Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - читать онлайн

II.1 Прибытие в Санкт-Петербург. Начало научных изысканий и общественных контактов

Благодаря материалам дружеской переписки Масарика с Э.Л. Радловым можно точно датировать третий по счету приезд Масарика в Россию. В письме из Праги от 1 марта 1910 г. он писал, что прибудет в Петербург в середине марта и собирается пробыть около четырех недель[62]. «Дорогой друг, книга о русской революции написана (курсив мой. – Е.Ф.), – обращался Масарик к Э.Л. Радлову, – но мне нужно кое-что сверить в российской библиотеке, поэтому я должен приехать в Россию»[63].

Но дела сдвинули сроки приезда с середины марта, и Масарик в следующем письме от 21 марта 1910 г. внес уточнение: «Приеду в понедельник 28/3 (по новому стилю)»[64].

Письма выдают энергичный характер ученого, его пунктуальность и творческий порыв. Подчеркнем, что, как следовало из переписки, заметные сдвиги в написании главного труда о русских реалиях свидетельствовали о том, что Масарик сдержал свое слово, данное в период первой революции петербургским коллегам. В предисловии к изданной в России в 1906 г. брошюре на основе труда Т.Г. Масарика «Социальный вопрос» историк Н.В. Ястребов отмечал, что чешский ученый теперь особенно занят «русским вопросом» и пишет книгу. К 1910 г. Масарик, выполняя обещание, данное петербуржцам, в обобщенном виде сформулировал свое видение проблемы революции. Именно этой проблеме и дихотомии демократия/теократия он уделил отдельные разделы готовящегося труда «Россия и Европа»[65]. Чтобы продвинуться в подготовке окончательной версии труда, поездка в Петербург в 1910 г. стала необходима как воздух.

Существующий в историографии пробел в исследовании приезда Масарика в Россию в 1910 г. часто приводит к сомнительным взглядам о том, что эта поездка чешского профессора не стала вкладом в развитие чешско-российских связей того времени, поскольку мол он все время находился в библиотеке.

Информацию о приезде и пребывании Масарика в Санкт-Петербурге мы можем почерпнуть из его переписки. Ценные сведения о пребывании Масарика в России оставил также видный чешский поэт и переводчик русской литературы, активный проводник знаний о русской культуре в Чехии Франтишек Таборский (1858–1940). Он находился в это время в России на длительной стажировке (будучи гостем известного деятеля неославизма В.М. Володимирова). Таборский даже встретил Масарика на Варшавском вокзале ранним утром (в 7½) в понедельник 15 марта 1910 г. и часто виделся с ним в российской столице. Таборский сохранил ценные высказывания Масарика и беседы с ним в своих рукописных «Путевых заметках в России»[66]. Все, что касается Масарика, выделено им особо на полях пометой «Masaryk»[67].

Таборский помог Масарику устроиться с жильем, а затем они беседовали о проблеме революции. Масарик считал, что «такой силы, идеи чешской независимости у нас в настоящее время не существует. Мы уже слишком привыкли к австрийским условиям. Кровь за свободу мы не проливали. Свободы мы не добивались, свободу не делали. Действительно, такой мощной политической идеи у нас в настоящее время нет, – сетовал Масарик многозначительно. Но и кто же оттеснил эту идею чешского государственного права? Для революции мы одни слишком слабы»[68]. Таборский в своем дневнике также сделал запись о том, что Масарик «не намерен здесь читать лекции; он не в курсе, что касается деятелей и обстановки»[69].

В историографии сложилось необоснованное мнение, что Ф. Таборский и стал главным источником информации чешского профессора по всем вопросам, включая внутреннюю обстановку в России и развитие неославянского движения[70].

Однако дело обстояло совсем не так. Отметим, что Публичная библиотека в северной столице стала своеобразной творческой мастерской

Масарика и оживленным научным и политическим центром чешско-российских контактов. Во-вторых, как показывают записи в путевом дневнике Ф. Таборского, Масарик вовсе не сидел взаперти в гостинице и часто ходил в гости к самым разным деятелям.

Таборский оставил следующую дневниковую запись от 17 марта 1910 г.: «У нас обедали Масарик и полковник М.Я. Балясный (его личность, как ни странно, совсем проглядели в чешской историографии. – Е.Ф.). На одном из приемов в салоне М.Я. Балясного Масарик сказал об украинстве: в России мне неизвестна украинская национальность. Мы говорили также о польском и финском вопросах. Масарик стоит на позиции газеты «Речь»[71]. Трудно сказать, какой смысл вкладывал Масарик и Таборский в изречение об украинской национальности. Здесь подчеркнем лишь, что Масарик на протяжении длительного времени сочувственно относился к украинскому национальному движению и был сторонником достижения украинцами национальной эмансипации.

В разговоре с Таборским он признался, что считал польскую культуру более высокой по сравнению с русской – чему активно воспротивился Ф. Таборский[72].

Из заметок Ф. Таборского следует, что Т.Г Масарик проявил бóльший интерес к общественно-политической жизни и особенно к неославянскому движению в России, чем это преподносилось до сих пор в исторической литературе. Он активно встречался в домашнем кругу с ведущими деятелями славянского движения и довольно часто общался с М. Балясным (одной из ведущих фигур собираемого им регулярно в своем доме славянского салона). Балясный доводился двоюродным племянником председателю Русского родословного общества маститому историку Л.М. Савелову. Он был близок Столыпиным и другим видным деятелям неославянского движения.

Весной 1910 г. М. Балясный писал Л.М. Савелову:

«17 апреля 1910 г.

СПб

Дорогой Леонид Михайлович.

Примите сердечнейший привет – Вы и Ваши в день Светлого Праздника. К сожалению, не удалось вырваться в Москву на праздничные дни.

Ил. 1. Страница из путевого дневника Ф. Таборского

(F.Fr. Taborský. Poznámky z cesty do Ruska.

Literární archiv památníku Národního písemnictví v Praze)

Без Вас однажды, 7 апреля, пришлось принять у себя одного иностранного гостя – галичанина, члена Венского Парламента Д.А. Маркова. На этом обеде у меня были, кроме него: депутат М.М. Алексеенко, А.С. Гижицкий, П.В. Каменский и гр. В.А. Бобринский, профессора]: Л.Е. Владимиров и Куплевский, Д.Н. Вергун и А.В. Бахирев. Накануне был приглашен на маленький обед в Национальный] клуб графом Бобринским; были: галичанин Марков, епископ Евлогий, Вергун, губернатор (Седлецкий) Волжин, гр. Бобринский и я. 9-го апреля завтракали у Бобринск[ого].

Как видите, время проходит в славяно-русских кружках (курсив мой. – Е.Ф.).

Продолжение в след[ующем] письме.

Преданный М. Балясный»[73].

М. Балясный просил Савелова, разрешить работать чешскому профессору Таборскому в знаменитой в Москве «савеловской» библиотеке[74]. И сообщал: «Таборский выступал здесь о чешском искусстве, о чем газеты отозвались с признательностью. Что если бы и в Москве устроить так? Письмо вручаю Францу Францевичу Таборскому, который желает послать его по почте»[75].

Подчеркнем, что научные труды Ф. Таборского рубежа XIX–XX вв. о русской литературе и культуре сохраняют свое значение и в наше время и ему следовало бы посвятить отдельное исследование по истории чешско-русских связей.

После приезда в Санкт-Петербург Т.Г. Масарик поделился с Таборским: он вовсе не собирается заниматься какой-либо публичной жизнью, «не намерен читать никаких лекций и т. д., скорее из осторожности»[76]. Но главная причина относительной отстраненности от публичной жизни в Санкт-Петербурге заключалась не в политической осмотрительности, а в чрезмерной занятости пражского философа. Ведь для Масарика главным оставалось спешно завершить работу над трудом «Россия и Европа», ставшим делом всей его жизни.

II.2 Интерес к славянскому движению

Но все же Масарик не был настолько отстранен от «публичной» жизни, как этого ему хотелось. Выявленные мной источники в виде мемуарных заметок о пребывании в Петербурге свидетельствуют об этом. Эти заметки на чешском языке были написаны в Праге известным деятелем неославянского движения Д. Вергуном. Наблюдениям Д. Вергуна очевидно можно доверять, хотя спустя годы в тексте им и была допущена фактическая ошибка: он перепутал время приезда Масарика в Россию, поставив вместо 1910 г. – 1912. В остальном же при сравнении с другими источниками (с тем же Таборским) свидетельства Вергуна представляются достоверными. Он писал: «После прибытия в Петроград профессор Масарик изъявил желание (курсив мой. – Е.Ф.) познакомиться с представителями всех трех направлений славянского движения в российской столице, а именно с членами консервативного «Славянского благотворительного общества», прогрессивного «Общества славянской взаимности», и социалистического «Общества за славянское научное объединение». Первым из упомянутых обществ руководил генерал Н.Д. Паренсов, бывший министр обороны в Болгарии, и А.А. Башмаков, редактор «Правительственного вестника»; вторым – председатель III Государственной Думы Н.А. Хомяков и третьим – известный невролог, профессор Академии В.М. Бехтерев. Особый комитет в составе представителей всех трех направлений устраивал в то время в Петрограде известные «Славянские банкеты» в ресторане «Вена», а затем и в гостинице «Астория» и в «Европейской». На них непринужденно обсуждались вопросы повседневной славянской политики, устраивались приемы в честь приезжающих в столицу гостей, представителей других славянских народов…

Поскольку профессор Масарик отказался посетить какой-либо из этих «Славянских банкетов», председатель А.И. Гучков, бывший председатель Государственной Думы, придумал другой способ устроить встречу чешского гостя с русскими неославистами. Секретарю Галичско-Русского благотворительного общества М.Я. Балясному, доверенному другу профессора В.М. Володимирова (которого называли «миссионером неославизма») было поручено пригласить к себе на званый обед профессора Масарика и русских неославистов. Обед этот проходил в улице Демидова, № 13 и носил исключительно «заговорщицкий» характер. На эту беседу с чешским профессором пригласили также самого В.М. Володимирова и А.И. Гучкова, члена Госсовета, а также участников предстоящего неославистского съезда в Софии: академика В.М. Бехтерева, графа В.А. Бобринского, председателя Галичско-

Русского благотворительного общества, который играл исключительную роль в мармарош-сегедском процессе, затем А.А. Башмакова, зам. председателя славянского благотворительного общества и автора этих строк, как генерального секретаря исполнительного комитета предстоявшего Софийского съезда и зам. председателя Галичско-Русского благотворительного общества. Помощником гостеприимного М.Я. Балясного был талантливый инженер, работавший в Ревеле, а в настоящее время живущий в Праге.

Эта «заговорщицкая» встреча с профессором Масариком на обеде у Балясного проходила весьма оживленно. Т.Г. Масарик интересовался прежде всего численностью каждого из трех представленных славянских обществ, а также причинами их разногласий, их влиянием среди духовенства, интеллигенции и народных масс. С идеологией неославизма ознакомил в своей сердечной приветственной речи В.М. Володимиров, указав на различие девиза «Православие – самодержавие – народность» и «Свобода – равенство – братство». А.И. Гучков остановился на роли русской Государственной Думы в неославянском движении, В.М. Бехтерев – на принципах объединения славянских научных деятелей; В.А. Бобринский пояснил позицию России к холмскому вопросу, а я остановился на обстановке в Восточной Галиции и Подкарпатской Руси. Сам же профессор Масарик никаких речей не произносил, но следы взглядов, высказанных на этой встрече, сказываются в его меморандумах, распространяемых затем в Западной Европе, а также в его книгах «Россия и Европа» и «Новая Европа», в которых, например, его точка зрения по украинскому вопросу близка идеям, высказанным на этой встрече»[77].

II.3 Последний визит к Л.Н. Толстому

Согласно датировке Масарика в апреле 1910 г. он сделал перерыв в научных занятиях, улучил время и еще раз, третий раз в жизни, отправился в поездку в Ясную Поляну к Л. Толстому. После кончины писателя в том же году Масарик опубликовал в журнале «Čas» (2 декабря 1910 г.) свои воспоминания о встрече[78]. Он писал: «В этом году я отправился к Толстому из Москвы через Тулу. В Туле я взял извозчика. Недалеко от шоссе на полевую дорогу в Ясную Поляну меня вышел встречать Толстой. Он ждал меня за день до этого с повозкой на тульском вокзале, но я опоздал на день.

После нескольких слов приветствия, Толстой как бы продолжил наш давнишний разговор спустя 22 года. Он сказал, что все больше и больше увлекается Кантом, да этика Шопенгауэра ему по душе. В этом году он занимался вопросом самоубийства, особенно молодых людей после революции. Я ему обещал прислать новейшую литературу, и когда он ее получил, то ответил мне и вновь отметил, что эта проблема продолжает его интересовать (письмо от 16 мая). Ныне я вспоминаю, каким сильным выглядел он 20 лет назад, а теперь как бы просвечивал, и я почувствовал сразу, что мы видимся в последний раз… Я чувствовал к Толстому глубокую личную дружбу, я его любил, очень любил, хотя я и не мог с ним во всем согласиться…»[79]

Масарик подчеркивал, что особая правдивость стремления Толстого к нецерковной религии, к нравственной религии и в этом исключительная значимость Толстого как для России, так и для всего света. Толстой учит не делать различий между нравственностью и религией. Толстой, по мнению Масарика, – последний представитель последовательного реализма; его стремление к правде со всей последовательностью проводилось в жизнь. Но в последнее время он стал терпимее и более умеренным в суждениях.

Масарик подчеркивал, что Толстой настолько глубоко укоренился в его натуре, что у него даже нет чувства утраты. Чем больше будет присутствие Л. Толстого в художественном и жизненном отношении в чешском обществе, тем больше это пойдет ему на пользу[80]