Павел наскоро поужинал вчерашним супом и полез на чердак. Яков просил найти свидетельство о рождении бабки. Настоящее, где указаны имя и фамилия, доставшиеся ей от родителей. Известие, что бабка до сих пор жива, для Павла оказалось шоком. Он еле сдержал эмоции, стараясь не выдать себя. Еще больше удивился, когда понял – гость даже не догадывается, что они родственники. Но промолчал, решив, что пока так даже лучше.
Павел перебирал сложенные в коробку письма, старые групповые фотографии и квитанции за коммунальные услуги. Зачем дед их хранил?! Откладывая в сторону снимки, на которых вообще никого не узнавал, он наконец обнаружил свадебную фотографию деда и бабки. «Мария и Игорь Корсаковы в день бракосочетания 20 июня 1969 года», – прочел он надпись на обратной стороне. – А отец родился в мае семидесятого. Года не прожили, а она сбежала. Вот шалава! – ухмыльнулся Павел. Метрику бабки Марии он нашел в следующей коробке. Там же лежала и справка из детского дома, а также аттестат зрелости и несколько похвальных грамот.
Павел заглянул в третью коробку, но обнаружил там посуду, какие-то тряпки и книги. Решив, что все, что нужно, у него есть, завернул документы, фотографии и вчерашнюю находку, тетрадки, в старую газету. Уже хотел было открыть люк и спуститься в подъезд, как вдруг услышал, как кто-то возится возле его квартиры. Он замер, боясь себя обнаружить. Как только раздался знакомый щелчок собачки дверного замка, Павел, прихватив кусок металлического прута, осторожно спустился с чердака. Газетный сверток он предусмотрительно убрал обратно в одну из коробок. «Черт, кто там еще? Понятно, не Яша, этот бесхитростный дурачок как не от мира сего. Он и соврать-то не смог, а уж в чужую квартиру залезть тем более не решился бы. Тогда кто? Ритка? Вряд ли, у нее ключа нет. Остается только тот мужик, о котором говорила тетя Рая. Можно, конечно, вызвать полицию. Но пока приедут… да и что я им скажу? Вроде кто-то залез в квартиру? А если там на самом деле Рита? Взяла ключ у тети Раи, например, и вошла. А тут я такой – с ментами на пороге! Нет уж. Сначала проверю», – решил Павел и вставил ключ в замочную скважину.
Резко повернув ключ, он толкнул дверь. В прихожей стоял широкоплечий худой блондин с женственно красивым лицом, точное описание которого он недавно услышал от тети Раи.
– Ты кто? Что надо? – крепче сжимая прут, задал вопрос Павел.
– Поговорить, Паша, только поговорить, – вертя в руках связку отмычек, ответил незнакомец. Павел отметил, что руки визитера в перчатках. «Ну да, поговорить, ну, давай поговорим», – подумал он, ни капли не расслабляясь. Но блондин вдруг нагнулся и с силой дернул за край ковровой дорожки. Павел, левой рукой ухватившись за висевшую на вешалке куртку, едва удержал равновесие. Замахнувшись прутом, он бросился на незваного гостя. Резкая боль под грудью заставила Павла отступить назад. Споткнувшись о задравшийся край ковра, он все же упал и больно стукнулся о пол затылком. Последнее, что увидел, – занесенный над ним тонкий стилет.
Яков занялся приготовлением ужина, жалея, что рядом нет Катюши: она уже две недели была в командировке за Уралом, и он безумно скучал. Не хватало ее тихого голоска, ласкового, сочувствующего взгляда. И, конечно же, помощи с мамой.
Он считал, что встретил идеальную женщину, и не понимал, как Кате мог изменять бывший муж.
Мама в последнее время ела совсем мало, половинки небольшой паровой котлеты и ложки гарнира хватало, чтобы накормить ее досыта. Пила она только слабо заваренный чай и кисель из кислых фруктов и ягод. Яков достал из морозилки пакет с клюквой. Повседневные хлопоты не напрягали его, давно став привычными. Конечно, он мог бы заняться карьерой, его просили вернуться к преподаванию в местном университете, обещая в дальнейшем место декана факультета иностранных языков. Но тема докторской диссертации, которую он так и не защитил, больше не увлекала, в научных изданиях за последний год у него не было ни одной публикации. Тем не менее, от предложения продать материалы Яков отказался. Не такие уж большие деньги сулил бывший коллега, а труда было вложено много.
Яков выставил режим на мультиварке и посмотрел на экран мобильного. Пропущенных не было, оно и понятно: Катя звонит всегда поздно вечером, а до звонка Павла, о котором они договорились вчера, оставалось чуть больше четверти часа.
По пути к себе он заглянул в спальню матери: она все еще была в забытьи. Влажная седая прядь волос выбилась из-под платка, капельки пота выступили на носу и остром подбородке. Яков осторожно вытер влагу салфеткой и накрыл маму пледом – в приоткрытое окно тянуло прохладной осенней свежестью.
Мама даже в болезни оставалась красивой женщиной. Подростком, идя рядом, он ревниво злился на мужчин, нагло пялившихся на нее, а она смеялась. За ней пытались ухаживать, но напрасно: позже, повзрослев, Яков понял, что она, несмотря ни на что, оставалась верна его негодяю-отцу.
Тем более ему был непонятен этот ее импульсивный побег в случайное замужество. Теперь Яков знал имя ее недолгого мужа – Игорь Семенович Корсаков. И от того, найдет ли его внук Павел архив деда, зависела дальнейшая жизнь мамы и Якова с Катей.
Яков покосился на немецкие напольные часы, доставшиеся им с мамой от прежних хозяев квартиры – деда и бабки по отцу. Как он считал, жилье так и не состоявшиеся ее свекор и свекровь оставили не по доброте душевной, а просто потому, что продать эту халупу до отъезда в Израиль не сумели. Мама же была уверена, что на «щедром» подарке настоял отец Якова Адам Блейхман.
«Пять минут седьмого. Павел не звонит. Ладно, я его совсем не знаю, возможно, он просто необязательный человек», – успокоил он себя.
Но уже через полчаса Яков заволновался всерьез. Он набрал номер Павла сам, но мобильный оказался вне зоны доступа. Яков перебирал в уме варианты от самого простого – закрутился с делами, до страшного – с Корсаковым что-то случилось, попал в больницу, например. Но чем дольше мучил себя сомнениями, тем становилось хуже. Яков начал винить себя за то, что открылся малознакомому человеку сразу, честно ответив на вопрос, зачем ему старые документы. Он вспомнил реакцию Павла – удивление и настороженность. И догадался: тот знать не знал, что у деда до бабушки была еще одна жена. Пусть и прожили они меньше года. Потом Яков стал сомневаться, не мало ли посулил в качестве вознаграждения – три процента от своей части наследства. И тут же решил, что никак не пожадничал. Оставался самый печальный вариант: бумаги Павел не нашел, или же они оказались испорчены либо давно выброшены.
Тогда придется идти длинным путем – восстанавливать документы через государственные службы. А на это времени может не хватить: Горинец предупредил, что до оглашения завещания осталось девять дней. Ну почему же он объявился так поздно?!
Яков услышал, как его зовет мама, и поспешил к ней.
– Яша, дай воды, пожалуйста.
– Может быть, поужинаешь? – он напоил ее и помог сесть в кровати.
– Нет, пока не хочу. Ты лучше расскажи, как там Павел? Звонил? Нашел он архив деда?
– Очень странно, но звонка от него я не дождался. Хотя вчера договорились вполне определенно на шесть. А теперь его телефон не отвечает. Наверное, придется ехать снова?
– Что ты ему сказал, Яша? Повтори мне, что конкретно ты ему сообщил? Обещал заплатить?
– Мам, ну какая разница, что говорил я! Корсаков обещал…
– Яша, повтори! – окрепшим голосом вдруг строго приказала мать, пристально глядя ему в лицо.
– Я честно рассказал о наследстве…
– Боже мой, зачем?! – перебила его она и закрыла лицо руками. – Что же ты у меня такой простодушный, Яшенька? Предупредила же: о наследстве ни слова!
– Но он сразу задал вопрос: зачем мне эти старые бумаги? Что я мог ответить? Соврать? Да в чем дело, мамочка? Или я о чем-то не знаю?
– Я все тебе рассказала, – упрямо отвернулась она. – Поезжай завтра, если не дозвонишься. Может быть, Павел просто потерял номер твоего телефона или неправильно его записал.
– А я все-таки уверен, что ты скрываешь от меня что-то важное. Так?
Ответа он не дождался.
– Тебе что-нибудь нужно? – вздохнув, поинтересовался Яков.
– Нет, Яша, спасибо. Ты иди пока.
Яков подчинился. «И что теперь? Если завтра Павла не застану дома? Или застану, но тот откажется говорить со мной? Она и в этом случае будет молчать?» – невесело размышлял он.
Яков старался оправдать мать, жалел ее, потом начал злиться. Восстановил в памяти их первый разговор после того, как от них ушел нотариус Горинец, оставив копию завещания человека, о котором Яков раньше никогда не слышал. Но которого, как выяснилось, знала мать. Яков тогда внимательно прочел текст. Ему показалось, что умерший почти полгода назад в возрасте девяноста трех лет старик был уже не в себе, точнее, в маразме, если выдвинул такое условие – найти всех своих ныне здравствующих потомков, вплоть до младенцев. Неважно, законных или нет. Горинец показал Якову список всех десяти женщин, с которыми любвеобильный наследодатель имел связи в течение своей жизни. Яков успел прочесть, что только официальных жен у того было две, а рожденных в браках детей – трое. Плюс имелась сожительница, которая то ли не родила, то ли родила, но не от него. Что должна выяснить генетическая экспертиза, для которой имелся биологический материал старика. И сорок лет назад жила у него какое-то время восемнадцатилетняя девушка, которая, забеременев, грозилась сделать аборт. Но неизвестно, решилась ли на этот шаг, потому как сбежала. Плюс еще несколько любовниц. К каждому имени прилагалось подробное описание, где женщину можно попытаться найти. «Бык-производитель какой-то, а не мужчина», – решил, пробежав глазами по списку, Яков.
Наконец, проанализировав еще раз скупые пояснения матери, он понял: что-то в ее рассказе о прошлом не сходится. Была одна неточность, которая еще тогда удивила, но перебивать мать Яков не стал. И касалось это ее короткого замужества. Сейчас он был уверен, что должен знать всю правду. Как бы ни тяжело было маме ее вспоминать.
Яков вернулся к ней в комнату.
– Садись, Яша, разговор будет долгим, – увидев его, со вздохом произнесла мать.
Рита пешком дошла до дома Динки, но вместо того, чтобы сесть в оставленный во дворе автомобиль, открыла дверь подъезда. Ноги сами понесли ее к квартире Тобеевых-Скрипак. Рита так же, как и несколько часов назад, задержалась на верхней ступени лестницы. «Зачем я сюда притащилась? Посмотреть на опечатанную дверь? Чтобы окончательно убедиться, что за ней нет ни одной живой души? Дом призраков… Да, живых никого, но душа Динки все еще там. Ей страшно и одиноко. Но я не экстрасенс и не умею общаться с духами. К тому же, сломав печать на двери, я нарушу закон, так, наверное?» – размышляла она, собираясь повернуть обратно. И тут распахнулась дверь квартиры напротив.
– Рита? – на пороге стояла Светлана, которую Динка после смерти бабушки считала чуть ли не сестрой. Маргарита же относилась к женщине настороженно: с чего вдруг ее подруга стала доверять постороннему человеку, она понять не могла. Насколько Рите было известно, ни родители, ни Лидия Ильинична с соседкой дружеских отношений не поддерживали. И тому была какая-то причина.
– Здравствуйте, Светлана. Я уже ухожу, – Рита скользнула взглядом по лицу женщины и взялась за перила. «Вот только разговоров с вами мне не хватает! И ваших соболезнований тоже. Пусть и искренних», – раздраженно подумала она, отворачиваясь.
– Подожди минуту.
Мысленно ругая себя, Рита повернулась к Светлане, но та уже скрылась в глубине квартиры.
– Вот, возьми, – женщина вновь вышла на лестничную площадку. – Эту шкатулку Лидии Ильиничны Дина хранила у меня. Я не знаю, что внутри. Если честно, хотела отдать Денису Арбатову, это следователь из отдела моего мужа…
– Я в курсе, кто это, – невежливо перебила Рита.
– Ладно. Тогда сама решай, показывать ее следствию или нет.
– Почему я? – удивилась Рита, глядя не на женщину, а на шкатулку.
– Дина просила отдать тебе, если с ней что-то случится. Короче, если сама не сможет, – путано ответила Светлана.
– Она чего-то опасалась? Ей угрожали? Кто? Вы сообщили об этом Арбатову? – закидала ее вопросами Маргарита, у которой почему-то перехватило дыхание.
– Стоп, стоп! Ничего такого Дина не боялась. Но ты забыла, где она работала? Да, она хотела уйти из управления, но не решалась.
– Почему?
– Ну… это не так легко, наверное – резко сменить профессию. Прости, вы же давно не общались, года три, кажется? У нее погибли родители, бабушки давно нет, Дина осталась одна, личная жизнь не задалась…
– Вы думаете, ее убил мой муж? – резко перебила Светлану Рита, которой в голосе женщины послышался упрек.
– Нет, Артем не мог, ты же знаешь, что у него гемофобия, – произнесла та, замешкавшись всего на миг. Но Рита это заметила.
«Я-то знаю, а вот откуда это известно вам?» – зло подумала она: похоже, эта соседка была в курсе подробностей любовных отношений Стрельцова с Динкой.
– Твой муж проходил обследование в нашей клинике, – ответила женщина на невысказанный вслух вопрос.
Маргарита кивнула.
– Так возьмешь шкатулку? Давай, в пакет положу, – предложила Светлана.
– Спасибо, не нужно, до машины так донесу. До свидания, – торопливо попрощалась Рита со Светланой.
Она буквально выхватила из рук собеседницы шкатулку – та оказалась довольно тяжелой.
Рите не терпелось выйти из духоты подъезда на свежий воздух, к глазам подступили слезы. Боясь расплакаться при неприятной ей женщине, она, не оборачиваясь, стала быстро спускаться к выходу.
– Письмо тебе внутри шкатулки, – крикнула вдогонку соседка ее бывшей подруги Динки Тобеевой-Скрипак.
Выйдя из подъезда, Рита прислонилась к стене дома. И только отдышавшись, направилась к машине.
Отъехала она недалеко, остановилась буквально через несколько метров, предварительно убедившись, что теперь машину не видно из окон квартиры Светланы. В том, что та наблюдает за ней, она ничуть не сомневалась. Теперь можно было спокойно рассмотреть шкатулку.
Замочек отсутствовал, а две металлических петельки были связаны куском обычной серой бечевки. Бантик из нее смотрелся нелепо на фоне затейливой объемной инкрустации кусочками шелка двух цветов – блекло-голубого и старого золота. Прожилки между элементами в форме листьев и бутонов были из металла, возможно, даже из серебра, местами почерневшего от времени. Центральную часть крышки занимала позолоченная корона, увитая серебряной виноградной лозой, расползающейся далее по голубому шелку. Шкатулка была явно антикварной. Потянув за один конец бечевки, Рита развязала бантик, но на петлях остался крепкий узелок. Не найдя в бардачке ничего, чем можно было бы быстро разрезать туго завязанную бечевку, Рита решила отложить это занятие до приезда к Павлу. Тем более, что была уверена: ничего ценного внутри нет, иначе Светлана оставила бы вещицу себе. Рита по-прежнему с недоверием думала о соседке Дины, подозревая, что родной замочек могла снять она, пусть даже из чистого любопытства. Замок сломался, поэтому она скрепила петельки тем, что оказалось под рукой – бечевкой. «Странно только, что такую занятную вещицу Лидия Ильинична держала не на виду, я бы заметила. Зачем прятать? От чьих глаз?» – с удивлением подумала Рита, небрежно закидывая шкатулку на заднее сиденье. О письме внутри она в тот момент даже не вспомнила.