– Лейла хочет с тобой поговорить, – сообщает Флинн, и я вижу по его сузившимся глазам, что он сосредоточен на моей реакции. Думаю, это проверка, но не уверен.
– О чем? – осторожно спрашиваю я.
– Предполагаю, она хочет тебя поблагодарить.
– Стоит ли мне?
Джон откидывается на спинку стула.
– Поговорить с ней? Не думаю, что это хорошая идея.
– А какой от этого может быть вред?
– Кристиан, она испытывает к тебе сильные чувства. Все свои чувства к покойному возлюбленному она перенесла на тебя. Она думает, что любит тебя.
Я ощущаю легкое покалывание на коже головы, и сердце щемит от тревоги.
Нет! Как она может любить меня?
Эта мысль невыносима.
Для меня всегда будет только Ана. Солнце, луна, звезды – они восходят и заходят вместе с ней.
– Думаю, ради Лейлы тебе надо установить четкие границы, если ты собираешься контактировать с ней, – говорит Флинн.
Пожалуй, и ради меня самого тоже.
– А я могу общаться с ней через тебя? У нее есть мой электронный адрес, но она ни разу мне не писала.
– Подозреваю, это потому, что она боится, что ты не ответишь.
– Она права. Никогда не прощу ее за то, что она держала Ану на «мушке».
– Если это хоть немного тебя утешит, она полностью раскаялась.
Я раздраженно фыркаю. Меня не интересует ее раскаяние. Я просто хочу, чтобы она исцелилась и исчезла из моей жизни.
– Но у нее все хорошо?
– Да. Вполне. Арт-терапия творит чудеса. Полагаю, она хочет вернуться в свой родной город и обучаться изобразительному искусству.
– Она нашла школу?
– Да.
– Если она будет держаться подальше от Аны – и меня, если уж на то пошло, – я оплачу ее обучение.
– Это очень великодушно с твоей стороны. – Флинн хмурится, и я подозреваю, что он собирается возразить.
– Я могу себе это позволить. Я просто рад, что она выздоравливает, – быстро добавляю я.
– На этой неделе ее выписывают. Она возвращается к своим родителям.
– В Коннектикут?
Он кивает.
– Хорошо. – Она будет на другом краю страны.
– Я порекомендовал ей психиатра в Нью-Хейвене, чтобы не пришлось слишком далеко ездить. За ней будут присматривать. – Помолчав, он меняет тему: – Ночные кошмары прекратились?
– Пока да.
– А как с Эленой?
– Я избегал любых контактов, но подписал вчера контракт. Дело сделано. Сеть «Эсклава» теперь принадлежит ей. Название «Элена», выбранное для ее салонов, всегда вызывало у меня улыбку. Вызывает даже сейчас.
– И какие чувства ты испытываешь в связи с этим?
– Я еще толком об этом не думал. – Моя голова занята другими заботами. – Просто рад, что все закончилось.
Наши глаза на мгновение встречаются, и мне кажется, что расспросы на эту тему продолжатся, но он меняет направление.
– А как ты вообще себя чувствуешь?
Я на минуту задумываюсь над его вопросом, и, говоря по правде, если не считать саботажа моего любимого «Чарли Танго» и того, что кто-то хочет моей смерти, я чувствую себя… хорошо. Я беспокоюсь, разумеется, и злюсь, что Ана пока не соглашается полностью переехать в «Эскалу», но понимаю, что она хочет провести еще одну ночь со мной в своей квартире, и это можно будет устроить в эти выходные. В пентхаусе будут устанавливать «комнату паники», и нам нужно будет на время оттуда переехать. Либо в отель, либо к Грейс, либо к Ане.
– Хорошо.
– Я вижу. И я удивлен. – Флинн выглядит задумчивым.
– Почему? В чем дело? – спрашиваю я.
– Приятно видеть, что ты признаешь свое беспокойство, а не обращаешь его на себя.
Я хмурюсь.
– Думаю, угроза моей жизни преувеличена.
Он кивает.
– Да, это так. Но это отвлекает тебя от самобичевания.
– Я не думал об этом в таком ключе.
– Ты поговорил с отцом?
– Нет.
Флинн сохраняет бесстрастность, только слегка поджимает губы.
Я вздыхаю.
– Я этим займусь.
Он бросает взгляд на часы.
– Время вышло.