Во второй класс я пошла в татарской деревне. Километра два или три, чтобы на санках по снегу довезти свой ранец, набитый книгами. А школа отапливалась дровами. Щели в полу были такими, что если упала ручка – считай, пропала. И с хлебом белым, сложно. Только из под полы и по блату. А от серого – изжога.
Маме удавалось наладить отношения, и ей, как медику, выдавали.
А вокруг только татарская речь. И я сразу же выучила ругательства. До бытовых выражений дело не продвинулось.
Помню, что печку родители топили вечером, а утром вода в ведрах замерзала.
Они на работе уже, а я во вторую смену собиралась.
Потом мама папе сказала, что, несмотря на всю красоту сада из черноплодной рябины, жить она здесь не будет. Поэтому родители собрались и уехали искать квартиру в Казани. А я забыла, что меня предупредили сразу после школы к Розе-апе идти. И навалялась в снегу от души. Промокла. Замерзла. Потом рысцой бежала до дому, а там замок на двери. И темно.
Отпираю, забегаю. Холод жуткий. Макароны в тарелке инеем покрылись. Вода в чайнике льдом застыла. Такое невыносимое отчаяние захватило, что встала я посреди избы и заголосила во все свои 8 лет.
Прибежала худенькая соседка. Забрала к себе в теплую и уютную комнату. Покормила. И только тут я вспомнила, что меня к Розе-апе отправляли.
Соседка дочку в шаль закутала, сама оделась и пошли они меня провожать на другой конец деревни. А Роза-апа испереживалась вся. Рамилю свою в разведку отправила.
Нашли меня, обрадовались. Уснула в тепле и сытости.
А родители квартиру сняли. Вернулись довольными.
Тогда пошла я прощаться с котом Васькой, который жил в доме напротив, но к нам столоваться приходил. Но не понял он трагичности момента и, задрав хвост, убежал.
Мне потом учительница – Миляуша Сулеймановна – письма писала. Все хвалила за стихи и передавала приветы от одноклассников.
А я сидела в казанском парке «Черное озеро» и грызла семечки в кулек.
Весна была совсем близко. Птицы суетились. Солнце наступало. Новая жизнь манила и очаровывала. Впереди ждал третий класс.