– Николашка, а Николашка, расскажи сказку?
– Спи, Настенька.
– Неа, – зевая проговорила девчушка, – без сказки я не усну.
Мальчик с подозрением посмотрел на свою младшую сестру, чьи хитрющие серые глазки подтверждали намерение устроить бунт, если он ей откажет и тяжело вздохнув, взял с полочки на стене клубочек повествовательных ниток, прикрыл глаза, и перебирая нитку за ниткой, тихонечко начал свой рассказ:
«С руки колдуньи скатилось наливное яблочко и покатилось по блюду: круг, ещё круг и вдруг, узоры на блюде зарябили и растаяли, словно их и не было никогда. А вместо нарисованных узоров, появилось мерцающее изображение. С каждым кругом катившегося по блюду яблочка, оно становилось всё чётче и чётче.
Колдунья недовольно скривилась. Тот сорт яблока, какой попался ей сегодня под руку, мало годился для такого дела и изображение хоть и стало намного чётче чем было в самом начале, но всё равно, его качество не было превосходным, как если бы это было яблоко из волшебного сада. Такое яблоко, способно было даже с сохранением четкости изображения, легко обойти защиту заповедного места. Но беда была в том, что защита была настолько сильная, что с каждым кругом, яблоко таяло и становилось всё меньше и меньше, пока не исчезало вовсе, а вместе с ним, пропадало и изображение.
Это яблочко, тоже таяло прямо на глазах, но оно было намного дешевле и добыть его было гораздо проще. Вчера вечером, слуги принесли их целый мешочек, которого хватит надолго.
«Ну, а если не хватит, – вздохнула колдунья, – придётся использовать из склянки привезённую из далека, аж с самого Алатырь камня, живую воду. Достаточно всего лишь капли такой воды, чтобы на блюдце появилось отличное изображение. Но и её осталось совсем немного, – снова вздохнула ведьма.»
Пристально вглядевшись в то что показывало блюдечко, она засмеялась:
«Ещё совсем немного, ещё чуть-чуть и ненавистный терем будет разрушен. Медведь, хранитель древних заветов предков и их силы, будет проклят людьми, и они покинут эти заповедные места, оставив на произвол судьбы, корни Священного дуба. Она наконец-то сможет до них добраться и тогда, тридевятое царство, которое уже не сможет спасти даже дух русский, падет перед нею ниц!»
Старуха поймала катившееся по блюду яблоко, откусила от него кусок, а остатки превратив в прах, развеяла по избе.
Затрещал валежник, взметнулись в высь испугано кричащие пичуги и на неприметную лесную тропинку, распугивая лесную живность, неспешно продирался огромный, бурый медведь.
Встав на задние лапы и задрав вверх морду, принюхался, запах леса был обычным: так пахло спрятавшееся под корягой семейство ёжиков, медведь чувствовал запах греющейся, в пробившихся сквозь лапник лучах солнца, ящерки и работающих муравьев, тащивших пойманного ими, большого майского жука. Людей поблизости не было, он бы учуял. Опустившись обратно на все четыре лапы, медведь вышел на тропинку, а пройдя с пару десятков шагов, вышел на поляну.
Прямо посередине поляны росла большая скрипучая ель, настолько старая, что помнила ещё царя Гороха, удиравшего от своих мамок-нянек и прятавшегося в зарослях малины. Вкусно пахнувшей и оттого сладко поедавшейся веселым мальчуганом…»
– Я бы тоже, туда бегала, если б у нас такая поляна была, – сказала Настя.
– Так у нас малины итак полно возле избы, чё бегать-то далеко за ней.
– Так-то, наверное, волшебная малина была, а наша, она ж, обычая.
– Сушай дальше, не перебивай.
«Медведь обнюхал ель и сделал два полных круга вокруг дерева. На третий же раз оборотился в молодого, крепкого парня, высокого роста, с косой саженью в плечах, с длинными пшеничного цвета волосами, курносого и слегка косолапого.
Парень был совершенно нагой. Но у него оказывается, прямо под корнями дуба, под толстым слоем мха, был спрятан мешок с одеждой. Одев на себя красную шелковую рубаху до колен, штаны в полоску и крепкие яловые сапоги, парень подпоясался широким кожаным поясом. А ещё, там же под корнями, лежал и небольшой, наполненный золотыми монетами, кожаный мешочек, который парень, повесил на пояс.
Осмотревшись для верности, оборотень свернул с поляны на лево и пошёл в сторону заповедной рощи туда, где вокруг двухэтажного, рубленного из вековых сосен резного терема разрослась, деревня Лукошкино.»
– А что за люди жили в этой деревне? Тоже оборотни? – спросила притаившаяся на печи Настенька.
– Да, Настя, там жил оборотный люд.
– Злые они наверное, путников, что к ним нечаянно забредали, губили?
– Да уж. Люди они были не простые и наверное, всякое там случалось. Они могли легко, в любой момент, принять звериный облик, но не обязательно облик волка, али медведя, бывало и в зайца, или в тетерева перекидывались. Путников они может и обижали, но вот про меж собой, жили дружно и нужды, не в чём не знали. Да и ни один путник с дурным намерением, не смог бы до них дойти даже если бы и очень сильно захотел. Деревню эту, охранял заветный дуб, длинные корни которого, проходили под всей рощей и смыкались образовывая круг в центре, прямо под теремом. А дуб в свою очередь, сберегал от нехороших людей, медведь-хранитель. Жили они не тужили и им не аукалось и не икалось, как сыр в масле катались. Не ждали они беды, не чаяли.
– Да как не ждали-то, ведь за ними же, злая колдунья в волшебное блюдце подглядывала, – снова подала с печи голос, Настенька.
– Так пряталась она от них хорошо, сон-травой, яблочки самоглядные протирала, вот и не видел её никто, глаза она отводила так, что ни один деревенский ведун не был в силах, её погляд учуять.
«Светила молодая луна, ночь была тепла и убаюкивая, утаскивала в свои объятия.
Мишка стоял на крыльце теремка и слушал пение ночных птиц.
С вечера нутро все скручивало в тугой ком и отпускало, что было верным признаком чего-то не хорошего. Но чего?
В деревне все давно спали, всё еще тёплые банные печи испускали последнее тепло, и даже собаки не брехали, однако он уже понимал, что это ощущение мира и спокойствия, было обманчивым.
Мишка прислушался и услышал как банные духи обходят свои владения в поисках оставленных им благодарными жителями, подарков. Не забывали о них, да бани в чистоте содержали и на том спасибо, а уж банники подсобят жарким парком с душистыми береговыми веничками.
Всё сегодня ночью было в деревне, как обычно, кроме того, что всполошились вдруг деревенские петухи, да заголосили не в срок, раньше положенного. Петухи по ночам кричат редко. Признаться до сегодняшний ночи и не упомнить было, когда такое случалось. Но ещё дед сказывал, будто петухи чуют силу нечистую. А нечисть в силу входит, да пакости строит в ночное время. Вот и кричит петух, предупреждает, да мелких злых духов отгоняет.
Мишка насторожился и боковым зрением узрел движение тени у дровника, да тихо скрипнула балка на крыше терема.
Едва он спел увернуться и шагнуть под навес крыльца, как огромная чёрная, слетевшая с крыши тень намеревавшаяся сбить Мишку с ног, промахнулась и распласталась на ступеньках. Словно густой кисель, тень медленно сползла со ступенек в покрытую расой траву и превратилась в худющего, одетого в серый балахон, мужика.
Ещё одна тень неведомым образом оказалась у Мишки за спиной и такой же худой мужик в плаще с балахоном, попытался сдуру обхватить широкие плечи юноши, но у него ничего не получилось. Мишка лишь слегка двинул плечами и мужик кувыркаясь, полетел со ступенек в объятия лежащего на траве своего товарища.
Но на этих двоих поверженных врагах, всё ещё не закончилось и Мишка увидел как его пытаются окружить и взять в кольцо.
И хоть и не принято было перекидываться в зверя в заповедной роще, да ещё и у крыльца терема, выбора у парня уже не было.
Сбрасывая шкурку возле старой ели, в деревню входили обычные люди. Но Мишка был хранителем и с помощью амулета вырезанного из корня дуба, он мог принимать облик медведя и при необходимости встать на защиту жителей заповедной рощи.
Схватив в руку амулет и крепко зажмурив глаза, он прямо со ступенек совершил кувырок и грозно рыча, обернулся в медведя.
Кольцо врагов все плотнее сжималось вокруг медведя-хранителя и врагам казалось, что их победа уже близка, а поражение хранителя, неизбежно.
Как вдруг… неведомая им сила, разметала их в стороны с такой мощью, что падая на землю, они словно пузыри после ливня, лопались и оставляли после себя лишь ощутимый, едкий запах серы. Знатно приложило этой силой и самого медведя. Вдобавок ко всему, на него с грохотом и треском, рухнул тяжелый, сохраняющий крыльцо от дождя и снега, рубленный из брёвен, навес. Амулет, спасший ему жизнь, развернувший защитный купол, не выдержал всей мощи и распался в прах. Зверь же погребенный под досками без сознания, превратился в человека.»
– Он что, умер? – Настенькины глаза предательски заблестели.
– Что ты, плакать собралась? Не бойся, Настенька, медведя хранителя, так просто не убьешь. Не может и не должен хранитель, погибнуть столь нелепой смертью под обломками крыльца. Слушай дальше, только чур, внимательно, а то пропустишь самое интересное:
«Произошедшая у крыльца терема битва, не осталось незамеченной и со всей округи, кто с косой, кто с вилами, на помощь хранителю, сбежались и мал и стар.
Весь остаток ночи, жители деревни растаскивали бревна навеса и когда над лесом забрезжили первые лучи солнца, они наконец, сумели достать из-под завала и Мишку.
Мишка пролежал на лавке у окна в избе старухи ведуньи без сознания, до заката, и всё это время, в избе толпился народ.
Люди в тревоге тихо между собой перешептывались, потерять хранителя, означало навлечь на деревню неминуемые несчастья и именно этот тихий шёпот и привёл Мишку в чувство.
В избе несмотря на лето, топилась печь и было довольно жарко. Это ведунья готовила в печи особое зелье с помощью которого, она врачевала раненого хранителя.
Прижавшись спиной к тёплой печке и опираясь на одну руку, хранитель с трудом поднялся и опустив с лавки ноги, сел. Голова у Мишки шла кругом, а стоящие вокруг люди, двоились и троились. Чтобы угомонить в голове эту свистопляску, Мишка с силой сжал руками виски и застонал.
– Ты пошто поднялся? Тебе лежать надобно, – проворчала ведунья.
– Я в порядке!
– Да на тебе живого места нет! Ты ж, разрыв-травой так обложился, что от неё весь теремок развалило.
– Какой травой? – переспросил Мишка.
– Той самой, что вокруг тебя почитай целый ворох насобирали.
– Всё не так было!
– А как?
Мишка ещё сильнее сдавил руками виски. Память упорно не хотела возвращаться и любой её проблеск, доставлял ему дикую боль.
– Не так! Я что враг всему живому, да и себе тоже?
– Да от её действия, даже терем едва не сгорел! Вся деревня всю ночь тушила и доски растаскивала. Под ними тебя и нашли. Свидетелей тому, почитай вся деревня. У любого ребятёнка спроси и каждый ответит: «Мишка непутевый, теремок развалил».
Не выдержав в свой адрес несправедливых обвинений, парень поднялся и опираясь на стенку, направился в сторону сеней, на выход.
– Да куда ты, непутевый! – всполошилась ведунья.
Но Мишка, не обращая внимания на её причитания, пригибаясь что б не ушибить о низкий потолок голову, вышел во двор. Во дворе, он прислонился горевшим огнём лбом к прохладной опоре крыльца и сжав кулаки, поклялся себе найти того, кто был виновником ночного побоища.
Постояв так ещё немного, Мишка отправился на дружный стук плотницких топоров.
Несколько крепких мужиков рубили в центре деревни из огромных брёвен, избу. Приятно пахло стружкой.
«Да это ж они порушенный ночью терем восстанавливают!» – удивился Мишка.
Большой деревянный сруб, блестел свежеструганным деревом и был уже почти готов.
«Завтра с утра заведут сруб под крышу, настелят полы и всё будет готово. А чары на него потом сам Лис наведёт», – подумал Мишка.
– О, непутевый вернулся.
– Смотри, смотри, медведь идёт …
– Даже не краснеет, щас ему Лис задаст.
Мишка шёл опустив голову и ни на кого не смотрел.
В каком-то смысле, они были правы, ведь теремок, действительно разрушил, именно он.
Да как бы дело-то у него, было не сложное: стоять на страже и не дать ворогам разрушить деревню. Как завещал ему его отец. Но кто мог предполагать, что ее разрушит сам медведь-хранитель. Однако, как не верти, а все указывало, на него. Не просто указывало – кричало.
«А может лучше б я сгорел вместе с теремом? Чтобы не видеть всего этого. Не ловить косые взгляды и самому не отводить стыдливо глаза.
Но не мог он, не мог его порушить. Подставили его, заманили в ловушку. Знать бы кто это сделал? Да и не верит ему народ людской, кто волком глядит, а кто с хитринкой поглядывает.»
Ноги сами привели его на окраину деревни, здесь на пригорке, стояла изба дядьки Лиса.
– О, Мишка, пришел в себя?
На пороге стоял сам хозяин с дымящимся глиняным чайником.
– Ну, что встал столбом, пошли чай пить.
Мишка вздохнул и молча зашел в избу.
Сел на лавку, та прогнувшись под его тяжестью жалобно затрещала, но выдержала.
– Силен! Прямо как батька твой. Он как ни приходил, вечно лавки мне ломал. Я ему потом, чурбачок выстругал.
Мишка ещё раз вдохнул, сделал глоток, другой наваристого чая и тут его наконец, прорвало.
Мишка заговорил, а во время своего рассказа, размахивал руками и бил огромными кулачищами по столу.
Дядька Лис слушал его не перебивая, внимательно и слушая, починял свою одежку.
– Ты , Миш, не серчай, на то, что я тебе сейчас скажу. Время медведя-хранителя, прошло, только это ещё пока никто не понял. Вокруг всё меняется, и стало быть, грядут перемены и у нас.
– Как это, прошло? – удивился Мишка.
– А ты сам посмотри, – с этими словами дядька спокойно откусил нитку, воткнул иголку в подушечку и оглядел свою работу. И как бы между прочим продолжил.
– Смотри-ка, и следа от починки не осталось.
Мишка вдруг вскочил из-за стола и провалившись в застенки своего сознания, духом бесплотным устремился вверх, нелепо загребая в воздухе руками. Его завертело и закружило. Кое-как найдя равновесие, он увидел дядьку Лиса и лежащим беспомощно на лавке, себя…
Лис спокойно убрал кружку от лежавшего парня, который духом бесплотным метался сейчас ревя белугой по горнице.
– Понял теперь? – усмехнулся Лис, глядя на Мишку, нет, не на того что, казалось прикорнул на скамье у стены, а на того, что витал рядом, в ярости пытаясь попасть обратно в своё тело или хотя бы поймать в медвежьи объятия, дядьку Лиса.
Лис же не обращая на него внимания творил заклятия и с каждым произнесенным им словом, его руки все больше покрывались алыми рунами.
– Тебе, Миша, сюда дорога теперь закрыта. За рощу ты не переживай, я её в обиду не дам. Но и тебя обратно, не пущу.
Убить бы тебя следовало, да рука не поднимается, все же племянник ты мне, названный, – и осклабившись, Лис подзывая Мишку, помахал ему рукой. Но не успел парень подлететь поближе, как его стало притягивать обратно к телу…
Сначала Мишка слышал странный писк, голова все ещё болела, а тело налилось свинцом. Запах чего-то до боли знакомого и одновременно нового, заставил его нос нервно фыркнуть и чихнуть.
– Вот видите, Василиса Юрьевна, ваш внук в полном здравии. Мы конечно вынуждены придержать его до результата анализов. Но уже сейчас могу с уверенностью сказать, что Михаил отделался лишь лёгкими ушибами мягких тканей. Как говорится, до свадьбы заживёт!
– Ваши бы слова, да богу в уши.
Даже не глядя на собеседников, Мишка понял, что женщина привычно поджала губы. Кажется, мужчина назвал ее Василиса Юрьевна… голова взорвалась приступом боли, заныли виски так, что Мишка непроизвольно охнул.
– Вениамин Павлович, вы уверены, что у него нет сотрясения?
– Конечно, ни сотрясения, ни переломов…
Голова парня закружилось калейдоскопом воспоминаний.
Сознания слились воедино и со стоном повернувшись на бок чтобы его вырвало на пол. После чего наступила спасительная темнота.
Мишка огляделся, в темноте поначалу ничего не было видно. Но вот сбоку, он различил серое пятно. Повернув всем телом, он сделал шаг, другой, третий, затем перешёл на бег, но пятно так и оставалось неразличимой серой массой не приблизившись ни на аршин.
Поняв что это бесполезно, он остановился, глубоко вздохнул и снова закрыл глаза.
Когда он их открыл, глаза заслезились от резкого, белого, слепящего пятна. Он стал быстро растирать глаза тыльной стороной ладони.
– А мне бабушка говорит, что тереть глаза нельзя.
Опустив руки медведь-хранитель наконец рассмотрел в центре пятна две качели. На одной, сидел мальчишка, лет двенадцати. В руках у него был прутик и он что-то чертил перед собой на песке. Но заметив парня, мальчик внимательно его разглядывал.
– А ты кто?
– Бабушка говорит, что сначала нужно поздороваться.
– Ну здравствуй! Ты кто?
– Здравствуйте, меня зовут Михаил Потапов. А вас?
Мальчишка чуть неуклюже слез с качели и переложив прут в левую руку, правую протянул для рукопожатия. Мишка чуть помедлив, переваривая услышанное, протянул свою огромную ручищу и осторожно пожал руку мальчика.
– Меня Михаилом Потаповичем кличут.
– Обзываются, да? – прищурился мальчик.
– Зовут.
– А как ты сюда попал?
– Хотел бы я сам знать, ответ на этот вопрос.
Мишка отпустил руку тезки и тонкие золотистые нити, образовавшиеся во время рукопожатия, растянулись, замерцали. Сколько они не пытались разорвать их, нити только растягивались, да пускали в темноту столпы искр.
«Неужели…»
Мишка, перестал носиться кругами и сел на соседнюю качельку. Мальчик наклонив голову на бок и с прищуром посмотрев на парня, тоже последовал его примеру.
«Астральный двойник… что-то наподобие младшего брата. Быть не может, это все сказки!»
Мишка пошевелил пальцами, нити, повторив движения руки, задрожали.
Мальчик спрыгнул с качелей и подошёл в плотную к медведю.
– Дай пять, – хлопнул парня по ладони.
И от этого прикосновения, яркий ослепительный свет заполнил всё пространство и погрузил их во тьму…
И только крик, душераздирающий крик боли, разорвал мрак на лоскуты, закружилась в сиреневой дымке древняя магия.
– Ты обманул меня! Будь ты проклят, медведь-хранитель! Я до тебя доберусь!