которая учит, что психические напряжения, стрессы, тревожность и т. д. выражаются в мышечных зажимах и блокировках. Что на это можно сказать? На самом деле в мышечном зажиме можно угадать застром предков. Но мы хорошо помним старую как мир истину: «Всё новое – это хорошо забытое старое»! И в то же время хотим предостеречь от узнаваний вас! Коль что узнаешь ты и скажешь, мол, знакомо, – в коварную ловушку попадёшь! То говорили мы не раз, но каждый раз на те же грабли наступаем!

Свод Воды в Смаге представлялся как телесное очищение, освобождение от воплощённого в тель умёта в виде лярв, пасьм, хумарей, невыжженных чувств – смака. Если в нескольких словах преподнести суть покона Воды, то «тель есть мовь, где Огонь и Вода на каменке стростятся, и от этого тель плавится, а душа родится». «Рождение души» и даёт нам силы. «В воде я родилась, огнём покормилась», – говорит народная загадка о соли. Её нередко повторял старый знахарь, рассказывая о своде Воды и имея в виду, конечно же, силу. И сила эта воспринималась как волшебная, ибо единение Воды и Огня для наших предков есть таинство.

Огонь в Смаге есть образ осознания – Царя. Вода – это дыхание. Лёгкие, как говорилось выше, ключи живой и мёртвой воды. Каменка – это наша «зачерствевшая» плоть. Плоти соответствовал образ земли вообще, а тем частям тела, куда воплощена боль и где нарушен ток жизни, соответствовал образ камня. Направляя на эти участки плоти (каменку) осознание (огонь), мы их «разогреваем». А дальше вступает в действие дыхание (вода), имеющее холодное естество. «Стростить» как раз и означает смешать холодное и горячее. Направляли дыхание на этот же участок плоти и «выпаривали» застром – препятствие для тока жизни, а именно – одной из его стремин, Живы. При этом застром сам по себе являлся очень сложным образованием. В Спасе его сравнивали с берлогой, наваленной из брёвен. А внутри этой берлоги обитает «зверь» – чужой дух. И этот дух причиняет нам боль и живёт на халтай, то есть за наш же счёт. Он является для нас порухой, более широко известной как порча. Поруха – то, что жизнь рушит, что лишает нашу душу крыльев. Так раскрывал нам суть этого слова старый знахарь. Было для сей берлоги и своё название – ямища. Это общее определение некоего пространства сознания, где обитает «чужое». Об этом говорилось выше. Под ямищей понимали ловчую яму, куда попадало животное и само уже выскочить оттуда не могло.

«Выпарить» застром – это не только убрать боль, там скопившуюся, но и выгнать оттуда «зверя». Зачастую мы, получив облегчение, считаем, что дело сделано, и бросаем всё. Но «зверь» хитёр! Просто так он не уходит. А значит, «парить» застром надо раз за разом, пока «зверь» не будет побеждён. В этом месте свод Воды пересекался со Светлом – очищением сознания и важнейшей составной Спаса.

Традиционно считается, что природа человека огненная. А основные свойства огня – ясность, лёгкость, подвижность, теплота. В русских сказках, былинах, преданиях постоянно встречаются такие понятия, как светлый, красный или ясный, как признак некой Божьей отметины. Помните, князь Владимир имел прозвище Красно Солнышко, а с какой любовью относились на Руси к святым угодникам! В этой святости и светлости наш народ испокон видел воплощение Божественной силы, помогающей человеку в его жизни, дающей ему эту жизнь.

Противостоит же этой силе сила Тьмы. Она губит жизнь, пытается её замутить, запутать, очернить – одним словом, загрязнить. В народной культуре под грязью понималось всё то, что делает человека неестественным и несвободным. Грязь – умёт, бусор, багно – делает человека тяжёлым, неподвижным, ввергает его в холод и, как ни своеобразно это прозвучит, голод. Проявление нечистой силы – болезнь (баккабат), и появляется болезнь – хоть телесная, хоть душевная – как следствие всё той же нечистоты. Хорошо передан образ умёта в сказке Г.Х. Андерсена «Снежная королева». Помните её? В ней Снежная королева, прообразом которой является славянская богиня смерти Мара, разбивает волшебное зеркало и рассеивает по всему миру его осколки, которые в виде кусочков льда попадают в сердца людей. Один из кусочков льда попадает в глаз Каю, и душа его замерзает. И растопить его может лишь огонь любви. Всякая нечистота – проявление нежити, то есть противоположность жизни.

Очищение, в соответствии с народными представлениями, может быть телесным и душевным. Причём душевное очищение ставилось несравненно выше. Именно оно суть всего Спаса!!! Правда, если быть более точным, то душевное очищение, о котором говорилось в народе, не совсем душевное. Душу нельзя вычистить, её можно только выправить, ибо она приходит в этот мир кривой и косой (кострубатой) как раз для того, чтобы выпрямиться. Это условие её возвращения Домой. А для этого нужна сила. Вот очищение сознания (скубление памерков) и было призвано дать эту силу, и его называли душевным очищением.

Другой образ, заложенный в свод Воды, был связан с земледелием. Тело человека воспринималось как земля, в которую вложено семя – душа. И одно из толкований слова «земля», пусть даже весьма вольное, в традиции Спаса было «семля» – «семя емлющая». Это семя должно взрасти в новую жизнь, из него должен вырасти новый Адам, то есть должно пройти преображение души подобно Преображению Господа Христа на горе Фавор. Только тогда душа может вернуться Домой!

Преображение – далёкая конечная цель каждого. Начать же путь к нему нужно с малого – с освобождения от всего того, что нам мешает. Мешает же очень и очень многое! И тело наше в нынешнем его состоянии – зачастую не совсем пригодная почва для взращивания семени. Оно насыщено «камнями» – ямищами, от которых его надо избавить, потому как эти «камни» есть помехи – помхи. Для этого нужно «пройтись подворьями тели», выправить и отладить его, или, пользуясь понятиями земледелия, выкорчевать все камни и разбить все кочки – проборонить. Затем его нужно освободить от более мелких комков – програбить.

Основная задача правки заключается в том, чтобы восстановить целостность тела, освободить его от зажатостей. Под зажатостью понимали задержку в определённом месте тели протекающего через него движения силы жизни – Живы. Чтобы освободить движение, надо «косточки на место вставить» и «ямищу выкрутить». То есть правка всегда была приложена к костяку. «Поставить на место косточки» и означало проборонить тель. На этих воззрениях держалось «костоправное дело» на Руси, которое сегодня для нас заново открывает мануальная медицина.

Основная задача лажения тела состояла в том, чтобы снять мышечное напряжение с той же самой целью – усилить ток жизни. Помните из сказок молочную реку в кисельных берегах? В Спасе эта сказка обретала быль. «Молочная река» – это Река Жизни, которая протекает через всю Вселенную. Молочной рекой в народе также называли Млечный Путь. Начинается эта река из Вселенского Родника. Там же рождается и вся Вселенная!

Молочная река протекает и через тело человеческое, то есть через нас с вами. Кисельные берегами называли саму тель, и чтобы Река Жизни могла течь без застромов, его, то есть тело, надо сделать киселеобразным, или однородным. В традиции Спаса это называлось сделаться балухтанным. Тогда и оживёшь. Сделать мышцы мягкими и свободными от комков в мировоззрении Спаса и называлось «програбить тель». Кстати, современная медицина говорит нам, что подобные узлы в мышцах вовсе не редкость. Только называются они миофасциальными узлами Мюллера, Корнелиуса и др. и являются вторичными источниками болевого синдрома.

Внешне лажение выглядит как массаж. Точнее, как глубокий массаж с воздействием на суставы и сухожилия. В современных массажных классификациях ближе всего к лажению стоит соединительнотканный массаж. Названия одних из способов лажения – разглаживание и поглаживание – как нельзя лучше говорят нам о том же. И приложено лаженье в основном к мышечной системе.

Свод Воды должен был подготовить тело человека для создания «обрядового пространства», вычищая «место» под него. И этим местом является наше сознание. Сюда же входит и тель как часть нашего сознания. Об этом подробнее будет сказано ниже.

Вот тело выправлено и отлажено. Можно переходить к следующему своду Смаги. Это Свод Земли, или покон Велеса. И его задача укорениться в статях – первоосновах мироздания. Сам человек, в воззрениях Спаса, является серёдкой этого мирового здания, или мировой хаты под названием «Вселенский пузырь» – Вселенной. А с самим мирозданием он связан посредством четырёх врат. Уместно будет напомнить, как видела человека казачья традиция. Один из образов, который предлагался для понимания нашего мироустроения, – казачий курень. Обычно это был квадратный дом с круговым расположением. Перегородки делили его на четыре помещения – четыре мира. Это горница, хата, пальня и комнатка (кладовка). Кухня обычно располагалась во дворе. В месте их пересечения ставилась печь, обогревающая дом, а сообщения между комнатами позволяли делать обход дома вокруг очага. При этом печь являлась серёдкой мира, откуда всё и начинается. Здесь сходятся Земля и Небо, Огонь и Вода. Возможность кругового обхода куреня олицетворяет круговорот времени, то есть то, что в традиции называли «начало с концом встречаются». Курень – не простое жилище. Это для наших предков было обрядовое пространство.

Подобное видение жилища не редкость в общемировых представлениях. Для сравнения, традиционное жилище монголов, гэр, – круглое. Круговое движение вокруг него также олицетворяет круговорот времени. Середина гэр носит название «галл голомт» – «гол, место огня». Здесь же пребывает и сам огонь (галл). Говорит ли это нам о чём-то? В частности, о некой изначально общей пракультуре ариев? Вполне возможно. Но общность здесь налицо.

Человек, как и дом, говорилось в укладе Спаса, также должен быть «отстроенным». И началом начал в человеке является его сердце. Это «печка», от которой «начинают плясать». Сердце – источник жизненной силы. Через сердце в нас входит Молочная река. Спас видел область сердца человека как некий светильник – Жагру. Здесь «горит душа человеческая», и здесь её истинный дом. Этот «пламень души» обычно сбивали врагу в бойцовом Спасе. Сюда же били «в душу», заставляя её сбежать из тела, чтобы противник не смог устоять на ногах. Но об этом отдельно в своё время (рисунок 2).

Рисунок 2. Светильник сердечный – Жагра.

Наше сердце – это то место, где нет ни пространства, ни времени и где сходятся все стати мира: Огонь, Вода, Земля и Небо. Оно середина. Середина же в мифологической традиции – «знак святости, сосредоточие духовного центра, подчас расширяющегося до размеров всей Вселенной, помещённого в серёдке мироздания и окружённого хаосом». Это для нас ясно и понятно, но тем не менее это должно быть нами осознанно. Ведь между «понятно» и «осознанно» в нашей жизни очень часто целая пропасть. Мы должны «приять стати», укорениться в них, и в этом случае мы обретём возможность получить через них силу. Наше понимание укоренения чаще всего однозначно. Для нас очевидно, что корни можно пустить только в землю. Спас же рассматривал укоренение несколько глубже. «Пустить корни» от сердки (сердца) можно во все Царства мироздания. И через эти корни уже потом «связать» весь мир в единое целое, а также «впитывать» силу стихий. В этом и есть суть покона Земли. А если зреть дальше, то свод Земли был призван создать через укоренение «обрядовое пространство» – требище, точнее, завершить его создание, начало которому было положено в своде Огня и Воды. И об этом надо сказать особо.

Действия знахаря, чаклуна, характерника происходят в неком пространстве, называемом в Спасе обрядовым и отличающимся особым состоянием сознания. В этом пространстве происходит взаимодействие с Горним миром. Про характерников говорили, что они там постоянно живут и «с Господом дружескую беседу беседуют, оттого и характерные». Вообще же в отношении обрядни различали три разных состояния сознания: повседневное (профанное), или то, в котором мы живём постоянно; обрядовое состояние сознания (сакральное), в котором творятся обряды – действа; полуобрядовое состояние, находящее между первым и вторым. Переход из обычного состояния сознания в состояние обрядовое затрачивает большое количество сил. Это дело непростое. Пока «разгонишься», время уйдёт. Ладно бы, когда неспоро надо. Но когда жизнь «в стремину вошла», тут можно не успеть. Именно поэтому для облегчения задачи перехода была необходима «полуобрядовость» – состояние обрядового поведения, которым так славились все «знающие» и которого так боялись обыватели. Это так называемая странность «посвящённых» и «приобщённых». Странность в глазах обывателя. И действительно, человек, к примеру, постоянно сплевывающий через плечо или сворачивающий кукиши, может легко быть принят окружающими за того, кто не в себе. Но об этом скажем чуть ниже.

«Обрядовое пространство» продолжает всё тот же зачин – создание своего мира. Однако оно не одно и то же, что и Образ мира. «Образ мира» – некая модель мира, которую мы создали для жизни, а «обрядовое пространство» составляет его серёдку и некое священное место – пяточный камень. Это храм нашего мира. Именно «обрядовое пространство» граничит с замирьем. Так вот, в Спасе требовалось создать и носить с собой всё время этакое требище. Оно было отличительной чертой «человека силы» и местом, откуда черпалась им эта самая сила. Обрядовое пространство – это мир, в котором есть середа – Алатырь-камень – и от которого тянутся нити во все «четыре Царства мира»: Царство Жизни, Царство Смерти, Царство Любви и Царство Надежды. Но основная отличительная черта «обрядового пространства» состоит в том, что это есть мир, который мне подвластен, это мой мир! И я могу в нём! А власть моя над ним возможна через его осознание во всей его полноте.

Для сравнения, в бурятском шаманизме источник силы представляет собой средоточие всего бытия. Он обозначался «гол». Основное значение слова «гол» – «сердцевина», «сущность». Это слово составляет корень таких важных понятий, как «галл» – «огонь», «голомт» – «очаг», «гол» – «река». Огонь олицетворяет эту сердцевину бытия, ибо предстаёт тем местом, где сливаются Земля и Небо, творя тепло, и шаманы используют его в своих обрядах как образное воплощение этого средоточия. Понятие «гол» в значении «река» связано с тем же представлением – сердцевиной бытия. В шаманской традиции олицетворением средоточия Вселенной служит некая река Долбор, связующая сознание человека и соединяющая Верхний, Средний и Нижний миры. В человеке же гол непосредственно находится посреди груди. Это и серёдка его собственного сознания – сэтгел. Шаман учится соединять серёдку своего естества, своего сознания, со всеобщим центром и в итоге постигает, что куда бы он ни пошёл, средоточие всего бытия – гол – непременно пребывает с ним. В этом и есть разгадка великой шаманской силы.

Понятие «обрядового пространства» сейчас можно встретить лишь в знахарской деятельности, да и то не повсеместно. Но в те далёкие времена, когда «Земля была ближе к Небу», это было обычным явлением. Наше тело воспринималось как некое жилище для духа. Здесь, прямо в тели, творилось Действо, и сюда приходил Бог!!! Был на Руси для этого особый день – неделя, названный впоследствии воскресеньем, который наши предки Богу посвящали. И сейчас по воскресеньям мы продолжаем ходить в храм, чтобы встретиться там со Всевышним, и по сей день в храмах творится священное действо – евхаристия. А раньше храмом было тело человеческое, куда приходил Господь и восседал на престол, которым было сердце человеческое. Прийти же в сей храм Бог мог только тогда, когда в нём было чисто и светло. Поэтому блюсти в чистоте своё «обрядовое пространство» и поддерживать в нём «светильник сердечный» – Жагру – было условием богообщения. И в подтверждение этих слов старый знахарь приводил нам евангельскую притчу о десяти девах.

Был в Спасе и другой образ для свода Земли. С точки зрения пахаря-земледельца свод Земли призван заложить «семя» в програбленную и проборонённую почву. Под семенем понимали сватоженные стати. Сватожить – связать узлом. Помните сваху, связывающую молодых? В своде Земли происходит нечто подобное. Изначальное отношение к своду Земли было как к особому обряду, призванному «посватать Небо с Землёй да Огонь с Водой». Несколько раз нам довелось услышать из уст знахаря, что это «Свадьба стихий», которая «характерника призвана на белый свет родить». Скорее всего, в этом воззрении Спаса нашли отражения языческие представления о свадьбе Матери Сырой Земли и Ярилы: «Жадно пила Земля живоносные лучи и породила человека. И когда вышел он из недр земных, ударил его Ярило по голове золотой вожжой – ярой молнией. И от тех молний ум в человеке зародился». «Тель наша – суха Земля. Хотя и готова родить, но что она сама сможет, пока на неё не сойдёт отец – Небо», – так наказитель рассказывал нам о сути свода Земли.

Во времена древние и незапамятные, когда ещё поляне служили своим старым богам, однажды упала на землю страшная засуха, и не было ни конца ей, ни краю.

…Старый волхв Ведун, служитель Сварога, не спал уже несколько ночей. Усталыми глазами вглядывался он в изменчивый узор светил небесных, пытаясь найти ответ на страшный вопрос: неужели же нынче и окончит свой путь на земле род человеческий? Наконец он уснул, сморённый духотой и усталостью, и ночью увидел Ведун сон вещий. Чуть свет был он на ногах и поспешил в княжеский терем.

– Боги послали мне ответ! – крикнул он что было сил. – Я знаю, как заклясть дождь! Мы сами виноваты в том, что разразилась засуха.

– В чём это мы виноваты? – нахмурился князь. – Разве мы не приносим богатые жертвы?

– И всё же боги гласят, что мы сами виновны в своей беде, – твёрдо повторил Ведун. – Ты и воины твои в далёких краях льёте человеческую кровь, словно воду. Воротясь из одного похода, сразу отправляетесь в другой. Все мужчины беспрестанно с кем-нибудь сражаются, а в сёлах остаются одни женщины, дети и немощные старцы. Вот ты, князь, помнишь, когда в последний раз в твоем граде родился ребёнок? Нет? И я не помню. У нас осталось совсем мало детей! Если так пойдёт дальше, не понадобится никакая Божья кара, люди сами себя выведут под корень!

Князь призадумался. А ведь старый Ведун прав! Как только жаркий день сменился знойным вечером, а в небе начали неохотно зажигаться первые звёзды, по улицам побежали княжеские гонцы, призывая всех мужчин и женщин выйти на большое поле. Трава на нём пожухла от зноя, земля была грубой и жёсткой, словно берег соляного озера. Люди стояли и ждали, что велит им князь.

Появилось несколько телег. На них везли бочки с вином. Виночерпии засновали меж людей, каждому подавая полную чашу. Люди пили с радостью и облегчением. И вдруг при свете взошедшей луны собравшиеся увидели, что князь расстелил на земле плащ и увлёк на него княгиню.

– Принесите жертвы Земле-Матери любовью и чадородием! – послышался громовой голос. Это Ведун взывал к людям.

Жаром зажгло кровь. Сердца застучали быстрее. Мужчины смотрели на женщин, а женщины смотрели на мужчин. Губы смыкались, сплетались руки. Пары возлегали на лоно земли и предавались страсти.

Слышались сладостные стоны, увлажнялась земля под телами, обильно политыми любовным потом. И вдруг стало темно. Ведун поднял глаза – лик луны скрылся за тёмной пеленой. Тучи заволокли небо, а в следующий миг первые капли дождя упали на обнажённые, разгорячённые тела.

Ведун стоял на краю поля, смотрел на смутное колыхание тел, слушал слитные стоны счастья, утирал с лица потоки ливня и видел, что сам Отец-Небо не мог остаться равнодушным к буйному любодейству и явился оплодотворить Мать-Землю.

Как вы, наверное, уже поняли из того, что говорилось выше, Огню в Спасе соответствовало осознание, Воде – дыхание, Земле – тель, или плоть. А вот Небу соответствовало движение. Сочетаясь в едином порыве, тело, движение, дыхание и осознание творят чудо – происходит «всполох»! То есть рождается Смага. И в этом заключалась суть свода Земли. Но рано радоваться. С «новорождённой» Смагой ещё сладить надо!!! Ведь она что конь норовистый. Помните, для русских сказок очень характерен образ коня? И особо любим конь был у казаков. Это не только образ Солнца, но и Силы. А обуздать Силу – Коня позволяет следующий свод Смаги – Неба.

Нельзя не сказать несколько слов об этом сказочном образе в сравнительном ключе с нашим повествованием. Конь как волшебный помощник человека в фольклоре очень часто облекался в птичий образ, ибо, как и птица, он мог перенести своего седока в иные миры. Недаром русская сказка рисует его нам «с крылами». А русские загадки называют коня птицею: «Бежит птица, во рту плотица; голодна – не съест, сыта – не выкинет» (конь с удилами во рту). Ту же способность Спас приписывает и силе. При её помощи мы совершаем переходы в другие состояния, то есть можем «переодевать» рубахи сознания и благодаря этому странствовать по мирам.

Большое значение в сказке уделяется вскармливанию коня. Оно придаёт коню волшебную силу. После кормления «на двенадцати росах» или «пшенной белояровой» он из «паршивого жеребчика» превращается в огненного и сильного красавца: «Стал Иван водить свою лошадь каждое утро и каждый вечер в зелёные луга на пастбища, и вот так прошло двенадцать зорь утренних да двенадцать зорь вечерних – сделалась его лошадь такая сильная, крепкая да красивая, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. И такая разумная, что только Иван на уме помыслит, она уже ведает».

Здесь тоже нам дана подсказка. Сила – верный слуга, который бежит исполнять любую нашу волю. Но для этого её нужно вскормить, напоить, да ещё и приручить! И здесь спрятан ещё один образ Спаса. Сила Смага – это конь. Своды, соответственно, будят коня (Огонь), поят его (Вода), кормят его (Земля), а потом его норов ещё укрощают (Небо).

Напрашивается интересное сравнение: у шаманов Бурятии и Монголии есть образ коня-ветра, под которым они понимали свою личную духовную силу. Её именовали «хий мори». Конь-ветер даёт способность человеку устанавливать связь с духовными мирами. Люди, озабоченные желаниями своей плоти, оставляют в небрежении коня-ветра и оказываются духовно незрячими и немощными. Представления, схожие с понятием коня-ветра, встречаются в даосизме и буддизме, что неудивительно, ведь обе эти религии возникли среди культур, в которых присутствует наследие шаманизма, схожее с сибирским.

Представляет интерес масть сказочного коня. Он чаще всего белый или красный. Про сивого или белого коня сказка говорит: «Что ни шерстинка, то серебринка». Белый цвет – цвет потусторонних существ. А конь в мифологии – посредник между мирами. Тем более белый конь. Белый цвет также цвет Силы, который подчёркивает её потустороннее происхождение и, соответственно, неземные возможности.

Красный конь – это огненный конь. На иконах Георгия Победоносца конь часто изображался красным. Из ноздрей его летят искры, из ушей валит огонь и дым. Здесь прослеживается сходство с ведическим конём-огнём в лице бога Агни. Огонь, как и сам конь, в мифологии является посредником между Небом и Землёй. Сжигание усопших на погребальных кострах в те далёкие времена было призвано отправить их в Поднебесье. Огонь здесь служил конём-проводником. Красный же конь, как и его собрат белый конь, олицетворял в Спасе силу Смагу. Да и само слово «смага» часто обозначало обрядовое пламя.

И ещё одно важное качество сказочного коня – он внешне невидим!!! Сказка нам доносит: «Не можно его в глаза видеть, но только на нём ездить». И здесь открывается ещё один важный образ. Сила зачастую нам не видна, и я вроде для самого себя тот же самый, но я уже другой!

Любопытно будет привести здесь ещё одно из поверий Спаса, проясняющее образ силы, что сердце наше – как Конь-солнце, и привязано оно к сердцевине мироздания – Прикол-звезде. Так казаки называли Полярную звезду. Другое её название – «гвоздь», «сажар». «Прикол» в казачьем обиходе – это ещё и небольшой железный кол, на тупом конце которого приделано кольцо; когда нужно было пустить лошадь на траву, всадник вдавливал в землю прикол по самое кольцо и привязывал к нему лошадь на длинной верёвке. А семь звезд созвездия Большая Медведица воспринимались стражами этого чудесного Коня-солнца.

«К Прикол-звезде Солнце привязано, и ходит оно послушно вокруг Прикола. И семь нянек за ним досматривают, – рассказывал нам старый знахарь. – Сердце же наше, как и Солнце, мерой с самой серёдкой Вселенского пузыря – с Прикол-звездой связано. А мера эта и есть сила некая. Это её Смагой зовут. Ведь сила – это то, что связывает. «Си» здесь связь означает, а «ла» – дух. Вот сила Смага и есть некий дух связующий природы огненной».

Возможно, что здесь отразились древнейшие космогонические представления о легендарной горе Меру. Образ Полярной Отчизны – золотая гора Меру. По древнеарийским и доарийским представлениям, возвышалась она на Северном полюсе, окружённая Семью небесами, где пребывали небожители. Гора Меру считалась центром бесконечного Космоса, вокруг неё как мировой оси вращались Солнце, Луна и сонмы звёзд. Мера – это то же самое, что и Молочная река, связующая КОРЕНЬ СУЩЕГО со всеми ярусами мироздания. В человеческом теле с Мерой часто сравнивали кабаржину, то есть позвоночник. А ещё под Мерой понимали Мировое древо, вокруг которого всё мироздание строилось.

Прикол-звезда воспринималась как некий Вселенский родник, или «корень сущего», откуда истекает Молочная река – сила жизни. Эта Молочная река Мерой предкам нашим виделась. И каждый из нас свою Меру имеет, никто не обделён. Сила жизни есть источник благополучия. Знать Меру является важнейшим требованием справной жизни. Кстати, с понятием Вселенского Родника напрямую связано понятие Града Небесного. Это то место, где «обитает» Господь Всемогущий и откуда Он подаёт нам Свою Благость – Благодать. Это и то место, куда «стремится каждая душа, ибо там Дом её небесный». В таком роде представляло Царство Небесное мировоззрение Спаса. Поэтому знать меру – это «по-Божьи жить, правду Его блюсти». Характерник же – это тот, кто меру ведает, потому и к «Богу причастен», чем он и силён!

Современные целители говорят нам о неком канале, который есть у каждого человека и которым мы связаны с Богом. Это осовремененное понятие меры. В работе В.И. Харитоновой «Заговорно-заклинательное искусство восточных славян» приводится интересное наблюдение автора из своего архива:

«Приведу ещё некоторые подробности из работы этого целителя в сеансе снятия негативной информации: «Я раздеваю физический план – развожу каналы на разные свечки: сначала спереди, потом со спины. Молитвы читаю на каждую свечку. (…) Дальше, как мне бабушка объясняла, «сажались ветерки». Потом до меня только дошло, что эти девять свечей – девять тел (она их ветерками называла)!

После того как поставили ей чакры и все тела (перевели на свечи), у нас получается распыление канала. Если (обычно) канал жёсткий, то здесь он распыляется. (Тогда мы его) просто стараемся завести на определённый круг, по спирали и вниз – чтобы не терялась жёсткость.

Так, теперь уже начинаем доставать собственно спину (биоэнергетическая работа переносится на спину). Именно спину, органы… то есть буквально начинаем фантомы забирать и бросать их. (Таким образом, осуществляется) разбор полностью организма.

Всё. Дальше начинаем искать канал. Как она (бабушка-ведунья) объясняла, Господь Бог на каждого даёт свой канал, (при работе) идёт молитва, и канал сам появляется, как правило: сколько раз делал – всегда появляется».

Здесь своеобразно описан один из очистительных обрядов, имеющий сходство с огненным действом Спаса. В нём разжигалось по кругу 12 костров с «особым словом», на худой случай 12 свечей, и тела – рубахи душевные разводились по огням. (В ином толковании этого обряда было девять костров, что объяснялось тричастностью души, где каждая часть, в свою очередь, имела три состава. Отсюда, как вы помните, и выделяли девять истот. В них душа с телью была сватожена, и, соответственно им, говорили о девяти ветерках). Тем самым Мера освобождалась от «завала», и человек вновь обретал «водительство Божие». Только в том случае силой можно владеть, когда тебя «Боженька в маковку целует». Так говорит нам Спас. Это равнозначно другому его высказыванию: «Бог по Жизни присных своей дланью за чубару водит». И то и другое высказывание – о характерниках и о Мере.

Освободить Меру – это расчистить родник живоносный. Старый знахарь как-то на наше «покаяние» по поводу долгого отсутствия (а мы несколько месяцев не видели его), сказал, что ничего страшного, «коли маковка очищена, можно и самоукой по жизни ходить». Что он хотел этим сказать? О нас ли или о чём-то и ком-то ещё?

Из всего вышесказанного, чтобы поставить точку, можно сделать вывод: сила Смага сродни мере, которая вроде как и верёвка, но в то же время это сила, а значит, и действие, призванное нас вернуть в Дом наш истинный. В связи с этим стоит упомянуть ещё об одном образе Спаса, отражающем силу, – об обычной верёвке. Сила представлялась нашим предкам одновременно в виде действия (связывания) и предмета (верёвки). Представить себе это гораздо легче, чем описать. Свод Земли позволял воочию обрести человеку («взять в руку») эту имеющуюся у него «верёвку», из «семи Симеонов» свитую. Её же в традиции Спаса называли свилёй. «Семь Симеонов» – это семь ярусов мироздания, семь его составов, «семь небес». А «взяв в руки свилю», ты обретаешь весь мир со всей его могутой. Недаром верёвка в мировоззрении наших предков отражала власть, а значит, и владение! То есть собирая мир в виде семи составов мироздания, ты обретаешь силу, а обретя силу, обретаешь свой мир, который будет отзывчив тебе!

Свод неба по старой памяти называли поконом Стрибога, покровителя ветров. Он был связан с движением, которое, как было уже сказано выше, в Спасе есть образ Неба (не Небес!). В казачьем говоре и до сего дня сохранилась память о Стрибоге. Обыкновенная детская скакалка называется стрибалкой, а стрибать – это прыгать.

Славянское божество Стрибог до сего дня остаётся загадочным и таинственным. Кто-то считает его исконно славянским богом, «устроителем добра» (от глагола «строить»). Другие уверяют, что Стрибог – индоевропейское слово, имеющее значение «бог-отец». Третьи говорят, что Стрибог древнеиранского происхождения, и означает его имя «возвышенный бог». Во власти Стрибога были не только ветра, бури, ураганы, но и вообще всякая погода. Он имел ещё власть над всяким злоумышлением.

Нельзя овладеть силой, просто накапливая её, говорили наставники Спаса. Хотя нет. Конечно же, силу можно как-то «скопить» про запас, как это предлагают сделать различные современные оздоровительные методы (и то лишь самую малость), но в этом случае она становится просто опасной и разрушительной для своего обладателя. Сила слишком привлекательна для многочисленных представителей Нави. Они слетаются на неё, как осы на мёд. Но именно это и может погубить «коллекционера силы».

Спас же учит, что силой можно владеть только в развитии. И в этом слове – «развитие» – спрятан один из ключей Смаги. Развивать – это означает распутывать, или раскручивать, то есть приводить в движение. Например, когда говорят о развитии ребёнка, явно подразумевают некое его движение. В своде Земли мы обретаем одно из качеств силы – её вещественность, или ту самую верёвку – свилю (она же мера). А в своде Небес обретается иное качество силы – действенность, или способность вязать и соединять.

Сила, как учит нас традиция Спаса, разлита вокруг. Она свободно проливается сквозь нас. Увеличить нашу личную силу мы можем, только усилив её поток через нас. Что мы и учимся делать в поконе Земли, пропуская через себя семь Симеонов (верстание), которые являются различными качественными проявлениями единой силы. Пропустить и сватожить их, восстанавливая истотное состояние силы. Но этого ещё недостаточно. Её, то есть силу, нужно ещё с тельюсгуртовать, потому как, говорили в Спасе, сила неудобоварима для тели. А это достигается через движение! Получается своего рода болтушка, или, если хотите, происходит смесь телесности и силы, что и называлось гуртом. Движение делает проходящую сквозь тело силу «съедобной» для него.

Движение (вращение) же само по себе, по словам Г. Вирта, является «высшим космическим законом Бога, этическим Основанием Вселенной всего бытия». (Г. Вирт. «Священный год». – М., 1997). Зная такое значение движения, Спас воплощал его в плясе и игре. Игра и пляс требуют особого рассмотрения, более глубокого. Не в рамках нашего повествования. Но хочется сказать о них и здесь хоть несколько слов, хотя бы потому, что частично и игра, и пляс составляют содержание свода Неба.

Игра очень широко присутствовала в жизни наших предков. Причём играли не только дети, но и взрослые. Ведь игра в традиционном сообществе рассматривалась не как простая забава «дитят неразумных». В ней видели воспитательную, то есть мировоззренческую суть, средство сплотить мир, укрепить связь поколений. Большое значение игра имела и в обрядовой, «ритуально-магической» деятельности предков. Её использовали в поминальной обрядности, в предсвадебной и свадебной обрядности, с целью повлиять на плодородие земли. В Спасе игра имела также и значение очищения. Она иссушает ватолу. Другое предназначение игры – вернуть силу жизни – охоту, или, как её называли у казаков, гульбу. Каждому из нас хорошо известно такое состояние, когда ничего не хочется. Мы списываем всё на усталость. А от чего мы устаём, подчас ничего не делая? От обязанностей, которыми мы себя повязали с обществом. От тех тяжёлых «мундиров», которые нам приходится надевать каждый день. Игра позволяет нам скинуть эти «мундиры», освободиться от обязанностей и высвободить силу жизни. Вот и получается, что игра является лучшим средством отдыха!

Игр в Спасе было очень и очень много. Это – условно – игры воинские («Под свой», «Ёжик», «Аз Бульба», «Масло давим» и др.) и игры «гражданские» («У медведя во бору», «Слуга и барин», «Голосяночка» и многие другие).

Пляс имел не меньшее значение в человеческой жизни. Невозможно без него представить и Спас. «Большой популярностью у казаков пользовались танцы. Особенно любили танцевать запорожцы под звуки кобзы. А танцуют, бывало, так, что супротив их не вытанцует никто в мире: весь день будет музыка играть, весь день и будут танцевать, да ещё и приговаривают:

Грай-грай! От закыну

Зараз ногы аж за спыну,

Щоб свит здывувався,

Якый козак вдався.

Это сказано о запорожских казаках, но это вовсе не значит, что танец имел меньшее значение у кубанцев, терцев или же у донских казаков. И свод Смаги Небес – лучшее подтверждение этих слов. Все его вправины в своих названиях и в сути выражают пляс. Это «пляс Свили», «Трепак», «Танки» и другое, о чём в своё время будет сказано подробно.

С точки зрения пахаря-земледельца свод Неба представлял собой само взращивание семени, где движение рассматривалось как рост этого семени, состоящего из семи частей мироздания (семя, верёвка – всё это разные образы Смаги, дополняющие друг друга). Вырастало же из семени некое древо, по которому человек «взбирался» в Небеса, обретая потерянный рай. Этот образ также нашёл своё отражение в многочисленных сказках о выросшем до неба горошке, по которому мужик взбирается наверх и обретает чудесные дары. А с точки зрения Смаги как обрядности покон Стрибога есть обживание «обрядового пространства». Ведь мало выстроить дом, его надо обжить! Только тогда он становится крепостью, или местом силы, дающим благо!

Вне этих сводов и одновременно внутри них находится ещё один свод Смаги – свод Лада. Старое его название – покон Лады. В народном миропонимании издревле существовало сокровенное слово для обозначения всего круга небесных и земных явлений, которые впоследствии были объединены под заимствованным из греческого языка понятием «Космос». Это слово «Лад». Лад – исконно русский Космос.

Лад мыслился предками как единство порядка и любви. Корень «лад» образует слова со смыслом «владеть», «власть». Кроме того, слово «ладно» в древнерусском понимании означало также «равно», «одинаково». Все эти значения неизбежно впитывало в себя и понятие русского Космоса – Лада, которое распространялось на всю жизнь, в том числе и на Смагу.

Свод Лада объединяет и уравнивает все остальные четыре свода, и объединяет он их через мир – своеобразную среду, которой сам и является. Эта среда предками Ладом и прозывалась. Обучая Смаге, её сравнивали с прудом, в котором обитают четыре рыбины. Этот пруд – их общий дом, и домом они едины. Соответственно, пруд – это свод Лада, а четыре рыбины – это своды Огня, Воды, Земли и Неба (рисунок 3).

Рисунок 3. Своды Смаги.

Свод Лада не зря идёт как заключение! Он «заключает» Смагу, то есть закрывает её в некое единое пространство, как и вышеприведённый пруд «заключает» живущих в нём рыбин. Но в то же время Лад как среда первичен, ибо он есть условие для проживания тех же рыб. Поэтому создание мира – это начало и конец Смаги! При ином раскладе – без соответствующего мира – все её прикладные работы просто не имеют значения. Её просто не к чему будет приложить! Смага действенна только в том мире, в котором она создавалась и жила, – в мире сказки. В первой части мы только и делали, что рассказывали об этом мире.

Многие задают нам вопрос: зачем возрождать Спас именно сейчас? Если он «сошёл со сцены», значит, так надо наверху? Совершенно верно. Течение времени неумолимо! Ушёл старый мир – ушёл с ним и Спас. Возродить его в современном мире невозможно, да и не нужно. Лишний он тут. Хороша ложка к обеду! Правда, вместе с тем миром ушла также и душа, а от Бога осталась только «обёртка».

Но уйти – не значит умереть. Ибо ничто не умирает. Спас и сейчас жив в том старом мире сказки. Вернётся старый мир – вернётся и Спас, вернётся с ним душа, и откроется для тебя дорога в Небеса! Поэтому возрождение Спаса есть всего лишь выбор мира, в котором мы хотим жить. И выбор цели, ради чего все наши усилия. И всё, что мы здесь говорили о Спасе, есть свод Лада, или мироустроение. С самой первой строчки.

В простобытье под Ладом понимали то, что «мир от порухи сохраняет» и вносит в него рахунок (порядок) – устои. Под устоями же видели основополагающие истины – ресноты, как некие законы Прави. Они затрагивали понятия о Боге, мире, совести, семье и т. д. Через воспитание человека как раз и раскрываются сии законы Прави, происходит его приобщение к Ладу. В Спасе свод Лада, помимо вышесказанного, воспринимался несколько шире, а именно как создание «особого» мира – «на Меже», в котором мы будем жить. Этот мир и есть то самое полуобрядовое пространство, которое поддерживает полуобрядовое состояние сознания и которое, в свою очередь, позволяет нам без особых усилий перейти сразу к действу.

Действо же происходит не здесь, не в нашем обыденном мире, но в «обрядовом пространстве», а вся жизнь «знающего» течёт в полуобрядовом пространстве. И такое пространство делает человека чуточку «выше» над другими, которые живут в обычном состоянии повседневного мира – Стодня. Действо, или обряд, можно воспринимать как направленное движение в определённом направлении. Направление это в Иносветье, где вершится всякий обряд. Полуобрядовое состояние позволяет быть в этом случае «наполшага впереди». То есть характерник благодаря тому, что он находился в «особом» мире, всегда чуть-чуть опережал тех, кто находился в обыденном мире. То же самое можно сказать и в отношении знахаря, совершающего лечение посредством обряда. Из обычного мира вначале нужно ещё сделать эти «полшага» на Межу, а уж потом шагнуть в Иномирье, где и происходило лечение. Этот полуобрядовый мир, о котором идет речь, в Спасе называли Саронем – Царским миром.

А для более глубокого понимания взаимоотношений между стихиями, Ладом и Саронем в Смаге существовал образ ткацкого станка. Лад в нём – ткацкий станок. Своды представлялись как Небесная, Земная, Огненная и Водяная нити, из которых на этом ткацком станке ткалась единая ткань мира – Саронь. Прикладные работы свода Лада вполне соответствуют этому образу.

Свод Лада имел в традиции Спаса и другое название – покон Света белого. Так как свет в народной традиции – воплощение всё того же миропорядка: Лада, красоты, истинности. Имеет ли свод Лада отношение к славянской богине любви Ладе? Или к языческому богу примирения и согласия Ладу? По их созвучию можно, конечно, сделать такие предположения, но для однозначного утверждения подобной связи у нас оснований нет.

Ну вот, вроде вступительное слово сказано. Основные образы Смаги худо-бедно раскрыты. Можно приступать и к описанию самих прикладных работ. Но перед этим хочется ещё раз предостеречь от того, чтобы вы, как мы в своё время, не попали в ловушку образа самой Смаги. Она для тех, кто обращается к ней с различными чаяниями, «экзотика», что-то необычное. Это может сослужить нехорошую службу, и мы можем попасть под её чары, озадачиваясь правильностью движений, попадая в плен необычных названий. Но это всё второстепенно. Основное же в Смаге как раз то, что нам так привычно и так повседневно, – сознание и внимание! Пусть это и будет положено во главу угла!

Смага относится к так называемым внутренним работам. А внутренняя работа отличается одной особенностью, о которой необходимо упомянуть. Это мера усилия. Лучшее – враг хорошего, или, как сказал один наш друг, что есть православный даос: «Старание – враг умения!» Не старайся больше, чем это надо. Даже Будда смог достичь просветления, лишь отказавшись от усилий. Наказитель неоднократно нам повторял, что всё должно просто случаться, и не надо тужиться, «а то, не ровён час, и в штаны наложишь от натуги». Старание есть та же ловушка. В слове «стараться» мы слышим «стареть», «страдать». В славянских языках слово «стараться» означает «истощаться», «становиться дряхлым», «стареть». Стало быть, соотношение между достижением успешного итога и мерой прилагаемого к тому старания – обратное. Из этимологической картины слова «старание» видно, что тот, кто старается, стирает себя, изнуряет и в итоге, окончательно одряхлев, погружается в смутное оцепенение, парализующее волю. Вкладывая сил больше, чем надо, мы однажды сожжём все их запасы, и усилие наше ослабнет. Чтобы не ослабнуть в усилии, его надо всегда делать слабее, чем ты это можешь. Это и есть мера усилия, о которой не следует забывать. Нужно быть усердным! А это не одно и то же со старанием. Усердный – идущий средним путём, путём сердца.

Несколько слов стоило бы сказать и о несомненной пользе телесных упражнений, но в ключе внутреннего делания. По мере удержания себя на этом поприще, то есть на стёжке (тропинке) Спаса, происходит рост чего-то внутри. Кто-то сказал бы, что это вызревает и растёт «энергетическое тело», кто-то – что это растёт душа, она же «внутренний человек» – отай. Возможно и то и другое. Чтобы сказать однозначно, нужен опыт, которого пока у нас нет. Но точно можно сказать, что нечто в тебе растёт! И при этом в теле появляется некое неудобство, проявляющееся в том, что тебя начинает ломать, появляется ощущение «тесного» тела. Со временем это состояние должно пройти, должна появиться лёгкость. До поры же до времени увеличивающаяся сила может причинять боль. Потому и говорилось в традиции, что любой дар нужно выбаливать, любое состояние надо переболеть. Можно, конечно, и просто болеть, а можно позволить облегчить себе боль, взяв на себя дополнительный груз. И этот груз – самые простые телесные упражнения. А потому наставники иногда давали совет: при появляющейся тесноте в теле «растягивать» его либо за счёт труда, либо за счёт упражнений Смаги. И тем самым помогать «прорастать внутреннему существу» в нас. Благодаря телесным упражнениям «внутреннее делание» может обрести иные черты. А потому не стоит ими пренебрегать сполна, как и впадать в иную крайность – отдавать им предпочтение.

И ещё… О том, о чём уже говорилось по ходу не раз, но о чём надо и надо повторяться. Сила – предмет вожделений буквально каждого. Кто же не хочет быть сильным! Но основной источник её обретения – всё же не всевозможные там «хитрые» упражнения, в том числе и «Смага». Секрет здесь в другом – в мироустроении. А точнее, в мироразрушении! Тот мир, в котором мы с вами живём, устроен таким образом, чтобы держать нас в «полуприготовленном» состоянии. То есть «в состоянии нестояния», как говорил нам наказитель. Это нужно хозяину или хозяевам мира для того, чтобы легко было править теми, кто в этом мире поселён. Потому они и накидывают на мир ловчую сеть, улавливающую всех и всякого, кто войдёт в этот мир. Очень тонка и безвидна эта сеть, но настолько прочна, что порвать её просто невозможно.

Поначалу мы не обратили внимания на слова наказителя. Но потихоньку начали всматриваться в происходящее вокруг, и жизнь стала предоставлять нам подтверждение его «науки». Действительно, ты и шагу не ступишь, чтобы не поклониться. А там, где ты кланяешься, ты отдаёшь силу. Смотрите сами. Хочешь купить дом – поклонись в БТИ, в кадастровой службе, у нотариуса, ещё где-то там. Хочешь продать дом – то же самое. Хочешь отказаться от всего – и тут надо действовать через нотариуса. Решил ты переехать – иди в миграционную службу и пропишись. Суды, нотариусы, БТИ, кадастровые службы, пенсионные фонды, ГАИ, миграционная служба – всё это узлы ловчей сети. Сети, с помощью которой сильные мира сего и присные им ловят силу. Нашу с вами силу. Эта сила зовется Временем. Помните сказку Шварца о потерянном времени? Она о хозяевах мира, в котором мы живём. Действительно, так уж устроено всё вокруг, что жди! Или плати! Ловчая сеть!

Но тут ничего, как говорится, страшного нет. Таковы правила игры! Беря с тебя, мир подаёт тебе. И в нагрузку он даёт благопристойные ограничения, то есть знание того, «что такое хорошо и что такое плохо». Как ты будешь жить в таком мире? Плохо ли, хорошо ли? Это уж зависит от твоих притязаний. Скажем так, по мере твоих уроков, которые ты должен получить в этом мире. Но та сила, о которой многие мечтают, – волшебная сила – тебе в этом мире не дастся. Чтобы обрести её, нужно ПЕРЕВЕРНУТЬ МИР! Не разрушить мир, не разорвать ловчую сеть. Это невозможно, да и не нужно.

Перевернуть мир в Спасе – значит то, что человек должен однажды отказаться от всех приобретённых им благопристойных ограничений, пойти вспять и вызволить себя из многочисленных ловушек, которые есть всё те же узлы ловчей сети мира, разрушить обычай в себе и обрести «ангельское знание», перестать судить и давать оценку. И тогда он обретёт цельность и полноту как главные условия обретения силы. Причём цельность в этом случае будет непроизвольной. Произвольно быть цельным – это быть в напряжении. Напряжение же не даст силе войти в нас. Сила будет отскакивать от нас, как от камня. Ведь напряжение и делает нас каменным! Об этом мы только и говорили. Но опыт показывает, что как раз-таки мироустроение, или мироразрушение, остаётся без внимания. Люди почему-то проходят мимо этого «основного упражнения» Спаса, размениваясь на несущественное. Почему? Ответа нет у нас и по сей день.

Если обратиться к восточной традиции, в частности к Китаю, то мы там найдём то, что «взращивание ци» представляет собой «возвратное», «попятное» движение, попытку «перехитрить» порядок мира («кража небесных сил»). То же ли это, о чём мы говорим, или нет? Во всяком случае, стоит задуматься! Нам показалось, что «кража небесных сил» в чём-то сходна, по сути, с «переворачиванием мира» Спаса. А значит, это вовсе не сумасшествие? С ума сходят поодиночке, а когда все вместе, не есть ли в этом что-то взаправдашнее?

Но и это не всё… Прежде чем перейти к самим сводам Смаги, скажем об упражнении. Небесполезное дополнение! Советуем не пройти мимо него.

Упражнения упражнениям рознь. Но разница между ними только в том, что одни упражнения вот здесь и сейчас вершатся, а другие растянуты надолго. Надо пояснить сказанное. Всякое упражнение ради чего-то. То есть ты должен взять нечто из него – взяток. И пойти дальше. Взяток же берётся по исчерпании мира. То есть я вхожу в мир, прохожу его насквозь и выношу из него взяток. Мир же схлопывается. Прохождение сквозь мир есть упражнение.

Те упражнения, которые приведены нами (как выше, так и ниже), направлены на сотворение обрядового пространства. Но это определение приходится давать в силу приверженности к образцам. На самом деле обрядовое пространство не совсем пространство. Пространство отличается законченностью. Иначе просто невозможно говорить о пространстве! Пространство простирается. Простираться же можно там, где есть грани. А там, где безгранично, простираться нельзя. Сколько бы ты ни стремился вширь, ты будешь там же! Причём всякое пространство замкнуто само в себе. Границы его – смерть! Всякое пространство безысходно. Точнее, исход из него есть, но смерти он подобен. Создание обрядового пространства – это выход на некую точку, где сходятся все миры. В не-пространство между семью небесами, туда, «где Дух катается». Как это понять? Не знаем! Не хватает нас на то. Но ниже мы затронем этот вопрос, чтобы осветить его подробнее.

Обрядовое пространство – это не пространство. Это точка! Дойти до неё возможно, лишь будучи простым. Облачившись в рубаху Сирости. Всё, что не простое, не вмещается в эту точку. То есть итог всех тех упражнений, о которых говорит Спас, – некое состояние. В силу приверженности к образам приходится говорить о некоем домике улитки – обрядовом пространстве, которое всё время с тобой. Но это не совсем так. Можно сказать, что это выход на Межу. Но и это не совсем так. Ибо что такое Межа?

Вот смотрите: что значит войти в изменённое состояние сознание? Куда попадают все чудодеи? Вот тут и загвоздка. Непонятно, куда мы попадаем. Ну, вывернулся наш мир, по словам знахарей, облачились мы в иную рубаху. Но рубаха делает нас свойственными миру. Какому миру? То есть мы переоблачаемся в иные миры. Из мира в мир. Но миры – это ловушки. И их граница – смерть!

Да, потом мы возвращаемся в тот мир, который не избыли. Ибо там наша колея проложена. Она Задумью зовётся. Мы должны её пройти. А как быть с теми мирами, куда мы попадаем? Их тоже надо избыть. Только тогда, когда все миры, в которые мы входим, исчерпаны будут, не раньше, мы сможем выйти в точку обрядового стояния. Так ещё называли обрядовое пространство. Но для чего? Чтобы стать волшебником? Нет! Это точка твоего подвига! Тут ты будешь стоять до Века! То есть до того мига, пока все и вся не соберутся в Хоровод.

В народных воззрениях говорится, что мы сюда сошли Хороводом и вернёмся Хороводом. Разбилось зеркало, и пока оно не соберётся до последнего осколка, цельность не будет нами обретена! Я хочу цельности, но не получу её без всех и вкупе. Спасение личное – это опасная прелесть. Но те, кто стоит на страже этой прелести, объявят тебя еретиком и отправят на костёр!

Но даже если мы все соберёмся, мы будем далеки от цельности! И лишь Хоровод всего и вся приблизит нас к ней. Это тайна. Но мы можем хотя бы приблизиться к ней. О Хороводе говорили мы уже. Но, как всегда, о нём никогда не бывает достаточно. Уж больно тонкая штука – Хоровод!

А САМ? Самому надо стать для того, чтобы быть в себе! Начал ты баловаться изменёнными состояниями, и… И тут круговерть начинается. Куда ты попал? Столько миров люди сотворили! Незаконченных миров. К сожалению, ни одна книга не дописана! Это всё истории без конца. И мы можем попадать в них, застревая там. Вот тут и нужно быть самому, чтобы тебя не распылило. Чтобы не оказался ты в одержании «второй души» – живинки. Так называли некую сущность, которая может вступить в противоборство с «первой» душой, забирая себе её жизненную силу и подчиняя своей воле телесную оболочку.

Да, все эти истории будут однажды закончены! Но до этого они опасны! Либо ты пройдёшь их в САМ и сделаешь вклад в их окончание, либо они похитят часть тебя. И тогда вместо того, чтобы стать цельнее и проще, ты будешь копить сложность и раздробленность. И в себе, и в мире! Как это называли наставники в Спасе, копить осколки мироздания. Тем самым затрудняется возврат к цельности – как самого себя, так и мира. Это ли сатанизм? Не знаем.

Так что совет себе самому: если ты входишь в упражнение, то замеси в нём всё мироздание. И Небо, и Землю, и четверо врат мира, и всё, что ты ещё можешь присовокупить. Но проходи этот мир насквозь. Осознанности здесь мало. Все мы осознанные. А вот то, что нас не хватает, – однозначно. Потому вначале нужно пройтись «по закоулкам мира» (книги, сообщества, места и другое) и собрать себя. Вытащить себя из многочисленных ловушек, закончить незаконченные битвы, скинуть всю тяжесть в виде неразумных довесков и запретов. Вот тогда нас хватит, чтобы пройти сквозь эти «упражнения» Смаги насквозь. Ещё раз подчеркнём: нынешних нас не хватит для этого! Тут вам о многом скажет одна мета. Если вас не хватает, то вы начинаете спрашивать: что значит «насквозь»? Или как-то там ещё! Когда ты достаточный, то ты легко увидишь, что такое «насквозь». Без лукавства и послабления пройдёшь его.

Но если тебя не хватает, то ты войдёшь в упражнение и не закончишь его. И тогда за тобой будет бежать «стая чёрных бешеных собак». Ты можешь сказать, мол, я вернусь сюда… Но не торопись! Можешь и не попасть сюда ты больше. Ты вообще можешь попасть в чужие творения. И также не способствовать их завершению, будучи не в полноте, которую даёт тебе «я» и «САМ». Но будешь лишь копить в них незавершённость. А мы все с вами делаем общее дело! Мы все стремимся к завершению, или совершенству! Совершенству всего мира! Но чаще всего приумножаем растатурицу. Беспорядок, по-другому. Мы своей несобранностью «трудимся раздроблению мира». В сути, на благо Сатаны. Так нам говорили… Вот и выходит, что преждевременность – лишь на руку растатурице по имени Сатана. Преждевременность и торопливость, в том числе и скорые суды, – это сатанизм!

Потому в Спасе долго собирали воспитанника через освещение ему ловушек мира. Долго и нудно, нудно, нудно… А потом давали ему «упражнения». Так что прикладная работа в Спасе начинается с первых же слов. И тут не стоит уповать на свою дошлость. Мол, я смышлёный. Меня на мякине не проведёшь. Нет! Мир нас с вами развёл на раз-два. Потому в который раз хочется дать вам совет: не отмахивайтесь от «пустой болтовни» наставников Спаса. Не пустая она!

Да и назвать упражнениями все те забавы (а они так и назывались – то забавы, то игрища, то завады), о которых речь в Смаге идёт, не совсем правильно. Это проживание вместе с миром и заодно с ним. Чтобы прийти его насквозь!

Вот мы говорили о хождении по мирам. А что оно собой представляет? Ну, понятно. Вошёл в мир, прожил его, взял урок, ушёл. В жизни это так. А что значит «хождение по мирам» у характерников? Да то же самое! Только не по мирам привычным, но по мирам «лёгким». Это сотворённые миры. Их столько!.. В сути, ты можешь войти в мир «Трёх мушкетёров» или в мир «Двух капитанов». Не страшно. Но важно его пройти сполна. Он останется? Возможно. Но главное, чтобы ты там не остался. Пройди его до конца, и он исчезнет!

Вот тут и возникает вопрос: что значит «не остаться»? Это значит, что ты должен сам его написать, сам его сказать! И это главная суть упражнения. Ты вошёл в мир – ты вошёл в упражнение. Ты вошёл в упражнение – ты вошёл в мир! У тебя тут маленький выбор. Либо пройти его до конца, либо потеряться здесь. И чтобы не потеряться, ты не просто следуй букве упражнения. Ты его твори заново. Пиши заново «Трёх мушкетёров» или «Таинственный остров». А для этого дыши этим миром и живи им! Вот так получается. Кто-то его сотворил однажды. Но ты должен его сотворить заново. Даже если первотворец ты! Каждый раз твори заново это упражнение. В этом и есть искусство хождения по мирам. Не просто зашёл, прошёл и вышел. Зайти – зайдёшь, пройти – не пройдёшь! Витиевато, конечно, сказано. Но, думаю, суть вы уловите! И не будете просто выполнять упражнения, просто читать книги. Вы будете творить их, писать их!

Будь творцом, чтобы не стать сподручником Сатаны! Да и плата за такое «сотрудничество» тому же Сатане великая. Мы теряем себя. Если хотите, то теряем память души. И взамен обретаем косность сознания и привязку к образцам с бесконечными вопросами «как?», «почему?», «зачем?».