В школе для юных леди – заведении более известном под названием «Приют Монахинь» – приближались Рождественские каникулы. Ученицы, получившие от мисс Твинклтон по напутственному слову и по конвертику со счётом за следующий семестр,91 готовились к отъезду, паковали чемоданы, тайно устраивали в спальнях один прощальный ужин за другим, клялись друг дружке «писать и не забывать» и поверяли одна другой свои надежды (а многие даже и уверенности) на то, что некие представители британской «золотой молодёжи» мужеского пола непременно назначат им свидания, стоит им только снова появиться в родительском доме.
Роза, не имевшая другого родительского дома кроме заведения мисс Твинклтон, как обычно, никуда не поехала и на все праздники осталась в Клойстергэме. Но о том она нисколько и не сожалела, ведь с нею вместе оставалась и её новая подруга, Елена Ландлесс. Однако за последнюю неделю в их дружбе появилось некое «белое пятно», то есть тема, которую тщательно обходили молчанием – мисс Елена, связанная обещанием мистеру Криспарклу ничего не говорить своей подруге о влюблённости Невила, избегала теперь даже произносить имя жениха Розы, Эдвина Друда. Конечно такое не могло укрыться от внимания Розового Бутона, и теперь она не могла более советоваться со своей старшей подругой и поверять ей как раньше сомнения и надежды своего юного сердца. Теперь Розе приходилось принимать решения в одиночку.
Что ж, не только Розовый Бутончик в своём цветнике с тяжестью на сердце ожидал встречи со своим суженым. На душе Эдвина Друда тоже было неспокойно. Слова мистера Грюджиуса, обрисовавшего перед легкомысленным юношей образ Истинного Влюблённого, достигли своей цели и пробудили его (до сей поры приятно дремавшую) совесть. Особенно подействовала на Эдвина клятва, данная во имя памяти мёртвых и чести живых – от неё нельзя было отделаться циничным смешком или презрительным поднятием брови, она была так же нерушима, как и принципы самого мистера Грюджиуса. И ещё это кольцо, лежащее теперь в нагрудном кармане пальто… Эдвин должен был или отдать его Розе, или принести назад, в Степл-Инн. Поставленный перед такой недвусмысленной альтернативой, Эдвин теперь с меньшим себялюбием думал о Розе и не был уже так уверен, что после свадьбы у них как-нибудь всё само собой образуется.
– Лучше я сначала посмотрю, как у нас с ней всё повернётся, – сказал он себе, стоя перед дверями «Приюта Монахинь». – Послушаю, что она скажет, а потом и решу, как ей ответить, не нарушая клятвы.
Роза ждала его и уже была одета для прогулки. Разрешение от мисс Твинклтон тоже было предусмотрительно получено, поэтому юная пара могла отправиться без промедления.
– Дорогой Эдди, – сказала Роза, когда они свернули с шумной Главной улицы в тихие переулки возле собора. – Я кое-что обдумала и теперь мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить.
– Ну я тоже постараюсь не смеяться, Роза… То есть я хотел сказать, что я обещаю выслушать тебя серьёзно и внимательно.
– Спасибо, Эдди. Ты ведь не отнесёшься ко мне неприязненно только потому, что я заговорила об этом первой? Не посчитаешь меня эгоисткой, нет? Прошу тебя, отнесись к моим словам великодушно. Ты же великодушен, я знаю!
– Хотелось бы надеяться, что я всегда был с тобой великодушен, Ки… гм… Роза, – ответил Эдвин. Больше он никогда не назовёт её Киской. Нет, больше никогда.
– И нам нет никаких причин больше ссориться, Эдди! – продолжала Роза, беря его за руку. – Наоборот, у нас ведь есть столько причин быть друг к другу снисходительными!
– Думаю, что ты права, Роза.
– Вот такой ты мне нравишься!.. Эдди, я скажу тебе честно! Пусть мы с сегодняшнего дня будем друг другу только лишь братом и сестрою!
– И никогда не поженимся?
– Никогда!
– Должен сказать тебе, Роза, – выдавил Эдвин после продолжительного молчания, – что я давно уже подозревал, что у нас всё к этому идёт. И в том нет твоей вины.
– Но и твоей нет, дорогой мой! – с подкупающей серьёзностью возразила Роза. – Просто так вот оно между нами произошло. Ты был несчастен с нашей помолвкой, и я была тоже несчастна с нею… Но мне так жаль этого, Эдди, мне так ужасно жаль! – добавила она со слезами в голосе.
– И мне тоже ужасно жаль, Роза. Я так тебе сочувствую.
– А я тебе, бедненький! А я точно так же сочувствую тебе!
Эти слова, полные неподдельного чувства и сострадания, разрушили всё, что было в их отношениях фальшивого, принуждённого и эгоистичного, и высветили что-то новое, что-то более сердечное, самоотречённое и что-то бесконечно более честное.
– Если мы поняли, что нет ничего хорошего в наших навязанных нам отношениях, – продолжала Роза, вытирая глаза платочком, – то что может быть правильнее, чем изменить их? Конечно, нам сегодня грустно. Но лучше уж пусть нам будет грустно сегодня, чем потом!
– Чем когда, Роза?
– Чем когда будет уже слишком поздно. Чем когда мы будем только злить друг друга, – ответила Роза, и продолжила после паузы: – А так ты сможешь ко мне хорошо относиться, потому что я перестану быть тебе обузой и требовать заботы. И я тоже, как твоя сестра, смогу к тебе хорошо относиться, и не буду тебя больше дразнить и вышучивать. Потому что, знаешь, я ведь это делала… Но ведь тогда я ещё не была твоею сестрою, а сейчас мне так за это стыдно!
– Ой, Роза, давай не будем начинать извиняться, а то мне тоже придётся за многое просить у тебя прощения. Слишком уж за многое – гораздо больше, чем хотелось бы.
– Нет, Эдди, ты слишком строг к себе. Хочешь знать, почему у нас с тобой ничего не получилось? Давай-ка присядем вот тут, возле этих живописных старых руин, и я тебе всё-всё объясню. Уж я-то об этом думала днями и ночами… Вот скажи для начала, я тебе нравлюсь? Считаешь ты меня привлекательной?
– Да тебя все такой считают, Роза.
– Правда? – тут Роза на секундочку задумалась, но тут же улыбнулась и продолжила. – Ну хорошо, пусть считают. Но ты-то сам как думаешь? Ведь не достаточно же, чтобы ты любил меня только потому, что все меня любят, ведь правда?
Эдвин кивнул соглашаясь. Да, этого было бы недостаточно.
– Вот и я о том же, Эдди! Поэтому-то с нами так и вышло! Ты ко мне хорошо относился просто по привычке и к мысли о нашей скорой свадьбе ты тоже просто привык, считая её чем-то неизбежным, чем-то таким, о чём и думать-то бестолку.
Эдвин не мог отрицать этого. Он удивлялся лишь, с какой простотой и лёгкостью это юное создание, почти ещё девочка, смогла в двух словах объяснить ему состояние его же души – объяснить так ясно, будто она заставила его посмотреться в зеркало.
– И то же самое можно сказать и про меня, Эдди. Просто я не такой занятой человек, как ты, дорогой мой брат, поэтому у меня было больше времени поразмыслить над нашими с тобой отношениями. И тут как раз приехал мой опекун, и я попыталась дать ему понять, что я не совсем уверена в нашем с тобой будущем. Но я, видимо, плохо пыталась, потому что он, кажется, так ничего и не понял… Но он хороший человек, просто замечательный! Он мне так по-доброму и так хорошо всё объяснил, что я решила не откладывать дальше наш с тобою разговор. Но мне было это не легко, Эдди, видит Бог, нелегко!.. И мне теперь так грустно, так ужасно грустно!..
И Роза опять заплакала. Желая её утешить, Эдвин обнял её за плечи – и так они и шли вдоль берега реки дальше.
– Твой опекун говорил и со мной, Роза. Я заходил к нему в Лондоне перед тем, как приехать сюда, – сказал Эдвин, вспомнив тут о переданном ему кольце. Но раз кольцо всё равно придётся возвращать, то зачем и доставать его, показывать, что-то объяснять? Пусть лежит себе, где лежало.
– Но ведь ты тоже думаешь так же, Эдди, ведь правда? Скажи, ведь если бы я не начала первой этот разговор, ты бы и сам заговорил со мной об этом? Скажи мне это, Эдди, потому что мне просто невыносимо думать, что я одна всему причиной!
– Конечно, милая, я бы и сам сказал тебе то же самое, только сказал бы иначе, не так…
– Не так холодно или не так дерзко? Прошу тебя, Эдди, не говори таких жестоких слов!
– Не так деликатно, я имею в виду, не так по-доброму и по-умному, как это смогла сделать ты.
– Ах, милый мой братец, какой же ты хороший! – воскликнула Роза и в порыве чувств даже поцеловала ему руку. – Но как ужасно разочарованы будут все наши девочки! Ведь они так радовались за меня, бедняжки!
– Да, но вот кто расстроится больше всех, так это Джек! – вдруг остановившись, воскликнул Эдвин. – Про Джека-то мы с тобой ведь совсем забыли!
Тут Роза метнула на Эдвина быстрый и настороженный взгляд, но сразу же снова потупилась и ничего не ответила, только лишь задышала чуть быстрее и чуть прерывистей.
– Но ведь ты же не сомневаешься, Роза, что разрыв нашей помолвки станет тяжёлым ударом для Джека? – спросил Эдвин, заметив это.
Роза на это отвечала уклончиво – нет, она вовсе не думала о том, как это воспримет дядюшка Эдвина. Да и зачем? Разве не должно быть ему всё равно, как распорядится своею судьбою его племянник?
– Ах, Роза, милая! Конечно ему не всё равно! Потому что Джек буквально сходит по мне с ума! Это не я так говорю, это миссис Топ так говорит. Разумеется ему будет не всё равно, если моя судьба так неожиданно и так круто изменится! Я говорю «неожиданно», поскольку Джек уж точно ничего подобного не ожидает, и для него это будет словно удар молнии посреди ясного неба!
Роза на это ничего не сказала, только раз-другой слегка кивнула, но дыхание её не стало ни ровнее, ни спокойнее.
– Прямо и не знаю, как же мне Джеку-то рассказать об этом нашем решении?! – громко рассуждал Эдвин, быстро шагая вперёд. – О нём-то мы ведь и не подумали! Он ведь должен узнать обо всём раньше, чем в городе заговорят о нашем разрыве, иначе ведь ужас как неудобно получится! И, как назло, я приглашён к нему на обед в Рождественский вечер! Не могу же я рассказать ему ещё перед началом, и тем самым испортить ему праздник!
– Может, ему и вообще говорить ничего не надо? – спросила Роза.
– Милая моя! Да кому же тогда и говорить-то, если не ему?!
– Ну, не знаю. Хотя… Мой опекун обещал приехать после праздников… Может, мне написать ему и попросить, чтобы он сам всё объяснил твоему дядюшке?
– Превосходная идея! – воскликнул Эдвин. – Пусть он и объяснит, как один опекун другому! Самое обычное для них дело! Приедет сюда, пойдёт к Джеку и всё ему объяснит – и ещё получше объяснит, чем мы бы сами смогли это сделать. Потому что, сказать по правде, сестричка, Джек мне иногда внушает страх…
– Ох, нет, нет! Только не говори, что ты его тоже боишься! – закричала Роза, бледнея и всплескивая руками.
– Боже мой, девочка, да ты словно привидение увидела! Что это тебя так напугало?
– Ты меня напугал.
– Ну я не хотел, прошу прощения. Но ты что, действительно поверила, что я могу бояться моего дорогого Джека, который меня так любит?! Нет, я всего лишь хотел сказать, что мы должны как-то поберечь его нервы. Понимаешь, он иногда страдает особого рода болезненными припадками – я один раз видел его в таком состоянии, и это было ужасно – поэтому я и думаю, что если ему без подготовки сообщить о нашем разрыве, то он так разнервничается, что с ним снова случится припадок. Поэтому помощь твоего опекуна будет нам очень кстати.
Эти слова немного успокоили Розу. Если мистер Грюджиус возьмёт на себя посредничество в контактах между ними и этим ужасным «Джеком», то это только к лучшему.
И в этот момент Эдвин снова, доставая платок из кармана пальто, наткнулся рукой на коробочку с кольцом и снова спросил себя: «Должен ли я рассказать Розе об этом кольце, если я всё равно собираюсь вернуть его назад?». Наверное, нет. Иначе Роза снова вспомнит о покойной матушке, вспомнит о разорванной теперь помолвке и несбывшемся счастье и опять расплачется. Нет уж, пусть лучше кольцо лежит там, где и лежало. А по возвращении в Лондон он снова зайдёт в контору к мистеру Грюджиусу и вернёт сокровище его верному хранителю.
Пусть лежит, пусть и дальше покоится на груди, в глубинах кармана его пальто. Не будем говорить о нём, не будем ничего рассказывать. И в тот момент, когда он принял это, казалось бы, такое незначительное решение, что-то сдвинулось в глубинах мироздания, и наша история пошла по совершенно иному пути, словно кольцо это явилось тем самым последним звеном, которое соединило невидимую цепь, протянувшуюся между небом и землёй, между царством мёртвых и миром ещё живых – цепь, обладающую неодолимой силой держать и влечь.92
Идя по тропинке вдоль берега реки, Роза и Эдвин разговаривали и строили планы – вот только планы эти были теперь раздельными. Эдвин собирался как можно скорей покинуть Англию, а Роза должна будет остаться в «Приюте Монахинь» ещё на какое-то время – по крайней мере, до той поры, пока Елена не окончит школу. Все соученицы Розы будут по возвращении с каникул страшно разочарованы и огорчены, когда узнают о разрыве её помолвки, но первой об этом нужно будет рассказать директрисе, мисс Твинклтон, и рассказать ещё до приезда мистера Грюджиуса. Но и у Розы, и у Эдвина было кое-что на сердце, о чём ни один из них не собирался рассказывать другому: Роза помалкивала о том, что попросит опекуна как можно быстрее избавить её от уроков музыки с Джаспером, а Эдвин уже прикидывал, как бы ему поближе познакомиться с этой симпатичной и интересной мисс Ландлесс.
Холодное зимнее солнце перед тем как совсем скрыться за горизонт, окрасило розовым и красным дома старого города и последним лучом вызолотило серую и мрачную башню собора, вокруг которой чёрными точками на быстро темнеющем небе с криками носились грачи и вороны.
– Надо мне всё-таки как-то подготовить Джека, прежде чем твой опекун ему всё расскажет, – понизив голос, сказал Эдвин, которого силуэт собора снова навёл на мысли о дядюшке. – А потом без промедления уехать. Чтобы когда мистер Грюджиус придёт к нему, меня тут уже не было. Думаю, так оно будет лучше, правда же?
– Да.
– Мы ведь поступили правильно, Роза?
– Да.
– Нам ведь обоим будет от этого только лучше, правда же?
– Да, много, много лучше. Мы скоро оба это почувствуем.
Но всё-таки они чувствовали ещё в глубине сердец остатки былой соединённости – теперь уже распадавшейся, но всё ещё до конца не избывшейся – поэтому и не спешили расстаться окончательно. Возле старого вяза, росшего неподалёку от главного входа в собор, они остановились, и Роза посмотрела на Эдвина, улыбнувшись ему так ласково, как никогда не улыбалась до той поры.
– Храни тебя Бог, милый! Прощай!
– Прощай, моя дорогая! Храни Бог и тебя тоже!
И они горячо и нежно поцеловались.
– Теперь проводи меня до школы, Эдди. Мне хочется побыть одной.
– Не оборачивайся, Роза, – вдруг сказал Эдвин, быстро увлекая её с аллеи в проулок. – Ты заметила там Джека?
– Боже мой, нет! Где?
– За деревом. Он видел, как мы прощались. Вот бедняга, он же ничего пока не знает! Какой для него это удар-то будет!..
Встревоженная Роза быстрым шагом, почти бегом пересекла улицу и не останавливалась, пока они не достигли дверей школы. Только проскользнув внутрь, она нашла в себе силы обернуться и спросить у Эдвина:
– Скажи, он шёл за нами? Выгляни, но только осторожно… Ну что, ты видишь его? Преследовал он нас?
– Нет, его не видно… А, вон он! Как раз вышел из-за угла своего дома. Теперь смотрит в нашу сторону… Славный старина Джек! Представляю, как он расстроится!
И перед тем как стремительно и на этот раз уже окончательно скрыться за дверью, Роза послала Эдвину долгий умоляющий взгляд, словно бы спрашивая «Как? Ты всё ещё не понял?!» – но тут двери закрылись, и эта фраза так и осталась невысказанной, и теперь уже навсегда.