Если и был в моей жизни человек, которому я не могла врать, так это Брент. Он подмечал все признаки вранья – от дергающегося левого глаза до горящих кончиков ушей. Каждый раз, когда я делала что-то неположенное, он тут же это обнаруживал, отчасти поэтому я и стала так строго придерживаться правил.
Но Брента не было рядом, хотя мы регулярно разговаривали по скайпу. Ради такого случая я решила ему позвонить. Возможно, по телефону мне удастся соврать: он меня не увидит и не сможет понять, что я говорю неправду.
По крайней мере, я на это надеялась.
– Ты от меня что-то скрываешь, – голос Брента трещал, искажаемый помехами, но даже, несмотря на это, в нем слышались обвинительные нотки.
«Откуда ты знаешь?» — чуть было не спросила я, но в ответ только залепетала и попыталась все отрицать. Но не сработало.
– Розалин Гертруда Валентайн, – сказал Брент, растягивая слова, и я поняла, что он усмехается. – Ты что, нарушаешь правила?
Я вздрогнула оттого, что он назвал меня полным именем, и покачала головой, и только потом осознала, что он меня не видит.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он хмыкнул; я ждала, что он начнет давить и продолжит свои расспросы.
– Хорошо, – просто сказал он, закрывая тему.
Вот почему я любила брата больше всего на свете – он все понимал. Он не хотел, чтобы меня что-то ограничивало, и ему не было дела до того, каким способом я этого добьюсь. Он просто хотел, чтобы я жила своей жизнью.
– А как вообще студенческая пора? – спросила я, испытывая страстное желание сменить тему.
– Ужасно, – Брент драматично вздохнул. – У меня в буквальном смысле все закончилось: мне нечего читать, нечего надеть и нет чистого нижнего белья.
– Гадость какая, ладно, ладно, хватит, не хочу знать, – перебила я, сильно передернувшись от отвращения. – Хотела бы я сказать, что мне жаль, но ты сам виноват – взял недостаточно вещей, и винить в этом можешь только себя.
Я подошла к духовке и открыла ее, прижав телефон плечом к уху, и вытащила новую порцию печенья. По воздуху поплыл аромат выпечки, я удовлетворенно улыбнулась и отложила печенье в сторону, готовясь услышать очередной взрыв негодования.
– Эй, – с сожалением выдал он. – Не моя вина, что ты ничего не дала мне почитать и ничего не разрешила взять с собой.
– Несколько книг я тебе дала! – запротестовала я.
Брент усмехнулся.
– Ага, три. Между прочим, я проглотил их в первую же неделю.
Я начала перекладывать печенье на специальную стойку, чтобы оно остыло. Услышав эти слова, я округлила глаза.
– Тогда покупай книги сам.
– А какой в этом смысл, Роуз? У тебя же не комната, а самая настоящая чертова библиотека.
– Следи за языком, – обругала его я, не удосужившись ответить на этот выпад. Даже Тео заметил, как много у меня в комнате книг, но он глотал их каждый день, и я начала уже задумываться, не купить ли мне новых, чтобы он сидел тихо и ничего не натворил.
На другом конце провода Брент снова рассмеялся, и я поймала себя на том, что тепло улыбаюсь. Что-то в его смехе имело надо мной власть, заставляло мысленно возвращаться в те времена, когда мы были детьми, когда мы только и делали, что шутили и играли в игры. С ним были связаны мои самые счастливые воспоминания, и стоило мне услышать его смех, как я переносилась в детство.
– Я по тебе скучаю, – призналась я, внезапно почувствовав боль утраты.
На другом конце провода повисло молчание, как будто Брент не хотел задавать следующий вопрос.
– Значит, мама с папой по-прежнему редко бывают дома? – спросил он наконец, хотя его тон и заставлял думать, будто на самом деле в ответе нет нужды.
Вопрос не требовал ответа. И мне, и Бренту было больно оттого, что у родителей на первом месте стоит работа, а не мы, но мы оба к этому привыкли. Тем не менее я бы соврала, если бы сказала, что меня это больше не злит. Сначала, когда их не оказывалось рядом, было трудно, но вскоре Брент взял родительскую роль на себя. Он готовил мне обеды, говорил со мной о школе и укладывал спать. Это нас сблизило, но мне стало тяжело, когда он уехал учиться, оно и неудивительно.
Брент попытался сменить тему и сказал:
– Что ж, скоро я приеду домой.
– Когда? – с надеждой спросила я, чувствуя, как настроение поднимается.
Брент рассмеялся.
– Не могу загадывать, иначе я тебя разочарую. Но в следующие два месяца нагрузки чуть уменьшатся, и я смогу приехать домой и всех вас повидать. Я в этом уверен.
Вскоре мы закончили разговор, пообещав друг другу созваниваться чаще и спланировать его визит домой. Печенье все еще лежало на стойке, теперь оно довольно основательно остыло, поэтому я не обожгла язык, когда схватила парочку печеньиц. Я быстро положила их на тарелку и направилась вверх, в свою комнату, где меня ждал Тео.