Александру Мартыщенко посвящается…
Проезжая заброшенный таёжный посёлок Буюнда, в котором раньше размещалась колония-поселение, оперативники, как всегда, зашли к Сан Санычу. Сан Саныч проживал здесь уже несколько лет, раньше свиней сторожил, а вот сейчас неизвестно что. Дом его никогда не пустовал. То оленеводы, то водители, то охотники. Постоянно на плите кипели два чайника и большая кастрюля с водой.
Так и сейчас, услышав шум мотора, Сан Саныч степенно, в сопровождении дворняжки, вышел из дома, поздоровался и пригласил всех к себе.
В комнате за столом пил чай бригадир оленеводов Егор. Увидев Синегорова заулыбался, встал и за руку поздоровался с вошедшими. Витёк сразу выложил на стол продукты и стал заваривать свежий чай. Разговор как обычно пошел о том, кто проезжал, когда, куда, кто где стоит, чем занимается, где оленеводы. В тайге человек далеко виден, куда бы не забился, в какую глушь, всё равно кто-нибудь видел, кому-то сказал. В городе легче затеряться, чем в колымской тайге.
Из другой комнаты медленно, как сомнамбула, вышел худой мужик в майке и трико, он тихо поздоровался, налил себе чаю и так, стоя, стал пить медленными глотками.
– Садись, места хватит, – предложил Паша, показывая на табуретку. Сан Саныч, доливая чайник, посмотрел на мужика и участливо сказал:
– Гриша теперь долго не сядет.
– А что такое?
Гриша повернулся к ним спиной, осторожно чуть приспустил трико: на заднице живого места не было, всё покрыто коричневой коркой.
– Ни хрена себе! – удивился Паша.
Витёк поперхнулся чаем и поспешно отвернулся.
– Как это тебя угораздило?
Гриша повернулся, поддёрнул осторожно трико и приподнял майку: грудь и живот напоминали запёкшийся кусок мяса. Опустив майку, Гриша поведал свою историю.
Возвращаясь на своей машине с рыбалки он остановился здесь на ночь. Утром нагрел полную кастрюлю воды, пока грелась, он выходил из дома пару раз. А когда наливал кастрюлю, немного разлил воды и наступил в эту лужу своими валенками. Валенки, когда выходил и возился возле машины, конечно обледенели. Зайдя в обледеневших валенках Гриша поднял с плиты кастрюлю с кипятком, повернулся и валенки, конечно, поехали, как по льду и Гриша задом сел на раскаленную плиту, кастрюлю опрокинул на себя. Связи нет, везти нельзя, он ни сесть, ни лечь не мог. Спасли эвены, которые на Гришино счастье в это время жили в одном из домиков. Полмесяца Вася с Моникой мазали его медвежьим жиром и вот поджило.
– Да-а, с такими ожогами и в больнице не все выживают. Это сколько же процентов кожи обожжено? – сказал Матвеич.
– Гриша, а прибор-то как? – не преминул поинтересоваться Паша.
– Нормально, то есть вообще не обжег и сам не пойму, как.
– Каких только чудес не бывает на белом свете, – заключил Матвеич.
Оставив Сан Санычу часть продуктов, оперативники покинули Буюнду.
На девятом километре на наледи «Урал» проломил лёд и ухнул прямо в яму по самый бампер.
– Всё, приехали – констатировал Синегоров, глядя на Пашу.
Тот виновато засуетился, – Сейчас выскочим.
– Куда ты свернул? Не видел следы КАМАЗов, что-ли? – возмутился Витька.
– Боялся провалиться, вот чуток и свернул, хотел же как лучше.