Алина оторопела от страха. Покойник черными глазницами пристально уставился на дрожащую от ужаса девушку и прошипел: «Найди ее!»
Алина упала на пол без памяти....
Евдокию Аркадьевну несколько дней не отпускала тревога: Алина почти каждый день забегала к ней, а тут пропала девка! Бабушка переоделась в новый ситцевый халат, в мелкий цветочек, покрыла седую голову белым платком, захватила крынку парного молока и направилась к дому Алины. Машина стояла в ограде, значит девушка была дома. Старушка негромко постучала в дверь, но на ее стук никто не отозвался. Вскоре Евдокия Аркадьевна обнаружила, что входная дверь не заперта. Она осторожно вошла в дом.
– Алина, ты дома? – крикнула бабуля.
Но ответа не последовало. Она прошла на кухню и поставила крынку молока на стол. Затем Евдокия Аркадьевна последовала по дощатому скрипучему полу в спальню. Там и обнаружила спящую журналистку, калачиком свернувшуюся на перине. Бабушка осторожно потрясла девушку за плечо. Алина резко открыла глаза и вскрикнула.
– Не пугайся, девочка! Это я, Евдокия Аркадьевна. Что-то случилось у тебя? Ты не заходила ко мне несколько дней, вот я и заволновалась и сама решила навестить тебя, – затараторила старушка.
– А который час? – девушка оглянулась по сторонам, словно ища кого-то.
– Так обед уже, Алинушка… Что же ты по ночам-то делаешь, что днем до тебя достучаться невозможно? – озадачилась Евдокия Аркадьевна.
– Евдокия Аркадьевна, не могли бы Вы поставить чайник на плиту?! А я сейчас приведу себя в порядок и приду на кухню.
– Хорошо, Алина. Раз разрешаешь мне похозяйничать на своей кухне – сейчас поколдую и соображу нам обед, – расплылась в беззубой улыбке довольная Аркадьевна.
Баба Дуня приготовила воздушный омлет, не забыв сверху посыпать его свежим укропчиком. Разложила дымящийся омлет на белоснежные фарфоровые тарелки, украсив его помидорками с кристалликами соли. Вскоре на кухне появилась Алина:
– Да Вы самая настоящая волшебница, баба Дуня! – вскрикнула девушка от восторга.
Она даже прихлопнула в ладоши, подошла к бабуле и ласково чмокнула ее в морщинистую щеку.
– Да ну тебя, деточка! Садись лучше и поешь, а то вон какая бледненькая.