Ее вели по темным залам,
бежали тени от огней.
Она, вся в белом с опахалом,
шла мимо нас под покрывалом,
подруги с нею в бледно-алом,
и мальчик в белом перед ней.
За ней мы шли и провожали
ее поклоном до земли.
Ее там женщины встречали,
над ней обряды совершали,
ковры ей розовые стлали,
к постели розовой вели.
И ждали мы у входа спальней
и ниц склонялись, не глядя…
Был мрак печальный безначальней;
но кто-то в нем от залы дальней
незримо шел к опочивальне
и тихо веял, проходя.
Царя подъяли на щиты.
Кругом воздвигли копья лесом.
Как мрамор – царския черты
под звездоочитым навесом.
Царя несут. Блестит парча.
Теснее в ряд дружина стала.
В руке у каждого свеча.
На взоры спущены забрала.
Идут. Поют. «Царю поем.
Восстань, восстань на брань и суд!
Мы все здесь, верные, кругом.
Ты слышишь? верные зовут!»
Но царь не слышит; на щитах
он также ровен, лик без крови.
Чело в венце и меч в руках,
недвижны стиснутые брови.
«О тише, верные, он спит.
Сомкнуло время бездну с бездной,
и хаос мирно ворожит
над царским прахом пылью звездной.
Но час настанет, встанет царь
и совершит свой суд любовный.
Воссядет отрок на алтарь
для жертвы новой и бескровной»…
В высоком зале, темном, длинном
на страже мы у алтаря.
С поклоном долгим, строгим, чинным
мы целовали прах царя.
Мы ждем молений. Час наступит:
откроем царские врата.
В молитве каждый взор потупит,
сомкнет неверные уста.
Царица выйдет в багрянице,
к помосту черному пройдет.
К расшитой белой плащанице
челом измученным прильнет.
Нас обведет глубоким взглядом,
молитву верных сотворит.
Священно-медленным обрядом
царю расцветший жезл вручит.
Мы отойдем, закроем очи;
услышим трепет, шелест, шум…
Свершится тайна таинств ночи:
воскреснем новые без дум.
Пойте! Несите, несите царя!
Верные благоговейте,
прах его кровью залейте!
В небе последняя гаснет заря.
Царь мой, усопший, любимый!
Жертвы моей не отринь!
Жертвой последней, любовью творимой,
явлена в небе мне вечная синь.
С мужем царице лишь место.
Мать подойди и меня распояшь!
Знаешь меня ты от чрева; – невестой
снова царю дочь родную отдашь.
Грудь обнажите мне! Отроки, сестры,
Песню воспойте! Не дрогнет рука.
Меч отточите и дайте мне острый!
Царь, мой любимый, мне жертва легка!
В одеждах ярких и пунцовых
иду я мимо темных братий.
О не для них, всегда суровых,
бездумность девственных объятий.
Вот жезл безлиственный Царицы
над ними свято вознесу,
Да будут старцев власяницы
как листья прошлые в лесу!
В божнице явно теплю свечи,
готовлю ткани и венок,
слагаю песни страшной Встречи
и забываю в песнях срок.
Придет полуночная Дева,
свершит завещанный обряд.
Уже для царственного сева
нам старцы ниву бороздят!
Премудрость, Жертва и Царица,
взгляни на труд у алтаря.
Твои – венок и багряница,
венчай к заутрени Царя!
Лежу я в раке убиенный,
но жив дыханием Твоим;
над плотью чистой и нетленной
лампадный свет неугасим.
Мне хорошо: под тяжким платом
меня увили полотном,
чело мне вкруг сковали златом,
парчу расшили серебром.
Приходят люди и лобзаньем
коснуться ищут ног моих.
Их внемлю шепот с воздыханьем,
их чую страх и трепет их.
Им надо чудо. Чудо было:
просветлена нетленьем плоть.
Благоговейте! с вами сила,
и в плоти отрока Господь!
Но я – один, о, я неживый!
Мне не подняться, не вздохнуть!
На мир их страшный и красивый
тяжелых вежд не разомкнуть!
Еще я помню – утро, землю,
мальчишек игры на дворе;
сквозь сон звон колокола внемлю
и шепот мамок о царе.
И он ко мне подходит тихо,
на ожерельице глядит.
Стучало сердце, чуя лихо…
Я злобно глянул, – он молчит.
И кровь застыла, ноги стали…
Был ужас, крик, и свет, и мгла,
кругом бежали и кричали.
Завеса красная легла.
И стало все вдруг сном, небывшим,
но явью стал далекий сон.
Так явно в отроке почившем
очнулся Вечный… Я ли Он?
Я – кроток, отрок умудренный,
но людям страшен, чудный – нем.
Сияньем смертным просветленный
им тайны Божьей не повем.
Они идут для чуда люди.
Глядят, дивятся. Плоть молчит.
Лежу, недвижный в строгом чуде;
улыбку ясный лик хранит.
И бледный лик в лампадном свете
не скажет им о страшном дне:
в благоприятном Божьем лете
ответа не было и мне.
Но пусть встают и ходят, слышат
больные, видевшие плоть!
Чудотворящей силой дышит
в моих мощах для них Господь.
И чудо есть в них: в темной скрыне
живая рана точит кровь.
Но сам почиющий в святыне,
не чуда ль жизни жду я вновь?!.
Непобежденному могилой
дай и недвижность побороть,
Господь, животворящей силой
о воскреси святую плоть!