Соль. Время любить - читать онлайн

С трудом переведя дыхание, я уже неспешно побрела к нужной мне зале. Стоило мне оказаться у входа, как масштабы происходящего стали вырисовываться. Ну, первым бросился в глаза Кит. Как он оказался под самым потолком, оседлав огромную люстру, и мерно покачивался на ней, извергая самые грязные ругательства на тех, кто уже полностью перекинувшись, вел оборону замка, я понятия не имела. Но парень выглядел целым и невредимым, что уже радовало. Как его потом снимать оттуда, я тоже не имела представления. Внизу же творилось нечто невообразимое. Вся мебель была расколочена, на стенах следы от когтей и крови, которая, судя по всему, должна была появиться у нападавших от причиненных им увечий. По всей видимости, то, что трупы просто таяли в воздухе, оборотней уже не смущало. В центре зала шло самое настоящее сражение, где, кто бы сомневался, оборотни ловко уклонялись от бросаемых в них заклятий и заговоренных мечей и так же споро рвали глотки врагам, которые, исчезая после столь незамысловатой смерти, тут же воскресали. И так, один «поросенок» залез под потолок, двое изображали из себя грозных волков, где ещё две с половиной «свиньи» – я не знала.

– Что, вы идиоты?! Хватит уже! – тем временем орал Кит. – Вы полные … – далее шло что-то совсем уж непристойное, – я не могу больше терпеть! Я вас предупреждаю! Прямо отсюда на вас наделаю! Вы слышите меня?! Они же ненастоящие!!!

Надо было это прекращать, только ещё нагадить с люстры не хватало, чтобы диверсия оказалась успешной хотя бы спустя тысячи лет.

Бедный Кит был под защитой крови. Как наш с Кираном потомок, он был устойчив к магии дворца и ясно понимал, что все происходящее – лишь иллюзия. Для нас с ним это и впрямь казалось бредом. Мы видели разницу между реальностью и вымыслом. Но вот для любого другого… Магия Эйлирии умела влиять на разум, настраиваться на любого человека и не человека, сводя его с ума своими образами и видениями так, что совсем скоро кто угодно просто терялся в этом.

– Угомонись уже, – тихо сказала я, прекрасно понимая, что меня услышат, – иначе я их выгоню, соберу вещи и больше сюда не вернусь ближайшие лет пятьдесят точно, понял? Ты меня знаешь, и надеюсь, еще помнишь, как я умею исчезать из твоей реальности…

В этот момент Лил как раз прыгнула, чтобы вцепиться в горло нападавшему – и каково же было её удивление, когда мужчина просто растаял в воздухе, а она на всей скорости влетела в стену и как-то нелепо завалилась на бок. В тот же миг комната преобразилась. Исчезли следы драки, изломанная мебель вновь стала целой и невредимой, в воздухе запахло выпечкой, как это бывало в те времена, когда работали повара на королевской кухне. Даже на полу не осталось ни единой щепки от разгромленной мебели. Возникшую тишину разрушало лишь мерное поскрипывание люстры, на которой все ещё болтался Кит, да растерянное злое рычание бурого волка и цокот его когтей о мраморный пол.

– Ити вашу мать, – выходя в зал, обозначила я свое отношение к происходящему, – как так-то, идиоты? Вы зачем дитё под потолок засунули?

Джарред вскинул на меня растерянный взгляд своих волчьих глаз и протяжно заскулил, виляя хвостом, точно маленький щенок.

– Да, иди уж, – махнула я рукой, – я все равно не понимаю. Приведи себя в порядок, а потом поговорим.

Вместо этого молодой волк подбежал к своей подруге и стал толкать её своей лобастой головой, помогая прийти в себя. Уже вдвоем, на трясущихся лапах, шатаясь и нервно оглядываясь по сторонам, они поплелись в сторону жилого крыла.

– М-да… – провожая их взглядом, буркнула я.

– Вот тебе и да, – раздалось у меня над головойэ – Сними меня, Соль, ведь угроза остается в силе… – чуть ли не со слезами в голосе бормотал внучек, продолжая раскачиваться на люстре.

– Как ты туда залез, лучше скажи? Чтобы тебя снять, мне следует понять механизм…

– Я не знаю! – вскрикнул парень. – Как-то так, – развел он руками, – получилось…

– А, – махнула я рукой, – совсем не интересно, придется снимать по старинке…

Я прошла на противоположный конец залы, отодвинула одну из гардин, за которой скрывался механизм, позволявший некогда опускать люстру, чтобы слуги могли её помыть, и повернула рычаг. Люстра со скрипом начала опускаться.

– Я-то думал,а мы с воображением подойдем к твоему спуску, но ты умеешь ставить ультиматумы, – усмехнулась я.

– Что бы это ни было, я рад, что умею их ставить, – нервно ерзая, бурчал парень, – твое воображение меня пугает… А побыстрее нельзя?

– Уверен? – прищурившись, поинтересовалась я.

– Я потерплю, – тут же пошел на попятную Кит.

***

Киран смотрел в окно, наблюдая за огнями ночного города. Со стороны казалось, что мужчина совершенно спокоен. Точно его пленила сумеречная красота Аланис. Но самому Кирану казалось, что все внутри него горит огнем, в то время как тело оцепенело. Казалось, что он не в силах пошевелиться, вздохнуть, сделать шаг, отвести взгляд. Это всё было невозможно сейчас. Единственная мысль крутилась в его голове:

«Она жива! Она ушла! Я отпустил! Я отрекся!»

И даже понимая, что иначе не мог, он все одно продолжал думать, сгорая в огне собственных упреков. Спустя триста лет он наивно полагал, что его сердце сгорело в ту самую ночь, когда он узнал, что она мертва. Его дар перевернулся, следуя за этой мыслью. Но сейчас он просто не мог дышать, так больно ему было. Именно то, что горело у него в груди, молило последовать за ней. Оно выло, кричало и вновь стучало с бешеной силой. Но он стоял недвижимо, продолжая рассматривать огни ночного города. Его разум говорил ему иное. Если он хочет защитить её, то просто обязан пойти до конца, даже если это и впрямь станет концом для них двоих.

Дверь за его спиной бесшумно отворилась, но он всё равно почувствовал, что теперь в комнате не один. Некоторое время он продолжал стоять в полной тишине, думая о своем, хотя прекрасно знал, кто вошел.

– Как всё же перевоспитать тебя? – раздался ненавистный голос, который когда-то раньше он так любил слушать, ощущая в это время себя хотя бы частично живым.

Киран не удостоил вошедшего даже взглядом. Теперь тот надоел ему.

– Даже так, – усмехнулся Элтрайс. – теперь ты даже не смотришь на меня, хотя бы изображая покорность.

– Ты более не интересен мне, – холодно ответил Киран.

– Как жаль, что ты все ещё интересен мне, – не скрывая раздражения в голосе, ответил маг. – Похоже, мне стоит тебе напомнить, кто здесь хозяин?

– Хозяин… хозяин… – тяжело и безразлично вздохнул Киран, поворачиваясь лицом к Элтрайсу. Раньше его глаза светились голубым, как у любого целителя, теперь же это была глянцево-черная бездна, столь холодная и глубокая, что ее невозможно постичь, не потеряв себя на её дне.

Трайс испуганно отшатнулся, но тут же взял себя в руки, не позволив себе запаниковать и закричать .

– Когда-то ты попытался стать бессмертным, – тем временем заговорил Киран, – но в результате стал никем, – усмехнулся мужчина, – паразитом. Решил поиграть с Богом и остался у разбитого корыта? Ни тебе бессмертия, ни собственной магии, как прозаично…

– Что ты несешь?! Я маг Императора! – вдруг зло воскликнул мужчина.

– Ты всего лишь пиявка, сосущая чужие жизни и силу, – не скрывая презрения, бросил Киран.

– И что? – спросил Трайс, когда вокруг него стала сгущаться энергия, чтобы обрушиться на Кирана по воле своего господина. – Я стольким пожертвовал, столько лет изысканий, столько сил и моих стараний, чтобы завершить то, что не смогли сделать вы!

– Пожертвовал?! – искренне изумился мужчина.

– Именно, – кивнул маг, – жертвы, которые и не снились таким, как вы! Какой толк был от вашего существования? Всё равно, что стадо овец, не способное ни на что иное, как блеять о спасении чужих жизней, любви и всепрощении! Этим миром правят волки, и такой дар, как у вас, не мог быть дан таким бездарям, как вы! Первородные целители? Нет, всего лишь стадо безмозглых овец! Я сделал всё для того, чтобы в итоге вы отринули свой дар! В конце даже начал бояться, не получаете ли вы удовольствие от того, в каких условиях приходится выживать… Но что-то пошло не так, раз ты всё ещё передо мной и остаешься бессмертным. Но ведь ты понимаешь, что рано или поздно мы это исправим? – уже ласково закончил мужчина, начиная натягивать поводки заклятий, которыми буквально оплел ауру Кирана.

Мужчина, разумеется, почувствовал, что такое делает называющий себя магом, потому немного театрально поднес ладонь к плечу и, продолжая смотреть в глаза Элтрайсу, легко смахнул несуществующую пылинку, вместе с тем обрывая все подчиняющие поводки заклятий, просто растворяя их в воздухе.

– Я хотел убить тебя в день, когда узнал обо всем, – заговорил Киран, – но первым подвернулся император, – лениво вздохнул он, – это оказалось скучно… убивать очень скучно, – поделился он. – Это не принесло мне ничего, – указал он пальцем на свое сердце. – Видишь ли, вся суть бессмертия в том, что смерть не приходит… эта жизнь…она длится, и длится, и длится… Раньше, до вас, моя жизнь была прекрасна. Я любил её, любил своё предназначение, любил тех, с кем делил эту вечность. Но ты, твоя тупость, – зло сказал он, – отняли у меня всё! Я смотрю на тебя и понимаю, что твоя смерть не утолит моей жажды! И я храню тебя как изысканный десерт. Так что, – взглянув в шокированные глаза мага, сказал Киран, – сиди тихо, Элтрайс Эль Дриэлл, и я приду за тобой в конце. И знай, всё, что будет после, – это твоя вина! Ты породил это, – усмехнулся мужчина, – так найди в себе мужество досмотреть пьесу до конца.

Киран всего лишь поднял руку – и Трайс осознал, что не может дышать. Он смотрел в глянцево-черную гладь этих глаз и понимал, что на самом их дне лишь холод и пустота. Паника сковывала его бесстрастное сердце, когда он осознал, что ему нечего противопоставить этому прикосновению. Он тонул во тьме, задыхался и метался, не понимая, что с ним происходит, пытаясь найти объяснения в реакциях мужчины, что совершенно бесстрастно смотрел на него. Его непроницаемый взгляд, холодность черт его аристократического лица – ничего не говорило о том, что происходящее приносит ему удовлетворение что он в серьёз вознамерился убить его. Никогда прежде Трайс не знал, что бывает настолько страшно, когда не можешь сделать и вдоха. Но в тот момент, когда мужчина почти потерял сознание, Кир неожиданно отпустил его.

– Я же сказал, в конце, – точно сплюнул, произнес он, исчезая прямо в воздухе.

Стоило Кирану исчезнуть, как Элтрайс упал на колени, страшно кашляя и хватая ртом воздух, не в силах надышаться. Что такое сейчас с ним произошло? Он был уверен, что Киран потерял силу триста лет тому назад. Ничто в поведении мужчины не вызывало в этом сомнений! Разве мог нормальный живой человек, обладающий подобной силой, терпеть всё то, что делал с ним Трайс?! Разве такое возможно?!

Киран материализовался в темном коридоре, более всего напоминающем туннель, выбитый в скале. Неровные каменные стены буро-коричневого цвета, блеклый свет от чадящего факела. Дрожащими руками он оперся о стену, пытаясь отдышаться и побороть кашель, что душил его. Что сотворила с ними эта тварь, он уже знал. Но что он сделал конкретно с ним? Почему его обернувшийся дар оказался связан именно с этим аланитом?!

Киран не был ни дураком, ни романтиком. Это правда, что смерть Трайса ничего бы не принесла ему. Это бы ни сделало его счастливым, ни успокоило его. Но именно сейчас он готов был убить его и сделал бы это, а не строил из себя кровожадного одержимого мстителя. Сейчас, когда его Соль оказалась жива – это было особенно важно – уничтожить того, кто мог причинить ей вред. Но… Но он умирал вместе с ним. Стоило коснуться Даром того, кто однажды пытался собрать их силу, как он чувствовал, что эта самая сила точно петлёй затягивается на его шее. Он узнал об этом случайно и довольно давно. Именно тогда он понял, что Трайс будет жить до самого конца, пока всё задуманное им не свершится. Он с удовольствием закончил бы свой путь так. Это было бы его успокоением в конце пути. Он не знал, как его дар отреагирует, если кто-то другой прикончит мерзавца, потому и впрямь берег его. Какая ирония. Чем же он сам лучше паразита, в которого превратился Трайс после сорванного эксперимента? Чем, если вынужден беречь это отродье и смотреть на творимые им бесчинства, лишь бы выжить самому и прийти к своей цели? Он скатывался на то же самое дно, где были те, кого он ненавидел. За эти годы он слишком погряз в этом во всем, чтобы теперь иметь право на сомнения и надежду быть рядом с ней. Но было и ещё кое-что, чего он не знал… Связал ли Трайс и Соль своим заклятием? Как всё это отразится на ней? Но он узнает, обязательно узнает и поступит правильно.

Глубоко вздохнув, Киран выпрямился, и зашагал по уходящему вверх туннелю. Его новый дом ждал его.

Глава 4

– Такое ощущение, что ты просто гладишь её по голове, – поделился Кит, наблюдая за тем, как я перебираю пальцами тонкие волосы Терезы.

– Хм, – усмехнулась я, посмотрев на парня, – Я не очень люблю трогать людей без особой нужды, – фыркнула я. – Но сейчас она слишком слаба, чтобы получать мою энергию в полной мере. Я могла бы привести её тело в норму всего за пару дней, если бы она не была так истощена. Потому лечу, проводя силу через волосы… Забавно выглядит, да?

– Ты похожа на шарманку, – с умным видом изрек пацан.

– Шарлатанку, дубина, – с таким же видом покивала я в ответ.

– И долго ты так будешь?

– До вечера, ночь – перерыв, завтра – полноценный контакт, послезавтра я шарахну её как следует – и свободна, – махнула я рукой в сторону женщины, – лети, Тереза, на все четыре стороны за новыми болячками.

– И куда же ей идти? Кругом пески…

– Ты не волнуйся, – поспешила заверить я парня, – уроки прошлого учтены. Доведу до границы, дам денег и бодрящего оздоровительного пинка про запас.

– Тебе не интересно, кто она? – всматриваясь в черты лица девушки, что сейчас лежала на постели, спросил Кит.

– Нет. Меня не интересует удивительный внутренний мир людей, ибо ничего удивительного там по большей части нет.

Кит легко улыбнулся и посмотрел на меня. Потом нервно затрясся и начал неприлично хихикать.

– Что? – возмущенно спросила я.

– Иногда, ты говоришь такую непонятную хрень, – посмеивался он.

– А, тебя не огорчает, что по большей части именно ты не въезжаешь в то, что я говорю? – поинтересовалась я.

Тем временем дверь в комнату, где находилась Тереза, приотворилась, и внутрь вошла молодая мать с младенцем на руках. Женщина выглядела странно. То ли настороженной и напряженной, то ли уставшей, что в принципе могло объясняться наличием грудного ребенка.

– Ты что-то хотела? – спросила я.

– Просто, – заговорила она, метнув немного нервный взгляд в сторону Терезы, – решила поинтересоваться – как она? – попыталась безмятежно улыбнуться бывшая рабыня.

Её реакции остались незамеченными Китом, и мальчик принялся рассказывать то, что совсем скоро она поправится, в то время как я следила за тем, как реагирует на это женщина. Хотя я и не считала себя слишком умной в житейских делах, но кое-что я уяснила для себя. Люди не интересуются друг другом, но всем кажется, что каждый встречный о них думает. Женщина время от времени поглядывала в сторону Терезы, и в такие моменты что- то менялось в её взгляде. Так смотрят люди, которые видят угрозу в ком-то для себя.

– Шла б лучше мальцу задницу помыла, – прокряхтела я, тяжело поднимаясь с колен и вставая между кроватью с больной и рабыней. – Если попахивает так, представь, каково ему в этом лежать, – буркнула я.

– А? – непонимающе посмотрела она на меня.

– Она очень плоха сейчас, – кивнула я в сторону больной, – этой ночью все и решится: либо примет мою силу, либо нет. Так что иди и не отвлекай меня, сегодня ещё поспать хочу, – буркнула я.

Конечно же, это было неправдой, но было слишком много «но», которые заставляли меня чувствовать себя настороженно. Что-то было не так, и что именно так беспокоило меня – я пока сказать не могла. Мне не нравилось, как эта женщина смотрит на Терезу. Не нравилось, что она интересуется ею. Не кем-то ещё, а именно лежачей больной. Зачем ей это? Я достаточно видела в своей жизни, чтобы полагать, что это неспроста.

Стоило беглой рабыне выйти за дверь, как я тут же столкнулась с непонимающим взглядом Кита.

– Зачем ты ей сказала, что Тереза вот-вот умрет?

– Потому, – прикусила я губу, думая о том, стоит ли делиться с ребёнком своими подозрениями. Для кого-то Кит был уже юношей, молодым мужчиной, но для меня… они все еще дети. – Я расскажу тебе завтра, а сейчас ступай спать.

Кит не пошевелился, продолжая молча смотреть мне в глаза.

– Я всё равно не скажу, – покачала я головой.

– Я чувствую, – наконец заговорил он, – что ты многое недоговариваешь. И, что бы ты там ни думала, я не такой маленький и совсем не идиот.

– Ну, не совсем, но допустим, – пробормотала я, вновь садясь у изголовья кровати, где лежала Тереза.

– И я не глухой, – уже стоя у самой двери, высказался Кит и был таков.

– Знаю, – тяжело вздохнула я, продолжая поглаживать женщину по волосам. Даже их, казалось, покинула жизнь. Редкие, блеклые, ломкие. Кем бы ни являлась эта девушка когда-то, мне было безумно жаль её сейчас. Люди говорят, что жалость – отвратительное чувство. Что они никогда бы не хотели испытать нечто подобное по отношению к себе. А я жалела её и любого из своих пациентов всем своим сердцем, и каждый раз оно плакало вместе с ними.

***

Эрта сидела на кровати в выделенной ей комнате. Сейчас девушка боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить своего спящего малыша и кого бы то ни было в этом странном месте. Она не понимала, какое сейчас время суток. В её комнате царил закат. Невероятные оттенки багряного, нежно-розового, лилового и золотого окрасили небосклон за её окном. Без умолку стрекотали цикады. Было душно. Хотя в столовой, где все они ели несколько часов назад, бушевала ночная буря. То и дело слышались раскаты грома, по стеклам окон стучал дождь такой силы, что было ощущение: ещё немного и -стекло под этими хлесткими ударами треснет.

Она совершенно не понимала, во что её угораздило вляпаться?! Что это за странный дед, и куда он её притащил? Но одно она знала точно. Лурес неспроста проложила для неё этот путь. Это шанс. Шанс отомстить той, что стала причиной её падения. Да, именно эта «Тереза», как все звали её в этом месте, разрушила её жизнь и возможность на счастье. Возятся с ней, даже понятия не имея, какую гадюку пригрели.

Девушка решительно встала с кровати, рассудив, что прошло достаточно времени, чтобы старик уснул, и, осторожно ступая, двинулась к выходу из комнаты. Идти куда-то далеко не было необходимости. Её поселили напротив комнаты, где разместили лежачую больную. Что она собиралась делать с ней? Убить? Почему, собственно, нет? Уж кто-кто, но эта заслужила! Если есть хоть малейший шанс, что дед вылечит и её… Нет уж, она ждать не станет. Быть может, побоялась бы, если бы «Тереза» очнулась, а так и мороки меньше, и шанса на то, что будет сопротивляться, – нет. Это раньше женщина могла смотреть на неё как на ничтожество. Теперь же беспомощной была она сама. Слишком долго Эрта жила среди людей, которые, точно стая голодных акул, безошибочно определяли слабость в другом человеке. Стоило им почувствовать это, как жертву загоняли и разрывали. Она с семи лет была в рабстве и жила среди рабов. Вот только рабами они были перед господами, а друг другу – врагами, которые готовы бороться за место под солнцем любыми способами.

Она на цыпочках пересекла коридор, как можно тише отворила дверь напротив и проскользнула внутрь. В комнате «Терезы» царил полумрак, разбавляемый светом полной луны, оттого женщина, что сейчас лежала на постели, казалась мертвенно бледной, хрупкой, точно сотканной из лунного света и сияния звезд. На неё было страшно смотреть. Сперва Эрта боялась, что может потревожить деда, но в комнате царил такой раскатистый храп, что она тут же отбросила такую вероятность. Как и ожидалось, старик спал, развалившись в кресле рядом с кроватью.

«Тоже мне, целитель», – подумала она, взглянув на то, как беззаботно спит этот старик рядом с умирающей женщиной.

И всё же девушка старалась не шуметь. Тихо подкралась к изголовью кровати, бросила быстрый взгляд на ненавистное лицо. В мире, где жила и выживала Эрта, никто и никогда не предупреждал о намеренье убить или навредить. Чем меньше шума, тем больше вероятность, что всё получится и не привлечет внимания господ. Решил – так делай.

Эрта осторожно достала небольшую подушку в изголовье кровати и, опустив её на лицо женщины, надавила на неё руками. Но девушка никак не ожидала, что в тот же момент ей самой прилетит аккурат промеж глаз. Как старик умудрился ударить её, продолжая так умиротворённо храпеть, девушка так и не поняла. Эрта потеряла сознание.

***

– Дилетанты, – фыркнула я, соскакивая с кресла и легко опираясь о своё любимое оружие. – Включай день давай, не вижу ничего, – обратилась я к ещё одному своему сообщнику. Дворец, который любил авантюры не меньше моего, с готовностью подчинился. Небо за окном стало ясным. Светило яркое летнее солнце и даже птицы пели.

То, что одна моя подопечная узнала другую, можно было не сомневаться. Как и то, что отношения между ними весьма непростые. Я не имела права судить ни ту, что попыталась убить, ни ту, что стала причиной такой ненависти. Это не моё дело. Возможно, я бы просто развела и заперла их по разным комнатам или уже сегодня утром спровадила несостоявшуюся убийцу в любую из возможных стран, которую бы та выбрала. Но… Тереза была магом, который по совершенно неизвестной мне причине сгорел. А у бывшей рабыни был ребенок-полукровка, само по себе явление редкое, как и маг со столь обожженными энергоартериями. Но больше всего меня волновали, как это ни странно, дошедшие до меня ранее слухи о возможности принесения в жертву ребенка. Особенно условие, которое между делом озвучила мне попутчица в караване рабов. Отдать ребенка мать должна была добровольно. Не одно столетие назад именно мы развивали теорию о добровольной передаче силы. На настоящий момент большая часть моих размышлений были всего лишь домыслами. Но в силу своей не в меру развившейся за прожитые годы паранойи я хотела узнать историю, что в свое время переплела нити судеб этих двух женщин.

Потому, сноровисто подхватив молодую мать, имя которой я так и не удосужилась спросить, за ноги, я потащила её к небольшой кушетке у окна. Самой себе я сейчас напоминала горничную с замысловатой шваброй. Волосы у девушки были длинными и сейчас распущены, оттого выглядело это перемещение по комнате весьма забавно. Далее пришлось немного постараться, чтобы затащить бессознательное тело на кушетку. Но уж если мне по силам вправить взрослому мужчине вывих бедра, то уж с подобным я была просто обязана справиться.

Что делать дальше? Вот вопрос, на который я пока не знала ответа. В принципе, я могла бы поговорить с ней по душам, но вероятно, она мне ничего не расскажет. Мой молчаливый подельник предлагал задействовать пыточные, устройство которых довольно давно подсмотрел в моих воспоминаниях. Похоже, старый мерзавец с замиранием сердца ждал возможности обратиться ко мне с подобным предложением. Стоило только разместить женщину на кушетке, как очертания комнаты резко поплыли, преобразовываясь в нечто, что я никогда бы не хотела вспоминать. Серые каменные стены, увешанные всевозможным инструментом; грязный пол, на котором смешалось все – начиная свежей и уже запекшейся кровью и заканчивая человеческими испражнениями и прочими малоприятными субстанциями.

– Э, нет, – решительно возразила я, – даже не думай! У неё молоко пропадёт от твоих фокусов! Убирай сейчас же! Я не собираюсь её расчленять даже понарошку!

– А кто, по-твоему, это должен делать?! Я? – в углу комнаты возник фантом, судя по всему, бывшей поварихи королевской семьи. Женщина, обладательница пышных форм и здорового румянца во всю щеку, сейчас смотрела строго, уперев руки в боки. – Я уже выросла из того возраста, милочка, когда картошку приходилось чистить мне! Я тебя для чего тут держу, как думаешь, а?

– Ты совсем уже страх потерял, как я погляжу? – тихо и монотонно осведомилась я.

Женщину в углу сменил сухопарый немолодой и уже лысеющий мужчина в форме клерка. Некогда клерк при дворе Эйлирии выглядел всегда расстроенным и активно жаловался на вселенскую несправедливость.

– Я им всё! И день, и ночь на побегушках! Размус, принеси то, подай это! – явно изображая кого-то, кто не мог правильно выговаривать «р», распинался мужчина. – За меня напиши, за него отнеси! Вот только зарплату как платили 30 шилонов – так и платят! А, у меня стаж! А ты иди, такого как я, поищи на замену?! Да где там, – в отчаянье махнул мужчина рукой, – молодые разве будут так работать за гроши?

– Бедненький, – фыркнула я, усаживаясь в кресло напротив кровати Терезы, – дельное лучше что-нибудь предложи?

Когда посреди комнаты появилось два совершенно очаровательных карапуза лет пяти, и один другому предложил во дворе зарыть «секрет», я поняла, что мой дом ещё больший псих, чем я сама. Как это ни странно, от подобного открытия моя самооценка пошла вверх. Оказывается, я ещё ничего, можно сказать даже милая.

Невольно улыбнувшись приятному открытию, я потянулась даром к женщине, что теперь мерно посапывала у распахнутого окна. Девушка заворочалась, тяжело вздохнула и тут же резко открыла глаза и так же быстро села, нервно озираясь по сторонам. Но стоило ей заметить меня, как она тут же замерла.

– Что? – изогнув бровь, поинтересовалась я. – А я тебе говорил, спи сама, когда малец спит. А ты? Видишь, до чего себя довела, даже неходячую бабу удавить не смогла, раззява, – подытожила я, с интересом наблюдая, как забавно приоткрылся рот молодой матери в изумленном «о». – Рот закрой, – просипела я и, тяжело опираясь о свой посох, поднялась с кресла. – Ну, как тебя звать хоть? – налила я в стакан, что стоял на прикроватной тумбочке, воды, приправленной легким успокоительным эффектом, и протянула его девушке. Та, ожидаемо, принимать не спешила. – Ты, вроде, по-житейски девка должна быть не глупая, но что ж ты такая дура-то? – покачала я головой. – Хотел бы я тебя убить, то уж точно не травить бы стал. Тут пока ты спала, знаешь, сколько способов можно было опробовать? – вздохнула я, всё же всучив стакан женщине. – Ну? Так что насчет имени?

– Эрта, – тихо сказала девушка и тут же хрюкнула, готовясь, судя по всему, к продолжительным завываниям при одном пожилом зрителе.

– Ты, если надумаешь реветь, учти, – посмотрела я на палку в своих руках, – я такие приступы лечу ещё лучше, чем всё остальное, сечешь?

Эрта энергично закивала и тут же отхлебнула воды из стакана, попутно проливая часть содержимого себе на платье.

– Знаешь её? – кивнула я в сторону той, что уже привыкла называть именем, какое принято давать безымянным больным женского пола.

– Да, – очередной нервный кивок.

– Вот что, Эрта, – опустилась я рядом с ней на кушетку и заговорила уже так, как это делают пожилые люди, обращаясь к своим бестолковым, но любимым внукам. – Зачем тебе это, дочка? Ты же молодая, сынок у тебя такой чудесный, к чему всё это? – спросила я, проведя рукой по голове девушки.

Я так отвыкла жалеть кого бы то ни было открыто… Проявлять свои чувства через прикосновения, слова, жесты. Так что неизвестно, кого из нас больше шокировал такой вот шаг с моей стороны. Как это ни глупо прозвучит, сколько бы я ни утверждала обратное, – я всегда с ними, с живыми, что окружают меня. Жалею их, переживаю за них. Раньше это было естественным состоянием для меня, как и проявление подобных эмоций. Но сейчас – почти дико. Особенно трогать кого-то. Очень странно. Но если уж я решила выбираться из собственной скорлупы, то стоит начинать. Понемногу, по крошечному шажку в одно доброе слово. Доброта, милосердие, открытость – это смелость. Я хочу снова стать смелой, я устала бояться саму себя и вздрагивать каждый раз, думая о том, куда может завести меня моё сердце, если кто-нибудь лишний узнает, какое оно на самом деле.

Вопреки всем моим угрозам, из глаз девушки по моему прикосновению, точно по команде, покатились две крупные слезы.

«Ну, привет, вот тебе и пожалела», – растерянно наблюдала я за тем, как теперь рыдает эта молодая женщина. Достала из кармана куртки небольшой отрез ткани и тут же вытерла сопли подозреваемой. Поразмыслив, отерла и слёзы – вдруг перестанет? В результате размазала и то и другое по лицу несостоявшейся душегубицы.

Когда я уже была готова свернуть с выбранного пути и провести воспитательную работу по старинке, Эрта заговорила:

– Мне было семнадцать, когда я попала в его дом, – сквозь слёзы проговорила она. – Работа всегда была тяжелой, сколько я себя помню, вся моя жизнь складывалась из мытья, уборки, шитья, хлопот по чужому хозяйству. Встаешь – ещё темно, ложишься спать – уже темно. Хорошо, когда хозяева заняты больше собой, чем тем, что у них под ногами. Потому как если тебя заметят, то значит изобьют. По-другому не бывает… не бывало, пока я не попала к нему. Он аланит, – с придыханием в голосе, которое не стало для меня неожиданным, сказала она, – самый красивый, сильный и добрый, какого я когда-либо встречала. Даже подумать не могла, что он обратит своё внимание на меня. Но… со мной прежде никогда такого не случалось. Ни один мужчина не был со мной таким. Я даже не пыталась устоять, просто отдалась ему, стоило ему сказать, что он хочет этого со мной. Забеременела почти сразу, хотя и не была такой дурой, чтобы не заботиться о возможных последствиях… Не знаю, как это случилось?! – вновь заревела она. – Но уж чего не смела и ожидать – так это того, что он будет этому счастлив! Вы бы видели, как он радовался, когда узнал! Сказал, что я исполню его мечту! – точно пытаясь меня в чем-то убедить, воскликнула она. Хотя, чует моё сердце, она убеждала в этом себя.

– И что же пошло не так? – тихо спросила я.

Эрта на миг замолчала, поджала губы и с ненавистью уставилась на кровать, где лежала Тереза.

– Это она во всем виновата! Я знала, что он никогда на мне не женится, как и то, что освободить меня или перевести в личный гарем у него не получится. Его просто не поймут и не позволят ему этого сделать. И никогда не рассчитывала на нечто подобное… – она замолчала, точно раздумывая, как рассказать о том, в чем видела причину всех бед, свалившихся на её голову. – Всё, о чем я мечтала, – это быть рядом с ним и с моим ребенком, что уж у нашего сына всё будет совсем по-другому.

«– Всё, чего я хочу, Киран, – сквозь боль в сжавшемся сердце, – чтобы Дорин был с нами… Как такое может быть, что он послан нам, чтобы мы потеряли его? Точно искра, оторвавшаяся от огня, он однажды угаснет, и всё, что у меня останется… что у меня останется?»

Не к месту всплывшие воспоминания заставили меня с силой сжать кулаки. Я давно уже смирилась со своей потерей, я пережила её, переболела. Но всё ещё скучаю. И, как это ни странно, я понимала, что двигало Эртой.

– Слуги в домах – всё равно что тени. Мы незаметны для окружающих и можем ходить, где пожелаем. Я в тот день хотела сказать ему, что наш сын… я впервые почувствовала его внутри себя. Поднялась в его личное крыло. Он был в своем кабинете, я слышала его голос. Приоткрыла дверь и… он имел её прямо на своем столе, – сквозь сжатые зубы процедила она. – Это было бы ничего, – покивала она самой себе, – я всё понимала. И кто он, и что требовать верности я не имела никакого права. Но она говорила с ним. В тот момент она спрашивала, когда он избавится от меня и они уже смогут начать…

– Что начать?

– Не знаю, – пожала она плечами, – но он сказал, что, как только ребенок будет его, всё изменится. Я ушла тихо, и никто из них даже не заметил, что я была там. А через несколько дней он спросил меня, хочу ли я другого будущего для нашего ребенка? И если да, то сразу же после родов нужно сделать так, чтобы я отдала ребенка ему. Тогда он сможет устроить его будущее и примет в семью.

– И?

– Я сказала – нет, – уже навзрыд заплакала женщина. – Он на меня тогда разозлился. Сказал, что я сама буду умолять его об этом. С тех пор моя жизнь круто изменилась. Больше не было «нас». Больше не было тех условий, к которым я успела привыкнуть. Самая тяжелая работа, регулярные, хотя и осторожные побои, чтобы ребенку не навредить. И каждые две недели он спрашивал, хочу ли я вернуть всё назад. Почему продолжаю упрямиться? В те дни, когда он приходил ко мне, он выглядел таким сияющим, невероятным, я уже не понимала, почему продолжаю говорить «нет». Он уверял, что любит меня, но не может мне позволить испортить жизнь нашему ребёнку. А, потом, когда я вновь отказалась, с моей кожи свели клеймо Дома Дриэлл и продали в караван, что уходил в Иртам. Он даже не пришел попрощаться со мной или спросить в последний раз…

Весь рассказ этой женщины свелся для меня всего к трем предложениям: «Дриэлл», «передача ребёнка добровольно», «магичка, сила которой просто сгорела». Именно первое слово в моем списке заставило меня пораженно замереть. Элтрайс Эль Дриэлл, аланит, которого так интересовали мы, первородные. Аланит, рядом с которым до сих пор находился один из нас. Киран… Могло ли произойти так, что Киран рассказал ему? Могло ли случиться так, что, узнав нечто о наших исследованиях, лучший маг его императорского величества просто доработал то, что создавалось во имя любви?

При этой мысли у меня нестерпимо защипало в глазах. Я не могла поверить, что наша любовь к Дорину могла привести к тому, что малыша, которого я приняла всего несколько дней назад, создавали на убой? Но зачем? Эксперимент? Зачем… зачем… зачем?! Мне стало трудно дышать. Перед глазами всё поплыло от непролитых слез.

– Завтра я помогу начать тебе всё с чистого листа, – сказала я, кое-как проглотив тяжелый ком в горле.

– Когда мы сбежали, я подумала, что это он прислал вас. Думала, что он все понял, осознал, что мы нужны ему… – тихо прошептала она.

– Вот что я тебе скажу, девочка… – глубоко вздохнула я. – Постарайся запомнить и не забывать: ты теперь мать – это главное. Ради блага своего сына никогда не говори ему, кто его отец. Никогда не рассказывай никому о том, что рассказала мне. И больше не жди, что однажды он вспомнит о вас. В день, когда это произойдет, твоя жизнь рухнет. Запомни.

– Что? – испуганно посмотрела она на меня.

– Тебе очень повезло, что всё закончилось именно так.

Я говорила, подкрепляя каждое сказанное слово частицей своего дара. Совсем скоро Эрта забудет небольшой отрезок своей жизни, но эти слова она должна будет запомнить навсегда.

На рассвете я увела её из песчаного сердца Элио. Мы переместились в небольшую деревушку на северной границе Алании. Это было очень далеко от столицы. Здесь зимой выпадал снег, а тепло было лишь летом и поздней весной. Деревенька располагалась в окружении лесов и озер. Иногда я тут жила, и у меня здесь был дом. Люди знали меня как знахаря с востока, что приезжал в эти края для сбора трав. Потому мне не составило труда представить Эрту старосте деревни и объяснить, что это моя племянница и молодая вдова. Муж её погиб в день прорыва на восточной границе. Девка молодая и работящая, а вот жить теперь, где привыкла, не может. Дом, что выделила империя, отобрали, так как муж погиб, не выслужив положенного срока. История была простой и прозаичной, подозрений ни у кого особенно не вызвала. Да и люди здесь жили по большей части простые и немного дремучие. Что такое полукровка-аланит, даже примерно не представляли. Оно и к лучшему. Сыну Эрты я на прощание дала небольшой невзрачный медальон из той коллекции, что некогда подарили нам с Кираном, который будет скрывать ауру ребенка, и точно так же, под воздействием, наказала ребенку никогда его не снимать. Даже, если мальчик унаследует часть силы своего отца, он будет всего лишь невероятно очаровательным парнем, которому легко будут легко покоряющим женские сердца. Пока на нем эта вещь, никто и никогда не заподозрит, какое у него происхождение.

Дом, который я передала Эрте, располагался на окраине деревни. Простой, но крепкий. С небольшим садом, который требовал хозяйской руки. Сейчас была середина осени, потому вырастить что-то в этом году было уже сложно. Я оставила девушке денег, которых бы ей хватило, чтобы пережить зиму. Монеты, что некогда позаимствовал из кошелька Ферта Кит, наконец-то пригодились, как и зарплата, что выплачивал мне Рейн.

«Как бы сильно вы ни любили своих пациентов, не пытайтесь прожить за них жизнь» – слова, сказанные однажды нашим преподавателем по анатомии существ, всегда всплывали у меня в памяти, когда приходилось прощаться с теми, кому я однажды помогла. Я не могла жить с Эртой вместе и всегда быть с ней и её сыном, но прежде, чем оставить их, я должна была сделать всё от себя зависящее, чтобы быть уверенной, что они в безопасности. Только так я смогу спать по ночам, только так смогу идти дальше. Я забрала ее воспоминания обо мне и о том, как она оказалась здесь. И очень надеялась, что она запомнит то, что я однажды ей сказала.

Сидя за широким столом в просторной бывшей столовой королевской четы, я не без интереса наблюдала за тем, как нравится моему дому эта игра в жизнь. Сейчас я, Кит, Лил и «якобы» Джарред, хотя и не поручусь, наблюдали сцену подачи завтрака семье его величества. Саму столовую заливал золотистый солнечный свет, попадающий в нее сквозь распахнутые огромные окна. Легкий бриз нес с собой запах моря и цветов ассури, что так любила королева-мать за их тонкий сладковатый аромат. Стол был застелен белоснежной скатертью. Вокруг нас суетилась куча слуг с подносами, кувшинами с различными напитками, свежей выпечкой. Выглядело это довольно забавно, если понимать, что происходит на самом деле. Оборотни с жадностью принюхивались к витаемым вокруг ароматам, с трудом подавляя собственные инстинкты. Пожилой мужчина, а с ним несколько служанок с подносами, подошел к, возможно, Джарреду и поинтересовался, чего тот желает. К слову сказать, ассортимент был более чем! Оборотень, не будь дураком, пожелал тостов с маслом, сыром, ветчиной, свежий сок, джем, чай, немного хлеба, оказался совсем не против фирменного омлета от повара и сладкой сдобы.

Надо было видеть его лицо, когда пожилой мужчина, сгрузив на стол блюда, отошел, а стоило Джареду подвинуть к себе тарелку, как оказалось, что роскошный завтрак – не что иное, как каша на воде. На отдельном блюдечке красовалась крошечная серая фрикаделька, которой полагалось быть «фирменным омлетом». К чему она была тут – непонятно, как и то, где он её взял. И стоило видеть кислую мину оборотня, это по-детски обиженное лицо кудрявого парня, чтобы оценить чувство юмора дворца по достоинству.

– А… – только и смог сказать парень, смотря вслед уходящему мужчине, который уже интересовался у Кита, чего желает тот.

Внучек мой, похоже, смекнул, что к чему и, заказав стакан воды, получил свою миску каши, сэкономив время всем нам.

– Что за дом такой? – пробурчал себе под нос Джарред. – И где та девчонка с младенцем? Я с утра её не видел.

Насадив загадочное мясное изделие на вилку, я с интересом его разглядывала в момент, когда прозвучал данный вопрос. Потому, не отрываясь от своего занятия, просто сказала:

– Кто знает…

Вмиг воцарившаяся тишина заставила меня обратить внимание на тех, кто до этого мерно постукивал ложками. И только теперь я поняла, как именно выглядела в их глазах моя фраза, сказанная над фрикаделькой.

– Не, а что, ты коров здесь где-то видел? – невинно поинтересовалась я.

Два оборотня синхронно открыли рты, отчего часть каши вывалилась из них прямо на скатерть.

– Вот и я нет, так откуда эта хрень? – указала я взглядом на мясное творение Дворца. – С девчонкой всё нормально, кстати, – добавила я, беззаботно съедая то, что давали, здраво рассудив, что в моем случае хуже не будет.

Дождавшись, пока двое из моих постояльцев, а именно оборотни, хорошенько поедят, потому как мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то из них заработал несварение, я наконец-то решилась сделать то, что давно следовало, но всё было как-то не с руки. Глубоко вздохнула, обращаясь к собственному дару и возвращая сморщенной и сухой коже вокруг глаз былую упругость. Поправила голосовые связки. Я видела, что волки сейчас больше заняты своими тарелками, чем мной, потому никто из них не обратил внимания, когда я осторожно начала отстегивать часть ткани, что так надежно закрывала моё лицо.

– Я понимаю, – всё ещё чуть сипло заговорила я, – что, наверное, не стоит так резко делать то, что я собираюсь. Но эта штука, – указала я пальцем на свой головной убор, при этом наклонившись так, что они до сих пор не могли видеть моих глаз, и пытаясь развязать потайные верёвочки на шее, – меня уже допекла. Так что если кто рухнет в обморок, начнет орать, заикаться, тыкать в меня столовыми приборами, я вас сразу предупреждаю – ничем хорошим для вас это не закончится. Особенно если решите в меня что-нибудь воткнуть, ясно?

Сначала оборотни молчали, но первой не выдержала Лил.

– Мы можем себе представить, как выглядит дед-человек, – несколько высокомерно заявила она.

– И вообще, нам с самого начала было непонятно, зачем вы это носите? Стесняетесь своего возраста? Так мы представляем, как выглядят старикашки, – ухмыльнулся, вероятно, Джарред.

– А, ну тогда ладно, – наконец-то развязав последние узелки на своей чудо-шапке, я с удовольствием стянула её с головы, позволяя тяжелым черным прядям рассыпаться по плечам, а себе – посмотреть на лица присутствующих. Хотя живу я довольно-таки давно, мне больше всего нравится наблюдать за реакциями живых на нечто, что не укладывается в их картину мира.

Так, например, всегда ловкая и собранная Лил выронила ложку, и та со звоном упала на пол. Рот блондинки удивленно приоткрылся, и она просто замерла. Скукотища. Зато Джарред не подвел.

Не знаю, что уж он там пытался сказать, но рот его просто открывался, оборотень издавал что-то похожее на «ма», потом закрывался, парень медленно моргал, точно собираясь с мыслями, и всё шло по новой. Забавно, но не так, как было с Трэем. Тот просто воткнул мне вилку в ногу… Но тут я сама виновата: что меня всё время за столом открываться людям?

Первой не выдержала Лил.

– Вы…вы…ты… – дала она петуха на этом самом «ты», и закрыла рот, тяжело вздохнула и уставилась куда-то в пол. Длилось это недолго. Обротница встрепенулась, точно её озарила гениальная мысль, и выпалила:

– Девочка! – обличающе ткнула она в меня пальцем.

– Ма, – поддакнул, по всей видимости, Джарред.

– Нет, сто процентов нет, – покачала я головой, – и, нет, молодой человек, я не ваша мать.

– Но… девочка! – вскочив из-за стола, вновь дала петуха девушка.

– Можно мне воды? – устало обратилась я к воображаемым слугам, что продолжали кружить около нашего стола. Но несмотря на то, что просила я, а не чужаки, всё равно получила ещё одну порцию каши. Прелесть какая.

Отодвинув предложенную «воду», я глубоко вздохнула, собирая в кулак всё своё самообладание, и сказала:

– Вот те Лурес в свидетели, – осенила я лоб святым кругом.

– Ма, – уже мне поддакнул, скорее всего, Джарред.

Некоторое время оборотни молча таращились на меня и почему-то на Кита, чем мешали пацану облизывать тарелку, что он делал, пока никто не смотрел. Поэтому, стоило им отвернуться, как парень, недолго думая, собирал остатки каши пальцем и засовывал себе в рот.

«Всё же весь в меня», умиленно подумала я, подмечая тот факт, что нам обоим хоть война, но обед должен быть всё равно!

– Ну, хватит уже, – решив прервать смотрины, сказала я. – Повторю вслух, если вдруг так не очень понятно. Я – женщина.

– Девчонка, – уже прошептала Лил, только на этот раз своему товарищу, с таким выражением, будто что-то поясняла ему.

– Бабуля твоя – девчонка, поняла? – фыркнула я, поднимаясь со своего места. – Всё, иду к больной. Через два дня планирую уйти. Вас выгоню… и тебя тоже, – кивнула я Киту, который от такой новости, кажется, забыл вытащить палец изо рта.

– За что?

– Куда?

– Почему?

Что значит правильно сменить тему разговора? Это искусство.

– Надо, – коротко бросила я. – Дела у меня. Одних вас тут не оставлю и с собой не возьму. Про тебя пошутила, чтобы в рот что попало не совал, – последнее замечание было адресовано Киту, который тут же вытащил палец изо рта. Покачав головой, я уже было собиралась уйти, как слово вновь взяла Лил.

– Мы вас не оставим, – коротко сообщила она, а я благоразумно не стала спорить. Нет так нет, можно подумать, я уговаривать буду.

Тереза пришла в себя на третью ночь. Времени на восстановление ушло гораздо больше, чем я планировала изначально. Хотя теперь мои посиделки у кровати больной больше всего напоминали какой-то кружок по вышиванию. Я и двое оборотней мучили методическое пособие дней моей молодости, представлявшее собой имитацию человеческой руки. Решив, что сидеть просто так и развлекать молодежь байками из моей жизни, мягко говоря, невесело, я достала игрушки, некогда принадлежавшие Кирану, а также личным целителям королевской семьи. Три искусственные руки, три скальпеля, швейный набор. Свиных ног тут не было, а жаль. Хотя рука анатомически была точной копией человеческой, но всё же ненастоящей. Но мои уже бывшие студенты были в восторге. Таких муляжей они никогда в жизни не видели.

– Если бы вы видели, как это выглядит со стороны, – поделился с нами Кит, который этими ночами занимался по большей части тем, что носил мне чай и вытирал кусочком ткани «кровь», выступавшую на муляже, стоило мне сделать надрез.

– Не отвлекайтесь сестра, я не вижу, – скомандовала я, в то время как Кит поспешно убрал лишнее. – А теперь смотрите сюда, мои недалекие коллеги, – покивала я на разрез, а оборотни тем временем дружно уставились туда, куда я показывала. – Вы освоили одну технику эйлирского шва, настало время для второй. Не всегда надо просто «заштопать» больного. Не стоит забывать и об эстетической стороне вопроса.

– Какой? – как всегда переспросил Кит. По крайне мере, теперь он чаще переспрашивал, чем с умным видом поддакивал, выдумывая новые слова.

– Не всем нравится иметь украшение в виде шрама, особенно налице, шее или руках.

– А, – покивал мой внук, с интересом склонившись над муляжом.

– Если всё сделаете правильно, то у аланита или оборотня шрама не останется вовсе. У людей чуть хуже с регенерацией тканей, но если правильно обрабатывать шрам, то и у них тоже. Смотрим, – сказала я, вооружаясь иглой с нитью.

– Мне… – раздалось едва слышно у меня со спины, – тоже интересно…

Мы сидели спиной к кровати, где лежала девушка, потому повернулись все синхронно. Я даже не успела отложить муляж. И, только обернувшись, искренне понадеялась, что вид «оторванной» конечности не вернёт её туда, откуда она смогла вернуться.

Глава 5

– И? Вы уверяете меня, что понятия не имеете, каким образом первородному удалось исчезнуть из дворца? – осведомился Рейн, с интересом рассматривая мужчину, что сейчас сидел перед ним.

Саймон Тор, главный целитель городского госпиталя, выглядел расслабленным и как-то странно умиротворенным. Почему он решил поговорить с целителем? Рейн и сам не понимал. Он уже давно все рассчитал. И не сомневался, что Тор имеет отношение к побегу Соль. К тому же этот вопрос не был первым в списке его дел на настоящий момент. Тогда какого демона он спрашивает целителя об этом сейчас? Зачем?

– Именно так, – спокойно отозвался мужчина, ровным и непривычно низким голосом.

– Я не люблю пустых угроз, – сказал Рейн, а подушечки его пальцев едва слышно прошлись по деревянной глади стола. – Но, вы, Саймон, ходите по краю. Предупреждаю вас только потому, что вы полезны Алании, и даю вам шанс подумать над моими словами. Хочу, чтобы вы знали и ещё кое-что. Насколько мне известно, ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы отдать свой долг стране? Грядет война – и магу его уровня и умений самое место в строю тех, кто будет удерживать восточные границы империи.

Саймон судорожно прикрыл веки. Этот мимолетный жест не ускользнул от взгляда Рейна. У всего есть своя цена. Каждый выбор влечет за собой последствия. Саймон выбрал, и теперь пришло время платить по счетам. Кто пытается идти против Ариен, должен быть готов к последствиям.

– Вам же следует готовиться, совсем скоро польется кровь. Мне необходимо, чтобы вы мобилизовали все силы городского госпиталя. Целители должны быть подготовлены в соответствии с положением о военном времени – это ясно?

– Я понял, – скупо ответил мужчина, и Рейн заметил, как сжались его кулаки и побелели костяшки пальцев.

– Если вам есть что добавить, то прошу, – сказал он, делая вид, что изучает бумаги, лежавшие перед ним на столе.

Некоторое время Саймон молчал, точно размышляя, стоит ли ему вообще открывать рот. Рейн давал ему возможность выбрать.

– Я рад, – наконец-то сказал он, – что он ушел.

– Неужели? – изогнув бровь, посмотрел исподлобья мужчина на главного целителя. – С чего бы? Не был бы он полезен сейчас для нашей страны в сложившейся ситуации?

– Разве… он не был для неё полезен однажды? Ни один из нас не отдал столько империи, сколько сдела-ла, – словно через силу выдавил целитель это окончание, – она.

Рейн резко отложил в сторону бумаги и прямо взглянул в глаза Саймону.

– Вы знали?

Саймон коротко кивнул.

– Вы бы тоже знали, если бы только проявили должный интерес к ним. Ещё можно найти сказки о ней, если хорошо поискать.

– И?

– Я не жалею, – твердо сказал мужчина, прямо посмотрев в глаза Рейну. – Ясно вам? Не жалею, – можно сказать, с вызовом обратился целитель к главе тайной службы империи.

Рейн коротко усмехнулся, но больше ничего не стал спрашивать у этого мужчины. Ему было многое понятно и без лишних слов.

– Вы можете идти… пока, – счел необходимым добавить он.

Стоило двери затвориться за целителем, как Рейн тяжело поднялся из-за стола. Впервые в жизни он не чувствовал себя на своем месте. Стены душили его, в груди пекло и ныло, ему было тесно в собственном кабинете. Тесно и невыносимо оставаться тут. Грядущая война, как бы сильно он ни убеждал себя в обратном, занимала лишь второе место в его мыслях. Он ощущал физически, что принуждает себя оставаться в стенах возглавляемого им управления, хотя больше всего на свете ему хотелось распахнуть крылья за спиной и взлететь. Выше! Туда, где солнце лучами целует перья облаков, откуда всё кажется таким маленьким и незначительным… Там, лишь там он мог поверить, что его чувства имеют больше смысла.

Некоторое время он смотрел на центральную площадь Аланис. Величественные белоснежные здания, мощенные розовым камнем дороги, снующие туда-сюда жители столицы. Такие разные, все в хлопотах и не обращающие никакого внимания друг на друга. Солнечные лучи отражались в струях фонтанов, разбивая их на крошечные золотые песчинки. Дети, весело смеясь, бегали вокруг статуи одного из героев древности, что своим обликом сейчас и украшал этот фонтан на площади. Было обычное утро для столицы империи. Как знать, быть может, оно последнее ткое?

Рейн тяжело вздохнул, отворачиваясь от окна. И, только сейчас он заметил небольшой конверт на том самом месте, где сидел Саймон. Мужчина с интересом взял его в руки, заметив небольшую надпись в самом углу.

«Если и впрямь интересно…», – гласила она.

Не придав ей большого значения, он просто распечатал конверт. Внутри оказалось несколько пожелтевших от времени листов мегически укрепленной бумаги. Это было единственной причиной того, почему она до сих пор не рассыпалась по прошествии стольких лет. Эти листы казались частью какой-то книги, написанной на эйлирском языке. Положение Рейна обязывало его понимать этот язык, но более древний вариант его он уже не знал. Только тот, что существовал на момент угасания этой цивилизации. Это был рассказ, или сказка, о верховной жрице Двуликого Бога при храме в городе Ортис, некой Соул, как мог, прочитал имя Рейн. Автор рассказывал о том, как Соул лечила людей, проклятых гнилью. Вероятнее всего, имелась в виду болезнь, которую в Алании называли черной хворью.

«Ортис устоял. И не было в городе дома, которого не коснулась длань Двуликого; человека, которому не пришла бы на помощь Соул. Жизнь не сдалась, хотя казалось, смерть ждет её поражения у каждого порога. Правитель Аттавии не счел нужным прийти на помощь городу, от которого отвернулись боги, а дитя Двуликого Бога осталась с нами в этот темный час».

Последние строки истории ясно говорили о том, что описанное не сказка. На протяжении полугода город был закрыт от остального мира. Правитель тех времен запретил поставлять туда товары, пищу, медикаменты. Город оказался отрезан от цивилизации. Был дан четкий приказ никого не впускать и не выпускать оттуда. Неужели эта история и правда о Соль?

Не успел Рейн додумать эту мысль, как на последнем листе бумаги увидел изображение девушки. Она стояла у самого края крепостной стены. Обычно иллюстрации таких историй красочные и яркие, главные герои всегда в нарядных дорогих одеждах, а тут… Она смотрела на простертый внизу город с нескрываемой печалью во взгляде, её густые темные волосы были собраны в растрепавшийся на сильном ветру хвост. Одежда темная, какие-то нелепые, потертые и явно большего размера, чем надо, брюки и рубашка. А внизу, у самой стены, горел погребальный костер для тех, кому помочь она так и не смогла. Он не мог не узнать черт её лица, пусть и видел её лишь однажды. И этот взгляд, словно она молчаливо оплакивала кого-то очень близкого ей.

«Ты совсем не знаешь её», – часто говорил ему Трей, а он всякий раз вспыхивал, точно пламя на ветру. Эти слова задевали его. Он ревновал? Возможно. Но, пожалуй, именно сегодня он впервые задумался над этим под другим углом. А что он знает о ней? Сколько ей на самом деле лет? Что видели эти древние глаза, принадлежащие, казалось, совсем юной девушке? Каким было бы его сердце, проживи он столько же лет, испытав то же, что и она? Имеет ли это значение в свете того, что он желает её? Сможет ли он сохранить свою решимость, если как следует задумается над этим?

– Вопросы… почему, когда дело касается тебя, я никогда не знаю, каким будет ответ? – тихо спросил он у нарисованной на пожелтевшем листе девушки, что вот уже не первое столетие тихо плачет над погребальным костром.

***

– Итак, белошвейки мои, отложим иглы ненадолго, есть дела поважнее, – стоя рядом с кроватью Терезы, сказала я, – кто знает, какие? – посмотрела я на своих два с половиной студента.

Несмотря на то, что девушка очнулась, выглядела она слабой. Что собственно и не мудрено, учитывая, сколько она лежала без движения и нормального питания.

Студенты смотрели на меня так, словно вчера на свет родились. Эти наивные и милые глаза, трепет ресниц, ощущение, точно я больную в коровник привезла.

– Ну же, – милостиво подбодрила я своих буренок.

– Нужно осмотреть её, – выдала Лил, заслужив завистливый взгляд своего товарища, наивно-добродушный от Кита, и поощряющий – мой.

Я милостиво разрешила обротнице действовать. На самом деле, своим даром я уже всё проверила и была спокойна за девушку, но ведь и студентам нужна практика. Так что пусть уж потерпит немножко.

Лил решительно приблизилась к кровати, одним резким движением сорвала с Терезы одеяло и, будь я проклята, она начала её осматривать. В этот момент я почувствовала себя зрителем в театре абсурда. То есть все участники постановки что-то там понимают, одна я не при делах. Даже Кит – и тот с умным видом пялится на больную.

– Что ты делаешь? – между делом спросила я, когда Лил всё же соизволила измерить пульс у больной.

– Провожу осмотр, – как ни в чем не бывало, заявила она.

– На предмет чего, я стесняюсь спросить? Думаешь, у неё какая-то деталь отпала, пока она тут лежала?

– Нас так учили осматривать людей, – с готовностью ответила она. – Она человек, и я не могу определить её состояние, опираясь на свои ощущения, – наминая пациентке живот, поделилась Лил.

Я устало прикрыла глаза. Почему-то заломило виски. Что за дурдом тут творится? Первым желанием было вломить обротнихе по хребтине, благо посох был неподалеку. Желание было острым, должно быть, так себя чувствует алкоголик в завязке.

– Я начинаю новую жизнь, новую жизнь, новую жизнь, – всё ещё с закрытыми глазами продолжала шептать себе под нос я до тех пор, пока не смогла вновь ровно дышать.

– Что? – осведомилась девушка.

– Первое, что тебе стоит проверить у пациента, который вышел из такого состояния, – это его реакции и рефлексы…

– Что такое рефлексы? – поинтересовался Джарред, возвращая меня на грешную землю, так и не дав мне стать хоть немного лучше согласно плану.

– Отдохни, милая, – погладив больную по щеке, я тут же погрузила её в глубокий оздоровительный сон, подкрепив свое действие ещё одной частицей собственной силы. – За мной, – уже сквозь зубы процедила я, обращаясь к своим недорослям. Легко подхватила посох и направилась к выходу из комнаты. За моей спиной послышался возбужденный шепот, но бунтовать в открытую никто не решился.

А уже спустя двадцать минут двое оборотней переминались у окна столовой, смотря на то, как я привязываю Кита к стулу.

– Доставайте тетради, поганцы, – фыркнула я, связывая внучка.

– Ну, почему я? Ошиблись-то они, – проныл Кит.

– Потому что не ровен час папашей станешь, а писать толком до сих пор не научился.

– Я зарисую, – с готовностью согласился Кит.

– Рисуешь ты и того хуже, – фыркнула я, не став добавлять, что в этом-то он точно весь в меня.

– Итак, любители подглядеть, у кого что и где выросло, – поднимаясь на ноги и ставя на стол предметы, что любезно материализовал для меня мой дом, сказала я. Первым появился молоток, за ним тонкая длинная игла и горящая свеча. – Узнаем же, что это за хрень такая – условные и безусловные рефлексы и на кой демон Двуликий их придумал, – с нездоровым блеском во взгляде изрекла я. – В этом нам любезно согласился помочь этот маленький ленивый мальчик, который никак не может выучить алфавит, чтобы писать, не подглядывая в шпаргалку.

Кит нервно сглотнул, оборотни переглянулись. Думаю, этот урок они запомнят если не на всю жизнь, то надолго уж точно.

И хотя я прекрасно понимала, что, вероятно, никто из них не виноват в том, что случилось с этим миром, но больно мне было всё равно. Все знания, что мы веками, точно ненормальные муравьи, стаскивали в одну кучу и хранили для них, стали вдруг никому не нужны. Настолько не нужны, что лечатся они теперь только магией, чтобы болезнь просто выгорала под действием силы или подножными травами. А люди? Их и вовсе лечат как придется. Есть старые рецепты от самых распространенных заболеваний, например, чтобы сбить жар, обезболить, против кашля и простуды. Ну и так, кое-что от кое-чего. Элементарные операции, где если ты не магически одаренное существо, то непременно отбросишь копыта от послеоперационных инфекций, прости меня Двуликий. К чему им знать о каких-то там реакциях организма у пациентов, которые выходят из комы? Зачем? Из неё никто и никогда не выходит! Как только Тереза-то продержалась?!

Когда урок был пройден, Кит отпущен спать под честное слово, что завтра он-таки выучит все буквы, а оборотни отосланы заниматься тем, чем им в голову взбредет, я отправилась в комнату к девушке, с которой нам предстояло познакомиться.

Войдя в комнату, я заметила, что она пришла в себя и сейчас с интересом изучала пейзаж, который открывался за окном. Дворец показывал ей эйлирское утро. Солнце едва коснулось горизонта, окрасив темное небо в предрассветные тона. Рассветы и закаты на моей родине всегда были насыщенными красками, пряными от ароматов ночных цветов и неповторимо зачаровывающими. Поговаривали, что это из-за обилия магических энергопотоков, что сходились на этой земле. Словно бы именно они преображали действительность вокруг, искажая пространство и явления. Из окна спальни, в которой сейчас находилась моя подопечная, виднелся лишь сад. Отсюда нельзя было разглядеть город. Но и того факта, что за окном цвела жемчужная роза тали, должно было хватить, чтобы привести девушку в недоумение. Цветок был искусственно выведен магами Эйлирии. Не нуждался ни в воде, ни в каком-то особенном уходе, лишь должен был расти в богатом энергией месте. Магически выведенные цветы имели необыкновенный тонкий аромат, который изменялся в зависимости от предпочтений того, кто пытался его вдохнуть. Например, Зорис чувствовал аромат арнийского коньяка, для Кирана она пахла чернилами и бумагой, мне чудился запах дезинфицирующего средства. Не цветок, а настоящий психологический детектор.

«Я единственный нормальный из нас троих, – сказал как-то Зорис, – подумать только, дезинфицирующий раствор и чернила?! Идеальная парочка, ничего не скажешь!»

Он ещё долго высмеивал наши пристрастия, а я радовалась как ненормальная тому, что узнала, что нравится Кирану… Моё сердце стучало в те дни так быстро, что, пожалуй, если бы не мой дар, должно быть, я с легкостью могла стать пациентом кардиологического отделения. Мы ещё не встречались в то время. Скорее, я изводила его как могла, со всей присущей мне увлеченностью, делая вид, что просто терпеть его не могу. Что сказать, в этом вся я. Как хорошая спелая капуста, которую надо исследовать слой за слоем, чтобы хоть что-то понять.

Не вовремя накатившие воспоминания, вопреки всему, не расстроили меня, как это частенько бывало, а заставили легко улыбнуться. Моя память может быть синонимом слова боль. Стоит вспомнить тот или иной период жизни, чтобы почувствовать, как не хватает мне моей семьи, как я тоскую по временам и людям, что окружали меня тогда. Моя память – опасная трясина, с которой нужно быть весьма осторожной. Но иногда, очень редко, боль была не острой, а скорее ноющей и почему-то теплой, как сейчас. Главное, не раскручивать колесо времен, не вспоминать сразу ещё что-то. Достаточно и простого воспоминания о цветке, моей первой любви и дружбе. Вот так.

Глубоко вздохнув, отгоняя непрошенные картины, я подошла к девушке.

– Ты проснулась? – спросила я нечто очевидное и нехарактерное для себя. Но я же вроде бы как пытаюсь быть милой. Что за бред?!

– Кто вы? И где я? – слабо сказала она, с интересом посмотрев на меня.

Демоны побери эту моду Алании! Сейчас я, как последняя идиотка, обмоталась белой простынёй из своей спальни и подпоясалась шнурком от шторы в гостиной. Напялила сандалии Кита и улыбалась, точно у меня склянка с маковым молочком в рукаве.

– Для начала позвольте мне задать вам несколько вопросов, прежде, чем я отвечу на ваши, – выдала я свою фирменную улыбочку. С непривычки свело щеки, но я продолжила. – Ваше имя?

– Вам не сообщили, кто я? – растерялась она.

– Ну, что вы, – мило захихикала я. Ну, должно было выглядеть мило, но не поручусь. – Это простые вопросы, чтобы проверить ваше состояние.

– Эллиана Мортис, – тут же протараторила она, точно пытаясь доказать кому-то, что с ней всё хорошо.

– Что последнее вы помните?

– Что вам рассказал господин Дриэлл? – после минутного замешательства спросила она.

– Будьте уверены, всё и даже немного больше. Мы с господином Дриэллом вместе работаем… ну, вы понимаете, – многозначительно посмотрела я в глаза девушки. Моя азартная душа авантюриста вошла в раж. Больше всего на свете мне нравилось ничего не понимать и самозабвенно врать! Это я любила. – Он просил вас быть предельно откровенной со мной, ведь от этого зависит наше общее дело.

– Я не знала, что кто-то ещё в курсе, – удивленно посмотрела она на меня.

– Конечно, вы правы, Элли, в таких делах неуместна излишняя открытость, но вы должны понимать масштаб происходящего. Господину Дриэллу нужны верные соратники.

– Да, конечно, – растерянно пробормотала она. – Но… могу я увидеться с ним прежде, чем говорить с вами? – прикусив нижнюю губу, спросила она, точно боялась сболтнуть лишнего без дозволения того, с кем её связывало нечто… пока мне не известное.

Надо сказать, что мне не пришлось бы ходить в простынках и предотвращать убийства, если бы мой нынешний дом не страдал самой настоящей психопатией. Я точно знала, что мерзавцу известно всё, а может и немного больше. Но пока ему интересно, а мы развлекаем его своими представлениями, и самое главное – готовы брать и его в игру, он ни за что не выложит мне и кусочка информации. Возможно, всё и немного проще. Да, он имел интеллект, но был совершенно не отягощен эмоциональной составляющей. Ему было интересно препарировать человеческие чувства, эмоции, переживания через собственную память и воспоминания тех, кто был под его крышей. Он читал всё это, мог оживлять, а потом раскручивать события, следуя за воображением и подсознанием того, кому принадлежали воспоминания. Он не мог заставить персонажей говорить своими собственными словами. Каждый оживший "человек" из считанных воспоминаний людей говорил лишь то, что ожидали от него услышать. Но если дому самому хотелось высказаться, тут уж он находил, какой фрагмент из прошлого следует извлечь и показать.

– Конечно, – улыбнулась я, – но вы же понимаете, что господин Дриэлл весьма занятой аланит. Это будет не так просто…

– Но мы ведь можем подождать?

– Я сделаю всё возможное, – коротко ответствовала я, слегка поклонившись. – У нас есть телепортационный ящик, так что письмо о том, что вам стало лучше, он получит сразу же.