Человеку надо мало:
Чтоб искал и находил
Чтоб имелись для начала
Друг – один и враг – один…
Р. Рождественский
Закат в аномальной Зоне каждый раз выглядит по-разному. Иногда солнце предстает глазу путешественника обычным огненно-красным шаром, только, может быть, сплюснутым чуть сильнее, чем где-нибудь на море или в степи. Иногда оно похоже на маленький атомный гриб у горизонта. Но чаще всего заходящее светило принимает самые причудливые формы – от подсвеченных разными цветами рваных клочьев до повисшего между землей и небом неправильного треугольника. Так искривленное, изуродованное пространство пропускает солнечные лучи.
Но каким бы странным не казался темнеющий горизонт, каждый, кому не посчастливилось застрять в Зоне, знает: нужно спешить в укрытие. В любое замкнутое помещение: комнату, кабинет, убежище или бункер. Темнота – это смерть. Вот только что именно угрожало путнику, никто не знал. Максим Безымянный упорно пытался это выяснить.
Сам он расположился с ноутбуком за периметром, в маленькой будке, наспех сколоченной на крыше его собственного сарая, примыкающего к бетонному забору. На экран выводилась картинка с нескольких камер ночного видения, установленных на полуразрушенных зданиях мясокомбината. К ним пришлось прокладывать кабели: радиосвязь в Зоне – крайне ненадежное средство. Иногда две рации могут не услышать друг друга в десяти метрах, а иногда сигнал пробивается между отдаленными поселками, словно между ними протянут провод. Одним словом, никакой определенности. Но лучше все-таки иметь при себе рацию, чем не иметь.
Как обычно на юге России, стемнело очень быстро. Казалось, кто-то дернул за шнур, и над городом опустилась черная штора с многочисленными проколами. Зловещий мрак окутал бесснежный, сухой чернозем, руины промышленных и жилых зданий, и остатки дорог. Только звезды да отблески городских огней освещали свободное пространство между развалинами и периметром – своего рода «предбанник» Зоны. Но даже в эту относительно безопасную полосу ночью лучше было не соваться.
Время тянулось медленно. Два часа Максим изнывал от скуки, внимательно вглядываясь в монитор. Несколько раз на дальних, направленных в глубину Зоны камерах, мелькнули неясные тени, но только и всего.
От неподвижности затекли руки и ноги. Спину начало невыносимо ломить. Максим уже собирался встать и размяться, как вдруг в сердце кольнуло предчувствие: «Сейчас придет жена…» Он даже усмехнулся про себя: чтобы это сообразить, не нужно обладать особыми способностями.
– Максим! – донеслось до него через минуту. – Я тебе чаю с бутербродами принесла. Ты же ничего не ел с утра, а это вредно для здоровья. Поверь мне, дипломированному медику. Монстры подождут… если что, потом запись посмотришь.
Максим спустился по лестнице. Олеся – маленькая, хрупкая, показалась ему призраком в сиянии городских огней. Она нисколько не располнела после родов. Осталась такой же, как и была тогда, когда он впервые встретил ее в риэлторском агентстве «Парус». Ему все время казалось: время над ней не властно.
– Уговорила, – Максим наскоро проглотил бутерброды, запил их чаем из термоса и прижал жену к себе. – Вот ты-то мне и нужна. Прямо сейчас.
– Зачем? – Олеся вздрогнула. Ее черные, по-восточному чуть раскосые глаза сверкнули нехорошим предчувствием.
– Я хочу выманить «нечто» на живца. Не нужно объяснять, что приманкой буду я сам.
– Ты в своем уме? – прошептала Олеся.
От ее несчастного лица у Максима по коже пробежали мурашки.
– Я не чувствую смерти, – просто сказал он. – Иначе бы я не пошел. Честно.
На самом деле Максим не знал точно, что не погибнет. Вместо этого душу скребло знакомое ощущение двойственности бытия. Его судьба зависела от его выбора. Но избежать этой развилки было нельзя – она предопределена, жестко запрограммирована. Кем? Возможно самим мирозданием. Знать и не иметь возможности уклониться – в этом и заключался весь ужас. И все же кто предупрежден, тот вооружен.
Олеся сникла.
– Хорошо. Иди. И возвращайся. Что я должна делать?
– Следить за камерами. Ну, не поминай лихом! – Максим крепко обнял жену и по лестнице перелез за периметр.
Тишину Зоны нарушали только звуки, доносившиеся из города. Где-то зашуршал шинами автомобиль, звонко гавкнула собака. Где-то далеко, наверное, на реке, лягушки завели свою нудную песню… стоп, какие лягушки зимой? Звук доносится из глубины Зоны – в этом никаких сомнений!
Повинуясь, скорее, чутью, нежели зрению и слуху, Максим проскользнул между двумя разрушенными зданиями. Путь преградили заросли кустарников, которые резала пополам грунтовая дорога. Все, вот и Зона. Хода назад нет.
Впрочем, то же чутье едва уловимо подсказало путь отступления – пролом в стене. В темноте его нельзя было увидеть глазами. Но Максим точно знал, куда бежать. Не зря он в своих походах по границам Зоны упорно развивал способность чувствовать вектора и переходы между ними.
Кусты прямо впереди зашевелились. Максим включил фонарь, но луч не давал света. Лишь тусклое размытое сияние повисло над землей. Впрочем, даже его хватило, чтобы разглядеть пришельца. Коренастая человеческая фигура в новенькой военной форме резво бежала прямо к Максиму, снимая с плеча винтовку. Клацнул затвор, щелкнул ударник. Выстрела не было: видимо, в магазине кончились патроны. Человек опустил ружье. Теперь стало видно, что ни рта, ни носа, ни глаз у «солдата» нет: вместо лица темнела плоская черная маска.
Максим замер, не дыша. «Солдат» остановился и беспомощно покрутился на месте и произнес что-то похожее на «стой, стрелять буду!» Видимо, он потерял жертву. Тогда Максим осторожно двинулся к пролому в стене. «Часовой» продолжал метаться от одного куста к другому.
Легкие разрывались от недостатка кислорода. Максим несколько раз вздохнул. «Солдат» радостно вскрикнул и бросился прямо к нему. Теперь стало ясно, на что именно реагирует ночной страж Зоны.
Максиму едва удалось ускользнуть. Он не мог задерживать дыхание постоянно, а стоило вздохнуть, даже едва-едва, как за спиной вновь раздавался топот ног и лязг затвора. И вряд ли «часовой» собирался остановить нарушителя, просто приказав ему «руки вверх».
Но все же Максим сумел забраться на приставленную к стене лестницу и перемахнуть периметр. Теперь он, не в силах отдышаться, смотрел, как «солдат» дошел до забора, не коснувшись его, повернул назад и скрылся в проходе между зданиями. Раздался металлический лязг, что-то упало на землю и все стихло.
– Ты видела это? – выкрикнул Максим.
– Что – это? – Олеся выглянула из будки наблюдателя. – Ты сказал следить за камерами.
– Ну да! Что было на камерах?
– Ничего. Они все отключились. Кроме одной. Той, что на трубе. Но я вижу лишь поле и лес.
Максим не стал утаивать от жены свои приключения. Он рассказал все честно, подробно и добавил:
– Теперь мы знаем, что ночью действительно в Зоне лучше не оставаться. Ну, на открытом пространстве – надо обязательно находить себе уголок. Мне еще повезло – Зона всего лишь погрозила мне пальчиком: не суйся туда, куда нельзя. А если бы «часовых» было двое или трое?
Олеся побледнела, сглотнула слюну и тут же взяла себя в руки:
– Наше счастье, что все закончилось хорошо, муж.
– Не считая того, что я потерял несколько камер. Они денег стоят.
– Это мелочи по сравнению с тем, что я могла бы потерять тебя…
Упреков Максим так и не дождался. Тогда он взял за руку жену и повел ее к дому.
Утром, снимая со зданий раскуроченные и сожженные камеры, Максим получил небольшую компенсацию за потери. На земле, в проходе между постройками, куда юркнул «часовой», валялся карабин Мосина с оборванным ремнем. Не стоило труда догадаться, как он здесь оказался.
Максим отнес карабин в свой схрон в диспетчерской разрушенного цеха, перелез через бетонный забор и побрел домой. Он едва успел войти в квартиру, как заверещал телефон. Звонил полковник ФСБ Александр Фирсов. Тот самый, что когда-то отправил его, Максима, в Зону.
– Але! – Максим не ждал от особиста ничего хорошего. Предчувствие не подвело.
– Заскочи на минуту в управление. И захвати пистолет «Гроза». Нужно сдать, да. Начальство как-то узнало. Требует назад.
Это была ложь, Максим чувствовал это даже на расстоянии. Но с сильными мира сего не спорят: себе дороже. Максим горестно вздохнул, печально посмотрел на пистолет, как бы прощаясь с ним, и сунул оружие в карман жилетки.
– Скоро вернусь, – сказал он жене и выскочил за дверь.
Олеся все поняла без лишних слов.
Две фотографии казались одинаковыми на первый взгляд: все те же лес, поле, остатки деревенских домиков и дорога. Но если вглядеться, сразу становилось ясно, что на самом деле это разные снимки. Например, в лесу исчезла просека. Зато в поле откуда-то появился овраг, чуть прикрытый сверху интригующим туманом. Только деревня осталась на своем месте. Правда, у одного домика из окон пропали стекла, зато соседний обзавелся шиферной крышей. Изменения налицо.
Снимки были сделаны вечером и утром следующего дня с одной и той же точки – третьего этажа бывшего перерабатывающего цеха мясокомбината. Совершенно очевидно, что ночью Зона перестраивается, меняет облик. Готовится к встрече гостей? Интересно, кого же она ждет?
Максим закрыл фоторедактор, сел на коня и поскакал. Он мчался по широкой зеленой равнине, и тяжелый кольт хлопал его по бедру. Ветер раздувал отросшие волосы, забирался под шляпу и холодил лицо. «Лучше целыми днями гоняй Артура Моргана на компьютере, только, умоляю, не лезь через периметр – в Зону. Я за тебя боюсь. Ты же не хочешь оставить маленького Антошку без отца?» И Максим, оседлав виртуальную лошадь, часами изучал карту, и каждый день находил новые детали, оставленные разработчиками компьютерной игры.
В голове зазвенело. Недовольный Максим сохранил игру и пошел открывать дверь. Снова ему быть Проводником, снова идти в Зону. И ведь не отвертишься, это предопределено кем-то свыше. Может быть, самой судьбой, а может, и самим…
Рука замерла у щеколды. В самом деле, звонок-то еще не прозвенел. Он звучал только в голове, предупреждая о предстоящем визите. И пока никто не пришел, Максим вновь сел за компьютер. Но запустить игру уже не успел. Комнату наполнила надоедливая трель. Выводимые динамиком рулады отскакивали от стен и, казалось, били прямо в затылок.
– Иду, иду! – по-стариковски прокряхтел Максим и направился к двери, притворно держась за поясницу. – Ох, люмбаго замучило.
Маслянисто, как затвор винтовки, клацнула щеколда. Дверь медленно открылась. Если бы на лестничной площадке оказался разъяренный белый медведь, Максим удивился бы меньше.
Человек, который стоял перед ним, положив одну руку на перила, походил не на медведя, а, скорее, на викинга, одетого и побритого по-современному. Коренастый, широкоплечий блондин с проницательным взглядом синих глаз и упрямым, волевым подбородком, казался ожившей глыбой, готовой смести все на своем пути. Для неожиданного гостя не существовало трудностей. Вот только скандинавов и не хватало.
Максим чуть прикрыл веки. Ага, документы в кармане…
– Ну… проходите, господин Ларс Магнус Сёдем. Вы же норвежец, я правильно понимаю?
– Я уже слышал о ваших способностях, – Ларс почти втиснулся в узкую прихожую. – Поэтому и пришел к вам.
Он говорил по-русски бегло и правильно, без акцента. Пожалуй, даже слишком правильно. Это и выдавало в нем иностранца.
– Хотите чаю? Есть с чабрецом или с кракаде… каркаде, – Максим улыбнулся своей шутке.
– Не откажусь. Я только что с дороги.
Максим чиркнул спичкой и открыл газ под чайником. Синие лепестки распустились по краям конфорки.
– Деревянные спички! Давно таких не видел… на кухне.
– Чем же пользуются в просвещенной Европе?
– У нас в домах в основном электрические плиты. Спички им не нужны. И даже там, где пользуются газом, везде есть электроподжиг. Вашу плиту мы выбросили бы еще в прошлом веке.
Максим проводил гостя в большую комнату, указал на диван и налил чай в кружки.
– И называйте меня на ты! – крикнул он из кухни. – Только на ты. Иначе обижусь.
– Взаимно! – согласился Ларс. – Мы ведь друзья?
Максим поставил кружки на стол и неуверенно произнес:
– Да… Друзья…
Это не укрылось от зоркого взгляда норвежца.
– Знаешь, какая самая странная черта у вас, русских? Вы не доверяете никому. По умолчанию считаете человека врагом. В Норвегии люди относятся друг к другу открыто, со всей душой.
Не стоило спорить или что-то объяснять этому пришельцу с другой планеты под названием Европа. Не поймет. И Максим, недовольно поморщившись, сказал:
– Просто по логике: раз ты ко мне пришел, значит, у тебя зачесалось пониже спины идти в Зону. Вряд ли ты приехал аж из самой Норвегии поиграть со мной в карты. Компьютер чинить тебе тоже ни к чему – своих мастеров хватает. Вот только ты не по адресу: в Зону я давно не хожу. Жена боится.
Разумеется, от судьбы не уйдешь. Но можно хотя бы поторговаться.
– Я хорошо заплачу. У моей семьи достаточно денег.
– Жизнь стоит дороже, друг. Может, кто-то другой согласится?
Ларс широко улыбнулся и сунул руку в карман:
– Может быть, вот это тебя убедит?
На его широкой ладони поблескивал маленький двуствольный пистолет – в Америке такие называют «дерринджер». Он чем-то напоминал «Грозу», только вместо маленьких аккуратных дырочек у него были черные, безразмерные жерла крупнокалиберных дул.
Максим схватил «игрушку» дрожащими руками:
– Вот это да! Хочу, хочу! Только где брать для него патроны?
– Можешь заряжать его четыреста десятым калибром – подойдет дробь, картечь или пуля. Еще сюда идут сорок пять лонг кольт, револьверные, но вряд ли их можно найти в России.
– Как ты это сюда протащил? Он же абсолютно незаконный. А, я понял! Диппочта. Верно?
– У нас свои секреты, – скромно ответил Ларс. – Пистолет и кожаная кобура к нему будут твои, если ты согласишься на мое предложение.
– Что ты хочешь от Зоны? Вряд ли ты найдешь там сто золотых дублонов и скелет мертвеца. Руины да разрушенная машинерия – вот и все, что мы можем встретить. Ну, еще монстры и аномалии.
– Экскурсия. Я – экстремальный турист. Побывал и в африканских джунглях, и в дельте Амазонки. И даже на острове Элугелаб.
Что ж. Полуправда – лучше, чем полная ложь. Ларс действительно увлекается экстримом, но вот в Зону он идет совсем ради другой цели. Ни к чему настаивать: истина вылезет позже. Где-то в середине похода. А может, ближе к концу.
И, немного подумав, Максим сказал:
– Я согласен. Давай-ка обсудим кое-какие детали.
Ларс выложил на стол несколько листов бумаги:
– Мы раздобыли твои отчеты и составили по ним карты. Вот здесь, например, психиатрическая больница. Потом – река и мост…
Максим сложил из карты бумажный самолетик и запустил в окно.
– Можешь их выбросить. Смело. Зона постоянно меняется, никто не знает, что она нам подсунет и куда поведет. Правда, есть и незыблемые вещи. Это, к примеру, тоннель – некая связка между окраиной Зоны и ее глубиной, узкоколейка – уникальный двунаправленный вектор и радиоцентр – мощная постоянная аномалия. В нее легко войти, но трудно выйти. Неподготовленный человек может сидеть там годами.
– И не умрет?
– Разве что от естественных причин. Или от скуки. Еды там навалом, вода и электричество есть. Делать нечего – это да. Не, всегда можно с призраком поболтать, если кто умеет. Так что старые карты нам никак не помогут. Правда, был один интерактивный план, он показывал все изменения Зоны в реальном времени. Но я его выбросил прямо там. Не глядя.
– Зачем? – Ларс, несмотря на всю флегматичность, подскочил, словно из стула ему в мягкое место впилась пружина.
– Этим планом пользовался один очень нехороший человек. Он единственный знал, что находится в центре Зоны. Но он погиб. Я убил его. Я не хочу больше убивать и поэтому сделал так, чтобы карта не досталась другим нехорошим людям.
– Понимаю. Что еще?
– Ты «глухой»?
От удивления Ларс едва не подавился печеньем:
– Не понимаю… Я отлично слышу.
– Я не в том смысле, друг. У тебя нет никаких особых способностей: чтения мыслей или там лечения наложением рук, как у моей жены?
– А, нет! – засмеялся Ларс. – В этом смысле я совершенно глухой. Это важно?
– Еще как. Будешь защищать меня от призраков. Из-за них я не могу забираться в глубину Зоны. Если я вдруг начну вести себя неадекватно или вовсе упаду на пол, избей меня.
– Как это… избей?
– Очень просто. Надавай пощечин, дай в челюсть или приложи головой обо что-нибудь твердое. Это разорвет мою связь с призраком. Когда ты будешь готов?
– Хоть сегодня. Походный рюкзак ждет в гостинице. Только серьезного оружия у меня нет. Ружье в диппочте не провезешь.
– Что-нибудь придумаю, не переживай. Уходим завтра утром. Надо вернуться, пока Олеся не приехала. Узнает – вломит нам обоим. Мало не покажется. В шесть часов подходи ко мне домой. И вот что: обязательно захвати какую-нибудь фуфайку.
– Чего захватить?
– Ну, поддергай!
– Не понял…
Максим почесал голову:
– Свитер или кофту. Если мы окажемся в пещерах или в шахте, там прохладно. Можно околеть, а ни мне ни тебе воспаление легких ни к чему.
Ларс попрощался и положил на стол дерринджер и кобуру.
– Это подарок от меня, – норвежец достал из бумажника несколько европейских банкнот. – А это задаток и компенсация расходов. Остальное, сам понимаешь, получишь, как вернемся.
– Благодарю, – Максим взял пистолет, нажал на рычажок и откинул стволы вверх, потом защелкнул их обратно. – Ну, до завтра!
Ларс пожал ему руку и осторожно закрыл за собой дверь. Максим вымыл чашки и пошел собираться. Надо купить консервов и воды в бутылках, а заодно заскочить в оружейный магазин за патронами для дерринджера. Конечно, в лицензии записан только двадцатый калибр, но уговорить «глухих» продавцов продать то, что «не положено» – не проблема.
В семь утра, после кофе и яичницы, Максим достал из сейфа любимый ТОЗ-106 и патроны, и прошел к сараю. Там он перекинул через периметр лестницу, перебрался в Зону и помог спуститься Ларсу. Стояла утренняя прохлада, южная жара еще не окутала землю душным маревом. Пахло свежей травой и луговыми цветами, но к этому аромату примешивался сухой, жесткий запах старого, битого кирпича и раскрошившегося бетона. Запах тлена и разрухи.
– За мной! Здесь нам ничего не угрожает! – Максим помахал Ларсу, вошел внутрь цеха и открыл дверь диспетчерской. – Здесь мое логово. Схрон, если можно так сказать. Запасы для будущих походов. Можно и отдохнуть, если снаружи все достало.
Ларс сел на стул возле армейской металлической кровати. Постель была в полном беспорядке: одеяло скомкано, матрас сдвинут в сторону, на подушках осталась вмятина – отпечаток головы хозяина.
– Видно, что в армии ты не служил, – улыбнулся норвежец.
– Его превосходительство пиджак – слушатель военной кафедры. Офицер запаса, между прочим… Меня первая жена заставляла заправлять постель, как заправский сержант. Теперь я, конечно, разболтанный и ленивый, но кого это интересует? Лучше глянь сюда!
Максим с гордостью откинул крышку зеленого армейского ящика. Внутри валялись пистолет ТТ, три револьвера Нагана, укороченный автомат Калашникова и два карабина – СКС и Мосина. Последний Максим вручил Ларсу, приложив к оружию несколько обойм с патронами.
– Это тебе. Будешь отстреливаться, если что. Мне и ТОЗика хватит.
О заряженном дерринджере, лежавшем в прицепленной к ремню кобуре, Максим не упомянул.
– Может, лучше взять СКС или Калашникова?
– Хлам. Все это – хлам. Разве ты не читал в отчетах, что автоматическое и самозарядное оружие в Зоне стреляет не всегда? И угадать, когда оно откажет, почти невозможно. Один выстрел – и клин. Разбирай, выбивай гильзу… За это время тебя сожрут и не подавятся.
– Нам удалось получить не все материалы, – нахмурился Ларс. – Благодарю за информацию. Я этого действительно не знал. Почему так, не разбирался?
– Точно никто не может сказать. Возможно, все дело в потоке времени. Кое-где оно идет не так, как во внешнем мире и быстродвижущиеся, синхронизированные между собой детали не успевают отработать, как положено. Например, сначала должна вылететь гильза, а потом на ее место подается новый патрон. Но во время экспериментов получалось, что новый патрон начинает движение еще до выстрела. Это как минимум странно. Рукой же не получится двигать настолько быстро, как работает автомат, и механизм действует как надо. Но это лишь предположение.
Максим плюхнулся на кровать как был, прямо в камуфляже:
– Ну, посидим на дорожку – и вперед! Считай до десяти, Ларс!
Несколько секунд тишину нарушал только стук двух сердец. Одного – взволнованного, второго – спокойного. Спокойным был Максим – он точно знал: кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Ларс же нетерпеливо ерзал на стуле, ожидая встречи с тайнами Зоны. Думал ли он, о том, что может не вернуться? Кто знает?
Досчитав до десяти, Максим вскочил, подал знак Ларсу и направился к выходу. Норвежец следовал за ним, как привязанный. Максим покинул цех, пересек широкое, усыпанное васильками поле и вышел к пологому холму, у подножия которого темнело устье тоннеля. Где-то внутри эхом отдавалось журчание ручья. В лицо пахнуло свежестью. Зеленый склон холма резала надвое извилистая тропинка. Это что-то новое. Зона указывает путь?
– Через тоннель мы выйдем к узкоколейке, – заявил Максим. – Правда, сначала придется обойти поселок и заброшенные ракетные шахты. Но сегодня я хочу пойти поверху. Надеюсь, Ларс, тебя, как туриста это устроит.
Норвежец неуверенно посмотрел на тоннель, на вершину холма и на Максима. Ларс казался разочарованным: пока поход в Зону ничем не отличался от обычной прогулки по зеленым лужайкам.
– Ну, если ты так считаешь…
– Не я. Зона. Она чувствует нас, читает наши тайные помыслы и устремления. Мы выйдем туда, куда приведет нас подсознание. Это может оказаться неприятной штукой, но ведь ради этого мы здесь?
Ларс капитулировал:
– Ты – Проводник. Тебе виднее.
И Максим, изредка оглядываясь назад, зашагал по тропинке к вершине холма. Странная, неведомая радость разлилась в груди. На душе стало хорошо и даже весело. Что может случиться? Это там, за периметром, грызня, люди едят друг друга поедом, каждый стремится уничтожить, размазать своего ближнего по стене, втоптать его в грязь. Здесь же, в Зоне, все просто и понятно. Ты или выживешь, или нет. Третьего не дано.
От вида бесконечных изумрудных лугов по обеим сторонам от тропинки, Максим окончательно пришел в хорошее настроение и начал разглагольствовать:
– Вообще-то, надо, конечно, брать с собой Олесю – мою жену. Случись что, она подлечила бы наши раны. Остановить кровь ей раз плюнуть. Царапины заживают за день-другой – ее магические пассы действуют молниеносно. И даже если меня и тебя проткнут насквозь, она исцелит нас куда быстрее и лучше, чем в самой современной травматологии.
Ларс не ответил ничего. Он молчал, как партизан, и Максим остановился.
– Что-то не так? – холодок беспокойства пробежал по коже. – Что случилось?
Норвежец посмотрел на часы:
– Мы идем уже больше часа. Приличным шагом. Даже если предположить, что холм вытянут в ширину, мы давно должны спуститься с противоположной стороны.
– Ларс, друг! Это в реальном мире две параллельные дороги ведут в один город. В Зоне все не так. Мы ушли совсем в другую сторону от тоннеля. И куда нас приведет эта тропинка, я не знаю. Так что расслабься и получай удовольствие от великолепного пейзажа.
И Максим двинулся дальше, прислушиваясь к чириканию и щебетанью полевых птиц. Ему совсем не хотелось с ними встречаться: кто знает, какая угроза таится в образе безобидного жаворонка? Но, как выяснилось позже, опасаться надо было совсем не птах.
Понемногу становилось холоднее. Трава пожухла, кое-где на земле лежал легкий снег. Ветер из теплого, весеннего, стал ледяным и пронизывающим. Теперь он нес не аромат луговых цветов, а отчетливый запах гари. Ясное солнце скрылось за низкими, тяжелыми облаками. Стало темно, несмотря на разгар весеннего утра. Тропинка превратилась в грунтовую дорогу с четкими отпечатками танковых гусениц и колес тяжелых грузовиков. Справа потянулись развешанные на почерневших столбах провода телеграфной линии. Такие иногда можно увидеть на старых фотографиях.
Максим остановился, достал из рюкзака свитер и надел его под камуфляжную куртку. Ларс сделал то же самое.
– Что это? – спросил норвежец. – Где мы?
Максим зашагал вперед и вдруг остановился, пораженный внутренней тишиной.
– Я оглох, – тихо сказал он. – Мои способности исчезли. У меня так уже было – где-то генератор поля, питающего Зону. Или то, что мы еще не знаем.
Ларс озадаченно посмотрел на него:
– Что будем делать?
– Можем остаться здесь и умереть от голода и жажды. Надо идти вперед, другого выхода нет.
– А если повернуть назад?
– Это невозможно. Зона не даст нам вернуться. Кто знает, каким способом она это сделает?
– Я все же попробую, – Ларс развернулся и зашагал назад.
На горизонте, на фоне белесой дымки возникли темные точки. Они постепенно увеличивались, и через несколько минут Максим разглядел нескольких всадников, скачущих вдоль дороги. Очевидно, они заметили путников и пустили коней в галоп.
– Вот и ответ…
Максим бросился бежать, увлекая за собой Ларса. Поздно: всадники окружили их и остановились, преграждая путь. Щелкнули затворы винтовок.
Это была странная компания людей, разного возраста, одетых в самые разнообразные одежды: от новеньких пиджаков до пальто с заплатами на рукавах. Единственное, что их объединяло: винтовки и белые повязки на рукавах.
– Полицаи, – прошептал Ларс. – На повязках написано. Откуда?
Мрачный всадник – худой, с вытянутым лицом и остекленевшими глазами – очевидно, старший, бросил:
– Партизаны? Бандиты? Руки вверх, чтобы я их видел!
– А вы кто? – опрометчиво спросил Ларс.
– Молчать! Вопросы задаю я! Брындин, Федулин, обыскать! Шевельнутся – в расход!
Двое молодых парней, голубоглазый блондин и брюнет со следами раннего алкоголизма на лице, спешились и боязливо приблизились. Остальные подняли винтовки, держа пленников на прицеле. Первый – Брындин, забрал у Ларса карабин, Федулин снял с плеча Максима его любимый ТОЗик.
– Советская, дядя Миша! – сказал Брындин. – Точно партизаны. Или подпольщики.
– А это вообще диво невиданное, – Федулин вертел в руках ружье, так и не догадавшись разложить приклад.
– Аусвайс? Проверьте у этих аусвайс, да шевелитесь!
У Максима в кармане нашлась расческа и старый, еще прошлогодний леденец. У Ларса выудили запаянное в пластик водительское удостоверение.
– Тут что-то не по-нашему, дядь Миш!
– Дай-ка сюда!
Ларса прорвало. От волнения он начал говорить по-норвежски, не решаясь, впрочем, двинуться. Из пылкой речи гордого потомка викингов Максим не понял ни слова.
– Немец, что ли? – брови дяди Миши поползли вверх. – Похоже, похоже. Не, не то. И карточка непонятная. А, вот… Ларс Содем… Норге. Что такое норге?
– Норвегия. Он – Ларс Сёдем, я – Безымянный…
Максим полетел носом в землю – Федулин хватил его прикладом в спину. По счастью полицай попал в рюкзак – жесткий и прочный.
– Тебя никто не спрашивал, гнида краснопузая, – удовлетворенно сказал дядя Миша. – Что, малые? Придется их в Урупск тащить – тогда по девкам не успеем. Или в расход, и ни гу-гу?
– Двести марок, дядь Миш, – напомнил Брындин. – За немцами не заржавеет. А если норвег важный какой?
С минуту старший полицай размышлял. Наверное, он решал, что важнее – отдых с деревенскими потаскушками или двести марок в кармане.
– Поворачиваем, – наконец сказал дядя Миша. – А вдруг эта птица хозяйская? Тогда и поторгуемся. Сдадим Козлу, пусть он решает.
Ларса усадили к Федулину на лошадь. Максима сначала повели пешком, но потом заставили влезть на коня к маленькому красноносому полицаю.
– Ха! – дядя Миша пришпорил свою лошадь. – Вперед! Может, и по девкам успеем!
Остальные последовали его примеру: кони пошли рысью. Так, конечно, быстрее, чем на своих двоих, зато ноги и заднее место у Максима тут же онемели с непривычки. Все-таки на вездеходе лучше.
В город въехали спустя час торопливой езды. Отделенный от крутых холмов рекой, он раскинулся на заснеженной равнине черным неправильным многоугольником. Из труб одноэтажных деревянных домов курился дым: жители спасались от пронизывающего холода. Из сараев доносилось сдавленное хрюканье свиней и негромкое кудахтанье кур.
В центр заезжать не стали – кавалькада свернула с главной улицы к двухэтажному зданию на окраине. Если судить по барельефу в виде раскрытой книги прилепленной прямо на фасаде, это был дом культуры или библиотека.
На несколько минут Максима и Ларса оставили под присмотром Брындина и Федулина. Те завели разговор о деревенских девицах, изредка бросая на пленников ленивые взгляды. Улучив момент, Максим передал Ларсу не замеченную при обыске кобуру с дерринджером:
– Меня наверняка целиком обшмонают. К тебе, иностранцу, особое отношение. У нас всегда так.
– Молчать! – оборвал Брындин. – Ща пулю в лоб пущу и скажу, что бежать хотел!
Все произошло так, как предположил Максим. Ларса, не обыскивая, увели в здание. Может быть, на допрос, а может, и просто на дружескую беседу. У Максима проверили все карманы, но нашли только смятую американскую кепку и заряженный «сигнал охотника» – пластиковую трубку со «шпингалетом» и прикрученным сигнальным патроном.
– Это что за штука? – спросил Федулин. – Отвечай!
Он направил ракету на себя и оттянул «шпингалет».
– Осторожно! – крикнул Максим, но было поздно.
Раздался хлопок, и ослепительная красная звездочка ударила Федулина в лоб, сбив шапку, срикошетила и ушла в небо. Через несколько секунд она опустилась к земле и погасла.
Федулин взвыл и схватился за окровавленное лицо.
– Я тебя сейчас… – закричал он, передергивая затвор винтовки.
– Стоять! – раздался голос дяди Миши. Он подобрал «сигнал охотника» и положил в карман. – Сам дурак, Федулин. Нечего лапать что попало! Завтра Козел с краснопузого за твои страдания с лихвой спросит. Брындин, отведи его… к остальным.
Максима грубо втолкнули в подвал, набитый людьми. Он упал на кого-то, и узник испустил мучительный стон.
– Сюда! – сказал кто-то высоким, мальчишечьим голосом. – Здесь есть место. За что тебя взяли, дядя?
– Документов с собой не оказалось…
Тусклый свет сочился из зарешеченного окошка под потолком. Когда глаза привыкли к полумраку, Максим увидел, что в маленьком помещении на деревянных топчанах и на тряпье на полу лежат юные подростки – почти дети. Лет семнадцать-восемнадцать самому старшему. Их лица были опухшими и черными от побоев. Плечи и руки исполосованы плетью. Кто-то, пошевеливаясь, едва сдерживал крик боли, кто-то хрипел и кашлял, сплевывая кровь. У Максима на голове зашевелились волосы: что же здесь делают с несчастными детьми? Впрочем, ответ он знал и безо всяких особых способностей. Просто не верил в происходящее, гнал от себя чудовищную мысль.
– Какая сегодня дата? – торопливо спросил Максим, усаживаясь на холодный пол.
– Восьмое января, дядя!
– Год! Год какой?
– Ум от страха потерял? Сорок третий!
– Тысяча девятьсот?
Подросток на топчане напротив зашевелился и сел, придерживая распухшую руку.
– Ты откуда свалился, дядя? Ты кто?
– Неважно…
– Нет уж, отвечай. Вдруг ты подсадной?
Вместо ответа Максим показал год изготовления, отпечатанный на кепке и бирку на камуфляжной куртке.
– Вот оно как? – паренек поверил. Или сделал вид, что поверил. – Скажи мне, дядя мы победим?
– Нет, – честно ответил Максим. – Проиграем. Только не в этой войне. В следующей. Холодной. Советский Союз распадется на отдельные республики-страны.
– Не может быть! Не сочиняй, дядя!
– Подожди, Серега! – слабо сказал кто-то из угла. – А почему Советский Союз распадется?
Максим пожал плечами.
– Я точно не знаю. Историки спорят до хрипоты. Я думаю, все потому что одни и те же до старости у власти сидели, и все новое на корню рубили. Вот и отстали от Америки да Европы.
Все умолкли. Вокруг Максима словно образовалась пустота. И вдруг резкий, пронзительный девичий крик донесся откуда-то сверху, через потолок. Он умолк и тут же раздался снова, но уже приглушенно, словно несчастной заткнули рот.
– Козел старается, – сказал Серега. – И Будила.
– Кто такой этот козел?
– Козлов Вадим Павлович, начальник полиции. Будила этот – его прихвостень, палач.
У Максима по коже пробежали мурашки.
– И меня к нему? – прошептал он пересохшими губами.
– Раз ты здесь, другой дороги нет, – сказал Сергей. – Если ты не подсадной, конечно.
– Советского Союза не стало, когда я только-только пошел в школу, – Максим поднял голову. – Но я все равно советский человек. Им и останусь до самой смерти. Только бороться мне больше не за что. Счастливое будущее так и не наступило.
– Дурак ты, дядя, а не советский человек! – глаза Сергея гневно сверкнули. – Бороться всегда есть за что! Всегда…
Снова раздался отчаянный девичий крик. Максим вздрогнул и сжался.
– Девчонок сегодня терзают, – Сергей оставался спокойным, только сжал здоровую руку в кулак. – Завтра наш черед. Расписание у Козла такое. С хозяев берет пример.
– С немцев?
– С них самых.
Максим наморщил лоб, но так и не смог припомнить никакой подпольной организации, кроме «Молодой гвардии». Но это явно не они – этот Сергей не был похож на своего тезку Тюленина. Просто ради интереса Максим сел и начал всматриваться в лица, но никого хотя бы отдаленно знакомого не увидел. Общими между этими ребятами и «Молодой гвардией» были только возраст да методы допросов, которыми из них вытягивали показания. На ум пришла заметка из интернета. В ней писали, что раскрытых фашистами подпольных ячеек было много, но лишь об одной из них узнал весь мир. И то из-за романа Фадеева.
– Ты чего вынюхиваешь, дядя? – недовольно спросил Серега. – Придушим, и Козел не поможет.
– Душите, чего уж там, – Максим лениво махнул рукой. – Считайте меня подсадным или кем хотите. Я устал.
Подросток тут же сбавил тон:
– Мы не хотели тебя обидеть, дядя. Но ты тоже нас пойми. Не в игры ведь играем.
– На танцы вокруг елки непохоже, – вздохнул Максим. – Я, к стыду своему, историю плохо знаю. Не могу вспомнить, что у вас за отряд. Но лучше и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь…
Снова наверху закричала незнакомая девушка. Максим лег на кучу тряпья и долго смотрел в потемневшее окошко. Женские крики смолкли поздно вечером.
До полудня в подвал никто не приходил – казалось, о пленниках все забыли. Но когда солнечный луч пыльным столбом ударил сквозь окошко, Сергея увели на допрос. А чуть позже явились и за Максимом.
– Эй, ты, мошонец, на выход! – произнес голос Брындина. – Ща тебе шкуру полировать будут!
Максим поднялся и обвел глазами искалеченных ребят.
– Ну, не поминайте лихом.
– Держись, дядя. Мы с тобой. Даже несмотря на твои байки, – произнес паренек в углу, подмигнув единственным глазом. Вместо второго была сплошная рана.
Максим, ощущая спиной холодный ствол винтовки, поднялся по каменной лестнице на первый этаж. Брындин втолкнул его в просторное помещение со стенами, выкрашенными в ярко-голубой цвет. Жарко пылал камин, в его пламени калились нагретые докрасна железные щипцы, которые то и дело переворачивали двое полицаев. Судя по сваленным в кучу книгам, до войны здесь был читальный зал. Но сейчас вместо запаха типографской краски здесь стоял тошнотворный запах крови.
Максим увидел немца: в углу, за письменным столом сидел маленький тщедушный очкарик в серой форме с погонами зондерфюрера. Фашист усердно заполнял какой-то журнал и не обращал внимания на происходящее вокруг. Судя по унылому виду, немцу надоели бесконечные допросы, писанина и крики жертв.
У окна, на широком кожаном диване, расположился долговязый тип с острым желчным лицом и большими карими глазами, в которых застыло плохо скрываемое раздражение. Он курил длинную немецкую сигарету, выпуская из носа струи дыма. Максим понял, что это и есть Козел.
Посередине зала на деревянной лавке лицом вниз лежал Сергей. Его спина казалась залитой красными блестящими чернилами. Темные капли стекали на пол. Низенький, коренастый палач, гыкая, избивал узника плетью, скрученной из электрических проводов. Сергей мучительно стонал при каждом ударе: очевидно, страдания переполнили чашу его стойкости. Но говорить он отказывался.
– Хватит, Будила! – Козел указал на двустворчатую дверь в дальнем конце зала. – Туда его. И займемся нашим гостем. Может, чего и выжмем, пока хозяева инструкции не прислали.
Полицаи бросили щипцы, отвязали Сергея и оттащили его к противоположной стене. Будила схватил страдальца за здоровую руку, сунул пальцы в щель между створкой и косяком, и закрыл дверь. Сергей страшно закричал, обмяк, глаза его закатились, и он повис на руках у палачей. Краем глаза Максим увидел, как передернулось лицо немецкого зондерфюрера. Козел и Будила остались равнодушно-спокойными. Для них истязать людей было серой обыденностью. Максим же окаменел от ужаса.
Сергея оттащили от двери и вылили на голову ведро холодной воды. Он зашевелился, заохал, прижимая к груди изувеченную руку.
– Почему этот в одежде? – резко воскликнул Козел. – Снять!
Будила вытянул руки, похожие на ковши экскаватора.
– Опусти грабли! – тихо произнес Максим. – Я сам!
– Сам с усам! – хохотнул Будила, но отошел в сторону.
Максим разделся до пояса и бросил куртку, свитер и рубашку на пол. Майка полетела туда же.
– Я готов!
– Ты нам ничего сказать не хочешь? – прищурился Козел. – Будила утомился уже. Может, быть, краснопузый, ты не будешь нас водить за нос и поведаешь историю о друзьях-комсомольцах? Это ведь ты мутишь воду, да? Ради чего ты мальчишек подставил?
Козел вскочил и рявкнул во всю глотку:
– Куда шел? Кто твой командир? Где собираетесь? Отвечай!
Максим пожал плечами. Невероятное упрямство – обычная, с детства, реакция на крик, поднялось из груди и встало неодолимой преградой на пути разума и логики. В другое время Максим, может быть, попытался отговориться, убедить полицаев в своей непричастности к подполью, но сейчас ему хотелось послать уродов куда подальше – и будь что будет.
– Я даже не знаю, как местная организация называется, – остатки разума все же прорвались через барьер упорства. – А если б и знал, то вам не сказал бы. Идите вы в жопу, гитлеровские поползни!
Неожиданно Козел расхохотался так, что, зондерфюрер оторвался от бумаг и посмотрел на него с удивлением и одновременно сочувствием во взгляде.
– Гитлеровские поползни, – утирая слезы, повторил Козел. – Ты хоть знаешь, кто такой поползень, двоечник?
Наверное, начальник Усть-Урупской полиции до войны работал школьным учителем. Интересно, чему может научить детей человек, способный предать свою страну и народ? Таким «учителям» место разве что в кочегарах. И то для них это, пожалуй, слишком почетная должность. Но свое негодование Максим оставил при себе.
– Тебе-то какая разница, палач? – спокойно, стараясь не выдавать страха перед пытками, произнес он. – Я все равно ничего не скажу. Жги, кат!
– Вот, значит, как? Будила! Начинай!
Палач швырнул Максима на окровавленную скамью и взмахнул плетью. Спину ожгло огнем. Перед глазами поплыл красный туман. Сквозь мглу отчетливо проступило искаженное яростью лицо матери с резиновым шлангом в руках.
– Я тебе и твоему братцу говорила не брать конфеты, тварина? Говорила. Они только для меня! Вы своими погаными руками не имеете права их касаться!
Она избивала Максима до синяков, до кровавых полос на спине.
– И только попробуй мне завыть, урод! Еще получишь!
Все наказания маленький Максим переносил без криков и слез. И сейчас, в руках опытного палача, он не испустил ни единого стона или вздоха. На пятнадцатом ударе его пришлось отливать водой.
– Внушает, – пробурчал Будила и повернулся к Козлу. – Дальше?
Два полицая потащили Максима к двери. Будила просунул пальцы его левой руки между створкой и косяком, но закрыть не успел. Палача остановил повелительный окрик на немецком и русском:
– Хальт! Стоп! Освободить!
Будила, повинуясь приказу, отпустил Максима. Он выдернул руку из дверной щели и повернулся, держась за второго полицая.
Козел вскочил со своего дивана и, изогнувшись вопросительным знаком, подобострастно ел глазами широкоплечего офицера в серой эсэсовской форме. Гауптштурмфюрер – Максим определил это по нашивке на воротнике – обвел взглядом зал и сказал на хорошем русском языке:
– Благодарю вас, полицмейстер, что поставили в известность мое ведомство. Но это, – он ткнул пальцем в Максима, – слишком. Еще немного и вы лишились бы премии в тысячу рейхсмарок. Думаете, от калеки больше пользы, чем от здорового… гм… гостя?
– Я надеялся преподнести вам сюрприз, – залебезил Козел. – Хотел развязать нашему пленнику язык. Но он молчит, как… подпольщик.
– Ценю ваше рвение. Но иногда распоряжения начальства надо выполнять буквально. Понимаете меня?
– Понимаю, герр…
– Гауптшурмфюрер Хаук, – эсэсовец указал на Максима и коротко, по-вороньи, рявкнул: – Вэк!
Два немецких солдата под руки вывели Максима из пыточной, оттащили на второй этаж, в большую комнату, переоборудованную под казарму и бросили лицом вниз на армейскую кровать. Откуда-то появился врач. Цокая языком, он промыл раны и смазал их мазью. Максим вытерпел боль, не издав ни звука.
Потом вошел Хаук и несколько минут беседовал с врачом по-немецки. Доктор говорил, что больному лучше побыть в покое как минимум сутки, пока раны не подсохнут и не покроются коркой. Гауптштурмфюрер возражал: русские наступают и вот-вот возьмут город. Нужно торопиться.
– Зер гут, зер гут! – прошептал Максим и добавил по-немецки: – Город освободят двадцать третьего января. Сегодня девятое. Время есть.
– Вы знаете язык Гёте и Шиллера? – восхитился Хаук. – Так и думал, что вы – цивилизованный человек!
– Маме спасибо. Отправила меня пинком на курсы немецкого и английского языков. А я – прилежный ученик… попробовал бы я быть лентяем. Мне бы Будила показался ласковым и безобидным как щеночек.
– Давайте не будем об этих варварах внизу. Отдыхайте, вы теперь наш гость, Максим Безымянный. Я распорядился отменить допросы, пока вы здесь. Вас никто не побеспокоит.
Очевидно, гауптштурмфюрер узнал имена пленников из разговора с Ларсом. Но сейчас это не имело никакого значения.
Хаук подтолкнул доктора к двери и направился вслед за ним.
– Аненербе? – спросил Максим ему в спину.
Эсэсовец вздрогнул и остановился.
– Да. У вас там… об этом знают? – Хаук достал из кармана кварцевые часы Максима. – Я сразу догадался, откуда вы и помчался сюда, пока вас не изуродовали. Хорошо, что я оказался рядом.
Хаук развернулся и хлопнул дверью. Из коридора донесся щелчок затвора автомата… вернее, пистолета-пулемета часового.
Целый день и еще ночь Максима никто не беспокоил. Полуголый он валялся на животе и смотрел в окно на проплывающие по небу облака и думал, увидит ли он еще раз свой любимый ТОЗ-106, а под утро даже забылся тяжелым сном. Разбудил его Хаук. Эсэсовец бросил на постель по-немецки аккуратно сложенную одежду Максима.
– Как спина? Ты сможешь все это надеть? – с притворным сочувствием спросил Хаук.
– Смогу, – не колеблясь сказал Максим. Будет он показывать свою слабость перед фрицем!
– Давай без геройства. Рейх заботится о своих друзьях, верно?
– Яволь, – пробурчал Максим.
Не морщась, он надел майку, рубашку и свитер – вполне терпимо. Хаук подал куртку и вытолкнул пленника в коридор. Там скучал солдат – дюжий фашист, вернее, роттенфюрер с автоматом. Вслед за ним Максим спустился вниз и вышел на улицу.
Снаружи ждал бронетранспортер – открытая сверху тяжелая полугусеничная машина с пулеметом на крыше. Через заднюю дверь Максим забрался внутрь и лицом к лицу столкнулся с Ларсом.
– Ты живой? – радостно воскликнул норвежец.
– На ногах стою. С трудом, правда. Об этом потом.
Хаук сел вперед, к водителю. Незнакомый роттенфюрер занял место в кормовой части машины. Ленивый вид охранника только казался таким: на самом деле ничто не могло укрыться от его стальных глаз. Не стоило пытаться бежать: любые поползновения освободиться он готов был пресечь, нажав на спусковой крючок автомата. Но Максима занимал не фашист. Он поедал взглядом свой ТОЗик и патронташ в углу десантного отделения. Там же валялся карабин Ларса, и оба набитых припасами рюкзака.
Водитель нажал на кнопку стартера. Бронетранспортер заскрежетал, потом загудел на высоких тонах и покатил, вернее, поплыл вперед, покачиваясь на кочках и выбоинах, точно на пологих волнах. Звук мотора напомнил звук старого грузовика ГАЗ.
Бронетранспортер проехал два квартала и повернул на широкую мостовую: под снегом угадывались уложенные рядами булыжники. Минута езды – и улица закончилась. Зато прямо перед носом появился блокпост. Патрульные полицаи отдали честь начальству.
Наконец машина вырвалась на свободу: далеко вперед, через ровную, гладкую степь протянулась темная лента шоссе. Водитель прибавил газу.
Вдруг к уже привычному гудению двигателя примешалось назойливое жужжание, словно где-то над горизонтом кружил гигантский шмель. Над горизонтом появились две едва заметных точки. Жужжание понемногу нарастало, и точки превратились в маленькие черточки. Несколько секунд все напряженно ждали, но когда самолеты разделились для атаки, все стало ясно. Максим высунулся через борт и узнал силуэты истребителей Як.
Ларс тут же сдернул его обратно: роттенфюрер угрожающе повел стволом автомата. Хаук выкрикнул: «Флигеаларм!» – подпрыгнул и вывалился через верх. Водитель заглушил мотор и последовал его примеру.
Только роттенфюрер показал чудеса храбрости: он бросился к пулеметной установке, оттянул рукоятку перезарядки и принялся поливать советские самолеты огнем.
Первый краснозвездный истребитель атаковал Хаука и водителя, что есть силы удиравших по мерзлой земле, присыпанной тонким слоем снега. На белом покрывале оба немца казались черными тараканами на полу, над которыми хозяин квартиры занес смертоносный тапок. Затрещала очередь, и Хаук с водителем исчезли в вихре, поднятом разрывами снарядов.
Ведомый атаковал бронетранспортер с кормы, из мертвой зоны пулемета. Роттенфюрер отчаянно ругался по-немецки, но сделать ничего не мог. Опытный летчик не стрелял, желая наверняка поразить цель. Вот уже видно белый с черный полосой обтекатель винта, полупрозрачный диск мелькающих лопастей…
Мотор-пушка блеснула пламенем всего два раза и умолкла, но пулемет сработал исправно. По броне прогремела очередь крупнокалиберных пуль. Брань роттенфюрера оборвалась – безголовый, он упал на борт и повис, содрогаясь в конвульсиях. Ларс с отвращением на лице схватил мертвеца за ноги и вытолкал наружу.
На новую атаку истребители заходить не стали: очевидно, они израсходовали весь боезапас. «Круг почета» – и вскоре гул моторов растаял в холодном зимнем воздухе. Стало тихо, только ветер шуршал по земле, сдувая с нее сухой снег.
Открылась кормовая дверь, и в проеме появился уцелевший Хаук с пистолетом в руке:
– Несчастный Фридрих! – сказал он по-немецки. – Прошу извинить: один я с вами двумя не справлюсь. Придется вас расстрелять. Ничего, и рюкзаков хватит – там много интересного. Выходите! Шнель, шнель!
Раздался резкий хлопок, и у Хаука под левым глазом появилась кровавая дыра. Эсэсовец рухнул навзничь. Тело с противным шлепком свалилось на шоссе.
Ларс протянул Максиму дерринджер:
– В современных куртках полно потайных карманов. Все не обыщешь! Это тебе не фельдблузе тридцать шестого года, где портсигар положить некуда.
– Ладно, – Максим высунулся из-за брони, посмотрел на мертвого Хаука и содрогнулся. – Прямо в лицо… Я бы так не смог.
Ларса эти слова привели в ярость. Холодную, нордическую, но оттого не менее страшную ярость:
– Не смог бы? А вот мой прадед смог! У него рука не дрогнула, когда он отправил два тяжелых снаряда прямо в борт немецкого крейсера! А ведь там были люди! Их разорвало на клочки! Да! На клочки!
На «оглохшего» Максима неожиданный гнев норвежца не произвел никакого впечатления. Он оглядел побоище вокруг бронетранспортера и спокойно сказал:
– Нечего здесь сидеть. Надо выбираться. Идем.
Ларс окончательно успокоился. Он перевел дух и с улыбкой сказал:
– Зачем идти? Можем доехать. С комфортом! Топлива почти полные баки!
– Ты умеешь этим управлять?
– Есть такое слово: Бовингтон…
– Самый знаменитый танковый музей. Тогда разворачивай эту штуку обратно в город! Поедем выручать подпольщиков.
Ларс покрутил пальцем у виска:
– Ты совсем двинулся? Нас тут же шлепнут! Там же логово!
– Лучше пусть шлепнут, чем я позволю нелюдям издеваться над пацанами и девчонками. Как хочешь. Можешь ехать, куда захочешь. Я пойду один.
– У меня и в мыслях не было тебя бросить. Но не можем же мы одни справиться с целой ротой фашистов! А может, их там батальон?
Максим вновь посмотрел на труп Хаука, на этот раз задумчиво:
– Он примерно такой же комплекции, как и ты. Переодевайся! И поехали, пока на дороге еще кто-нибудь не объявился.
Ларс, дрожа от холода, натянул на себя брюки и китель Хаука. Максим накинул шинель, снятую с труппенфюрера и добежал до тела водителя. Несчастного немца порвало пополам снарядом авиационной пушки. Ноги валялись отдельно от развороченного торса. Не было никакого смысла снимать изодранную, иссеченную осколками одежду. Правда, в кармане у него нашелся серебряный портсигар с эмблемой «Аненербе» – мечом и рунами.
Параллельно с переодеванием Ларс подсчитал трофейные стволы: их, кроме карабина Мосина и ТОЗ-106, оказалось три: «Парабеллум» водителя, автомат охранника и компактный «Вальтер ППК» с золотой дарственной надписью «Камраду Хауку за заслуги перед Рейхом и СС». Его Максим с молчаливого согласия Ларса забрал себе вместе с кобурой и запасными магазинами. Правда, все равно он остался недоволен:
– Проку от самозарядного оружия в Зоне? – досада прорвалась сквозь нервное напряжение стариковским бурчанием. – Лучше бы у Хаука был с собой Рейхсревольвер. Хорошо хоть «Вальтер» попался девятимиллиметровый, а не семь шестьдесят пять, а то и патронов не достанешь. Не США.
– Помоги мне лучше, чем трепаться, – Ларс взял под мышки раздетого гауптштурмфюрера. – Бери за ноги. Отнесем подальше и присыплем снежком, чтобы сразу не нашли.
Трупы забросали снегом в яме в сотне метров от дороги.
– Ты умеешь стрелять из вон той штуки? – Ларс указал на пулемет на крыше бронетранспортера.
– Откуда? У нас Бовингтона нет.
– Тогда даю инструкцию. Все просто. Приклад к плечу, палец на спуск – и вперед. В случае осечки дергаешь за ручку. Патронов, думаю, нам хватит для нашей с тобой трудной и опасной миссии.
Ларс явно издевался, но Максим не обратил на это внимания. Он схватил свой ТОЗик, проверил, перезарядил и закинул за спину, не обращая внимания на боль. Потом встал за пулемет и сказал:
– Я готов!
Ларс сел на место водителя, запустил мотор и дернул Максима за штанину:
– Потом! Пока спускайся ко мне!
Максим занял кресло командира. Ларс развернул бронетранспортер и повел машину в город.
В бывшем доме культуры – сейчас полицейском управлении, было пусто. В подвале, за открытыми дверями, стояла зловещая тишина. Только кровь на полу говорила о том, что совсем недавно здесь томились узники. На полу, под топчаном валялась листовка. Максим подобрал ее и прочитал на обороте: «Нас уводят на расстрел. Прощайте, товарищи! Помните мстителей Кубани!» Вот, значит, как называлось местное подполье.
На первом этаже, в коридоре, дремал старый знакомый – полицай Брындин. Максим потянул из его рук винтовку. Брындин вскочил. Ларс прижал ствол пистолета к его виску.
– Брось ружье! Мозги вышибу!
Полицай повиновался. Винтовка упала на пол.
– Где подпольщики? Ну! – заорал Максим.
– Расстреливать повели…
– Куда, идиот? Место!
– На реку. На обрыв. Меня здесь оставили, на посту.
– Поехали. Сам покажешь. Встать, пока башку не прострелил!
В бронетранспортере Максим достал из рюкзака наручники. Ларс даже раскрыл рот от удивления:
– Сколько всего интересного можно найти в твоей корзинке…
– Это полицейский образец. В УВД стащил вместе с ключами, – оборвал его Максим, пристегнув Брындина к поручню внутри десантного отделения. – Мне еще и не то можно. Вперед!
Перепуганный Брындин показал самую короткую дорогу. Экзекуция, судя по всему, только началась. На высоком берегу узкой горной реки два десятка полицаев глумились над обреченными на смерть подпольщиками. Садисты растягивали удовольствие – с гиканьем они медленно теснили парней и девушек к обрыву, то и дело стреляя им под ноги. Возглавлял казнь лично начальник полиции Козлов.
Увидев немецкий бронетранспортер, полицаи вытянулись по стойке «смирно». Максим встал к пулемету, нажал на спуск, и над головами палачей веером прошла очередь.
– Бросить оружие! Не то я вас быстро вымету!
Ему не хотелось убивать полицаев. Не из жалости, нет – просто никто не знает, к каким изменениям в будущем приведут лишние жертвы. Но время рассудило иначе.
Стоило полицейским опустить стволы винтовок, подпольщики набросились на своих мучителей. Искалеченные, избитые парни и девушки, что есть силы, били палачей камнями, палками и прикладами их собственных винтовок. Побоище длилось всего пять минут, но после него от полицаев остались неподвижные тела с разбитыми головами и расплющенными, размозженными руками и ногами. Козлова убили последним: ему перерезали горло чьим-то штык-ножом, и начальник полиции, хрипя и булькая, катался по земле, держась руками за шею. Милосердный выстрел в затылок прервал его муки.
– Бегите! – закричал Максим, открыв заднюю дверь. – Разбегайтесь, прячьтесь! Двадцать восьмого января Красная армия возьмет город!
Парнишке с выколотым глазом Максим отдал автомат роттенфюрера. Юной девчушке с черным от побоев лицом – винтовку Брындина.
– Может, вас довезти куда? – спросил он.
– Нет! Поодиночке у нас больше шансов спрятаться! С вашей бронированной дурой нас наверняка найдут!
– Тогда… постараемся отвлечь от вас немцев. Если кого-нибудь встретим.
– Спасибо. А мы думали, ты предатель! А ты – герой! – воскликнул подпольщик. – Герой! Иван меня зовут! Иван Забелин, запомни, если что! Кличка – Зяба!
Больше не имело смысла здесь оставаться. Ларс помахал освобожденным подпольщикам через передний смотровой люк и повел бронетранспортер по разбитой грунтовой дороге в обход города. Пока все было тихо, видимо, еще никто не узнал, что произошло на обрывистом берегу реки.
К железной дороге приближаться не стали: там, скорее всего, сновали немецкие патрули. Не стоит лишний раз светиться. Вместо этого Ларс обогнул излучину реки и махнул прямиком через поле. Полугусеничная машина легко шла по незасеянной пашне. И тут Максим вспомнил о Брындине.
Полицай, ни жив ни мертв, скорчился на скамейке для десанта. Его трясло, по щекам лились крупные слезы. Очевидно, он видел расправу над своими подельниками.
– Стой! – крикнул Максим, обращаясь к Ларсу. – Этого куда?
– В расход?
– Не надо, нет, прошу вас, прошу, нет! – Брындин закрыл лицо руками и зарыдал.
Максим разомкнул наручники:
– Мы, конечно, должны были бы тебя убить. Но вот беда: мы же хорошие. У нас манная каша по подбородку течет. Ларс, ты свою порцию каши уже съел?
– Не смешно, – ответил норвежец, останавливая бронетранспортер.
Максим открыл заднюю дверь и пинком вышвырнул Брындина из машины.
– Беги, враг, пока я не передумал!
– Я ничего никому не скажу! – заорал Брындин и побежал в сторону города, то и дело спотыкаясь о мерзлые комья земли. – Обещаю!
– Да хоть всем разболтай! – крикнул Максим ему вдогонку. – В психушке лучше, чем в НКВД!
Ларс пересек поле и вывел бронетранспортер на старую дорогу, выложенную бетонными плитами. В щелях между ними зеленела молодая трава. Вечерняя прохлада еще не успела рассеять дневную жару, несмотря на то, что оранжево-красное солнце опустилось к горизонту.
– Ну и пекло, – Ларс, не отрываясь от управления, то и дело вытирал лицо ладонью. – Жарковато для января.
– А для мая в самый раз! – Максим хлопнул норвежца по плечу. – Мы выбрались! Выбрались обратно в свое время! В наш мир! В Зону!
Ларс нажал на тормоз:
– Выбрались? – голос его зазвенел от радости. – Значит, мы можем идти дальше?
Что-то щелкнуло в голове Максима. Он снова почувствовал едва уловимый успокаивающий гул – сигнал мироздания о том, что все в порядке, беспокоиться не о чем.
– Есть! Я снова слышу! Жаль, я так и не узнал, что меня оглушило. И что выбросило нас в сорок третий год. Одно могу сказать точно: это произошло, когда мы повернули назад. Больше так делать нельзя.
Теперь, когда напряжение последних двух дней спало, Максим ощутил, насколько он голоден. Располосованная палачом спина сильно болела, но это можно было перетерпеть. Вот голод терзал внутренности, словно разъяренный тигр. Но еще больше Максиму хотелось спать.
– Чего встал? – воскликнул он. – Гони, да быстрее! Надо найти ночлег – не знаю, безопасно ли оставаться в машине, когда стемнеет.
Бронетранспортер въехал в маленький брошенный поселок, когда солнце уже зашло. Максим сразу указал на единственное двухэтажное здание с вывеской «Гостиница «Минск». Почему и кто выбрал такое название, так и осталось загадкой.
В фойе царил полный разгром. Разодранные, безногие стулья валялись на полу. Стойка администратора покосилась и давно бы рухнула, если бы не опиралась на исцарапанный письменный стол. Единственными целыми предметами были добротный кожаный диван для посетителей да советский автомат «Морской бой», установленный в полукруглой выемке в стене.
Но сейчас Максиму было не до игр. Он включил фонарь и, подключив «особые способности», быстро нашел двухместный номер с уцелевшими кроватями и шкафами. Ларс на всякий случай включил фонарь и обшарил помещение лучом:
– Вроде никого. Даже тараканов нет.
Максим одобрительно поднял палец вверх: лучше перестраховаться, чем получить в лицо заряд дроби или, того хуже, отправиться на обед твари вроде гигантской бабочки. Ларс кивнул в ответ, вошел в номер и бросил на кровать оба рюкзака. Максим захлопнул дверь, закрыл ее на два оборота замка и по привычке щелкнул выключателем. Вспыхнул свет. Ларс изумленно вытаращился и заморгал глазами.
– А что здесь такого? – непонимающе спросил Максим. – Это же Зона! Здесь работает то, что не должно работать и не работает то, что должно работать.
Он впервые с начала похода раскрыл рюкзак и поразился педантизму немцев. Под застежкой лежал листок с точным перечнем предметов и подписью гауптшарфюрера Хаука. Все вещи лежали точно в том порядке, в котором они были уложены перед выходом в Зону. Полицаи же, видимо, не рискнули лезть в рюкзак после конфуза с сигналом охотника.
Ларс достал две банки консервов и открыл их, потянув за металлическое «ушко». Максим за минуту расправился с рыбой в масле, закусывая булочками из собственных запасов. Ему показалось мало, и он достал «Завтрак туриста».
– Тебя что, не кормили? – озадаченно спросил Ларс.
– Ну ты и наивняк! Конечно, нет! Я же русский! Зачем на меня переводить дефицитные продукты? Это ты – иностранец, важная шишка!
– Я не понимаю, как чужие могут быть важнее своих, – пожал плечами Ларс и протянул еще одну банку. – Консервированные ананасы.
– Хорошо хоть не сюрстремминг, – съехидничал Максим.
Ларс фыркнул, как недовольный енот:
– Это к шведам. А я – норвежец. Есть разница.
Максим съел ровно половину ананасов – после голодания нельзя набивать желудок. Сразу стало сыто, жарко и уютно. Веки потяжелели, мысли начали путаться и сбиваться. Максим сбросил ботинки и куртку, вытащил из бельевого шкафа подушки и одеяла, и рухнул на гостиничную кровать. Лежать на спине было больно. Лишь на боку удалось найти положение, в котором сон оказался сильнее страданий.
– До скольких будем спать? – Ларс поднес часы к глазам. – Надо поставить будильник.
– До победного. Все равно мы уйдем из гостиницы лишь через день.
– До обеда… Откуда ты знаешь, когда мы уйдем?
– Пожалуйста, не выключай свет, друг Ларс, – попросил Максим вместо ответа. – Это критически важно.
Норвежец не успел ничего сказать. В дверь кто-то постучал: требовательно, настойчиво.
– Эй вы, постояльцы! – крикливый голос принадлежал женщине средних лет. – Вы только заселились? Почему я не знаю? Кто вас пустил? Откройте немедленно или я милицию вызову!
Ларс поднялся, и поплелся было к двери, но Максим в ужасе остановил его:
– Стой! Ты с ума сошел? К нам ломится черт-те что и сбоку бантик, а ты хочешь его впустить? В Зоне нельзя открывать дверь, даже если будут умолять спасти и кричать «умираю»!
– Призраки?
– Нет, это что-то серьезнее и страшнее. Замонстрячка какая-то. Призраков ты бы не услышал.
– А если он вынесет дверь?
– Тогда будем действовать по обстановке. Но я думаю, он не сможет.
– Почему это?
– Ему запрещено. Только не надо спрашивать меня, кем запрещено и откуда я это знаю. Я сам не знаю, откуда я знаю… тьфу на тебя, Ларс. Давай дрыхнуть уже.
Неизвестное существо за дверью продолжало бесноваться. Оно стучало, кричало и грозилось, что вызовет или сотрудников КГБ, или санитаров из психбольницы. Максим накрыл голову подушкой и то ли уснул, то ли потерял сознание.
– Вставай, лежебока! – голос Ларса донесся откуда-то издалека. – Обедать пора!
Максим потянулся, и тут же израненная спина отозвалась такой резкой болью, что он едва сдержал крик. От Ларса это не укрылось.
– Что у тебя там? Ушибся? Дай посмотрю. Раздевайся!
– Не стоит. Переживу…
Ларс сел на край кровати:
– Хватит геройствовать. Ты мне живой нужен. Я ведь не дойду один.
Максим стянул свитер и, не морщась, отодрал присохшую к ранам футболку.
– У тебя спина как подушка. Сплошное воспаление. Живого места нет. И ты это терпел? – видавший виды Ларс не смог скрыть потрясение. – Да ты… настоящий партизан! Это тебя немцы так отделали?
– Нет, русские. Полицаи, – Максим встал, сунул ноги в ботинки, положил в карман двуствольный пистолет и направился к двери.
– Ты куда?
– За лекарством. Я сейчас вернусь.
– А эта, как вы там говорите… замонстрячка?
– Она только ночью выползает. И или выпрыгивает. Не знаю, в общем, что она делает, но дневного света боится как огня.
Максим хлопнул дверью и выскочил на улицу. Полугусеничный бронетранспортер так и стоял у входа – высокий, длиннорылый, с широко расставленными передними колесами. Грозный, со зловещими черными крестами по бортам. Беспощадный, готовый убивать, давить и крушить. Максим хлопнул машину по горячей броне и побежал через дорогу – к густым зарослям крапивы вдоль почерневшего деревянного забора.
На горизонте появилась фиолетовая, тяжелая туча. Она медленно затягивала небо. Вдали то и дело сверкали вспышки зарниц. Надо торопиться.
Сочные зеленые стебли обжигали руки до волдырей, но эти страдания казалась мелочью по сравнению с острой, рвущей болью в спине. Максим нарвал целый пучок крапивы и опрометью бросился в гостиницу.
По пути он заскочил в пищеблок и стащил оттуда пару толстых рукавиц. Ему самому плевать на волдыри, а вот о Ларсе нужно заботиться. Все-таки он иностранец. Нежный, пусть и нордический.
Максим, нигде больше не задерживаясь, вернулся в номер. Ларс не находил себе места. Он измерял шагами помещение и, если бы курил, смолил бы одну сигарету за другой.
– Нашел, что надо? – синие, как льдинки, глаза норвежца радостно вспыхнули.
Вместо ответа Максим протянул ему рукавицы:
– Надень обе. Не то руку сожжешь.
Ларс нацепил толстые варежки. Максим вручил ему пучок крапивы и лег на живот:
– А теперь хлещи меня по спине. Прямо по ранам. Бей, пока спина не превратится в один большой волдырь.
– Это что еще за садомазо? – озадаченно спросил Ларс. – Ты умом не тронулся, друг Максим?
– Делай, что говорю. В этой крапиве полно обеззараживающих и заживляющих веществ. Олеся выжимает из нее сок, плюс еще руками лечит, но раз моей супруги здесь нет, придется обойтись простыми методами. Это… неприятно, зато эффективно.
– Ну, смотри. Ты сам сказал.
И Ларс начал хлестать. Сильно, больно и безжалостно – почти так же, как полицаи. Максим лежал спокойно, только тело его, само по себе, слегка вздрагивало при каждом ударе. Он же разглядывал тени на подушке и думал о том, что надо бы найти существо, которое ломилось в дверь прошлой ночью. Кто знает, на что оно способно?
Наконец Ларс остановился.
– Там бить больше некуда. Да и от крапивы – мочалка одна осталась.
– Ты можешь выжать сок мне на спину?
Прохладные капли оросили пылающую, израненную кожу. Боль жгучая, резкая, понемногу утихла. Максим вытянул руки перед собой и задремал.
Его разбудил Ларс:
– Вот это эффект! Воспаление стихло. Рубцы… раны, конечно, еще долго лечить придется. Есть будешь?
– Что-нибудь по мелочи, – Максим выжал остатки крапивы на футболку и натянул ее через голову. – Поедим и пойдем, поищем замонстрячку. Не то следующую ночь мы можем не пережить.
И Максим достал из рюкзака патрон аммонита, детонатор и огнепроводный шнур. Ларс выразительно наклонил голову и почесал затылок:
– Ты не перестаешь меня удивлять. У тебя атомная бомба в рюкзаке случайно не завалялась?
– Чего нет, того нет. Зато у меня теперь есть два бронетранспортера.
– Два?!
– Один – тягач МТЛБ, мне достался в одном из прошлых походов. Стоит в заброшенном ангаре. Только что мне с ним делать, я не знаю. Топлива жрет много, водить я его не умею. Использую как схрон и убежище.
Ларс схватил Максима за руку:
– Слушай, может нам свалить отсюда? Уехать прямо сейчас?
За окном полоснула молния, стекла задрожали от громового удара.
– Вот и ответ. Идем!
Максим нацепил на плечо ружье, сунул патрон аммонита за пояс и вышел в коридор. Ларс взял карабин наперевес, дослал патрон в патронник и последовал за ним.
Сначала Максим исследовал подвал – обычно монстры прячутся именно там. На этот раз он ошибся: ни в маленьком бомбоубежище, ни в просторном тире никого не было – только повсюду валялись старые бумажные мишени, противогазы и, почему-то, разбитые телефоны. Старые, с диском и трубкой на скрученном в спираль проводе. Зато под потолком горели лампы дневного света. Ясно, что неведомое существо сюда не сможет зайти даже ночью.
На первом этаже, в номерах, тоже было пусто. Максим поднялся на второй этаж и открыл двустворчатую дверь с табличкой «актовый зал».
Посередине широкого помещения с высоким потолком, прямо под огромной хрустальной люстрой, дремало существо, силуэтом напоминающее не то лягушку, не то жабу. Вместо передних лап у нее были вполне человеческие руки. Глаз же, даже их подобия, Максим так и не разглядел.
Стены украшали барельефы в форме человеческих фигур. Но когда зрение адаптировалось к сумраку, Максим увидел, что это не барельефы, а трупы – отлично сохранившиеся человеческие тела, чем-то приклеенные к стене. Вот повариха в белом колпаке, вот администратор – начинающая седеть женщина в канареечно-желтом платье. Вот сантехник в комбинезоне сжимает в руке разводной ключ. А вот то ли бухгалтер, то ли директор – круглолицый, в костюме, с блестящей авторучкой в кармане… Судя по количеству тел, в помещении должна была стоять невыносимая вонь, но вместо нее приятно пахло фиалками и ландышами.
Ларс положил карабин на пол, достал компактный фотоаппарат и поднял его к глазам. Что он собирается делать? И зачем?
Вспышка, очевидно, причинила чудовищу боль. «Лягушка» вздрогнула и прыгнула далеко вперед. Ее полупрозрачный язык-щупальце обвился вокруг могучей шеи норвежца.
Ларс осторожно положил фотоаппарат на пол, схватил карабин и прицелился в Максима. Грохнул выстрел. Чудовище, видимо, еще не освоилось с новой жертвой. Пуля ударила в паркетный пол, выбив несколько щепок. Ларс кое-как щелкнул затвором.
Максим прыгнул в сторону, уходя от выстрела, сорвал с плеча ружье и грохнул в монстра. Пуля со шлепком ударила в его тело. Оно заколыхалось, словно в желе и тут же снова стало неподвижным.
Тогда Максим прицелился в морду чудовища – туда, откуда из зеленой беззубой пасти свешивалась полупрозрачная бахрома, и выстрелил снова. Пуля оборвала щупальце. Монстр отпрыгнул назад – пальба явно его нервировала.
Ларс захрипел, срывая с шеи полупрозрачные, словно стеклянные, нити и пополз в коридор. А от стены отклеилась и шагнула вперед человеческая фигура – кажется, тот самый сантехник с ключом в руке. Монстр решал свои проблемы за счет своих жертв.
Максим втолкнул норвежца в коридор, бросил ему фотоаппарат и карабин, и развернулся, подняв ружье. Вовремя! Сантехник размахнулся ключом, и напоролся на третий выстрел, который снес ему полчерепа. «Лягушка», получив отпор, вновь отпрыгнула назад.
Максим выхватил патрон аммонита, зажег огнепроводный шнур, швырнул заряд в актовый зал и захлопнул массивную дверь. Взрыв вынес ее вместе с петлями. Она с грохотом упала у самых ног.
Чудовище уцелело. Оно прыгало по всему залу, пытаясь уйти от солнечных лучей, пробивающихся сквозь дыры в боковой стене. А потом она обвалилась, и весь актовый зал залило ярким светом. Шкура на «лягушке» потемнела, стала коричневой и сморщилась. Монстр выпрыгнул в пролом. Раздался шлепок о землю. В нос ударил резкий запах фиалок.
Ларс окончательно пришел в себя.
– Голова болит, – пожаловался он и тут спросил: – Почему ты не убежал сразу? Зачем ты спасал фотоаппарат?
Максим покрутил пальцем у виска:
– Он бы сломался от взрыва. Штука нежная и дорогая.
Ларс вышел из себя, несмотря на свой нордический, выдержанный характер:
– Но не дороже жизни! – прохрипел он, растирая красные полосы на шее.
– Жизнь – штука бесплатная. Она не стоит ни гроша, – с полной уверенностью в сказанном заявил Максим. – А за фотик деньги уплачены, и немалые.
– Теперь я понимаю, почему у вас люди хватаются за свои сумки, прежде чем выпрыгнуть из горящего самолета. Вернее, не понимаю. Загадочная русская душа.
Максим только махнул рукой. Он перезарядил ТОЗик, подошел к пролому и выглянул наружу. Монстр валялся на земле, превращаясь в бесформенную груду плоти.
Гроза прошла, оставив после себя мокрую землю да резкий запах озона. Заходящее солнце – красно-зеленое, сплюснутое с боков, как яйцо, повисло низко над горизонтом. Еще немного и его лучам не хватило бы сил сжечь монстра. Что ж. Все хорошо, что хорошо кончается.
Максим и Ларс вернулись в номер. Никто не встретился им на пути, никто не выскочил навстречу из-за закрытых дверей или из боковых коридоров. В номере тоже все лежало на своих местах. Непрошеные гости, даже если они и были, не тронули ничего.
– Скажи мне, друг, – Ларс поежился, словно от резкого холода. – А если эта… замонстрячка не одна?
– Маловероятно, – надул щеки Максим. – В Зоне монстры встречаются редко – кормовой базы нет. Но зато они хитрые и сильные. Каждая встреча с ними – серьезный поединок.
– А если все-таки здесь еще кто-нибудь есть?
– Тогда… как-нибудь отобьемся. Или не отобьемся. Но я не чувствую в будущем ничего плохого. То есть, чувствую, но не здесь и не сейчас. Сам не знаю, когда.
Ответ удовлетворил Ларса. Он достал из рюкзака еще две банки консервов.
– Э, нет! – запротестовал Максим. – Ты пойдешь налегке, а мне тащить эту тяжелую дуру? Нет уж, давай мое жрать!
Он достал пару банок с «Завтраком туриста», ключ-открывашку и хлеб. Ларс с интересом наблюдал за тем, как Максим вскрывает консервы. Осторожно подцепил вилкой рыбу с крупой и соус, подержал все это во рту, проглотил и сказал:
– Есть можно. Даже вкусно, в отличие от ваших столовых.
– Не сюрстремминг, – съехидничал Максим, гремя ложкой по стенкам банки.
Потом он разложил на кровати оружие – ТОЗик, карабин Мосина, дерринджер, «Парабеллум» и «Вальтер ППК».
– Забавные вещи получаются, – пожаловался Максим норвежцу. – У меня полно патронов для пистолета Макарова – они постоянно попадаются в Зоне. А самого пистолета нет – ни одного не нашел. Да и толку от него никакого – его же заклинит… хотя я не проверял, конечно. Зато есть три нагана плюс мой наградной револьвер, но к ним в Зоне нет патронов. И купить их нельзя. По закону мне положено только четырнадцать штук – два барабана. В обычных оружейных магазинах они не продаются. Я пишу заявку, в которой должен обосновать, на что я их израсходовал. И тогда ко мне приезжает спецкурьер. Я мог бы легко убедить бедолагу отдать мне больше патронов, но у него их физически ровно положенное количество. Вот такие заморочки. Так что дерринджер пришелся мне, что называется, ко двору.
Ларс улегся на кровать. Максим отдал ему «Парабеллум» и карабин, и продолжил стонать:
– Взять «Вальтер ППК». Красивая штука, с гравировкой. Для него патроны есть в ЧОПах и в центральных оружейных магазинах. Найти, конечно, можно, но геморрой еще тот. А к Макарову у меня патронов чуть ли не ящик! А пистолета нет. Ну не УВД же мне грабить.
Несколько минут Ларс лежал на подушке, глядя в потолок, потом повернулся на бок и приподнялся на локте:
– Ты как маленький ребенок с игрушками. А знаешь что? Продай мне Вальтер. Я неплохо заплачу за такой экземпляр.
Максим ответил сразу:
– Я подумаю. Как выберемся. Но сначала я должен отстрелять ствол в тоннеле.
В эту ночь Максим спал, весь обложенный оружием, обнимая заряженный ТОЗик. Правда, он не забыл вынуть патрон из патронника и поставить оружие на предохранитель. Свинцовая «стрела» в голове никому еще не добавила ума.
– Вставай, сюрстремминг! – именно этими словами Ларс разбудил Максима. – Куда наш путь дальше лежит?
– На кудыкину гору! Не закудыкивай дорогу, – Максим поцеловал ствол ТОЗика и кое-как поднялся. – Надо спрашивать не куда идешь, а далеко ли. Или зачем. Куд – злой дух. Не стоит его тревожить. Особенно в Зоне.
Ларс развел руками. К такому суеверию он в просвещенной Европе не привык.
– Хорошо. Далеко ли.
– Я и сам не знаю. А разве стоит вообще выходить из гостиницы? По-моему, нам и здесь хорошо… Да шучу. Поедем по дороге и посмотрим. Я тоже здесь впервые.
После завтрака Максим и Ларс загрузили рюкзаки и оружие в бронетранспортер. Норвежец, как обычно, устроился на водительском кресле. Максим встал за пулемет.
– Думаешь, на нас кто-то нападет? – спросил Ларс, задержав руку над кнопкой стартера.
– Все может быть. Но я хочу поглазеть на окрестности. Может, получится чего высмотреть?
Гул мотора наполнил воздух, отскочил от гостиницы и затерялся где-то среди одноэтажных домиков. Бронетранспортер дернулся, качнулся и выскочил на бетонку. Снова потянулись бесконечные пыльные километры Зоны. Каким образом все это пространство умещалось на территории бывшего мясокомбината, оставалось загадкой. По крайней мере, пока.
Дорога была пустынной. Иногда на пути попадались поселки, заводы и железнодорожные станции, но Максим попросил своего товарища не останавливаться. Вряд ли он найдет здесь что-то новое, а времени до заката не так уж и много. Но возле заброшенного аэродрома Ларс остановил бронетранспортер.
– Привал! – провозгласил он. – Я есть хочу. К тому же нам нужно хоть что-нибудь осмотреть.
Когда-то Максим уже натыкался на нечто подобное. Взлетная полоса с выцветшей разметкой, технические постройки, вышка, самолеты, которые уже никогда не полетят – все казалось знакомым. Но было и кое-что новое: три красно-белые полусферы высились позади узкой лесопосадки. Деревья скрывали основания странных и грандиозных сооружений.
– Ты ведь это искал? Командный центр стратегических ракетных сил. Зона и привела нас туда, куда ты всей душой возжелал попасть. Даже транспорт выдала, – Максим посмотрел прямо в лицо Ларсу и спросил в упор: – Зачем тебе старые коды запусков ядерных ракет? Только не увиливай от ответа. Я ведь с самого начала знал, что ты недоговариваешь… авантюрист.
Норвежец поднял руки:
– Не коды! Траектории! Мне нужны траектории их полета! Данные для создания высокоточной противоракетной обороны НАТО.
– Все это давно устарело и всем известно…
– Не всё! Есть данные, актуальные до сих пор. Это нам сильно поможет.
Максим почесал затылок стволом ТОЗика. Как патриот он, конечно, обязан послать иностранца куда подальше. Но страны, в которой он родился – СССР, давно нет. Так почему бы и не помочь борьбе за мир во всем мире? Тем более что Ларс снова говорил неправду.
– Ладно, поехали, – отрезал он. – Зона рассудит.
И Ларс повел бронетранспортер к бело-красным куполам. Когда же машина остановилась между их серых бетонных оснований, Максим нацепил на плечи рюкзак. Больно, но терпимо.
– Зачем это тебе? – Ларс поставил бронетранспортер в уцелевший гараж. – Мы быстро – туда и обратно. У меня есть план ходов и помещений. Нам вниз, прямо по коридору и налево. Там центральный пост управления.
– Забудь. Обратного хода нет, – Максим повесил на плечо ТОЗик. – Если мы спустимся вниз, назад мы уже не вернемся. Наш замечательный транспорт придется оставить здесь. Потом придется искать другой. Ну, или чапать пешкодралом. Так идем? Или нет?
– Идем. Ради этого я здесь. А там что-нибудь придумаем.
– Или не придумаем…
Ларс не обратил внимания на последнюю реплику. Норвежец, в свою очередь, нацепил рюкзак, взял карабин и пошел к входу в самую большую башню.
На контрольно-пропускном пункте было пусто. Лишь плакат, предупреждающий дежурного о бдительности да отполированная руками вертушка, напоминали о старых временах, когда в командном центре кипела жизнь. Офицеры, многие из которых видели большую войну, спешили к своим боевым постам, а солдаты отдавали им честь…
– А вы кто такой? – спросил безусый боец через окошко в бронированном стекле. – Представьтесь по форме, офицер!
– Командир зенитного комплекса старший лейтенант Безымянный, – ошарашенно сказал Максим.
– Предъявите пропуск в развернутом виде!
Пузатый майор сдвинул Максима в сторону, приложил руку к козырьку и прошел пост, сдвинув вертушку.
– Его же вы пропустили! – возмутился Максим.
– Это помначштаба, ПНШ. Его все знают! А вас я впервые вижу, старлей. Пропуск!
– А можно я просто пойду? – Максим развернулся.
Солдат нажал на кнопку тревоги. Откуда-то прибежали еще два бойца, повалили Максима на пол и почему-то начали бить по щекам. С минуту он отбивался, потом увидел над собой Ларса и разжал кулаки.
– Ну ты даешь… Чуть меня не отметелил, – норвежец подал руку.
Максим встал, отряхнул пыль и ехидно оскалился:
– Спасибо за точное следование моим инструкциям. Здесь все кишит призраками. Следи за мной в оба. Увидишь хоть что-то подозрительное – отвесь подзатыльник. Иначе я могу и не вернуться из астрала. Видишь ли, друг Ларс. Призраки – это такая штука, что от них не поможет ни нож, ни ружье. Но для тебя они безобидны – ты их не воспринимаешь. Зато для меня души усопших опаснее любого монстра.
Максим перелез через вертушку и пошел к широкой лестнице. Ее облицованные гранитом ступени скрывались в темноте подземного этажа, но никелированные перила сверкали в белых лучах светодиодных фонарей. Вот как выглядит лестница в никуда.
В нижнем коридоре на полу лежала сухая, как порох, пыль. Ботинки оставляли на ней отчетливые отпечатки. С потолка свешивалась паутина. Она висела строго вертикально: воздух в подземелье был совершенно неподвижен и сперт. Каждый вдох давался с трудом: очевидно, вентиляция не работала с того самого дня, когда забросили командный центр.
Ларс поднял руку и коснулся паутины. Максим застыл, превратился в столб: наверняка сейчас явится тот, кто сплел сеть. И кто знает, насколько он силен?
Паутина рассыпалась хлопьями. Ларс собрал их на ладонь, потер и понюхал.
– Асбест, – подытожил он свои изыскания. – Противопожарная изоляция. На случай ядерной войны все здесь рассчитывалось. Сколько сил и денег ушло…
Максим вытер пот со лба, облегченно выдохнул и пошел к ответвлению в боковой, левый ход. В конце его темнела невзрачная с вида дверь с двумя задвижками.
– Стой! – выкрикнул Ларс. – Я же не сказал, в какой проход нам идти. Их три!
– А что, неправильно?
– Правильно. Как ты угадал?
– На стене написано: хранилище.
Ларс коснулся выкрашенного в зеленый цвет бетона:
– Нет здесь ничего.
Максим в свою очередь потрогал стену и пожал плечами:
– Тогда забей. Идем.
Он повернул задвижки и потянул за ручку. Дверь мягко распахнулась, приглашая войти внутрь. Максим шагнул вперед. Ларс последовал за ним и горестно вздохнул: все помещение было заставлено стеллажами с магнитными лентами.
– А ты думал увидеть здесь твердотельные накопители или хотя бы жесткие диски? – Максим сказал это серьезно, без издевки.
– Хотя бы папки с документами. Все мы не унесем. Откуда я знаю, что брать? Здесь везде шифр.
– Должен быть каталог, причем на бумаге. И журнал. В таких заведениях все серьезно.
Максим пересек линии стеллажей. В отгороженной стеклом каморке стояли два больших металлических шкафа, стол, два стула и диван. На столе в беспорядке валялись ручки, карандаши и общие тетради на пружинах. Обычные общие тетради, ученические. С приклеенными бумажными табличками: «Журнал учета выдачи носителей».
– Короче, ищи, что надо, а я подремлю.
Максим раскрыл оба шкафа, скинул рюкзак и плюхнулся на диван. Он уснул мгновенно. Ему снились коды запуска ядерных ракет. Уже знакомый майор с обвисшими щеками и толстым животом диктовал буквы и цифры, и, матерясь, требовал, чтобы он все это запомнил наизусть.
– Думаешь, из Москвы позвонят? Думаешь, «мертвая рука» поможет? Все будет гореть, все будет плавиться! Не будет Москвы, не будет никакой «мертвой руки»! Ты, офицер, должен знать коды назубок, чтобы в случае войны мы смогли ответить! Ну-ка, говори!
И Максим снова и снова повторял бессмысленные и оттого не менее жуткие последовательности, способные уничтожить мир… Очнулся он от того, что Ларс закатил ему смачную пощечину. И тут же влепил вторую.
– Ты махал руками, скрежетал зубами и бурчал под нос какие-то цифры. Пришлось вмазать, – как бы извиняясь, пояснил норвежец.
– Ты мог остаться в гордом одиночестве, если бы этого не сделал. Так что все правильно. Тебе долго еще?
– Я закончил. Надеюсь, пленки не размагнитились. Но даже если и так, наши спецы выжмут с них все, что можно. Высокие технологии! – Ларс важно поднял вверх указательный палец и смешно им потряс.
– Отдохнуть не хочешь? – Максим поднялся с дивана, надел рюкзак и взял в руки ТОЗик.
– Я не устал. Моя главная цель выполнена. Пора возвращаться.
Ларс подошел к входной двери и вдруг остановился, словно налетел на невидимую стену, подергал задвижки и резко обернулся:
– Заблокировано. Зачем ты закрыл дверь?
– Я ее не трогал. Это Зона. Говорил же, обратной дороги нет. Да не дрейфь! Военные – странные люди. У них всегда как минимум два выхода. Даже если их не едят.
Ларс непонимающе пожал плечами. Максим прошел между стеллажей и увидел еще одну железную дверь с грозной надписью «Эвакуационный выход. Не блокировать!» Буквы выглядели новыми: нетронутая временем краска блестела в свете фонарей.
Ларс нажал на ручку. Замок щелкнул, точно его недавно смазали. Дверь легко, без усилий, открылась. Из темного прохода пахнуло свежим воздухом, напоенным ароматом морской соли. Максим выскользнул в тоннель, пропустил Ларса и захлопнул дверь.
– Это чтобы к нам сзади никто не выскочил…
С минуту Максим стоял, прислушиваясь то ли к шуршанию ветра в коридоре, то ли к своему собственному внутреннему чутью. Что-то должно произойти… И вдруг дверь содрогнулась от мощного удара изнутри хранилища. Казалось, ее с разбега боднул носорог.
Бам! Бам! Бам! Удары последовали один за другим. Дверь задрожала. Вот-вот она слетит с петель, и неизвестное существо вырвется на свободу. Но удары прекратились так же внезапно, как и начались. Наступила тишина.
– Что это такое? – спросил потрясенный Ларс.
Максим пожал плечами и вздрогнул: исполосованная спина отозвалась мучительной болью.
– Я не знаю. Одно могу сказать: оно неразумное, иначе догадалось бы нажать на ручку замка. Но как же нам повезло, Ларс, что ты не захотел отдыхать.
И Максим пошел по вырубленному в скале тоннелю. Туда, откуда тянуло морской свежестью.
Тоннель оказался коротким. Он вывел в широкий коридор с приоткрытой гермодверью, способной выдержать ядерный взрыв. Очевидно, сюда сходились эвакуационные выходы из всего комплекса. Задерживаться не стали: страшный обитатель подземелий мог запросто найти другой выход и познакомиться поближе с незваными гостями. Максим прошел в щель между створкой и каменной стеной, и, убедившись, что Ларс не отстал, рванул вперед, к свету. И ослеп от колючих лучей вечернего солнца.
Несколько минут Максим стоял на месте, зажмурив глаза и прислушиваясь к ласковому шуму прибоя. Когда же он проморгался и вытер пальцами слезы, то сквозь цветные кольца увидел перед собой лазурную гладь моря и серый галечный пляж. Невысокие волны с гулом накатывались на берег и отступали, оставляя на камнях клочья белой пены. Позади на склоне горы в небо упирались сосны. Трудно поверить в то, что здесь, в Зоне, может быть такая идиллия.
– Ни дать ни взять, отпускники, – Максим шагнул к воде, сбросил рюкзак, ружье и скинул одежду.
Ларс изумленно захлопал глазами:
– Ты что творишь?
– Искупаться хочу. Зря я к морю приехал, что ли? Такой шанс!
– Ты это серьезно? Там может водиться чёрти что. Сама вода может быть ядовитой!
– Нет здесь ничего. Кроме может быть, самых обычных водорослей. А если и есть – ну и что?
И все же Максим снова оделся, поднял рюкзак и ружье. Он передумал не потому, что боялся чудовищ. Просто ему стало немного не по себе: плеснуть соленой водой на израненную спину все равно, что вылить на нее кислоту. С купанием лучше повременить. Увидеть сосны на морском берегу – уже удача.
Максим зашагал вдоль пляжа у самой кромки воды. Набегающие волны лизали армейские ботинки. Но он не обращал на них внимания: его взгляд был устремлен далеко вперед. Там маячило что-то темное, еще невиданное. И, кажется, виднелись деревья, растущие возле устья реки.
Ларс ничего не спрашивал: судя по его виду, он слепо доверился проводнику. Наверное, в Европе не принято мешать профессионалам выполнять свою работу. И Максим старался вовсю, хотя какой он там профессионал? Так, слегка продвинутый любитель.
Темный предмет оказался пристанью возле маленького поселка из нескольких одноэтажных домов. Чуть в стороне в море впадала широкая, спокойная, река. То, что ее светлые пресные воды не смешивались с темной морской водой, образуя четкий полукруг, казалось чудом из чудес. Если, конечно, ничего не знать о разнице плотностей и температур.
Максим обошел двухэтажный дебаркадер – именно он казался неясным темным пятном, и увидел пришвартованный к причалу теплоход, вернее, большой катер со складным трапом на носу. На корме хозяйничал рослый моряк в мятом, засаленном комбинезоне. Его добродушное лицо с пухлыми губами и широким носом показалось знакомым по какой-то статье в журнале или в интернете. Но фамилии моряка Максим так и не вспомнил.
– Ты его видишь? – спросил он у Ларса.
– Корабль?
– Да нет! Матроса. Вернее, капитана.
– Вижу. А почему ты решил, что он капитан?
– Потому что больше никого ни на палубе, ни на мостике нет. В иллюминаторах тоже пусто. Логично же, что единственный матрос и есть капитан. И он не призрак, иначе бы ты его не увидел.
Максим не рискнул зря тревожить рабочего человека. Но моряк уже сам обратил внимание на гостей.
– Эй, на берегу! – выкрикнул он в рупор. – Вы хотите, чтобы я вас перевез? Или вас интересует фрахт?
– Для начала мы хотим разобраться в обстановке, – деловито ответил Максим. – Понять, кто вы такой и что здесь происходит.
Моряк радушно улыбнулся:
– Поднимайтесь на борт, пока сходни переброшены. Меня звать… скажем… Харитон. Я здесь перевозчиком работаю уж много лет как.
Максим и Ларс прошли по сходням на палубу. Норвежец шел уверенно, медвежьей походкой бывалого моряка. Сухопутный Максим, напротив, осторожно ступал, стараясь не свалиться в воду.
– Мак… – начал было он, но Харитон невежливо прервал его.
– Мне ваши имена известны. Они записаны в моем журнале. У вас обоих открытая дата. Можете воспользоваться моими услугами в любое время.
Ларс растерянно посмотрел на Максима, потом перевел взгляд на Харитона:
– Надо сначала выяснить, что это за море и куда… далеко ли вы собираетесь нас доставить, шкипер.
– На остров, – не моргнув глазом, ответил Харитон.
– На какой остров? Как он называется?
– Остров ТабОр, он же земля Марии-Терезы. Места хватит всем. Каждый может заниматься, чем хочет, и каждому обеспечено счастье.
– Подождите! – Максим поднял руку. – В чем подвох?
– Ах да, совсем забыл. Я могу отвезти вас только туда. Обратной дороги нет. Любой, кто попадет на остров, останется там навсегда. Так что, едем? Плата умеренная.
– Наши души?
– Ну вы уж совсем мистики начитались, – Харитон постучал себя кулаком по лбу. – По одной монетке с каждого. Любого достоинства. Сгодится даже самая мелочь.
Ларс взял слово:
– Навсегда на остров нам рановато. Отвезите нас вверх по реке!
Харитон наклонил голову, с интересом разглядывая норвежца:
– А вы не обнаглели, геноссе Ларс – требовать от меня изменить маршрут? Я вам не такси!
– Тогда разрешите откланяться, Харитон. Значит, нам не по пути.
Шкипер тут же сбавил тон:
– Погодите. Я еще не сказал, что отказываюсь. Мне действительно все равно, куда идти, только фрахт стоит дорого. Что вы можете мне предложить?
– Только то, что в рюкзаках, – растерянно сказал Ларс. – Вне Зоны я могу расплатиться рублями, долларами и евро.
– Накой черт мне вне Зоны? Вытряхивайте рюкзаки, если хотите ехать с комфортом. А нет – топайте одиннадцатым номером!
Разумеется, Харитон не заинтересовался консервами. Портсигар с символикой «Аненербе» он тоже проигнорировал. И даже смартфон со счетчиком радиации шкипер отложил в сторону. Зато «Парабеллум» с запасными магазинами он оставил себе.
– Вот это дело! Давно искал что-то подобное. Я ведь бывший военный моряк. Подводник. Сейчас на пенсии.
Максим честно предложил Харитону «Вальтер ППК». Шкипер гордо отказался:
– Мне эта пукалка не нужна. Люгер – это дело! Идите в третью каюту, располагайтесь. Эх, с якоря сниматься по местам стоять! Приготовиться к отходу!
Максим сбросил рюкзак, но в каюте оставаться не стал – побежал на мостик, где хозяйничал Харитон. Зато Ларс упал на койку и тут же вырубился. Норвежец сопел, улыбаясь и пуская пузыри. Вот что значит не спать больше суток.
Пока Максим поднимался по трапу, шкипер убрал сходни. Недовольно заворчал дизель, и теплоход задним ходом начал отходить от дебаркадера.
– Манн ауф брюке? Можно на мостик? – спросил Максим на последних ступеньках трапа.
– Яволь! Так точно! – ответил сверху Харитон. – А где твой норвежский приятель? Ничего, что я на «ты»?
– Он переоценил свои силы, – ответил Максим. – Завалился на койку и дрыхнет без задних ног.
На застекленном мостике было тепло, сухо и уютно. Харитон крутил штурвал и судно, подчиняясь движению руки, поворачивалось носом к устью реки. Дебаркадер уплывал за корму. Когда дома поселка оказались на правом траверзе – на линии, перпендикулярной к борту – Харитон поставил машинный телеграф на «малый вперед». Теплоход вполз в устье реки и прошел под автомобильным мостом. Шкипер поставил телеграф на «средний вперед» и закурил сигарету.
– Не зря о твоих способностях столько говорят. Ты сразу раскусил, что я – немец. Меня назначили перевозчиком в наказание за мою работу. Я делал ее хорошо.
Максим несколько минут молчал, вглядываясь в заросли по берегам реки. Ему показалось, что там, среди кустов и деревьев, промелькнула тень, похожая на чудовище из мультфильма «Аленький цветочек»: косматая черная грива, человеческие руки, заросшие шерстью и печальные, полные тоски глаза. От такого лучше держаться подальше: вряд ли это заколдованный принц. Но все же надо было взять из рюкзака фотоаппарат!
Потом вдоль берега потянулись рельсы. Параллельно железной дороге шло асфальтированное шоссе. Потом появились многоэтажные дома, старинный вокзал со шпилем и заводские трубы. Неплохо бы все это исследовать: ведь в новом походе всего этого, как и самой реки, может и не быть. Но нет, так нет.
– Я устал от того, что все мои заслуги приписывают «особым способностям»… – Максим продолжил начавшийся ранее разговор.
– Что ты сказал? – шкипер на секунду оторвался от штурвала.
– Я говорю, что просто по логике догадался о вашей национальности. Во-первых, вы сразу обратили внимание на «Парабеллум» – значит, этот пистолет вам знаком. Во-вторых, случайно назвали Ларса «геноссе». В-третьих, у вас возле машинного телеграфа лежит фуражка командира-подводника. С имперским орлом, заметьте. В-четвертых, вы курите немецкие сигареты времен Второй мировой войны. Марка «Оберст», с фильтром – мне как-то попалась статья в интернете. А я ведь, к сожалению, что-то забываю только если оно мне очень нужно. Всякую ерунду запоминаю навсегда.
– Ты прямо инспектор Варнике! – Харитон быстро спрятал фуражку в шкаф. – На самом деле меня зовут Хорст. Только не говори это Ларсу. У него зуб на Кригсмарине.
Максим кивнул, сел на откидное сиденье на крыле мостика и вдруг сообразил, что надо бы расспросить у моряка об одной очень важной вещи.
– Хорст! – позвал он. – Ты говоришь, что о моих способностях ходят слухи. Значит, кто-то здесь был до нас и рассказал тебе про меня?
– Конечно, был! Люди здесь бывают нечасто, но встречаются. В прошлый раз сюда пришел целый отряд. Взрослые и ребенок. Уж не знаю, как они сюда добрались. Наверное, Зона жалеет детей. И, повторю, называй меня Харитоном. Ни к чему раскрывать Ларсу мое настоящее имя.
– Спасибо, Хорст… Большое спасибо.
Максим вернулся к наблюдениям. Теплоход шел быстро, шкипер уверенно вел его по широкому руслу реки. Поля, сменялись лесами, иногда за деревьями мелькали постройки. Один дом – почерневший от времени сруб, окруженный деревянным забором, стоял на излучине, у самой воды. Жил в нем кто или нет, так и осталось загадкой.
Через пару часов на мостик поднялся Ларс. Он принес консервы и холодный чай в металлических банках. Голодный Максим за минуту расправился со своей порцией, Харитон же удовольствовался сигаретой.
– Смотри, там! – вдруг воскликнул норвежец, указывая рукой на середину реки.
В прозрачной воде мелькнули зубастые тени.
– Это сомы, – Максим лениво махнул рукой. – Пока мы на корабле, они нам не страшны. Но не дай Бог нам свалиться за борт. Разберут на запчасти.
– Ты уже встречался с милыми рыбками? – спросил Харитон, не отрываясь от управления.
Максим прикрыл глаза. Он вспомнил один из прошлых походов – сектанта, который так и не выстрелил ему в голову, психиатрическую больницу – особую аномалию, где время внутри почти стоит на месте, взорванные генераторы искривления пространства, сплав на ржавой барже по реке…
– Мы травили сомиков гнилой картошкой, – одними губами улыбнулся Максим. – Гринпис бы этого не одобрил.
– Мне нравятся эти рыбы не больше чем тебе. Но, между прочим, их можно есть. Они не ядовиты. Мясо вкусное, костей мало. Главное – не совать руку в пасть.
Изуродованное рефракцией, сине-зеленое треугольное солнце зашло за горизонт. Стало темно, и Харитон включил мощные прожектора. В их свете вода казалась черной и блестящей, словно на нее вылили бочку машинного масла. От носа теплохода к берегам расходились сверкающие усы.
Максим уже давно клевал носом. Он махнул на все рукой, спустился в каюту и рухнул на койку. Урчание дизеля и плеск волн за бортом убаюкивали. Максим подложил под голову кожаный валик и уснул, беспокойно ворочаясь из стороны в сторону. Ему снился допрос в гестапо. Что хотели от него палачи, он так и не понял. Вот только это было очень больно.
Максим очнулся от того, что в каюте стояла звенящая тишина. Дизель, судя по всему, не работал. Плеск волн за бортом тоже прекратился. Значит, теплоход причалил. Интересно, куда же привела его твердая рука шкипера? Максим нехотя поднялся с койки, взял ТОЗик, нацепил рюкзак и поднялся на палубу.
Непреодолимое чувство дежавю охватило Максима. Квадратное солнце только что взошло и осветило верхушки деревьев по обоим берегам реки. Здесь русло сильно сужалось. Еще немного вверх по течению – река станет совсем маленькой и мелкой, и понемногу превратится в ручей. Все это казалось новым, еще невиданным, но за лесом, далеко впереди, виднелись верхушки антенн. И эти красно-белые мачты диполей Надененко могли принадлежать только одному сооружению в Зоне: радиоцентру. Незыблемой опорной точке, пространственной аномалии, в которую легко войти, но из которой очень трудно выбраться. Помогут разве что или водка или «особые способности» самого Максима… для кого-то водка может оказаться лучшим вариантом.
Ларс все еще оставался на мостике. Харитон возился с носовым трапом. Ему понадобилось несколько минут, прежде чем металлическая «доска» опустилась на неровный берег.
– У меня мало времени, – заговорщицки шепнул шкипер. – Пока твой друг-норвежец меня не раскусил.
Максим с опаской глянул на мостик.
– Ничего не понимаю, если честно. Что вы с ним не поделили?
– Его прадед провел пять лет в лагере для военнопленных.
– А вы-то здесь при чем?
Харитон еще понизил голос, хотя, казалось, это уже невозможно.
– А я вывозил золото партии в Аргентину из Кристиансанна, где и был этот самый лагерь. Прадед Ларса участвовал в погрузке и, в отличие от остальных, чудом уцелел – о нем забыли в суматохе конца войны. Но мою подводную лодку потопили. И до сих пор не могут найти.