Несколько дней прошли в томительном ожидании. Было больно, нудно и скучно. Никто ничего не делал. Когда юноши смогли идти, вождь приказал возвращаться. Пора было готовиться к празднику охоты и поиску жён, как говорили старшие воины. Однако в стойбище их ждали ужасные новости. Произошедшее потрясло даже взрослых туматов своей беспощадной суровостью.
У самых первых гэров стало ясно, что случилось что-то плохое. Где-то вдали слышались причитания женщин. Охотники поспешили туда и увидели страшную картину: на земле лежали два завёрнутых в ткань тела. Старейшины готовили костры. Значит, умерли два человека. Это были две беременные женщины. Обе скоро должны были рожать и ходили перед этим к Гризе, жене шамана. Их родственницы громко плакали, другие стенали, старейшины угрюмо молчали – всё случилось накануне вечером, буквально перед самым возвращением охотников.
Богдану показалось подозрительным, что у беременных была температура, они были горячими, как говорили плачущие родственники, жалуясь шаману и вождю. Ночью несчастные начали общаться с духами, их речь стала бессвязной, они потели, тяжело дышали и смотрели безумными глазами в пустоту. Всё это было похоже на заражение какой-то инфекцией, но больше в племени никто не заболел, хотя вокруг двух беременных постоянно находилось много людей.
– Мы не можем проводить праздник до следующего полнолуния, – сказал вождь, обращаясь к старейшинам.
– Сколько охотников вернулось? – прокряхтел кто-то из седовласых стариков. Он задавал этот вопрос не просто так.
– Все.
– О-о… – с удивлением и тайным пониманием выдохнули старейшины. Для них всё стало ясно. – Духи леса взяли их жизни. Они ушли вместо них, – со знающим видом заключил самый главный из них, Тоэхай. Вождь повернулся к шаману.
– Надо готовиться к обряду очищения. Иди, собери всё что нужно, и приходи к моему гэру.
– Духи леса не взяли охотников. В этом году никто не умер. Они взяли души женщин и детей, – трагично произнёс Дзэтай. Баргуджин ничего не ответил. Словами здесь было не помочь. Он оставил охотников и родственников горевать у тел, и направился к своему жилищу. Шаман медленно побрёл в сопровождении сына и чужака к спуску. Теперь Дзэтаю предстояло провести два дня в гэрах этих женщин, сжигая в костре горькие травы. Ещё он должен был просить духов леса не забирать жизни других соплеменников.
Это был тяжёлый обряд, который требовал много сил, а их у бедного шамана уже не осталось. Он и так почти не спал несколько ночей во время посвящения.
Они подходили к холомо, когда Дзэтай вдруг остановился и замер. Тускул тоже напрягся, посмотрев в сторону натянутых шкур и торчащих палок. Над отверстием не было дыма, и полог, обычно открытый в такую жару, был наглухо закрыт. Солнце висело в самом центре небосклона. Они поспешили вперёд, и их напряжение передалось Богдану. Даже у него тряслись руки, когда они пытались развязать кожаные ремешки, удерживающие изнутри длинную шкуру. Полог был закреплён очень надёжно.
– Гриза! – громко позвал шаман. Тишина только усилила нервное напряжение, и Дзэтай, споткнувшись о лежавшую у входа палку, упал на колени. Богдан с Тускулом сумели засунуть руки под полог и найти места креплений. Через несколько мгновений шкура отлетела в сторону, и внутрь ворвался яркий солнечный свет. Богдан поймал себя на мысли, что узкая полоска напоминает ему луч прожектора, но испуганный вид Тускула заставил сразу забыть об этом. Шаман продолжал сидеть у входа, что-то бормоча посиневшими губами. Он не решался войти. Тускул, его сын, первым шагнул внутрь.
Гриза лежала у потухшего костра на большой медвежьей шкуре. Видимо, на ней было теплее, чем на других. Она спала, подложив руку под голову. Всего в двух шагах от неё лежали остывшие угли, на которых дрожал потревоженный резким порывом воздуха пепел. Тускул подошёл ближе и опустился на колени. Затем медленно положил руку на плечо и повернул мать к себе. Тело безвольно откинулось назад, на спину, голова запрокинулась, и он увидел матовую маску воскового лица. Тускул отшатнулся, но не встал, продолжая смотреть на закрытые глаза, обострившийся нос и бесцветные губы.
Богдан стоял у входа, когда сзади послышалось тяжёлое дыхание Дзэтая. Тот с трудом шагнул вперёд и схватился за вовремя подставленную руку. Оба подошли к Тускулу и опустились рядом с телом Гризы.
– А-а-ах… – со стоном выдохнул шаман, увидев что-то возле пояса жены. Дрожащей рукой он подтащил к себе развязанный мешочек и достал оттуда щепотку травы. – А-а-ах… – снова простонал он и прижал его к груди. Глаза наполнились слезами, и Дзэтай, не сдержавшись, разрыдался.
Богдан вышел наружу. Вскоре подошёл Тускул. Какое-то время оба молчали, чувствуя, что три смерти в племени внезапно сделали их намного старше.
– Надо сказать вождю, – негромко предложил Богдан, понимая неуместность соболезнований. Он искренне сочувствовал другу, но слова застряли в горле. Лучше было промолчать.
– Да, – еле слышно произнёс Тускул. Потом повернулся к нему и тоже расплакался.
– Ну, ну, прекрати, – с трудом выдавил из себя Богдан. – Слезами горю не поможешь. Ты не виноват. Это – жизнь, ничего не поделаешь, – ему противно было говорить эти слова, от них веяло фальшью и неискренностью, однако он действительно не знал, что делать.
– Мы все умрём, – вдруг выпалил Тускул.
– Что?!. – у Богдана глаза полезли на лоб, а в голове закрутились тысячи мыслей о том, что в племени точно началась эпидемия, Тускул об этом знает и теперь всех убьют.
– Они были тут. Они приходили к ней! – захлёбываясь от слёз, бормотал Тускул. – Трава. Она дала им траву. Я знаю. Это – трава для родов. Они умерли. Она тоже… тоже пила… эту траву, – глухие рыдания сотрясали его сильное тело, и Богдан не мог без боли смотреть на мучения друга. Но, оказалось, это было не всё.
– Ты не виноват, – снова попытался успокоить Тускула он, думая, что тот жалеет мать и умерших женщин.
– Совет выгонит нас. Лесные люди. Мы умрём. Мы не можем жить в лесу. Мы умрём, – повторял он одно и то же, и тут до Богдана дошло, что Тускул боится изгнания. Вот оно что! Его мать была виновата в смерти тех женщин… и в своей тоже!
– Нас всех выгонят? – осторожно спросил он. Тускул кивнул в ответ. Богдан лихорадочно соображал, что делать. Получалось, это касалось и его. Раз он жил с шаманом, значит, они были вместе. Спрашивать об этом Тускула не стоило. Но интуиция подсказывала, что действовать надо было срочно. Вождь ждал Дзэтая для совершения обряда и мог прислать охотников. В это время из гэра послышались странные заунывные звуки. Они сразу ринулись внутрь.
Отец Тускула сидел на том же месте, рядом с трупом жены, и медленно раскачивался из стороны в сторону. Возле него, на куске кожи, лежал маленький мешочек. Из него высыпалась светло-серая пыль, очень похожая на пепел.
– О-ох! – вырвалось у Тускула.
– Что? – видя волнение друга, спросил Богдан. Тот схватился руками за голову и скривил лицо. – Ну что? Скажи, чёрт тебя подери!
– Всё, он ушёл, – простонал Тускул.
– Куда ушёл?
– К духам. Далеко. О-ох! – сына шамана охватило отчаяние. – Что делать? Как сказать вождю?
– Подожди! – резко оборвал его Богдан. – Как ушёл? Ты можешь объяснить? Что он сделал?
Тускул посмотрел на него осмысленным взглядом и кивнул на отца.
– Вот.
– Что вот?! – еле сдерживаясь, резко спросил Богдан. – Что?!
Вместо ответа парень открыл ладонь и провёл по ней указательным пальцем. Затем высунул язык и лизнул его.
– Ах вот оно что! – воскликнул Богдан. До него наконец дошло, что тот имел в виду. Он наклонился к шаману, но Тускул схватил его за плечо.
– Нет! Это плохо. Надо спрятать! Очень плохо. Это – гэдэгай! О-ох, гэдэгай…
– Гэдэгай? Мухоморы, что ли? Хм-м… Странное слово. Да, вижу. Мешочек на завязках. И ещё завёрнут в кожу. Не зря. Хм-м… Слушай, значит, это он его на язык и к духам, да? – быстро спросил Богдан, поняв, что в мешочке у шамана хранилась какая-то галлюциногенная трава.
– Да, – подтвердил тот.
– И долго он там будет? Ну у духов, я имею в виду. Час, два? Вот чёрт… Нельзя так. Долго он так будет сидеть теперь? До заката?
– Нет, до утра, – безвольно опустив руки, с грустью ответил Тускул. Богдан быстро прикидывал, что можно сделать. План был прост, но для этого надо было обмануть друга. Он недолго колебался. – До утра ждать нельзя! А как же обряд проводов? Мы не можем ждать. Ты должен его вернуть. Понимаешь?
– Я? Вернуть? Как? – Тускул был явно не в себе. На него навалилось страшное горе. Он боялся, до дрожи в коленях боялся, что их с отцом выгонят из племени. Полные ужаса глаза смотрели на Богдана, и тот видел, что бедняга ничего не понимает. Но он хотел при помощи хитрости всё исправить. Надо было убедить Тускула только пойти за отцом.
– Знаешь, твой отец очень хороший человек, – начал он. – Отец пошёл к духам, чтобы найти твою мать. Он хочет попросить их вернуть Гризу. Он её любит. Понимаешь?
– А-ах… – у парня перехватило дыхание. Эти слова попали в самое сердце.
– Надо вернуть его. Слышишь? Ты ведь сможешь это сделать? Ты поможешь своему отцу? – искренне произнёс он. Тот с благодарностью закивал головой. На глазах выступили слёзы. – Давай, бери! – Богдан подтолкнул его в спину и показал на мешочек. – Надо догнать его, пока он не ушёл слишком далеко!
Дрожащий палец коснулся серой пыли и медленно перенёс её на язык. Тускул поморщился.
– Молодец! Ещё, ещё! – подбадривал его Богдан. – Отец далеко ушёл. Его надо догнать. Бери ещё!
Во второй раз к мокрому пальцу прилипло гораздо больше перетёртой травы.
– Я… – попытался что-то сказать сын шамана, преданно глядя ему в глаза и теряя ориентацию.
– Садись, садись, – Богдан помог опуститься на шкуру рядом с отцом и принёс воды.
Напоив Тускула, он выглянул из гэра. На тропинке никого не было. Надо было поторопиться. Однако перед последним шагом требовалось подождать, пока юноша погрузится в мир иллюзий. Когда глаза Тускула закатились наверх, а рот открылся в бессильной попытке что-то сказать, настал момент для решительных действий. – Дзэтай, ты меня слышишь?! – громко позвал Богдан. Ему пришлось несколько раз повторить свой вопрос и даже потрясти шамана за плечи, пока тот не посмотрел на него пустыми глазами. Шаман явно ничего не видел. Однако он его слышал. И это было самое главное. – Духи леса забрали Гризу в долину предков. Ты слышишь? – Богдан вынужден был повторить это несколько раз, пока он не добился того результата, о котором ему когда-то рассказывала мама-Таня. По сути, это был гипноз. Когда Дзэтай вдруг горестно выдохнул и повторил его слова, Богдан чуть не подпрыгнул от радости. Дальше последовало точно такое же внушение по поводу умерших беременных женщин. Проделав это с шаманом, Богдан перешёл к его сыну. С Тускулом всё получилось гораздо быстрее. Но время шло, и надо было торопиться. Поэтому последнее, что оставалось сделать, это закрепить эффект и «уничтожить улики», то есть тот мешочек, который лежал рядом с телом Гризы.
Богдан вышел из гэра и принёс воду. Она не привела отца и сына в нормальное состояние, однако немного взбодрила и даже заставила пошевелиться. Они фыркали и отворачивались, закрывая лицо руками. После этого Богдан снова повторил придуманное им заклинание:
– Гризу забрали духи леса! Духи забрали двух беременных женщин. Духи забрали их детей. Духи защищают туматов. Это – жертва духов. Они взяли их себе. Дух леса, дух реки и дух гор. Три духа – три жертвы, – и так по кругу несколько раз.
Дзэтай и Тускул повторяли за ним эти фразы до тех пор, пока снова не выключились. Отец завалился на спину, а сын – на бок. Теперь оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Богдан повернул голову к выходу и увидел вверху, в самом начале тропинки, двух взрослых охотников. Ему хватило времени, чтобы осторожно затянуть маленький мешочек и снова завернуть его в кусок кожи. А второй, который лежал рядом с Гризой, он сразу высыпал в кострище.
Когда два тумата вошли в жилище шамана, перед ними открылась удивительная картина: у дальнего войлока лицом вверх, вытянув руку в сторону, неподвижно лежала Гриза, Рядом с ней распластался Дзэтай. Тоже без признаков жизни. Возле него, нелепо подвернув под себя руку, лежал на боку их сын. С другой стороны от потухшего костра сидел, обхватив руками голову, Билбэт. Он раскачивался и повторял одну и ту же фразу:
– Жертва, жертва… Духи леса забрали Гризу! Духи леса забрали Гризу!..
Охотники сразу поспешили к вождю. Вскоре тот, в окружении десяти охотников и двух старейшин, пришёл к холомо шамана. Там он застал ту же картину. Баргуджин сразу всё понял: Гриза была мертва, а шаман с сыном попали к духам леса. Однако он знал, как их спасти.
Вскоре на головы Дзэтая и Тускула обрушились струи воды.
– Что случилось? – спросил вождь. Он пристально смотрел в грустные, полные скорби глаза чужака и чувствовал, что это – не последнее странное событие, связанное с его появлением в племени туматов.
– Гризу забрали духи леса. Она ушла в долину предков. Шаман пошёл за ней. Он просит духов вернуть жену и ребёнка. Тускул пошёл за отцом. Он хочет вернуть его в гэр. Дух леса, дух реки, дух гор взяли трёх женщин! Три духа защищают туматов. Они взяли их с собой! – эти слова произвели на всех сильное впечатление.
Надежда Богдана на то, что туматы суеверны и вождь не подумает о том, как это произошло и как шаман с сыном могли отправиться к духам, полностью оправдалась. Охотники со страхом переговаривались, обсуждая смерть Гризы. Ведь это была третья беременная женщина в племени. Такого ещё никогда не было. Даже старейшины были испуганы и хмурили брови, с недоумением качая головами. В таких событиях они видели недобрые предзнаменования. А ссора с уйгурами и нависшая над ними угроза войны только укрепляли их в этой мысли. Они долго обсуждали произошедшее с вождём, ожидая когда охотники наконец «вернут» шамана. Когда Дзэтай смог говорить, его сразу подвели к Баргуджину и старейшинам.
– Что случилось? – грозно спросил он.
– Гризу забрали духи леса. Я видел их. Они забрали женщин. Духи защищают туматов. Три духа – три жизни…
Больше от него ничего нельзя было добиться. Дзэтай повторял одну и ту же фразу в разных вариантах. Почему духи забрали трёх беременных женщин, как это произошло, как сам шаман отправился вдогонку за своей женой, а потом и его сын – всё это осталось без ответа. Но, как и рассчитывал Богдан, эти вопросы никого не интересовали.
Тускул не смог ничего добавить, и его оставили в покое. Вождь знал, что тот не очнётся до следующего утра. А чужак так искренне горевал, что сомневаться в его непричастности не было смысла. Тем более, что для Баргуджина всё выглядело закономерно: беременную жену забрали духи леса, шаман любил её и пошёл за ней. Сын тоже любил отца и мать и последовал за ними. Единственное, чего вождь не мог понять, это смысл послания, которое оставили ему духи в этих словах. А в том, что они о чём-то предупреждали, вождь туматов не сомневался.
Всю дорогу до становища он думал только об этом. Но мысли всё равно приходили к тому, что скоро настанут тяжёлые испытания и к ним надо готовиться ещё более тщательно. В гэре его уже ждала Айлана. Замерла у стены, подождала, пока он сядет на своё место и тихо подошла ближе. Они долго молчали. Комары жужжали над головой, залетая в просветы между незакреплённым пологом и шкурами стен. Есть не хотелось. Баргуджин поднял взгляд и увидел в них любовь, терпение и безграничную преданность. Айлана погладила его по руке. Впервые за долгие годы он обнял её и молча уткнулся в плечо, как ребёнок.
– Духи леса забрали Гризу, – тихо произнёс он.
– Да. Бедных Найру и Дилу тоже, – добавила она.
– Ты всё знаешь. Сложное время. Неспокойно мне.
– Нам всем неспокойно. Уйгулана вся извелась.
– Понимаю. Скажи, не до обряда сейчас. Три смерти – это знак. Нельзя его проводить. Надо подождать.
– Я-то понимаю. И она смирится. Но Нурэй…
– Что Нурэй? – насторожился Баргуджин.
– Злится. Говорят, он хочет без обряда взять Уйгулану.
– Хм-м… Только этого не хватало! Тогда все могут так… Нет, сейчас нельзя. Точно нельзя. Я чувствую.
– Я тоже. Ты прав. Женское сердце подсказывает мне, что надо сделать шаг навстречу.
– Что? Кому? Мне? – не понял он.
– Сегодня вернулись дозорные. Они видели в долине стадо буйволов. Одного даже убили и съели. Говорят, можно много шкур собрать, – осторожно попыталась донести до него свою мысль Айлана.
– И?..
– Если уйгуры придут, ты говорил, нужны копья и луки. Железные стрелы и топоры. Много длинных ножей. Ты сам говорил.
– Ну да.
– Чужак сказал, что надо обменять все шкуры, какие есть, на эти длинные ножи и топоры.
– Опять этот билбэт! – вспыхнул Баргуджин. – Куда не сунься, везде он! Ты знаешь, что он сделал на посвящении? – дальше последовал рассказ о подвёрнутой ноге Тэлэка и хитрости чужака.
– Он обманул тебя, но все поддержали, – покорно согласилась Айлана и снова вернулась к своей мысли. – У тебя теперь много охотников. Они с радостью пойдут за буйволами, пока не пришли дожди.
– Конечно. Ты – молодец. Надо их отправить, – согласился Баргуджин.
– За молодыми нужен глаз да глаз. Нужен опытный и сильный охотник. Чтобы слушались и не спорили.
– Ах вот ты о чём! – наконец догадался он. – Как хитро! Отправить туда Нурэя, чтобы не мешал здесь?
– Разве это плохо? Старейшины согласятся. И Уйгулана не будет нервничать.
– Надо подумать, как это сделать. Так будет спокойней.
– Конечно, конечно. Ты подумай. Посоветуйся со старейшинами. Это поможет. Тогда они все решат так. Не ты один. Правильно?
– Какая ты хитрая лисица у меня! – с улыбкой прошептал ей в ухо Баргуджин и крепко прижал к груди. Они даже не думали, что дочери, в отличие от сыновей, не спят и внимательно прислушиваются к каждому их слову, как испуганные куропатки в кустах, заметив приближающуюся опасность.