Джон Джаспер, возвращаясь домой через залитое лунным светом церковное подворье, замечает вдруг странную сцену: каменотёс Дердлс – голова опущена, неразлучный узелок в руке – стоит, прислонившись к кованой ограде, что отделяет земли кладбища от монастырских развалин,33 а какой-то уличный мальчишка бросает в него камешками. Некоторые пролетают мимо, большинство метко попадает в цель, но Дердлс и в том и в другом случае остаётся странно безразличен к происходящему. Мальчишка же, напротив, каждое попадание встречает победным свистом, а при редких промахах кричит «Обратно смазал!» и затем пытается получше прицелиться и повернее попасть.34
– Эй, ты чего к нему привязался? – громко говорит Джаспер, выходя на свет.
– Делаю из него мишень! – заявляет на это оборванец.
– Прекрати немедленно! Дай сюда камни!
– Ага, как же! Вот залеплю тебе сейчас камнем в башку, только тронь! – отвечает мальчишка, отбегая в сторону. – Прямо в глаз, чтоб ты ослеп!
– Ах ты, чертёнок! Но ведь мистер Дердлс тебе же ничего не сделал!
– Он домой не идёт!
– Тебе-то какая разница?!
– У нас с ним уговор! Если я поймаю его ночью на улице и загоню домой, то получу от него полпенни! – и оборвыш начинает напевать, притоптывая дырявыми башмаками:
Махнув на него рукой (и тем ещё немного отогнав сорванца), хормейстер подходит к Дердлсу, выглядящему не столько пьяным, сколько глубоко задумавшимся.
– Вы вправду, что ли, знаете этого… это чёртово отродье? – спрашивает Джаспер, косясь на мальчишку, снова принявшегося за сбор камней.
– Депутат, – мрачно кивает Дердлс.
– Это что, имя такое?
– Ага, – соглашается Дердлс.
– Это меня так зовут в ночлежке, где я работаю, – задиристо поясняет мальчишка. – Знаешь «Койку за два пенса», что возле Газовой станции? Я там прислуживаю. У нас там всю прислугу называют депутатами, не только меня.36 Когда все дела поделаны, мне дозволяется пойти погулять для здоровья, – с этими словами Депутат занимает боевую стойку и начинает прицеливаться в Дердлса и Джаспера, снова заводя своё визгливое «видди-видди-ви».
– Пошёл прочь! – со злостью кричит ему Джаспер. – Вздумаешь швыряться, пока я рядом стою, я тогда тебя поймаю и убью!.. Идёмте, Дердлс. Сегодня я провожу вас до дома. Давайте, я понесу узелок.
– Нет нужды, – отвечает Дердлс, убирая руку с узелком за спину.37 – Я тут как раз размышлял, когда вы подошли… размышлял я тут, посреди своих творений, как пу-пулярный автор… поскольку это всё Дердлсова работа, – он делает широкий жест рукой, показывая на окружающие их надгробия. – Вот тут в саркофаге ваш покойный родственник, Друд-старший, вон там в склепе незабвенная миссис Сапси, а эта вот надломленная колонна – это безвременно усопший прежний отец-настоятель, а вон та траурная ваза – это светлой памяти налоговый инспектор. Всё в лучшем виде, присмотрено и ухожено. А вон там, где просто дощечки в землю воткнуты, там бедняки, по которым никто и слезинки не прольёт. Без гробов зарыты и давно забыты.
– Эта тварь… этот Депутат, похоже, увязался следом, – перебивает его Джаспер, оглянувшись на ходу. – Он что, следит за нами?
Дердлс с пьяной медлительностью оборачивается; Депутат по дуге отбегает подальше и занимает оборонительную стойку.
– Ты сегодня начал без предупреждения! – кричит ему Дердлс с таким видом, будто только сейчас сообразил, что уговор был нарушен.
– Врёшь, я кричал! – швыряя в него камень, заявляет Депутат.
– Исмаил, сэр, – говорит Дердлс, не обращая внимания на проступок и снова поворачиваясь к Джасперу. – Точно как библейский Исмаил, сын Авраама. С виду человек, дикарь изнутри. Но я дал ему цель в жизни.
– В которую он и швыряет камни? – усмехается Джаспер.
– Именно, сэр, – торжественно кивает Дердлс. – В которую он и швыряет камни. Кем он был раньше? Разрушителем. Что он нёс людям? Одни неприятности. И чем они ему за это платили? Чаще всего – трёхдневной отсидкой за решеткой. Никто – ни один человек, ни один предмет частной собственности, ни одно окно, ни одна лошадь, свинья, овца или кошка – никто не мог избежать града его камней, а всё почему? Потому, что он не имел ясной цели в жизни. Я поставил перед ним эту ясную цель, и теперь он честно зарабатывает швырянием камней полпенни за вечер или три за неделю.
– Странно, что у него не находится соперников.
– Да сколько угодно, мистер Джаспер, просто он их всех отгоняет камнями, – сообщает Дердлс с пьяной серьёзностью. – Я вот всё думаю, вот эта моя система… она ведь, по сути, родственна Системе Народного Образования.
– Я бы так не сказал, Дердлс, – отвечает Джаспер.
– Если не так, – заявляет Дердлс, – то попробуйте сами дать ей другое название.
– Он всё ещё идет за нами, – повторяет Джаспер, глядя через плечо. – Как будто выслеживает.
– Он просто идёт в свою ночлежку – она тут, по дороге, – отвечает Дердлс. – Это кратчайший путь. Там он от нас отстанет.
Таким порядком они и следуют дальше; последним идёт Депутат, не пропуская ни одного столба, дерева или дома, чтобы не запустить в него камнем.
– Слышно что-нибудь новенькое из подземелий собора, Дердлс? – с улыбкой интересуется Джон Джаспер.
– Что-нибудь старенькое, хотите вы сказать? – ворчит Дердлс. – Откуда там взяться новенькому?
– Я слышал, будто там что-то нашли.
– Да, ещё одну старую могилу возле седьмого столба, слева от входа в бывшую часовню. Это я её нашёл. Как я понимаю – там ещё один их этих стариканов с посохами, из епископов то есть. Там, внизу, хватает подобного добра.
– Интересная у вас жизнь, Дердлс, там, внизу!
– У вас наверху не лучше.
– Да, мы оба растрачиваем свои жизни по этим старым унылым местам, в которых столетиями ничего не меняется. Это так. Но в вашей жизни внизу столько тайн и загадок, будоражащих воображение, что мне даже вдруг захотелось как-нибудь примкнуть к вам в ваших исследованиях подземелий собора. Возьмёте меня на денёк в качестве ученика или, скажем, практиканта? Очень уж интересно посмотреть на ваши находки.
– Чего ж не взять? – ответствует Дердлс. – Вы знаете, где меня найти, если соберётесь.
– Что мне ещё не совсем понятно, – продолжает Джаспер, развивая тему подземных исследований, – как это вы их находите, эти могилы? У вас что, на них какой-то особый род чутья? Шестое чувство?
Дердлс останавливается и ищет взглядом, куда бы положить узелок, чтобы его развязать. Джаспер приходит к нему на помощь.
– Достаньте мне мой молоток из узелка, и я покажу вам, – говорит Дердлс.
Джаспер передаёт каменотёсу его инструмент, при этом в узелке что-то тихонько звякает.
– Теперь смотрите. Вы же пользуетесь камертоном, мистер Джаспер?
– Конечно.
– Так вот, и я тоже. Мой камертон – это мой молоток. Я беру его и стучу по стене, вот так, – и Дердлс начинает выстукивать стену ближайшего дома. – Я стучу и стучу. Тум, тум, тум! Звук получается звонкий, и это означает, что стена сплошная. Стучу дальше. Всё ещё сплошная. Теперь здесь. Бум! Бум! Звук стал глухой: значит, здесь есть какое-то пустое пространство за стеной! Обстукиваем его со всех сторон… Звук такой, будто за стеной в пустоте лежит что-то твёрдое, а в этом твёрдом опять пустота! Не иначе – каменный гроб епископа в замурованной стенной нише!
– С ума сойти!
– Я вам даже больше скажу. Дайте-ка мне ещё и линейку…
Джаспер вытягивает просимое из узелка, и опять внутри него что-то едва слышно звякает. Завладев линейкой, Дердлс продолжает:
– Предположим, вот эта стена моей работы. Измеряем… Два, четыре, и ещё два… Итого: шесть. Вот, в шести футах за этой стеной лежит миссис Сапси.
– Вы что, серьёзно?!
– Просто предположим, что там лежит миссис Сапси. Её стена потоньше будет, но предположим, что это стена её склепа. – Дердлс снова принимается обстукивать стену дома, делая вид, что внимательно прислушивается. – Ага! Что-то имеется между стеной и гробом, в этих шести футах пустоты! Что-то твёрдое! Что же ещё, как не куча битого кирпича и прочего строительного мусора, которую там второпях оставили мои работнички?!
Поражённый Джаспер высказывается в том смысле, что такой тонкий слух – это просто какой-то дар Божий.
– Никакой это не дар, – отмахивается от комплимента Дердлс. – Это всё плоды долгих тренировок. Я работал над собой, сэр! Дердлс потому так хорошо свой предмет знает, что он в него по уши закапывается. И тянет на свет тоже за уши, сэр, если тот вдруг вылезать не хочет!.. Эй, Депутат, держи-ка за работу!
Мальчишка отвечает свистом и подбегает получить свой полупенсовик.
– И проваливай в свою ночлежку, чтобы я тебя сегодня больше не видел!
Оборванец снова свистит, шутовски «берёт под козырёк», сигнализируя этим жестом полное своё согласие, и исчезает в темноте.
Дердлс и Джаспер как раз проходят мимо упомянутого ночлежного заведения – это обшарпанный и покосившийся двухэтажный дом, оставивший свои лучшие времена далеко позади. Порвавшийся во многих местах бумажный фонарь над полусгнившим крыльцом у входной двери, драные красные занавески в окнах, покачивающиеся от сквозняка, дующего в щели, щербатый штакетник, местами сломанный, местами поваленный на землю – всё это создаёт впечатление безнадёжного запустения.38 Уличные мальчишки, в количестве дюжины или около того, самого оборванного и дикого вида – то ли клиенты ночлежки, то ли прислуга, то ли просто банда местных хулиганов – привлечённые свистом Депутата, выбегают из-за угла и лезут из кустов, слетаются, словно стервятники на падаль, и тут же затевают перестрелку камнями, не забывая запустить камень-другой и в Джаспера с Дердлсом.
– Прочь, мерзавцы! – в ярости кричит Джаспер. – Дайте нам пройти, маленькие негодяи!39
Это оскорбление вызывает новый шквал камней и диких воплей, который заставляет хормейстера чуть не бегом спасаться в переулке. Дердлс, бормоча под нос что-то вроде «А всё потому, что они не имеют цели в жизни», тоже поспешает следом.
«Берлога» Дердлса, в лунном свете напоминающая заброшенный склеп, уже видна в конце проулка; путь к ней лежит через лабиринт каменных глыб и недоделанных надгробий. Похоже, только хозяину и ведом безопасный путь через этот лунный пейзаж, но даже и он несколько раз чуть не падает, натыкаясь на валяющиеся повсюду обломки мрамора и песчаника, и только чудом не разбивает себе голову о какую-нибудь могильную плиту.
Джон Джаспер возвращается к своему жилищу – домику над воротами – другой дорогой. Неслышно отперев дверь ключом, он проходит в гостиную (камин уже догорает), достаёт из потайного отделения стенного шкафчика странного вида курительную трубку, наполняет её (но не табаком) и на цыпочках поднимается по ступеням спиральной лестницы, ведущей к двум спальням на чердаке. В обеих горит свет; собственная спальня Джаспера пуста, в гостевой же спит его племянник.
Джон Джаспер какое-то время стоит в дверях, внимательно вглядываясь в лицо спокойно и безмятежно спящего юноши. Затем, всё так же неслышно, он проходит к себе, раскуривает трубку и, откинувшись в кресле, отдаётся во власть призрачных полночных видений.