Когда тоскою сушит горло ругань,
И стелется над головами хмарь,
Хулить судьбу – невелика заслуга
За то, что бьет ребром, а не плашмя.
Я брел туда, где вечер многолюден,
И в ожиданье гульбища раздет,
А шею грел своей пробитой грудью
На крестике распятый иудей…
Сквозь шум и гам полночного шалмана
Позвал меня к накрытому столу
Подвыпивший клиент, не слишком пьяный,
К чертям отправив надоевших шлюх.
Глотал вино зеленое из фляжки,
Кривил усмешкой тонкогубый рот,
Запачкав джинсы новые в обтяжку,
Ронял за каплей каплю на бедро.
Мы молча пили, хмелем наслаждаясь,
Щипали женщин жирные зады,
Мой собутыльник выдавил икая:
Охоч мужик ужратый до манды!
Однако огненная сила сладострастья,
Не согревает сердце, только жжёт.
Сбежал бы он от этакой напасти,
Когда бы знал расклад весь наперёд!
Вдыхает запах баб самец голодный,
Желая запах течки уловить,
Тех что к совокуплению свободны.
Кипит тестостерон в его кровИ!
Захлёбываясь в похотливой спешке,
Лишь только член желанием набух,
Лизать готов их бритые «пельмешки»,
Не разделяя девственниц и шлюх.
К чему ношу рога? Забавы ради.
Они традиций давних атрибут!
Твоей любви и спереди, и сзади
Сожители промежность сменно трут…
Кудрями снова он завесил рОжки,
Я тронул темя в поисках своих.
Лишь волосы под потные ладошки
Легли, как строчки слипшиеся в стих.
Потом мы лили водочку до кромки,
Усталый сакс гнусавил менуэт.
Да под столом симпотная девчонка
Взахлеб соседу делала минет…
Скребя трехдневную щетину,
Налив нам поровну вина,
Делить людей на половины.
Продолжил снова сатана.
Ты сам – источник разрушенья.
Мне влом использовать обман!
На празднике кровосмешенья.
Мы, меч и ножны, ради ран.
Глупее тварей человеки,
Ведь испокон сюжет не нов.
От божьей убежав опеки,
Других вы ищете божков.
Да, изменились вы едва ли,
Презревши неба благодать!
Вождей по младости сношали,
Черед их вас теперь сношать…
Ваш новый бог – болтун с пелёнок,
Апологет чужих идей,
Раб выпивки, ловец девчонок,
Любитель птичек и зверей.
Твердил о равенстве и братстве,
Младенцев гладил, руки жал.
Так жрец взывает к глупой пастве,
Вокруг светильника кружась.
Подняться круто властелином,
Чтоб через витражи дворцов
Смотреть на согнутые спины
Своих лакеев и рабов.
Но он смешон, в зените власти
Год или десять, разве ж срок?
Есть позубатистее пасти…
Преемник выучит урок!
Вы вновь царям стучите лбами,
Курите жертвами дымы.
Власть платежи отдаст гробами
За души взятые взаймы…
Лукавый замолчал и, похрустев кистями,
Холодный взгляд на мне остановил.
Уверен был, что обложил флажками,
Как волка возле туши на кровИ…
Добро и зло – лишь мифы и заветы!
Их замысел неведением прост.
А истина – слепая кроха света,
Мерцающая в толще лет и вёрст.
Стремиться тронуть призрачное глупо,
Пусть даже цель желания чиста.
НамЕрений останки, словно трупы,
Всегда лежат на чьих-нибудь костях.
Согласен, белый цвет безмерно важен.
Так искушает сделать главный шаг!
Но ты вглядись, в нём проступает сажа…
Двухцветная – бессмертная душа!
Вращающимся атомам материй
Давно плевать, кто прав был и неправ.
Они плетут из пыли роз и терний,
Другое чрево для иных забав.
Не всё ль равно, какого цвета чудо,
Что в жилы мышцы заливает мощь?
От дружбы с Люцифером не убудет
Того, кто от природы слаб и тощ.
Искристый луч, когда-то отсечённый
И змием схоронившийся в норе,
Теперь же – князь над стороною тёмной,
В борьбе за трон весьма поднаторев.
Мрак ночи не вуаль для слабонервных,
В нём радуга, что в раковине – перл.
Из красок мирозданья – самый первый,
Впитавший блики жизни в свою чернь.
Скрепим, мой друг, союз рукопожатьем.
Не парься понапрасну, всё – игра!
Пусть праотец учил, мол, люди – братья,
Смешно своим делиться. Надо брать!
Не жми слезу, хозяин мрака,
Властитель бренности земной!
Верней смеяться, а не плакать,
Когда от лютости темно.
Пусть хнычет тот, кто в чине бога
Напялил маски дивных мест.
Он так привык с шампанью в роге
Кружиться в ритуалах месс.
Дышал и я угаром песен,
Добро и зло – их приворот.
Они по городам и весям
Дурачат тех, кто гуру ждёт.
Я бредил духом вожделенья,
Зовущим резать и колоть,
Как хищник впрыскивая семя
В борьбой измученную плоть.
Бродягу вёл под сень жилища,
Едой и кровом наделял.
Тот за пристанище и пищу
Мне в спину всаживал кинжал.
Дух тьмы, что ты предложишь ныне,
Всеобщей мудрости закон?
Или мошну небрежно кинешь
Под золота монетный звон?
Богатство – для глупца защита
От смут, превратностей, невзгод.
Лишь миг… безмолвием обвитый,
Скелет твой нищий скалит рот…
Бессмертие – смешная плата,
Как отраженье в зеркалах.
А мне года чужие – латы,
Что с трупа смерть вчера сняла.
Жаль с мудростью не по дороге,
Но истина не мой кумир.
И незачем знать про убогий,
В неделю сотворённый мир?
Влез на сияющую вышку,
Вот под рукой желанный приз!
Да, знаешь сам не понаслышке,
Движенье ввысь – паденье вниз…
Торг – ложь, ты – тень моя от света,
Не будь меня, ты – пустота!
Тут демон вилкой ткнул в котлету
Так, словно целился в Христа…
Нагульные выводки, дети сомнений.
Таких не найдете. Но были мы, были,
Растаяв от света, как ангелов тени.
Нас, бросив навеки под землю, забыли…
Вслед кинули ключ от калитки на небо,
ЗамОк где привратником с умыслом сломан,
Чтоб падшие ангелы, песье отребье,
Не знали возврата к родимому дому.
А души, в опале корежась, сгорали,
В них копотью въелась потрава соблазнов,
И жрет изнутри, что покуда осталось,
Смакуя утробы соленую разность.
Заместо сердец трутся мускулы с боем,
От зла и обиды они кровоточат.
Ведь лучшего верно был каждый достоин,
Чем доли бессрочной зверей-одиночек!
Опять мы кричим, пьем до одури снова,
В вине чтоб утОпли на время печали.
Как будто бы нас под короной терновой
Солдаты с толпой на распятие гнали.
Ползем мы по дну, но летали когда-то,
Гуляли в садах, щеголяя крылами.
Низверг нас создатель из стаи пернатых,
Снабдив на дорожку хвостами с рогами.
Торгуем теперь мы людскою свободой,
Сажать нам обрыдло ростки искушений.
Кому предначертано гадить да шкодить,
Лишь тот неподдельное видит и ценит.
Пусть армагеддон всех накроет волною,
Как будто и не было – в пшик обратились.
Исчезнем мы, от безысходности воя,
Под гнетом проклятий вконец обессилев.
Из прошлого сны – правды грязная каша,
Любовь с одиночеством в нем ненавидим.
Сон нам милосердием дорог и страшен,
Как палец прижатый – раздавленной гниде.
Светел и натоплен
Есть на свете дом,
Я ему холоп ли?
Господин ли в нем?
Как настанет вечер,
Шепотком поет
Глас нечеловечий
Грустное свое
В горнице пустынной
За глухой стеной
Про любовь к дивчине
С рыжею копной.
Половица следом
Скрипнет от ходьбы…
Кто бредет неведом
Или позабыт?
Временный приблуда,
Горький сирота?
Горницу кто студит,
Коль она пуста?
Вякни по-соседски,
Если настоЯщ,
Отчего я в клетке
В чьих-то холуях.
У кого тут пленный
Или компаньон,
Прятаться за стены
Кем был принуждён?
В полночь вход бродяге
Перегородив,
Демон или ангел
У порога бдит?
Застучали ставни:
«Сам себе решай,
Кто на свете главный,
И зачем душа!»
Когда осталось сил
На раз нажать курок,
Но перейти в распыл
Еще не вышел срок,
И скрыта впереди
Ничейная земля,
Где бог уже не бдит,
Мир с дьяволом деля.
Там заплутавший клен
Стоит особняком,
В один и тот же сон
Втемяшившись башкой.
Точеный силуэт,
Прозрачный взмах руки,
Прощание… привет,
Чумные леваки.
Всё, как его ни тронь,
Лишь тает без следа,
По капельке в ладонь
Роняют дни года.
Качаясь на волне дерьма
Из мнимых догм и идеалов,
Держитесь всеми четырьмя
За длань, которая макала…
Коль житие не по тебе,
Совсем не факт, что дело плохо.
На настроение забей
И от депресняка не охай.
Считают:– «Ах, нехорошо
То, что приносит наслажденье!
Из праха раз произошел,
Твое в нем местонахожденье.
Блаженство лучше потерять,
Чем боль, она не даст забыться.
Ведь только ей благодаря,
Не переходит тварь границы!»
Есть вещи поважней непрух,
Тот, кто послать их сможет нафиг,
Тем разорвет порочный круг,
Себе любимому потрафит.
Жизнь такова, какая есть.
С ее занозистой шагренью.
Живи, пока не надоест,
Между паденьем и спасеньем.
Все в мире наперекосяк,
Всегда так было, есть и будет.
Под сына божия кося
Живи пока живется, чудик!.
Два разных «Я» есть в человеке.
Одно питается и гадит.
Хоронится, что мышь в сусеке,
Подходит крадучись и сзади.
Второе «Я» – раб идеалов,
Живет их ради и страдает.
Оно ненужное валялось
Возле ворот забитых рая.
Сидят внутри как совладельцы,
Не вызывая подозрений,
Аборигены иль пришельцы,
По факту договора мены.
Лекарь водку пил под салат грибной.
Лунный свет на стол полосою падал,
По его лучу, маясь тишиной,
Человек водил осовелым взглядом.
Тени вкруг скользят в вертеже ночном,
Ни кровинки в их помертвелых лицах.
А хозяин льет внутрь себя вино,
И невмочь ему допьяна напиться.
Супротив него медицинский бог
Заедает спирт, хрумкая огурки.
Поостынь, велит, от своих забот,
Смерти дань платить – долюшка хирурга.
Молодым, мол, я думал – всех спасу.
Это после стал богом Эскулапом.
Не в провинностях результата суть,
Жизнь сама порой сильно косолапит.
Вспоминаешь всех, с кем и как лажал,
Отрицанья дух до предела дОнял?
Заодно ж с тобой рукоять ножа
Держит смерть всегда в костяной ладони…
Призраки уже замыкают круг,
На окно луна жвачкою налипла,
Гость в стаканы льет, грелось чтоб нутру,