Оксана медленно шла по Сварожьему кругу, стараясь не обращать внимания на многочисленных случайных попутчиков в этом мистическом и необычном месте. Круг завивался в спираль, и каждый шаг от последующего отделяли деревянные столбики или пеньки, врытые в землю, на которых покоились хрустальные шары. Если присмотреться к ним повнимательнее, становилось видно, что под каждым таким шаром находилась металлическая пластинка с таинственным узором, при определенном ракурсе, рисунок увеличивался и странно гипнотизировал. Несмотря на то, что небо оказалось обложено тучами, перед глазами девушки вдруг появился в потоке яркого солнечного света пульсирующий зеленый цветок, похожий на четырехлепестковое соцветие жасмина, то увеличивающийся, то сжимающийся до едва видимой точки. В центре круга сверкал большой шар. Посетители прижимались к нему лбом и что-то шептали, а потом звонили в небольшой колокольчик, привязанный тут же на толстую суровую нить. Сама Оксана механически повторила за жрецом слова мольбы, дернула за колокольчик и вышла из круга. Состояние ее было странным.
Девушка приехала сюда, в деревню Сварожь, на экскурсию, наткнувшись случайно в интернете на объявление о том, что турфирма «Русколань» проводит экскурсии в славянские поселения, исповедующие исконно русское славянское язычество, и приглашает всех желающих на праздник Ляльник, когда чествуют Лелю, богиню юности и весны. Желающих оказалось не так мало – два автобуса, в каждом из которых человек по двадцать, если не больше. Встретившие у шаткого мостика через реку жрецы, сурово потребовали чествовать богов – прежде чем допустить гостей на свою землю. От неловкости всего происходящего Оксана еле слышно повторяла слова, но видя, что остальные воспринимают это как своего рода игру, подчинилась всеобщему ритму и уже с воодушевлением говорила в голос, звонко и отчетливо:
Слава Леле вечно юной и Яриле Вешнему!
Слава Ладе-Матушке и Роду-Батюшке.
Слава Макоши-пряхе и Велесу-охранителю.
Да и всем Богам и предкам нашим!
Женщины и девушки Сварожи, одетые в национальные русские костюмы, наряжали разноцветными лентами раскудрявившиеся молодыми листьями деревья, старательно готовили лелемье – выписывали тонкими беличьими кисточками на бересте руны, чтобы исполнялись желания, пели песни. Невольно и вся женская часть экскурсионной группы мало-помалу вовлекалась в происходящее, осваивая необычные обряды. Пленившись тихим покоем удаленной от всех дорог деревни – до ближайшей трассы четыре километра пешком через лес и поля – Оксана вдыхала чистый и свежий лесной воздух, рассматривала устройство деревни: новые свежесрубленные дома, поляну с капищем Всебога, где возвышались огромные грубо высеченные из дерева идолы метров шести-семи в высоту, таинственный Сварожий круг, по которому она недавно прошла одной из многих. Жрецы говорили, что первый круг исполняет желания нацеленные на всеобщее благо, второй и третий – личные желания, а кроме того данный ритуал дает очищение и снимает негатив. «Помани человека сказкой, – думала девушка, – он и пойдет, а как же… Дай только образ желанной Жар-птицы, полусон-полуявь… Вдруг сбудется? Сколько нас тут таких: уставших от работы, от неудавшейся личной жизни, замученных многочисленными болезнями и проблемами…А тут говорят, что только на Ляльнике возможно проведение древнего обряда – «Выпекание женской доли». Дескать, в эти светлые дни матушка-Тригла помогает судьбу изменить к лучшему и тогда счастье да радость придут к хозяйкам очага родового, девушки половинку свою желанную отыщут, а в мире воцарится счастье, любовь и согласие… Может действительно – зря мы наших исконных богов в дальний уголок отодвинули? Наши все же, родные – им уж сколько веков минуло, а они все живы, несмотря ни на что: ни на Крещение Руси, ни на коммунистическую анархию… Эгрегор жив тогда, когда сила веры его подпитывает, и чем больше верующих – тем сильнее боги…»
Лель гори, жито, роди,
Весело нам Лель пришел,
И к нам весну привел.
Веселье набирало обороты, и хороводы все быстрее двигались, ускоряя темп.
Едить Весна, едить
На золотом кони,
В зеленом саяни,
На сохе седючи,
Сыру землю аручи,
Правой рукой сеючи.
Леля – самая красивая девушка деревни – чинно сидела на небольшой деревянной скамеечке, заставленная по традиции приношениями: хлебом, молоком, яйцами, сметаной, и улыбалась. Оксане показалось, что именно эта простая жизнь в сельской глуши и есть то самое откровение, ради которого она и приехала сюда, в Сварожь. Лица мужчин и женщин светились добротой и участием, они были так открыты, чисты и прекрасны, что хотелось тут же броситься к какому-нибудь самому главному и просить его, чтобы принял в их коммуну, поселение или как там у них называется подобное житье-бытье. «Продать квартиру, построить тут дом и жить, а больше ничего и не надо! В Москве-то одна гонка – лишь бы выжить, где-то денег урвать, новый заказ, очередные переводы с итальянского, чтобы не только на кусок хлеба с маслом хватило, но и на модные тряпки, поездки за границу, бензин опять-таки, да и ремонт машины в копеечку влетает… Эх! Решиться бы! Да куда ж! Тут без мужика никак. На земле одной пахать что ли? А как на тот самый хлебушко заработать? А свои мужики у них и так наперечет. Если только объявление в интернете на сайте знакомств повесить: «Ищу мужа для долгой и счастливой жизни в славянском поселении». Может и отыщется какой-никакой замухрышка, да кому такой нужен? Еще не дай бог плевком перешибешь…»
Когда-то давно в прошлой жизни Оксана верила в любовь, но тот период давно прошел, из нежной и доверчивой девушки она превратилась в сильную самодостаточную женщину. Хм… Что такое самодостаточная женщина? Которая сама себя достает, что ли? Какие глупые слова иногда придумывают люди, чтобы оправдать свое не совсем комфортное существование на этом свете… Почему, стоит один раз обжечься, изведать обман, ложь, боль, предательство, как человек тут же начинает себя программировать на всю оставшуюся жизнь и предрекать себе те же проблемы? Но так и есть. С тех пор как юная влюбленная Ксана застала своего молодого мужа с лучшей подругой в весьма недвусмысленной позе (до жути банальная история), она перестала верить мужчинам, с испугом ожидая повторения ситуации с другими. И они происходили. Рано или поздно. Может быть, она сама программировала подобный исход? Говорят, что мысли материальны… Теперь настало время «выпечь» свою «женскую долю» заново, изменить установки… И что тогда? Как там в детских книжках писали? «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…»? Кажется так. Но почему бы и не попробовать? Вдруг получится?
Оксана поежилась – весенняя погода лишь обманчиво тепла, легкомысленно одетым барышням временами становится зябко и неуютно. Словно отозвавшись на ее беду, хозяева пригласили гостей в избу – чаевничать да кашу есть, настоящую, русскую, только что из печи, из большого чугунка, исходящего томительным сладким паром и тыквенным духом. Горница оказалась просторная, несколько больших крепко сколоченных столов помещалось, сбоку самовар огромный пыхтел, сияя начищенными боками, а от чайников шел ароматный травяной запах. На стенах висели искусно вырезанные из дерева ажурные жаворонки, нитяные ромбовидные обереги цвета радуги, сделанные из соломы домовые… Все было незамысловатое, простое, но до боли родное и милое…
Неожиданно к девушке подсел Иван, главный жрец Сварожи. Еще недавно он в волчьей шкуре возносил молитвы Триглаву: богам Сварогу, Перуну и Святовиту, и от всей его фигуры веяло такой мощной первобытной силой, что даже не верящие в языческих идолов гости почтительно молчали и склоняли головы, зачарованные голосом заклинателя. Теперь же, Иван казался простым сельским парнем: он смущенно улыбался, расспрашивал Оксану о ее впечатлениях, делился мыслями о грядущих посевных работах, рассказывал об их пасеке… Контраст оказался настолько силен, что девушка, не утерпела и спросила:
– Иван, а как так получается? У капища ты один, сильный, могучий, даже страшно становится, а тут совсем другой?
– Да я один и тот же, – добродушно произнес он, – просто у каждого человека есть разные грани его характера, можно сказать, разные грани творчества… Поэтому так и получается.
– А вам тут не скучно живется? – Оксана заинтересованно взглянула на жреца, монотонно размешивая сахар в кружке с травяным чаем.
– Нам скучать некогда, все в работе. То одно, то другое… А потом оглянись вокруг – благодать-то какая! Разве можно заскучать? – он кивнул в сторону окна, в проеме которого виднелось широкое поле и окаймляющий его, словно суровый страж, лес.
– А твоя жена тут не скучает?
– Жена… Жена от меня ушла, не выдержала такой жизни. Ей хотелось в городе жить, со всеми удобствами, а у нас тут джакузи нет, и много чего другого тоже нет. Все по-простому, по-деревенски.
– Извини… – Оксана от неловкости покраснела, не зная, куда деть глаза, и мысленно заругала себя за несдержанность.
– Ничего страшного. У каждого своя судьба, человек ее сам выбирает. Тебя же тоже наш покой притянул? Да ты, небось, и помыслить боишься: каково оно: тут остаться? – Он улыбнулся. Глаза его были безмятежны, доброжелательны и насмешливы одновременно. Их взгляд не только смутил девушку, но и вызвал целую бурю эмоций. Она хотела возразить, но неожиданно для себя самой призналась:
– Боюсь. Но очень хочется бросить все и сюда перебраться.
– Если охота, возьми летом отпуск да приезжай. Мы с сестрой одни в целом доме, приютим, заодно и посмотришь.
– Спасибо… С удовольствием… – Она растерялась. Внезапно ей стало спокойно, как никогда раньше, будто среди шума, гама, непрекращающейся борьбы за земные блага, она увидела тихий островок. Островок, где сбываются мечты, и грезы превращаются в реальность.
Иван оперся о стол и посмотрел Оксане в глаза:
– Ты не думай, просто приезжай. У городских всегда много комплексов в голове и на сердце: стесню, неудобно… Если бы было неудобно, я не стал бы приглашать – всегда говорю то, что есть. Запомни. Мне пора, надо делом заняться. Извини. Рад был познакомиться. – он кивнул и, не оглядываясь, вышел из избы, смущенный как своей откровенностью, так и желанием увидеть девушку снова.
Оксана еще долго сидела на лавке, не в силах подняться. В коленях ощущалась сладкая дрожь – чудилось, глаза необычного волхва заколдовали ее, а их золотистые искорки перепрыгнули прямо к ней в сердце. «Да ну, чушь. – успокаивала она себя. – Любовь с первого взгляда… Ха! Это его харизма тебя наповал сразила, деточка! На то и было рассчитано. Ты что, всерьез собралась упасть к нему в объятия? Ну, насмешила! Еще подружкам расскажи, уж то-то они обзавидуются! А потом остерегут по-свойски: продашь квартиру в Москве, приедешь в деревню жить, а потом и денежки тю-тю и саму поминай, как звали! Мало сект уже поймано что ли? Вон, Аум Сенрикё, а тут – то же самое, но на славянский лад. Вот и все дела». Тем не менее, дальнейшие празднества проходили словно тумане, в некоей молочно-белой дымке, из которой иногда девушку выцепляли ласковые карие глаза с золотистыми искорками, но тут же, словно опасаясь чего-то, отпускали обратно.
Оксана плохо помнила обратную дорогу через поля, да и автобусный маршрут в надвигающихся сумерках смазывался, словно размытая дождем картинка. В полудреме она не заметила, как очутилась дома, в постели, и ее сон был столь же необычным, как и весь прошедший сварожский день.
– Не разбивай головешки кочергой, – наставляла Настасью, младшую сестру Оксаны, мать, хлопоча и помогая обмывать невесту в мыльне[1], методично охаживая дочь мокрым березовым веником по плечам, спине и ногам.
– Почему?
– Нехорошо перед свадьбой! Иначе муж жену бить будет!
– Не буду, мама! – испугалась Настасья.
– Воды на каменку плесни и шайку тащи, да побыстрее!
– Бегу, маменька!
– Не кричи, банник[2] разгневается! Да что ж ты так шайкой стучишь, косорукая! Настена! Обливай давай! Да не меня, глупая! Оксану! Пора уже выходить, невесту обряжать! Не забудь мыло и веник оставить. Краюшку с солью припасла?
– Припасла. Это чтобы баенник кипятком не шпарился и камнями не кидался? А зачем он это делает?
– Характер показывает, хозяином тут себя считает, подношений требует. Зато и хранит от нечисти, и при родах помогает. Ну, все, девчата. Пора нам! – мать поклонилась, глядя на каменку, и произнесла, – Хозяин с хозяюшкой, с малыми детушками гостите к нам в гости! – Мать и ее дочери вышли из бани и поспешили зайти в дом. Пора было принарядить невесту, ведь времени оставалось все меньше и меньше.
……………………………………………………………
– Сейчас будем косу расплетать! Пой, Оксана!
– Коса моя, косынька, коса дорогая, русая, золотая! – запела дрожащим от напряжения голоском Оксана, пугаясь и предстоящего торжества и тем, что предстояло позднее, а именно – первой брачной ночи.
– Рано тебя расплетати и в дальний путь, в дальний путь снаряжати! – подхватила Настасья, сочувственно и восхищенно глядя на сестру. Она ей немного завидовала и мечтала о том времени, когда сама станет главный действующим лицом подобного праздника. Поскорей бы! На нее уже стали заглядываться парни, порой делая непонятные намеки, отчего и щеки, и уши Настасьи краснели до спелого багрового цвета.
– Не жаль мне золота, не жаль чистого серебра, жаль одного: девичьей красы, русой косы. – отозвалась невеста.
– Не плачь, не плачь, душа Оксанушка! Красных девушек не кручини! Не слези лицо белое, рученек не ломай! Не век нам девовати и волюшку распевати. – подхватила подружка невесты Прасковьюшка, с любопытством скашивая глаза на приготовленное приданое.
– Свет ты, коса моя русая; Свет ты, мой шелковый косник! Плети ты, моя невестушка, плети косу мелко-намелко, вяжи узлы крепко-накрепко! – запела низким грудным голосом мать.
Перед глазами Оксаны замелькали, словно кадры из фильма, отдельные эпизоды. Вот приезжает дородная сваха, знаменитая Агриппина Васильевна, чтобы купить-выкупить невестину косу… кланяется величаво, с достоинством… стоит у порога… отдает за косу деньги, а мать с сестрой торжественно выносят невестины наряды – полюбоваться честному народу. Потом берут Оксану под белы рученьки и сажают за дубовый стол…
И тут девушка опять видит лицо Ивана, глаза его с золотистыми искорками, шаловливыми, как Огневушка-Поскакушка из сказов Бажова. Настойчивый звон мешает сосредоточиться, понять что-то очень важное, но сколько ни отмахивайся от него, он не умолкает, зудит настойчиво, нахально, так, что приходится вконец очнуться ото сна, чтобы понять, что уже утро и пора вставать на работу, а причудившееся, было лишь мороком, навеянным необычной экскурсией в Сварожь.