Мой отец всегда говорил мне: "Нужно быть добрым, ведь зла слишком много на свете. Чтобы помочь добру вернуть равновесие сил достаточно начать с себя". И я этому верил. Даже спустя ужасы войны я старался придерживаться этому кредо. Я убил всего несколько человек – к сожалению, там было или я, или они. Никто не вспоминает войну с радостью. Но тогда мы делали все, чтобы сохранить свои семьи и вернуться живыми домой. Страх, сажа, запах дыма и паленой плоти – это было нашим обычным воздухом. Вместо лучей солнца и пения наших детей, мы видели только дым от пушек и шум разрывающихся рядом гранат. Почти все с моего взвода погибли – единицы вернулись домой. Мне повезло, ведь я был одним из выживших.
И знаете, что я встретил, вернувшись домой? Страх, радость и плачь на лице моей жены и плачущей дочери. Меня не было всего несколько лет, но моя малышка заметно подросла! Да и у жены появилось пару седых волос, хоть она такая молодая! Всем было тяжело. Тягости войны несли за собой бедность, голод, неуверенность в завтрашнем дне и депрессию. Все боялись, что мир с "советами" ненадежный, люди ждали новой угрозы. Я же решил пойти по стопам отца – пошёл в священники. Я хотел искупить свои грехи перед Богом, помочь другим. Кто как не священник должен бороться с демонами внутри себя и помогать другим? По началу все было хорошо и мне это даже нравилось. Людей стало приходить намного больше, даже не сравнить с теми единицами, которые ходили раньше. Война дает хорошую мотивацию.
Ко мне приходили самые разные типы людей. Были и полицейские, и политики, но больше всего было работяг. Все они жаловались на тяжелую жизнь, на проблемы, каялись. За долгие годы в церкви я понял, что священники выполняют роль психологов для современного общества. Нужно выслушать, успокоить и поддержать человека, дать ему надежду. Бывали и люди, которые совершали преступления. Например, наркоманы, барыги, воры. Все они сбились с пути и им нужна была все та же помощь, человеческий разговор, понимание и прощение.
Но быть священником – это не работа, скорее некий вид благотворительности. Ты не будешь купаться в деньгах, да тебе этого и не нужно. Но как объяснить ребенку почему у неё нету красивых новых игрушек, а у ее друзей есть? Почему мы редко покупаем вещи? Все это бывает очень сложно. Меня очень радовало то, что моя жена всячески мне помогала. Она работала официанткой в закусочной "У Билла". Сам владелец, Билл Мейсон, мужик что надо: он семьянин, верующий и очень добрый мужчина. Он платил ей в два раза больше, потому что она очень долго работала в закусочной, почти с детства, ее родители дружили с Биллом, и сам Билл был постоянным посетителем моей церкви. И моя милая Элис дружила с Кидман – дочерью Билла. На минимум денег хватало.
Вам никогда не понять через что прошел человек с войны. Все ужасы, которые вы совершили там останутся с вами навсегда. И никакие молитвы, утешения близких не помогут. Вечный шум и страх, кошмары – вот это будет с вами каждую ночь. Звуки снарядов, пуль и криков. Вы будите вскакивать каждую ночь, потому что ваше тело привыкло ожидать приближение угрозы…смерти. Но меня, правда, спасала жена и ее ласковые слова, ее поддержка и теплые разговоры. Можно было сказать, что я даже был счастлив…
Счастье в нашей жизни скоротечно, мимолётно. Моим счастьем были моя жена и дочь. Мы были близки и радовались жизни. Но Бог решил забрать ее у меня. Моя любимая Элеонора…Она умерла год назад, на кануне дня рождения Элис. Спустя неделю после смерти матери, ей исполнилось пятнадцать. Я не представляю какое это сильное потрясение для подростка. Лишиться матери в переломный момент жизни. Быть достаточно взрослой, чтобы понимать всю тягость утраты, но слишком маленькой, чтобы справляться с этим. Скажу честно, я и сам не мог оправиться от этой ужасной потери. Зачем она ходила ночью одна? Почему она не могла поехать с Биллом, и всего за пару минут добраться с закусочной домой. Но судьба сделала все так некстати. Ее смена закончилась раньше и в тот день в церкви было куча народу. Все хотели пойти на исповедь, десятки людей… Она, наверное, ждала меня перед тем, как идти. Я знаю, что все могло быть по-другому. Я виноват, и моя дочь это знает. Как-то, когда я в очередной раз напился и плакал на кухне, она подошла и хладнокровно сказала: "Да, нажирайся, как последняя скотина. У меня нет ни матери, ни отца. Он умер вместе с ней, а я осталась одна. Про меня забыли, бросили страдать здесь одну. Теперь я метаюсь в поисках любви и тепла от других. Я ненавижу тебя и чем ты стал. Оставайся один! Где же твоя паства? Почему они тебе не помогают? Ты променял свою семью на чужие. Но они предали тебя, теперь ты один". С того момента мы перестали разговаривать. Мы редко виделись. Даже живя со мной под одной крышей, дочь избегала меня или считала пустым местом.
Мой дом стал мне чужим. Все, что я делал в нем – ел, спал, приносил и раскладывал продукты, по вечерам смотрел телевидение. Я начал еще больше молиться, раньше приходил в церковь и позже ее закрывал. Иногда, в особо тяжелые дни, я просто сидел и пил портвейн. Я этим не горжусь, но по-другому и не мог. Не знаю как, но тот год прошёл мимолетно и одновременно очень долго. С одной стороны, привычные действия (покушать, побриться, дойти до кровати и кошмарные сны, запои и мелкие дела по дому и церкви) проходили в один миг. С другой стороны, разговоры с людьми, неловкие моменты с дочерью, когда мы случайно сталкивались по дому – все это протягивалось и застывало. Иногда, это приносило удовольствие, ведь это были хорошие моменты. Но большую часть времени они меня раздражали: неблагодарная дочь, мелкие людские проблемки, которые были слишком заняты своими маленькими мирками. Да, это правда выматывало. Но нельзя осуждать людей за то, что они люди.
Как вы уже поняли, дома находиться было скверно. Тягость того, что твоя кровь отвергает тебя – не выносимо. Правда, мне стало приносить еще больше удовольствия помощь другим людям. Быть полезным и нужным своей пастве – единственная отрада. Но знаете, даже тут была капля дёгтя в бочку с медом! Однажды ко мне в церковь пришел один…мужчина. Да что тут говорить снисходительно. Это был настоящий отброс этого паршивого общества. Он открыл с ноги парадные двери, во рту еще тлела дешёвая сигарета. В кожаной байкерской куртке этот увалень распугал всех прихожан своим внешним видом и перегаром. В чёрных солнцезащитных очках и тупой ухмылкой на лице (так улыбаются люди, которые слишком много себе позволяют с мыслями о безнаказанности) он посмотрел на меня и нахально сказал: "Простите меня, святой отец, ибо я очень грешный. Можно исповедь?" Словно дьявол это произнес, но священник должен помогать всем и никому не оказывать в исповеди. Видимо, и эта исповедь не имела ничего общего с реальностью, ведь я дорого поплатился за это решение. Мы зашли в кабинку, и мы начали «исповедь»:
– Ну, говори, сын мой, что привело тебя в дом Божий. Что случилось и за что ты каешься. Бог слышит и видит все. Покайся и очисти свою душу. Он все простит.
– Вы в этом уверенны, падре? Я думаю, что вы скоро поменяете свое мнение.
– Почему ты так думаешь? И как тебя зовут, парень?
– Я Майк, падре. Плохой Майк – меня так прозвали друзья…и не только. И это не спроста, ведь я правда плохой, очень. Даже вы меня возненавидите…
– Моя душа открыта, и я постараюсь тебе помочь. Начни каяться за свои проступки и грехи – ты сам почувствуешь, что бог милосерден.
– Ну хорошо…Я каюсь за то, что я часто вру и делаю людям больно…
– Мы все причиняем боль другим людям и близким. Бог проща…(я не успел договорить и он меня перебил)
– Это еще не все. Я каюсь, ведь я специально делаю людям больно. Мне нравиться их калечить и унижать. Мое детство было не сладким, и я привык добывать себе на еду. Поэтому я каюсь за то, что ворую. Я избиваю людей, забираю их деньги, которые они добывали кровью и потом. Я каюсь, ведь я безнаказан. Я могу делать все, что захочу! Дать пару взяток, и я на свободе. Я уже сидел в тюрьме, но она мне не помогла… Знаете, а некоторым девчонкам такой типаж парней по душе. Да даже взять вашу дочь, падре! Даже когда я весь в чужой крови… В тихом омуте черти водятся, да? Она у вас такая, всем моим друзьям с ней понравилось. Да даже мне, настоящий экземпляр… У меня были разные такие, ну… как ваша дочь. Извините, кривлю душой, но это ведь дом Господа, и браниться нельзя. Не знаю почему им нравятся плохие парни. Наверное, отцы у них тупоголовые.
После этого я не выдержал. Я правда старался сдержаться, но та тварь была того не достойна. Я крикнул: «Ах ты сукин сын!» В ответ он ехидно посмеялся и сказал, что даже падре грешит. Когда я открыл свою дверку он уже убежал. В след Плохой Майк крикнул:
– Падре, дочь сегодня не ждите. Если что, она сегодня не у Кидман, а с нами в очередной берлоге!
Затем эта пародия мужчины села на свой байк и умчала прочь. Какой трус будет бояться получить от священника. Да, я, конечно, не маленький, но все же! Мне так хотелось избить этого сосунка…
Весь оставшийся день меня мучала неутолимая жажда найти этого парня. Я закрыл пораньше церковь, чтобы застать дочь дома, но ее и дух простыл. Я ходил и звал ее по дому. Я был такой злой, что, когда дошёл до ее комнаты и обнаружил, что она заперта…Я выломал дверь. Там я нашел пустые бутылки из-под пива, куча мусора и сильную вонь. Такую же, как стояла у меня в церкви от того байкера. На кровати лежала визитная карточка одной забегаловки – «Дорожные войны» (бар байкеров, известный нездоровыми компаниями, криками и сиренами копов).
Это было моей единственной зацепкой. Я подумал, что лучше съездить в этот бар – хотя бы что-то. А вдруг он там с ней? Я знаю, что это моя вина, ведь именно я бросил все на самотек. Я был нужен Элис. Заметь я раньше, не отвлекаясь на чужие и свои проблемы. Жена была бы очень мною недовольна. Какой отец будет спускать такие слова и обращение к его дочери?
Ярость – это всепожирающий огонь вашей души. Это ваша боль, обида скрытые за силой. В ней нет ничего хорошего. Но это все, что у меня было. Даже если я умру…Да кому я тут нужен? Люди…они найдут замену, а сейчас Элис нужна помощь. Я взял ключи от грузовика, сел за руль и поехал. Дорога заняла всего несколько минут – город маленький, поэтому и добираться не сложно. Доехав до бара, я сразу услышал крики толпы и громкую музыку. А еще я увидел его байк. «Он здесь» – подумал я про себя, сжав еще сильнее руль. Мне показалось, что я согнул его. Без колебаний я вышел из машины, подошел к расшатанной двери бара (видно часто выбивали). Когда я открыл дверь, я сразу вдохнул ужасный запах – туча дыма, спирта, пота и бог знает чего еще. Сквозь этот слой дряни я ели разглядел стол с бильярдом. А вот кто в него играл я видел отчетливо – Плохой Майк, мать его. Почти также я сказал и ему. Война научила подбираться к врагам быстро, даже если они меня заметили. Я пулей подлетел к нему, взял одной рукой за горло, а другая придерживала его куртку. Он стоял возле опорной деревянной балки, поэтому туда я его и прижал. С верха посыпалась пыль – видно, в какую дыру я тогда зашел. Я сказал ему:
– Ну что, Майк, поговорим? Мы не закончили…исповедь.
После этих слов я также быстро дотащил его до двери – им же я ее и открыл. Не успев встать, я сразу подлетел к нему и начал наносить один удар за другим. Сначала в печень, потом в почки и, конечно же, не забыл про лицо. Он уже потихоньку отключался. Кто знает, чтобы я с ним сделал, если бы не его дружки…К сожалению, я так отвлекся на него, что забыл о том, что он был не один. К нам подбежала пара ребят, пытались меня оттащить, пока я его душил. Но вот третий и не собирался меня оттаскивать. Он прихватил с собой кий и смачно вдарил по моей спине, несколько раз. Сначала один, потом второй, и я упал. Потом я помню, что меня избивали ногами – отбили почти все. Я уже сам мало что понимал. Они подняли меня и стали придерживать за руки и плечи. Потом я отрубился, кажется. Потому что, когда я открыл глаза, Майк уже стоял. Он пошуршал в карманах, что-то достал. Это оказался складной нож. Он пырнул меня раз шесть. В конце он сказал: «Я передам Элис привет». Я упал на живот и лежал на холодном бетоне. Но не поэтому мне было холодно – я умирал. Я видел, как эта мелкая и малодушная тварь уходит. Но больше я боялся за дочь.