B Провансе, в местечке Бержалон, за лавандовыми полями и волнистой кромкой леса, словно фантастическое видение, возникшее во сне, стоял фамильный замок графа де Лавона.
Прапрадедовский замок, построенный из прочного, серого камня, как и три столетия назад, стоял огражденный от дороги, узорными чугунными воротами, с двумя по краям, мраморными колоннами. Массивный фасад замка был обращен на огромное, черное озеро, заросшее водяными лилиями. Задняя часть замка, уходила двумя крылами в парк, где росли необычайной красоты розы и возрастали высокие столбцы, зеленой туи.
Испокон веков в этом роскошном замке, жил род де Лавонов. Один из потомков этого рода, был юный граф Эмиль де Лавон де Бержалон. Осиротев еще в младенчестве, он был усыновлен, отставным военным, графом Оливье д’Афоном де Сайегом. Оплакивая сестру, граф де Сайег решил назвать маленького наследника в честь матери – Эмилем.
Детство и юность Эмиля де Лавона прошли в достатке, он получил хорошее домашнее образование, которое не прошло даром. С юных лет, граф делал весьма большие успехи в учебе. Кроме наук граф де Лавон почти с младенчества, овладел искусством верховой езды, а в пятнадцать лет владел в совершенстве шпагой.
Дядя, был доволен своим воспитанником, которого любил, как родного сына, и мечтал, что его племянник, пойдет по его стопам, и сделает неплохую карьеру военного. Сам же граф де Лавон и не мыслил о военной службе.
В свободное время Эмиль, предпочитал предаться уединению среди полей и лесов или отправиться на охоту. Порой ходил он смотреть на виноградные работы. Иногда в праздник отдавал распоряжение, чтобы в парке, вокруг озера, водили хороводы крестьянские девы и парни, а сам смотрел из окна на эту живописную картину.
В зимние вечера, юноша усердно предавался чтению в библиотеке. В это время года, ветер уютно завывал на высоких чердаках замка, а по коридорам, скрипя паркетом, проходил старый слуга и истапливал камины.
Так граф де Лавон, прожил беззаботно восемнадцать лет. Но едва граф достиг восемнадцатилетнего возраста, как его дядя стал напоминать юному наследнику, что пора задуматься о женитьбе. Но молодой человек, дал себе слово, что никогда не женится. Слишком уж легкомысленными и жеманными ему казались все женщины. И хотя молодые особы поглядывали на него с явной симпатией, Эмиль держался с ними твердо. Все переменилось в роковой вечер, когда на пороге его дома появилась женщина.
Это произошло 4-го мая 1622 года. В тот судьбоносный, весенний, вечер, на улице разыгралась непогода: небо обложило свинцовыми тучами, скрывая под своим толстым слоем, Божий свет. Над городом Провансом воцарилась тьма. Раздался гром, и с неба, вначале мелкие, а потом все крупнее, начали падать капли дождя. Один за другим доносились раскаты грома, а молнии, казалось, разрывали небо в клочья. Словно небо разверзлось, и на землю стеной, полил дождь.
В тот вечер, граф де Лавон стоял возле окна большой комнаты и наблюдал за непогодой. А его дядюшка, граф де Сайег, сидел откинувшись в кресле любуясь, как в камине потрескивают раскаленные поленья.
– Какая ужасная сегодня погода, на улице, – произнес неожиданно граф де Сайег. – Вы не находите, мой друг?
– Отнюдь, в этой первой грозе, я нахожу некую могущественную красоту, – ответил граф, садясь в кресло, находившееся неподалеку от кресла дядюшки.
– Да, только эту могущественную красоту, лучше лицезреть из окна своего дома, – заметил граф Сайег.
– Пожалуй, вы правы, – согласился де Лавон, продолжая смотреть в окно. – Не хотел бы я быть путником во время такого ненастья.
Между тем, в ворота старого замка, кто-то постучался. Старый слуга с ворчанием взял фонарь, и отправился к воротам, дабы узнать, кто явился в столь поздний час. На пороге стоял почтительный лорд, судя по всему из Англии, так как его одежда в отличии от французов, отличалась строгостью и умеренностью.
– Что вам угодно, сударь? – произнес слуга.
– Наша карета сломалась, а до ближайшего постоялого двора, судя по всему, далеко, – ответил лорд, c небольшим английским акцентом. – Не позволите ли моему господину, с сестрой, переждать у вас непогоду, или хотя бы снабдить парой лошадей.
– Об этом я должен, прежде, спросить у хозяина, – сказал слуга. – Как представить, твоего господина?
– Лорд Глайд с сестрой, – сообщил незнакомец.
Ковыляя и ворча, старый слуга, отправился доложить хозяевам о незваных гостях.
– Ваше сиятельство, там, на пороге стоит слуга лорда Глайда, и просит, чтобы мы приняли его хозяина с сестрой, так как их карета сломалась, – сообщил Томас, войдя в большую комнату.
– Так отчего же ты не пригласишь их в замок, болван?! – спросил де Лавон.
– Простите, господин, – проговорил Томас, поспешно исполняя, повеления хозяина.
Спустя какое-то время, перед хозяевами появилась молодая леди, лет пятнадцати, шестнадцати. Несмотря на свой жалкий, мокрый вид, англичанка была самим очарованием.
– Добрый вечер, лорд, добрый вечер, миледи, – с радушием произнес юный граф, после чего с почтением поцеловал юной леди руку. – Я, граф де Лавон, де Бержалон, а это мой любимый дядюшка, г-н граф де Сайег, д’Афон.
– Добрый вечер, господа, – поприветствовал англичанин, в поклоне. – Меня зовут, сэр Джон Глайд, а это моя младшая сестра, леди, Маргарет Глайд. Я прощу прощение, что в столь позднее время, мы предоставляем вам столько хлопот, но наша карета сломалась, а…
– Ни слова больше, сэр, – остановил его юный граф де Лавон. – Вы нисколько не утрудили, нас, своим приездом. Так что, добро пожаловать, в замок.
Увидев слугу, Эмиль жестом подозвал его к себе, и сказал:
– Томас, помоги гостям раздеться, и распорядись слугам принести вещи из сломанной кареты.
– Слушаюсь, – покорно произнес слуга, снимая мокрый плащ с англичанина.
– И прикажи слугам, чтобы они подготовили, для гостей, лучшие комнаты, – добавил де Лавон.
– Будет сделано, г-н граф.
Пока Томас исполнял повеления хозяина, Эмиль заметил, что леди Глайд дрожит от холода.
– Вы я смотрю, продрогли совсем, подойдите к огню, – предложил граф де Лавон, гостье.
Маргарет с благодарностью приняла предложения молодого хозяина, и подошла к камину. Граф Сайег посмотрел на племянника той улыбкой, которая заставляет молодых людей, когда они ее замечают, гордиться собой.
Через некоторое время слуга объявил, что комнаты для гостей готовы, после чего по распоряжения де Лавона, он проводил лорда и леди, в их апартаменты.
Спустя сорок минут, по лестнице робкими шажками, спустилась леди Глайд. Она к тому времени успела привести себя в порядок. Ее рыжие, густые кудри рассыпались по черному бархатному платью, а ее большие, слегка выпуклые, зеленые глаза, игриво поблескивали при свете свеч.
Через несколько минут, к ней присоединился и лорд Глайд. Слуга, между тем, оповестил хозяев, что ужин уже готов. Граф де Лавон, как добрый хозяин, пригласил гостей пройти вместе с ним в столовую.
Рассадив в столовой гостей, граф де Лавон смущаясь и робея, не знал с чего начать разговор. Щадя застенчивость племянника, граф де Сайег решил прийти к нему на помощь.
– Куда же вы держали путь, господа? – озабочено спросил он, обращаясь к гостям.
– Мы держали путь из Лондона в Венецию, – отвечал лорд Глайд, – а тут такая напасть. Мало того, что дорогу размыло, так еще на полдороги сломалась карета.
– У вас в Венеции родственники, или вы путешествуете? – осведомился де Сайег.
– У нас там родственники, – как-то растеряно, ответила юная дева.
Между тем, граф де Лавон, не сводил с Маргарет, глаз. Ему казалось, что если он отвлечется, то это божество, растворится в воздухе.
Отужинав, леди Глайд поблагодарила хозяев и, простившись с присутствующими, засобиралась уходить, попросив лишь выдать им, на время, двух скакунов.
– Помилуйте, куда же вы поедете, в такую погоду? – спросил юноша, боясь обнажить внутреннюю тревогу. – Это было бы не по-христиански, отправлять людей в дорогу, не позволив им даже толком обсохнуть. К тому же, для вас, уже приготовлены комнаты. Так что, можете смело оставайтесь в замке, на сколько хотите, а я, между тем, распоряжусь, чтобы мои слуги занялись починкой вашей кареты.
– Благодарю вас, граф, вы так добры к нам, но мы не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказала скромно Марго.
– Я почту за честь, если вы согласитесь погостить в моем замке, – ответил юноша.
Леди озадаченно посмотрела на своего спутника, и тот в знак согласия, кивнул головой.
Когда граф де Лавон, получил от гостей удовлетворительный ответ, его сердце, беспричинно, часто забилось; и хоть в лице, юноша, оставался по-прежнему невозмутим, но в душе он чувствовал, радость и необъяснимый страх.
Они еще долго вели беседу между собой, в гостиной, пока граф де Лавон, не предложил расположиться в своих покоях.
Весь оставшийся вечер и ночь, юноша не сомкнул глаз. Из головы у него не выходил образ этой очаровательной девушки, взор которой его опьянял. Мысль о том, что ему предстоит разлука, с этим божественным созданием, приводила его в отчаянье. Наконец, де Лавон решил, во чтобы то бы то ни стало, уговорить леди остаться еще хотя бы на один день, но он не мог найти предлога. В надежде на милость природы, юноша заставил себя заснуть, рассчитывая, что пока льет дождь, и карета неисправна, гости от них не уедут.
Несмотря на все ожидания Эмиля, с приходом утра и следа не осталось, от непогоды. И только капли на траве, и невысохшие на дороге лужи, напоминали о вчерашнем дожде.
Проснувшись, от теплого прикосновения, солнечных лучей, пробивавшихся сквозь витражные стекла, граф тут же вспомнил о вчерашней гостье. Улыбнувшись своим мыслям, Эмиль быстро поднялся с кровати, и позвонил в колокольчик, тем самым призвав слугу, который незамедлительно принес его одежду и кувшин с водой для умывания. Но юный хозяин, не пожелал надевать, в тот день, будничный костюм. Дабы произвести впечатление на англичанку, граф приказал слуге, принести одно из лучших платьев.
Следуя испанской моде (в прочем, как и все французы тех времен), граф де Лавон надел короткий, темно-серого цвета камзол, расшитый к низу. Верх его застегивался на навесные пуговицы, а полы его свободно расходились. Поверх камзола был надет большой, кружевной, покрывающий плечи воротник. Сам камзол, был украшен рукавами с продольными разрезами, сквозь которые выглядывала белоснежная сорочка. Широкие, до середины икр штаны, заканчивались тонкими петлями из лент.
Окончив утренний туалет, Эмиль чуть было не побежал в столовую, но вовремя удержал свой юношеский порыв.
– Не будьте мальчишкой, месье де Лавон, – с усмешкой сказал сам себе граф, покидая свои покои.
Сдерживая быстрые шаги, граф шел неспешно по коридору. Когда же он проходил мимо покоев леди Глайд, сердце его беспричинно забилось, а ноги сами понесли в столовую.
Едва граф де Лавон оказался в столовой, он первым делом начал искать глазами леди, однако ее там не оказалось. За столом сидел дядя и лорд Глайд, ведя беседу о лошадях. Пожелав им доброго утра, юноша сел за стол в подавленном настроении. Граф де Сайег, заметив взволнованность племянника, озабочено его спросил:
– Что с вами Эмиль, вы чем-то расстроены?
– Нет, дядюшка, – хмуро ответил молодой человек.
– Быть может, вы себя плохо чувствуете, у вас что-то болит?
– Нет, благодарю, я здоров, – достойно ответил юный граф, и невольно, обнажив свою внутреннюю тревогу, он вдруг, спросил: – А где же леди Глайд?
– Леди Глайд просила извинить, она немного опоздает к завтраку, – ответил англичанин.
Когда, спустя четверть часа, милое создание спустилась в столовую, молодой человек встал, и поглядел на особу пристальным взглядом, чем невольно насторожил девушку.
– Доброе утро, сударыня, – сказал нежно граф.
– Доброе утро, господа, – улыбаясь, проговорила леди. – Простите, что заставила вас ждать.
– Как вы спали эту ночь, сударыня? – с волнением спросил Эмиль.
– Превосходно, у вас на редкость чистый воздух, – восхищалась леди Глайд, – а трели соловьев ласкают душу.
– После завтрака, господа, я предлагаю оглядеть наш парк, – предложил де Лавон. – Наш садовник, этой весной, высадил удивительные розы и мальвы.
– Благодарю за приглашение, граф, – произнес англичанин. – Я думаю, Марго не будет против, легкой прогулки.
В ответ леди, благосклонно кивнула.
После завтрака все спустились в парк. Маргарет шла задумчиво впереди, граф де Сайег вел беседу с лордом Глайдом, а поодаль них шел юноша. Прогуливаясь в прохладной тенистой аллее, сквозь листву которой, пробивались косые лучи, восходящего солнца, Эмиль увидел, как один из этих золотых лучей осветил лицо девушки, глаза которой, казалось, излучали такой же теплый, утренний свет.
Тем временем юноша, успел нарвать букет лилий, с капельками росы. Подойдя к мадемуазели, и взглянув ей в глаза, граф молча, протянул ей цветы.
– Боже, откуда вы узнали, что это мои любимые цветы? – с восхищением спросила она.
– Я этого не знал, – ответил юноша. – Просто, когда я посмотрел на лилии, мне показалось, что вы похожи на одну из них.
В ответ девушка звонко рассмеялась, и прибавив шаг, подошла к лорду Глайду, который продолжал о чем-то беседовать с графом Сайегом.
После прогулки они вернулись в дом. Поблагодарив графа, за прекрасную прогулку, лорд и леди Глайд, вернулись в свои покои.
Между тем, граф де Сайег величественно подошел к окну, но даже со спины, можно было понять, что он не доволен поведением племянника. Эмиль хотел подняться в свою комнату, но строгий голос графа, остановил его:
– Не спешите Эмиль, мне нужно с вами поговорить.
Юноша покорно подошел к дяде, и тот продолжил:
– Вы не находите, мой друг, что уделяете слишком много внимания вашей гостье?
– Я не вправе скрывать от вас граф, что я влюблен в леди Глайд, – признался юноша.
– «Влюблены»? – переспросил граф Сайег. – Не слишком ли быстро, в вас вспыхнуло это чувство?
– Не знаю, я не представляю без нее жизни.
– И что же вы намерены делать, позвольте вас спросить?
– Я? – засмущался молодой человек, и немного погодя, ответил: – Если она не откажет, то я на ней женюсь.
– Воля ваша, Эмиль. Вы вполне взрослый человек, для подобного, серьезного решения, и я не в праве вас отговаривать.
– Вы, как я вижу, не согласны с моим решением?
– Откровенно говоря, я бы не советовал вам спешить, вы не знаете толком кто она, кто ее родители.
– На прогулке леди мне поведала, что она дочь знатного лорда, который служил при дворе у самого короля Якова I1. Правда сейчас лорд умер и их род обнищал. Дабы поправить свое состояние, мать хотела выдать несчастную Маргарет замуж, за пожилого пэра, а брат, дабы воспрепятствовать этому браку, подстроил побег для сестры. Потому они и отправились в Венецию.
– Вы давно вышли из-под моей опеки, мой мальчик, и теперь вы хозяин своей жизни. Но если бы я был вашим отцом, я принял бы все меры, что бы отговорить вас от этого, необдуманного решения.
– От чего же, позвольте вас спросить? – удивился юноша. – Даже если они и из обедневшего рода, это нисколько не поменяет мое отношения к Маргарет.
– Ее род здесь не причем. Даже если бы леди Глайд была из знатнейшего рода, я бы сказал вам то же самое.
– Но почему же, дядя? – спросил де Лавон.
– Потому что, я нахожу это семейство подозрительным, в особенности мне не понравился лорд Глайд.
– По-моему вы преувеличиваете, граф.
– Дай Бог, чтобы я ошибался. В любом случае, я бы вам посоветовал повременить с признанием, и все хорошенько обдумать.
– Я все уже обдумал, дядя, – настойчиво проговорил граф де Лавон и откланявшись, поднялся к себе в комнату.
По распоряжению графа де Лавона, чинить карету не спешили и гостям пришлось задержаться в доме графа, на еще один день.
Вечером, того же дня, в комнате леди Глайд, был, так называемый брат, который на самом деле, являлся ее суженым. Маргарет была действительно дочерью знатного дворянина, графа Нортумберленда, который в самом деле, был в почете у короля Якова I-го. Однако за полгода до ее рождения, лорд Нортумберленд, по приказу короля, был арестован за участие в «Пороховом заговоре»2, а затем был отправлен в крепость, Тауэр.
После вышеперечисленных событий, дворянский род Нортумберленда, сильно обнищал. Поэтому, когда дочери едва достигли возраста, позволяющего им вступать в брак, их мать, графиня Нортумберленд, начала выдавать несчастных дочерей замуж, за знатных дворян, не первой молодости. И вот пришла пора, вступить в брак, леди Маргарет. Однако Марго, не устраивало замужество на престарелых дворянах, к тому же, она была влюблена в Джона Глайда.
Лорд Глайд был бедным дворянином, проигравшим все свое состояния в «кости». Чем он смог очаровать это небесное создание, увы, одному Богу известно. Ни ростом, ни красотой, г-н Глайд не обладал, к тому же был на десять лет ее старше. Тем не менее леди Нортумберленд, была в него влюблена, и дабы ни стать женою не любимого, она согласилась вместе с сэром бежать тайком в Венецию, в которой его тетя, оставила после себя небольшое наследство.
Род Нортумберлендов, был довольно-таки известный, в то время, ни только в Англии, но и во Франции, поэтому, дабы избежать неприятностей и недоразумений, лорд Глайд, везде, выдавал леди Нортумберленд, за свою сестру.
Покинув Англию, они еще на протяжении месяца, ехали по бездорожью, останавливаясь лишь в придорожных гостиницах. Однако, ни каждый хозяин, принимал у себя путников, у которых не густо в карманах. Не редко Джону и Маргарет, приходилось ночевать в карете.
Гостеприимство, простодушного графа де Лавона, пришлось им, как нельзя кстати. Однако же, доброта и бескорыстность хозяина, вместо ответных чувств, вызывала у лорда Глайда – ненависть. Не без зависти Джон, глядел на графское роскошество и богатство. Ни раз, ему даже приходило в голову чего-нибудь украсть и убежать, и только остатки дворянской крови, не позволяли ему этого сделать.
И вот, в тот самый вечер, после ужина, покои леди неожиданно посетил лорд Глайд. Едва завидев его, Маргарет поспешила заключить его в объятья, однако лорд отстранил ее от себя.
– Простите Марго, но мне сейчас не до нежностей, – сказал, с легким оттенком раздраженности, Джон. – И когда же кончится этот спектакль, я признаться устал, изображать вашего милого брата. Второй день мне приходится играть, эту жалкую комедию.
– Ну потерпите Джон, мне тоже, не по душе играть все это. Мы целый месяц были в утомительной дороге и путь наш до Венеции, еще не близок. Так что, нам стоит воспользоваться гостеприимством, этого милого графа.
– «Милого»?! – в негодовании повторил лорд Глайд.
– Ну не ревнуйте, Джон, – обнимая его за шею, нежно проговорила леди.
Тут до них донеслось чье-то приятное пения, раздающиеся под балконом.
– Что это? – удивился Глайд.
– Мне кажется, поют, – ответила леди, с интересом подойдя к окну.
Внизу стоял и улыбался граф де Лавон, играя на виуэле. В кустах ему подыгрывали несколько менестрели.
– В далеком небе вижу звезд мерцания,
Как золотом усыплен небосвод.
Но ярче звезд, огонь очей твоих сверкания,
Напоминающий мою любовь.
И пьян, и нежен, от любви твоей,
Я вновь стою, у твоего окна,
И взора нежного не стоя,
Лишь о любви молю тебя.
Это пение пришлось по душе леди Нортумберленд, что нельзя было сказать о г-не Глайде. Подойдя к окну, он с презрением взглянул на графа, и раздраженно произнес:
– Порадуйтесь миледи, кажется, этот щенок влюблен в вас.
– Мне тоже так кажется, и на вашем месте я бы опасалась этого неопытного сердцееда, как бы он не переманил вашу возлюбленную, на свою сторону, – произнесла кокетливо леди, дабы вызвать ревность у англичанина.
– У вас одни глупости в голове, – сказал лорд Глайд, садясь в кресло. – Вы бы лучше подумали, как мы будем жить дальше. Признаться, я начинаю жалеть, что сорвал вашу свадьбу, с лордом Гилмором.
– Но почему, что я вам дурного сделала? – с легким испугом спросила леди.
– Вы ничего дурного мне не сделали, сударыня. Просто я совершил ошибку, когда не позволил вам выйти замуж, за богатого господина, и тем самым, обрек вас на нищету со мной.
– Но меня не тяготит ваша бедность, мне нужны только вы.
– Зато, она тяготит меня, а ваша свадьба, с лордом Гилмором, могла помочь восстановить мое состояние, и имя.
– Каким же образом? – удивилась леди.
– Лорд Гилмор был уже стар, и вскоре отправился бы к праотцам, тогда бы я на вас женился и стал богатым мужем. Но что теперь говорить, все кончено, – вздыхая, произнес лорд Глайд, но призадумавшись, добавил: – А в прочем, не все еще потеряно. Граф де Лавон, пожалуй, еще богаче будет, чем лорд Гилмор! Вот что Маргарет, проявите к графу ответные чувства, и если удача будет на нашей стороне, вы будете его женой.
– Я не хочу обманывать графа, тем более в чувствах. Мне ли не знать, что нет страшнее яда, чем безответная любовь. Пора со всем этим кончать, пока это не переросло в более глубокие чувства. Он так к нам добр, этот наивный сударь.
– Чепуха, какая к черту доброта, он просто непосредственный глупец, – гнул свое лорд Глайд.
– Вы не правы Джон, пора кончать этот театр и ехать дальше.
– Этот влюбленный безумец, сделает все, чтобы мы остались здесь на десять дней. Уж поверьте мне.
– В таком случае я ему скажу, что у меня на сердце другой, и что все его старания напрасны, – юная леди, хотела уже покинуть свою комнату, однако голос Глайда, остановил ее.
. – Своим признанием, ты обрекаешь меня, на нищету.
– А если дело дойдет до свадьбы? – растерянно спросила леди.
– Тем лучше, вы станете богатой женой.
– Но г-н де Лавон, не лорд Гилмор, и так скоро к праотцам, он не отправится. Не хотите же вы сказать, что будете ждать старости графа, в надежде пережить его?
– Конечно же, нет. Вы можете при желании овдоветь, через день после свадьбы.
– «Через день после свадьбы?», – переспросила леди. – Не значит ли дорогой мой «брат», что мне придется его убить?
– Вы догадливы «сестра» моя. Но начать нужно с его дяди, г-на Сайега, ведь граф его единственный наследник.
– Убить человека, о нет, этого не будет, никогда!
– А-а, так вы его должно быть сами любите, и ломаете передо мной комедию! Ну что же, совет вам и любовь, оставайтесь с ним, а я, как только починят карету, уезжаю в Венецию.
– Как вы можете, говорить такое, ведь я люблю вас. Просто отец, перед своим арестом, говорил моей матери: « Дороти, если не хочешь, чтобы наши дети повторили мою судьбу, учи их не переступать заповедей Божьих».
– Все это глупости, Маргарет, – произнес лорд Глайд. – Так может рассуждать только неудачник. Если бы ваш отец, не был так самоуверен в заговоре, все вышло бы иначе. А теперь, если вы действительно любите меня, решайтесь!
– Ах, право, я не знаю, – тревожно произнесла леди, сжав в волнении руки. – Все это, мне не по душе.
– Решайтесь!
– Я согласна, – произнесла леди Нортумберленд.
– Вот и умница, теперь приводите себя в порядок, и выходите к нему.
Исполнив все то, что ей повелел лорд Глайд, леди вышла к графу, в тот час, когда он допевал последний куплет.
Приди, не медли, не томи, напрасно!
Спешу увидеть блеск очей твой вновь…
Приди, приди, о не томи напрасно.
Приди! … Приди моя любовь.
– Браво граф! – раздался вдруг голос лорда Глайда. – Простите, что помешал вашей идиллии.
– Это вы меня простите лорд Глайд, должно быть, мое пение разбудило весь дом, – с виноватой улыбкой проговорил граф де Лавон.
– Что вы граф, вы пели так красиво. Судя по всему, вы произвели на мою сестру впечатления, и на меня признаться тоже.
– Мне лестно слышать, я впервые в жизни написал стихи, – признался граф.
– Вот как, а с виду и не скажешь. Вы поэт.
– Благодарю, – в поклоне произнес, граф де Лавон.
– Хотя сейчас не время для бесед, но мне нужно вам кое что сказать. Почему бы нам с вами не прогуляться, ночь такая теплая, и так удивительно пахнут цветы в вашем саду.
– Я с удовольствием составлю вам компанию, лорд.
Они прогуливались по лавандовому полю, от которого веяло приятными ароматами. Лорд Глайд продолжал свой разговор:
– Хочу признаться, мой милый граф, быть может, это не прилично, но моя сестра в вас влюблена.
– Это она вам сама сказала? – с глазами полными надежд, спросил Эмиль.
– О да, сейчас, она об этом мне призналась, в своей комнате.
– Не скрою от вас, я тоже влюблен в вашу сестру, – признался де Лавон.
– Ну и отлично, так в чем же дело, женитесь на ней, и делу конец.
– А она не откажет? – все еще продолжал сомневаться юноша.
– Ну что вы граф, она об этом только и мечтает.
– Решено, я на ней женюсь. Завтра же, я объявлю о помолвке.
– Поторопитесь юноша, как вы заметили леди Глайд, очаровательна, к ней сватались лучшие лорды Лондона, но предпочла она только вас. Действуйте быстрее, фортуна может отвернуться от вас.
Услышав это, граф де Лавон, поспешил сообщить леди Глайд, о своем намерении.
Между тем, Маргарет, сидела на скамейке, и, смотрела на ночное небо, усеянное серебристыми звездами. По ее щекам катились слезы. Свет луны освещал ее лик, от чего она была еще прекрасней.
Граф встал на одно колено и подал ей букет, только что сорванных лилий.
– Ах, благодарю вас граф, вы так добры, – проговорила печально леди.
– Я слышал от вашего брата, что вы в меня влюблены, это правда?
– О, да, я влюблена в вас, – грустно произнесла девушка.
– Если это так, то я готов уже завтра помолвиться с вами.
В ответ леди заплакала.
– Вы плачете, скажите откровенно, это брат вас заставляет на мне жениться? Я все пойму, и настаивать на браке не стану.
О, как был близок к истине этот юноша. О, если бы он знал, какие неприятности ждут его за этим признанием.
– Что вы граф, я полюбила вас всем сердцем, – отвечала леди, вытирая слезы. – А плачу я, от того, что в моей жизни, не было еще столько счастья.
– Быть может, вы влюблены в другого человека и не хотите меня обидеть отказом?
В этот момент, леди хотелось во всем признаться графу, но у нее в ушах звучали слова лорда Глайда, чтобы она не смела, ни в чем сознаться.
Юный граф добился своего, леди согласилась выйти за него замуж. Долго со свадьбой медлить юноша не стал, и через месяц устроил в честь графини бал. Можете только себе представить, какой праздник устроил Эмиль, в честь своей возлюбленной! В гости на свадьбу, позвали всех вельмож, каких только удалось найти в округи.
С утра до поздней ночи, играла музыка, был маскарад, фейерверки. Граф был счастливейшим из мужей. Его жена, была самим очарованием. «Ах, как прекрасна графиня, ах, что за стать!», – доносились среди гостей дифирамбы. «Клянусь честью, господа, во всем Провансе, я не встречал женщин подобной красоты!», – перешептывались между собой кавалеры.
Был первый или второй час ночи. У графа де Лавона стоял шум в ушах. В перерыве между танцами, новобрачные встретились за трапезой. Графиня отказалась от еды и от вина, утоляя жажду лишь апельсинами, мякоть которых она без счета очищала от пахучей, легко отделявшейся, кожуры. Избранница, поминутно вынимала из рукавчика тончайший батистовый платок, покрытый золотой вышивкой, а в углу его, выделялись корона и английский герб, что еще более подтверждало ее хорошую родословную. Утирая платочком струйки сока по краям коралловых губ, и между липкими пальчиками, она, смеясь, не прерывая оживленного разговора, машинально засовывала платок назад, за рукав.
– Скажите графиня, был ли наш брак для вас желанным? – шепнул ей на ушко Эмиль де Лавон.
– Разве я дала повод усомниться? – удивилась леди.
– Танцуя с кавалером, вы с ним кокетничали, я это заметил, – сказал Эмиль, чье лицо сконфужено покраснело.
– Как же вы смогли меня узнать, ведь я была под маской? – осведомилась графиня.
– Я вас могу узнать, под любой маской, – нежно проговорил граф, целуя ее ладонь, от которых пахло апельсинами.
– Вы меня заинтриговали, – кокетливо сказала графиня. – Но вы сами виноваты, ушли, оставили меня одну, вот я и заскучала.
– Вы обвиняете меня, – с улыбкой проговорил граф, покачивая головой, – но обвинения, я должен признать, справедливы. Быть посему, с этой минуты, я не отойду от вас ни на шаг.
После получасового перерыва, снова начались танцы. Граф сдержал свое слово и с той минуты, он не отлучался от графини. Танцуя с молодой супругой, Эмиль не сводил с нее влюбленных глаз. Они были словно созданы для аллеманды, так что никто, не мог сравниться с ними. Статный граф, с нежностью вел за руку, утонченную Марго. Парируя с ним в повороте, графиня де Лавон, сжимала его надежные руки, каждый раз одаривая его шаловливым смехом. В ответ, граф улыбался теплой улыбкой. В конце танца, по обычаю тех времен, Эмиль, припал на колено и прижал к своим губам, шлейф ее платья. Закрыв глаза, он ощутил что-то новое, прежде еще неиспытанное. Это острое, пронизывающее сверху донизу чувство, было схоже с тайной, сказанной кем-то шепотом в темноте. Вдруг раздался пронзительный визг дам. « Он умер, какой ужас!», – разносились голоса.
Все застыли в танце, и музыка, и люди. Одновременно, все посмотрели в сторону гостиной, откуда еще продолжали доноситься крики гостей. Минуту длилось молчание. Графиня подбежала к мужу и нежно взяв его за руку, с вопросом посмотрела ему в глаза.
– Что произошло? – тревожно спросил Эмиль.
– Ужас, какое несчастье, – кричал господин, подбегающий к графу. – Граф Сайег, граф Сайег! – твердил он невпопад.
– Что, что с моим дядей? – тревожно спросил граф де Лавон.
– Он умер, – с ужасом в голосе, ответил тот.
Затем начался переполох. Часть гостей бросилась за графом, который метнулся на место грянувшего несчастья. Навстречу ему шли возбужденные визитеры3, которые плакали и спорили, перебивая друг друга.
– Ах, бедный граф, какой он был дворянин, – в отчаянии повторяли гости.
Граф де Лавон, вбежал в зал, где скопился обомлевший народ. Пробравшись сквозь толпу, он увидел своего дядю, лежавшего на полу.
– Дядя, дядя! – растеряно повторял граф, пытаясь привести его в чувства.
– Бесполезно юноша, мне очень жаль, но он мертв. Соболезную, – проговорил, скорбя, лекарь.
– Нет! Этого не может быть! – оторопел Эмиль, поднимаясь с колен. – Как это случилось?
– Не знаю юноша, сам в шоке, – признался герцог Клермо. – Мы с вашим дядей разговаривали об охоте, но едва он отпил глоток из бокала, как вдруг его лицо исказилось, он начал хватать ртом воздух, как будто поперхнулся, потом соскользнул с кресла, и умер. Я даже не успел ничего предпринять.
– Что же это может означать? – спросил растерянно Эмиль.
– Возможно, г-н де Сайег, умер от удара, – предположила одна из дам. – Все мы под Богом ходим.
– Нет, это ни удар, – возразил лекарь. – Смерть графа де Сайега, нельзя назвать естественной.
– Что вы хотите, этим, сказать? – спросил граф де Лавон.
– Я хочу сказать, что вашего дядю отравили. На бокале остался осадок от яда, состав которого, к сожалению, мне неизвестен.
– Значит, дядю убили? – еле слышно спросил граф де Лавон.
– Выходит так, – кивнул лекарь.
– Кто это мог сделать? – спросил с ужасом в голосе, юноша.
– Могу вам только одно сказать, это кто-то сделал из своих, – ответил Томас – чужих здесь не было, так как слуги, пропускали гостей по списку приглашенных.
– Под маской, мог, проникнуть и чужой, – произнес один из кавалеров.
– А вы не подозреваете герцога Клермо, – шепнул на ухо графу, лорд Глайд, – ему проще всего было отправить сотрапезника, на тот свет?
– Что вы такое говорите, лорд? – возмущено произнес г-н де Лавон. – Герцог, лучший друг графа де Сайега. Он несколько раз, спас на войне, жизнь моему дяде.
– Простите, я этого не знал.
Огорченные событием гости, в скором времени, покинули замок. После ухода гостей, граф собрал всех слуг, и приказал им, обыскать все окрестности замка.
– Если увидите кого-то чужого или подозрительного, задержите его, и приведите в замок, живым или мертвым! – повелел он, после чего дюжина всадников отправилась на поиски.
Когда замок совсем опустел, граф не желая больше ни с кем разговаривать, отправился в свой кабинет. Он пробыл там всю ночь, сидя возле камина, так до конца еще не осознавая, что произошло. Лишь бледными губами, юноша без устали клялся: – «Я все равно найду убийцу, все равно, чего бы мне это не стоило, даже если мне придется заплатить за это ценою собственной жизни».
Время шло, и постепенно все ужасное забылось, как и забывается все остальное. Но, к сожалению, преступления, в доме графа де Лавона, на этом не окончились. Прошло полгода, как новая беда, нависла над замком графа.
Однажды леди Глайд, подсыпала яд в вино, которое, как обычно, должны были принести графу, в библиотеку. У Эмиля была великолепная, огромная библиотека, в которой он имел привычку – посидеть, с бутылкой хорошего вина и книгой испанских писателей, того времени. Но Бог сберег графа. Был у де Лавона, старый слуга – с одним-единственным грешком за душой, – любил выпить. Принеся вино в библиотеку, слуга по своему обыкновению, позволил себе маленький глоточек… Этого вполне хватило, чтобы он преставился.
Едва заслышав стук падающего тела, у графини де Лавон замерло сердцем, а ужас обуял все ее существо. Но вбежав в библиотеку, она к своему облегчению поняла, что вместо де Лавона умер его слуга. Следом за ней вошел супруг. Схватив его крепко за руку, графиня обняла его, и заплакала навзрыд. За эти месяцы супружества, у нее появилась привязанность и уважение к Эмилю.
– Боже, как я за вас испугалась. Я вас люблю граф, как не любила никого, – призналась г-жа де Лавон, на этот раз, искренне.
– Я тоже вас люблю Марго, чего же вы испугались? – осведомился Эмиль.
– Мне вдруг вспомнилась наша свадьба, и я испугалась, что вас могут тоже убить, как когда-то вашего дядюшку.
– Успокойтесь Марго, – пытался утешить ее де Лавон, хотя у самого все клокотало внутри.
Эмиль позвал слуг и лекаря. На этот раз, лекарь ничего подозрительного не увидел, заключив, что у слуги случился удар. Граф де Лавон согласился с заключением лекаря, так как старик был в преклонных годах.
Саму же графиню, всю трясло, словно в лихорадке. Увидев бледное лицо г-жи де Лавон, Эмиль подошел к супруге, и взяв ее ледяные руки в свои, озабочено спросил:
– Что с вами, сударыня?
– Ничего особенного, просто я переволновалась.
– Выпейте лучше вина Марго, оно вас успокоит, – с улыбкой проговорил юноша и, подойдя к своему письменному столу, он начал наливать в бокал, то самое вино.
– Нет! – воскликнула леди, подбежав к нему.
Она выхватила у него из рук бутылку и бокал, и бросила на пол.
– Ах, простите, – почти в истерике сказала графиня, спрятав лицо на груди де Лавона.
– Что с вами, Марго? – ошеломленно спросил де Лавон, ничего не понимая.
– Я вдруг подумала, что там может быть яд, – ответила леди.
Граф поцеловал жену и предложил ей отдохнуть.
– Я и вправду, что-то плохо себя чувствую, – призналась графиня. – Я пожалуй, пойду.
– Вас проводить? – спросил граф.
– Нет, благодарю, – ответила Маргарет, после чего спешно покинула кабинет.
Направляясь в свою комнату, леди столкнулась в коридоре с лордом Глайдом.
– Вы здорово сыграли, сестра! – ликовал «брат», кто все это время подслушивал под дверью, их с графом разговор.
– Я вовсе не играла, я кажется, начинаю привязываться к графу. Я не смогу его убить, – призналась Маргарет, еще не отойдя от шока.
– Да вы что, опомнитесь, как же наши деньги? – говорил Глайд.
– Но ведь это жестоко, убивать Эмиля, ради денег, – сказала сообщница.
– А если я буду в долговой яме, это будет не жестоко?!
– Убивайте его сами, коли желаете, – со злостью в голосе произнесла графиня, поспешив уйти.
Лорду Глайд перестало нравиться поведение графини. Все реже она навещала его по ночам, и все чаще он видел ее в объятьях графа.
«Еще ни много, и Маргарет испортит все мои планы», – думал англичанин.
Боясь, что его соучастница перейдет на сторону графа, и расскажет ему о всех злодеяниях, англичанин решил ускорить умысел.
Однажды он услышал, как посыльный передал Эмилю приглашение от герцога Клермо, участвовать в охоте. Сэр Джон Глайд, сразу сообразил, что убить графа на охоте будет проще простого. Остановив в коридоре г-жу де Лавон, лорд Глайд ввел ее в свою комнату, и с ликованием сообщил:
– Поздравляю, наш план скоро сработает!
– Что это значит? – с заметным волнением спросил графиня.
– Герцог Клермо, пригласил графа де Лавона на охоту, – ответил сэр.
– И что с того?
– А то, что подстроить смерть на охоте, будет легче простого.
– Послушайте Джонни, а может, отложим все это, Эмиль так добр ко мне и к вам.
– Да вы что, сударыня! Я полгода выжидал, такого удачного случая. Пора кончать с этим графом, признаться, он мне уже порядочно надоел.
– Но ведь это низко и жестоко!
– Опять вы о жестокости! А не жестоко, что ваш супруг живет в такой роскоши, когда я не имею ни кола ни двора, надеясь только на теткино наследство, от которого я получу гроши. Ваш любезный граф оказывается в хорошей дружбе с лордом Ричмондом, которому я должен полмиллиона фунтов. А если граф пригласит его сюда, и он узнает, что я здесь с вами, вы представляете, в какие мы попадем неприятности. Он непременно расскажет обо всем графу, и тогда меня уже ничего не спасет от тюрьмы.
В то время, ничего неподозревающий граф де Лавон, сидел у себя в библиотеке, читая внимательно книгу. Зная, что супруг это время дня, проводит в библиотеке, графиня встревожено открыла дверь и не смело вошла в кабинет.
– Вам что-то нужно, сударыня? – спросил, как всегда с улыбкой граф, с любовью посмотрев на супругу.
– Я слышала, что вы собираетесь отправиться на охоту? – робко спросила Маргарет.
– Да, меня действительно, герцог Клермо пригласил на охоту. Я как раз, хотел вам предложить, отправиться со мной.
– Признаться, я не люблю охоту.
– Мне очень жаль графиня, что вы мне не составите компанию, но настаивать на этом я не буду.
– Когда же охота?
– Завтра.
– Уже завтра? – переспросила графиня, в чьих глазах отразился страх.
– Вы чего-то боитесь, Марго? – спросил граф, и подойдя к супруге, бережно обнял ее – Вы как будто, что-то хотите мне сказать, но не решаетесь?
– Вам показалось, – ответила леди, отстранив его от себя.
– Возможно, – согласился Эмиль.
– А вы можете, отказаться от охоты? – осторожно спросила Маргарет.
– Увы, я уже дал свое согласие герцогу.
– Почему же так скоро?
– Вас это не устраивает?
– Я просто не хочу, что бы вы уезжали.
– Не скрою от вас сударыня, что я и сам не жажду ехать на охоту, но отказаться я уже не могу, так как – это дело чести. Я многим обязан герцогу.
– Ваша честность, вас и погубит, – отрезала г-жа де Лавон.
– Я вижу сударыня, вы сегодня не в духе, но я кажется знаю, что вас может успокоить и развеселить, – граф позвонил в колокольчик и на его зов пришел Томас. – Принесите из моей комнаты, подарок для графини.
– Слушаюсь, г-н граф.
Через несколько минут, Томас принес крошечный ларец, в котором лежали нефритовые сережки, сделанные в виде цветка лилии.
– Это вам, сударыня.
– Какая прелесть!
– Они вам понравились? – осведомился де Лавон.
– Безусловно, они очень милы, – признала леди.
– Я не случайно выбрал этот камень. Я купил его у одного купца, утверждающего, что нефрит, отстраняет удары молнии. Носите их сударыня, вспоминая о нашей первой встречи, ибо гроза и непогода нас сплотила. К тому же, они так подходят к вашим чарующим глазам.
– А почему вы решили заказать их сделать, в виде лилии? – осведомилась Маргарет, примеряя сережки.
– Это герб Франции, и потом лилии, ваши любимые цветы, – напомнил граф де Лавон, наслаждаясь радостями супруги. – Да, я должен признать, мои ювелиры славно поработали.
– Благодарю вас Эмиль, мне право неловко, вы забрасываете меня подарками.
– Вот вы и улыбнулись сударыня, чему я бесконечно рад.
Когда на следующее утро, из-за холмов на востоке от Прованса, взошло бледно-рыжее солнце, каким оно бывает в погожие дни октября, во дворе все было в движении, уже добрых два часа.
Дабы не опоздать, граф де Лавон и лорд Глайд, поспешно вышли из дома и сели на лошадей, которые поджидали их во дворе. Лорд Глайд пришпорил коня и помчался вперед, а Эмиль, приостановив резвую лошадь, махнул на прощание рукой графини, которая стояла в это время у окна, провожая его взглядом. В ответ, она тоже неуверенно помахала рукой, и де Лавон помчался вслед за Глайдом.
И вот началась охота. Доезжачий4 сообщил герцогу, что крупный кабан засел в колючих зарослях, ручаясь, что с тех пор как они обошли его логово, зверь не выходил. По следу пустили ищейку, которой быстро удалось найти кабана, и лаем заставить его подняться из зарослей.
Напуганный лаем кабан, недовольно хрюкнул и припустил напрямик в десяти шагах от герцога. Возбужденный охотой герцог, велел спустить со смычка5 остальных собак и двадцать гончих, бросились вслед за зверем.
Едва кабан перебежал дорогу герцогу, г-н де Клермо протрубил « по зрячему!»6, после чего поскакал за трофеем. За герцогом в числе вельмож, ехал граф де Лавон и лорд Глайд.
Издали доносился лай своры, состоявшей, из шестидесяти собак, так как на зверя спускали одну за другой запасные стаи, оказавшихся там, где пробегал кабан. Предвидя вепря, герцог протрубил из-за всех сил в рог, и помчался напрямую через бор.
Вельможи следовали за ним. Увлеченный охотой, г-н де Клермо не видя дороги, мчался по буеракам и чащобам. Не отстававший от герцога, де Лавон, скакал невдалеке, но в какой-то миг, ремешок от седла расстегнулся, и граф на всем скаку свалился с лошади, благо не поломав себе, ничего при этом. Обеспокоенные состоянием графа, охотники приостановили лошадей и спросили:
– С вами все хорошо, господин де Лавон?
– Кажется, да, – ответил граф, поднимаясь с земли.
– Как же вы так? – спросил герцог де Клермо.
– Какой-то умник, мне плохо затянул ремешок у седла. Узнаю кто, выпорю.
– С вами точно все хорошо? – тревожно спросил герцог.
– Не беспокойтесь господа, продолжайте охоту! – сказал де Лавон, затягивая туго ремень у седла.
Убедившись, что с графом все благополучно, г-н де Клермо вновь протрубил в рог, и припустил коня.
– Догоняйте нас, граф! – едва успел прокричать, уже издали герцог.
За ним последовали и все остальные охотники, оставляя за собой клубы пыли. Приведя себя в порядок, юноша сел на лошадь, но уезжать с этого места не спешил, так как сквозь заросли кустарника, он увидел необычайной красоты природу. Эмиль слез с лошади и решил подойти ближе к краю скалы, дабы насладиться всеми красотами.
Перед ним открылись широкие просторы. Вдали виднелись высокие скалы Сенте-Виконт, с них вниз спадали лазурные водопады, хвойные леса дополняли к этому пейзажу, некую необычайную окраску.
Подойдя к краю, граф посмотрел в пропасть, в которую бурными патоками падала вода. Позабыв обо всем, де Лавон заворожено продолжал любоваться природой, даже не подозревая, что в зарослях кустарника, за ним наблюдал лорд Глайд.
Всю охоту англичанин терпеливо выжидал, когда Эмиль останется один, без придворных. И вот, наконец, он дождался подходящего случая. Лучшего места для убийства, не придумаешь, тишь, высокие скалы, пропасть куда можно будет сбросить тело. За три секунды Глайд рассчитал весь план преступления, после чего подкрался ближе к жертве, и выстрелил.
Каким-то чудом, граф отклонился в сторону, так что пуля лишь задела руку. Ухватившись за предплечье, молодой человек отошел от края, встревожено озирая лес. Наконец его взгляд, соприкоснулся с черным силуэтом, который поспешно исчез в кроне листьев. Не давая опомниться противнику, Эмиль вскочил на коня, и помчался вслед за ним.
Противник скакал вдоль тропы, проходившей по всему склону горы. У графа был заряженный пистолет, прицелившись, он попал в лошадь. С ржанием лошадь противника, споткнувшись об подстреленную ногу, сделала в воздухе кульбит, упала, сбросив хозяина из седла.
В двух прыжках де Лавон, оказался возле несостоявшегося убийцы, приставив к его горлу клинок от шпаги. Но увидев разъяренный взгляд Глайда, тот отпрянул назад.
– Вы, ну зачем? – сказал растеряно юноша. – Зачем вы это сделали?
– Да потому что, я вас ненавижу граф, больше всех на свете! – признался Глайд, сжав от ярости зубы.
– Извольте пояснить, что вызвала у вас такую «любовь» ко мне, – осведомился юноша. – Разве я вас чем-нибудь обидел? Я принял вас в свой дом, как дорогого гостя, а в благодарность, едва не лишился жизни?! Хорошо же вы платите, своим благодетелям. Быть может, это вы, моего дядю, на тот свет отправили? – задал вопрос граф, едва себя сдерживая, чтобы не воткнуть в горло англичанина клинок.
– Да, это я его убил, – признался Глайд.
– Быть может и сестра ваша к этому причастна? – спросил граф, испугавшись собственного вопроса. – Нет, молчите, если вы произнесете хоть одно слово, клянусь честью, я вас убью!
– Маргарет мне не сестра, – неожиданно ответил Глайд, – она моя любовница. Я специально сосватал ее вам. После вашей смерти, Марго осталась бы богатой вдовой, и я бы, тогда смог на ней жениться. Это она вам подсыпала яд, который выпил ваш слуга.
– Мерзавец!
Свет померк в его глазах, так что граф едва не потерял сознание. Ужас, страх и отвращение, отразились на его лице. Он был обманут, и обманут кем? Волками в овечьих шкурах. Однако несмотря на все старания, Эмиль не мог убить своего врага, по той простой причине, что его рука еще никогда не проливала ни чьей крови.
– Проклятье! – отчаянно воскликнул де Лавон, в ярости воткнув шпагу в землю. – Вставайте сударь. Я вызываю вас, на дуэль! Деремся немедленно! Выиграете вы, все будет по-вашему, нет, не обессудьте… Дуэль будет, насмерть!
– А как же быть с секундантами? – спросил Глайд.
– Обойдемся без церемоний! И так, начнем?
Сэр Джон Глайд, одобрительно кивнул, обнажив свою шпагу. Их шпаги со звоном скрестились. Глайд сделал первый выпад в сторону де Лавона.
Надо заметить, что место, на котором они остановились, было поистине опасным. Ущелье, куда устремлялся поток, был окружен блестящими черными, как уголь скалами. Горный поток низвергался в бездонную пропасть, а брызги, взлетающие из нее, были схожи с дымом из горящего ада. Внизу, на неизмеримой глубине, вода превращалась в пенящийся, кипящий колодец, который переполняясь, со страшной силой, выбрасывал воду на зубчатые скалы.
Склон, на котором дрались два противника, был необычайно узок. Враги упрямо шли друг против друга, то и дело, пытаясь сбросить соперника со скалы.
В какой-то момент, Глайд смело ринулся вперед, но при этом плохо рассчитал длину шпаги графа де Лавона, которую наш герой, держал прижатой к туловищу. Едва Глайд попытался атаковать его, как рука графа, внезапно развернулась, словно туго сжатая пружина, и клинок проколол Глайду бедро.
Схватившись за рану, Глайд отступил назад, а граф де Лавон хладнокровно, обмотал плащ вокруг своей левой руки, превратив его, таким образом, в щит. Отойдя от боли, Глайд не теряя надежды на победу, вновь скрестил шпаги. Эмиль при этом, не переставал вертеть шпагой во все стороны, и каждую минуту, делал добрый десяток бросков, порой ощущая мягкое сопротивление живой плоти, свидетельствующее, что удар достиг цели. Вдруг он поскользнулся, и невольно взглянул себе под ноги. Этим, мгновенно воспользовался Глайд и нанес ему удар в бок.
– Попал! – радостно закричал тот.
– Не дождетесь, сударь! – ответил бесстрастно де Лавон, не желавший признаться, что ранен.
Джон отлично владел шпагой, и юноше приходилось туго с противником, ведь прежде, с настоящим соперником, ему дел иметь не приходилось.
Эмиль отпрыгнул назад, положив расстояние в три шага, между собой и своим противником; шпага устремилась в след и быстро догнала его, но слишком поздно: граф успел сделать еще один скачок, и прислониться к скале.
Внезапно юноша почувствовал, что лоб его покрылся испариной, а в глазах потемнело.
Де Лавон совсем позабыл о своей ране, и эти признаки приближающегося обморока, напомнили ему о ней. В какой-то момент, ему показалось, что время замедлило свой ход. Перед его мысленным взором, возник облик графа де Сайега, как бы говорившего: «Дитя мое, придерживайтесь традиций старинной итальянской школы, и да хранит вас Бог!».
Чувствуя, что напор лорда Глайда, он выдержит не более пяти минут, де Лавон попробовал атаку, заключавшуюся в прямом ударе, маневре «ин кварта, ин сикста» и последующем выпаде, заканчивающимся ударом по кисти.
– Ага, ты слабеешь, – крикнул Глайд, учащая удары.
– Судите сами, – произнес не на шутку, разъяренный граф де Лавон. – Вот, получай!
Не внимая на рану, граф продолжал драться. В нескольких прыжках он выбил шпагу из руки Глайда с такой силой, что она отлетела на десять шагов в сторону.
– Теперь, вы, прощайтесь с жизнью, лорд Глайд!
Несмотря на свою победу над врагом, граф по-прежнему не решался его убивать. С досадой, он убрал шпагу в ножны, и велел тому убираться, на все четыре стороны. Сжавшись как уж, лорд Глайд сделал вид что уходит, но едва де Лавон повернулся к нему спиной, как тот, выхватив охотничий нож, попытался нанести графу подлый удар в спину. К счастью Эмиль вовремя обернулся, и ухватился за кисть сэра, державшего на острие ножа – его смерть. Минутное сопротивление и кинжал воткнулся в плоть англичанина.
От неожиданного удара, с растерянностью на лице, лорд Глайд схватился за проткнутую грудь, и рухнул в бездну с адским криком.
Пять минут юноша стоял в недоумении, нагнувшись над обрывом, наблюдая, как тело его врага летело в пропасть. Он видел, как Глайд, не долетев до воды, ударился о выступ скалы и погрузился в воду.
После всего этого, де Лавон подошел к лошади, которая была свидетелем всех этих, ужасных событий.
В голове де Лавона все перемешалось. Три раза он попытался сесть на лошадь, но безуспешно падал на землю, что придавало ему еще большую боль. После третьего раза, граф почувствовал, что силы его оставляют. Он попробовал встать, но ни руки, ни ноги его уже не слушались, будто их кто-то приковал к земле. После этого Эмиль почувствовал, как его глаза застилает ледяной туман, и последние искры сознания потухают.
Очнулся де Лавон в сумрачной комнате, освещенной лишь догоравшей на подсвечнике свечой. Рядом сидела девушка, судя по всему служанка. Облокотившись об спинку стула, она мирно спала.
Де Лавон лежал на кровати резного дерева, из тех, что изготовлялись во времена Карла IX7. На графе была новая рубашка, расшитая золотом.
Блуждая по комнате взглядом, Эмиль догадался, что находится в доме какого-то господина, который судя по всему, нашел его в горах. За окном была глубокая ночь. Граф мог на всех основаниях оставаться в доме хозяев, до полного выздоровления, но чувства мести, побуждало его вернуться домой, и расправиться с женой, за все ее злодеяния.
Поднимаясь с кровати, де Лавон ощутил жгучую боль раны. Как можно тише он оделся и спустился вниз. Словно вор, граф покинул гостеприимный дом и найдя у коновязи свою лошадь, помчался в свое имение.
Подъезжая к дому, Эмиль посмотрел на угол третьего этажа замка. В том окне, где была их спальня, горел свет. «Быть может, она сейчас переживает за меня?», – утешал себя де Лавон, не сводя глаз с горящего окна.
Подъехав к решетчатым воротам, граф постучался. Увидев, что хозяин едва держится в седле, Томас незамедлительно открыл ворота и впустил его во двор. Слуги помогли слезть де Лавону с лошади, и проводили до дома. Приближаясь к дому, Эмиль попросил одного из слуг, ждать его с лодкой, возле озера.
– Г-н граф! Мне сообщить графине о вас, она уже три раза осведомлялась о вас?
– Не надо.
Де Лавон поднимался по лестнице, с смутным чувством ненависти и любви. Наконец, его привели в их с графиней покои. Графиня подбежала к г-ну де Лавону, пытаясь притронуться к его лицу, но граф, не дал ей этого сделать.
– Боже мой, Эмиль, что с вами? – увидев, что граф держится за бедро, Маргарет воскликнула: – Вы ранены? Эй, кто-нибудь, лекаря!
– Не тревожьтесь сударыня, я сам в состоянии позвать себе лекаря, – сказал де Лавон, ложась на кровать.
В туже секунду, в комнату вошел лекарь и, начал осматривать рану.
– Что с вами случилось? – спросила графиня.
– И вы еще спрашиваете Марго? – спросил де Лавон, с укором поглядев на супругу.
– Почему вы на меня так смотрите, и где лорд Глайд?
– Оставьте нас, – повелел граф, слугам.
– Простите, господин граф, но я еще не осмотрел вашу рану, – сказал лекарь.
– Оставьте, я сказал! – слегка повысив голос, повторил свое повеление де Лавон.
Кланяясь слуги и лекарь, покинули комнату, а Маргарет став на колени возле кровати, начала целовать его руки.
– Вам больно? – спросила графиня.
– Очень больно сударыня, очень, – признался де Лавон.
– Я верну лекаря, – графиня хотела бежать к двери, но де Лавон остановил ее.
– Не утруждайте себя, лекарь мне не поможет.
– Но ведь вы, не так уж серьезно ранены, к тому же, на рану уже кто-то наложил швы.
– Меня тяготит не рана, а предательство людей, которым я так доверял. Своим явлением с того света, я помешал вам примерить, наряд вдовы.
– Что вы такое говорите, Эмиль, вы бредите? – с растерянной улыбкой спросила графиня.
– Напротив, я пришел в себя, а до этого я бредил.
– Ничего не понимаю.
– Вы молились на ночь? – неожиданно спросил де Лавон, поднимаясь с кровати.
– Да, но почему вы спрашиваете? – робко спросила графиня.
– Не хотите ли вспомнить, какой-нибудь грех, который терзает вас не первый день?
– Что вы хотите этим сказать, супруг мой?
– Молитесь скорее, потому что вы сейчас умрете.
– Умру? Но я слишком молода, чтобы умереть.
– Я тоже был слишком молод, чтобы умирать, однако, рука вашего братца поднялась.
– Что?
– Я готов вам простить все, сударыня, и разбитую жизнь, и вашу неверность, и все- то зло, проявленное мне. Но я не в состоянии простить смерти моего дяди. Вы умрете!
По взгляду супруга, графиня поняла, что тот не шутит. Страх овладел всем ее существом. Маргарет опрометью кинулась к двери, стремясь, во что бы то ни стало, покинуть комнату.
– Куда же вы, мадам? – спросил граф бесцеремонно схватив её за руку, и швырнул ее на пол.
– Мне же больно, Эмиль! – с обидой простонала леди, упав на колени.
Приземление оказалось для неё не самым мягким, ибо колени при падении, пронзила острая боль.
– А вы заслужили, иного обращения? – спросил вопросом на вопрос граф, сев в кресло у двери.
– Я не убивала вашего дядю, это Глайд его отравил.
– Зная о преступлениях Глайда, вы молчали, стало быть, вы причастны ко всему этому!
– Граф, я люблю вас, это Глайд меня уговорил вас погубить, – говорила графиня.
– Я больше вам не верю, сударыня!
Колени болели и ныли, но Маргарет, поднявшись на ноги, попыталась покинуть комнату снова, но наступив себе на подол платья, вновь упала, успев всё же ухватиться лишь за дверную ручку. Ярость, обуяла все его сознание. Не помня себя, де Лавон в два прыжка, очутился возле нее и обхватив ее руками, поднял и бросил на кровать.
– Лучше не пытайтесь сбежать, вам же хуже будет, – зловеще проговорил де Лавон, не спеша, разматывая длинную веревку.
– Н-не-уж-жели… в-вы… – начала графиня, уползая вглубь кровати. – Вы убьёте меня?! – пришёл на смену заиканию, отчаянный крик.
– Да женушка, прощайтесь с жизнью! – продолжал граф.
Молодая женщина вдруг ощутила, как неприятный холодок поселился в груди, и в животе.
– О, прогоните, но не убивайте! Я молода! – без устали продолжала молить графиня.
– Что бы вы испортили, еще кому-нибудь жизнь? – спросил де Лавон, принявшись хладнокровно ее связывать.
Графиня, сопротивлялась с яростью голодной волчицы. Вцепившись зубами де Лавону в руку, она поцарапала ее, как дикая кошка. Ногами и руками она принялась яростно его колотить и вырываться, за что Эмиль дал ей пощёчину. Резко схватив, он перевернул её на живот, продолжая связывать, ей сзади руки.
Закусив до крови нижнюю губу, чтобы сдержать сердитые слёзы обиды и унижения, Маргарет не теряя надежды вырваться из рук деспота, продолжала сопротивляться, издавая жалобный плач.
– Клянусь, я уйду в монастырь.
– Нет, – невозмутимо проговорил де Лавон, поставив колено на её спину, чтобы она не вырывалась.
– Дайте хоть, до утра пожить!
– Нет, умрешь сейчас!
– Ненавижу, гореть вам в Аду, палач!
– Вы окажетесь там раньше меня, сударыня, – усмехнулся граф. – Идемте!
Он схватил край веревки, и набросив на нее плащ, повел во двор, туда, где их уже ожидал слуга, которого граф попросил ему помочь.
– Куда вы меня тащите? – дрожащим от подступившего кома в горле и слёз, выдавила из себя Маргарет.
– К черному озеру, оттуда вы никогда больше не выберетесь, – ответил де Лавон.
Было прилично темно. Полную луну закрывали тучи, обагренные первыми отблесками грозы. Впереди было огромное озеро, отражающее бурое небо, затянутое большими багряными тучами.
Время от времени, широкая молния, озаряла все небо, извиваясь над погнувшими от частых ветров, ивами. В воздухе чувствовался легкий, прохладный ветерок. Мертвое молчание тяготело над природой, земля была влажная и скользкая от недавнего дождя, от опавшей листвы, пахло сыростью.
Уже было около полуночи, когда граф, привел Маргарет к черному озеру. Возле реки их ждала лодка. Графиня, кто так смиренно и обреченно вела себя по дороге, упала на колени и протянула к графу руки… «Граф», – взмолилась она, – «простите меня, я ведь люблю вас».
У г-на де Лавона сжалось сердце и ему захотелось отменить казнь. В отличие от графа, у его слуги, этот инцидент, почему-то не вызвал ни капли жалости. Несмотря на свой небольшой рост, слуга проворно схватил бывшую графиню за руки, и волоком втащил в лодку.
– Остановись! – вдруг невольно воскликнул де Лавон.
Слуга остановился и повернул к нему свою ужасно мерзкую физиономию, которая, и в былые времена производила на г-на де Лавона неприятные впечатления, но в ту ночь, особенно. Пронизывающе взглянув на графа, единственным глазом, по той простой причине, что левый глаз был безжизненно затянут бельмом, слуга вдруг спросил зловещим голосом:
– В чем дело, хозяин?
– Ничего, – ответил твердо де Лавон, внезапно решив, доделать начатое.
В отблески молнии, графу показалось, что его слуга, садясь в лодку, без причины улыбался отвратительной улыбкой.
Граф вынужден был также плыть с ними – так как одному приходилось грести, а второму – следить, чтобы графиня не перерезала веревки и не сбежала.
На середине озера, граф убрал весла и бросил Маргарет в воду. Падая, леди испустила пронзительный крик, который было слышно за четыре лье. Де Лавон видел, как она беспомощно извиваясь, опускается на дно. Не в состоянии больше ее не видеть, не слышать, граф закрыв руками уши, распорядился плыть быстрее к берегу. Не помня себя и не видя ничего вокруг, Эмиль спешным шагом, отправился в сторону замка.
Вернувшись в свою комнату, де Лавон не раздеваясь, упал на кровать.
– Г-н граф, не изволите переодеться? – озабоченно спросил Томас, войдя в спальню.
Эмиль, не желал ни с кем разговаривать и хотел было прикрикнуть на слугу, но все слова, застряли у него в горле. Язык был так же обессилен и изнеможен, как и вся его плоть. Как это ни мучительно было, но де Лавону пришлось уступить Томасу, позволив снять с себя одежду.
Свежее надетое белье, не согрело и не успокоило графа. Юноша дрожал от ярости и от страха, настолько сильного, что у него стучали зубы. В ушах продолжал стоять дикий крик супруги.
После ухода слуги, Эмиль накрыл голову одеялом, намереваясь забыться сном. Однако, это было не так-то просто. В глазах у него было, то искаженная физиономия лорда Глайда, то умоляющее лицо графини де Лавон.
В комнате было темно и тихо, и лишь в своей клетке, беспокойно ворочался попугай. Со двора доносился звон колокола из часовни, во всем же остальном, царили мир и покой.
Усталость взяла свое, и без того, неясные мысли начали путаться и нарушать ход событий. Граф почувствовал, как с него постепенно начало спадать напряжение, ненавистные образы затуманились, и только сердце продолжало усиленно биться, но затем и оно успокоилось. В какой-то момент де Лавон, даже начал видеть, какой- то странный сон.
Снилось ему: светлое летнее утро, будто он идет по цветущему полю, и собирает удивительной красоты цветы. На душе его было легко, весело… По полю бегала Марго, ловя таких же беззаботных бабочек, как и она сама. Вновь граф видел ее улыбку, слышал ее звонкий смех, ее очаровательные зеленые глаза. Увидев его, графиня с радушием протянула к нему руки, но едва он захотел подойди к ней, как на его пути появился тот самый огненно-рыжий слуга, что присутствовал при казни. « Пойди, прочь, ничтожество!», – прикрикнул на него граф, на что, тот рассмеялся, зловещим противным смехом. « Граф убил свою жену!», – крикнул слуга, продолжая смеяться адским смехом, обнажив длинный зуб, торчащий из-под губы. « Я убил двух человек», – не менее ужасное, вдруг вспомнилось Эмилю.
Граф вздрогнул и как ужаленный, вскочил с постели… Сердце его бешено билось, в горле.
– Граф убил свою жену! – повторил вдруг попугай, – Какой же ты болван, Томас!
– Это попугай… – успокоил себя граф, и лег обратно в постель.
Эту фразу попугай услышал, когда сидел в библиотеке. В тот день Маргарет читала вслух графу, какую-то книгу, о неверной жене. Дойдя до предложения, « граф убил свою жену», графиня де Лавон неожиданно побледнела, а из ее глаз покатились слезы. Тогда Эмиль не понял, истиной причины расстройства супруги, поэтому принялся ее утешать.
«Кто бы мог подумать, что эта фраза, станет для нее пророческой, – подумал де Лавон. – Выходит она думала, что я с ней поступлю точно так же, поэтому и боялась мне обо всем рассказать».
Подумав об этом, Эмилю на душе, стало не выносимо тяжело. Как назло, попугай запомнил именно эту фразу, возможно по той причине, что графиня еще не раз повторяла: « граф убил свою жену».
Между тем, послышалось, как об стекло бьются капли дождя. Тучи, которые де Лавон видел на западе, во время казни жены, обложили теперь всё небо. Ярко блеснула молния и осветила своим светом всю комнату.
«Последняя гроза в этом году», – подумал граф. Вспомнилась ему и одна из первых гроз… Точно такой же гром, гремел когда-то в лесу, когда в его дом постучалась леди Глайд и ее подлый любовник. В тот, значимый для графа вечер, в болотных глазах милого создания, светился страх.
Потеряв всякую надежду уснуть, де Лавон поднялся и сел на кровать. Тихий шорох дождя, постепенно превратился в шум, который граф так любил, когда его душа была еще свободна от грехов… Теперь же этот шум, показался ему жутким. Удар молнии следовал за ударом.
– Граф убил свою жену! – на свою голову крикнул попугай…
Эта, была последняя его фраза… Закрыв в слабовольном страхе глаза, де Лавон нащупал в темноте пистолет и зарядив его, пальнул. С криком и трепетом, птица забила крыльями и упала на дно клетке.
– Вот и еще, одна загубленная душа, – сам себе проговорил де Лавон.
«Ну ладно этого негодяя Глайда, а ее то за что, она ведь никого не убила? – ужаснулся собственной мысли де Лавон. – Боже, что я натворил! Но с другой стороны, лорд Глайд говорил, что она тоже хотела моей смерти. Значит она знала о намерениях любовника и молчала. Выходит она была причастна к смерти моего дяди. Я думал что она меня любит, а это был всего лишь, гнусный спектакль. Осел, слепец, наивный мальчишка. Я был обманут, и кем? Обманут той, которую любил больше жизни, которой доверял, ради которой поступился родовой честью. Теперь убив убийцу, я сам стал убийцей. Моя честь, еще больше посрамлена, и эту грязь уже ничем не смыть».
Тут граф посмотрел на свою руку, державшую по-прежнему пистолет. « Смыть! – вдруг пришла лукавая мысль в голову де Лавона. – Смыть позор, можно только кровью!».
Зарядив пистолет вновь, юноша на этот раз, приложил дуло к виску и закрыв глаза, сам себе проговорил:
– Ничего, сейчас я смою грязь с твоей чести, граф де Лавон, и через минуту буду с тобой, милая.
Молодой человек нажал на спуск, но пистолет издал лишь щелчок. «Осечка», – подумал граф, выронив пистолет. Затем де Лавон почувствовал, как из-под ног уходит земля. Он попытался дойти до кровати, но ноги его уже не слушались, и юноша упал на пол. Ему показалось, что он падает в глубокую, темную яму. И больше де Лавон, ничего не чувствовал.
Когда очнулся де Лавон, было уже светло. Ощупав все вокруг, он понял, что лежит в постели. Смутное сознание постепенно рассеялось, и в его поле зрения попала, улыбающаяся физиономия Томаса.
– Ну, слава Богу, вы очнулись! – бодро проговорил слуга, укутывая графа.
– Что со мной? – слабым голосом спросил де Лавон.
– У вас, от нервного расстройства, обморок случился, – ответил Томас, с радушием в голосе. – Уж заставили вы меня поволноваться, ваше сиятельство. Вхожу к вам в комнату, гляжу, вы лежите бледный, а рядом пистолет. Меня так страх и обуял, думаю, ну все, пропал мой господин, а нет, живехонький! И что это вам в голову пришло, в темноте, по попугаям стрелять? Позвали б меня, я б вам свечи зажег, птиц побольше бы достал.
Задор в голосе слуги, поднял дух графу, что тот невольно улыбнулся.
– Вот вы и улыбнулись, а мне старику радость, – произнес слуга, продолжая заботливо укрывать хозяина, одеялом.
– Сколько же я лежу?
– Третий день, уж как. Обедать желаете?
– Благодарю, я позже.
В тот миг, в комнату вошел лекарь и увидев, что его пациент уже пришел в себя, принялся его осматривать.
– Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство? – спросил у больного, лекарь.
– Уже лучше, благодарю вас, – ответил юноша.
– Вот и чудненько, так намного лучше. А то все бредили, бредили, винили себя в чем то: «Убил, убил», а кого убили, так и не сказывали.
– А вам какое дело, сударь, ваше дело врачевать, а не задавать г-ну графу, подобные вопросы, – вмешался Томас.
– Да я и не спрашивал, так сказал, – немного сконфужено произнес лекарь.
– Кабана он убил, на охоте, кабана, – убедительно сказал Томас.
– Кабана так кабана, я все равно охоту не люблю, – хладнокровно ответил лекарь. – Рана ваша уже зажила, так что скоро будете, как новенький, хоть протыкай плоть снова. А кстати, кто обрабатывал рану?
– К сожалению, мне это неизвестно, – ответил граф. – Очнулся я, в каком-то доме, что б никого не обременять, ушел.
– Ну и правильно, дома как говорится и стены лечат, – сказал улыбчиво Томас.
Время шло, но сердце графа де Лавона, по-прежнему обливалось кровью. Каждый день, образ Маргарет стоял у него перед глазами, и каждый день, он заставлял себя забыть и думать о ней, как об еще одном убитом негодяе, сгубившего его любимого дядю. Но память все чаще выдавала вопрос, который часто задавала его жена по вечерам: «Дорогой граф, вы меня, правда любите?» – спрашивала она, обнимая его за плечи. В голове до безумия, четко вспоминались эти минуты, такие нежные и, казалось бы, бесконечные. Каждый день, молодой человек прославлял Диониса8, пытаясь заглушить боль вином.
Однажды его навестил сосед г-н Клермо, который был наслышан, что с де Лавоном случилась какая-то неприятность. Герцог был радушно принят графом, однако внешней вид Эмиля озадачил его. Перед ним бы бледный юноша, в чьих черных, как смоль, волосах, несмотря на молодость, пробилась первая, робкая седина. И даже прекрасные, выразительные глаза его потускнели, словно угли, подернутые пеплом.
– Что с вами, Эмиль? – невольно спросил герцог.
– Ничего особенного, приболел немного, – ответил граф.
– Кого вы хотите обмануть, граф? Я вас с пятилетнего возраста знаю. У вас что-то случилось, ни так ли?
В ответ де Лавон опустил голову.
– Ну хорошо, если не хотите, можете не отвечать, – сказал г-н Клермо. – Пришел я к вам, совсем по другому поводу. В Париже живет мой старый друг, г-н де Монтале. Недавно Людовик XIII назначил его капитаном королевских мушкетеров, и теперь г-н де Монтале набирает в свою роту молодых людей. Быть может и вам, стоило поступить в его роту? Вы молоды, обеспечены, с крепким здоровьем, и на сколько мне известно неплохо владеете шпагой. Доброе ли дело, молодому господину киснуть в этой провинции?!
– Я об этом, как то не думал.
– А вы подумайте. Когда решите, сообщите мне, я напишу вам рекомендательное письмо, к г-ну де Монтале.
– Хорошо, я непременно подумаю, и сообщу вам о своем решении.
– Ну что ж, в таком случае, честь имею отклоняться.
После этих слов г-н Клермо покинул замок, а граф де Лавон вновь остался, наедине со своими мыслями.
«Г-н Клермо прав, довольно хоронить себя в бутылке, – решил в тот час Эмиль. – Уж лучше умереть, как подобает дворянину, чем низко пасть, как забулдыге. Не для этого меня дядюшка растил!».
Приняв решением г-н де Лавон, отправился к г-ну Клермо, и сообщил свое намерение, после чего герцог, с радостью написал рекомендательное письмо к капитану королевских мушкетеров.
Вскоре после этого, граф продал виноградники и прочее, что можно было продать, однако имение, никто у него не спешил покупать. Не желая больше задерживаться в Провансе, Эмиль распустил всех слуг, запер все двери и ворота, а ключ велел оставшемуся слуге, бросить в проклятое озеро.
В Париже, граф надеялся найти достойного противника, от руки которого он или погибнет, или же научит невежу, манерам. Г-н де Лавон знал, что это решение никак не изменит его жизнь, оно было нужно, лишь для того, чтобы выжить или найти смерть.
Де Лавон еще долго стоял возле поместья, окидывая прощальным взглядом родовое гнездо. Рядом с ним стоял верный Томас, и тихо плакал.
– А ты чего здесь, я больше не нуждаюсь в слугах? – резко сказал граф.
– Мне некуда идти, мой господин, – признался искренне Томас.
– А ты бы согласился отправиться со мной в Париж?
– С большой радостью, – поспешно ответил слуга, быстро осушив, глаза платком.
– В Париже жизнь будет трудной, помимо моего питания и одежды, на твои плечи лягут заботы, чтобы шпага сверкала, как золото, тебе придется таскать на себе тяжелый мушкет, и участвовать в военных действиях, – предостерегал его де Лавон. – Ну, как, еще не передумал?
– Я за вами, теперь хоть в ад, хоть в рай готов отправиться, г-н де Лавон!
– Тссс! – прошептал граф, – Не называй меня так. Граф де Лавон умер, вместе со своей женой. Отныне меня зовут, д’Афоном. Быть может, это имя, принесет мне, в конце концов, счастье.
– Понятно, – кивнул головой Томас.
Граф со слугой сели на коней и припустили в сторону Парижа. Так «погиб» молодой, красивый, с сердцем наполненным счастьем, граф де Лавон. И именно так, появился человек, взявший вторую фамилию дяди – г-н д’Афон, с которым мы встретимся чуть позже в Париже.