Когда Бог проснется и из дымчатой перины рококо
взглянет на то, что снизу под ним творится,
кто-то, возможно, вздрогнет, перекрестится —
но не я, ибо иго мне благо, и бремя мое легко.
Я отвечу тогда вседержителю спокойно и смело:
соединить любовь и смертоносный рок
ты хорошо придумал – но не уберег
ни одного целого дышащего живого тела.
И хотя кровь моя не остыла, и взор еще не поник,
одолевая стужу и стыд ребячий,
в дымчатом зеркале вырос уже двойник —
и молча в упор на меня глядит, страшный и настоящий.