У всех коровы были черно-белые, а у нас цветная. Каштановая. Других звали Буренками, а нашу – Жданка. Мы с бабушкой ее у ворот встречали. Потом они шли во двор по интимному вопросу – молоко доить. Меня мелкую не пускали. Вдруг Жданка нечаянно лягнет. Но я была уверена, что она ко мне хорошо относится и нечего такого «нечаянного» делать не станет.
– Бабуль, можно я попробую, как ты?
Бабушка от неожиданности чуть заикаться не начала, услышав за спиной мой голос. Нарушила я их идиллию своим вторжением.
– Ой, иди, поиграй, Ирина! Тебе нельзя, ты еще маленькая!
– Я не маленькая! Ты ничего не знаешь! Я у бабушки Маши воооот такого БЫКА доила!
Бабушка подпрыгнула, Жданка вздрогнула, задела копытом ведро, и молочная волна накрыла меня аж с макушки.
Вот это да! И молока нахлебалась, и волосы с платьем измочила.
Бежать скорее к кадушке с дождевой водой отмываться. Пока мама не видела, а бабушка с табурета не встала.
Ноги налетели на курицу, споткнулись и платью пришел конец в грязной луже.
Н-да. Кадушка уже не поможет. Надо идти сдаваться. Волосы в репьях и куриный помет кожу щиплет.
Я к крыльцу, а из окна плач старшей двоюродной сестры:
– Не буду я больше с этим ребенком сидеть! Она не ест, не спит, не слушается! Вчера весь день в бабушкиной юбке пыль с дороги таскала и салют в курятнике устраивала!
– Наташа, доченька, не горюй. Она же маленькая еще. Тебе с ней поиграть надо, заинтересовать.
– Я пробовала. Кукол вдоль лавок рассадила, кашу из печки достала, по тарелкам разложила. Сижу, жду, когда она проснется. А она? Пришла, посмотрела на нас и говорит: «Ну ладно, Наташенька, ты тут с ними поиграй, а я пойду погуляю». И весь день на качелях прокачалась.
Ох, все грехи мои напоказ. Интересно, а мама слышит?
Заходить в дом или на заднем дворе отсидеться?
Вдруг кто-то хвать меня за шиворот и к себе разворачивает….
– Это что за «чудо-юдо» к нам в гости забрело? И пахнет то оно как! Боже мой!
Все! Попалась! Бежать не получится. Лучше умереть на месте. Но как?
Тут крупным планом лицо дедушки.
– Ирина, это ты?
– Не я…
– А кто?
– Не знаю.
Он взял меня на руки и занес в дом.
– Девушки, посмотрите, кто к нам пришел, и имя сказать отказывается?
И сделал то, чего я больше всего боялась. Отдал маме. Она посмотрела обреченно на чумазое существо, которое еще утром называлось ее ребенком, и молча повела его в баню. А что поделаешь? Каким бы оно – это «чудо-юдо» – не было, все равно свое. Родное. А значит – любимое.