Если бы передо мной стоял выбор только одного человека взять с собой на необитаемый остров, я бы выбрал Её.
Я думаю о ней. Каждый день думаю о ней. Смотрю издалека на других женщин. Щурюсь. Вижу её. Боюсь ошибиться. Ошибаюсь. Сплю с другими. Никогда не смотрю в глаза другим. Мне это мешает. Ведь я думаю о ней.
Помню как сейчас. Её взгляд. Улыбку. Заразительный смех.
Тогда она была счастлива. Она танцевала… для меня.
Стояла на берегу Москвы-реки.
Я снимал её на видеокамеру.
В кадре она смеется, а потом говорит:
– Я люблю тебя.
Из-за DVCAM камеры я отвечаю:
– Я больше тебя люблю.
Она смеется:
– Нет, я тебя больше люблю.
Тогда я был счастлив. Просто не понимал этого. Может быть, я и сейчас отчасти счастлив. И опять не врубаюсь, торможу, недооцениваю. Здесь что-то нужно сказать о чувствах. Что сказать? Нужно сказать что-то типа: спасибо, что она у меня была. Спасибо, что такая женщина у меня БЫЛА. Ага. Примерно так. В данной ситуации самым душещипательным является глагол «была». В XXI веке любой глагол – довольно весомый аргумент. А если глагол подкрепить финансами, автоматом Калашникова, снайперской винтовкой Драгунова, порталами, аккаунтами в социальных сетях, бункером, двумя ящиками тушёнки, тремя ящиками патронов 7,62, цейсовской оптикой, CANON Mark III и, например, девушкой из Нигерии, то глагол вообще станет бомбой, судьбой, истиной. Однако глагол «был» никудышный и рефлексивный. Но я был счастлив. Я был по-настоящему счастлив. Спасибо Ей за это счастье. Хотя… мучения я тоже люблю. В мучениях всегда что-то рождается. А счастье… счастье способствует деградации.
Я вспоминаю берег Москвы-реки. Нашу старую дубовую аллею в запущенной усадьбе Голицына. Заросший пруд. Извилистую тропинку. Дневные и вечерние прогулки. Её счастливые зелёные глаза. Нежные поцелуи. Мы любили целоваться. Опять проматываю до склейки. Навязчиво повторяю свой любимый флешбэк:
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
– Я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя! – спорили мы.
В моем измученном алкоголем мозгу эта сцена прокручивается по несколько раз в день. Засыпая, я проматываю эту сцену в голове. С этой сценой я встаю утром. Потом я готовлю себе яйца, кофе и начинаю ворошить отвратительное настоящее, придумывать себе боли, обиды, ковыряться в болячках, считать расходы. После завтрака я зацикливаюсь на судебных заседаниях, на корыстных адвокатах, на алкоголизме, на суициде, на бабах, на одиночестве, на тупых негритянках, на трансах, на гепатите «С» и на возможном ВИЧ. Но потом я слышу сквозь сон: «Нет, я больше тебя люблю». И это как кокос на сердце. Иногда я даже рыдаю в голос, как дитя. Пугаю соседей.
И звучит её искренний заразительный смех. О боже!
Спустя годы совместной жизни она уже так жизнерадостно, как на берегу Москвы-реки, не смеялась. Я обосрал всё, что можно было обосрать. Я засранец. Самый настоящий засранец. Ну, так уж сложилось. Такой я… человек. А ведь я ей говорил, что не приношу счастья. Я её, блин, предупреждал. Но она, как ни странно, была счастлива. И смеялась. Она даже ходила со мной в церковь, хотя, как потом выяснилось, не принимала религии. Да и я, наслушавшись подробных историй про голубых попов и дьяконов, стал задумываться… Хотя до конца я так и не избавился от привычки креститься при виде церкви. До встречи с Ней я часто и про себя и вслух читал: «Отче наш, Иже еси на небеси…». Единственная молитва, которую я знал наизусть. Я перестал её читать, когда мы поженились. Она увлекалась гештальт-психологией. И мне вслед за ней пришлось окунуться в процессы осознания…
Однако многие любовные лодки разбиваются о прошлое, которое мы ежедневно тащим в своё настоящее. К тому же частенько из меня, например, активно лезет правда. И тогда я перестаю себя контролировать, начинаю её говорить, говорить, говорить, иногда – орать. Потом к этому добавляется алкоголь, и правда становится гипертрофированной, как циррозная печень. И не такой уж правдивой, но достаточно удобной, чтобы колоть ей… в незаживающие раны… Мне сносит крышу. И я становлюсь главным героем дурацкого спектакля, который никому не интересен. Нужно признаться, я личность исключительно трагическая. Даже когда не пью и не нюхаю. Притом что всю свою жизнь я стараюсь быть хорошим. Но на протяжении всей жизни из меня вылезает всяческая гниль. Откуда только она берется? Однажды я выдал очередную порцию гнили:
– Меня достала твоя дочь, которая вертит тут своим задом каждую неделю с пятницы по воскресенье! Она возбуждает меня! Понимаешь? – соврал я. – Она, прямо скажу, далеко не Лолита. И я не хочу… не хочу кормить «ребёнка», которому, блин, двадцать шесть лет!
– Я хочу развестись, – неожиданно спокойно сказала она.
– Вот как? – слегка удивился я, улыбнулся, развернулся и пошёл на кухню заваривать чай.
Включил чайник. Насыпал в любимый бокал горсть зелёного чая. Глянул в окно. Судоходный сезон открыт. Корабли гудят, ходят. Мимо. Мимо меня.
Я хочу развестись. Так что ж? Вперёд. В путь. Ту-ту! Впервые я не стал её уговаривать. Не стал просить «не делать этого». Не стал успокаивать, целовать ей руки, рассказывать, что всё наладится, что люди меняются… Люди ни хрена, блин, не меняются. Люди просто притворяются, ходят в церковь, несмотря на то, что являются атеистами. И ещё… Сперва, блин, соглашаются на анальный секс, заманивают в ловушку отношений, потом на годы забывают об этом. А потом уже любой секс становится редкостью. И вы уже не спорите, кто кого больше любит. О любви уже вообще никто не говорит. Любовь претворилась в привычку. Вы уже живете тупо как брат с сестрой. И тогда на помощь тебе приходит незаменимая любовница Дунька Кулакова – самая верная твоя подруга.
– Что? – я ещё один раз хотел услышать её слова, вернувшись в комнату с чашкой горячего чая.
– Я хочу развестись.
Я спокойно сказал:
– Хорошо, – и сделал глоток чая.
Она удивилась. Она, блин, удивилась. Ха. Сцена супер. Аплодисменты. Кланяемся и по домам.
Мы с Алисой всегда были смелыми. Поэтому расстались быстро. Слишком много было ран и непрощённого. Слишком много болей и обид. Слишком много внешних факторов и обстоятельств. Она была лучшей моей женщиной. Она была идеальной половинкой. Была. Была. Была. И я, как прежде, люблю её. Наверное. Скорее всего. Всех своих новых женщин я теперь сравниваю с ней. Я отписал ей квартиру. Пообещал деньги за машину, которую планировал продать в Москве. Я хотел быть хорошим. У меня остался умирающий бизнес, который меня убивает, и говно-офис, который будет меня убивать. И ненасытные адвокаты, подобные вампирам.
После сорока лет и после нескольких браков сложно выбрать новую женщину. Трахнуть просто, а выбрать для жизни непросто. Особенно после того, как ты начал врубаться – насколько раньше ты был любим. Сколько тепла тебе дарили. Сколько нежности. Сложно. Очень сложно выстраивать новые отношения, учитывая старые ошибки, учитывая твои паранойи и постройку бункера с тушёнкой, оружием, водкой и негритянкой. Становится страшно: что, как, почему, зачем. Легко жениться в двадцать лет, когда нету ума и денег и ты можешь кончить пять раз за ночь. В сорок лет полюбить крайне сложно. Кончить ещё пару раз с натяжкой можно, а полюбить суперсложно. Ибо прошлое, блин, манит, тянет, топит. Да и ты уже давно не тот. Нынче ты лысеющий, хмурый, толстый, и – главное – в бестолковке у тебя полно страшных рыжих тараканов и зелёных лягушек, которые не каждой женщине понравятся. Нет смысла перечислять весь психологический и патологический зверинец, который давно и успешно размножается в твоей голове. Листа не хватит.
Самое страшное, я боюсь, что никогда не смогу полюбить, снова полюбить так, чтобы щемило сердце, чтобы эйфория сменялась стрессом, чтобы кружилась голова, чтобы небо было голубым-голубым, трава зелёной-зелёной, водка белой-белой и вкусной. Забыл я уже – как это. Как это? А? Дружище, Альцгеймер? О чём это я? Ах да. О любви. О ней. Везёт же кому-то. А ведь я был счастлив. Был любим. Только ох уж эти внешние предлагаемые обстоятельства! Ох уж этот социум! Дети! Родители! Родные! Надо было уехать тогда в Калининград или в Черногорию. Подальше отсюда. Но мы приняли другое решение. И меня, блин, достала её полуголая дочь!
– Когда ты уедешь? – спрашивала Алиса меня.
– Когда сниму квартиру в Москве. Вариантов не так много. Я собираюсь судиться… по офису… Понимаешь? У меня будут расходы…
Мне показалось, что ей побоку мои проблемы. Да. Это же теперь мои проблемы. Только мои. Большая прямоугольная печать о разводе стоит. А в моей голове звучат голоса:
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
– Я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя!
И Её заразительный смех. Мы были счастливы.
Я часто смотрю это видео. Почти каждый день.
А потом опять алкоголь… тараканы и лягушки. Лягушки и тараканы. Кошки, мышки, мухи… Адвокаты…