История политических партий насчитывает три-четыре столетия. Однако первые упоминания о них встречаются еще в работах мыслителей древнего мира. В Древней Греции изучением партий как первых группировок и союзов, принимавших активное участие в жизни общества, занимались Аристотель, Геродот и Писистрат. Так, Геродот в своих трудах исследовал противоборство между партией паралиев и партией педиона. Писистрат стал продолжателем Геродота и добавил к паралиям и педионам еще и партию гиперакриев. Аристотель в «Афинской политии» выделил партии равнин, партии гор и партии побережья. Он рассматривал партии с географическо-идеологической точки зрения, т. е. он классифицировал партии по географическому месту их появления [4].
В Древнем Риме словом «партия» чаще всего называли группы людей, объединившихся вокруг того или иного лидера. Обычно за этими объединениями не стояло никаких идей, кроме усиления влияния своего руководителя. Причем Аристотель, Плавт, Цицерон, Саллюстий в своих работах отличали «партии» от «амичитиа» – благородного, хорошего союза друзей. Аристотель писал о борьбе между тремя партиями (жителей морского побережья, жителей равнин и жителей гор) в Аттике в VI в. до н. э. и о вражде между Партией знати и Партией народа в Афинах более позднего периода.
Со времен Аристотеля до XVII в. многие политики и исследователи партии называли факциями. Данное понятие широко употреблялось в Римской империи для обозначения совокупности лиц, связанных с организацией конных зрелищ. В дальнейшем данное понятие было перенесено на известные с IV в. спортивные организации в византийских городах, занимавшиеся подготовкой и проведением цирковых и спортивных состязаний. У каждой факции были свои «димы» – группы болельщиков. «Димы» поддерживали спортсменов от той или иной факции на спортивных состязаниях. Организацией деятельности «димов» занималось руководство факций. Постепенно факции стали превращаться из спортивных в политические организации городского населения. Особое значение в истории формирования партий имел указ Константина об aoclamationes, дававший право городскому населению во время зрелищ выражать свое одобрение или неодобрение деятельности властей. К концу IV – началу V в. факции приобрели ярко выраженный политический характер.
В древней римской республике наряду с партиями, объединявшимися вокруг конкретной личности, уже существовали политические течения с определенной системой взглядов, которые выражали интересы различных социальных групп римского общества и вели постоянную борьбу друг с другом. Древний римский историк Тит Ливий писал: «Борьба между партиями есть и всегда будет гораздо худшая беда для народа, чем война, голод, мор или любой другой гнев Бога» [цит. по: 329].
В те далекие времена в основу выделения групп-партий (факций) могло быть положено территориальное деление, объединение вокруг какого-то конкретного политика или любой другой системообразующий признак. Например, в Византии выделяли партии венетов и прасинов. В основу этой классификации было положено разделение ипподромных болельщиков на «синих» и «зеленых». Позже эти цвета стали основой для выделения групп во время мятежей или народных волнений и образования партий. Партия венетов сложилась как партия греко-римской земельной аристократии, партию прасинов возглавляла торгово-ростовщическая верхушка. Прасины имели свою основную опору в богатых торговых городах востока Византийской империи, венеты – в земледельческих областях, малоазиатских и балканских провинциях.
В конфессиональной литературе можно найти сравнение различных религиозных группировок с партиями. В работе старшего пастора Церкви христиан веры евангельской «Филадельфия» Ижевска Павла Желновакова «Тайна Церкви» отмечено: «В свое время так поступили религиозные вожди с Иисусом, призвав для расправы над Ним светские власти и политические партии. “Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами совещание против Него, как бы погубить Его” (Марк.3:6). Известно, что иродиане были политической партией своего времени, поддерживающей царя Ирода, идумея по происхождению. В дальнейшем имело место даже призвание римских властей для расправы над Иисусом. “Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря” (Иоанн.19:15)» [55].
В Древнем Риме в период кризиса республики (конец II–I в. дo н. э.) шла напряженная борьба между партией популяров, выражавшей интересы плебса (в основном сельского) и партией оптиматов. В партию оптиматов (от лат. слова optimus – наилучший) входили представители римской знати – нобилитета, объединившиеся вокруг аристократа Луция Корнелия Суллы. Оптиматы ориентировались на повышение роли аристократов в политической и экономической жизни Рима, отстаивали прежде всего интересы, права и привилегии сенаторского сословия. Оптиматам противостояли популяры (в переводе с латыни – «народные мужи»). Они опирались на римское крестьянство и городской плебс, защищали интересы простого человека, стремились к наделению неимущих крестьян земельными участками и улучшению положения городской свободной бедноты, к общей демократизации государственного строя путем расширения прав народного собрания и народных трибунов. Некоторые даже считали необходимым отменить ростовщичество. Вождем популяров был другой римский государственный деятель и полководец – Гай Марий. Видными популярами были братья Гракхи. В результате упорной межпартийной борьбы с патрициями плебеи, ранее не имевшие никаких прав на пользование общинной землей, добились включения в состав римского народа, уравнения в правах с патрициями [109].
Прототипами современных политических партий в определенном смысле этого слова можно считать масонские ложи и рыцарские ордена с их четкой структурой, определенными целями и задачами, строжайшей дисциплиной. Так, например, «Бедные рыцари Христа и Соломонова храма» – храмовники, или, как их еще называли, тамплиеры – члены военно-религиозного ордена, основанного в 1118–1119 гг. в Палестине, вступая в эту организацию, давали три обета: целомудрия, бедности и послушания.
Зачатки партий существовали в средние века и в эпоху Возрождения, особенно там, где существовали сильные города-республики с довольно развитыми традициями самоуправления, гражданской ответственности и активности. Население таких городов отличал высокий уровень образованности, культуры, свободомыслия. К их числу относились Венеция, Флоренция, Генуя, Новгород Великий, Псков. Известный русский историк Василий Осипович Ключевский в известном труде «Русская история. Полный курс лекций» писал, что социальные и политические противоречия вызывали необыкновенный шум и движение в политической жизни города. Ни один из старинных городов Древней Руси не дал такой тревожной истории, как Новгород. С самых ранних пор видим здесь оживленную борьбу политических партий; в разное время характер ее был неодинаков [83].
В Новгороде Великом существовала и сильная антимосковская партия, которую в середине XV в. возглавляла представительница знатного боярского рода Марфа Борецкая (Марфа Посадница). Эта партия отстаивала независимость Новгорода от Москвы, сохранение вольностей, традиций, места и роли в экономической и политической жизни стран балтийского региона. Партия Борецких была готова даже пойти на сговор с Великим Княжеством Литовским, чтобы сохранить права и привилегии «Господина Великого Новгорода». В планы партии входило создание в Новгороде православного наместничества, зависимого от Литовского государства, а также брак будущего наместника из числа литовских панов с Марфой Борецкой, которая «хотячи пойти замужь за литовского же пана за королева, да… мыслячи привести его к себе в Великий Новград, да с ним хотячи владети от короля всею Новгородскою землею». В 1471 г. Марфа вместе с сыновьями выступила на вече против подчинения Новгорода Ивану III. Сторонники партии Борецкой пришли на площадь и кричали о притеснениях Москвы, о золотой воле под покровительством Казимира Литовского, «камнями заставляли молчать московских приверженцев». Сторонники Марфы подкупили «смердов, шилышков и других безыменных мужиков», которые в нужный момент зазвонили в колокола, крича: «За короля хотим!». Несмотря на то, что среди новгородцев имелись противники Борецкой, ее партия пересилила приверженцев великого князя московского: послы новгородского боярства отправились с дарами к литовскому королю. Узнав об этом, 20 июня 1471 г. Иван III выступил с войском из Москвы. После битвы на реке Шелони антимосковская партия в Новгороде вынуждена была признать свое поражение. В феврале 1488 г. Иван III распорядился захватить Марфу с внуком Василием Федоровичем, отослать их в заточение и «тако конечне укроти Великий Новгород». Марфа была казнена, а ее партия прекратила существование [31; 167].
Сторонники крестового похода против «схизматиков и татар», т. е. против Руси и Золотой Орды, в 1380 г. убедили великого литовского князя Ягайло, отрекшегося от православия и перешедшего в католичество, пойти на помощь армии Мамая. Великое Княжество Литовское в те времена было копьем Запада, направленным против Востока, и очень желало поражения московского войска на Куликовом поле. Однако армия Ягайло опоздала на один день, на один переход к сече на Куликовом поле, и ей осталось только грабить обозы с ранеными воинами Дмитрия Донского, шедшими к Москве [9; 28; 98].
В средневековой Италии в XI–XIV вв. сохранились традиции демократических институтов в управлении городами. Поэтому именно там стали развиваться политические движения, боровшиеся за власть в городах-государствах. Они носили протопартийный характер. Примером могут служить гвельфы и гибеллины. Гвельфы выражали интересы купечества и ремесленников. Они стремились к утверждению независимости городов-республик от Священной Римской империи и поддерживали Папу Римского в борьбе с императором. Гвельфам противостояли гибеллины, которые находились на стороне императора. Гибеллины – это преимущественно представители феодальной знати, стремившиеся к своеобразной феодальной свободе и независимости и не желавшие делиться с папством плодами эксплуатации как своих крестьян, так и живших в «их» городах мелких торговцев и ремесленников. Они активно выступали против постоянного вмешательства Папы Римского в жизнь Италии и в германском императоре, императоре Священной Римской империи, видели силу, способную дать отпор этому вмешательству. Вот почему гибеллинов обычно называют императорской партией. Однако борьба пап с императорами носила долгий и запутанный характер, потому социальный состав партий постоянно менялся в зависимости от условий и конкретных ситуаций.
Известный русский историк Тимофей Николаевич Грановский связывал образование политических партий с политикой Екатерины Медичи, которая создавала «срединную» (между католиками и протестантами) партию из людей, «не имеющих ни верований, ни убеждений» [161, с. 266].
Очень активно шло формирование политических структур в итальянских государствах и в XV–XVI вв. Впервые широко использовать слово «партия» в политическом лексиконе для обозначения подобных группировок стал итальянский мыслитель и дипломат Никколо Макиавелли, подробно рассказавший в книге «История Флоренции» об особенностях политической борьбы, междоусобицах в итальянском государстве тех лет [117]. В «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» он писал о том, что «частная обида… всегда возбуждает в обществе страх; страх заставляет думать о защите; защита вызывает раздоры; раздоры, в свою очередь, порождают… партии, а партии губят республику» [118, с. 150].
По Н. Макиавелли, партия – это организация, созданная в результате соперничества между людьми с целью защиты интересов одной из соперничающих групп. В своих работах Макиавелли делит партии на частные структуры, основанные на личных связях их членов, и организации, ориентированные на интересы общества. Несмотря на свое отрицательное отношение к политическим партиям, мыслитель внимательно изучал борьбу политических партий, защиту своих интересов представителями различных родовитых семей, противостояние между сторонниками нобилей, пополанов и плебса, противостояние партий гвельфов и гиббелинов. В отличие от своих современников, которые политические процессы сводили до внешнеполитической деятельности государства, он обратил особое внимание прежде всего на внутреннюю политическую борьбу, в основе которой были интересы и противоречия политических партий [117; 118].
По мнению многих исследователей, партии античного мира и средневековья были клиентелами – временными объединениями для поддержки влиятельных особ [98; 161].
Английский философ Френсис Бэкон рассматривал партии как естественные порождения борьбы различных политических группировок за власть. В Париже, где он провел свои молодые годы, было столько различных партий, что всякий человек находил себе единомышленников и не чувствовал себя чужим. И все же, как считает философ, «безрассудные притязания какой-либо из партий» на власть являются «причинами и поводами к мятежам», однако помимо всего прочего партии – это также средство общественного продвижения и возвышения для «людей простого звания» [25, с. 382–383].
В интересном исследовании «Эссе о гражданской и моральной жизни» (раздел 51 «О партиях») Ф. Бэкон писал: «Многие ошибочно держатся того мнения, что и государю в управлении страной, и каждому вельможе в ведении дел надо прежде всего принимать во внимание интересы партий; а между тем высшая мудрость велит, напротив, сообразоваться либо с общими интересами, осуществляя то, с чем согласны представители самых различных партий, либо с интересами отдельных лиц. Этим я не хочу, однако, сказать, что соображениями партийными должно совершенно пренебречь. Людям простого звания, чтобы возвыситься, необходимо за что-то держаться; но людям знатным, чувствующим свою силу, лучше сохранять независимость. И даже начинающему выдвигаться для более верного успеха обычно лучше обнаруживать столь умеренную приверженность, чтобы из всех членов своей партии быть наиболее приемлемым для другой.
Чем партия слабее и малочисленнее, тем больше в ней единства; и часто бывает, что небольшое число непреклонных берет верх над многочисленным, но более умеренным противником. Когда одна из двух партий прекращает свое существование, другая раскалывается. Так, партия, объединявшая Лукулла и сенатскую знать (называвшуюся “Optimates”), некоторое время противостояла партии Помпея и Цезаря; но когда власть сената рушилась, произошел и разрыв Цезаря с Помпеем. Подобным же образом партия Антония и Октавиана противостояла некоторое время Бруту и Кассию, но вслед за падением Брута и Кассия последовал разрыв Антония с Октавианом. Эти примеры относятся к партиям, состоящим в открытой войне, но то же самое можно сказать о более частных случаях. И зачастую при расколах те, что были на вторых ролях, оказываются во главе партии, но столь же часто оказываются ничтожествами и бывают отстранены, ибо многие сильны лишь в оппозиции, а когда этого нет, они бесполезны».
«Часто видим мы, – продолжает Бэкон, – что человек, добившись успеха, переходит в партию, враждебную той, коей обязан он своим возвышением, полагая, вероятно, что с первой он свое уже взял, и ища новой выгоды. Такому перебежчику это сходит легко, ибо, когда силы долгое время уравновешены, приобретение даже одного лишнего приверженца дает перевес одной из сторон, а вся заслуга приписывается ему. Если кто держится середины между двумя партиями, это не всегда происходит от умеренности, но нередко от своекорыстия и имеет целью извлечение выгоды из обеих. В Италии, например, считаются подозрительными те папы, у которых постоянно на устах “Padre commune”, ибо это служит признаком стремления всеми средствами возвеличить свой род.
Королям не следует держать сторону какой-либо одной партии, потому что всяческие союзы неизменно пагубны для монархии; они налагают обязательства, которые могут возобладать над долгом подданного, и король становится при этом “tanquam unus ex nobis”, как это было с Лигой во Франции. Чрезмерное усиление партий и раздоров между ними указывает на слабость государей и весьма вредит их славе и успеху их дел. Действия партий под властью монархии должны быть (если говорить языком астрономов) подобны движениям низших орбит, которые могут иметь и собственное движение, но вместе с тем увлекаться высшим движением – “primum mobile”» [25, с. 382–383].