Пациент травматологического отделения, одиноко прибывающий в двухместной палате, проснувшись утром от обхода врача, достал из-под кровати два костыля. Его нога все еще ныла, хотя уже не так, как неделю назад. Медленно волоча гипс, сдавивший сломанную ногу, и тяжело дыша от бандажа, стиснувшего грудь, он двигался по направлению к столовой. Обычная на завтрак каша сегодня казалась особенно вкусной, ведь это последний завтрак в стенах больницы. После приема пищи и порции таблеток он возвращался обратно в свою палату, где не ожидал увидеть ничего, что нарушало бы его святое одиночество, к которому он привык за семь дней. Но, преодолев порог палаты, он увидел, что в палате стояли два врача, обступившие с двух сторон соседнюю койку, которая долгое время пустовала.
– Здравствуйте! – бодро произнес он, нарушив тишину, тем самым привлек внимание обоих мужчин в белых халатах.
Один из врачей обернулся и поздоровался в ответ, обнажив свои острые акульи зубы. Второй врач внимательно изучал медицинскую карту человека, лежащего на кровати возле него.
– Теперь вам больше не придется грустить одному, – продолжил тот, кто поздоровался, – мы перевели из реанимации к вам соседа, сегодня он впервые за долгое время пришел в сознание и его состояние стабилизировалось. Волноваться ему, конечно, нельзя, но общение не помешает. Надеюсь, у вас найдутся темы для разговора, когда он проснется.
Слова коллеги отвлекли внимание второго врача от чтения карты, и он обратился с серьезным видом к стоящему больному:
– Доброе утро. Как вам завтрак? – и снова углубился в чтение.
– Спасибо, но ел я каши и сытнее.
– Ничего-ничего, скоро дома будете обедать, – перехватил первый, который был по совместительству лечащим врачом у парня на костылях.
Пациент приблизился к койке между двумя врачами и посмотрел на лицо спящего человека.
– Это он?
– Да, – отрезал врач с картой в руках, не отвлекаясь от чтения.
Безмятежное лицо спящего человека не вызывало злобы или обиды. Напротив, оно вызывало жалость. Кем бы он ни был, просто не верилось, что он нарочно допустил роковую ошибку, из-за которой у парня с костылями теперь пробивает дрожью от напряжения все тело при каждом шаге и так сильно давит грудь при каждом вздохе.
– Егор Александрович, пожалуйста, примите лежачее положение, не отвлекайте нас, – сказал лечащий врач своему пациенту. Тот послушался и лег, слушая разговор двух мужчин в белых халатах, заинтересованных новым обитателем палаты.
– Давай я заберу его себе. Как раз завтра своего выписывать буду, – врач с акульими зубами говорил о парне, лежавшем позади него так, как будто его здесь не было.
– Нет, лучше я им сам займусь, – закрыл медицинскую карту второй, и, поправив очки, впился взглядом в коллегу.
– Зачем тебе он нужен? У тебя других забот нет что ли?
– Не считай чужие заботы. Я им сам займусь. Ты, как обычно, пролечишь его капельницами да уколами и выпишешь скорее. Может для других такой метод и подходит, – он указал на слушающего их разговор свидетеля, – но здесь сложный случай, у тебя опыта не хватит, чтобы им заниматься.
– Как знаешь, – ухмылка пропала с его лица, её место заняла гримаса ущемленного самолюбия. Он широко развел руками, – сам так сам, – изрекая это, врач уже направлялся на выход.
Мужчина в белом халате и очках наклонился над своим пациентом, послушав тяжелое прерывистое дыхание, взял его запястье и, глядя на часы, посчитал пульс. За всеми его телодвижениями следил второй пациент. Врач закончил все манипуляции со спящим и направился на выход. Стоя в дверном проеме, он повернулся к Егору и сказал:
– Когда ваш сосед проснется, обязательно скажите медсестре, чтобы она меня позвала.
– Хорошо, – безрадостно ответил больной, расстроенный из-за внезапно нарушенного больничного уединения.
Даже спустя уже довольно много времени после ухода врача, он все еще смотрел на лежащего рядом с ним соседа. Он даже не обращал внимания на время: просто лежал на боку и смотрел, как медленно поднимается от дыхания грудь у спящего человека. Стало немного завидно, ведь оба больных провели в этой больнице одинаковое количество времени, только Егор все это время не спал ночами, ворочаясь от боли заживающих костей, он пялился целыми днями в потолок, слушая стоны больных за стенами. А его сосед, это было очевидно, находился без сознания и, как следствие, подобного дискомфорта не испытывал – этому состоянию и завидовал Егор. Лучше уж, по его мнению, пролежал бы он так же в реанимации недельку, а потом очнулся здоровым как бык.
Пресытившись зрелищем, Егор перевернулся на спину, чтобы заняться наблюдениями за мигающей лампочкой пожарной сигнализации. Обдумав идеи о «прелестях» вегетативного состояния, он выбросил все из головы, но на смену этим мыслям пришла другая, не дававшая уму покоя уже на протяжении последних нескольких дней: «Еще недавно ты выходишь из своего дома, садишься за руль автомобиля, спокойно едешь на работу, чтобы обсудить статью с редактором. Думаешь о том, как редактор её утвердит. Мечтаешь о собственной колонке. Или боишься того, что тебя отправят все переделывать – тогда прощай ближайшее повышение. Грезишь о карьере известнейшего журналиста, берущего интервью только у первых лиц государства или популярных людей… Но тут одно неверное движение руки человека, несущегося по встречной, и ты выбит из колеи на следующие несколько недель. В это время кто-то другой делает работу за тебя, а ты все дальше и дальше от своей мечты. Кого-то другого отправляют в командировки по разным частям света. С кем-то другим беседуют звезды с телеэкрана. Разве может быть что-то интереснее твоей работы? Но сейчас ты не на работе, а потому вокруг тебя только обычные больные, медсестры, врачи – такое положение дел только нагоняет тоску. Никаких сенсаций, никаких шокирующих историй – только больничные будни, сливающиеся в один страшный сон, от которого так хочется скорее проснуться».
Ему так хотелось свалить всю вину за случившееся на человека с соседней койки, но, почему-то, не получалось. Тому человеку, может быть, гораздо хуже. Его, скорее всего, дома ждет семья, дети. Было что-то такое в лице спящего, от чего второму пациенту становилось совестно. Стыдно за мысли, в которых этот человек корень всех зол.
Неизвестно сколько прошло с того времени, как под давлением собственных мыслей Егор уснул: гипнотический эффект мигающей лампочки сделал свое дело. Ему снилось, что он вышел из больницы на своих двоих. Он отправился писать какую-то новую сногсшибательную статью, от которой его расцеловал редактор. Публикацию заметило несколько престижнейших издательств, от которых ему поступил не один десяток предложений о новой работе… Много чего снилось того, от чего на спящем лице растягивалась улыбка. Но его сон прервал какой-то шум в палате. Открыв глаза, пациент увидел, что мужчина с соседней кровати пытается встать, опираясь на тумбочку, которая под весом шатается и скрипит по линолеуму.
Егор нажал на кнопку вызова медсестры и через три минуты в палате стоял врач с медицинской картой соседа. Он бросился к мужчине, на которого сонными глазами смотрел Егор, чтобы не дать ему рухнуть с койки.
– Осторожнее, не надо резких движений! – укладывал врач своего пациента.
– Как же это? Где я? – вопрошал мужчина.
– Все в порядке, мы вас перевели в обычную палату.
– Я в больнице?
– Вы же уже приходили в сознание, вы не помните? – он уселся на край койки, наблюдая за телодвижениями собеседника.
– Я открыл глаза, увидел каких-то людей вокруг, они что-то спрашивали, но я даже не помню что. Я думал, что это сон, – слипшиеся глаза всматривались в лицо доктора, но по их частому морганию было ясно, что взгляд не мог сфокусироваться.
Пациент казался таким беспомощным, что Егор, забыв о том, что натворил этот человек, просто жалел его. Тяжело видеть взрослого мужчину настолько слабым.
– К сожалению, это не сон. Вы помните, как оказались здесь? – стекла очков врача казались такими толстыми, что если бы свалились они сейчас у него с носа и упали на больного, то непременно сломали бы ему что-нибудь.
– Не совсем, но я точно видел то, что со мной происходило. Это были последние несколько месяцев до того, как я попал сюда, – не понятно было, о чем он говорит.
– Вы здесь уже ровно неделю.
– Быть не может!
– Скажите, пожалуйста, вы помните свое имя?
– Алексей.
– Ваше полное имя?
– Ошибов Алексей Михайлович.
Врач опустил взгляд в планшет, перелистнул несколько страниц и, удовлетворившись прочтенным, поднял глаза на пациента.
– Все несколько лучше, чем я мог подумать. С вашими-то травмами.
Алексей попытался оторвать голову от подушки, но по гримасе стало понятно, что сделать этого он не в состоянии, и расслабился.
– Какими травмами? Почему я здесь неделю? Вы меня разыгрываете? Это не смешно!
– Я вас уверяю. Вас привезли в бессознательном состоянии семь дней назад, вместе с водителем второй машины. Ему повезло больше, чем Вам: в аварии он сломал ногу и три ребра, осколками порезало лицо, но сейчас он уже идет на поправку, и завтра мы планируем его выписывать. У вас травмы оказались несколько серьезнее: вам обломками пробило голову, поврежден мозг, мы не были уверены, что вас удастся спасти, не говоря уже о том, что вы сможете говорить. Но вы говорите – это не может не удивлять, и не менее удивляет то, о чем вы говорите. Находясь в коме, вы видели последние несколько месяцев вашей жизни?
– Ну да! Я так думаю. Может быть… Не знаю…
– Как я понял, вы калач тертый. Судя по вашей медицинской карточке, аварии вас не берут. Ваше состояние стабилизировалось, сердечный ритм нормализировался. Давление еще пошаливает, но это не критично. Водитель второго автомобиля не может объяснить, как случилась авария. Он лишь утверждает, что вы вылетели на его полосу, он пытался избежать столкновения, и только поэтому вы оба выжили. Если бы столкновение было лобовым, то нам бы уже с вами не представилось возможности пообщаться. Если же вы утверждаете, что помните что-то из последних событий, так как видели их, находясь в бессознательном состоянии, помогите прояснить обстоятельства.
– Ладно, но что-то конкретное, касаемо самой аварии, я четко не помню, – было видно, что все происходящее вокруг вступает в конфликт с тем, что он видел в коме, то есть, с последними месяцами его жизни. Он сомневался в правдивости собственных переживаний. Рассматривая собственные руки, лежащие на одеяле, он, как будто не верил, что это не сон.
– Хорошо, тогда вспоминайте и рассказывайте максимально подробно все, что помните из увиденного. Так мы сможем оценить и серьезность повреждения вашего сознания, и восстановить картину случившегося, – казалось, что врач тоже сомневается в достоверности слов больного.
Но, может быть, только так казалось? Вообще сложно было прочитать его эмоции, ведь он был старым и опытным профессионалом, а на таких людях всегда его ремесло откладывает отпечаток. На врачах этот отпечаток проявлялся во внешнем цинизме и безразличии.
– Я понял, хорошо, постараюсь. Если самое раннее, то я помню один день – с него все началось. Стояло, кажется, утро, а может, ранний вечер, потому что солнце за окном было таким, какое оно на рассвете или закате. Точнее я бы не определил, потому что окна были зашторены: через толстую ткань свет плохо просачивался. Знаю, что был четверг, потому что на моем рабочем столе лежал свежий еженедельник, а он выходит, в этом я уверен, только в четверг. В кабинете передо мной все стояло так, как обычно: стол, книжный шкаф, рядом цветок. Даже странно, почему я так подробно все это видел. В этот день я ждал Костю. Это один из немногих моих знакомых, которых я могу назвать другом. Было у него одно преимущество перед всеми другими моими друзьями: познакомился я с ним уже после развода, поэтому он лично не знал мою жену. Старых друзей я не звал и отказывал, когда они напрашивались в гости. Но Костя часто приходил ко мне поиграть в бильярд, и этот раз не был исключением.
Когда он постучался в дверь, я сидел за столом и пытался прочитать, какой рецепт мне выписал врач. В комнате было довольно темно. Даже не знаю, почему я не включил светильник. Но тусклый солнечный свет, пробивающийся в комнату, немного делал ее светлее.
– Врач выписал вам рецепт? Вы чем-то больны? В вашей медицинской карточке я не увидел никаких упоминаний о лекарствах, выписанных вам недавно.
– Я ходил на консультацию. Желания ходить туда не было, но меня уговорили друзья. У меня была сильная депрессия.
– Из-за чего у вас началась депрессия?
– Много на меня всего навалилось. Но последним ударом для меня был развод. Не то, чтобы я ее сильно любил. Даже, можно сказать, не любил. Мои опекуны посчитали, что она будет мне отличной партией, а я с ними не спорил, тем более что она была не дурна собой и была хозяйственной. Любила меня. Мне этого было достаточно. Со смертью моих приемных родителей, у нас женой все как-то не заладилось, и я ее поставил перед фактом, что не люблю ее.
Алексей остановился и посмотрел на соседа по палате. Тот, молча, с широко открытыми заинтересованными глазами, смотрел на него и, не отводя взгляда, взбивал рукой подушку, чтобы лечь удобнее.
– Не отвлекайтесь. Продолжайте, – произнес врач.