-Что ты наделал? Теперь люди веками будут дописывать эту книгу..
Почему ты не сжег ее всю?
Так расскаэывал юный монах, когда пришел ко мне. Но он не сказал, чей то был приказ и слова. И мы, три Гийома, три друга Кретьена из города Труа, хотели понять , что случилось с его книгой. Граф Гийом, прозванный Кийот, Гийом – трубадур из Прованса и я, просто Гийом, пишущий истории. И эта первая история началась далеко от моей Франции, прекрасной Шампани в далекой северной стране, земле Русской, где я встретил Кийота. И теперь мы уже не узнаем, что записал Кретьен из моих рассказов. Но, чтобы понять, что произошло с книгой, надо вспомнить, что случилось в наших странствиях.
Надолго запомнил я,Гийом, пишуший простые истории, тот разговор
–Ты же знаешь, Кийот, все знаешь,-произнес старец Лука,– к чему лукавить, не князья создают то, что остается
Язык его заплетался от прекрасного южного вина, глаза светились
И не им произнести великий суд и приговор, который все будут помнить ,читать. Нам-юродивым, списателям, книжникам. И шутам. Гийом, он напишет.
И твой этот странный Кретьен из странного города Труа, трех косичек.Чем ты напоил меня ,Кийот, я привык к нашим медам и травам.
Кийот улыбнулся
–А я хочу найти вашу тайну. Кому дано сказать слово.
Гийом молчал и пристально смотрел на Киота, и, вдруг неожиданно сказал:
–Дозволь спросить, господин, что за имя у тебя Кийот?
Тот удивленно ответил:
–То не мое имя, Кийот или мастер ковчега, так прозвали меня в Царьграде, Константинополе, после ранения понял я, что не смогу быть больше воином, вспомнил чему учил меня мой дед ювелир, и стал делать кийоты- ковчеги хранилища для мощей. И рассказывал всем, что делал их по рисунку одного рыцаря, который искал, нашел, и зарисовал настоящий ковчег Завета. Рисунок его я видел, а вот правда ли то была , не знаю, но мне верили и платили. Потом я приехал сюда в эту загадочную страну на краю христианского мира, о которой мне много рассказывали. Здесь меня тоже зовут Кийот, я делаю кийоты, оклады для икон. И много я услышал и увидел дивного.
–А нашел ты здесь то , что искал,-спросил Гийом, он не понял, почему юная графиня Шампанская и граф Филипп Фландрский, отправившие его в эту поездку, были так щедры к , и что они от него еще хотели, кроме одного простого поручения. Гийому показалось, что с от Кийота он может услышать что -то важное и об этом.И Кийот сказал
–В жизни происходят мгновенья. Когда ты наедине с судьбой, и ничего не можешь с этим поделать. Сначала кажется, что жизнь оборвалась, .И все .привычное тебе уходит. А потом понимаешь, что ты перед судьбой, там только ты и небо, а потом деревья. Со мной случилось такое, когда меня ранили в ногу когда тогда меня принесли в башню, и я подумал, что не смогу уже больше ходить. Я смотрел в окно. Там начиналась весна, я чувствовал, как распускаются листья, эти первые весенние листья и ландыши. Запах.весенней оживающей земли доносился до меня Мне было тесно. Что ты понимаешь в весне, Гийом?Мне было тесно? Что ты думаешь о первых весенних листьях?Г
– Я слышал, как один мудрый человек говорил, что ради первых клейких алисточков стоит жить. Но ты ведь обещал рассказать о чем-то таинственном и прекрасном,как ты узнал о Граале.
– Я и хочу рассказать тебе о том, может быть ты меня поймешь. Я лежал, я не знал, смогу ли я спуститься по этой крутой лестнице, смогу ли я ходить,Эти первые листья были вдалеке от меня, я не мог до них дотронуться, И когда вот эти весенние листья и цветы стали невозможны, я понял, какое это великое чудо. Пока я был обычным человеком, воином, я этого не замечал. Вот если бы было что-то такое., какой-нибудь предмет, камень или чаша, или что-то подобное, я бы смог бы . жить. То,что собрало бы радость земную. Ты понимаешь меня?
–Не знаю, Кийот, я ведь ногу не ломал.
–Да, передай Кретьену, надо передать Кретьену, если ты раньше его увидишь, что человек, который рядом с Граалем, должен быть ранен, , как Изяслав или король Педро.?
Когда эта радость земная тебе недоступна, ты думаешь, что есть что-то, что может объединить ее в одном предмете, может быть добрые люди, катары, также поэтому о нем догадались? Ты ведь бывал в их землях? Они так высоко над миром, на холмах.
–Да, к ним тяжело взбираться.
–Понимаешь, если они решили, что весь земной мир зло, им нужно было надеяться, что есть что-то духовное, в чем соединилась его радость мирская и земная красота.
–Так разве это что-то духовное, это же ведь камень.
–Так вот, – Кийот весело посмотрел на него, понимаешь, как получается, и камень, и чаша, и божественное, и красота мира,красота, очищенная от зла. Пусть Кретьен об этом напишет.? Грааль зеленых листьев.
Пусть Кретьен об этом напишет. Очень тяжело почувствовать, что они как бы не видят радости земной. В конце концов, когда человек юн, ему хочется и любить , и веселиться. Да может быть и у них появилась мечта. Если в земной красоте для них нет Бога, надо было придумать или найти что-то такое осязаемое и простое, камень или чашу, что соединяло прятало в себе и обычную жизнь, и в тоже время сияло и высоким светом. Это примеряло зло земное, плоть с высшим светом. Может быть они придумали, и может это просто выдумка,то, что рассказывают о чаше и камне, Граале. Но если у тебя есть жажда странствий, сказал мне тогда Кретьен, что-то тебя зовет, сходи на другой край христианского мира, где язычники более дикие ,чем испанские мавры.За Византией есть Русь, страна прапрабабки нашего короля и нашей графини Марии. Она ближе к царству Иоанна. Может быть там что-то особое узнаешь?
и мне расскажешь.
Три вещи любил Кийот в жизни.Ремесло деда, серебряных дел мастера, мудрость и познание, и путешествия. А еще он был воином. И остались только первые две.
Кийотом впервые прозвали его греки в Иерусалиме, а на Руси так стали называть все. Ну что ж, прозвище красивое .Лучше , чем какое -нибудь королеское- плешивый, лысый или хромец, к примеру
И в ту ночь приснился Гильому вещий сон о великом трубадуре земли русской и о песне.
Темно, синее поле боя, трупы, навзничь лежал раненый воин, пытаясь разглядеть что-то вдали.
Что мне чудится, что мне слышится, там… вон, издали…
Будто девою Обида , за ней пожар земной, пылает лес, пылают реки.
Земля горячая.
Там, за холмом, горит?!
О дай мне пить земля моя…
Мать моя…
Раны мои запеклись, ох, лихо мне.
А древо тихо склонилось, с тугой зашелестело и так жалобно.
Над сухой землей жаркое марево.
Очнулся.
«Как хочется пить». С трудом протянул руку, шаря по земле, нашёл воду.
Река рядом, на ощупь горячая… набрал в ладонь… кровь.
И течёт река кровава по полю, грех ради наших.
Никнет трава от жалости.
Цветы уныли,
Быть мне здесь мертвым… на траве-ковыле.
О светлое-тресветлое солнце.
Дай земле истомленной вздохнуть.
Убери лучи свои.
О ветер, ветрило, повей прохладой.
Пощади меня, красно солнышко.
Вспомяну тебя словом светлым.
Я клянусь пропеть тебе словом ясным.
И небо заплакало… Мелкими каплями.
Черна земля костьми была посеяна, тугою взошла, болью встала в сердце Даждьбожья внука. Словом вступила на землю Трояню.
И взмахнуло оно крылами. Горе ему ведомо. Стоны ему слышимы. Неприкаянной девой взойдет на холм, неприкаянной болью войдет в сердца.
И лежать нам на траве-ковыле, никем не брегомы… Всем лежать купно умроша, единую чашу смертную испиша.
Тише, не дыши.
Вон идет воин, поганый половец. Он остановился вдали, ударил кого-то мечом, добив раненого, пошёл дальше.
И лежать мне на траве-ковыле, на земле незнаемой…
Увидит, прикончит. И буду нем, и не смогу сказать единственное слово… О земля моя, о дубравы! Пусть не убьет он со мной слово. И прошел половец мимо.
Ночь синяя над землей спустилась. Крик зверин встал.
Потемнела земля, зашумели, заговорили деревья, тревожно заметались листья. Быстро летит по небу туча, и в ней грохочет. Трепещут синие молнии. Деревья гнутся. И какой ливень.
Что мне чудится? Земля дрожит.
Ветер донес тревожный, горестный звон. Слышишь, велит послушать земле Русской. И Киеву, и Чернигову, и Владимиру, и тебе, далекий Новгород.
Уже кострами запылало сквозь синюю ночь. Неготовыми дорогами сквозь леса дремучие, немощеными тропами идут половцы.
Быть туге и горести!
Тучею идут они из степи дикой, земли незнаемой на землю Русскую, землю светлую.
Зазвени ж, зазвени тоскою, Киев-город, встони, Владимир, тугою.
Уже костры запылали на Русской земле.
Уже не светлыми струями, а печалью течет река, и дерево листву сронило.
Уже стонать земле русской под кострами, полыхать пламенем, а поленьем в тот огонь веселье кладут, слезами поливают. Звон-огонь идет по земле святой, кровью-болью растекается.