Жизнь Эйны стала другой. Не было больше в ее дома наставника Вита, только Дия осталась рядом с ней. Без привычных занятий с наставником день поначалу казался ей пустым. Некому было учить ее премудростям наук, природы, искусству взаимоотношений между подобными себе. Но более всего было тяжело смириться с мыслью, что самого Вита уже не будет, что никогда, наверное, он уже не войдет в этот дом. Всё прошло, всё изменилось. Пора воспитания закончилась, и она едва ли не в один день вдруг стала самостоятельной. Она грустила, мир казался ей серым и безрадостным. Даже ее профессия, которой она так гордилась, вдруг перестала быть предметом ее восторгов и радости.
С домоправительницей она теперь говорила редко, им больше не нужны были слова, ведь Вит обучил ее практике чтения мыслей, и они с Дией легко понимали друг друга, лишь обменявшись взглядами. Она поняла, насколько это удобно и быстро общаться мыслями, нет нужды тратить время на длинные и такие неточные по смысловой окраске слова. Мысли передавали всю информацию о человеке, причем, яркую и правдивую, мысли не спрячешь за витиеватую паутину красивых слов. Теперь она уже плохо представляла себе, как раньше обходилась без этого чудесного умения, какой, должно быть, неуклюжей она выглядела в глазах тех, с кем ей раньше доводилось общаться.
Чего стоит, к примеру, одна только встреча с Агнием. При мысли о том, как она, наверное, нелепо выглядела в его глазах там, на берегу моря у равнины цветов, ей становилось нехорошо. Она ловила себя на том, что вспоминает эту нежданную встречу, которая произвела на нее такое странное впечатление. Она и сама не могла понять, что же именно она находила странным в знакомстве с Агнием. Возможно, ее удивляло то, что он оказался домоправителем. А может быть, необычность его взглядов и суждений заставляли ее думать о нем вновь и вновь.
Однако энергетический порт и обязанности хранительницы постепенно опять завладели всеми ее помыслами, отодвинули на второй план мысли о других предметах. Может быть, потому что ничего другого не было в ее жизни, только ее работа и она сама. Но самое себя она все меньше ощущала в отрыве от своей профессии. Она словно забыла о том, к чему стремилась раньше, что ее занимало и волновало. Ей внове было такое душевное состояние, и теперь она стала лучше понимать других людей, с кем ей доводилось общаться, полностью погруженных в свои профессиональные обязанности, не заботящихся странными вопросами насчет того, например, как устроен мир, их мир. Разговаривая с ними, она поражалась тому, как они отстраненны и пассивны от многих занимательных вещей, посредством которых она старалась их разговорить, выведать ответы на волновавшие тогда ее вопросы. Теперь же она и сама чувствовала, как становится одной из них, самостоятельных индивидуумов ее мира. В конце концов, наверное, они правы, утверждая, что основа любой жизни – это выполнение профессионального долга. Большего не требуется, да и, возможно, это что-то большее, к чему она неосознанно так рвалась, может стать помехой или даже угрозой ее жизни, ее благополучию. Так стоит ли размышлять о чем-то таком, что не имеет прямого касательства к обычным ее дорогам.
Дни ее были размеренными и спокойными, ничто не нарушало их уже устоявшегося ритма. Как только занимался день, и первые лучи восходящего светила опускались в прохладное море, она садилась в капсулу и отправлялась в энергетический порт долины Большого мыса. Там она дни напролет присматривалась к скачущим диаграммам, следила за параметрами, и даже начала планировать первые свои исследования. Ведь это ее работа, именно для этого она здесь. Ну и что же, что исчез куда-то из ее души огонь, разве это освобождает ее от обязанностей, возложенных на нее. Нет, конечно, нет, она должна справиться с собою и выполнять свое дело.
Она больше не спускалась к равнине цветов, лишь в полете ее взгляд, всякий раз остававшийся рассеянным и пассивным, почти безразлично скользил по яркой, насыщенной пестроте. Но что это, в самом деле, с нею, откуда эта апатия и равнодушие?.. Она не знала, просто как-то вдруг стало ей безразлично, из красочного мир ее превратился в серый.
Но однажды мысль нежданно пришла к ней откуда-то из глубин чужого сознания. То, что эта мысль не принадлежала ей, она знала точно. Теперь, выучившись воспринимать мысли, она могла четко различить, своими они были или чужими. Эта мысль, безусловно, была чужой. Эйна была поражена настойчивости, с которой пришелица пульсировала в ее сознании. Ей было понятно, что мысль не случайно проникла в ее мозг, она внушалась ей кем-то целенаправленно и упрямо. Сначала, должно быть, из-за этой скрытой агрессии она даже не могла ясно воспринять передаваемую информацию, но позже, когда она перестала сопротивляться постороннему воздействию, она уловила смысл. «Встреча назначена… встреча назначена… встреча назначена на склоне дня… встреча назначена на склоне дня», – как нежданно вспомнившаяся навязчивая мелодия, пульсировало в ее голове. Но кто назначил ей встречу, куда и зачем она должна прийти?.. И тогда она вспомнила об Агние. Ну конечно, за грустными переживаниями последнего времени она стала забывать о своем новом знакомом. Ей вдруг вспомнился весь их разговор, и захотелось вновь спуститься на равнину цветов, пройти сквозь призрачный туман их ароматов, оказаться на берегу моря. Ей захотелось сбросить с себя пелену грусти и апатии, почувствовать в себе прежние силы, стать прежней Эйной.
До назначенной встречи у нее оставалось еще много времени. Почувствовав, как воспрянула внутри ее существа душа, она с удвоенными силами принялась за работу. Ей и самой было удивительно, как много можно сделать, если у тебя вновь бодрое настроение и прекрасное расположение духа.
Эйна легко преодолела проложенный ею путь, теперь идти было намного проще, ведь дорога ей была уже знакома. Как и в прошлый раз, она вышла к самому морю, опустила руку в его прохладные воды. И тогда она вновь услыхала знакомый голос у себя за спиной:
– Море, наверное, прохладно?
Она обернулась на голос, это был Агний. Как и в прежнюю их встречу, он был бодр и весел.
– Да, это так. Вы меня звали?
– О, вы уже можете воспринимать чужие мысли. Это шаг вперед. Поздравляю!
– Мой наставник перед прощанием обучил меня этой практике, – погрустнела Эйна.
– Перед прощанием?.. А разве ваш наставник уже оставил вас? – слегка удивился Агний.
– Вы удивлены этим?
– Немного.
– Почему?
– Нет, ничего. Просто я думал, что периоды обучения обычно бывают более длительными, – сказал он, пряча глаза.
– Извините, но вы лукавите, – заявила Эйна. – Вы думаете, что я еще очень неразумна, и меня надо опекать.
– А разве не вы сами так думаете? – улыбнулся Агний. – Вы же сами так думаете. Это именно ваши мысли.
– Я? С чего это вдруг?
– Почему же тогда вы грустите и печалитесь?
Эйна вспыхнула, так значит, он за нею присматривал, изучал ее мысли. Ну что же это, в самом деле, такое?.. Он забывает, что она не ребенок, и за ней не надо приглядывать. Она самостоятельная и уже даже оставленная на произвол судьбы своим дорогим наставником.
– Ну-ну, Эйна, не обижайтесь, прошу вас, – миролюбиво сказал он, – вы вновь забываете, что читать мысли позволено всем. Должен признаться, мне интересно читать ваши мысли, в них столько интересного и необычного. Это увлекательное занятие. Вы вообще удивительный индивидуум. Но если вы не хотите этого, можно защитить свое сознание от посторонних посягательств, экранировать его. У вашего наставника, наверное, не было времени, чтобы вас этому научить, а может быть, он и сам не умеет, но я готов взяться за это. Если хотите.
– Я не думала, что такое возможно, – сказала она, чуть смутившись от его слов.
– Рад, что вы уже не обижаетесь. Недавно как-то раз, вновь обратившись к вам мысленно, я уловил печаль и грусть в ваших мыслях. Я не стал изучать суть ваших переживаний, знал, вам это не понравится, но ваше душевное состояние меня насторожило. Такое мироощущение не характерно для молодости, оно губительно для нее, и может привести к плохим последствиям. Поэтому я так настойчиво навязывал вам свою помощь, ведь вам некому помочь. Ну, разумеется, кроме вашей домоправительницы.
– Да, но она не так проницательна, как вы.
Агний лукаво улыбнулся:
– Вы хотели сказать, что для домоправителя я довольно проницателен. Не так ли?
Эйна слегка смутилась и ничего не ответила.
В эту встречу Агний пригласил Эйну побывать в доме его хозяина. Она задумалась, насколько это приемлемо для нее, ведь все-таки приглашение исходит не от самого хозяина, а лишь от его домоправителя. Как еще тот посмотрит на такой визит, да и вообще может ли она позволить себе это. Ей вдруг вспомнилось предостережение Вита о том, чтобы она остерегалась совершать необдуманные поступки. И действительно, она не настолько еще сведуща в искусстве взаимоотношений, чтобы, приняв решение, быть полностью уверенной в его безопасности и разумности.
Агний, в один миг уловивший ее мысли, весело рассмеялся страхам Эйны. Она все еще нерешительно смотрела на него, не зная, принимать ли приглашение. Но мысленно он сказал ей о том, что ее душевное состояние все еще беспокоит его, и таким способом он хочет отвлечь ее от грустных переживаний, не будет ничего плохого в том, что вполне самостоятельный человек сможет распорядиться своим временем по собственному желанию и разумению. И тогда она успокоилась, и правда, к чему из простого приглашения вершить целое событие.
Дом, где жил Агний, находился совсем недалеко от моря, у склона живописного холма, в стороне от равнины цветов. Они дошли быстро, быть может, потому что дорогой к дому была ровная полоса, покрытая низкорослой растительностью. Здесь дышалось легко и свободно, густая влажность моря почти не ощущалась, ее сменил прохладный ветерок, перемешанный с терпкостью ароматов цветов и растений.
Дом напомнил ей вид с какой-то старинной картины, некогда увиденной ею на выставке. Сейчас ей припомнилось, что, рассматривая ее, она вдруг почувствовала странное, необъяснимое томление, перемешанное с легкой грустью, как будто бы она увидела что-то давно забытое, но нежно любимое прежде. Так бывают привязаны люди к тем местам, где прошли многие события их жизни. Но она-то видела тогда тот дом на картине впервые, однако, его стройные белые колонны, увитые вьющимися растениями, оконные витражи, смотрящие прямо в сад с прудом среди деревьев, оставленные кем-то цветы на мраморной скамье, навевали на нее не то прочно забытые воспоминания, не то грезы. Впрочем, скорее последнее, ведь она никогда не знала другого дома, кроме того, в котором жила ныне.